|
|
|
Дуэль 510: Hamelioner vs Кроатоан
|
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1453
Замечания : 0%
Дуэль 510
Hamelioner vs Кроатоан
Тема: Синдром Стендаля
Жанр: джалло
Объем: свободный
тип голосования:открытое
вид голосования:общее аргументированное
Дуэлянты: прикрепите текст к посту! Как? - читайте правила дуэлей.
Для читателей.
Жанр Джалло: Отличительными признаками джалло является обилие долгих и стильных, кровавых и изощрённых сцен убийств; обязательно присутствуют откровенные моменты эротического и сексуального характера
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 129
Замечания : 0%
Черные листья падуба и его золотые ягоды.
В замочную скважину была видна только часть комнаты, но зато самая основная. Массивная кровать парила в воздухе, подсвеченная снизу золотым свечением ламп. Над ней раскинулся тяжелый балдахин карминового цвета, сопровождаемый легкой белой органзой с золотыми рюшами. Балдахин был приоткрыт и наблюдатель видел обнаженную девушку. Она откинула голову на белоснежные подушки, разметав по ним золотые волосы. Положила изящную кисть на живот, а второй поглаживала грудь. Ноги девушки были согнуты в коленях, а потом она отвела одно колено в сторону, открывая чудесный мир, способный вскипятить кровь без огня.
Да, это была стилизация, задумался наблюдатель, но стилизация очень чувственная и… по-настоящему возбуждающая. Он любил ее. Он желал ее.
Комната сверкала золотом, медью, янтарем, обжигала кармином и цветом, который в современном мире называют тициановым. Шторки балдахина раздвинулись, открывая кровать со всех сторон. На живот девушке упала первая капля. Потом еще одна. И еще несколько. Она изогнулась от вожделения. Капли потекли вниз по животу, пробивая дорожку к потаенному миру. Девушка шире развела колени и переместилась по кровати чуть выше, чтобы драгоценная жидкость не искала себе дорогу, чтобы она сразу попадала в цель. Девушка опустила руки и раздвинула губы, явив миру розовую бабочку, утопающую в утреннем дожде. Ее тело снова изогнулось, грудь приподнялась, рот приоткрылся и из него вырвался длинный, сладострастный стон.
Наблюдатель зарычал, не в силах более стоять за дверью. «Это очень гадко и мерзко, - подумал он. – Но это так возбуждает». Он ворвался в янтарную комнату и бросился к девушке, на ходу освобождая наполненное кипучей кровью естество. Он кинулся на девушку, ворвался, вонзился в манящее ущелье, влажное и горячее, словно парное молоко.
В этот миг его сознание померкло от удара по голове тяжелым предметом. Тело упало на девушку. Его утащили из комнаты. А девушка продолжала стонать от капель дождя, проникающих в ее лоно. От капель, которые были такими же золотыми, как и ее волосы.
–
Наблюдатель, сбрызнутый струей холодной воды из шланга, очнулся. Застонал от боли. Зашевелился на кафельном полу, словно медуза, выброшенная на берег.
- Что вам нужно? – выдавил он из себя.
Человек, который привел его в чувство, сказал:
- Мне хотелось узнать, насколько сильно ты ее любишь. Смотри, эти ягоды становятся золотыми.
Человек бросил красные ягоды падуба в лицо несчастному, и они вспыхнули золотом. Но пленник, казалось, не обратил на это внимания. Ясно было, что он притворяется.
- Это значит, что ты мне больше не нужен. Любить ее могу только я.
Человек наклонился и поднял с пола киянку. Полюбовался новым инструментом: желтая стекловолокнистая рукоятка удобно лежала в ладони, а резиновая ударная, одновременно тяжелая и мягкая, вызывала острое желание опробовать ее в действии.
- Нет, - простонал несчастный и начал подниматься.
Но из уст истязателя больше не раздалось ни звука. Коротко размахнувшись, он ударил бойком киянки по лбу виновного. Звук глухой пощечины, а затем удар головы о кафель вызвали в нем довольную улыбку. Виновный завертел вылезающими из орбит глазами, теряя ориентацию, и застонал. Киянка «эргономично» отскочила, экономя силы человека на поднятие. Лоб виновного не был рассечен, что случалось всякий раз, когда он пользовался обычным молотком. Улыбка прочно закрепилась на его устах.
Человек ударил виновного в любви к девушке по плечу. Раздался дикий крик боли. Он ударил посмевшего войти в нее, по другому плечу. Несчастный закричал и заплакал. Он дергался, пытаясь отползти, но руки и ноги перестали действовать синхронно. Киянка последовательно опустилась на левую, потом на правую ключицу. Треск костей заглушался воплем несчастного. Повисев несколько мгновений в воздухе, как будто выбирая лучшее место, киянка опустилась на колено.
Хруст и вопль.
Еще одно колено. Бедра, щиколотки, плечи и предплечья. Несчастный мычал и все еще не терял сознания. Истязатель обнажил его полностью и стал выстукивать по ребрам, словно на пианино, какую-то дикую мелодию. Сделал удар по кадыку – это место он очень любил, - заставив его хрипеть. Виновный потерял сознание, когда ударная часть опустилась в пах, расплющив яичко. Когда умер несчастный, ему было неважно. В принципе, он умер, когда впервые увидел девушку.
Еще около двадцати минут человек работал над трупом, разбивая кости и мышечные волокна, вбив нос в череп, поиграв с зубами, выворачивая пальцы на руках и ногах. Затем он подтащил получившееся месиво к приготовленному ящику и стал его туда впихивать. Сначала уложил тряпичные щиколотки, затем змейкой свернул мягкие бедра, примостил непослушный, все еще жесткий каркас, состоящий из позвоночника и не доломанных ребер, в пустоты забил руки-веревки. Голове, по обыкновению, осталось место в одном углу, но она зацепилась ухом за край ящика. Щелчок киянкой по лбу мертвеца заставил ухо хрустнуть и, свернувшись, втиснуться в ящик вместе с головой. Небольшой ящик полностью был заполнен человеческой массой.
Человек посмотрел на боек киянки, любовно потер черную матовую поверхность резины, на которой не осталось и следа крови, улыбнулся и потер руки.
–
Аэробус компании Alitalia приземлился в международном аэропорту Каподичино. Через сорок минут молодой человек, недавно закончивший факультет иностранных языков педагогического университета, вышел из вокзала и вдохнул полной грудью утренний, полный чужих запахов, такой желанный в течение последних восьми лет, воздух Неаполя. Городской шум, рев самолетов, повизгивания клаксонов, гул тысяч голосов, все было другим, не таким, как в Москве. Около получаса Вадим Щербаков стоял у выхода с вокзала, наслаждаясь воздухом Неаполя и пытаясь привыкнуть к мысли о том, что его мечта сбылась. Мог ли он подумать восемь лет назад, живя в детском доме, что его мечта сбудется?
К вокзалу то и дело подъезжали такси, туристы увлеченно болтали и смеялись, разъезжались в разные стороны. Кто-то уже фотографировался на память. Вадим подошел к такси и назвал адрес: Piazzetta Arcangelo Scacchi 7.
Через двадцать минут он стоял перед зданием 18 века, находящегося в историческом центре Неаполя. На верхнем этаже расположился пансион Carafa Suite, в котором Вадим забронировал номер. К поездке в Италию он готовился более, чем основательно: поступил на иняз, чтобы изучить язык, через Гугл-мэп проштудировал маршруты ко всем достопримечательностям, которые он рассчитывал посетить, «прогулялся» виртуально по этим маршрутам с «оранжевым человечком», узнал расписания, цены, режимы работы всех заведений, впитал историю и культуру города настолько, что Неаполь стал казаться ему местом, в котором он уже бывал, но очень давно.
Carafa Suite сочетал в себе относительную дешевизну номеров и близость к большинству достопримечательностей и Средиземному морю. На размещение в пансионате много времени не ушло. Вадим не стал рассматривать комнату, выискивать недостатки, раскладывать вещи или отыскивать приятные мелочи в виде одноразового мыла и шампуня, конфет в серванте, тапочек и других маленьких бонусов, так нравящихся туристам, впервые очутившимся за границей.
Он бросил чемодан, не став его распаковывать полностью, а достал лишь носки, разулся и сменил старые на новые, быстро оделся и усилием воли заставил себя внимательно проверить документы и деньги - все лежало в карманах на своих местах. Только тогда он с нетерпением покинул пансионат и отправился в центр города. У него была конкретная цель, к которой он стремился. Был магнит, так долго притягивавший его к себе и, наконец притянувший - национальный музей и галерея Каподимонте. Но привыкший оттягивать удовольствие, привыкший сдерживать нетерпение, с мучительным вожделением, которое можно было назвать не иначе, как «культурологический мазохизм», он отправился в галерею не на такси, а пешком. В конце концов, город Неаполь хранил то чудо, к которому его манило, словно жучков на огонь, и все достопримечательности города, все парки, скверы, музеи, крепости и просто старинные здания он тоже знал и хотел рассмотреть, обонять и побывать в них. Вот показался острый шпиль Кафедрального собора Неаполя. Где-то здесь недалеко находится капелла Сан-Северо, в прошлом частная капелла и усыпальница знатной семьи Сангро, носивших титул князей Сан-Северно. Уже только одни узкие улочки, через которые были натянуты веревки для сушки белья, являлись достопримечательностью.
Уже через пять минут Вадим понял, что все это его сейчас интересует постольку-поскольку. Каменные стены, которые он трогал, чтобы поверить в их реальность, не вызывали в нем этого чувства. Стиранное белье, висящее между домами и утыканные спутниковыми тарелками фасады зданий ничем не отличались от виртуальных собратьев, которые он осматривал через интернет. Все казалось нереальным, несуществующим. Он был здесь, в Неаполе, а не в Москве, но никак не мог в это поверить. Сердце билось мощно, как мотор тепловоза, он волновался все больше и никакой аутотренинг, никакие мантры не помогали успокоиться.
Все осмотренные им здания и места уплывали в туман, тут же забывались. Когда Вадим добрался до музея Каподимонте, расположенном в старинном дворце, рядом с одноименным парком, солнце находилось в зените. Как в любой будний день, туристов практически не было. Редкие пары гуляли вокруг дворца, отдыхали на лужайках, под огромными эвкалиптами, фотографировались у фонтана.
Потратив семь с половиной евро на билет, Вадим вошел в музей. Больше он не мог оттягивать удовольствие. Он не стал осматривать картины – все они были написаны серыми красками, не стал любоваться прозрачными и невесомыми скульптурами. Вадим чувствовал легкое головокружение, но уверенно проследовал по заранее изученному маршруту. Не требовалось ни указателей, ни помощников.
Наконец, он оказался в той самой зале. Перед картиной стояло пять человек: молодые парень с девушкой, держащиеся за ручку, араб с короткими, кучерявыми волосами и полная женщина с маленьким мальчиком. На скамье неподалеку сидела пожилая администратор зала (Вадим понял это по бэйджику), болтавшая с мужчиной ее возраста, который, судя по манере разговора и шуткам, был завсегдатаем этого музея и знал женщину. Вадим осмотрел всех с легкой ревнивостью. В этот миг ему хотелось быть здесь одному.
- Она выглядит старше, чем наша, - сказал парень, стоящий перед картиной, с легкой ухмылкой. Он говорила на английском языке с акцентом, выдававшем в нем немца, или, быть может, австрийца.
- Да, никакой эротики, - смущенно поддержала его девушка, также произнося слова с явным акцентом и виновато посмотрев на соседей.
Араб посмотрел на них, а женщина, стоящая с ребенком, нахмурилась. Араб усмехнулся, поняв, что молодежь работает на публику, ничего не смысля в искусстве.
- Все-таки Климт - это настоящий художник, - продолжил парень. - Классика переплюнул.
Вадим подошел ближе. Он понял, о чем шла речь. Они говорили о картине Густава Климта, написанной на тот же сюжет, что и картина Тициана Вечеллио, к которой он стремился. Шедевр Климта находится в музее Леопольда, в Вене. "Значит, не ошибся, - подумал он. - Они австрийцы". Увидеть произведение Климта вживую он бы тоже не отказался. В ней действительно было больше эротики и меньше постороннего, отвлекающего. А вот говорить, какая из них лучше он бы не стал. Обе хороши. Два шедевра. Но на климтовской картине изображена... другая женщина. Нежная, чувственная, очень эротичная, но чужая. Вадим понял, что молодые мало понимают в искусстве, но решил все же поговорить с ними чуть позже.
Он аккуратно протиснулся между людьми и нежно прикоснулся к ней взглядом... Картина светилась божественной красотой. Массивная резная рама поймала взгляд юноши и больше не отпускала. Но он и не пытался выскочить из плена, в который сам стремился столько лет. Даная. Боже, какая красота! Золотоволосая девушка в полудреме лежит на усталых простынях и подушках, ее кудри рассыпаны по левому плечу, нежные ноги согнуты в коленях. Сколько мужчин мечтало прикоснуться к ее бархатной коже, провести рукой по коленке и скинуть простыню, чтобы в следующий миг утонуть в эротическом сне? В ушах сережки из светлейшего голубого аметиста, а на руке медный браслет с камнями. Но красота не в этом. Красота во взгляде карих, с медным оттенком, глаз, с которых только что, всего мгновение назад спала дремота. Девушка увидела зарождающееся облако, извергающее на нее золотой дождь. Это Зевс, сам Зевс, узревший красоту Данаи, не уступавшую красоте олимпийских богинь, Зевс, почувствовавший тоску Данаи по свободе, ее не растраченную страсть и зарождающееся вожделение, Зевс, громовержец, ведающий всем миром, вложивший в людей столько стыда и совести, что самому осталось мало и он в очередной раз забыл о Гере, сам Зевс сошел с ума и попал в плен к земной красавице. Он спустился с Олимпа, чтобы проникнуть в покои Данаи. Но девушка была заточена в подземную медную темницу своим отцом Акрисием, царем Аргосским, потому что дельфийский оракул предсказал ему, что он будет убит своим внуком. Акрисий хотел уберечь Данаю от мужчин. Но его дочь возжелал сам громовержец... Зевс проник в покои в виде облака. Забавляющийся рядом со спящей девушкой Амур, не терпящий одиночества и тоски, а потому мечущий свои стрелы в разные стороны, в поисках случайного сердца, способного подарить Данае чувственную любовь, отскочил в сторону, испуганно взмахнув крылышками. Такого он не ожидал. К Данае явился сам Зевс! Он поразил сердце громовержца!
Зевс-облако окрасился медовым цветом и стал капать золотом на девушку. Даная отвела одну ногу в сторону, открывая жаждущее лоно, принимая золотой дождь громовержца. Она едва не теряла сознание от желания, при этом сводя с ума олимпийского Бога! Он проник в нее. Щеки Амурчика зарделись, и он улетел, оставив их наедине, в тумане, заполонившем медную комнату с появлением олимпийца. Амур улетал немного смущенный, но и гордый собой. Он поразил самого громовержца! Да, он искал не платонической, а чувственной любви, но чутье Амура никогда его не подводило - Зевс сошел с ума; в страсти Зевса было много, ой как много чувственного. Пусть и кратковременно.
В этом божественном соитии был зачат мальчик Персей. Для Зевса рождение мальчика уже «случилось», а для Данаи это событие только предстоит, пока оно в туманном будущем, в плохо обозримом будущем, сужающимся от золотой перефирии к центру, и схлопнувшемся в тот самый момент, когда их слияние произошло в той самой полной мере, после которого можно уже и умереть, а смысл всего сущего от этого только усилится. Золотой взрыв превратился в темноту.
…мама…
- Signor, avete a male? [Синьор, вам плохо?]
- Chiamare un medico! [Позовите врача!]
- Signore, che con te? [Синьор, что с вами?]
- Giuseppina, dove il medico? [Джузеппина, где же врач?]
Резкий запах вырывает из темноты. Далекие, чужие итальянские слова врываются в голову, находят знакомые им участки мозга, возбуждают и заставляют работать нейроны. С большим трудом Вадим начинает понимать, что с ним произошло, но понимание итальянской речи происходит чуть позже, скачками.
- È la sindrome di stendhal, - сказала девушка в белом халате. - Capita.
«Такое случается, - подумал Вадим. - Она сказала, такое случается. Синдром Стендаля».
- Синьор, давайте я вам помогу, - сказала девушка в белом халате, наклонившись над Вадимом. Длинные черные волосы задевали его подбородок, а полы халата раздвинулись, пропуская взгляд к белоснежному бюстгальтеру. - Вам нужно оказать медицинскую помощь. Пройдемте со мной. Вы можете идти?
- Sindrome di stendhal, - сказал Вадим, поднимаясь. - Я знаю, что это такое, но никогда не думал, что страдаю им.
Ноги были словно ватные, а по верхней части тела, особенно в груди, плечах и шее, бегали маленькие ежики и кололи изнутри.
- Идемте. Я так поняла, вы путешествуете один? - спросила она, уводя его из зала. - И откуда же вы?
- Russo turisto oblico morale, verstehen? - вырвалось у Вадима, и он тут же почувствовал смущение.
- Так говорят многие русские, - сказала она. - Вы русский? А где остановились?
- Carafa Suite hotel.
- Слышала.
Она держала его под локоть и уводила из зала. Колдовство, навеянное картиной, начало слабеть. Он, наконец, по-настоящему стал приходить в сознание - заметил, например, что ребенок фотографирует его конфуз, наверняка сегодня же поделится этим с друзьями в интернете, - и в какой-то момент перехода из грез в реальность, Вадим почувствовал недобрый взгляд... Он обернулся, словно напуганный страшным резким криком. Многие еще смотрели на него, но найти среди них недобрый взгляд он не смог: мальчик целился в него телефоном, а его мамаша кудахтала на незнакомом языке и пыталась увести его, пожилая женщина, администратор зала, качала головой и что-то увлеченно рассказывала своему собеседнику, только въедливый взгляд араба он не мог понять. Парочка австрийцев покидала зал, все так же громко разговаривая на ломаном английском.
- Fountain in the middle? [фонтан на перекрестке?] - уточнял он их дальнейший маршрут.
- No, Giant statue [Нет, статуя Гиганта], - ответила австрийка.
- Садитесь, - сказала медсестра, когда они зашли в медпункт музея. - Давайте руку.
- Что вы мне хотите вколоть? - спросил Вадим.
- Вас нужно немного расслабить, - ответила она и улыбнулась. - Иначе вы не дойдете даже до выхода, если будете так реагировать на все наши картины.
Он улыбнулся вместе с ней.
- Прошу вас, посидите здесь еще хотя бы пять минут, а мне нужно проверить, что от вида вашего бессознательного тела никому больше не стало плохо. По-моему араб был в некотором шоке. Нужно взглянуть на него.
Она направилась к выходу, открыла дверь, а потом повернулась и задорно сказала:
- А вообще... вы ведь русский – посидите десять минут. Дождитесь меня. Хочу пригласить вас в пиццерию «Cafasso», я обожаю русских.
Ее большие карие глаза сверкнули хитринкой. Все еще взбудораженный впечатлениями от картины, он почувствовал, что у него не осталось сил оказать сопротивление этому взгляду. Она еще раз улыбнулась, растягивая ямочку над верхней губой, и скрылась. Вадим почувствовал, что из огня его прямиком тащит в полымя. Омут ее глаз затягивал не только по причине природной, пленительной красоты, а еще потому, что она активно ими пользовалась в качестве оружия. Вадим устало усмехнулся. Такого внимания он не ожидал. Это одновременно и польстило ему, и напугало. Ощущение предательства подпортило вкус удовольствия. Он приехал в Неаполь не для этого. Вадим поморщился от боли, причиненной ментальной и эмоциональной борьбой. Он не прочь был бы прогуляться с ней по ночному Неаполю, но тогда у него совсем не останется времени на поиски того, для чего он прилетел в Италию.
Он честно прождал десять минут, но итальянка так и не пришла. Тогда, с чувством облегчения, что ему не нужно делать трудный выбор, Вадим встал, выглянул из-за дверей, убедился, что никто не обращает на него внимания, и рванул к выходу из дворца. Через несколько минут он пересек небольшую площадку, отделяющую здание от парка, и, ступив под сень древних кипарисов, направился к статуе Гиганта.
–
Брусчатые дорожки расходились от галереи веером. Кипарисы, раскинувшие тяжелые ветви и плакучие ивы, затягивающие все просветы между деревьями, аркой закрывали узкое пешеходное пространство, создавая приятный и таинственный полумрак. Остролистные падубы в этом полумраке выделялись ярко-красными ягодами. Статуя Гиганта находилась довольно далеко от дворца. Он стоял на тропе в стороне от основной дороги, в глубине леса. На ближайшем к нему перекрестке лежал каменный круг не действующего фонтана, который так и назывался – «фонтан на перекрестке».
Заскрежетало.
Рядом с фонтаном приподнялся железный прямоугольный люк. Тяжелый взгляд внимательно осмотрел окрестности, затем люк нехотя отодвинулся в сторону. На поверхность выбралась человеческая фигура, вытащившая за собой небольшую одноколесную тачку.
На тропе до статуи Гиганта росло много падубов. Они обозначали путь красными глазами. Ягоды наливались кровью, и ошибиться было невозможно - эти люди виновны. Осталось определиться - в чем именно.
Человек стал срывать и набрасывать в тележку листья падуба. На руках у него были толстые рабочие перчатки, но острые листья падуба все равно иногда прокалывали ткань и напоминали ему, что повсюду творится несправедливость. Набросав листьев, человек снял перчатки и нарвал гроздь ягод. Положил их в карман.
Нужно торопиться. Успеть вернуться еще за одним. На того большие надежды.
Вот они. Целуются.
Колесо тележки едва не уткнулось в джинсы австрийца, когда девушка, наконец, заметила, что они не одни. Она вскрикнула, сказала что-то на чужом языке, потом перешла на английский:
- Вы нас напугали.
- О, вы еще и мусорщик? - спросил парень, обернувшись. - Мусорный кризис не обошел стороной Каподимонте?
- Да, - был ответ.
Обойти парочку. Вот так. Наблюдают. Тележка прямо за ним. Очевидно, что он сильнее девушки, поэтому начать нужно с него.
- Это что? Этим телегу не починишь.
Короткий взмах и небольшой, «походный» молоток щелкнул по лбу австрийца. Визг девушки. Лицо австрийца мгновенно побледнело. Взгляд стал стеклянным. Вниз по лбу потекла капля крови. Долговязое тело лениво упало назад, в мастерски подставленную тележку и едва не перевернуло ее на бок. Но расчет был точен. Он ударился головой о деревянный борт – «ничего, Акрисий живуч». Листья падуба взметнулись вверх, чернея от впитавшегося в них зла Акрисия. Этот виновен в желании причинить зло.
- Вы! Что..! - пыталась кричать австрийка, но ее горло сдавило страхом, будто удавкой. Она попятилась назад.
Рука тянется в карман и достает ягоды. Бросок в лицо. Ягоды вспыхивают золотом. Человек не смог удержать улыбки. Все сходится. Она любит Данаю. Виновна!
Девушка споткнулась и стала падать на спину, в густую поросль фиалок и барвинков, росших здесь повсюду. Человек спокойно усаживается ей на живот. Из глаз девушки льются слезы, но горло по-прежнему схвачено спазмом и не пропускает ничего, кроме мычания.
В руке появляется нож. Большой, сверкающий и справедливый. Человек не любит это оружие, но решает воспользоваться именно им, потому что двоих не утащить в одной тачке. Значит, одно тело останется здесь. Ножом можно немного запутать полицию. Человек не слишком доволен тем, что ему приходится вершить суд здесь, в Каподимонте. Это слишком близко и вызовет много подозрений. Но другого выхода нет. Потому что сразу за тремя виновными не уследить.
- Зевс может быть только один и только ему принадлежит Даная, - прохрипел человек, опуская нож на шею австрийки.
- Нееет! - вырвалось, наконец, из девичьей глотки, а уже в следующий миг она захрипела, потому что рука медленно провела ножом по ее хрупкому горлу. Медленно, очень медленно, чтобы впитать всю гамму чувств, вспыхивавшую в голубых глазах австрийки: от безмерного кошмара, смешанного с толикой надежды, что это какое-то недоразумение, ошибка, чья-то дурная шутка, когда лезвие ножа только коснулось нежной кожи, до вселенского страха, понимания неизбежности смерти и даже принятия ее, лишь бы только спрятаться от ужаса, когда острая грань рассекла горло, раздвоила кадык, обнажив бело-розовый хрящ, поделило надвое то, что Богом подразумевалось, как неделимое. Мощные конвульсии охватили тело девушки, грозя стряхнуть с себя убийцу, но человек был к этому готов. В который раз он почувствовал себя наездником. Если бы не определенные, не зависящие от него обстоятельства, он бы поиграл с ней, продлил бы ее последние минуты. Но человек только наблюдал. Играть он будет с парнем, позже, у себя в подземелье. Кровь ниагарским водопадом стекала по шее и горлу девушки. Она хрипела и у разреза образовывалась розовая пена. Глаза австрийки стекленели, сохраняя выражение безмерно прекрасного ужаса. Тело ее замерло.
Убийца встал, наклонился над девушкой и приподнял ее кофточку. Немного подумав, ослабил ремень и приспустил ее джинсы. Быстро сделал то, что делал всегда с виновными в любви к Данае. Потом подхватил тележку и покатил к «Фонтану на перекрестке», внимательно прислушиваясь к лесу и осматриваясь.
Австриец, даром, что худой, был тяжел. Старая телега скрипела, требуя, чтоб ее, наконец, смазали. Добравшись до фонтана, человек открыл люк и сбросил австрийца. Вдруг почудилось, будто где-то разговаривают. Убийца с тревогой прислушался. Не показалось. Он с горечью посмотрел в сторону статуи Гиганта, оценивая свои возможности. Нет, не успеть. Девушка останется там, дав пищу для размышлений полиции. Не зря он зарезал ее, а не забил молотком. Пусть попетляют немного. Может быть, совсем скоро, будет уже все равно, возьмет полиция след или нет. Если тот русский оправдает надежды, то скоро все закончится. Еще нужно позаботиться о докторе Имбриане, а не то он может наговорить лишнего.
Человек забросил тележку в колодец. Спустился сам и задвинул крышку люка.
–
У «фонтана на перекрестке» не было ни души. Где-то вдалеке слышался женский смех, казавшийся здесь, в тени кипарисов и падубов зловещим. Фонтан не работал. Его унылая, серая кладка потрескалась. Вадим свернул в сторону тропы, ведущей к статуе Гиганта. Он осторожно обошел квадратный люк, вмурованный в брусчатку заподлицо, потому что с детства побаивался колодцев. Ему казалось, что иногда люки не выдерживают тяжести человека и открываются.
Таинственный полумрак и прохлада усиливались, контрастируя с душными и светлыми залами дворца Каподимонте. Падубы наблюдали за его перемещением, изгибая листья, как брови и сверкая красными глазами, словно злобный, тысячеглазый монстр. «Зачем мне нужны эти австрийцы? – подумал Вадим. – Венская Даяна – это совсем другая история. Одну я уже увидел». Он горько усмехнулся. «Мне бы решить другое дело, а не гоняться за призраками. Сходить в полицию, попросить помощи».
Но, так как он практически дошел до статуи Гиганта, сворачивать обратно не имело смысла. «В конце концов, сегодня можно и прогуляться. Зря я убежал от итальянки». Было спокойно и красиво. Царила мертвая тишина.
Внезапно Вадим увидел, что неподалеку от статуи в траве кто-то лежит. Он даже подумал, что может помешать уединению австрийцев, но тот, кто там лежал, был один и неподвижен. «Мертвецки пьян? Или…» Сердце Вадима стало биться чаще. Ладони вспотели, по спине пробежал холодок, но он не мог просто свернуть обратно и убежать. Он приехал в Италию для того, чтобы разобраться, а может и найти кое-кого. Несколько лет, изучая язык и готовясь к поездке в Неаполь, Вадим терзался, гадал и много думал, как может исчезнуть человек? Как может исчезнуть девушка? Самое простое – несчастный случай: дорожная авария или утопление. Очень вероятно сексуальное рабство. Но версию с убийством он тоже рассматривал. Не верил, но рассматривал.
Вадим сжал ладони в кулаки и пошел дальше.
Вскоре он понял, что не ошибся. В траве, среди фиалок он увидел труп австрийки. На ее кофточке лежало несколько красных ягод. На горле зияла страшная рана, цветы, смятые ее головой, утопали в крови. Джинсы были приспущены, обнажая белый лобок, покрытый двух-трехдневной щетиной. По лобку спустилась и залезла под ремень большая капля крови, появившаяся из раны внизу живота, похожей на укус или прокол. Вадим сглотнул. «Маньяк, - подумал он. - Значит, все-таки маньяк. Что же делать?»
- Хэй! - послышалось из леса. - Русский, ты почему от меня убежал?
Вадим вздрогнул, но узнав голос медсестры из галереи, немного успокоился, если можно было говорить о спокойствии в этой ситуации. Сейчас он был только рад ее навязчивости.
- Мама мия! - воскликнула она, подойдя ближе.
- Я не подходил к ней, - поспешил объяснить Вадим. - Нужно вызвать полицию.
- Ну, уж нет! - ответила девушка.
- Нет!? У вас в лесу бродит маньяк, нужно вызвать полицию!
- Если кого и просить о помощи, то каморру. От полиции толку не будет.
- Каморру!? - удивился Вадим. - У тебя есть связи с мафией?
- В Неаполе любой человек в той или иной степени имеет связь с мафией, - ответила медсестра. - Пошли отсюда, я тебе помогу выбраться из Каподимонте незамеченным.
Она взяла Вадима под локоть, пытаясь увести, но он отпрянул от нее.
- Почему я должен убегать? Я ни в чем не виновен. Наоборот, я свидетель...
- Полиция с радостью посадит свидетеля, - сказала девушка, повышая голос. - Не знаю, как там у вас в России, а здесь самое малое, что тебе придется испытать - это посидеть недельку в качестве подозреваемого, провести незабываемый тур по Италии в камере полиции, опоздать на самолет, не вернуться вовремя на Родину, опоздать на работу, если ты там работаешь. А в худшем, на тебя повесят убийство и никакие дипломаты тебя не спасут! Тебе это нужно?
Ее быстрый, эмоциональный, характерный итальянцам речитатив охладил его пыл. «А ведь действительно, - подумал Вадим. - Остаток отдыха я проведу в полиции». Он еще раз посмотрел на труп австрийки. Хотя ему неприятно было видеть это, но болезненное любопытство и желание разгадать тайну, с которой он приехал в Италию, заставили его осмотреть тело. Подходить близко Вадим не решался, боясь оставить свои следы и затоптать следы убийцы.
«А может, убийца ее парень? - подумал он. - Как же я забыл о нем! Привез девушку в чужую страну, чтобы убить ее! Теперь наверно мчится в аэропорт, чтобы улететь!»
- Не знаю, что ты там высматриваешь, но нам пора идти, - сказала итальянка, усмехнувшись. Вадим обратил внимание на то, что вид трупа ее нисколько не смущал, будто она работала медиком в морге, а не в галерее искусств.
- Я ведь могу и без тебя уйти? - спросил Вадим полуутвердительно.
- На дворце и в парке есть камеры. Ты уже засветился и обязательно будешь подозреваемым. Я знаю тропинки, где мы пройдем незамеченными. Идем!
Дыхание Вадима перехватило.
- То есть, мне вообще нельзя будет идти в полицию?
- Далась тебе эта полиция! Зачем тебе они? - ответила итальянка, нервно хватая Вадима за руку и уводя в лес.
Вадим немного помолчал, потом решил рассказать ей кое-что:
- Восемь лет назад здесь возможно была убита еще одна девушка. Из России.
- О, Дева Мария! Так вот для чего ты сюда явился? Где убита? Здесь, в Каподимонте? Или в Неаполе?
- Каподимонте был обязательным пунктом в ее программе, - сказал Вадим. - А судя по тому, что у вас здесь маньяк...
- Нет, в этом парке убийств точно не было! - перебила его итальянка.
- Ты слишком молода, чтобы помнить. Тебя здесь тогда не должно было быть.
- Мне бы обязательно рассказали о таком случае, уж поверь.
Она повела его через парк, не пользуясь тропинками. Парк был огромен, его впору называть было лесом. Они шли довольно долго, но даже лес когда-нибудь заканчивается. Когда за деревьями стали мелькать участки городских джунглей: блестки окон, кусочки домов и вспышки машин, Вадиму пришла в голову интересная, как ему показалось, идея: «а что, если попросить ее связаться с каморрой?» Да, эта идея выглядела бредовой, но она сказала, что если кого и просить о помощи, то каморру. И не ответила прямо на вопрос, связана ли она с мафией. Может, стоит попросить?
Вадим взглянул на девушку. Стройная, дружелюбная, хрупкая. Белый медицинский халатик. Он представил ее с пистолетом в руке или с ножом и улыбнулся. «Ну, точно бред, - подумал он. – Не идет ей пистолет. Медицинский шприц идет, а пистолет нет. Хотя, когда она говорила о мафии, в ее глазах читалось многое…»
- Все. Вон там есть выход, поймаешь такси, - сказала медсестра, махнув рукой. Она опустила глаза и повернулась. – Ну, так что насчет «Cafasso»?
- Может, лучше поужинаем в «Al Faretto»? – спросил Вадим, говоря об одном из лучших ресторанов Неаполя.
Глаза итальянки расширились. Она удивленно приподняла бровь и даже задумалась на мгновение.
- Честно говоря, хотелось бы попробовать, но там очень дорого. Лучше в «Cafasso».
- Я плачу.
- Нет, - сказала она с некоторым сомнением. – В следующий раз.
- Если он будет, - усмехнулся Вадим. Тут ведь сейчас такое поднимется. Мне наверно и в пансионат нельзя возвращаться.
- Если полиция быстро сработает и узнает, в каком отеле ты остановился, значит, они узнают и рейс твоего самолета. Так что, какая разница? Все равно поймают. Но я попробую тебе помочь. Мне пора, а то и я стану подозреваемой.
Она усмехнулась.
- Заеду за тобой в семь вечера, - сказала она, углубляясь в парк.
Она скрылась за деревьями.
- Подожди, а как тебя зовут?
Но итальянка уже не слышала Вадима.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 129
Замечания : 0%
–
Ровно в семь к пансионату «Carafa Suite» подъехал четырехместный кабриолет черного цвета. Широкая вертикальная решетка радиатора, эмблема в виде трезубца и фары с металлическими «надбровьями» придавали ему хищный вид. За рулем сидела девушка в черной куртке, солнцезащитных очках и яркой улыбкой на лице. Вадим не сразу узнал в ней медсестру из Каподимонте. Распущенные волосы черными волнами ниспадали на плечи и спинку сиденья. Вадим присвистнул.
- Удивительно, что при таком автомобиле ты посчитала «Al Faretto» дорогим рестораном, - сказал он. – Я даже не знаю марку этого автомобиля!
- Это Maserati Gran Cabrio. Бывший подарил. Правда он все не хочет понять, что он бывший, но и черт с ним. В конце концов, если до него дойдет, что мне он больше не интересен, то попытается отобрать машину. Садись!
Вадим забрался в автомобиль, и она тронулась. Умело выбравшись из и без того узкой, да еще загруженной припаркованными автомобилями улочки, она свернула на четырехрядную дорогу и до упора вдавила педаль газа. Мазератти взревел, и с визгом ворвался в поток машин. Сердце Вадима забилось учащенно и от волнения и от восхищения. Лишь на мгновение он подумал, что не стоит отдаваться пьянящему чувству свободы полностью, что он приехал в Италию по делу, но потом расслабился и доверился девушке.
- А по поводу ресторана, - сказала она, - в «Al Faretto» мой бывший часто появляется. Зато «Cafasso» - это мое место. Там вообще платить не придется. Мне там все должны.
- Давно хотел спросить, тебя как зовут?
Девушка рассмеялась.
- Я тоже несколько раз хотела узнать твое имя, но все время меня что-то отвлекало. Меня зовут Алессандра. Можно Сандрино. Только не Алекса, как называют меня иногда англичане. Раздражает.
- А я Вадим.
Они заказали сухое красное вино и несколько видов пиццы. Вадим положил сотовый телефон на столик, чтобы при случае записать номер Алессандры. За ужином Алессандра успевала и болтать и есть и смеяться. Вадим понемногу пришел в себя и, наконец, расслабился. Неприятный инцидент с потерей сознания и еще более неприятный с убийством австрийки, стали забываться. Немного мучило желание… или надобность… начать, наконец, поиски девушки, но после нескольких глотков Кьянти, он решил все дела отложить на завтра. В конце концов, он сейчас в пиццерии, в Неаполе, где делают самую правильную, самую лучшую и вкуснейшую пиццу в мире. Сочная Маринара с помидорами, орегано и большим количеством чеснока (по этому поводу он переживал немного, но остановить себя не мог) таяла во рту. Вадим впервые попробовал Бьянку с моцареллой из буйволиного молока. Да и настоящую Маргериту попробовал впервые, потому что все, что он ел раньше под этим брендом, не шло ни в какое сравнение с таявшим на языке тестом, сочными свежими помидорами и нежнейшими сырами.
Алессандра улыбалась, обнажая зубы, которые, возможно, были чуть большего размера, чем не описанный ГОСТом, но устоявшийся в сознании людей эталон красоты. Если бы не ее широкая улыбка, она казалась бы обычной, блеклой красавицей, а не настоящей итальянкой. Шикарные черные волосы беспокойно струились по плечам, сверкая от каждого ее движения, а два полупрозрачных локона ниспадали вдоль скул; манящие, в своем естественном состоянии изогнутые в легкую улыбку и чуть приоткрытые губы заставляли волноваться сердце Вадима; уверенный взгляд огромных карих глаз, в которых можно было увидеть все, что происходит за спиной, не давал надежды на освобождение из их плена.
Вадим улыбался в ответ. Он любил Италию. Ему приятно было сидеть в обществе Алессандры, есть пиццу и запивать ее Кьянти.
Она много расспрашивала о России, но больше рассказывала о ней сама – о том, что видела по телевизору, что читала о стране и что домыслила. Так, например, она думала, что «Малиновый пиджак» - это название мафиозного клана в России и выпытывала у Вадима, каковы его сферы влияния. Или, что «Russian Money» это русский преступный синдикат в США. Опровергнуть или подтвердить что-либо Вадим не мог. Он лишь только поддакивал, «угукал» и всеми силами поддерживал способность итальянки говорить самой с собой.
Переводить разговор на нужную тему не требовалось, десятки раз Вадим мог вставить слово и задать прямой вопрос о том, способна ли каморра помочь ему. Но десятки раз по непонятной для себя причине он не делал этого. Может быть, она говорила слишком быстро и безостановочно? Или, быть может, он просто боялся узнать правду? Узнать, что она действительно имеет связи с мафией? Или, что более вероятно, он боялся встретиться с мафиози, задолжать им, замарать свою репутацию, влипнуть в историю в чужой стране?
Алессандра трещала без остановки, а Вадим любовался ею и размышлял о том, смог бы он остаток жизни прожить в Италии? Не слишком ли все это экспрессивно и чуждо? И стоит ли забыть ту, ради которой приехал в Неаполь?
Его размышления прервала внезапно возникшая рядом с Алессандрой фигура. Невысокий, но коренастый итальянец подлетел к их столику, глаза девушки расширились от удивления, незнакомец размахнулся и залепил ей пощечину такой силы, что девушка опрокинулась навзничь вместе со стулом. Раздался всеобщий гул. Вадим подскочил и схватился за локоть итальянца, пытаясь не допустить, чтобы он снова ударил Алессандру, потому что он кинулся в ее сторону. Итальянец развернулся и ударил кулаком. Вадим хоть и отпрянул немного, но удар все равно достиг цели – в глазах взорвался фейерверк, он сделал несколько шагов назад, пытаясь удержать равновесие, но все же запнулся о стул и упал. Итальянец подлетел к Алессандре, стал ее толкать, мешая подняться и бить по руке, которую девушка выставляла, чтобы защититься. Они громко кричали друг на друга, но Вадим перестал понимать итальянский язык. Годы жизни в детском доме научили его не спускать такое с рук.
- Ко мне, сука! – закричал он на русском языке, подскочив с пола.
Итальянец развернулся, чтобы тут же получить прямой удар в челюсть. Хрустнуло.
- Che forza! [Класс!] – послышалось за спиной у Вадима.
Итальянец завалился на рядом стоящий стол, сбивая тарелки и фужеры, схватился за челюсть и стал кричать, коверкая слова:
- Джино! Макарио!
- Бежим! Сейчас дружки появятся, - выкрикнула Алессандра, схватив Вадима за руку. Она подбежала к своему бывшему, пнула его в пах, потом кивнула владельцу ресторанчика. Тот кивнул в ответ и показал жестом, что «все нормально».
- А машина!
- Все равно заберет. Сюда! Здесь недалеко метро. Только нужно быстрее, пока они не поняли, в чем дело.
- Подожди! Я телефон потерял!
- Куплю тебе другой! Бежим!
Через несколько минут поезд метро уносил их по направлению к центру Неаполя. Вбежав в вагон, они сразу же остановились, чтобы посмотреть, бежит ли кто-нибудь следом. Поезд тронулся, заставив их качнуться. Вадим подхватил Алессандру за талию, чтобы она не упала… да так и оставил руку. Они все еще тяжело дышали. Верхняя губа Алессандры была разбита, а сам Вадим чувствовал, что его левый глаз заплывает. В поезде было не очень много народу и полно свободных мест, но они так и остались стоять у дверей. Вадим понял, что только в этот миг он полностью забыл на эмоциональном уровне тот странный, волнующий, теперь как будто давний случай, произошедший с ним у картины «Даная». В течение дня его мысли и желания путались, но более всего путались чувства, смещая приоритеты с золотого на черный цвет, с пышного викторианского на современный атлетический лад, пока, наконец, не сместили полностью. И стройная, взволнованно-дышащая, обиженная другим мужчиной, немного дикая, но трепетная девушка в его руках этому только способствовала.
Если в ресторанчике «Cafasso» в кулаке Вадима собралась вся ненависть, весь опыт, полученный им за годы жизни в детском доме, то сейчас ему казалось, что в нем проснулась память всех предков, вплоть до каменного века. Он отвоевал эту женщину! Он защитил ее! Она его добыча!
Их губы слились в поцелуе, а вкус ее крови только усиливал возбуждение. Рядом кто-то щелкнул фотоаппаратом.
Он прижал ее покрепче. Их поцелуй не заканчивался, несмотря на смену декораций: черные внутренности подземелья, станция метро, ночная улочка Неаполя, «O, la la» сказавшая и улыбнувшаяся консьержка в пансионате, темный номер мансардного типа с косым потолком и тяжелой стропилиной, нависавшей над кроватью, тяжелая, желтая луна, заглянувшая в открытое окно и бесстыдно наблюдающая за тем, как они обнажились. Алессандра была одинаково прекрасна в одежде и без. Ее острые груди с разведенными чуть в сторону, как глаза турчанки, сосками, колыхались при ходьбе, а когда она наклонилась с грациозностью кошки, чтобы достать что-то из своей сумочки, то нежные изгибы ее лопаток, изящная талия и чуть раздвинувшиеся ягодицы свели Вадима с ума. Он бросился на нее, как дикий зверь. Но в этот миг Алессандра обернулась, и в нос Вадима уперлось дуло пистолета.
- Хочешь, я залеплю тебе любовную пулю в лоб? – спросила она.
- Сейчас я сам тебе залеплю, - сказал Вадим, выкрутил пистолет из ее руки и бросил девушку на кровать. Ее руки стали отталкивать его, в то время как ноги уже сдались, уже обхватывали его за талию, и она застонала от сладостного ожидания прежде, чем он вошел в нее. Луна в последний раз вспыхнула в глазах Алессандры, после чего скрылась за оконной рамой, повинуясь закону всемирного тяготения и гравитационным силам.
–
- Слушаю вас, доктор Имбриани.
- Добрый день, сень…
- Доктор, прошу, не называйте меня по имени и не используйте никаких обращений ко мне. Мне не нужно, чтобы кто-то узнал, что я у вас лечусь.
- Да, да, конечно. Я позвонил… Мне кажется, нам нужно срочно поговорить. Мы не могли бы встретиться сегодня, скажем…
- Доктор Имбриани, чем вызвана такая необходимость? Я приду к вам в пятницу, как обычно. Разве это не потерпит?
- Боюсь, до пятницы я, как ответственный гражданин Италии, не смогу ждать. Мне нужно развеять кое-какие сомнения, а иначе это будет слишком подоз…
Доктор замолчал.
- Подозрительно, вы хотели сказать?
- Да, - ответил доктор Имбриани. – Пусть будет подозрительно. В любом случае, это не телефонный разговор. Ну, так что?
- Хорошо, я приду. В три дня вас устроит?
- Вполне.
Раздался хлопок закрывшегося телефона-раскладушки. Связь прервалась. Плетеная спинка стула скрипнула, приняв на себя вес откинувшегося человека. Немного уставшая рука положила телефон на стол и стала рассеянно крутить его, словно волчок, в то время как в голове человека роились беспокойные мысли.
«Доктор, доктор. Наверное, смотрел телевизор. Да, оставить тело было ошибкой, и ты первым примешь участие в работе над ошибками».
–
Вадим с трудом открыл глаза и блаженно потянулся. Алессандры рядом не было, но он проснулся от ее обаятельного бубнежа, раздававшегося в итальянском темпе из-за дверей мини-кухни. Когда он вошел к ней, девушка сидела обнаженная на деревянном стуле, вертя кусочек шоколада в руке и грустно смотря в одну точку.
- Бывший звонил? – спросил Вадим.
- Нет, доктор Имбриани.
- Это кто?
- Один из преподавателей университета, в котором я училась. Просит подъехать, чтобы посоветоваться по одному вопросу. Увидел что-то там по телевизору.
- А чего ты такая грустная? Тебе не льстит, что преподаватель просит у тебя совета?
- Дело не в этом. Сегодня среда, у меня выходной. Да и тебя бросать не хочется. А то опять убежишь, - она рассмеялась и добавила, - а потом найду тебя возле очередного трупа. И снова буду выпутывать из ситуации.
- А мне очень понравилось, как ты выпутала меня, - сказал Вадим, беря Алессандру за руку и заставляя ее встать. – Я не прочь повторить.
Она улыбнулась, посмотрела на кусочек шоколада, растаявший в ее руке.
- Всегда ем шоколад по утрам. Без него настроение паршивое и чувствую себя, как мой… мой бывший Maserati, если не залить в него бензин, - сказала она, обмазав шоколадом сосок и проведя жирную сладкую линию вниз по груди и по животу.
Вадим обхватил шоколадный сосок губами и стал посасывать, наслаждаясь мятным привкусом начинки.
- Мне тоже нравится шоколад по утрам, - хотел сказать он, но язык спотыкался о набухающую преграду, и Алессандра опять рассмеялась, а потом прижала его к груди.
- Скоро все закончится, - добавила она с грустью в голосе. – Как эта дорожка шоколада на моем животе.
- Если хочешь, могу поехать с тобой, - сказал Вадим, откинув голову, - но, если честно, я приехал в Италию не просто так… я хотел бы найти одну девушку или узнать, что с ней случилось.
Блеск в глазах Алессандры подернулся еще одним слоем грусти, но голос ее не дрогнул:
- Ту самую, что потерялась восемь лет назад?
- Да.
- Это ж сколько лет твоей девушке было, если восемь лет назад ты был moccioso?
- Moccioso? – переспросил Вадим, услышав незнакомое слово.
- Да, moccioso, - сказала Алессандра, проведя указательным пальцем под носом.
- А, сопляк, - Вадим рассмеялся и подхватил ее на руки. – Да, я был еще сопляком, а она была нашим воспитателем, но любила называть себя нашей мамой, хотя была старше нас всего на пять лет. Я влюбился в нее, а она любила Италию. Рассказывала о твоей стране часами, а мы сидели и слушали, лишь бы только быть рядом. Я влюбился в ее голос, в ее рыжие кудри, в ее не очень длинную юбку, под которой по рассказам побывали многие руки парней нашего детдома, но конечно все это выдумывали, в ее слегка пышные формы…
- Сhe cazzo?! [Что за хрень?! – мягкий перевод] Хватит болтать о другой женщине! – воскликнула Алессандра и вырвалась из рук Вадима.
- Ой, прости.
- Ты и сейчас о ней мечтаешь?
- До вчерашнего дня я думал, что мне нравятся только рыженькие, - признался Вадим. – Но теперь я понял, что цвет волос здесь не при чем. Главное – характер. Я обожаю строптивый характер.
Он схватил ее за руку и потянул в комнату.
- Как она пропала? – спросила девушка, отбив его приставания.
- Накопила денег на тур в Неаполь и улетела на несколько дней. Но из тура не вернулась. Это все, что известно. Обращения в милицию и посольство ничего не дали. Нам сказали, что пропажей занимается итальянская полиция, но она занимается этим уже восемь лет. Я пообещал себе, что найду ее. И вот… я здесь.
Алессандра усмехнулась.
- Если она работает в каком-нибудь борделе, то я попробую тебе помочь. А если ее порезал на кусочки какой-нибудь псих, то извини, я не Дева Мария и не Иисус Христос. Устраивает?
- Конечно. Больше ведь мы ничего не сможем сделать. А как ты узнаешь насчет борделей?
- Не твое дело. И не тяни ко мне руки, - сказала Алессандра, натягивая одежду. – Не стоит по утрам рассказывать мне о других бабах.
- Это всего лишь школьная любовь и необходимость выполнить обещание.
- Да мне все равно. Я ревнивая. Могу и застрелить в следующий раз.
Она быстро оделась, подошла к Вадиму и притянула его к себе. Поцеловала, по-хозяйски раздвинув ему губы и поприветствовав его язык.
- Телефон я тебе оставлю свой. Будь на связи. Себе куплю другой. Можешь погулять неподалеку, но лучше никуда не уходи, а то нарвешься на Дзенобио и его дружков. Я вернусь быстро и покажу тебе все прелести Неаполя.
- Дзенобио, это твой бывший?
Алессандра кивнула.
- Хочется верить, что ты мне поможешь, - сказал Вадим, - но не хочется верить в то, что ты связана с каморрой.
Бровь девушки приподнялась. Она ждала продолжения.
- Хотя чем простая медсестра может пригодиться мафии? – спросил Вадим, пытаясь все-таки вывести ее на откровенный разговор.
- В мафии есть люди всех профессий. Даже медсестры. Они могут, например, вытащить пулю из задницы Дона Карлеоне, или сделать кому-нибудь укольчик, усыпить навечно, или развязать язык, вколов… Хотя ладно, мне пора к доктору.
- Хочу быть тем самым доктором, к которому ты идешь.
- Я вернусь, тогда поиграем, - бросила Алессандра, хлопая дверью. – Тебе тоже сделаю укольчик.
Вадим оделся, позавтракал, лег на кровать и включил телевизор. Немного поразмышляв, он решил все-таки дождаться Алессандру и пойти на прогулку вместе с ней. Как ни грустно было это осознавать, но после встречи с «Данаей» он понял, что все достопримечательности, все культурные прелести Неаполя его интересовали лишь «за компанию» с этой картиной Тициана, или правильней будет сказать – интересовали его ничуть не больше, чем среднестатистического туриста – пришел, отметился, сфотографировался, похвастался знакомым и близким. Его не трогала ни их история, ни чувства мастеров, создававших эти шедевры, ни цвет, ни размеры, ни пропорции. Лишь на «Данаю» он взглянул бы еще разок.
Вадим только сейчас стал осознавать, что Даная Тициана очень похожа на Марину Ильиничку, воспитателя детского дома. Он почувствовал, что думая о картине, у него начинают потеть ладони, а дыхание учащаться. Он одновременно и хотел вспомнить те чувства, которые охватили его, когда он узрел богиню, и боялся этого. Он боялся, что мир снова станет как будто не цветным, безвкусным. Но больше всего не хотел снова почувствовать трансформацию, переход из одного состояния в другое, с навязчивым ощущением, что ты предатель, выбирать между любовью к богине, которую он себе придумал и современной жизнью, предавать или то, или другое.
Щелкая по каналам телевизора, Вадим наткнулся на местные новости. Показывали парк Каподимонте, участок, закрытый лентой от посещения, много полиции.
- Преступник перерезал девушке горло и проткнул мочевой пузырь чем-то острым, предположительно медицинским шприцем. Следов сексуального насилия пока не обнаружено, но все станет понятно после экспертизы. Основная версия, над которой работает полиция – маньяк-убийца. В Неаполе давно не происходило чего-то подобного. Наш корреспондент попытался узнать, зачем убийце могла понадобиться моча девушки у профессора…
По спине Вадима пробежали холодные искорки. Когда ведущая новостей сказала о медицинском шприце, он почему-то представил Алессандру, делающую ему укольчик.
- Но зачем? – вырвалось у него.
«Зачем ей было убивать австрийку? Неужели она чем-то навредила итальянской мафии? Бред какой-то. А может, каморре нужен был ее друг, который исчез? Черт, я начинаю думать, что она действительно связана с мафией».
Драться с ее бывшим, заниматься сексом под дулом пистолета, брать ее едва ли не силой – все это словно брачные игры павианов, опасные, возбуждающие, но не преступные. А вот быть реальной убийцей, быть мафиози или, хуже того, психом…
Взгляд Вадима наткнулся на телефон Алессандры. Недолго думая он схватил его и стал изучать контакты. Список мужских и женских итальянских имен и кличек ему ничего не дал. «Мафиози» и «Крестных отцов» в контактах, конечно, не было. Но был «Доктор Маттео Имбриани». «Она сказала, что он увидел что-то по телевизору, - подумал Вадим. – Бред, конечно, но может быть, она не студентка его, а пациент?»
Вадим нажал зеленую кнопку вызова.
–
Доктор Имбриани дотянулся до трубки, прочитал на дисплее: «Алессандра Миссони» и принял вызов.
- Надеюсь, вы звоните не для того, чтобы сказать, что не сможете приехать? – спросил он, усмехнувшись.
- Это не Алессандра.
Доктор Имбриани опешил и несколько секунд сидел молча.
- А кто?
- Ее знакомый. Скажите, вы позвали ее из-за сюжета, показанного в новостях, ведь так?
- Все-таки скажите, кто вы такой, или я вынужден буду…
- Доктор Имбриани, я ее хороший знакомый. Мое имя все равно ни о чем вам не скажет. Я не желаю зла Алессандре и даже хотел бы помочь ей. Но при этом и самому остаться бы целым и невредимым, потому что вчера я был на том самом месте… Ну, вы понимаете где?
- Простите, а вы были «до» или «после»?
- После. Я видел ее. Я был очень близко. При этом Алессандра выскочила из леса и увела меня оттуда, якобы спасая от полиции. Боюсь, теперь я в еще большей опасности. С одной стороны, ко мне могут быть вопросы от полиции, а с другой – меня самого могут убить. Я не могу понять, зачем нужно было убивать ту девушку? А может быть и я в определенных условиях стану жертвой? Ведь может такое случиться?
Доктор Имбриани тяжело вздохнул.
- Вы были в галерее? Видели «Данаю»?
- Видел.
- Как вам картина? Бурно отреагировали?
- Не то слово – я упал в обморок! Алессандра вкалывала мне какое-то успокоительное.
- Тогда, боюсь, что вы в большой опасности. Молодой человек, этот вопрос касается моего пациента, я не вправе много говорить на эту тему, но в данных обстоятельствах позволю себе кое-что. Только обещайте никому не говорить, что я нарушил медицинскую тайну.
- Обещаю.
- И предупредить, что все, сказанное мной, это предположение.
- Я слушаю.
- Она страдает раздвоением личности. Иногда ей кажется, что она мужчина. Желание сменить пол было у нее с самого детства, но раньше это не считалось нормой, вы понимаете. В конечном счете, это свело ее с ума. Однажды в молодости, в период обострения, она узнала историю о Данае и ее отце, Аргоссе. Вы знаете этот миф?
- Да, доктор. Продолжайте.
- И ее воспаленное сознание «объяснило» себе, что она Зевс. Не много ни мало. Потому что Зевс может принимать любую форму, будь то золотой дождь, будь то женщина. Она влюбилась в этот миф, влюбилась в Данаю – ведь она хочет быть мужчиной, а значит, может любить женщин, - она добилась того, чтобы работать рядом со своей богиней. Я был против этого, но, как оказалось, нахождение рядом с предметом ее культа снизило количество рецидивов. У нее практически исчезли суицидальные наклонности. Она стала спокойней.
На кухне доктора Имбриани что-то звякнуло. Он вздрогнул от неожиданности.
- Подождите, - сказал он собеседнику и пошел на кухню. На столе лежала железная лопатка, которую (он точно это помнил), он вешал на место, после того, как испек себе утром овощные котлетки. Маттео Имбриани повесил лопатку на место, убедившись, что сделал это надежно. Лопатка и раньше соскальзывала с толстого пластикового крючка, если он вешал ее впопыхах на самый край.
- На чем мы остановились, молодой человек? – спросил он.
- Насчет желания быть мужчиной, мне, конечно, верится с трудом, - ответил ему собеседник. – После вчерашнего-то. Но даже если так, я все равно не понимаю, зачем ей убивать кого-то? Зевс разве убивал людей просто так?
- Ей часто снились туристы, которые вели себя крайне негативно рядом с картиной или очень положительно отзывались о ней. Во снах она наказывала их всех. Прошу заметить, речь не шла об убийствах. Она просто их наказывала плеткой, запирала в клетки и тому подобное. Так вот, тех, кто был недоволен Данаей, она считала потомками Акрисия. Им доставалось за нелюбовь к Данае, за то, что заточили ее в темницу. А тех, кто любовался картиной сверх всякой меры, она наказывала от имени Зевса, ревнующего к своей возлюбленной. Это была своего рода игра. Первые представали перед ней черными, вторые – золотыми. Но речь никогда не шла об убийствах. К тому же, в последнее время рецидивов было крайне мало. Она постоянно пила лекарства.
- Боже мой! – ответил собеседник. – Я просто не могу в это поверить. Просто не мог предположить такого! Доктор, а почему вы связали убийство в парке с… с вашей пациенткой?
- Медицинский шприц! В новостях сказали…
- О, я тоже сразу подумал о ней! – перебил его собеседник.
- Не знаю, почему вы так подумали, - продолжил Маттео Имбриани. – Я ведь не рассказал вам до конца.
- Простите, доктор. Я слушаю.
- Ей часто снился момент, когда она в виде Зевса приходила к Даяне. А вы ведь знаете, в каком виде появлялся там Зевс? В виде золотого дождя. Она мочилась на Даяну, на свою возлюбленную.
- Етит твою мать! - произнес собеседник непонятную для доктора фразу, а потом добавил на итальянском, - еще интересней.
- Она мочилась на Даяну, желая оплодотворить ее. Невозможность оплодотворить женщину – это крайне больная и крайне опасная тема моей пациентки.
- А причем здесь моча другой женщины?
- Я пока не знаю, - ответил доктор Имбриани, тяжело вздыхая. – В конце концов – все это лишь мои подозрения. Может быть, случайность. А может быть, и нет. Но пока полиция не разберется с этим случаем, вам лучше держаться от Каподимонте подальше.
Доктору Имбриани почудилось, будто сзади него шаркнуло. Он стал поворачиваться, и в этот миг жгучая боль чиркнула его по уху и вонзилась в плечо.
- Аааа! Дева Мария! – воскликнул он, все еще держа трубку у другого уха. – А ведь хотел позвонить в полици…
Рука, держащая кухонный молоток для отбивания мяса, опустилась на доктора еще раз. Маттео Имбриани прикрыл голову здоровой рукой. Ударом молотка вышибло телефон и отшибло руку доктора.
- Но я ведь Данаю даже…
Доктор лягнул ногой и даже попал противнику в колено, но тяжелый молоток вонзился в его лоб всеми девятью острыми пирамидками, предназначенными для разбивания мясных волокон. Сознание Маттео Имбриани померкло.
Человек поднял телефон и приложил к уху.
- Алессандра! Алессандра, прекрати! Зачем ты это делаешь?
Человек улыбнулся и отключил телефон. Сходил на кухню и взял сверток толстой пленки, которую принес с собой и оставил возле люка в погреб. «Эх, Имбриани. Ты наверно и не помнишь, кто пять лет назад присмотрел тебе этот домик? А мне ведь понятно было, что тебя придется когда-нибудь убрать».
Человек расстелил пленку и перекантовал на нее доктора. Имбриани застонал. Молоток стал ритмично опускаться на доктора Имбриани: несколько раз по предплечьям, потом плечи, ребра, голени, бедра (с ними пришлось повозиться – эх, сейчас бы в руки любимую кувалду); доктор перестал стонать, когда убийца переламывал ему плечевые кости; равномерные глухие удары и хруст успокаивали убийцу, появлялось ощущение, что все налаживается, все снова становится под контроль.
Когда тело доктора Имбриани превратилось в тряпичную куклу, убийца обернул его пленкой и потащил на кухню. Сбросил в погреб. Проверил, не осталось ли каких-нибудь следов, и залез в погреб сам. Дотащил тело до лаза в городские катакомбы, служившие для погребения умерших еще в 5 веке. Сетью подобных катакомб, больших залов, переходов между ними, погребальных ниш, сушилен для трупов и саркофагов был усеян весь подземный Неаполь. Под городом живых располагался город мертвых. В настоящее время многие подземные комнатки стали доступны туристам, подземелья используются под склады, магазины и даже мини-фабрики. Очень многие ответвления превратились в места для незаконных мусорных свалок. Но большая часть катакомб до сих пор официально не разведана, в них можно встретить преступников, грабителей, а то и призраков.
Сначала убийца протиснулся в лаз сам, а потом затащил теперь уже податливое тело доктора за собой. Огляделся. Не бродит ли кто-нибудь случайно неподалеку? Убедившись в своем одиночестве, человек погрузил тело в тележку и повез его к своему жидищу. В городе мертвых, раскинувшем свои улочки, шахты и катакомбы под Неаполем, станет еще на одного жителя больше. Доктор не имел никакого отношения к Данае, поэтому будет высушен и брошен в кучу трупов одного из открытых подземных кладбищ. Каждый день толпы туристов будут глазеть на черепа и скелеты древних неаполитанцев, и никто никогда не узнает, что среди них очень много их современников. Никто их не найдет.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 129
Замечания : 0%
–
Вадим вытер пот со лба. Он «слышал» убийство. Он слышал ее дыхание! Неужели такое возможно? Да нет, все это бред, конечно. Произошла какая-то путаница. Не может т-а-к-а-я женщина чувствовать себя мужчиной. Не может.
Телефон Алессандры завибрировал в руках Вадима, и он его едва не выронил. С не определившегося номера пришло sms с текстом «cerchi Marina di Russia? Vieni in via Edoardo Nicolardi, 46. Senza di polizia. Altrimenti ucciderò.» [ищешь Марину из России? Приезжай на улицу Эдуарда Николарди, 46. Без полиции. Иначе убью].
Вадим несколько раз перечитал смс-ку, пытаясь понять, что все это значит. Кто ее прислал? Сама Алессандра на свой номер? Ведь никто, кроме нее, не знал, что он ищет… «А ведь я ей не говорил, что ее зовут Марина!» - вспыхнуло в голове Вадима».
Он хотел позвонить по этому номеру, но в дверь постучали. Вадим вздрогнул. «Пришли забрать посуду от завтрака?» - подумал он и открыл дверь. Тяжелый кулак молотом вонзился ему в нос. Вадим упал на спину.
- Это тебе за вчерашнее унижение! – закричал Дзенобио. – А это за Алессандру! – добавил он, пиная Вадима по ребрам. – Ты трахал ее? Трахал?! Я убью тебя, свинья!
Вадим прикрывал ребра руками, пропустил несколько ударов, потом изловчился и поймал Дзенобио за ногу. Он рванул ступню итальянца вверх и тот запрыгал на одной ноге, пытаясь удержать равновесие. Вадим подскочил и пнул итальянца по нижней части бедра, из чувства не к месту возникшей солидарности уклонив ступню от паха Дзенобио, потом ударил в живот, при этом отпуская ногу. Но Дзенобио только отлетел, все еще оставаясь на ногах. Вадим подскочил к нему и ударом сверху по сизому, раздувшемуся после вчерашнего приключения носу, повалил итальянца. Дзенобио застонал.
Вадим подхватил кошелек, телефон Алессандры и побежал к выходу. Дзенобио засмеялся, хлюпая кровью.
- Тебе не уйти, ублюдок. Там мои ребята.
- Спасибо, - сказал Вадим, подскочил к нему, стянул куртку и накинул ее на себя. Под курткой Дзенобио носил кобуру, к которой он и потянулся. Вадим выскочил из комнаты и закрыл итальянца на ключ. Быстро спустился. Приоткрыл входную дверь, игнорируя удивление, возникшее на лице консьержки. Прямо перед дверью стоял Мазератти Алессандры, а за ним еще какой-то автомобиль, в котором сидело двое парней.
Вадим вышел из отеля и махнул рукой парням. Его маскарад был, конечно, не идеален, но на несколько мгновений он ввел в заблуждение дружков Дзенобио. За это время он успел прыгнуть в Мазератти и сесть за руль. Послышались крики и хлопки дверей. Вадим завел зверя и, нажав на педаль акселератора и обдав итальянцев дымом из-под визжащих шин, рванул с места.
«Via Edoardo Nicolardi, 46, - повторил он про себя, посмотрев в зеркало заднего вида – дружки Дзенобио даже не пытались догнать его. Они вбежали в отель Carafa Suite. – Он вас за это не похвалит, - подумал Вадим, усмехнувшись. – Ох, ё-моё, какой красивый нос у меня стал».
Он остановился через пару перекрестков и спросил, как доехать до Via Edoardo Nicolardi, а уже через двадцать минут бросил Мазератти недалеко от нужного места, потому что к зданию №46 можно было пройти только пешком. Это было красивый, старинный, как и многие строения в центре Неаполя, двухэтажный особняк на несколько квартир. Вадим призадумался. Номер квартиры Алессандра ему не сообщила. Рядом с кнопками были написаны имена и фамилии:
Ottone Esposito [Оттоне Эспозито]
Andrea Greco [Андреа Греко]
Giuseppina De Luca [Джузеппина Де Лука]
Luigi Moretti [Луиджи Моретти]
Эти имена ни о чем Вадиму не говорили. Разве что, Джузеппина Де Лука. «Джузеппина, Джузеппина, - размышлял Вадим. – Где-то ведь я слышал это имя?» Но так как у него не было особого выбора, он нажал кнопку звонка, принадлежащую именно Джузеппине Де Лука.
Дверь открылась через минуту. На пороге стояла пожилая женщина, с массивным носом, кончик которого напоминал небольшой клюв стервятника, а седеющие от корней, но с черными кончиками волосы были собраны в хвост.
- Вы… ко мне?
- Я ищу Алессандру. Она дала мне этот адрес. Вы не знаете ее?
- А, а я вас узнала. Несмотря на ваш красивый нос. Вы тот самый молодой человек, который вчера потерял сознание перед «Данаей»?
Вадим присмотрелся к женщине и, наконец, вспомнил ее – она была в том самом зале, и на ее груди висел бэйджик.
- Вы работаете в Каподимонте?
- Верно. А кто это вас так разукрасил?
- Бывший дружок Алессандры. Поэтому я и пришел… Боюсь, как бы он с ней не натворил чего похуже. Ну, так, что? Вы знаете Алессандру? Зачем-то же она попросила меня прибыть сюда?
Джузеппина нахмурилась и внимательно осмотрела нос Вадима. Потом, спохватившись, взмахнула руками и сказала:
- Но чего же это мы стоим на пороге? Заходите, вам нужно умыть лицо. Проходите в квартиру. Не знаю, зачем Алессандра дала вам мой адрес, но мы можем ей позвонить. Знаете, сотовый телефон – это такое чудо. Мне подарили его всего полгода назад, а я уже не могу без него.
Ее квартира находилась на первом этаже. Окна в квартире были задраены шторами, уберегая жительницу от палящего солнца Неаполя. В комнате и на кухне, куда пригласила Вадима Джузеппина, все вещи были аккуратно расставлены, чувствовалось, что хозяйка любит порядок и очень опрятна. Пахло старостью, как у любой старушки, живи она в Москве или в Неаполе. Только занавески с яркой необычной расцветкой, интересная ажурная скатерть, греческие узоры на чайничке и зелено-бело-красные кружки напоминали Вадиму, что он все-таки не в Москве. Она показала ему раковину, и он смыл с лица кровь.
- А недавно внук научил меня писать смс-ки, но я так и не понимаю, зачем они нужны, - говорила Джузеппина, разливая чай. – А вы с Алессандрой наверно познакомились поближе? Ну, после того, как вам стало плохо?
- Да уж, - ответил Вадим. – А не могли бы вы рассказать о ней что-нибудь? Вы давно знакомы?
Джузеппина лукаво улыбнулась, отчего морщины на ее лбу сделались еще глубже.
- Что-нибудь? Алессандра хорошая девочка, - сказала она, раскрывая телефон-раскладушку. – Только у нее есть парень, который рассчитывает стать ее мужем.
В кармане джинсов Вадима завибрировал и запел телефон Алессандры:
Paura d'amare, paura d'amare [Боюсь любить, боюсь любить]
Джузеппина удивленно посмотрела на Вадима:
- Я звоню Сандрино, - сказала она, как будто оправдываясь.
- Она отдала мне свой телефон, чтобы можно было со мной связаться и не платить за роуминг. Я не брал симку…
- За что платить?
Вадим улыбнулся и хотел объяснить ей, что означает это слово, но Джузеппина вдруг вздрогнула и нахмурилась.
- Вы слышали? – спросила она.
- Что?
- Какой-то странный звук под полом. Крысы, что ли?
- Я ничего не слышу, - ответил Вадим.
Вы пейте чай, а я пойду, проверю.
Она поднялась и вышла из кухни. Вадим попытался хлебнуть чаю, но обжегся и отставил чашку, решив дождаться, пока чай остынет. Стал наблюдать за чаинками, собиравшимися внизу чашки в кружочек. «Зачем я здесь? Чтобы все это значило? Чего-то я все-таки недопонимаю. Ну не могу я представить Алессандру в роли убийцы, а тем более в роли мужика. Не могу».
Он снова вспомнил, что не говорил ей, как зовут Марину Ильиничну. Вадим достал телефон и перечитал полученную смс. Там было указано имя – Marina. «Значит, ошибки быть не может. Она знает… или знала ее! Но зачем я з-д-е-с-ь!?»
В прошлый раз его отвлек Дзенобио, а теперь можно было позвонить по незнакомому номеру. Вадим нажал на зеленую кнопочку сотового телефона. Где-то в соседней комнате заиграла мелодия. Волосы на голове Вадима едва не встали дыбом. По спине пробежал озноб. «Черт! Мистика какая-то». Он уже минут десять оставался в одиночестве, отчего тревога только усиливалась. Вадим встал и вышел из кухни.
–
Джузеппина де Лука спустилась в подвал и включила свет. Прислушалась. Подозрительных звуков не было, но у нее все равно нехорошо сосало под ложечкой. Она нахмурилась. Сквозняк! Сквозняк усилился, а это значило, что где-то недалеко от ее подвала, в древних городских катакомбах, в которые у нее был скрытый ход, кто-то открыл дверь. Когда-то давно, обнаружив связь своего подвала с катакомбами, Джузеппина изучила окрестности подземелья и поставила несколько дверей с серьезными замками на каждой из них, отгородив часть подземелья для личных нужд – хранения старых вещей, которые жалко было выбрасывать, и откровенного мусора, когда очередные разборки мафиози приводили к очередному мусорному кризису. Надежность замков она проверяла достаточно часто, уж очень боялась прихода неожиданных гостей из подземелья, по которым могли слоняться и разбойники, и грабители и даже призраки. Особенно ее пугал призрак из древней легенды, монашек Муначьелло. Он пакостил людям, воровал вещи и насиловал красивых неаполитанок. Насчет последнего Джузеппина де Лука была не особенно уверена, стоит этого бояться или нет. Но воров, и просто тех, кто совал свой нос в чужие дела, она терпеть не могла.
Джузеппина открыла люк в катакомбы и выглянула. Длинный коридор, освещенный редкими лампами, был пуст, насколько она могла разглядеть. Джузеппина выключила свет в подвале под домом, чтобы не привлекать внимания, и свернула влево, к своему самому главному хранилищу. Засеменила мелкими шагами.
Шорох.
Джузеппина вздрогнула и обернулась. Вдалеке, на грани видимости, как будто мелькнула тень. Де Лука ускорила шаг. Поначалу она не оглядывалась, пытаясь оторваться, но потом запыхалась, остановилась и посмотрела назад.
Метрах в тридцати от нее стоял человек с каким-то зверем, возможно с собакой!
Джузеппина де Лука рванула, что было старческих сил по подземелью. Раздался громкий, очень неожиданный для такого места, собачий лай.
Еще немного. Несколько метров.
Джузеппина дернула дверь и влетела в тайную комнату, но закрыть ее не успела – псина схватила ее за ногу и зарычала. Джузеппина закричала от боли.
–
Вадим подошел к двери, за которой влюбленный итальянский голос распевал: Mi sono innamorato di Marina [Я влюбился в Марину].
Надавил на металлическую дверную ручку. Дверь немного подалась вперед, звонко щелкнув засовом по разбитой запорной планке.
Una ragazza mora ma carina [Девушку темненькую и милую].
Из узкой темной щели потянуло затхлостью.
- Сеньора Джузеппина, - произнес Вадим сухим голосом.
Ma lei non vuol saperne del mio amore [Но она ничего не хочет знать о моей любви].
Вадим попытался заглянуть в щель, приложив голову к косяку и дверному полотну, но ничего, кроме серых полос на темном фоне разглядеть не смог. Видимо там было задраено плотными шторами или жалюзи. А в коридоре, в котором он стоял, и так царствовал полумрак, поэтому в комнату свет не проникал и отсюда. В лицо с тихим подвыванием бил сквозняк, но звук телефонной песенки все равно стал слышен громче.
Cosa faro'per conquistarle il cuor [Что мне сделать, чтобы завоевать ее сердце]
Внезапно дверь хлопнула в обратную сторону. Вадим отскочил и рефлекторно поднял руки перед грудью. Вой сквозняка прекратился.
- Сеньора Джузеппина! Вы здесь?
Повисло тягучее молчание. Даже несчастный итальянский певец замолк, отключенный сотовым оператором по причине отсутствия абонента. Вадим решительно подошел к двери и громко постучал, пытаясь заполнить пустоту звуками. Ему пришлось напомнить себе, что он находится в центре города, днем, и вероятным его противником может быть всего лишь слабая женщина. Но, несмотря на это, липкое чувство опасности, вызванное событиями последних дней, не покидало Вадима. Терпеть, чтобы тишина и мрачность помещения заставляли дрожать его, как осинку, Вадим не желал. Он отступил на шаг, а потом ударом ноги заставил дверь громко хрустнуть и отойти сантиметров на пять. Ригель зацепился за ту же запорную планку, которая провернулась на единственном оставшемся шурупе. Вадим надавил на дверь плечом, и она распахнулась, брызгая звоном упавшей планки.
В комнате стало чуть светлее, но различать предметы Вадим все еще не мог. Он попытался нащупать выключатель света, но не нашел его. Тогда он вошел в комнату, внимательно всматриваясь в полумрак. Откуда-то, может быть из вентиляционного отверстия, тянуло сквозняком. Пришлось постоять несколько секунд, прежде чем стала проявляться обстановка комнатки (а размеры ее были не больше, чем размеры комнатки в общежитии, в котором жил Вадим во время учебы). Левая стена была полностью закрыта стеллажами, на которых стояли ящики и пустые банки. Правая была усеяна фотографиями. Прямо перед Вадимом на полу был расстелен толстый коврик, а у стены напротив стоял крупный комод, заваленный каким-то барахлом.
Вадим повернулся к стеллажу с ящиками и попытался найти на них какие-нибудь надписи. Посветил дисплеем сотового телефона. Деревянные плашки ящиков были темно-коричневыми и не имели никаких надписей. Находясь в коридоре, Вадим чувствовал, что воздух в этой комнатке затхл. Но здесь он почувствовал примесь легкого и неприятного запаха. Как будто что-то сгнило. Он приблизил нос к бочонкам. Гнилостный запах усилился. Вадим поежился. «Здесь точно не печенье и не стиральный порошок, - подумал он. – Солит сало, что ли? Твои заготовки, бабуля, давно сгнили!» Он отступил от стеллажа со странным содержанием, при этом в его голове пыталась зародиться какая-то мысль, что-то связанное с ящиками, но у него не было желания додумывать ее. Дисплей погас и глаза Вадима, привыкшие к свету, перестали видеть вообще что-либо.
Снова включив дисплей, Вадим повернулся к стене с фотографиями, и тут же отпрянул от нее!
Ужас!
Звук сердца стал бить по ушам.
Световой поток дисплея задрожал, выдавая тремор рук.
«Имбриани имел в виду ее, Джузеппину! – внезапно догадался Вадим, лихорадочно оглядываясь, чтобы она не подошла незамеченной. – Какой же я… Он вызвал Алессандру, чтобы спросить ее о Джузеппине!»
На стене он увидел страшный смертельный оскал девушки, чья голова была свернута и притянута назад, к спине, смотря на Вадима мертвыми глазами. Под фотографией была какая-то надпись, но он не смог прочитать ее. Рядом висела еще одна фотография: молодой человек с вывернутыми щиколотками и предплечьями прислонен к стене. Непослушную мертвую голову держит за волосы чья-то рука, а вторая рука пытается раздвинуть парню рот, превращая его в ужасную улыбку. То же надпись под фото. Потом еще одна: мертвое тело, не понятно, женское или мужское, лежит на полу, свернутое в шар буквальным образом – все выступающие конечности переломаны и вложены вовнутрь, все выпуклости разбиты, словно отбивная, в мягкую, податливую массу, которую старательные руки художницы-убийцы расправили, разгладили, добиваясь идеальной сферической поверхности трупа. Потом еще фотография, и еще, и еще. На одной из карточек Вадим увидел ящик, в который было впихнуто мертвое тело. Он вдруг понял, что за спиной у него десятки мертвецов. Вот откуда запах! А еще он понял, какая тревожная мысль сверлила его сознание, когда он рассматривал ящики. В легенде о Данае и Зевсе тоже был ящик! Даная родила Персея, а когда ее отец, Акрисий, узнал об этом, он велел посадить девушку и своего внука в ящик и пустить их в море. Он пытался спасти свою жизнь, отослав Персея подальше. Ящик с Данаей и Персеем прибило к острову Сериф, где мальчик и вырос. В последствие, во время спортивных игр, Персей все-таки убил Акрисия, случайно попав в него диском для метания.
Сердце Вадима пыталось выскочить из груди. «Она мстит потомкам Акрисия, помещая их в ящик! Неужели старуха могла такое сделать?» Он никогда не видел столько трупов. Ему вдруг очень сильно захотелось оказаться где-нибудь далеко отсюда. Он и начал уже отходить к двери, когда увидел на стене большую пустую раму, под которой крупными буквами было написано «Бронюс Майгис». Несмотря на панику, овладевавшую им, Вадиму не пришлось напрягать память, чтобы вспомнить, кто такой этот Бронюс Майгис. Этот человек, живущий в Каунасе, в 1985 году посетил «Эрмитаж», где два раза полоснул ножом по картине Рембрандта «Даная», а потом плеснул в нее кислотой. Размер рамки для Бронюса Майгиса говорил о том, что в доме Джузеппины он желанный гость. «Как сказал бы Имбриани, Майгис для нее черный. Он ненавидит Данаю. А я, видимо, золотой! Она слышала мой голос, когда убила Имбриани и позвонила мне, чтобы я пришел… на свою смерть».
Внезапный звук заставил Вадима крикнуть от страха.
«Mi sono innamorato di Marina
Ma lei non vuol saperne del mio amore», - снова запел телефон. Теперь Вадим увидел его – он светился на столе у стены. Кто-то звонил Джузеппине. Парень шагнул к столу и полетел вниз, запоздало поняв, что темное пятно, принятое им за толстый коврик, оказалось люком. Ударившись головой о дальний край люка, Вадим потерял сознание и дальше падал мешком.
–
Слишком много недоделанной работы! В последнее время, слишком много работы.
Человек нагнулся и оттащил «отбивную» юноши из Вены к стене. Нужно было притащить пустой ящик, уложить, законопатить, залить смолой. Уж скоро пора отправить их в круиз по океану и там сбросить в воду. Но все не доходят руки.
Закончив с австрийцем, человек оттащил туда же собаку. Что с ней делать, он не имел понятия. Собака ему не нужна была вовсе. Ноги зверя дернулись конвульсивно, и человек ругнулся. «Забросить подальше в катакомбы. Когда появится время».
Оттащил еще один довольно свежий, не до конца обработанный труп.
«Теперь эта красотка. Ее убивать не стоит, она вообще не интересуется Данаей. Но ее можно насиловать. Она другого не заслужила».
Человек поднял шланг и провернул вентиль холодной воды. Ледяная струя окатила девушку, привязанную к стене в форме морской звезды. Она открыла глаза и застонала.
- Очнулась, красотуля?
- О, Дева Мария, - простонала Алессандра. – Все-таки вы?
- Ну, я, - ответил человек и засмеялся.
- Но зачем?
- Затем, - был ответ и грубый смех. – Каков вопрос, таков и ответ.
- Зачем вы убивали этих несчастных?
- По разной причине. Имбриани разве не рассказал тебе?
- Не успел, - сказала Алессандра, чем рассмешила убийцу. – Но я читала документы, которые он мне приготовил.
- Конечно, не успела. Потому что, когда ты пришла, он был уже трупом. Между прочим, тот парень из России звонил Имбриани и искал тебя там. Он думает, что ты убийца.
- Не убивай его. Ему просто стало плохо…
- Ему не просто стало плохо! – закричал убийца. – Он влюблен в Данаю до смерти! Он хочет ее! Он желает овладеть ею! Но никто не сможет овладеть Данаей, кроме Зевса! Никто!
- Ты считаешь себя Зевсом?
- Нет, - ответил человек, тяжело дыша. – Я Рея, титанида, жена Кроноса, мать Зевса…
- О, Боже Иисусе, - простонала Алессандра. – Но зачем тебе, титаниде, убивать людей!?
Убийца схватил ее за плечи и прижал к стене. Глядя Алессандре прямо в глаза, человек сказал:
- Зевс застрял на земле, излившись золотым дождем. Мне нужно собрать золотой дождь всех, кто любит Данаю, чтобы возродить его! Мне нужно оградить Данаю от потомков Акрисия, чтобы они не убили ее. Мне нужно всех их убить, чтобы они не мешали доделать задуманное и пустить их по морю, чтобы Акрисий понял, как это гадко, поступать так со своей дочерью. Мне нужно, чтобы она родила от Зевса Персея, моего внука. У меня много работы. Но внук все не рождается и не рождается. Долго он не рождался, прежде, чем мне стало понятно, что у Данаи уже есть человеческий ребенок, а Персей должен быть единственным ребенком. Мне нужно найти и убить ее ребенка! Скорее всего, он из России. У меня большие надежды на того парня. Падая в обморок, он произнес «мама». Не знаю, как такое произошло, он не на много моложе ее, но это так. Скажи, он говорил тебе, зачем приехал в Италию?
Алессандра замотала головой.
- Нет, мы это не обсуждали.
Человек ударил ее по лицу. Из носа Алессандры пошла кровь.
- Врешь, и это видно по твоим глазам.
- Не убивай его…
- Обязательно убью.
- А… я… зачем тебе?
- Потому что сунула нос не в свое дело. И потому что тот, в чьем теле возродится Зевс, воспылал к тебе любовью, а не к Данае. От Данаи нам нужен только ребенок. Потом я ее убью. И тогда смогу родить возрожденного Зевса. Я хочу родить Зевса.
- Медицина могла бы помочь тебе забеременеть? – осторожно сказала Алессандра. – Сейчас много возможностей…
Убийца рассмеялся.
- Это вряд ли, - сказал человек и приспустил штаны.
- О, нет!
Послышался отдаленный, запутавшийся в хитросплетениях подземелья, крик.
- Все пытается выйти из-под контроля, - пробурчал убийца, отходя от Алессандры. – Повисишь здесь немного. Не бойся. Скоро он придет к тебе, и вы порезвитесь.
Дверь в смертельную комнату закрылась и Алессандра осталась в одиночестве с мертвецами.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 129
Замечания : 0%
–
Страшное стало непонятным. Вокруг темень. Голова трещит. Лоб саднит, будто поймал удар кулаком. Вадим приподнял голову, пытаясь понять, где он находится. И почему болит голова? Где-то далеко как будто бы свет. Вадим начал вставать, чувствуя боль в ноге и позвоночнике. Хромая, пошел на свет. Туман в голове не рассеивался. «Побили меня, что ли? В какой я подворотне очутился?»
Свет приближался нехотя. На ногу наступать было все тяжелей. Вадим хотел посмотреть, что с ней случилось, но темень не позволяла. Наконец, он дошел до стены и открытого люка, из которого пробивался свет, ставший для него маяком. Вадим перешагнул высокий порог и очутился в коридоре, освещенном очень редко висящими лампами. Насколько коридор был длинен, Вадим не мог понять. Где-то очень далеко он услышал отрывистый крик, как показалось Вадиму, слева. Он пошел на крик, с трудом наступая на больную ногу. Под лампой остановился, приподнял штанину и увидел невероятно распухший сустав. Снимать обувь Вадим не решился.
Как долго он ковылял по пыльному коридору, Вадим не мог сказать. Болела нога, саднил лоб, подташнивало. Он пытался понять, как очутился в этом месте, но ничего, кроме картин, висящих на стене какого-то музея, вспомнить не мог. Это удручало и приводило в отчаяние еще больше, чем боль в ноге. Какой музей? Какие картины?
Черный туман заполнил все бытие. Он шел, почти не думая, не замечая, как одна лампа, освещавшая тоннель, сменяла другую. Лишь по едва услышанному, случайному наитию вспомнилось ему, что минуту или десять назад он проходил рядом с каким-то боковым ответвлением, из которого струился яркий свет. Вадим развернулся и потащился обратно. «Действительно, - подумал он, снова дойдя до того места. – Какая-то комната. Прошел мимо».
Он перешагнул порог и очутился в комнате, в которой царил золотой туман. Вадим понимал, что туман в его голове и даже встряхнул ею, чем вызвал еще один приступ боли, но туман не рассеялся. Вдоль дальней стенки стоял сервант, на стеклянных полках которого сверкали золотом колбочки с жидкостью. Янтарный свет, освещающий комнату, струился из пола комнаты. Вадим подошел ближе и обнаружил широкий проем, закрытый решеткой. К толстым прутьям была привязана шторина карминного цвета, волной уходившая вниз, в янтарную комнату. Вадим вытянул шею и заглянул… шторина, сопровождаемая прозрачной органзой, оказалась частью балдахина, накрывающего кровать.
Сквозь органзу виднелась голова и шея девушки, склоненной над кроватью девушки. Она меняла простыни: сдернула старую, протерла несколько раз клеенку, оказавшуюся под простыней, влажной тряпкой, потом еще раз насухо; застелила свежую белоснежную простынь. Взбила подушки и прилегла на кровать. Сквозь тюль теперь просматривалось женское бедро и коленка. Вадим сглотнул и замер. В голове больно и чувственно вспыхнуло – «Даная!» Он вдруг вспомнил, что был в Каподимонте и видел Данаю. Он видел, как Зевс приходил к ней. Но сейчас его не было. Даная была одна! Он мог бы спасти ее, если бы нашел, как попасть вниз. А может… и остаться с ней, назло Акрисию, утаившего такую красоту.
Вадим ухватился за решетку и приподнял ее – решетка была не заперта, но очень тяжела. Больная нога не позволяла опираться на нее, поэтому всю тяжесть пришлось перенести на здоровую. Вадим вдохнул и потянул решетку в сторону. Протяжный скрежет заставил женскую ножку вздрогнуть. Он видел, как бедро приподнялось, натянув нежную бледную кожу на колене.
Наконец решетка сдвинулась на достаточное расстояние. Вадим полез внутрь, боясь снова наделать шуму и привлечь воинов Акрисия. Он ухватился за бархатную ткань полога и перекинул ноги. Затем стал опускаться, перенося на ткань вес своего тела.
Но полог сразу же начал трещать, разрываемый пополам. Вадим ухватился за органзу, и это спасло его от падения на девушку – органза отвела его, словно качели, в сторону, и уже там юноша упал на пол, снова потревожив раненую ногу. Его стон и легкий крик девушки раздались почти одновременно.
Вадим приподнялся и повернул голову. Это была она – Марина Ильинична. Столь милая его юношескому сердцу воспитатель детского дома, сейчас находилась в совершенно другом мире и являла собой иной образ. Образ Данаи, которую она когда-то любила сама, в которую влюблен теперь и Вадим.
Девушка забилась в угол кровати, подбив белые подушки с золотыми рюшами из органзы, к деревянному резному столбу балдахина. Ее глаза расширились в янтарно-карем испуге, а брови изогнулись. Она бросала короткие частые взгляды наверх, и Вадиму показалось, что именно приход сверху напугал ее, а не собственно само появление. Ее волосы солнечно-медового цвета струились мелкой волной по левому плечу, падали на грудь и стекали двумя ручейками ниже, огибая эту нежнейшую, мягкую, бледную возвышенность, которая так часто снилась ему в отрочестве. Волосы были влажными, как будто девушка недавно приняла душ. Она подтянула ноги и сблизила коленки, но сквозь треугольник, образованный изящными лодыжками и ступнями, Вадим видел обратный треугольник ее затененных, округлых бедер, видел ягодицы, наполовину скрытые валунами взбитых простыней, и ее губы, чуть стиснутые и выпуклые, бледно-розовые, как два лососевых брюшка.
Заметив, куда направлен его взгляд, Даная осторожно улыбнулась. Вадим понял, что она его не узнала. Он сглотнул слюну и сделал шаг вперед. Даная слегка отвела колени друг от друга, как будто спрашивая, не ошиблась ли она в его намерениях? Он снял рубашку и начал стягивать джинсы, забыв о боли в ноге. Даная протянула к нему руки, украшенные янтарными браслетами, и улыбнулась смелее, обнажив белые зубы. Вадим встал коленями на кровать и потянулся к ней. Она шире раздвинула ноги и обхватила его за шею теплыми руками. Он прижался к ее роскошному телу, чувствуя, как золотой туман, в котором он находился, вздрагивает от сильных ударов сердца. Она пахла липовым цветом. Ее тело пылало мягким жаром. Ее губы, выкрашенные помадой тицианового цвета, прижались к его давно ждущим, алчущим, сухим губам, а ноги обхватили его за талию и стали завлекать, тянуть его в парное лоно.
Они коснулись друг друга носами. Их взгляды встретились, отражая друг друга в бесконечной арифметической прогрессии. Никогда так близко Вадим не видел этих чудных глаз. Слои радужной оболочки светились оттенками нескольких цветов. Сквозь медно-карий налет, видимый издалека, пробивалось солнечное сияние, мед и луковая шелуха, и золото инков более глубоких слоев. А вдоль зрачка, по кругу, выстроились, словно звездочки Евросоюза, черные крапинки. Расширяющиеся от вожделения зрачки поглотили эти крапинки в первое же мгновение и стали пожирать золото оболочек. Никогда, мечтая о ней на праздничных мероприятиях и проводимых ею занятиях, никогда, вспоминая ее поздно ночью, не в силах уснуть от юношеской любви, никогда Вадим не задумывался, что сможет увидеть эту волшебную метаморфозу ее красивых глаз. Ее зрачки расширялись от возбуждения.
Когда от радужных оболочек остались только широкие коричневые ободки, Вадим вдруг заметил свое отражение: растянувшийся в сферическом отблеске нос, суженый подбородок и лоб. Теперь он сам стал ее зрачком. В глубине глаз Данаи… на самом дне, где-то рядом со зрительным нервом и фовеа глаз Марины Ильиничны спряталось безумие. Это был взгляд умалишенной. Взгляд сошедшей с ума женщины, помешанной на сексе. Вадим почувствовал себя подлецом. Будь Марина Ильинична в здравом уме, она бы никогда… он бы никогда не позволил себе такого.
Несколько секунд они просто смотрели в глаза друг друга. Он успел легонько прикоснуться своим горячим естеством к ее лососевого цвета губам и даже слегка раздвинул их, и мужская, первобытная, дикарская его часть требовала войти глубже, освоить территорию, поселиться там навеки. Но сверхсознание настойчиво пыталось обуздать дикаря и отступить. Жгучее желание и морозная порядочность едва не разрывали Вадима надвое.
«Несмотря на то, что я молода, я ваш воспитатель, - вспыхнул звонкий голос Марины Ильиничны в мыслях Вадима. – Я ваш друг, старший товарищ, и даже любящая мама».
Мама…
Вадим не знал своей мамы и эта «функция» молоденького воспитателя тогда пришлась ему по душе больше других. Он понял, что мамы и должны быть такими молодыми и красивыми. Он вспомнил, как разрывался от любви и стыда, что представляет иногда ее с собой в постели, как девушку, а не маму. Он разрывался точно так же, как сейчас.
Руки Вадима подогнулись, и он упал на плечо девушки. Наконец он смог пересилить себя и отстраниться от ее все еще манящего, горячего лона. Она сдвинула ноги, погладила его по голове, потом приобняла.
Мама…
Все еще возбужденный и стыдящийся своих действий, Вадим опустился ниже и нащупал губами ее сосок. Он крепко обхватил его и закрыл глаза, а она гладила его по голове. Было хорошо, словно в далеком детстве, которое помнило только его подсознание.
- Мамааааа! Маааа-маааа! – закричал кто-то совсем рядом. Вадим соскочил с кровати. Марина Ильинична снова прижалась к столбу и зарылась в подушках. Из-за ярких рюшей органзы выглядывали только ее испуганные, безумные глаза.
- Ха-ха! Мы, наконец, нашли тебя! Так ты, ублюдок, и есть сын Данаи? Мама будет довольна. Она убьет тебя, и я возрожусь на Олимпе!
Перед ними стоял Дзенобио. «Дзенобио! От греческого «Зевс» и «биос», - мелькнуло в голове Вадима. – Зевс и жизнь! Так он и есть пациент доктора Имбриани? Нет, не может быть. Доктор говорил о женщине».
- Отойди от нее свинья, боюсь задеть, - сказал Дзенобио, широко улыбаясь и доставая пистолет. – Хорошо, что я удержался и не застрелил тебя сразу. Мама будет довольна.
Вадим опешил – отойти от Марины Ильиничны, значило умереть, а остаться – подвергнуть ее опасности. Внезапно он почувствовал ее руки на своих плечах. Она обняла его сзади, прижалась и замычала.
- Э-эй-эй! Мне снова достать плетку? – закричал Дзенобио. – Быстро в сторону!
Но Марина Ильинична только прижалась сильнее. Разъяренный итальянец подлетел к ним и пнул Вадима в грудь. Но тот не спешил защищаться. Он завалился назад, придавив девушку. Дзенобио склонился к ним и схватил Марину Ильиничну за запястье, потащил в сторону. В момент, когда итальянец максимально оттянул ее руку, дуло пистолета было направлено в стену. Вадим подскочил и оказался над склоненным итальянцем. Он ударил его по затылку, но Дзенобио начал уклоняться, поэтому удар прошел вскользь. Вадим ухватился за руку, держащую пистолет, и стал тянуть к себе. Дзенобио раскрыл ладонь, оружие упало на пол, и он пинком отбросил его в сторону. После этого упал на колени, перебросив Вадима через себя. Вадиму удалось подняться, прежде, чем итальянец снова накинулся на него. Они сцепились и пытались завалить друг друга. Запутались в шторах, висящих вдоль стен. Рвануло. Затрещало. Сверху упал медный диск, украшенный резьбой, попав ребром в плечо Вадима и ключицу Дзенобио. Итальянец сморщился, застонал и стал оседать.
Вадим отступил в сторону, опасаясь, что Дзенобио притворился, чтобы схватить его за ноги и повалить. И он не ошибся – итальянец обманул его! – но не схватил за ноги, а подпрыгнул, ударил в челюсть и отбежал к стене, ища пистолет. Вадим повалился назад. В его глазах заплясали звездочки. Он с трудом поднялся – мир раскачивался и двоился. Его пальцы сжимали край медного диска, который он нащупал совершенно случайно. Дзенобио в этот миг разгибался и со злорадной улыбкой наводил на него пистолет. «У меня только один шанс», - мелькнуло в голове Вадима, и он метнул диск.
Дзенобио инстинктивно присел и поднял руки, защищая голову. Пистолет снова отлетел в сторону. То, что произошло дальше, Вадим впоследствии вспоминал очень часто, пытаясь понять, откуда в нем взялось столько силы и ловкости, чтобы получилось то, что получилось. Метнув диск, Вадим ударился больной ногой о кровать и стал падать на нее. В это время диск пролетал над Дзенобио и продолжал полет по направлению к двери. В следующий миг в проеме появилась Джузеппина де Лука. Медный диск встретился со лбом человека. Раздался ужасный треск. Как падало тело Джузеппины, Вадим не видел, потому что в это мгновение он полностью повалился на кровать и начал подниматься, чтобы не быть захваченным врасплох.
- Аааа! Мааа-мааа! - раздался дикий крик Дзенобио. Он развернулся, сверкая бычьими глазами. Поднял пистолет и выстрелил в Вадима.
Закричала Марина Ильинична. Жгучая боль пронзила руку Вадима. «Смерть, - подумал он. – Почему?»
- Это не мама, - послышался голос Алессандры, в присутствие которой невозможно было поверить. Дзенобио круто развернулся.
- Ты?
- Это не мама, - повторила она, игнорируя его вопрос. – Это папа.
Оба держали пистолеты направленными друг на друга. Дзенобио молчал, не в силах понять, о чем она говорит. Он бросал страдальческие, отрывистые взгляды на тело Джузеппины, и не мог при этом выпустить из поля зрения Алессандру. Вадим попытался подняться, но опереться на простреленную руку он не мог, а здоровая все не выпутывалась из сдернутой шторины.
- Он провел даже доктора Имбриани. Полагаю, его звали Джузеппе де Лука. Он от рождения был мужчиной, но хотел быть женщиной. Мечтал родить, на этом и съехал с катушек. А ты просто жертва больного воспитания. Тебе лучше опустить пистолет и показаться врачу.
- Что за бред?
- Это не бред. Можешь сам убедиться. Загляни ему в штаны.
Дзенобио едва не вырвало от такого предложения.
Время снова сгустилось. Вадим смог доползти до итальянца и дернул его за ногу. В это время Дзенобио произносил «умри, сука!» и стрелял в Алессандру. Девушка стала падать, делая ответные выстрелы. Итальянец вскрикнул и начал валиться назад, споткнувшись о Вадима. Закричала и схватилась за голову Марина Ильинична. Алессандра подскочила и, наступая на Дзенобио, сделала еще несколько выстрелов. Пули прошивали тело итальянца, со звоном, выбивая снопы искр, рикошетили от пола и в безумном танце разлетались по комнате. Вадим ежился и вздрагивал всякий раз, когда в него попадали отлетевшие гильзы. Дзенобио полностью повалился на него, он почувствовал его конвульсии и тепло крови. Рядом клацнул о пол пистолет итальянца.
Все стихло.
- Помоги, - сказала Алессандра золотоволосой девушке, съежившейся на кровати. Но Марина Ильинична молчала и прижимала к себе подушку.
Тогда Алессандра схватила мертвого итальянца и отбросила его сама.
- Ты жив?
- Едва ли, - сказал Вадим хриплым голосом, рассматривая опухший нос Алессандры. – Ты та еще штучка. Кто ты? Мафия или мирный житель?
- Я полицейский, - сказала Алессандра, склонившись над Вадимом. – Нужно перевязать рану и вызвать врача.
Она разорвала одну из простыней и стала обматывать плечо Вадима.
- Самое время все объяснить, - сказал он, любуясь ее бледной кожей и падающим на глаза локоном.
- За последние два года в Неаполе исчезло несколько туристов, на первый взгляд, не имевших ничего общего. Все, что их связывало, это восхищенные или ругательские отзывы о картине «Даная», которые они успевали оставить в социальных сетях до своего исчезновения. Зацепка казалась очень сомнительной, но другой у нас не было. Кто-то в отделе предположил, что и раньше совершались такие преступления, просто не были развиты соцсети, не был развит мобильный интернет и связать исчезновения туристов не могли.
Мне пришлось стать медсестрой в Каподимонте. Опросили всех, кто имел отношение к картине, но никто не вызвал подозрений. Именно тогда я и познакомилась с доктором Имбриани, но он не стал выдавать историю болезни Де Луки, считая ее не опасной. За это и поплатился, дурачок. А вот Джузеппина, видимо, заподозрила меня, поэтому, я только теперь это поняла, поэтому подослала… вернее подослал ко мне своего сыночка, чтобы тот выведал подробности. Когда Дзенобио подкатывал ко мне, он много расспрашивал о картине, поэтому я и задружила с ним.
Вадим усмехнулся.
- Чувствует мое сердце, что со мной ты задружила тоже не просто так.
Алессандра улыбнулась, чуть опустив голову. Но ее глаза сверкнули весельем.
- Отчасти, - сказала она. – После твоей буквально сногсшибательной реакции на картину, я поняла, что за тобой нужен контроль. И в постели тоже.
Она улыбнулась еще шире, обнажая зубы. Потом толкнула его в здоровую руку.
- Не обижайся. Ведь я же не только для дела – ты мне просто понравился. В общем, я специально расспрашивала тебя о гостинице и говорила о кафе. Ловила убийцу на живца.
- Обычно в таких случаях обижаются, - пробурчал Вадим. – Но живцу хотя бы повезло оттарабанить итальянскую кобылку. Тут грех обижаться.
«Оттарабанить» он произнес на русском языке. Алессандра усмехнулась.
- Не знаю, что значит «отарабанить», но думаю, что это можно повторить.
- А как ты здесь оказалась?
- Мы легко обнаружили следы Джузеппе рядом с трупом. Раньше он никогда не оставлял тел, соответственно следов обнаружить было нельзя, и опыта у него не было. Теперь постарел. Да и случай для него уникальный – ты произнес слово «мама», когда терял сознание. А он искал сына этой сеньоры, - она прохладно кивнула в сторону Марины Ильиничны, - И ты показался ей очень подходящей кандидатурой. Она спешила убить австрийцев и позаботиться о тебе. Мне очень жаль, что я не догадалась подумать об австрийцах. Думала только о тебе…
- Это одновременно и печально, - произнес Вадим, - но и приятно тоже.
- Я посидела с тобой в кафе, потом полежала в пансионате, но убийца так и не пришел.
- Зато пришел Дзенобио, видимо мамаша… вернее, папаша ему рассказал о тех местах, где мы собираемся провести время.
Алессандра кивнула, соглашаясь с ним.
- Узнав, что убит доктор Имбриани, узнав, что нашлись кое-какие следы, я с собакой-ищейкой долго блуждала по катакомбам Неаполя и наконец нашла логово.
- Но почему одна?
Алессандра виновато улыбнулась.
- Хотелось подвига, наверно. Извини, даже тебе не стала звонить. Я просто не надеялась, что найду убийцу в катакомбах. Думала, что след дойдет до какого-нибудь дома и затеряется, или закончится на какой-нибудь загруженной улице. Стыдно признать, но старуха… вернее, старик, смог обездвижить нас обоих. Бедную собачку, - ох, и попадет же мне за нее от Орацио, - бедную собачку, он убил ударом молотка в лоб. А меня просто оглушил. Нос болит жутко. Наверно ужасно выгляжу?
- Нет, очень красиво.
Алессандра рассмеялась.
- Не обманывай. Я же знаю. А потом он привязал меня к стене. Скажу, что узлы вязать он не умеет – это факт. Видимо остальных он не оставлял в живых надолго, поэтому не научился. А как только Джузеппе убежал на крик, я быстро освободилась и двинула к тебе.
Раздался выстрел. Алессандра вздрогнула и стала падать на Вадима.
«Пистолет! Где-то рядом пистолет!»
Вадим нащупал пистолет Дзенобио, приподнялся и выстрелил наугад.
- Де… ва Мари…, - говорила Алессандра, смешивая звуки с бульканьем крови. На ее груди расплывалось алое пятно.
Вадим сдвинул с ног ее тело и поднял голову. Джузеппе держал в руках пистолет Алессандры и пытался снова поднять его, но не находил сил. Вадим подошел и прицелился. Несколько мгновений он не решался нажать на спусковой крючок, но из оцепенения его вывел стон Алессандры. Вадим нажал. Пуля, вырвавшись из канала ствола, недолго радовалась свободе – она рассекла кожу, пробила лобную кость и вонзилась в мозги убийцы-маньяка, прекратив существование безумного мира терзаний и надежд, черного и золотого.
Пульс отдавал в висках Вадима. Хромая, он подскочил к Анджелике. Она улыбалась.
- Я спасу тебя!
- По…про…буй, - сказала девушка, вымучивая улыбку.
Он насколько смог быстро перетянул грудь Алессандры остатками простыней, взял ее на руки и понес к выходу.
- Сиди здесь, я вернусь, - крикнул он Марине Ильиничне и ступил в катакомбы Неаполя.
–
Прохожие затерявшейся в центре Неаполя улочки останавливались и смотрели в сторону девушки.
- Здесь голая! Голая тетка! – крикнул какой-то пацаненок в трубку сотового телефона, а потом начал записывать происходящее.
Бледнокожая, чуть полная, рыжекудрая девушка медленно шла по улице. Никто не заметил ее сходства с Данаей Тициана, потому что местные жители редко ходят в собственные музеи и театры. Все или смущенно улыбались, или охали над тем, что некая сеньорита позволила себе выйти на улицу голой. Мужчины любовались ее приятной, экзотической внешностью. А потом, когда девушка проходило мимо людей, и им открывался вид ее спины, все начинали охать и ахать от вида ужасных ран, ожогов и шрамов, покрывавших ее спину, от вида сукровицы, выступавшей из-под поврежденной движениями коросты. Если бы кто-нибудь заглянул ей в глаза, если бы кто-нибудь смог дотянуться взглядом до самого дна ее больных глаз, он бы заметил сгусток безумия, который неуверенно поворачивался вокруг своей оси, являя миру другую, упрятанную глубоко-глубоко свою сторону – надежду. Из глаз девушки впервые за долгое время потекли слезы.
|
Группа: МАГИСТР
Сообщений: 827
Замечания : 0%
Рассказ удален по просьбе автора
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1453
Замечания : 0%
Голосование открыто до 20 октября включительно
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 595
Замечания : 0%
1.
Основная часть рассказа написана отлично, читается с интересом, не хуже чем какой-нибудь детектив от Дэна Брауна (отдельное спасибо, автору, за то, что обошлось без разнообразных тайных обществ). Оба главных персонажа показаны хорошо, у девушки есть тайна у парня – личная трагедия, и четкая цель; в общем, интрига выстроена грамотно, тревожность и напряжение нарастают постепенно.
Все идет к тому, что убийца - девушка, и все было бы хорошо, но автор решил сделать финал неожиданным и...
Финал разочаровал. Он и по стилю и по плотности событий сжат настолько, что порой просто сложно отследить события; в хитросплетениях мотивов разобраться непросто. Финал оборван, не известно даже жива осталась девушка или нет.
Теория вероятности трещит и рвется под натиском авторского воображения. Новая картина событий довольно сильно противоречит изначальным сюжетным предпосылкам, и сложившимся уже образами героев. Мотивы героев после "раскрытия карт" как-то сразу начинают путаться. Особенно это касается старичка-старушки и еще сына (который машины дарит не ясно зачем). Роль сына, вообще, оказалась несколько смазанной; если он такой уж важный участник событий не стоило ли заострить большее внимание на нем?
Теория психиатра тоже разваливается. Ну не мог же он, в конце концов, не знать что пациент – транссексуал. Или они вообще о ком-то другом говорили с героем?
Покоробило еще: «восхищенные или ругательские отзывы о картине «Даная», которые они успевали оставить в социальных сетях» - во-первых не владеет, мне кажется старичок компьютером; да и не стали бы писать эти самые убитые отзывы на картину, которую они в виде репродукций видели тысячу раз; и разве не сразу их убивали? Сомнительная зацепка.
2.
Здесь сточки зрения композиции и раскрытия персонажей все гораздо лучше. Отлично проработанная не психология даже – внутренний мир героев.
Одна и та же ситуация показана с разных сторон. Можно было бы сказать, что рассказ перегружен рассуждениями, но не скажу, потому, что не смотря на это, текст читается с интересом.
Единственный минус я усмотрела в том, что нет прямого раскрытия темы. Да и жанр, с итальянскими ужастиками имеет мало общего, чего уж там…
Эх, если бы не скомканный и оборванный финал у первого рассказа – еще можно было бы подумать, ведь соответствие теме и жанру - явное преимущество в рамках дуэли. Но, увы, финал не задался.
Голос тексту №2
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 286
Замечания : 0%
Первое. Создалось впечатление, что начало было продуманно и шло на "ура", а финальную часть пристраивали наспех, причем делая упор больше на неожиданность, чем на логику. Нет, ничего плохого сказать нельзя, текст выстроен и интересно читался. Хотя к концовке ближе я стал путаться среди череды наваливающихся друг на друга событий.
Второе показалось более цельным и в тоже время грузным. Тут через восприятие героев одно и то же читатель видит по разному, что здорово, конечно. И закольцовка, но выраженная психология давит.
Автор аккуратно обошел тему дуэли, жанр и оседлал любимого, чернее ночи конька) Но стилистика как всегда завораживает.
Уффф. Не знаю... проголосовать за то, что приглянулось более или же за соответствие теме и жанру? Голосую за первый текст, но без рамок дуэли он считай что проиграл.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 159
Замечания : 0%
Первое.
Может не везде все гладко, но прочиталось очень легко и с интересом. У героев есть цели, отличительные друг от друга характеры. Хорошо, что подсовывают разных возможных убийц и нету притянутых за уши связей. Финал несколько сжат и временами излишне суматошен. Не особо поняла момент с сыном нашего помешанного. Он мне показался достаточно глуповатым, зависимым от родителя. Не понятно как главная героиня вообще с ним спуталась.
Отлично использованы тема и жанр. Не возникло желания останавливаться и акцентировать свое внимание на огрехи.
Второе.
Более цельное и плавное. Понравились описание и переходы в рассуждениях. Люблю такого рода произведения, но если честно мне не хватило объема. Разбор касался всего одной ситуации, по сути одного человека. Мне больше нравится, когда идет разбор полетов по нескольким различным темам, разным ситуациям. Написано здорово, но мне было интересно только начало. Остальное легко и плавно читалось, но не вызвало какого-то чувства.
От темы и жанра отделались одной начальной сценой, а дальше поскакали в другую степь.
Голос первому
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1453
Замечания : 0%
Голосование продлевается до 23 октября
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 467
Замечания : 0%
CREATTOR, вас тоже касается ограничение по проведению дуэлей на 1 месяц - до 29 октября. Забыли условия бана? Посмотрите правила.
Эту дуэль закрою я.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1453
Замечания : 0%
Moro, хорошо)
Но как секундант все еще жду обещанный голос:-)
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 330
Замечания : 0%
Прочитала оба текста несколько бегло, но впечатление сложилось, поэтому, наверное, имею право проголосовать 
С подобным жанром ранее не сталкивалась, а потому было очень интересно. И, насколько я поняла из описания этого жанра, должно было быть интригующе, возбуждающе, кроваво интересно.
Итак, начну. Вторая работа читалась на порядок легче первой, более связные образы. Вторая несколько ближе ментально, в частности, именами и личностями героев. Во второй концовка немного понятнее. Первая работа порадовала уже целым букетом: "соответствие теме", "соответствие жанру", "наличие интриги", "образность эротических сцен", "большее количество действующих лиц".
Колеблюсь почему-то. Вероятно потому, что обе работы достаточно хороши. Но раз уж это дуэль, с четко сформулированными условиями (тема и жанр), то все-таки надо соблюдать. Второе произведение само по себе интересно, но не увидела я в нем того самого "джалло". А первое попало в яблочко, условия соблюдены. Если бы еще концовка была немного понятнее и развернутее, то было бы вообще восхитительно. Дуэль есть дуэль.
Голос за №1
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 467
Замечания : 0%
Жанр Джалло довольно спорный по моментам обязательных элементов. Кто-то предполагает элементарную пиар акцию итальянцев на желтом цвете книг в бумажном переплете, кто-то обязательные элементы готики, эротики, убийства, прочем сцена умерщвления жертвы чаще всего рассматривается со стороны чувств и ощущений убийцы, а, еще да - книги и фильмы с длинными названиями. Плюс, утяжеляет толчок для осуществления задуманного тема дуэли -«Синдром Стендаля» впрочем, увязанная с жанром Джалло. Так органично – Джалло – Италия –Неаполь, где чаще всего сталкиваются с синдромом Стендаля. Плюс Секунданту избравшему такую формулировку для темы. Наши дуэлянты по разному подошли к обыгрыванию такой дуэли.
В «Черных листьях падуба и его золотых ягодах» - уже само название намекает – подготовка темы была максимально приближенной к требуемому.
Золотой дождь в начале – автор удивил. Читая, невольно задавалась вопросом: неужели не взялись за основу монетки на картине Тициана «Даная», а именно такая физиологическая формация золотого дождя? Оригинально.
Массивная кровать парила в воздухе, подсвеченная снизу золотым свечением ламп. – как то это не есть хорошо – звучанием.
Надо отдать должное сразу вначале заданному автором стилю описательной части картины. Очень ярко – кинематографически, хотя, после такого стиля позволяющего прочувствовать картинку сладострастия очарования девушкой, финал первой сценки «В этот миг его сознание померкло от удара по голове тяжелым предметом. Тело упало на девушку. Его утащили из комнаты.» - мой черный юмор благодарен автору, изменение манеры описания – просто удар – упал- утащили, без красочных описательных отступлений – я смеялась. Вот сцена убийства киянкой не понравилась. Вообще надо отдать должное, автор весьма деликатен в этом повествовании с этими сценами – убийства и эротики. Все со стороны да со стороны. Вроде вот-вот начинает давать от первого лица, но нет, скатывается на некую отстраненность от действа, даже к простому перечислению. Невольно выдавая или навязывая мнение о убийце у читателя – Истязатель. Опять интересный момент с этой киянкой. Сбило с толку вот это предложение «Киянка «эргономично» отскочила, экономя силы человека на поднятие.» У меня вызвало недоумение – он молотком так крушил кости? Да еще истязатель мазохист какой-то, сколько сил ему приходится прилагать с этим эргономичным молотком, чтобы сделать из человека желе, и только потом, глубоко в тексте, ближе к концу мелькнуло – моя любимая кувалда. Аааа, вот оно что! Теперь-то понятно – не молоток грамм 225, а кувалда под кило! О да, кувалдой вполне так можно помахать. Но впечатление испор..нет скажу так – опять улыбнуло – ух, истязатель! молотком то как махал (это пока до кувалды в тексте не дошла, там где убийца доктора молотком бил).
Появление Вадима в аэропорту. Эм, просто интересно, а зачем была эта вставка «недавно закончивший факультет иностранных языков педагогического университета,» - все ждала, когда этот факт сыграет, ну может сокурсники появятся, или еще что. Или это чтобы показать где он восемь лет пропадал? Понимаю профессию – искусствовед, а попутно – итальянский язык. Он же на Данае был помешан, а не на итальянском языке. Это так к слову.
«- Sindrome di stendhal, - сказал Вадим, поднимаясь. - Я знаю, что это такое, но никогда не думал, что страдаю им.» - вот хорошо что Вадим это знает, и хорошо, что в теме дуэли указано заранее, чему посвящено. А ненавящевую, короткую характеристику для такого ключевого момента, на котором установлено многое в этом рассказе хотелось бы иметь, для полноты картины.
В приезде Вадима, его пути к музею Каподимонте понравилась эта лихорадка ожидания, хорошо выписанное желание – увидеть дорогую сердцу картину, ту цель к которой он стремился ( в тексте перечислено сколько всего он сделал). И тем большее недоумение вызывает внезапно выскочившая другая причина через десять страниц текста, причем почти теми же словами «Несколько лет, изучая язык и готовясь к поездке в Неаполь, Вадим терзался, гадал и много думал, как может исчезнуть человек? Как может исчезнуть девушка?» Этот внезапно прыгающий фокус напоминает рояль, который автор забыл (гонясь за интригой), а потом вспомнил. Нет связующего между Марией Ильиничной – первой целью Вадима – картиной. Он только потом осознает схожесть Данаи с Марией, уже когда провел ночку с Алессандрой. В детдоме Мария рассказывала только о Неаполе, но нет воспоминаний, обсуждений с ней работ Тициана или любого другого итальянского художника. Мне не хватало этой связки, оправдывающей столь страстное начало этого рассказа и устанавливающее психологическую картину нашего героя.
Опустим ненормальную разговорчивость доктора о своем пациенте; рэмбоподобную Алессандру, сунувшуюся в одиночку за маньяком в катакомбы; мелькающего периодически и непробиваемого в своей уверенности Дзенобио (его мордовороты- телохранители почему-то всегда сзади или на улице); просто в длиннющую резину растянувшееся отступление о прекрасных ностальгических глазах и образе Марии Ильиничны на фоне его мужской первобытной страсти - войти глубже, и вот он – финал!
Жгучая боль пронзила руку Вадима. «Смерть, - подумал он. – Почему?» - дураку понятно - в руку пуля попала, потому и смерть. Потом длинная исповедь – история расследования Алессандры прямо тут же, сразу после перестрелки.
«Все, что их связывало, это восхищенные или ругательские отзывы о картине «Даная», которые они успевали оставить в социальных сетях до своего исчезновения.» - хотя по сути рассказа, этих туристов должно было объединять посещение музея Каподимонте. Притянуто как-то эта тема – с социальными сетями.
«А как только Джузеппе убежал на крик, я быстро освободилась и двинула к тебе.» – наверно не к тебе, а за Джузеппе и там увидела тебя. Откуда она знала, что там Вадим есть?
«Вадим сдвинул с ног ее тело и поднял голову.» – создалось впечатление, что поднять голову ему мешало тело на ногах или на голове?
«Хромая, он подскочил к Анджелике.» – Эээ?!
В целом. Главный минус этого произведения – объем. Не в том плане - много. А как следствие, появление таких недочетов (провисаний, неувязок, ошибок), количество которых к концу просто зашкаливает. Для балансировки такого текста требуется время, которое можно потратить разворачивая его в книгу. Итальянский детектив в дешевой желтой обложке - его можно читать в любом настроении, доставил мне удовольствие прежде всего тщательной работой автора с материалом - Неаполь, музей, колорит Италии, сочные краски картин и галлюцинаций соединенные как с требуемым синдромом, так и с интересным переключением внимания с одного подозреваемого на другого, очень резвой раскруткой сюжета. Ну и отдельное спасибо за удовольствие вновь вспомнить картины Тициана.
Monstrum
Почему-то показалось это произведение продолжение «Плевать пляшем!». Очень уж в одной тональности вылеплены тексты.
Фридрих Шиллер настраивает, ничего не скажешь, хороший крючок. И сцена наказания нерадивой, дает прочувствовать все – начиная от пульсации крови жертвы и ее дыхания, заканчивая движением убийцы. Повествование просто наслаждается происходящим, погружая в звуки, запахи, действия, чувства. Вкусно, ярко. Хороший язык. Захватывает. Тут же встраиваемый конфликт – а не за просто так, по мнению героя, он ее гниздит. Чуток с местоимениями перебор иногда их автоматически пропускаешь.
И тут в конце - «Все это в доли секунды проносится перед его мысленным взором» так, это он мечтал? Представил? Это у него не галлюцинации? Он не очнулся увидев ее глаза «залитые вязкой патокой боли; видит, как упоение его звериной яростью в них сменяется холодным презрением, обидой, ненавистью» - как –то расстроил такой поворот. И нож-бабочка, это уже штамп, как по мне. Куда не сунься – нож-бабочка.
Дальше в главе Он, а потом Она – очень нравится разница в уровне размышления, уже стилистикой языка вычерчены образы Маши и Саши. Очень греет мое занудство, очень.
Крючок первой сцены интересно разматывается – вначале показан финал Саша –Маша - проводы домой, а потом вновь возврат к Оно и Она. Красивая постановка повествования и размещения акцентов.
Часть про Оно несомненно нужна, но она провисает, растягивается, может и дает передышку, показывает взгляд героев на то, что их связывает. А связывают их, кроме постели, еще и кое-какие чувства. Но каким языком говорим о этих чувствах? «симбиотическое единство паразита и реципиента, оно наделено способностью к мимикрии: к резким скачкам от негативного к позитивному» и т.д. см. по тексту - ух ты! Прокручиваю текст вверх вниз – не, не ошиблась, это не статья и не реферат, и даже не доклад. Ну зачем тут эта пустая канцелярщина? Ну ведь видно, словарный запас вполне позволяет четко донести свои мысли.
Живость и естественность диалогов – отдельный поклон автору.
Финальная сцена. Завершающая цикличность.
Но конец с одной стороны логичный, а с другой хотелось чего-то подчеркивающего разность и единство героев. Опять действия убивания-побивания, что читали выше, причем отсутствует ощущение девушки, лишь в начале – вдох и в конце – поворот ножа. Все остальное – наблюдение со стороны и опять же – нет ощущения внезапности картинки. С одной стороны интересно и глубоко по смыслу их единение во взглядах Саши и Маши на эту сцену, с другой стороны – сколько раз по тексту говорилось – они такие разные. Может я много хочу?)
Очень цельный рассказ, вычитан и выверен. Из джалло взялась некая готичная мрачность и тяжесть, с психологическими наблюдениями за убийством со стороны личного взгляда не только убийцы но и жертвы.
*****
Кому отдать голос? Динамичному итальянскому детективу, где больше внимания уделялось развертыванию интриги, или психологии взаимоотношений с прочувствованной сценой убийства?
Буду за цельность повествования и меньшую степень личного озадачивания построением и смыслом текста во время чтения.
Голос Monstrum
|
|
|
