|
|
|
Дуэль № 506, проза: Say vs Giovanni_Pablo vs GrossJoe
|
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1453
Замечания : 0%
Дуэль № 505
Say vs Giovanni_Pablo vs GrossJoe
Тема: Прекрасный день
Форма: проза
Жанр и объем свободные
Авторство: открытое
Условие: без отсрочек и заморозок
Сроки: до 1 сентября, 11-00
Тип голосования: открытый
Вид голосования: От читателя (общие аргументированные впечатления)
The Constellations - Perfect Day
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 286
Замечания : 0%
Рыбный день
Мегаскоростной состав рванул, разогнался до мелькающих цветных полос, коими проносились за
иллюминатором нагроможденные друг на друга коробки жилых гетто. Размазал сталь и зеркала небоскребов, срощенных между собой такими же метало-стеклянными переходами. Юркнув под одну из арок, поезд спикировал к открывающимся воротам тоннеля, пронзил земную поверхность и помчался вглубь, на уровень ниже мирового океана. Там, в недрах континента, монорельсы кружили и ветвились, как паутина, доставляя пассажиров в любую точку света, но я ехал в Китай.
Возникшая в Азии многоярусность застроек давно прижилась в перенаселенном мире, а людской прирост требовал все больших территорий. Вместо лесов поднимались города, названиями бывших озер пестрели на карте промышленные районы. Озон вырабатывался искусственно, как и «природный кислород», основной пищей европейцев являлись генномодификаторы. Жизнь превратилась в «идентичную натуральной».
Но только не в Китае. И если населенные пункты там походили на неровные многогранники из кубиков ребенка-великана, то между ними простирались рисовые поля. Именно они стали камнем преткновения. И, наслаивая кварталы, китайцы не желали понимать, как можно выращивать что-то ближе к небу вне земной энергии. Мой проект практически отвергли по сети, теперь свою теорию я лично должен был отстаивать в Пекине. Казалось
бы, проще некуда – гигантская этажерка с грунтовыми полками, увлажнением и климат-контролем. Подобное я разрабатывал и для лесных насаждений, но конструкция выходила сложнее, в виде шахматной доски над городами, где белые секторазаменяли бы просветы. И если с полями закончил, то здесь уперся в отражатели
солнечных лучей для преломления их на землю без ущерба освещения. Даже в щадящем режиме, они со временем прожигали дыры, будь то почва или асфальт.
Световое распыление зрело в уме, а Китай встречал Великой Стеной и, что удивительно, до сих пор являющейся достопримечательностью, хотя каждый ее сантиметр можно было исследовать в виртуальном вояже. Но посещение древнего сооружения входило в маршрут приветствующей меня делегации, как доказательство того, насколько нерушимы принципы властей. Затем аэробус доставил нас в Дом совещаний, где китайцы вторично удивили, гостеприимно пригласив к столу, за трапезой позволив обсуждать насущные проблемы.
- Итак, лестничную структуру можно заменить на… - я распинался и так и этак, покуда глава Земельного планирования Ли Бо советовал отведать яства.
- Илья Рогов сяньшэн, пекиньский утка позалуйста, - он говорил на международном языке с неизменным
акцентом, - мисо, цай. Эхуанг, налей гостю цай.
Китаянка в традиционном кимоно засеменила ко мне, но я вежливо отказался – не люблю их зеленую бурду.
Мы сидели за низким столиком в крохотном и все же уютном кабинете, исполненном в золотисто-красных тонах, скрывающих металл. Силовое поле двери периодически гасло, впуская роботов-поваров - то, что они не люди я догадался лишь по немигающим глазам и однотипным фразам. Но все они представлялись поименно, прежде чем
войти. Донг подал рис, а Зэн поставил что-то разляпистое, чуть не плеснув соусом на мой компьютер – оттуда посреди обилия еды из пара возникала проекция рисовых полей, демонстрирующая постройку и использование.
- Почва не требует отдыха, а также не зависит от времени года… Осторожно! – вскрикнул я.
Но от блюда в форме лодки исходил такой волшебный аромат, что мои ноздри затрепыхались, а во рту добавилось влаги. Я невольно сглотнул слюну.
- Кисьло-сладький рыба, - закивал, сияя, Ли Бо.
Мне явилось третье чудо, и я отказывался верить в него так же, как китайцы в многослойные поля. Рыба в Европе продавалась в виде ароматизированного порошка, который шел чаще, как приправа, а замороженное филе доставляли по предзаказу за безумную цену. Такая услуга не спасала от имитации, воспользовавшись ей однажды, я даже не понял, какого рода был поглощенный мною продукт. Но вкус рыбы обожал до безумия.
- Настоящая? – спросил с сомнением.
- Насьтоячий, насьтоячий.
Я неумело орудовал палочками, полагая, что много не съем. И все же умудрился облопаться. Осоловевший от сытости, едва собирал ленивые мысли, предчувствуя обсуждения проекта. Но вместо этого мне предложили сыграть в маджонг, на скорую руку разъяснив правила. Официанты убрали со стола, оставив только чай и выложив квадратный коврик в рамке.
- Будет твой выигрыш – будет патент на строительство, - хитро подмигнул Ли Бо, удивив в очередной раз. Странный народ китайцы.
Рыба приятно укладывалась в желудке.
«Черт с вами, - подумал, ни на что не надеясь, - это ваши поля. Есть еще Япония. А закончив с озеленением городов, получу на электронный счет гораздо больше, чем от Азии вместе взятой».
Щелчки и шум тасуемых костяшек заменили отсчет времени, я втянулся в игру. И в конце, когда самый молодой член собрания подсчитал очки, у меня вышло наибольшее количество. Остальные довольно щурили и без того узкие глазки, словно подтверждая наитие о поддавках. Наверняка, заранее пошушукались между собой об
утверждении проекта, а проверяли на этакую компанейность, как делового партнера. Я вызвал доверие, и кисло-сладкая рыба сыграла в этом не последнюю роль.
Дом совещаний покинул счастливым. Славная нация, как-нибудь вернусь еще раз. И здесь полно рыбы. Завались рыбы! До отправления поезда оставалось несколько часов, я побродил по узким улочкам Пекина, не преминув зайти в ресторан. Всевозможные морские деликатесы внутри образовали ту же многоярусность, что и одобренные
рисовые плантации. Недоеденное я попросил завернуть с собой.
- Умний господин, есё умнее будет, - окинув взглядом мой высокий с залысинами лоб, китаянка сложила заказ в пищевой контейнер. – Фосфор для голова, много минерали для сердце.
С «голова» у меня и так ладилось, а вот сердце, да, пошаливало. Возраст. Уж пятый десяток разменял, поседел я, осунулся. На искусственных витаминах в наше время доживают разве что до семидесяти. Но в такой прекрасный день не престало думать о плохом.
- Спасибо, добрая девушка, - расцвел я, откинув со счета чуть больше – «на цай», и поспешил к поездам.
Под землей ехать быстро. И скучно. Прижав к себе пакет из ресторана, я закрыл глаза, приготовился вздремнуть. Никогда не жаловался на удобство кресел, а тут вдруг затекла шея. Вскоре онемение распространилось ниже по позвоночнику, меня охватила слабость - не та, что при засыпании, а тяжелая, будто я был изнурен.
Почти не ощущались руки и тряслись, как в мандраже. Сердце не болело, но частило жутко.
«Вот тебе и минералы», - со страхом подступающего инфаркта, я окунулся в забытье.
Больничная палата – как второй дом. Здесь я восстанавливался после похорон первой жены и
измены второй. Лечил стенокардию после развода. После окончательной ссоры с тупоголовым сыном, месяцами не вылезающим из сети, при этом тянущим деньги на сомнительные предприятия и страстно желающим, чтобы я выделил ему долю в проекте. Сердце поддерживал только кардиостимулятор, давно требующий замены, а руки
все не доходили.
Но сегодня замечательный день, почему болезнь дала о себе знать?
Я лежал в герметично закрытой капсуле, без привычных электродов. Лишь манжетка на запястье фиксировала пульс, и тот оставался частым. Онемение усилилось, хотя двигаться я мог.
Наверху ожили кристаллы экрана.
- Очнулись? Хорошо, - произнесло оттуда лицо в круглых тонированных очечках, абсолютно несхожее с моим кардиологом. - Я – Павел Седов, инфекционист.
- Эээ? –выдавил я.
- К сожалению, сердечный приступ не подтвердился.
«К сожалению?» - успел подумать, но доктор продолжал.
- Прямиком из Китая, так? Анализы показали – у вас азиатский энтеровирус редкой формы. Он передаётся через пищу и только с недостаточно обработанными морепродуктами. Так что вы никого не заразите. Можете быть свободны.
Капсула, пшикнув, распахнулась.
- А вот еду пришлось уничтожить.
Я с трудом сел, свесив ноги. Не рыба заботила меня, в словах доктора чувствовалась недосказанность.
- Неужели затраты на лечение превышают сумму моего счета?
Глаз Павла Седова я не видел, но его губы выгнулись печальной скобкой. Через паузу он пробасил:
- Проблема не в деньгах, а в том, что вакцина против этой инфекции еще не создана. Смерть пациента чаще всего наступает в течение суток.
Доктор словно говорил не обо мне, да и самому слабо верилось. Как я могу умереть? Глупости!
- А процент излечившихся?
Инфекционист сложил большой и указательный пальцы в круглый дырявый ноль.
Домой я ехал на беспилотном такси. Прозрачный шар скользил по воздуху, вгибая эластичные стенки при маневрах во избежание столкновения с себе подобными, сужался до диска, чтобы просочиться в закоулки. Практически безаварийная и надежная машина – из электроники в ней был лишь бортовой миникомпьютер,
реагирующий на голос, а пассажира на подвижном сиденье защищала воздушная прослойка.
Такси то прижималось к земле, то взвивалось на уровень крыш, я в раздумьях взлетал и падал вместе с ним. Тешился надеждой на ошибку, одновременно понимая, что ее вероятность – одна к тысяче. Я покрывал нецензурщиной китайцев с их рисовыми полями и зараженной рыбой, себя, купившегося на смак. Лишь введенные успокоительные не давали опуститься до истерики.
Через сутки меня не станет, пропадут любовно взращенные идеи, все нажитое отойдет по наследству. Что делает человек, предвидя смерть? Пишет завещание? А я не хотел ничего завещать, вообще ничего не хотел, кроме жить и напиться.
- В бар, - изменяя маршрут, скомандовал автопилоту.
- Какой предпочитаете? «Нормандия», «Люксор»? Поблизости еще «Зюйд» и «Ветеран-астронавт», - сообщил звенящий женский голос.
- В любой, - мне было без разницы, где коротать последние часы.
«Астронавт», подвешенный между небоскребами, встретил серебром интерьера, россыпью неоновых
звезд и куклами, точь-в-точь повторяющими героев популярного космосериала. Единичные посетители восседали у стойки с Капитаном Вселенная, или, полулежа, потягивали «Звездную Пыль» вместе с Диззи, второй помощницей, но даже в малом числе умудрялись отравить воздух смесью запахов электронных сигарет.
Я купил место в отсеке, чтобы за тройным сорокоградусным «Протуберанцем» поразмыслить об остатке жизни. После нескольких бокалов онемение чуть отступило, слабость и апатия сменились меланхолией, потекла непрошеная слеза.
В памяти всплыли счастливые моменты первого супружества, рождение сына. Вспомнилось, как маленький Егор
семенил кривыми ножками, а, повзрослев, мечтал создавать реальные перемещения
на основе фантастических телепортов. Даже рисовал схемы. И потом ф-фух! Все растаяло, он поселился в онлайне, на смену идеям загулял ветер.
Врачи сообщили Егору о случившемся, как только я поступил в больницу. Представляю его восторг… Впрочем, бывшая женушка тоже потешится.
Картинки повторного брака навевали жалость к себе, Элла - молодая дрянь оказалась шалавой, раздающей тело направо и налево. Выгнал ее с треском и твердым намерением дать по морде. Жаль, что сдержался.
Я вкрасках представил, как бью Эллу со всей силы, как дергается голова бывшей, а та отлетает к стенке. Почему бы нет? Умирающему позволено все.
Но если Элла была лишь негативным прошлым, то сын оставался сыном. Я не общался с Егором уже более полугода, может быть, тем временем его мозг воскрес? И Рогов-младший окажется достойным продолжателем моих разработок. Когда умру…
Тоска-печаль. И чертова рыба.
«Протуберанец» сделал меня сентиментальным.
«Еду к сыну. Мириться», - решил я.
Будь идея телепортов осуществимой, добрался бы за мгновение. В реалиях пришлось колыхаться по воздуху минут пятнадцать до западных окраин. Егор, как и я, жил наверху небоскреба, с отличием, что не в коттедже мансардного образца, а на последнем ярусе квартир. Не ему было тревожиться о расселении, когда мне, упрямо держащемуся за дом, поступали упреки в препятствовании возведению новых этажей.
Наверняка Егор сидел в своей компьютеризированной берлоге, поедая доставленные интернет-общепитом мясные палочки, но я волновался его не застать. Представлял сына то ржущим над моей кончиной, то рыдающим в обнимку с похоронной урной.
На вызов долго не открывали, я, было, собрался оставить прощальную речь на видеоответчике,
но дверь откатилась и явила рыхлую тушу Егора в семейных трусах. Позади, из мерцающей экранами комнаты выглядывало знакомое, состряпанное пластическим хирургом лицо. Элла! Меня будто пнули под дых.
- Опаньки, родитель! Ты разве не в больнице? – сын криво ухмылялся, в его сверкающих линзами глазах не было ни радости, ни сочувствия.
- Что эта стерва здесь делает?
- Ночует, - Егор передернул плечами.
Ранить больнее он уже не мог. Ведь знал, что Элла – шлюха и как громко мы расстались, но специально, в подковырку закрутил с ней шуры-муры. А я собирался оставить наработки…кому? Этим?!
Мое сердце скакало галопом, мозг закипал. И я исполнил свое желание – дать в морду. Правда, не в ту. За частичной парестезией не понял, насколько ощутимым вышел удар, но тело Егора, занимающее весь дверной проем, теперь также пригораживало вход, только по горизонтали.
Не дожидаясь отклика, я шагнул в лифт. Из квартиры неслось эллино:
- Гад! Урод! Заставлю кал глотать! – бывшую жену всегда отличал скудный лексикон и отсутствие приличия.
- Труп не заставишь! – проорал я в стекло стартовавшей кабинки.
До дома все же добрался. С крыши съезжали последние соседи, освобождая территорию под наращивание здания. Размонтировав стену коттеджа – близнеца моего, грузовой транспортер вакуумной «лапой» захватывал вещи и мебель, штабелируя на держатели. Пожалуй, это – единственная машина, с легкостью передвигающаяся как по земле, так и по небу, правда, чересчур громоздкая. Что совершенно не пугало соседского шпица, тявкающего до звона в ушах.
Сколько раз придурашливая собака ссала мне на крыльцо! Я простил бы ее, если б не умирал, но расстегнув ширинку, с кайфом окатил псину содержимым мочевого пузыря. Удовлетворенный визгом шпица и облегчением, чувствуя спиной ошалелые взгляды, я скрылся за дверью звуконепроницаемого жилища. Издевательства над
животными были уголовно наказуемыми, милые владельцы собаки, безусловно, заявят на меня. Их проблемы, что ответчика в этот момент будет жарить огонь кремации.
Я встал на конвейерную дорожку, проехался по комнатам, попутно переодевшись в домашний халат, мельком глянул новостное слайд-шоу и распорядился открыть последние сообщения. Пока автоматический бар плескал в рюмку коньяк, на паровом экране проступали очертания порядком надоевшего мне сотрудника градоформирования.
-Уважаемый, Илья Рогов. Во избежание насильственных мер, настоятельно рекомендуем воспользоваться нашими предложениями по переезду.
На переднем плане медленно двигались проекции альтернативного обмена.
- Согласен, - пробулькал я, отпивая спиртное.
Режим записи тут же отключился, градоформировщик выпрыгнул, как игрушка-шутиха, при этом оставаясь на рабочем месте.
-Наконец-то! – у него лоснились и лицо, и волосы. Даже глазки были масляными. – Какую присмотрели квартиру?
- А никакую, - я черканул в воздухе закорючку, отражение которой переместилось на электронный документ, подтверждающий сделку. – Уезжаю насовсем. В…эмм…Китай.
Сотрудник пожелал мне успехов и погас.
Так тяжело коньяк еще не пился. Передо мной, сидящим в кресле, постепенно расплывались детали виртуальной модели проекта, занимающей большую часть по-холостяцки аскетичной комнаты. В условной почве нереальный луч опять прожег дыру размером с кулак. Как этого избежать, стоящих идей не приходило. На трезвую голову, а уж на пьяную и подавно. И тем более, я не собирался в рекордный срок домысливать концепт.
Рассуждал ли в масштабах человечества, заботясь о сохранности живой природы? Конечно же, нет. Во всем, что я изобрел, меня волновали деньги. Найдутся еще идейные умы, чтобы воссоздать нечто похожее. По крайней мере, мой безмозглый сынок не снимет оттуда сливки.
Голосовой пароль открыл доступ к системе.
- «Окна галактики» приветствуют вас - пропела искусственный администратор Айна.
- Удалить Бинго120, - приказал я.
- Желаете создать копию в сети для мгновенного восстановления?
- Никаких копий. Никаких восстановлений. Бесследно и навсегда.
Виртуальная схема потекла разноцветными струями, будто песок под дождем, и исчезла, как если бы впиталась в пол. Сколько же осталось мне, чтобы сгинуть? Без копий, без восстановлений. Бесследно и навсегда.
Унявшееся было сердце вдруг защемило до одышки. Я полез в карман халата за обязательно хранящимся
там лекарством. И подумал, а надо ли? Может, чем скорее, тем лучше? Согнулся в три погибели, чтобы стерпеть боль и услышал голос президента Аналитического содружества.
- Илья, нас торопит европейский анклав. Когда будете готовы предоставить экспериментальный
лесной массив? - его образовавшаяся из пара фигура нависла надо мной. – Илья, вам плохо?
- Замечательно мне! – выкрикнул я, еле разгибаясь. – Вообще, денек – что надо. А если бы такие идиоты, как вы не надоедали, было б еще лучше. Так что, идите…
Направление озвучил весьма нецензурно.
- Айна,отключи его, - махнул рукой на изображение. - Вообще всё, чтобы ни одна скотина со мной не связалась!
Президент растаял с паром, комната погрузилась в сумрак, только мигала сообщением интерактивная панель.
- Ладно, дай просмотреть, - держась за грудь, рыкнул я системе.
На этот раз возник инфекционист. Без очков, но с круглыми, на выкате глазами.
- Спешу вас обрадовать, - произнес он, потирая переносицу. Видно, сплоховал и боялся признаться, – вы не больны. Вернее, были подвержены так называемому Синдрому китайского ресторана, иногда возникающему
при переедании натуральной рыбы. Он до конца не изучен, проявления сходны с азиатским энтеровирусом... В анализах напутали, как не знаю… Хм…
Он опять почесал нос.
- Но симптомы должны были пройти.
Действительно, я и не заметил, как ушло онемение. Слабость больше не беспокоила, только болело
сердце.
- Вам лучше? – спросил доктор.
- Еще бы! – воскликнул я.
И выдохнул. Буду жить. Я вскочил, опрокинув рюмку заздравие. Вот как, побывал и на вершине блаженства, и на краю смерти – этот день запомню навсегда.
Радость переполняла меня. Но недолго. На ум пришли сегодняшние «подвиги», самым малым
из которых была набитая за дело рожа Егора.
Остальное– ужас. Я собственными руками уничтожил проект, над которым корпел годами, а на восстановление уйдет немалый срок. Но президент Аналитического содружества не может ждать, поэтому уже катится по заданному мною курсу. Я остался без дома. А соседская собака…
- Ой.
В сердце словно вонзили иголку. И как я ни старался достать лекарство, вновь одеревеневшая рука промахивалась мимо кармана.
…
Дата открытия подвесных лесов была объявлена праздничной, и столица переехала в небо.
В нижнем городе не сновали мобили, замолк галдеж, только реклама приглашала посетить чудо прогресса.
- Сегодня абсолютно бесплатно! – вещали повсюду электронные голоса.
На остальной срок руководство успело определить цену. Суммы сборов пополнили бы городской бюджет и счет правообладателя изобретения – Егора Рогова.
Тот, во главе людской вереницы, поднимался на эскалаторе выше крон, за верхушки деревьев к новым платформам, откуда устремлялась в поднебесье молодая поросль. Селекционерам пришлось немало потрудиться, чтобы с помощью облучения ускорить рост посадок, но обещали, что действие радиации сведется к нулю. А природа брала свое, осыпаясь по осени разноцветной листвой, стеля увядшие одежды под ноги Егора.
Поставив цилиндр с прахом на объемный живот, он чуть не плакал – перед началом гуляний планировалась церемония похорон отца, как родоначальника проекта. Наверно, тот хотел бы смешаться с пеплом матери после разложения урны в маленькой семейной нише – каждому роду отводился сектор на стене кладбища, напоминающего небольшой лабиринт. Но градоначальники решили, что пафосней упокоить изобретателя между корнями дуба, приготовив голографию и речь «От благодарных граждан и любящего сына».
Оптические линзы все же омыла влага – не скорбная, как виделось со стороны.
Все вышло лучше, чем ожидал – и у Эллы порой проскальзывают умные мысли.
- Твой папочка кинул нас в дерьмо,– однажды промурлыкала она, обнаженная, перебирая редкие волосенки на груди Егора. – Не пора ли отомстить? Хакер ты или не хакер? Давно бы взломал его виртуальный кабинет с кодами доступа.
Во всякого рода крэках Егор соображал отлично, но за собственной трусостью перед органами власти занимался лишь мелкими махинациями. Счет отца он трогать бы не стал, что до последней работы – вполне можно было ее скопировать.
- А смысл? – поделился опасениями с Эллой, - Если я подпишусь под проектом, родитель раскусит нас в два счета.
- Значит надо схитрить, - улыбнулась имплантатами подруга, садясь в позу наездницы.
Ситуация подвернулась. Пока они с Эллой кувыркались в постели, пришло сообщение из больницы.
- Ваш отец с поезда доставлен к нам. Подозреваем азиатский энтеровирус - тот, что недавно вызвал эпидемию в Китае. Смертность стопроцентная, но, пока не готовы результаты анализов, остается надежда.
Уход родителя из жизни сделал бы Егора единственным наследником. Как только погасла проекция, он подключился к больничной лаборатории, чтобы первым узнать радостную весть. Но числовые показатели не дотягивали до смертельной болезни.
«Тоже неплохо, - раздумывал Егор, подправляя цифры. – Отец, конечно, тот ещё жук. Но узнав о скорой кончине, глядишь, составит завещание. И включит меня в научную разработку. Куда ж денется. А я поставлю замки, чтобы решение нельзя было отменить».
- Уматывай, - велел он Элле.
Та долго собиралась, подправляла татуаж. Потом чертова нимфоманка вдруг решила раздеться. Заласканный и возбужденный донельзя Егор снова оказался в кровати, потеряв счет минутам, а между тем у них образовался гость.
Ну не идиотка ли Элла? Ее дернуло показаться на глаза отцу! В итоге Егор получил в челюсть и крах всех замыслов.
Эллу он выгнал тем же днем, в отличие от родителя отвесив пощечину. Огорченный, все-таки вскрыл доступ
к изобретению, сделал копию, не представляя – зачем.
- Получай! На! На! – с воплями, заставляющими рваться от боли вывихнутую челюсть, Егор крушил мебель. Топтал мясные палочки, которые теперь не мог жевать. И желал папаше скорой и ужасной смерти.
- Ваш отец умер. Инфаркт, - прозвучало, когда посреди разрухи он отдувался от усталости и злобы.
Оказалось, что «реанимация» не успела всего на ничего, ей преградил путь медлительный транспортер, перевозящий вещи соседей.
- Мы работали вдвоем, но я делал больше, - по-заученному твердил Егор.
Взятки нужным людям, и те вдруг запамятовали, имя какого из Роговых должно стоять под проектом.
Беспокоила лишь одна проблема – на схеме подвесных лесов отраженные лучи прожигали дыры. Но
мозг Егора не был способен изобретать.
«Так, - сравнил тот масштабы плана и окончательной постройки, - если здесь прореха за неделю, то там земной покров выдержит около года».
Перед утверждением работы, он снизил до минимума эффект светоотражателей. На всякий случай. Но проект приняли единогласно. В Европе закипело строительство, многие страны встали в очередь на возведение небесных лесов. Вскоре Егору предстояло ехать в Китай – говорят, там наивкуснейшая рыба!
Была и еще одна загвоздка. Осень как-то сразу разразилась дождями, да и при отсутствии осадков небо затягивали тучи. Солнце едва просачивалось, в затемненных небесными конструкциями городах стало совсем сумрачно. Отражатели пришлось выставить чуть ли не на полную, а впереди – зима.
Недаром в канон празднества Рогову-младшему снился кошмар. Будто отраженный свет вспыхивает и режет небоскребы лазерными лучами, словно ножом по маслу. А зеркальные осколки, сверкая, сыплются на землю. Протыкают людские тела, занявшимся огнем жгут дыры сквозь пузырящуюся, стекающую по граням плоть.
При воспоминании о сне, у Егора запотели ладони, отчего глянец урны покрылся жирными пятнами. Рогов-младший пугливо стрельнул глазами по сторонам – не видит ли кто, вытер цилиндр о живот. Поднял голову.
- Ладно,- шепнул он себе, глядя, как рукотворный ветер треплет листву, как на высоте сквозь ветви и тончайший заслон проступают клочки пасмурного неба, - Авось, все само образуется. В один прекрасный день.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 353
Замечания : 0%
Ундина
Мэй виделась мне сквозь сероватую пелену. Моя сестра, которую шутливо все называли Синицей, перелистывала шершавую бумагу книги, зачитывая своим птичьим голосом строчки.
- В волнах я потерял всякий след её существования… - она встала с кресла и нагнулась надо мной, внимательно прислушиваясь к дыханию.
А дыхание было тяжёлым. Я сопел, потому что больше ничего не мог сделать. Грудную клетку придавило огромным латунным колоколом. Не знаю, была ли это совесть, но что-то не давало мне говорить. Мэй подключила дыхательный аппарат. Дышала прерывисто и часто. Так говорил в ней страх.
- Приступ прошёл?
Я почувствовал, что кровь вернулась в кончики пальцев и наполнила их теплом. Тугой спазм оставил легкие в покое. Снова почувствовал мягкое давление солнечных лучей на руке. Первые пару секунд я сопел, но потом дар речи вернулся.
- Твой голос всегда приводит меня в чувство.
- Тебе нельзя засыпать, пока не включен аппарат! Слышишь?! – она резко схватила меня за запястье и нащупала пульс. Её пальцы, как всегда, были мягкими и нежными, кроме одного – неестественно горячего и шершавого.
- Ну и неуклюжая же ты! Опять обожглась?
- Я тебе о твоей жизни, а ты мне ерунду всякую! – Мэй улыбнулась, и это был хороший знак. Когда сестрёнка сияла, значит, солнце и удача поворачивались к нам лицом.
- Раз неуклюжая, то иди и сам собирай листья. Но если вступишь в дерьмо, заваленное листвой – сам виноват! Я мастер своего дела.
И действительно. Во дворе не было ни одного опавшего листка. Будто и не наступала осень. Будто я застрял в лете со своей сестрой.
- Я ходила к врачу. Мне сказали, что одна ошибка – и всё! Еще раз уснёшь без аппарата – убью! – сестра по прозвищу Синица встала с моей кровати, и сразу ушёл запах выпечки и садовых цветов. Она нервно расхаживала по комнате, разрезая своей тенью комнату.
Мэй боялась за меня. Боялись зубы, которые нервно закусывали губы. Боялись ногти, царапающие локти. Как те осенние листья, дрожала и она, каждой клеткой.
- Да я и так умру! – я рассмеялся. Вдруг стало не по себе. Шутки шутками, но это правда. Не Синица угробит, так сам себя. Нет права ошибиться.
- Хорошо, Мэй… Больше такого не повторится… - я включил радио, чтобы успокоить себя и сестру.
Мы каждый день отгоняли от себя мысль, что Синица прикована ко мне. К инвалиду, который задохнется во сне, если никого не будет рядом. Было бы очень нелепо так умереть, будто задавленным собственным храпом или тушей увядающей жены. Но разрушительные последствия никуда не денутся.
- Проклятье Ундины… Как-то поэтично для такой паршивой болезни, правда? – она застопорила свой взгляд на давно потухшем телевизоре, - ладно, пойду прогуляюсь. С тебя жратва. Я устала за сегодня.
Попробовал встать. Голова была настолько тяжёлой, будто в ней сосредоточили вес Мирового океана. Возможно, от этого у нас и бывают мигрени? Кто сказал, что целый мир вылезет из тебя безболезненно.
Ноги, одна за другой, повели меня на кухню. Сквозь серую пелену, которая постепенно меня покидала, проступали старые мысли и воспоминания. В последнее время они возникали особенно часто. Что усохло, то не должно ожить. Впрочем, память так не думала.
Мэй я встретил три года назад. Когда она родилась, родители забросили меня далеко за пределы дома. Мать не выносила, когда кто-то в доме задыхался во сне. Если бы подавился слюной ночью – она бы подавилась тоже. Антидепрессантами, устроив себе фатальный банкет.
Потом родители точно так же выставили и сестру. Синица нашла меня. Судя по ненавидящему взгляду Мэй, родители рассказывали ей историю, что я их бросил. На следующий день я показал ей дыхательный аппарат и
изобразил сопение, которое издаю во сне. Её слезами наполнился весь дом. Их можно было собирать лопатой, как сгнившие цветы. Плавать внутри солёного океана, который она развела в нашем доме.
Я вертел все воспоминания в голове, пока спагетти отмирали и всплывали на поверхность кастрюли. По радио передавали оперу «Ундина». Такой музыкой можно плести вселенную из нервов человека. Вскрывать сердца психопатов и находить там раскаяние. Эта опера всплывала в сознании образом женщины. Идеального, выточенного из приливов создания моря, которое гуляло по пляжу и манило к себе. Искра бессчетных солнц, она часто являлась мне во сне.
Я не рассказывал Мэй, иначе она принялась бы искать мне спутницу жизни. Как по мне, жить с женщинами во снах – признак отчаянья.
Тяжёлые сумерки роняли себя на почву. Будто с каждой минутой мир погружался во тьму глубокого колодца. Я накладывал спагетти по тарелкам, не отрывая глаз от окна. Ночь сегодня слишком густая.
Синица вернулась, когда её ужин отдавал последние капли тепла воздуху. К еде даже не притронулась: села и застопорила взгляд на стене, не говоря ни слова.
- Мэй, всё в порядке? - в ответ на меня уставились лишь остекленевшие зрачки. За окном слишком громко грохотали поезда, чтобы я мог расслышать беззвучное бормотание.
- Да что случилось-то?! – умом я понимал, что ничего ей не грозило на улице, даже в такой темноте. Но Синица давно так не теряла равновесия. Никогда она не переставала понимать звуков, что слышит.
- Я… я не знаю! Пошла к омуту. Тихо. Так тихо, что можно червей в земле услышать. И какая-то чертовщина из кустов вылезла… Я сошла с ума?!
- Что бы там ни было, ты дома, в безопасности. Пойдём, - я повёл её в спальню в надежде, что перкуссия часов вернёт Синицу ко мне.
Мэй перестала трепыхаться только к глубоким сумеркам. Я полночи просидел рядом с ней, пытаясь разобраться, что же случилось. Когда я приехал сюда, местные говорили, что в омуте живёт что-то нечистое. Настолько тёмное, что даже рассказать о нём страшно. Это не сказки – местные верили в мифические ужасы. Их глаза не врали.
Я отключался, любуясь мраморным морем из волос Синицы. Вдруг меня дёрнули за руку – мягко, но уверенно.
- Не засыпай без включённого аппарата. Слышишь? – Мэй еле выговаривала слова. Видимо, не пришла в себя.
- Хорошо. Спи.
Мы остались вдвоём. Будто на пустыре, унесённые своими проблемами на безлюдную отмель. Комната погружалась в пучину трёх часов ночи. Я начал видеть холод.
- Чего ты боишься? – Мэй напугала меня. Её голос будто спрятали на морское дно и заставили пробиваться наружу.
- Уснуть. И умереть во сне. Просто не хочу узнать о своём конце уже по ту сторону смерти.
- Ты боишься Бога? - Мэй повернулась ко мне спиной, сжалась в клубок, будто весь холод мира положил на неё свои тяжёлые руки.
- Нет, Синица. Но сейчас мне жутко от тебя.
- А я боюсь. Не того бородатого, что сидит на облаках. Мне страшного от того чудовища, что ждёт всех на дне воды. Смотрит на мир миллионами рыбьих глаз. Ждёт, пока у кого-то наберётся грехов, чтобы утонуть.
Это не моя сестра. Тот же запах выпечки, то же море из волос, но что-то вытащили из неё и подменили. Её губы почти не двигались, когда она говорила. Вся птичья лёгкость и красота, присущая моей Синице, утонула.
Мэй так и не вернулась. Собирая мешок листьев, она тут же высыпала половину. Пытаясь ухаживать за мной, Синица ничего не могла сделать. Бог со дна океана сделал рокировку, и теперь я прикован к Мэй.
Сегодня прекрасный день. После затяжной темноты наступил рассвет, Синица наконец-то уснула крепким сном. Я собрал и сжёг все листья, вместе с воспоминаниями о здоровой и жизнерадостной сестре. Самым большим счастьем было видеть, как моя Синица летает, смеётся, злится на меня, заботится о нашем доме. Живёт. Теперь я иду к омуту, стараясь спрятать далеко за пазуху весь страх. Раз, два, три, я иду искать. Да поможет мне Бог.
Дорога под ногами застелена бархатным слоем грязи. Осень – это ад, и если не разгребать листья – рискуешь застрять в ней, как в толще перегноя. Но всё же, приятно чувствовать мягкую и тёплую землю – это успокаивает.
Я представляю, как падаю в эту тёплую грязь, и все проблемы исчезают. Мы все вышли из грязи, все туда и вернёмся. Постепенно возвращается умиротворение. Пока не пойму, как вернуть Синицу, не уйду. Пускай даже меня тоже подменят.
Грязь, такая податливая и приятная, сменяется жёстким песком и холодной водой омута. Сначала кромка водоёма долго не отвечает на мои прикосновения, будто игнорируя постороннего. Затем по толще проходят гармоничные волны, и я слышу звук, будто тысячетонная капля вбивает себя в землю.
С затухающими волнениям воды появилась она. Моя находка, приходившая вместе с оперой «Ундина», вместе со строчками о морях и течениях. Все мои чувства перемешались: я будто видел перед собой музыку и вдыхал аромат печатных строчек.
- Ты видишь только то, что хочешь видеть. И сделаешь только то, что захочешь. Или что я захочу, - я почувствовал в своих руках тело русалки. Тёплые, гибкие бёдра, податливые и в то же время неуловимые, скользкие. Будто рыба, вышедшая на сушу.
- Ты ведь знаешь, что человек заимствует у мира всё, из чего состоит. Силы и желание жить – у мёртвых. Душу – у стариков, обречённых скитаться по одиночеству. Горячую кровь – у вечной мерзлоты.
Я ничего не понимал. Единственная мысль, которая бесновалась в голове – моя сестра.
- Что случилось с Синицей?
- Она вернула всё, что одолжила. Но раньше времени. Обратно Мэй не вернётся. И ты не должен.
Я не заметил, как оказался по пояс в воде. Что-то было не так. Я понимал, что передо мной мираж, но становилось слишком темно, чтобы разглядеть обманку.
Она рядом. Ребёнок приливов, прекрасная, как во снах. Я не могу её бросить – это равнозначно убийству своей мечты. Её ладонь само течение – нежное и плавное. Если это тот бог, о котором говорила Мэй, то я иду на дно.
День определённо прекрасный. Не учитывая того, что я не вернусь назад. Когда холодная вода достигла горла, я осознал, что Синицы нет. Моя любимая сестра умерла в тот день, когда вернулась с омута. Я вижу только то, что хочу. Тогда пускай прекрасная Ундина будет последним миражом. В волнах я потерял всякий след существования себя.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1453
Замечания : 0%
Работа Giovanni_Pablo
Хочется сказать спасибо Vigreen, который помог осмыслить и даже переосмыслить само писательское ремесло. А также поблагодарить его за подсказки с сюжетом и вообще за его богатую фантазию.
Исход.
Пекло. Палящий зной опустошающей тишиной медленно выжигал этот мир. Ни дуновение ветра, ни звука, только бесконечность белого, мертвого горизонта, где-то далеко соединяющегося с таким же безжизненным небом. Джетт чувствовал жар этого пекла. Еще не приходя в сознание, он ощутил его испепеляющее дыхание на своей коже. Ему было не ведомо, что происходило снаружи, вне оболочки, в реальном мире, но внутри, под сенью сновидений, он знал о зное, что уничтожал тело, превращаясь в его перевернутом воображении в жуткий кошмар, в ад, бурлящей лавой, растекающийся по опаленной коже.
Когда Джетт Йорк открыл глаза, мир, в котором он проснулся, обрушился на него ярким, слепящим лучом. Все поплыло, смешиваясь в пестро-серую палитру. От этой невыносимой боли, пронзившей самый мозг, Джетт снова закрыл глаза…
Вспышка. Чьи-то руки. Камни, градом сыплющиеся сверху. Кровь и тьма. Тишина, длящаяся вечность.
…Но боль не прошла. Напротив, теперь она стала даже острее, глубже. Боль охватила каждый дюйм его измученной солнцем плоти.
Йорк снова приоткрыл глаза. Белый свет по-прежнему слепил, но теперь картинка стала отчетливее и больше не превращалась в размытую кляксу. Силы совершенно оставили его, и как он не пытался, подняться все же не удалось. Несколько минут прошли без движения. Глубоко вздохнув, Джетт сделал еще одно усилие, и перевернулся на спину. Свет накрыл его, заставив зажмуриться от очередной порции полосующей тело боли, но дышать теперь стало легче.
Он замер, придавшись прежде безуспешным попыткам понять что происходит, где он и как сюда попал. Воспоминания представляли собой сплошной сумбур из размытых образов и голосов, хором кричавших, шептавших и смеющихся в раскалывающейся голове. Никаких ответов.
Джетт понял, что снова проваливается в забытье. Он не хотел препятствовать этому, смутно осознавая, что сон смягчит боль, но в какой-то момент отчетливо услышал странный звук, похожий на стон. Поначалу Йорк решил, что ему показалось, но стон тут же повторился, прозвучав громче и увереннее. Он снова сделал попытку подняться, на этот раз действуя более осторожно. Опираясь на локти, и не открывая глаз, Джетт медленно начал поднимать торс, прижимая подбородок к груди. Сделав рывок вперед, ему, наконец, удалось сесть. Голова закружилась. Она была словно налитой расплавленным свинцом, переливавшимся из одной ее части в другую. Его давно мутило, но только сейчас он полностью осознал это, когда желудок вдруг скрутило и спазмы стали сводить внутренности. Джетт сделал глубокий вдох и только тогда испытал некоторое облегчение. Облизав распухшим языком сухие губы, несчастный почувствовал солоноватый привкус – кровь. Солнце иссушило кожу, она стала настолько хрупкой, что при малейшем движении разрывалась, словно ветошь. Вкус крови вызвал в его памяти новое чувство – неимоверное желание – жажду...
Привыкнув к яркому свету, Джетту удалось рассмотреть окружающий мир. Серая пустыня. Растрескавшаяся земля была давным-давно мертвой и не рождала ни кустарника, ни даже травинки. Солнце уничтожило все. Горячий воздух плыл над бескрайним горизонтом серым маревом, размывая границы верхнего и нижнего мира. Куда ни глянь – всюду пустыня.
Оглядываясь по сторонам, Джетт задержал взгляд на каменной глыбе, лежавшей совсем рядом с ним. Именно из нее вновь раздалось тихое гудение, теперь больше похожее на мычание. Присмотревшись, Йорк понял, что это никакая не глыба, это лошадь, серая, как гладкая галька, так же как и он постепенно приходящая в себя.
- Что здесь, черт возьми, произошло? – проговорил Джетт. Голос его, правда, больше походил на свист, какой бывает, когда машинист выпускает пар из двигателя паровоза. В горле совсем пересохло, и теперь его драло, словно наждачной бумагой, что причиняло почти нестерпимую боль. – Что со мной…
Он не договорил, заметив толстую веревку, обвязанную вокруг своей правой ноги. Другой ее конец был завязан на задней ноге лошади, которую та протянула, пытаясь лечь удобнее. Джетт, растерянный и измученный, несколько минут смотрел то на свою конечность, то на лошадиную, прикидывая, что все это могло означать.
- Очевидно одно, - прошептал он спустя время, - меня решили убить. И выбрали для этого весьма изощренный способ.
И тут Йорка посетила мысль, стрелой врезавшись в мозг, мысль настолько неожиданная и пугающая, что затмила собой даже боль, терзавшую его: «Если не снять веревку до того, как лошадь поднимется, она просто убьет меня. Да, лошади ведь не объяснишь, что ей нельзя двигаться, потому что к ней привязан человек, как какой-нибудь мул».
Мысль эта оказалась отрезвляющей, достаточно чтобы Джетт, превозмогая головокружение, принялся отыскивать что-нибудь, чем можно было бы перерезать веревку. Но даже камня подходящего по размеру и форме рядом не оказалось. Возможно, что-то острое, например пастуший нож, когда-то лежало в его одежде, но теперь ее на нем почти не было. Старые кожаные ковбойские штаны клочьями свисали с бедер, превратившись в подобие шорт, какие носят школьники из бедных семей в своих гимназиях, карманы оборваны. Рубашки не было вовсе. И от того плечи, ставшие красными как мякоть перезрелого арбуза, болели, сгорая на солнце.
- Кто же это меня так, да и за что? – едва открывая рот, выдавил Йорк. Он провел рукой по груди, касаясь раздраженной кожи, стараясь успокоить прикосновением плоть, изнывающую под убийственными лучами солнца. Несколько крупных ран пересекали его тело: одна в районе солнечного сплетения, и две - на животе. Та, что была на груди - все еще кровоточила, вбирая в себя песок и мелкие камушки, черными точками запекшиеся на ней. Чуть ниже темнели длинные, словно от когтей, кровяные полосы – одна над пупком, другая – под ним. Но они уже засохли, перемешавшись с грязью и слипшимися на животе волосами.
Вспомнив, что искал какой-нибудь острый предмет, он машинально взглянул на лошадь. Она продолжала делать отчаянные попытки подняться, испуганно, а может от боли, издавая тихое ржание.
Йорк решил расширить радиус поисков, и принялся ползать взад-вперед, волоча непослушные ноги по шершавой твердой земле. Спустя время он заприметил плоский, достаточно крупный камень с зазубренным краем, вросший наполовину в грунт. Джетт рьяно, насколько позволяли силы, принялся раскапывать затвердевшую, словно цемент почву. Эта новая цель несколько прояснила ум, что придало ему мужества и даже скорости. Но работа оказалось не из легких – земля была настолько плотной, что почти не поддавалась. Скрюченные пальцы болели, вгрызаясь ногтями в бетон, который крохами отдавал миллиметр за миллиметром. Наконец камень уступил. Раскачивая его обеими руками, мужчина сумел выломить булыжник из мертвой земли.
Несмотря на жуткую боль, которая буквально разрывала тело на части, Джетт не позволил себе сделать передышку. Изогнувшись змеей, он, все еще лежа, не имея сил и возможности нормально сидеть, придвинулся к веревке, обвязанной вокруг ноги и теперь натянутой из-за расстояния между ним и лошадью. Голова, казалось, лопнет от напряжения и боли, нараставшей с каждой минутой. Безумие, словно кипяток, ошпаривало сознание, взрываясь в голове обрывками каких-то воспоминаний. Но чьих воспоминаний? Джетт ничего не помнил. Только страх, боль и огни заполонили разум, мешая мыслить, не давая выжить…
Первый удар. Рука больно отскочила от веревки, пружиной вытолкнувшей ее назад. Слишком сильное натяжение, которое только усиливалось с очередной попыткой лошади встать. Пришлось ползти. Джетт собрал все силы и, цепляясь за веревку, принялся подтягиваться на ней. Только тогда натяжение спало. Толстый, скрученный в несколько раз канат, лежал на земле. Джетт начал колотить булыжником по нему. Несколько нитей лопнуло сразу. Веревка, несмотря на крепость, все же не выдерживала ударов.
Еще и еще… Джетт обрушивал удары один за другим, подогреваемый страхом и странным чувством безысходности, рожденным этой веревкой, которая приковала, лишила свободы.
Вскоре силы совсем оставили его. Не было возможности даже поднять руку вверх. Он слишком вложился во все эти импульсивные попытки освободить себя, совсем не рассчитывая силы. Но останавливаться было нельзя. И Йорк принялся пилить веревку. Зазубренным краем, вздымая клубы пыли, он вгрызался куском булыжника в веревочную плоть. Земля под ней стала мягкой и рыхлой, не давая камню как следует распарывать канат, от чего работа только усложнялась.
Неожиданно веревка натянулась, больно дернув Джетта за ногу. Подняв глаза, Йорк увидел, что лошади удалось подняться. Та, почувствовав, что привязана, остановилась, понуро опустив голову и обнюхивая землю.
- Стой, стой… - зашептал Джетт, протянув руку в сторону лошади, словно желая ее успокоить. – Только не двигайся, еще немножко…
Но лошадь, словно на зло, резко дернулась веред, испуганно заржав. Джетту показалось, что сотни толстых игл впились ему в ногу, в том месте, где веревка стягивала голень. Прикусив губу, чтобы не закричать и еще больше не напугать животное, он схватился за канат рукой и так немного подтянуться по нему, чтобы продолжить пилить. Ему удалось развернуть себя и теперь второй, свободной, рукой, в которой он сжимал камень, Йорк вновь начал карябать злополучный трос. Еще несколько нитей лопнули. И в этот момент веревка снова резко натянулась, норовя оторвать Джетту правую ногу. Раздался хруст. Боль, во сто крат острее прежней, пронзила всю конечность. Сдавленно вскрикнув, Йорк, закатил глаза. Сознание помутилось, превратившись в густой серый дым, заполнивший все вокруг. Еще рывок и еще… Лошадь двинулась вперед, волоча за собой тело.
Мгновение, показавшееся Джетту вечностью, он находился без сознания. Но боль, ставшая неотъемлемой частью его нынешнего состояния, и эволюционирующая в еще более жестокое и безжалостное действо, вернула его в реальность. Теперь ему казалось, что он сгорает заживо. Израненная солнцем кожа, ставшая хрупкой, рвалась как бумага, сдираемая об острые края растрескавшейся земли. Нога онемела, скованная, словно железным обручем и готовая оторваться в любую секунду, стоит только лошади ускорить шаг.
Кровь застилала глаза. Все было похоже на кошмар, который, казалось, никогда не закончится. Боль все нарастала. Она выкручивала тело, ломала кости и суставы, рвала кожу, сжигала кровь. Сумасшествие, безумие поселилось в голове и кричало… кричало так, что оглушало своим ревом: «смерти, я жажду смерти»… Но смерть не приходила, она шла рядом, наблюдая за мучениями, упиваясь ими, упиваясь агонией.
Джетт чувствовал ее присутствие. Ощущал запах, вкус, металлический вкус смерти.
Вспышки. Сознание сужается в маленькую точку... Огни, звезды, небо… Синее небо. Тени… Тени от деревьев, прохлада. Шелест листьев и легкий ветер, что гуляет в этой изумрудной листве. Покой и дом.
Затылок больно ударился о камень. Джетт открыл глаза. Белое небо обрушилось на него сверху, на секунду ослепив. Он больше не двигался. Думать он также не мог. Боль подчинила его себе. Она уничтожила разум, уничтожила все остальные чувства и эмоции. Йорк заснул или скорее провалился в безысходность…
Пробираясь сквозь туман, обжигающий, ядовитый, Джетт шел к свету, слабо мерцавшему впереди. Он верил, что там найдет успокоение или хотя бы ответы. И правда, туман стал таять, проясняя пространство и чувства. Вскоре туман рассеялся вовсе, и Джетт оказался посреди поля. Поля созревшей пшеницы, на краю которого виднелся большой дом и мельница. Он направился туда, медленно, не сводя глаз с кирпичного двухэтажного здания, покрытого белилами.
Он проснулся, почувствовав на лице что-то влажное и шершавое. Протянув руку, Джетт попытался нащупать предмет, вернувший его к жизни. Дотронувшись до чего-то мягкого и теплого, он вдруг услышал испуганное ржание. Заставив себя разлепить веки, Йорк с удивлением, на которое только можно быть способным в его положении, уставился на лошадиную морду, свесившуюся над ним. Пошевелиться он не мог и оттого полностью предоставил себя воле провидения.
Минуту лошадь просто стояла, покачиваясь из стороны в сторону, что выглядело ужасающе, поскольку напоминало некий ритуальный танец. Джетт молча наблюдал за этим, открывая поочередно то один, то второй глаз. Наконец, лошадь, снова принялась облизывать Йорка, перейдя с лица на шею, затем на грудь и живот. Все это напоминало ласки, казавшиеся чудовищными, нереальными, неуместными в этом мрачном аду. Но Джетту при всем при этом было глубоко плевать на то, что задумала эта тварь.
Однако поцелуи, которыми обильно покрывала его тело лошадь, принесли облегчение. Влага успокаивала кожу, ставшую похожей на струпья прокаженного. И это было настолько ощутимо, что Джетт решил сделать попытку подняться. Когда голова лошади снова оказалась над его лицом, он вцепился в сбрую. Лошадь, резко одернула голову, увлекая за собой намертво вцепившегося человека.
Джетт упал на колени. Лошадь, напуганная внезапным действием Йорка, ускакала прочь, но не далеко, и остановилась, шумно мотая головой на некотором расстоянии. Джетт сразу понял, что больше не привязан. Вероятно, надорванная веревка оборвалась, обтираясь об землю или не выдержав веса тела. Как бы то ни было, Йорк был свободен. Радость, смутным, таким незнакомым теперь и вместе с тем горьким, новым чувством, зашевелилась в груди. Глядя на кусок, ставшей почти черной от грязи и крови, веревки, обмотанной вокруг израненной ноги, Джетт вдруг рассмеялся. Рассмеялся от души, хотя звуки, изрыгаемые его легкими, больше напоминали лай или скрежет.
- Боже, какая комедия, я жив… - прохрипел он, закрыв глаза.
Лошадь издала тихое ржание, стоя вдали и поглядывая на Йорка.
- Стой, стой… - попытался прокричать он лошади, - ты еще нужна мне, только стой. Но голос его сорвался, превратившись в глухой кашель.
Однако лошадь не сдвинулась с места. Она как вкопанная стола и молча взирала на Джетта.
Успокоившись, несчастный, не поднимаясь с колен, на карачках, пополз в сторону животного. Лошадь задергалась, но не ушла. Она по-прежнему не сводила глаз с человека.
Йорк добрался до скакуна не меньше, чем за десять минут, ободрав в кровь колени и ладони. Лошадь, гарцуя вокруг Джетта, смотрела на него, не мигая, круглыми, остекленевшими глазами. Что-то дикое, потустороннее было в этом взгляде, пронизанном огнем и кровью. В них был страх, животный и всепоглощающий.
Йорк приблизился к дому, на пороге которого стояла она. Доброе лицо светилось нежностью, светлые локоны, мягкими кудрями, ниспадали на пылающие щеки. Она улыбалась, протягивая навстречу руки. Звала куда-то. И не дождавшись, побежала. Джетт хотел было остановить ее, но не успел. Легкое, словно паутина, тело любимой, облаченное в белое простое платье, пролетело мимо, зазывая его. Она смеялась, играла с ним. Звала на задний двор, туда, где конюшни…
Он остановился, глазами меряя высоту до хребта, понимая, что самостоятельно никогда не заберется на лошадь.
- Ты ведь объезженный конь, обучен манерам, ведь так? – шептал он, впившись глазами в морду, - послушай меня, - Йорк сглотнул, смягчая боль в пересохшем горле, - мне надо влезть на тебя, понимаешь?
Лошадь в ответ только шумно выдохнула воздух, мотая головой, словно от назойливой мухи.
- Я тебя прошу, наклонись пониже, - умоляюще хрипел Йорк, протягивая как в молитве руки, - присядь, больше ничего не нужно.. на одну секунду, присядь!
Конюшни… Огромный загон. Десятка два комнат, оборудованных как стойла для первосортных скакунов. Сено, свежее и ароматное, обрамляло конюшни, выбивалось из них, застилало двор вперемешку с навозом. Спокойные, грациозные, сильные - лошади стояли, свесив морды через калитки своих стойл. Джулия - его жена - подошла к одному из скакунов – серому с белой спиной. Погладила морду, запустила пальцы в черную гриву, медленно проведя по ней рукой. Она улыбалась, говорила, что этот новый – самый гордый, самый сильный, самый красивый. Ее волосы, такая же густая грива, мелкими волнами покрывали шею и грудь, томно вздымавшуюся от наслаждения. Он захотел ее. Но Джулия только рассмеялась в ответ. Она сказала, что сейчас собирается проехаться верхом на этом жеребце, почувствовать его…
И лошадь подчинилась. Ноздрями выдыхая воздух и медленно покачивая головой, животное опустилось сначала на задние ноги, затем подмяло под себя передние. Джетт не верил глазам. Это странное создание, пугающее и сильное, услышало зов, поняло его и готово служить!
Не мешкая, Йорк грудью упал на спину лошади, вцепившись в поводья. Оттолкнувшись от земли, он закинул ногу за спину, животом, что есть сил, прижимаясь к хребту. С громким ржанием лошадь поднялась, вскинув наездника, тем самым усадив его на себе. Теперь они стали единым целым.
- Иди, - прошептал он, похлопав ее по крепкой шее, - иди, пока есть силы…
Двигались они долго, так долго, что, казалось, прошла вечность. Лошадь шла медленно, изнывая от жажды и тяжести Джетта, который пребывал все время в полузабытьи. Несколько раз терял сознание, снова приходил в себя и снова терял… Только тем, что он крепко обмотал руки поводьями, он спас себя от падения.
Иногда ему казалось, что все происходящее с ним нереально, как кошмар, который должен вот-вот закончиться. Он слышал голоса, шепот, возникавшие, словно, из воздуха. Но все это исчезало со временем, обратившись в глубокую пустоту. Иногда он видел причудливые картины, оазисы, а в них людей - знакомых и в тоже время чужих. Но каждый раз приближаясь к ним, все исчезало, оказываясь миражом, пылью, сияющей в лучах солнца. Порой ему казалось, что это лошадь - источник его бед, это животное помутило его рассудок, вызывая галлюцинации и путая сознание. Но вскоре он забывал об этом наваждении, погружаясь в пустоту.
В очередной раз придя в себя после затяжного обморока, когда Джетт не видел снов, а только чувствовал мучительный зной, который не прекращался даже в бессознательном состоянии, он вдруг заметил на шее лошади клеймо – маленькое, сделанное очень аккуратно – полураскрывшийся бутон, похожий на лилию…
Она была грациозна, не меньше чем сам жеребец, на котором восседала. И столь забавна, невинна. Но это лишь на первый взгляд. Джулия превосходно играла отведенную ей роль. Казалось, что она участница шоу, которыми так славились салуны по всему Новому Южному Уэльсу. И чем не актриса? Как же она хороша, как прекрасна. Сколько огня и жизни в ее глазах, сколько страсти и безудержного желания. И как опасно все, что она делает, но именно это и привлекало в ней – риск, уверенность и красота…
Он коснулся ее рукой. Свежие рубцы били гладкими и горячими.
Ее лицо, ее руки… Она так близко…
- Что со мной? – задумчиво прошептал Джетт, прикрывая глаза ладонью, - что я должен знать? О чем забыл? Кто я?..
Солнце шло на убыль. Лучи его, по-прежнему сильные и горячие, все же слабели с течением времени. И Джетт чувствовал это. Австралийское солнце - могучий враг, но даже он отступал перед холодом приближавшейся ночи.
Горизонт окрасился алым, словно свежая кровь пролилась на небе, задабривая дьявола. Серые краски окружающего мира прибрели ядовитые оттенки, превратившись в красные и желтые тени. Тени росли, вытягивались, как бы намекая на подступающие сумерки.
И вот что-то впереди сверкнуло. «Снова мираж», - подумал Джетт, вглядываясь в мутную даль. Но блеск не исчезал, а напротив ширился и усиливался. В воздухе запахло солью.
- Быть этого не может, - выдохнул Йорк, часто моргая, не понимая, показалось ему или нет, - голубчик, родной, мы с тобой уже близко… Океан, ты слышишь его?
И это оказалось правдой. Уже через час они вышли к холмам, поднявшись на которые увидели бескрайние просторы океана. Свежий воздух принес прохладу, такую долгожданную и необходимую, что Джетт невольно разрыдался, жадно вдыхая влажный бриз. Слезы ручейками стекали по щекам, оставляя на запыленных сухих щеках темные дорожки.
Йорк слез с лошади, которая медленно побрела вслед за ним, и бросился к воде. Соленая, горькая, но вода, которую он жаждал, которая исцелит его, избавит от мучений. Он вошел в воду. Холодное ее прикосновение взорвало мозг, исстрадавшийся от засухи и зноя, перегруженный мыслями и страданием. Мурашки пробежали по коже, сладко-больно отзываясь в теле истомой и свежестью. Спасение – вот, что сейчас занимало его всего.
Лошадь грациозно понялась на дыбы, все еще противясь своей наезднице, не желая подчиняться чужой воле и правилам. Но она только рассмеялась в ответ. Джулия кричала: «Но, но! Стой, Молох, стой! Спокойно, мы ведь друзья!» Но друг не спешил соглашаться с ней. Все еще чувствуя свою силу, свое тайное превосходство, жеребец вдруг сорвался с места и понесся прямо к ограждению. Высокая планка. Но ведь он самый сильный, самый лучший скакун – ему ли не взять эту высоту? Оттолкнувшись, невзирая на крики наездницы, на ее попытки остановить его, он перепрыгнул через деревянные балки, ограждавшие загон. Он смог, но вот она… Джулия не удержалась в седле. Когда конь коснулся земли на другой стороне, ее уже не было с ним…
Джетт бежал к ней, что-то крича, размахивая руками, будто это могло придать ему скорости. Он упал перед ней на колени, умолял, плакал, прижимал к себе, но она больше не улыбалась в ответ. Джулия не отзывалась на его просьбы и мольбы. Она умерла. Огромная щепка, отколовшаяся от переломленной копытом доски, глубоко вошла ей в голову, чуть повыше виска. На красивом лице навсегда застыла гримаса удивления и разочарования, испытанные ею в последний миг жизни.
Джетт поднялся из воды. Лицо его исказила боль и ненависть. Сердце бешено колотилось в груди, разрывая ее, отзываясь кровавым боем в голове.
- Как же ты мог, друг, - прорычал Джетт, направляясь к лошади, которая обессилев, легла в самую воду. – Я ведь доверился тебя, как и она доверяла. Что же ты сделал…
Искаженное болью лицо и глаза, которые ничего не видели… Он шел вперед, искал его, нюхал воздух, пытаясь понять, в каком направлении движется враг. И он настиг его. Молох спокойно стоял на поляне посреди высоких сосен, едва прикрытый их тенью. Солнечные блики скользили по его гладкой серой шкуре, навивая дрему. Джетт поднял большой булыжник, лежавший под ногами. «Что же ты сделал?..» - прошептал он и ударил коня в голову. Струи крови забрызгали его лицо, испачкали одежду. Лошадь упала. Откуда-то из-за спины послышали крики, ругань. Кто-то схватил его за руки и повалил на землю. Но все это больше ничего не значило.
Джетт медленно шел к лошади, которая, казалось, не замечала его. В руке он сжимал кусок камня, который нашел здесь же. Опустившись перед конем на колени, он коснулся его шкуры. Вода накатывала на них обоих мягкими волнами, одаривая прохладой и чистотой, смывая грязь, пот и кровь…
Молча Джетт смотрел в глаза лошади, которая спасла его, и которая же разрушила теперь его жизнь. Темные глаза, темные как этот океан, скрывавшие что-то, но уже не опасные, а погасшие, уставшие.
- Как больно, ты понимаешь? – шептал Джетт на ухо коню, обхватив его мокрую гибкую шею, - как плохо ты сделал! Я ведь любил ее, мою жену. – Слезы крупными каплями сползали по щекам, скапливались на подбородке и падали на темную шкуру.
Какой-то крепкий мужчина, связал ему руки. Заставил встать на колени. Но это неважно. Теперь все равно. Все чего-то ждут. «Кого вы ждете, зачем?» - думал Джетт, обводя толпу, собравшуюся вокруг него, взглядом.
Но вот стена расступилась, пропуская вперед высокого человека в большой ковбойской шляпе. Седина уже тронула его виски и щетину. «Хью Уоттс – хозяин фермы, вот кто это. Его лошадь убила мою жену»… Джетт с ненавистью поглядел на старика. Тот задал вопрос, кажется о том, что произошло. Но Джетт не слышал его, он безучастно смотрел в одну точку. Все стало совершенно безразлично и не важно, даже жизнь.
Уоттс больше ни о чем не спрашивал. Он развернулся и скоро скрылся за спинами людей, все еще стоявших вокруг Йорка кольцом, бросив напоследок фразу: «За все нужно платить»…
- Все потеряло смысл. Ты не понимаешь, что сделал, и я не знаю, что делать мне, – хрипел Джетт, не разжимая объятий, в которые заключил лошадь. Он припал щекой к ее гриве. Запустил пальцы в нее и стал медленно приглаживать, наблюдая, как струйки воды стекают по шершавой коже. Джетт осторожно коснулся раны на голове у самой холки – глубокая и рваная. Она зияла словно черная дыра с запекшейся по краям бордовой кровью. – За все нужно платить…
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1453
Замечания : 0%
Голосование открыто до 7 сентября включительно
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1847
Замечания : 0%
2Артур:
Нужно учиться работать со словами, а не перегружать ими текст. Смотрел твой рассказ как нелогичное кино начинающего режиссера и такой же труппы актеров, которым свойственно переигрывать. Итог: слабовато. Об ошибках потом отдельно поговорим. 3-
2Макс:
Прекрасный, яркий, образный и ровный язык. Правда всё это до "Тяжелые сумерки роняли себя на почву". Нет, я не говорю, что дальше его уже нет, или что он стал плохим. Нет же. Просто сам текст стал сумбурным. Автор не рассказал историю на 100%, а решил пойти кратчайшим путем и урезать её. В общем, не то, что хотелось увидеть. И да, язык пока что лучший из всех трех рассказов. А вот над сценарием нужно работать, а не полагаться на импровизацию и вдохновение. 3+
2Сэй
Скомканный язык, нужно чаще экспериментировать. Больше сглаживать и т.д. Ясный сюжет, и продуманный сценарий. Рассказ на 3+. Не хватило ровного исполнения.
В общем. Не знаю, выбрать хорошую и отработанную стилистику, или же проголосовать за соответствие сюжетным канонам?
Я еще подумаю. 
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 129
Замечания : 0%
Давно не был на сайте. Видимо не прижилось вставлять ссылки на текст в конце поста? Ладно, скопирую вручную :).
Одновременно уезжаю в командировку (там и прочитаю), так что проголосую только 7 сентября (или может даже шестого).
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 989
Замечания : 0%
Прочитала все рассказы и вот что подумалось: почему-то все участники дуэли связали заданную тему с темой смерти. Прекрасный день... для того, чтобы умереть. И кажется мне, что авторы пошли самым легким путем.
Конкретней по текстам:
Рыбный день. Автор последнее время откровенно радует, и в этот раз я тоже не пожалела потраченного времени. Не смотря на то, что сюжет оказался для меня в какой-то степени предсказуемым, порадовали некоторые нюансы, прорисовка мира будущего со всеми разработками и технологиями. Да и сама смерть ГГ все же случилась тогда, когда лично я уже в голове придумывала свой вариант развития событий: как ГГ после сообщения об ошибочном диагнозе станет расхлебывать заваренную кашу))... Если придираться, то мне не хватило еще каких-то его поступков аля "помирать так с музыкой". Из-за этого, наверное, не было ощущения исключительной особенности "прекрасного дня". Нет, серьезно. Да, человек не каждый день умирает, согласна. Но вот какой-то изюминки... Ну, вот почему день прекрасный? забегая вперед скажу, что этого не хватило мне во всех трех рассказах.
Если еще сильнее придираться, то вторая часть рассказа о сыне, показалась не особенно нужной. Зачем она? хотя, не исключаю, что я просто не уловила.
По стилистике... а вот по стилистике мне не хочется придираться. Текст читался ровно, четко и ясно. Не помню, чтобы я где-то "зацеплялась".
Ундина. Я испытываю слабость к характерной гроссовской образности, меня это подкупает с первых строчек. А тут еще тягучая атмосфера, осень и тихая грусть или осознание какой-то безысходности. Из минусов - слишком резкая перемена в Синице. Слишком резко закруглившаяся концовка. Ясная в начале картинка в конце становится размытой и сюрреалистичной что ли. Или автор действительно поторопился или еще что-то, не знаю.
Исход. Соглашусь с Вигом, что текст выглядит перегруженным лишними словами. В какой-то степени эта перегрузка передает атмосферу жары, бреда, миража, что идет плюсом, с другой стороны... ну уж слишком тягомотно вышло. Особенно, если учитывать, что большую часть текста ГГ пытается освободиться от веревки. Комичной показалась фраза: "- Очевидно одно, - прошептал он спустя время, - меня решили убить. И выбрали для этого весьма изощренный способ." Она напрочь сломала нагнетаемую атмосферу. Не все яснопонятно в тексте. Время от времени ГГ проваливается в воспоминания и видит яркие картинки: лошадей, прекрасную девушку, и потом нелепую смерть этой девушки из-за лошади. Ладно, это я поняла. Но как он оказался в... эм... пустыне? Да еще и привязанный к лошади? как итог: слов много, но суть лично мне осталась не ясна. Особенно слова хозяина фермы "за все нужно платить". Вроде как они должны бы быть ключевыми, но за что ГГ заплатил?
Ладно, подведем итоги. Разделяю мнение Вига и разрываюсь между первой и второй работой. В обеих свои минусы и плюсы. Но отдам голос "Ундине".
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 130
Замечания : 0%
Рыбный день
Мне показалось, нет единства идеи и сюжета, Да, мир на пороге гибели описан хорошо, на столько хорошо, что превращает текст практически в антиутопию.
Но разве герой тут выступает, своего рода агентом зла? Нет, он наоборот хочет спасти мир, приспособить его под новые условия. Тогда почему же его изобретение в конечном итоге попадает в руки тщеславного временщика и служит гибели и без того шаткого мира? Где тут справедливость… Вернее не справедливость даже – логика развития сюжета, основная идея какая? «Не руби с плеча», «Не верь никому», «Благие намерения наказуемы»? Не знаю, я в растерянности.
Тем не менее, исполнение здесь хорошее, и структура произведения, хоть и раздвоенная, но довольно четкая.
Ундина
Красивый и образный язык, текст льется одним потоком, из него порой сложно выхватывать отдельные вешки сюжета, но здесь это почему-то не раздражает, а скорее наоборот, возбуждает интерес.
Единственно, слишком уж внезапно происходит смена декораций, слишком неожиданно вырастает в рассказе этот омут с живущей в нем русалкой, в этом есть разрыв двух частей, ведь из всего происходящего в первой части только название болезни героя говорит о предстоящих событиях. Связь между этим и финалом видется мне слабой.
Исход
Соглашусь с другими читателями: слишком здесь много слов, не нужных на мой взгляд. Сосредоточенность на ощущениях, смакование страданий героя, долгие описания не несут принципиально новой информации и кажутся откровенно затянутыми. В основной сюжет порой врываются воспоминания героя, это понимаешь не сразу.
Приходится поломать еще голову, что бы понять, что собственно происходит. Герой заплатил за то, что ранил лошадь (жестокие законы в этой вашей Австралии), лошадь - за то, что убила женщину, в итоге лошадь спасла героя? Я поняла это так.
Идея… Это все, можно понять, в том смысле, что нельзя по одному поступку судить о ком-то; или так, что перед лицом смерти враги становятся друзьями? Не знаю. Финал недожат, в этом дело, не хватило какой-то последней мысли героя, когда перед ним открывается картина произошедшего целиком. Это могло бы расставить все точки.
Голос отдам за « Рыбный день»,тоесть за проработанный сюжет и достойное исполнение, а еще за раскрытие темы (в описанном дне было хоть что-то прекрасное…)
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1847
Замечания : 0%
Все таки голос уйдет Гроссу.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 129
Замечания : 0%
Первый:
Читал с интересом. Неплохие фантастические мелочи. Все четко и ясно, но, тем не менее, есть и неожиданности, ГГ все-таки умер, а сын оказался не тем, кем казался :). Из минусов (лично для меня) - не люблю двойные тексты, когда события повторяются, только глазами другого героя. Но здесь, видимо, по другому нельзя было.
Второй:
Читал с интересом. Красивый язык. Раньше я не очень ценил его, потому что из-за витиеватости не понимал, о чем же рассказ. Теперь или привык, или (что скорей всего), рассказ "Ундина" имеет более четкую структуру, чем другие творения Гросса :). Здесь тоже двойственность, которую заметили другие - резкий переход от первой части ко второй, но это можно исправить, чуть-чуть удлинив процесс превращения. Этот переход, пожалуй, является минусом.
Третий:
Читал с интересом. Мне страдания героя не показались тягомотными  (все-таки рассказ, а не роман, не успели наскучить). Так что приходится выбирать из 3-х рассказов, а не 2-х, как у других :). События интересны, лошадь молодец (лошадь жалко). Основные минусы - ГГ шваркнул лошадь, "мстя" ей за жену, но мне не хватило переживаний героя именно в этот момент. Не каждый будет убивать лошадь в таком случае. Хотелось бы, чтоб процесс принятия решения об убийстве лошади был расширен и углублен (хотя в ретроспекциях, быть может, это сложно сделать). И не совсем понятна жестокость хозяина лошади по отношению к ГГ. Здесь помогло бы более тщательная прорисовка мира, в котором все происходит. Чтоб такие действия казались обоснованными, а не надуманными.
У всех есть + и -, но самое сильное послевкусие оставила "Ундина". Этот рассказ даже растолкал мою фантазию и в голове стали появляться какие-то идеи, чего давно уже не было.
Голос №2
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1453
Замечания : 0%
Текст Say отличается замечательно проработанным миром и целостностью сюжета. Конечно, есть нераскрытые моменты, но они незначительны.
Работа GrossJoe покорила меня образностью языка и интересной идеей. А вот сюжет Гросс свернул.
Рассказ Giovanni_Pablo перегружен лишними словами. Поведение персонажей иногда кажется наигранным. Но мне нравится мысль, которую Автор хотел донести до читателя.
Голос Say
Думаю лучшим вариантом будет ничья между Say и GrossJoe.
Say vs Giovanni_Pablo vs GrossJoe
3:0:3
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 467
Замечания : 0%
|
|
|
