Для писателей

Профиль | Последние обновления | Участники | Правила форума

Страница 1 из 2 1 2 »
Модератор форума: Диана

Форум » Литературный фронт » Литературные дуэли » Дуэль № 547. Прокорм (чинар/колышек. проза*голосование до 18 мая*)

# 1 11.04.2014 в 00:17

Дуэль №547.
Тема: Прокорм
Жанр: рассказ, драма.

Авторы: анонимы
Голосование: с 18 апреля.

Вид голосования: от читателя (общие аргументированные мнения)
Тип голосования: открытое

Дополнительные пожелания: законченный сюжет, группа, группа не погибает.

# 2 16.04.2014 в 08:17

отсрочка 3 дня по просьбе участника. голосование с 21-го числа

# 3 21.04.2014 в 08:18

Заморожено до 05.05.14 включительно

# 4 04.05.2014 в 05:08

Если бы знать, если бы знать...

# 5 04.05.2014 в 05:27

Покормите дикаря

    Время выпало тяжелое.
    В городе больше не осталось еды. Кроты и крысы будто вымерли и даже в крайних, брошенных тоннелях, не появлялись, черви же сплошь шли желтые, а их сколько не вываривай - все одно отравишься. Да что тут говорить, если даже зеленый мох, да всю белую, студенистую плесень со стен поели. Тяжелое выпало времечко, очень тяжелое.
    Охотники ходили хмурые, останавливались под тусклыми светляковыми фонарями, в кучки собирались, говорили о чем-то тихо, то и дело сплевывая, да хватаясь за связки оберегов на груди - по всему видно, о запретном говорили. Хуже всего, конечно, детишкам пришлось, хромой Тае это было особенно заметно.
    Каждое утро в ее нору соседки по рукаву приводили малышню на присмотр. Приводили, приносили чего ей на прокорм, все чаще тот же мох или плесень, да и по своим делам уходили. Раньше, до тяжелого времени, и малым тоже чего поесть оставляли, а теперь вот детишки все больше пустые были. Глазки их впавшие блестели, когда видели, как матери съестное Тае отдают - жалко их было очень. Тая делилась, кому щепоть, кому чуть - себе почти ничего и не оставалось, ее тоже с голодухи шатало, хоть самой по рукаву до дальних тоннелей иди, да на крыс охоться. Только Тае ли в крайние тоннели идти? Слабенькая она от рождения, перекособоченная вся, одна нога короче другой, руки - кости одни. Если на крысу выйдет, да даже на среднюю, с локоть, еще и не поймешь, кто на кого тогда отохотить будет. А если, не приведи духи, на крота попадет, то и не убежит на своих хроменьких ножках. Это вон, дородные соседки, те могут в тоннели ходить, корни и мох собирать. Они, если что, и крысу зашибут, и убежать смогут, а Тае...Ей только и остается, что присмотром на прокорм зарабатывать, да и от того по жалости ничего по тому времени и не оставалось. Смотрелась она порой в мутный осколок зеркала, что в ее норе был, и диву давалась - как жива еще? Глаза голодные, что огоньки из тоннеля блестят, скулы из кожи выперли, порвут вот-вот, губы как у старухи Ари, а на лбу все венки видно - просвечивают под тонкой пергаментной кожей. Остальным бабам хорошо, они, если собрать ничего не смогли, так и иначе еды достать могут: у всякого охотника завсегда найдется добрый кусок мяса сушеного, или еще что, а вот Тая... кому такая доходяга нужна, если есть вокруг поухватистее, поокруглее, покрепче. Нет, Тае от детей никуда, и от норы своей тоже не отойти далеко и ни днем и ни ночью - всё дети, всегда дети, чужие дети...
    Тая, когда то приключилось, как всегда в норе своей с детьми сидела, не слышала с чего все началось. Закричал вдруг кто-то, дети притихли испуганно, и тихо стало, как редко в Таевой норе бывает.
  - Я быстро, я сейчас, вы только тихо сидите, - Тая наскоро прохромала к выходу, выглянула, а там уже толпа в рукав понабилась - почитай с десятка два людей, и как только уместились все. И всё больше охотники, а бабы из нор мордочки крысиные повысовывали, глазеют, дзеньками лупают.
  - Идтить надо! - громко рычал широкий, будто под тоннель рубленный Будулай, и космы его засаленные в такт рыка потряхивало, - Перемрем же, сдохнем, как на крота идтить, если руки дрот не держат?
  - Нельзя идти, - ответил ему кто-то из центра толпы. Ответил уверенно, сильно. Так говорят те, кто привык к подчинению, привык повелевать. Тая узнала голос - колдун то был, боялись его в племени крепко, порой даже поболе чем духов, что после охоты по тоннелям шастают, - зло накликаем. Зверь лаз найдет, где мы тогда будем?
  - Да кто его, Зверя в последний раз видал? - подал голос молодой, тощий охотник. Тая его не признала, может с какого дальнего рукава. Но все же, по всему видно, крепкий он, хоть и тощий, жилистый, высушенный. Наверное быстр на охоте, быстрее крысы, и голос у него тоже уверенный, сильный, - Может уже издох Зверь, кто его...
    Загудела толпа, зашумела, и даже бабы, что из нор выглядывали, головами закрутили, заулюлюкали каждый что мог. А то и правильно, не ему, сопляку, про Зверя думать, не ему Зверю смерть предсказывать. Зверь был, когда деды их дедов еще сопляками были, и будет, наверное, когда правнуки правнуков сгинут. Зверь - он навсегда, и нельзя так про Зверя, нельзя...
  - Тихо! Тихо я сказал! - толпа расступилась, и Тая увидела сидящего на камне у стены вождя - старого Хенка. Когда-то, еще когда Тая совсем малая была, он хорошим охотником был, самым лучшим, а потом в крайние тоннели росомаха пришла. Здоровая! В два роста, а если от носа и до хвоста то и в три выйдет. Вон, знатную какую меховку Хенк себе с ее шкуры соорудил! С тех пор он уже и не охотился, но все же уважали его в племени и за ум, и за силу, коей не растерял, хоть и ходил теперь тяжело, останавливался порой подолгу, колено изорванное тер. Все вокруг Хенка молчали, ждали мудрых слов.
  - Ты, Тори, не прав. Нельзя так про Зверя говорить, беду накличешь, - все вокруг закивали, послышалось одобрительное хмыканье, мычанье, - но и колдун не прав. Наверх идти надо. Перемрем. И про охоту правильно Будулай сказал. Как охотится, когда ноги не держат? Не дело это, не дело. Одним мохом уже не проживем, да и где он, - грустно усмехнулся, - мох тот. Бабье все повыбрало. Да, бабоньки? - глянул на крысиные бабские мордахи, что пялились из нор.
  - А мы что? А мы чем жить будем? - начала было визгливо толстомордая Хара, но Хенк одернул ее.
  - Будет тебе, Хара, не в вину же говорю. Я вот что скажу: жить надо! Чем-то надо жить. Так-то вот, колдун.
    Колдун, сморщенный как сухая ящерица, посмотрел на охотников зло, сплюнул, и пошел прочь, опираясь на свою узловатую палку из большого корня. Только и слышно было, как деревянно перестукиваются на нем амулеты на кожаных тесемках. Разозлился наверное.

    И снова, потом, как встарь: бабы у нор своих стояли, охотников ждали, вдруг кто из них, с богатой добычей, одну из них заприметит, с собой возьмет, а значит и поделится. Тая, тоже у норы стояла, ждала... нет, не добычу, знала, что в ее сторону охотники и не посмотрят, она за них боялась. Кто его знает, что там, наверху? Все же всю жизнь здесь, по тоннелям да рукавам, а там... Там Зверь, там высь без крыши - страшно же, очень страшно.
    Добычу принесли богатую. Таких зверей до этого в тоннелях видеть не приходилось: какие-то длиннолапые твари, и шкура у них, почему-то, не темная, а светлая, у одной даже белая была. А еще была странная животина: вместо шерсти на ней росли какие-то стержни с волосками - не видели такого никогда. Колдун сказал, что это «птица» и ему поверили. А кому верить-то, если не колдуну? Он-то все знает, с духами разговаривает, может и нашептали они ему. И еще много чего интересного тогда охотники принесли: стеклышки прозрачные, железо, камешки какие-то цветные - сказали, что там этого добра, если пошукать, видимо-невидимо набрать можно! В ту ночь, как и полагается, все заперлись в своих норах, чтобы не зашли к ним духи убитого зверья, попрятались.
    Потом люди до охотников допытывались, да все больше о Звере. Был ли? Какой он из себя? Страшный ли? Охотники головами мотали, мол де не видели, не знаем. Ну и правда, откуда они знать-то могут? Встретили бы Зверя, может и без добычи бы пришли, да и пришли ли... Но все одно - надолго ли той поживы? Поохотились разок, да на пустое пузо все в неделю и умяли, и снова голод, и снова детишки жалобно смотрят, и снова их жаль, голодных. И бабы недовольные зашушукались, мол де чего охотники-то думают? Взяли бы да и сходили. Там-то, наверху, мясо само в руки идет, не то что здесь по темени за крысами да ящерицами в крайних тоннелях бегать. Допекли мужиков, снова собрались. Колдун в этот раз ничего не говорил, рукой махнул, мол сами решайте и ушел.
    Тая с детьми сидела, когда охотники вернулись, только в этот раз все по другому было. Бабы верещали, стоны слышны были - шуму подняли! Тая выскочила и увидела: Хенк идет впереди, а за ним тащат кого-то, а тот стонет, весь в крови, страшный. Тая пригляделась и признала - тот охотник это молодой, что про Зверя говорил. Тори вроде. А потом еще кого-то протащили, длинного, сухого, тоже в крови, но его Тая не узнала. Половины охотников не было, и добычи тоже не было. Колдун стоял, ждал, когда к нему Хенк подойдет, спросил:
  - Зверь?
    Хенк кивнул, и дальше пошел. Колдун же головой скорбно мотнул, а Тая, уже совсем испуганная, обратно в свою нору, к детям спряталась.
    Больше охотники наверх не ходили. Почитай две дюжины тогда Зверь задрал, а те кто жив остался, толком и рассказать ничего не могли - быстрый он, сильный, как тоннельный крот, бесшумный, как крыса. Страшно. А тот сухой, тот кого за Тори тащили, и правда чужим оказался. Хенк сказал, что если бы не он, то все бы тогда сгинули. Сказал, что сильный это охотник, хоть и тощий. Такого охотника, хочешь не хочешь, а надо бы выходить.
    А потом, как-то сразу, снова живность вернулась. И снова можно жить стало без этой страшной поверхности. Что было? Куда живность уходила? Духи знают, а им - людям смертным, про то знать не положено. Так колдун сказал. Тори выходили, но теперь он как Хенк стал: тяжелый, медленный, хромой. Жалко его конечно, а мог бы и вождь получится - ретивый... был. А потом и того, сухого выходили. Как оказалось, звали его Киром. Немногословный он был, смурной, Идет по рукаву, на него поглядывают, а ему и дела нет. Сядет у стены и будто умрет - не двинется, не шелохнется, будто даже дышать перестает. И глаза у него в одну точку смотрят недвижно. Мимо пройдешь, а он и не заметит даже. А иногда достанет из шкур, в которые он замотан, штуку какую-то, прямоугольную, с листочками, и смотрит на нее, листки перелистывает. Странный.
    Колдун Кира сразу невзлюбил. Еще когда только Хенк сказал, что надо бы чужого охотника выходить, колдун сказал, что Зверь недоволен будет, лютовать будет, норы рыть, в тоннели спустится. Лучше наверх его, пришлого, отнести. Отказался Хенк. Правильно, наверное, все же если бы не Кир, то остались бы бабы без мужиков, всех бы Зверь переловил.
    Однажды, к вечеру, когда к Тае за детишками приходили, выглянула она из своей норы и видит: сидит Кир прямо напротив ее, и опять листочки разглядывает. Она было назад, а он на нее посмотрел и пальцем поманил.
  - Иди сюда. Не бойся.
    Тая вышла, но подойти боялась. Впервые она его так близко видела. Страшный он, Кир, был: лицо будто его крысы глодали, половина так сплошь в шрамах, один глаз бельмом забран, на шее то ли волдыри, то ли еще что жуткое.
  - Ты, девочка, с рождения такая? - указал на ноги, Тая кивнула, не удержалась, спросила.
  - А у вас на этих вот, на этом, что? - на листочки кивнула.
  - А это, милая, книга называется. В ней много чего интересного есть. Хочешь посмотреть?
  - Хочу.
  - Так ты иди сюда. Иди-иди, не бойся, не съем.
    Она подошла, села. Кир ей книгу показал, только в ней ничего интересного не было, а только будто зернышки какие-то черные в листочки въелись, или червячки мелкие.
  - Это интересное? - спросила Тая.
  - Да, только читать надо уметь. Ты умеешь?
  - Нет, - Тая мотнула головой, - у нас только колдун по костям читать умеет. Он хорошо читает, хорошую охоту предсказывает. А еще он с духами говорить умеет.
  - Нет, девочка, это не то... - вздохнул, - Тебя как зовут?
  - Тая.
  - А я Кир. Да ты знаешь уже наверное, - Тая кивнула, - а ты, смотрю, детишек учишь?
  - Нет, я за ними смотрю. Это охотники учат, а я-то...
  - И что, так и сидите весь день?
  - Да, а что еще делать?
  - Сказки рассказывать. Интересные. Песни петь. Рисовать, из глины лепить.
  - Сказки?
  - Ты не знаешь сказок?
  - Нет. А что это?
  - Ну... ну про то чего нет. Про «Красную шапочку», про колобка. Правда не знаешь?
  - Нет.
  - Хочешь расскажу?
  - Давай.
  - Ладно, обязательно расскажу, - он улыбнулся, приобнял ее за плечи, тряхнул, - обязательно расскажу. Ты ко мне вечером завтра зайди и я тебе расскажу. А пока, подержи... - отдал ей книгу, полез в шкуры свои, пахнуло кислым потом, вонью какой-то, - вот, держи.
    Он дал ей знатную, почти в полтора локтя, крысу.
  - И все? - Тая вспомнила, как так же охотники отдавали бабам добычу, а потом шли вместе в нору, а там... Ей стало немного страшно от мысли, что ей вот тоже сейчас придется с этим страшным Киром идти в нору.
  - И все. Ты ко мне заходи, я тебе сказки расскажу. Будет детишкам радость.
    Он, покряхтывая, поднялся, захромал прочь. Остановился, оглянулся.
  - Ты поправляйся, вон, какая тощенькая.
    Вечером, к ночи уже, Тая не удержалась, уж больно сильно есть хотелось. Разделала крысу, освежевала, как умела, все же до этого столь богатого стола у нее не было, не научена была жизнью, изжарила кое-как тушку и, полусырую, съела. Теперь все, хочешь не хочешь, а к Киру надо идти. Страшно.
    Умылась она наскоро, в осколок зеркальца посмотрелась, и, крадучись, словно воровка или злой дух, пошла по рукаву к норе Кира. Боялась, что увидят ее люди, осудят. А еще вспомнился ей колдун. Тот, если прознает, может и порчу навести, все же не зря он Кира невзлюбил. А может и сам Кир чего плохого учидит, все же колдун-то зазря говорить не станет, может бес какой в Кире есть, может еще что...
    Встала у плетеной из корней двери, замерла, дышать даже боялась. Костяшки ее тонких пальцев зависли в миге от дерева. Собраться с силами, вдохнуть и...
    Дверь распахнулась, Кир на пороге, улыбается.
  - Пришла? Ну что ты, что ты дрожишь, заходи, - он посторонился. Тая зашла, встала на пороге, Кир закрыл за нею дверь, прошел в нору, уселся на низкий топчан, - ну, чего застыла, заходи.
    Тая несмело шагнула, потом еще и еще, села рядом с Киром.
  - Поела?
  - Угу, - кивнула.
  - Молодец. Спать наверное хочешь? - снова кивнула. Она и правда очень хотела спать. Давно так сытно не ела, глаза сами закрывались, - Ложись. Да не бойся ты меня, что я тебе плохого сделаю? Ложись. Вот так.
    Он стянул с себя одну из шкур, накрыл Таю, сел рядом с топчаном.
  - Ты сказку хотел рассказать.
  - Сказку. Ну хорошо, это самое время. Значит слушай. Жили дед да баба. И говорит, значит, дед как-то: «испеки ты мне старая колобок». А она и отвечает: «из чего печь-то? Нет у нас ничего».
    Глаза у Таи закрывались, и вот она уже во сне видит этого странного непонятного колобка, что катится по тоннелю, а навстречу ему сначала червь, потом крыса, потом крот, а после и сама росомаха...
  - Тая, Тая, просыпайся.
    Она вздрогнула, открыла глаза и увидела перед собой Кира. Отпрянула, в угол топчана забилась и шкурой прикрылась, будто голая была.
  - Что... Что случилось?
  - Да ничего не случилось. Утро скоро, люди просыпаться будут. Иди к себе, а то еще подумают. Ну. Давай. Да что ты все дрожишь, маленькая.
    Тая встала, убрала прилипшую к щеке прядь волос, пошла к двери.
  - Подожди. Вот, - он протянул ей добрый кусок твердого вяленого мяса, - возьми. Кушай.
  - Я не... я не могу.
  - Бери тебе говорят! И давай, домой-домой. Быстро.
  - Куда?
  - В нору свою иди!
    Сама не помнила, как добежала до своей норы. Повезло, не встретила никого, час ранний был, спали все, разве что светляки неторопливо в фонарях на стенах переползали друг по дружке, крыльями трепыхали.
    Мясо она достала, спрятать хотела, но оно так вкусно пахло... Не удержалась, откусила кое как - твердое было, как корень, разжевала. Такого она еще никогда не пробовала, да и никто в тоннелях не пробовал. Оно было как обычное, вот только какое-то другое. Вкуснее. Хотела откусить еще, но передумала. Отодвинула свой топчан, ямку в стене подкопала, мясо в шкуру завернула и спрятала, топчан на место задвинула. Вовремя. Дверь без стука отворилась и в нору, таща своего бутуса за руку, вошла толстомордая Хара.
  - Принимай, - толкнула мальчишку, - и вот тебе, все что есть, самим жрать нечего.
  - Спасибо, - Тая взяла из рук Хары миску с толчеными корнями. Было там от силы с пару горстей, и те с комками грязными, с кусками черной коры.
    Хара по сторонам огляделась, сплюнула, сказала:
  - Жить ты Тая не умеешь, одно слово - уродка.
  - Знаю, - кивнула Тая. Привыкла она уже. Другие разве что за спиной бывало перешептывались, а Хара завсегда обидеть хотела, сказать что плохое - склочная баба, склочная...
    После и остальных детей с рукава навели. Много сегодня их было, а все от того, что у красных червей миграция пошла, и все бабье сейчас туда, на отлов в дальние тоннели. Там только и успевай, что раскапывать стены и вытаскивать жирных, масляно блестящих, извивающихся. Они в это время здоровые, толстые, чуть не в два пальца. Одно плохо: кроты тоже червей любят...
  - Син, а ну, перестань! - одернула Тая пухлощекого бутуза, что задирался, толкался с щупленьким Каем. Но Син все же не перестал: толкнул Кая так, что тот грохнулся на пол, заревел, Тая поддала Сину и тот тоже в голос заверещал. И пошла круговерть: одни ревут, другие орут, третьи губы надули. Обычно Тая в такие моменты уходила. Выйдет за дверь, походит туда-сюда по рукаву, стену со скуки поковыряет, пока не успокоится детвора, а тут...
  - А хотите сказку расскажу?
    Притихли все и сразу стало понятно, что и Каю то не очень больно было, а так, от обиды он заверещал, да и Син глотку тоже с обиды надсаживал.
  - А что это? - Син отер мокрые щеки.
  - Слушайте. Жил был охотник старый и бабка с ним приживала. И говорит охотник как-то бабке...

  - Смотри сюда, - он снова нарисовал закорючку на стене, - что это?
  - Я не хочу. Колдун говорит, что только мертвые могут рассказывать, а твои закорючки...
  - Тая, - он подкинул камешек, которым рисовал закорючки под фонарем, - ты есть хочешь?
    Тая молчала.
  - Хочешь. Значит будешь учить буквы. Будешь? - Тая опять не ответила, даже не кивнула, но с жадностью посмотрела на добрый кусок жареного мяса. Теперь она уже знала, почему мясо, что ей давал Кир, было вкуснее: он его солил. Соль - маленькие кристаллики, белые. Такие, если поискать, наверное можно было и в пещерах найти, только Кир говорил, что они будут темнее и похожи на камешки - каменная соль. А это была соль поваренная, такая есть там, наверху, в старых городах. Кир снова ткнул пальцем в закорючку, - Что это?
  - Это... - Тая знала, что это буква «А», она хоть и уродка, но не дура, но все же боялась слов колдуна ослушаться. Слушать без голоса можно только-то, что мертвые говорят, духи, а тут...
  - Что это?
  - Нельзя читать, духи будут злиться.
  - Ладно, - Кир сел рядом, - на меня духи злятся?
  - Не знаю. Ты не наш.
  - Не злятся. Будешь читать? - Тая промолчала, Кир вздохнул, приметился и кинул камешек в стену под фонарем. Как раз попал в центр своей закорючки, - А если это слова мертвых, тогда сможешь прочитать?
  - С духами нельзя говорить. Только колдун может.
  - Но все же, если это дух, то уже лучше?
  - Лучше.
  - Смотри, - он достал книжку из под топчана, открыл ее, ткнул пальцем в картинку, - вот, видишь рисунок?
    Тая кивнула.
  - Это Лев Толстой. Он умер. Очень давно. Что это за буква? - ткнул пальцем в закорючку.
  - Ты клянешься предками?
  - Клянусь, какая?
  - А.
  - А это?
  - Б.
  - Молодец. Это? - все буквы он до этого ей показывал, и она их запомнила, только вслух не произносила.
  - В.
  - Сможешь прочитать это слово.
    Тая уставилась на буквы в книжке. Буквы были знакомы, но сразу вязать их в слово было тяжело. Она медленно прочитала.
  - Н... Е... Б... О.
  - Вместе как будет?
  - Не-бо.
  - Небо. Молодец.
  - А что это такое?
  - Ты не знаешь, это там, наверху.
  - А как там наверху? Страшно?
  - Иногда да, иногда очень страшно.
  - У нас тут лучше?
  - Не знаю, - Кир прислонился спиной к стене, положил руку на колено.
  - Но там же опаснее? Значит здесь лучше.
  - Вы тут как животные живете. Забыли все. Еще несколько поколений и совсем как кроты станете.
    Тая промолчала и Кир молчал, не говорил ничего.
  - Кир.
  - Что?
    Тая замолчала надолго и спросила то, что давно хотела спросить, но никак не могла набраться храбрости.
  - Я тебе нравлюсь?
  - Тая, девочка, ты знаешь сколько мне лет?
  - Не знаю... Ты старый.
  - Нда... Вообще-то не так много. Мне сорок. А ты еще девочка. Ты красивая, но так нельзя.
  - Почему?
  - Потому что. Потому что так неправильно. Я не хочу, чтобы неправильно.
  - Колдун может сказать любой и она пойдет. А он старше тебя.
  - Я не колдун, и я человек. И хочу жить по-человечески, а не по этому, - он взмахнул рукой, - первобытно общинному строю. У вас и семей-то нет. Жметесь по углам, как звери, и бабье потом помет в одну тащит, а отцам дела нет.
  - А как по другому? - Тая задумалась, заговорила медленно, - Охотник должен охотиться, добычу приносить, у него свои заботы. Да и все равно он же платит. И детей никто не бросит, если что другой отдадут. Не помрут. Все правильно.
  - Тая... Маленькая, глупенькая Тая.
  - Я тебе нравлюсь? - с нажимом спросила она.
  - Нравишься, - он осклабился, в сумраке его лицо показалось страшным, будто череп с ошметками обожженной кожи. Страшный он все-таки, очень страшный. Подсел, приобнял, и сказал, - Тая, вот только не получится у нас ни-че-го.
  - Почему?
  - Ты не знаешь этого, но там, наверху, есть такие места, вы бы их проклятыми назвали, и если мужчина там пройдет, то все... он уже не может. Так-то.
  - И ты? Ты там был?
  - Тая, где я только не был.
  - А зачем ты тогда... зачем ты тогда со мной? Еда эта. Что я тебе дам?
  - Ты не мне, ты детям даешь. С ложечки. По чуть-чуть, помаленьку. С ложечки их кормишь.
  - Их матери кормят. А я, если только передают для них.
  - Какая же ты добрая и наивная. Все, на сегодня хватит занятий. Свободна.
  - Можно я у тебя останусь. На ночь.
  - Можно. А теперь есть.
  - А можно ты сегодня со мной поспишь?
  - И это можно. Только без шалостей!
  - Что?
  - Ничего. Ешь давай.
    Тая взяла миску. Кусок мяса знатный был, большой, без костей. Не крысиное это мясо. Такой ломоть только от крота отрезать можно, вот только кротов в тоннелях давно уже не было. И откуда только...

    В тот день к Тае никого не привели. Как всегда, утром, она проснулась, прогулялась по рукаву, пока спали еще все, вернулась и стала ждать. Вон уже и говор послышался сквозь приоткрытую дверь, шаги послышались глухие, но детей не приводили. Никого. Голосов в рукаве больше стало, громко говорили, и все больше бабье, детишки хныкали. Будто бабы что доказывали кому-то, и дети при них ждали. Тая уже собралась встать, глянуть, что там творится, когда услышала твердый голос колдуна.
  - Зло! Она накликает, зло! Кто ей дитя доверит, тот зло пожнет! - и тихо стало в тоннеле, только какой-то малыш всхлипывал. А потом вдруг взорвалось все разом: заголосило бабье, друг дружке что-то доказывая, забасило мужичье, а еще через секунду дверь в ее нору распахнулась и на пороге застыл колдун, а за спиной его Хенк и Будулай с факелами. Лица суровые, брови нахмуренные.
  - Ведьма, - сказал коротко колдун, и пальцем на нее указал, - ведьма она.
    Хенк и Будулай спустились к Тае, взяли ее под руки и наверх потащили, к затаившимся в рукаве людям. Крепко держали, вот только зачем, вроде и не вырывалась она, сама шла.
    Вышли только и увидела всех их, всех из своего рукава и из окрестных. Все на нее смотрели, кто-то за обереги держался, у кого-то губы заклинания спасительные шептали. Она увидела страх в их глазах, страх и ярость.
  - Здравствуйте, - больше не нашла она что сказать, но и этого хватило. Заголосили разом, комья земли в нее полетели, толстомордая Хара, что в первом ряду стояла, заверещала громко и пронзительно:
  - Еды то, еды совсем не стало! Она все! Она это все! - и подхватили ее крик, зашумела толпа, волнами заходила.
    Тая забилась, вырываться стала. Куда там: Будулай и Хенк так держали, что и крот бы не вырвался. Она кричала, ревела, а потом, что было сил, в надрыв, заорала:
  - Ки-и-ир!
    И снова притихли, но на мгновение лишь. Только на мгновение. И снова ее потащили сквозь людскую толпу, и били ее, и бросали в нее и землей и камнями, и кто-то в волосы вцепился и рванул так, что в глазах у Таи потемнело. Но не этого она боялась, не боли и не побоев. Она помнила, как давно, когда еще маленькой она была, так же, через толпу, тащили старого колдуна, что был до этого, и так же его и били и камнями в него кидали, а потом, на перекрестке рукавов привязали к столбу и убивали. Страшно и долго, чтобы даже дух его испугался этой боли, чтобы, как только освободился, сбежал бы прочь из тоннелей, а куда, наверх или под землю - не важно.
    Вот уже и столб видно, и веревки из волокон корней наготове, и вяжут ее уже, и шумит толпа вокруг, а колдун достает из сумы своей ножи костяные, страшные, для жертвоприношений.
    Тая закричала так, что по всем тоннелям, по всем рукавам визг ее истошный заметался, но никто не придет, никто не поможет, никто...
    Колдун выбрал нож, попробовал его остроту пальцем, хмыкнул довольно, к ней шагнул. Море людское ревело, шумело, волнами ходило, со всех сторон крики, со всех сторон улюлюканье, и детские глазенки блестят, у ног материнских детишки замерли. Молчат они, боятся. Только они. Только они... Они помнят, как Тая рассказывала им сказки, как картинки показывала в книжках, как рассказывала, что такое хорошо, что такое плохо. Какие они теперь стали. Люди. Люди среди животных. Маленькие, бессильные человечки.
    Колдун встал против нее, улыбнулся, и медленно, чтобы было больнее, погрузил в нее нож. Неглубоко, на ноготь только, но боль адская была. Повел вниз, через одежду. Нож острый был, шкуры легко резал, и вот уже часть меховки бессильным лоскутом повисла, грудка одна маленькая оголилась, кровь по белой коже вниз черными каплями скользит.
    Грохнуло! Будто тоннель обрушился, люди попадали, завизжали, только колдун лишь вздрогнул, обернулся. Сзади, за толпой, стоял Кир. В руке он держал что-то черное, тяжелое, и из этого черного и культяпого плавно струился дымок.
  - Колдун, ты знаешь, что это? - спросил Кир. Колдун кивнул, но улыбка с его лица не сошла.
  - Сколько там у тебя? Обойма? Половина? На всех не хватит.
  - Я знал, что ты не местный, - Кир тоже улыбнулся. Нехорошо, больше на оскал, чем на улыбку похоже.
  - И что с того?
  - И тебя здесь все устраивает? Царь и бог районного масштаба, - он шагнул вперед, люди перед ним в страхе расступались.
  - А чем плохо? И ты мог бы жить. Светло, тепло и мухи не кусают. Все что хочешь, только скажи. Или тебя уже эти, - кивнул в сторону Таи, - не привлекают? Знаю я таких, идейных. Облученный?
  - Не твое дело. Тая, ты как?
  - Облученный - потому идейный. А что это там у тебя? - колдун ткнул узловатым пальцем в тугую суму Кира, - А? Что это там белое выглядывает? Зайчиками промышляешь? Наверх ходишь? Я давно приметил, что ты частенько ночью по рукавам крадешься. Думал не видит никто? Духи, духи все знают, - люди на полу зашептались, загомонили, колдун осклабился шире, видел, что за него теперь. Теперь лишь подтолкнуть чуть, - Зверя зазываешь, к нам, в тоннели. Не так мы живем, не так как ты хочешь? Смерть к нам зовешь? Взять его!
    Будулай вскочил, Хенк поднялся, другие охотники тоже, к Киру кинулись. Блеснул нож, какого ни у кого из охотников не было, короткий вскрик, и еще и еще. Уже трое у ног Кира, раны зажимают, зубы сцепили.
  - Стоять! - рявкнул Хенк, и замерли охотники, - Ты тоже колдун?
  - Да. Если ты так хочешь.
  - Докажи, - Хенк шагнул к Киру, - Докажи, но не убивай моих людей.
  - Легко, - Кир поднял руку с куцой железякой, колдун метнулся к своей сумке, снова грянуло и колдун упал, вцепившись руками в живот. Из сумки, за которую он успел ухватиться, выпал почти такой же культяпый и железный. Только этот блестел ярче.
  - Сволочь, - шипел колдун, - Тварь! Мы бы тут их всех построили! Всех! Сволочь.
  - Отвяжите, - скомандовал Кир. Никто не двинулся, Хенк только к столбу подошел, костяным ножом веревки срезал. Тая на землю упала, и заревела. Почему-то до этого она не ревела, а сейчас...
  - Сюда ее подведи, - скомандовал Кир.
  - Что, подойти боишься, - прошипел сквозь зубы колдун, - людей боишься.
  - Людей... - Кир грустно улыбнулся, - Людей не боюсь.
    Хенк помог Тае подняться, повел средь распластанных на земле баб и мужиков. Подвел, Тая кинулась на шею к Киру.
  - Тише, тише, солнышко. Все хорошо, все теперь хорошо, - он кивнул Хенку, Хенк посмотрел Киру в глаза и тоже кивнул.
  - А теперь уходи, - сказал Хенк Киру, - Теперь наше дело. Нельзя, чтобы зло ходило по тоннелям.
  - Хорошо, - Кир перекинул через себе руку Таи, пошел прочь. Позади них зашумели, загомонили, и только слышно было как кричит колдун, как он орет, что проклянет всех, до седьмого колена, как...
    Они уходили, уходили прочь, чтобы не видеть и не слышать всего того, что сейчас будет.

    Детей теперь водили к старой Гане. Совсем она старая была, древняя, будто сам мир. Она уже почти ничего не помнила, зубов у нее не было, и говорила она что-то непонятное, глупое. Люди говорили: из ума выжила. Наверное так и было. Приводили детей, и уходили по своим делам. Гана принимала еду от баб, благодарила, а после, с кряхтением, влезала на свой топчан и засыпала. Так с неделю продолжалось, а может и меньше. Тая целыми днями просиживала в своей норе, никуда не выходила. Никто с нею не разговаривал, стороной ее обходили, а Кира днем не было. То в тоннелях, то вообще непонятно где, наверху наверное. Только по ночам и говорила с ним. А днем книги читала, что ей Кир давал. А где-то через неделю потянулись к ней днем детишки. Оставят старшего кого с малышней, а сами к ней. Сказки послушают, порисуют с ней, она им про то, что наверху расскажет. Про деревья, про небо, про птиц. Слушают ее, глазенками даже не моргают, слово упустить боятся. А Тая день ото дня все больше им отдает: тем кто посмышленее буквочки показывает, слова простые пишет, а они... читают! Даст она такому умнику книгу, он в уголок сядет и сидит. Хоть весь день просидеть может! Только глазенки туда-сюда по строчкам мечутся. А стане слышно, как в тоннелях люди шуметь начинают, она их всех и гонит.
    Вот только все одно, шептались люди. Вроде как есть колдун, а колдуна и нету. Никто им про волю духов не говорит, никто на хорошую охоту наговоров не делает. Хенк то особо и не интересовался, а вот бабы да старые охотники недовольны были. При старом то колдуне все иначе было, в кулаке держал, а теперь что? Когда захотел, тогда и в тоннели пошел, а вдруг там крот, а у тебя с собой только нож на крыс. Или того хуже... росомаха. И червей, опять же, не предсказывает никто. Копай когда хочешь, вот только накопаешь ли. Те что постарше люди, те знали когда идти, помнили, когда червь есть, когда нет, а молодым что делать? Раз только к Киру подошли, а он и скажи: «сезоны учите» - вот и все, вот и весь ответ. Не должно так колдуну. Но все одно, ему никто ничего не говорил - колдун все ж таки, но как-то не по-людски это, не по-человечьи.
    Тая же боялась теперь вечерами, когда людей в рукаве много, выходить. Знала, что пока Кир жив, не тронут ее, но помнила она, очень хорошо помнила, как люди зверями обернулись и потащили ее ни за что на смерть. Боялась она их, только детей не боялась, только их... Поделилась как-то с Киром, а он ей потом штырь принес, тяжелый, холодный, железный. Как то на дверь привесил, показал как им закрываться. Сказал, что это называется: «засов». Так и жила: пока люди в рукаве - на засове, как уходят - открывала.

# 6 04.05.2014 в 05:28

    Но в целом тихо жили, мирно, будто не поменялось ничего. Так до той поры, пока в дальнем тоннеле Хенка крот не порвал. Притащили его, Хенка, в крови всего, еле дышит, все нутро у него разворочено. Хенк только и твердил тогда, что де главное Кира не трогайте, не его вина, Кира не трогайте. Только Будулай, так не думал. Колдун должен был у духов про охоту испросить, узнать должен был, а он не узнал, оттого и...
    Тая тогда у Кира была. Лежала на топчане, книгу читала, а Кир нож правил, хороший нож, стальной.
  - Кир, а ты в домах был?
  - Приходилось.
  - А какой он из себя?
  - Они разные бывают. Бывают маленькие, бывают большие, многоэтажные. Больших больше.
  - А изнутри какие? Как нора?
  - Нет. Больше. Твоя нора, как ванна в доме, ну может чуть больше.
  - Ванна?
  - Ты не знаешь, - он нож отложил, - там, в домах, комнат много. Каждая как ваша эта площадь, как перекресток ваш. Таких комнат в дома две, или три, еще там коридор, это как тоннели, только не такие длинные. Кухня где готовят. Туалет, ну... это... вот вы в тоннелях по нужде ходите, а там место специальное. Ванна еще есть. Там моются.
  - Лицо умывают?
  - Нет, целиком. Ванна, она как топчан, только со стенками, в нее воду набирают и там, в воде, моются.
  - Целиком что ли залазят? - удивилась Тая.
  - Ну да.
  - И не жалко им столько воды?
  - Раньше не жалко было. Чистой воды много было. Очень много. Моря!
  - А что такое море?
    Дверь распахнулась, на пороге стоял Будулай, из-за его спины выглядывали другие охотники.
  - Колдун, поговорить надо.
  - Заходи, разговаривай.
  - На перекрестке надо поговорить.
  - Давай здесь.
  - Надо при людях. При всех.
  - Давай сегодня тут поговорим, а завтра уже там. Хорошо? - Будулай нахмурился, задумался, кивнул, - Только шантрапа пускай тебя снаружи подождет.
    Будулай снова кивнул, зашел, дверь за собой закрыл.
  - Ты присаживайся, в ногах правды нет.
    Будулай прошел, покосился на Таю, сел на край топчана. Задумался. Кир ждал.
  - Кир, не по-людски это.
  - Что?
  - Хенка убили. А ты не сказал.
  - Как убили?
  - На охоте, крот задрал. Если бы мы знали, что там крот, то тогда бы не убили.
  - Жаль... хороший мужик был. А я откуда мог знать?
  - Ты же колдун, - по-детски удивился Будулай.
  - А старый колдун всегда предсказывал?
  - Да.
  - И всегда было, как он предсказал?
  - Да. Нет... Не всегда. Но было.
  - Будулай, ты понимаешь, что колдун ваш просто так говорил. Да, нет, будет, не будет. Понимаешь?
  - Он у духов спрашивал, - твердо сказал Будулай, - духи знают.
  - Ну потрясу я кости, на землю брошу, скажу: «да» или скажу «нет». Что изменится? Что?
  - Колдун предсказывал, - повторил Будулай.
  - Только это пальцем в небо было.
  - Колдун знал, - с упорством повторил Будулай.
  - Хорошо. И что ты хочешь на перекрестке сказать? Ну, давай, в словах.
  - Ну... Хм... - Будулай нахмурился, отер свои огромные, как лопаты ладони, - Я не могу... Я не умею так чтобы красиво, Хенк мог, но так неправильно. Колдун должен на охоту говорить. Ты не говоришь. Неправильно. А если так, то ты не колдун. Или плохой колдун. Или злой колдун. А старый колдун сказал, что ты со Зверем. Ты наверх ходишь и это тоже неправильно. Мы знаем, что ты ходишь. Неправильно. Там Зверь, а ты ходишь и не боишься. И пришел ты к нам, когда Зверь был...
  - Но меня же Зверь тогда тоже подрал. Забыл?
  - А может... ты же колдун. Может так ты это... может вы с ним...
  - То колдун, то не колдун. Давай завтра на перекрестке соберемся. Хорошо?
  - Хорошо.
  - И ты все это скажешь?
  - Скажу.
  - Хорошо. Я приду.
    Будулай встал, еще раз на Таю оглянулся, носом шмыгнул и вышел. За дверью зашебуршились, послышались шепотки, и грозное Будулая: «завтра».
  - Значит завтра, - вздохнул Кир, - а я то думал... когда?
  - Что, когда?
  - Когда меня гнуть на старые рельсы будут. Как в домострое, - усмехнулся, головой помотал, - глупо.
  - Не поняла, - сказала Тая, - Что такое рельсы? Что такое домострой?
  - Тая, а ты знаешь, где у меня книги лежат?
  - Тут, за топчаном.
  - Смотри. У меня еще тут есть, вон, за камнем. Там, в углу, сума. Еда там, нож еще. Разберешься.
  - Зачем.
  - Да просто.
  - Ты уходишь? - она соскочила с топчана.
  - Да куда я от тебя, солнышко, - улыбнулся, как до этого никогда не улыбался. Лучисто, у глаз морщинки появились добрые-добрые, и сейчас он даже чуть красивый стал, будто и не было лицо у него изуродовано, - Иди сюда, ну иди.
    Тая подошла, он обнял ее крепко-крепко и в лоб поцеловал.
  - Куда я от вас.
  - Ты только не уходи, слышишь, Кир, оставайся. Это Будулай храбрый, а другие все тебя боятся. Ты же колдун.
  - И ты туда же.
  - Ну я то знаю, что не колдун, но они то нет. И с духами ты не говоришь, какой ты колдун. Ты не колдун. А они не знают. Я люблю тебя, Кир.
  - И я тебя люблю, солнышко. Очень.
  - Ты не уйдешь?
  - Нет.
  - Тогда...
  - Надо, Тая, надо, чтобы ты знала. Если завтра до вечера я не приду, ты заберешь все, что найдешь и уйдешь, поняла?
  - Куда?
  - Наверх.
  - Куда?
  - Наверх, дурочка. Тут тебе житья не будет. Оно всегда так: верхушку меняют, единомышленникам бошки рубят. Уходи.
  - Как...
  - Ну все, солнышко, все. Ты иди, пора тебе, иди.
    Он еще раз поцеловал ее в лоб, чуть отодвинул от себя.
  - Ну, что ты плачешь? Все хорошо будет. Утром встретимся. Иди уже.
    Тая пошла, у дверей оглянулась, Кир ей улыбнулся, рукой махнул.
  - До завтра, - сказал Кир.
  - До завтра, - ответила Тая.

    Люди волновались. Все собрались у перекрестка, как и обещались. Столько людей Тая давно не видела. Даже когда ее к столбу вязали, и то столько народу не было. Сейчас, наверное, отовсюду народ созвали, даже из дальних тоннелей. Некоторые были на вид совсем дикие, черные, голые почти, ходили едва не на четвереньках, мохнатые.
    Будулай сидел в центре перекрестка. Задумчивый, хмурый. Вокруг разместились охотники. Почему-то сегодня все при оружии. Ждали. Охотники то и дело голос подавали, люди тоже волновались, только Будулай даже рта не открывал, ждал. Один раз только прикрикнул, когда гомон поднялся, народ сразу притих.
    Тая нехорошо себя в этой толпе чувствовала. Вокруг столпотворение, люди плечом к плечу стоят, а вокруг Таи пусто и никто с ней даже словом не обмолвится. Шушукаются только, да в ее сторону позыркивают.
    Когда снова шум подниматься стал, когда Будулай поднялся, чтобы вновь гаркнуть поувесистее, сзади послышалось:
  - Иду я, иду, - голос у Кира уставший был, тяжелый, хриплый, будто он круги по тоннелям бегом наматывал.
    Тая оглянулась, и увидела силуэт Кира: сгорбленный, через плечо что-то тяжелое перекинуто. Побежала навстречу. Ноша на плече у Кира поблескивала холодно и остро, как железо. Тая помогла, ухватила ношу сзади, зашагала следом.
    Кир вошел в центр перекрестка, к Будулаю и бросил, что нес на землю. Звякнуло громко, что-то зажужжало, блеснула искра будто из огнива. Будулай посмотрел на ношу, нахмурился и вдруг в лице переменился, соскочил, отпрянул, а следом и другие охотники, особенно те, что наверх тогда ходили. За оружие похватались.
  - Вот он, Зверь ваш. Нет его больше, - сказал Кир тяжело, развернулся, Таю за плечо обнял, сказал, - пошли отсюда.
    И они пошли. Никто и слова не сказал - боялись. Тая оглянулась. Только сейчас, в свете факелов, она смогла разглядеть Зверя. Большой, в человеческий рост, длинные лапы, огромные железные когти-ножи, череп страшный, с глубокими глазницами, в которых отражается красный отсвет факельного огня. Весь из железа.
  - Что это? - тихо спросила Тая.
  - Зверь. Бот разведчик. Зверь. Помоги мне, - он навалился на нее чуть сильнее, но все же тяжело стало очень, - еще чуть-чуть.
    Тая приобняла его за спину, чтобы удобнее было идти, и почувствовала под рукой склизкую сырость.

    Тая сама собиралась: все вещи в суму, книги веревкой перевязала и тоже в суму убрала, мясо, какое можно было, на огне прокоптила, чтобы дольше не портилось. Кир у себя на топчане лежал, Таю к себе не подпускал, один раз только попросил ее воды ему чистой принести и все. Рану свою не показывал.
  - Зачем сейчас уходить, - спросила она его, - отлежишься и пойдем. Зачем вообще уходить? Теперь никто не будет про охоту говорить. Ты Зверя убил!
  - Надо, Тая, и надо именно сейчас. Я знаю.
    И Тая собиралась. Только вдруг про детей она вспомнила, особенно про того умника, что книги целыми днями у нее читал. Как она уйдет? Как она их оставит? Забудут же, еще чуть, месяц - два, и все забудут. Так нельзя.
    Она вырвала чистый листок из книги, порезала палец и как могла, коряво, вывела на листке: «книги в тайном месте» - он знает где. Наскоро она выбрала те книжки, что поярче, с картинками, со сказками. Подумала и оставила еще несколько, где истории уже не для маленьких, но учат добру, учат жить по совести. Все это собрала и ночью, когда все по домам попрятались, двери закрыли от духа Зверя, что должен был бродить по тоннелям, отнесла к себе. Спрятала в тайное место - под топчан, и землей присыпала, чуть притоптала даже, чтобы кто случайно не нашел. Пока к себе шла, боялась очень. Хоть и говорил Кир, что никаких духов нет, а все равно страшно было. А вот обратно уже проще было. Поверила что ли...
  - Все? - спросил Кир, когда она вернулась.
  - Все.
  - Книги оставила?
  - Да.
  - Это правильно. Там еще найдешь, а тут... Ты им про то, что наверху рассказывала?
  - Да. Нельзя было?
  - Нужно. Души кормить надо, чтобы мечталось лучше, - Кир бледный был, в глазах его был какой-то нездоровый блеск, на лбу поблескивали бисеринки пота, - Помоги.
    Она помогла ему подняться.
    В эту ночь хорошо было уходить. Никто не выглядывал, никто, хоть ори в тоннеле, носа не покажет - все боятся, все прячутся. Долго они шли до того тоннеля, что наверх выходит. Она тут, у выхода, раньше никогда не была - запретное это место. Дверь большая, железная, с большим железным же кольцом. Тая дернула ее, дверь не открылась, даже не двинулась.
  - Штурвал, штурвал поверни, - просипел Кир, - да в другую сторону. Теперь тяни.
    Кира потянула дверь и та, на удивление легко, подалась, открылась. С улицы дохнуло холодом, ветром и запахами, сотней, тысячей неизвестных запахов и свежестью от которой у Таи в носу засвербело.
  - Пойдем, - она повернулась к Киру и замерла. Тот держал в руках нож.
  - Возьми, - протянул ей рукоятью вперед.
  - Зачем?
  - Возьми, - она взяла, уставилась на тускло блестящее лезвие, - Тая... Ты умная, я знаю. Ты умеешь думать, ты лучше них, этих. Ты умеешь, да, ты умеешь думать, а не жить так, как прикажут. Но ты кое чего не умеешь, а без этого тебе не выжить там, - кивнул на дверь, за которой была ночная непроглядная темнота, а еще там, за дверью, не было привычного потолка, как в тоннелях, но слава духам, была ночь, и Тая этого не видела.
  - Что?
  - Убивать. Ты должна, - рука у нее затряслась, она едва не выронила нож.
  - Нет, Кир, нет, - она почувствовала, как по щекам потекли непрошенные слезы, - я не смогу.
  - Ты должна. Я умру. Я знаю. Не хочу, чтобы меня как этого вашего колдуна, у столба... Тая, ты должна.
  - Кир, - она сглотнула, и вместо того, чтобы ответить, вдруг подскочила к нему, перебросила через себя его руку, и потащила наверх, за дверь.
  - Ты не понимаешь, Тая, ты не понимаешь, - сипел Кир, - ты должна. Тая, ты должна уметь...
  - Я должна быть человеком, - она остановилась, села, и Кир рядом с нею медленно сполз на землю, - ты думаешь я этого не понимаю еще? Уже понимаю. Я это еще тогда поняла, у столба. Есть звери, а есть люди. Я человек. И дети тоже, тоже человеки, прости... люди. Я им рассказывала сказки, я им читала, и они стали людьми. Настоящими, как у тебя в книжках. Я накормила их души не байками о духах, а добром. Ты же сам учил... ты, Кир, ты учил... - она не замечала, что уже ревет навзрыд, что нож лежит у ее ног в высокой траве, - ты учил добру. Зачем тогда ты меня учил... зачем...
    Кир поднял нож, вложил в ее безвольную руку, приставил к своей груди. Он наверное знал, куда надо приставить нож, чтобы сразу и наверняка.
  - Солнышко, ты знаешь что такое солнышко? Нет, малышка, ты не знаешь.
  - Я знаю, я читала, - зло буркнула она сквозь слезы.
  - Нет, солнышко, пока ты не увидишь, ты не узнаешь. И чтобы человеком быть, надо иногда быть зверем. Это тоже, пока не сделаешь, не узнаешь. А теперь... Теперь соберись с силами и, давай. Надави, - он сам надавил на ее руку, и она почувствовала, как острие входит в его тело, - мне будет не очень больно. Давай, только сразу и сильно.
    Он убрал свою руку, а она давила и чувствовала, как лезвие все глубже и глубже входит в его грудь. Она хотела как он просил - рывком и сильно, но не могла. И оттого он громко сопел, терпел, но молчал, без единого звука, в какой-то нереальной тишине входила сталь в мягкое, податливое, любимое тело...

    Тая взобралась на холм приложила руку козырьком ко лбу, уставилась вдаль. Там, вдали, за разросшимся лесом, под нещадно жарящим солнцем, раскинулись останки древнего города. В городах, по рассказам Кира, иногда встречаются такие же путники, как и он. Только не все они добрые и хорошие. Зачастую встречаются и мародеры и даже людоеды. А есть еще на земле и полудикие племена, что живут в лесах или в системах тоннелей, что разрослись от бывших бомбоубежищ, как то было в племени Таи. Для них у Таи с собой было кое-что на прокорм - книги она не бросала, несла с собою. Опять же, по рассказам Кира, в городах были целые библиотеки, где книг столько, что всем племенем не унесешь, но в это Тая верилось с трудом. Она себе просто представить не могла столько книг, столько слов, столько букв. Не может их быть так много.
    Она оглянулась туда, где был разбит лагерь. Самого лагеря она видеть не могла, он скрывался за небольшим, поросшим высокой травой холмиком. Увидела только дым от костра, почувствовала запах жарящегося мяса - кролик, сегодня убила.
    Тая пошла обратно в лагерь.

# 7 04.05.2014 в 05:28

Итаг!
(мне понравилось)

Поехали!

Две недели два человека (и секундант) будут с трепетом ждать ага, ваших мнений и впечатлений. Спасибо =)

# 8 04.05.2014 в 11:57

1. Если бы знать, если бы знать...
Гора нераскрытых мыслей.
В первых предложениях подумала, что произведение будет плохим. Но тут всё наладилось, стало интересно, и... Снова.
Это читаешь только потому, что кажется, что вот-вот появится она! Мысль, которая раскрывает весь смысл! Какой-то хотя-бы намёк, толчок, и ты раз! И всё понял. Нет, фигушки, ничего нет.
Мне не понравилось. Ни сюжет, ни смысл, которого я не увидела. Ни персонажи, которые какие-то... Одинаковые все.

2. Покормите дикаря
Это явно интересней и почти предсказуем с первых строк и абзацев голос сюда, но читать тяжеловато. Стиль изложения такой муторный... Скучный. Хотя привыкаешь, втягиваешься постепенно. Захватывает.
Персонажи оригинальностью не блещут, типичные такие. Мир тоже сравнительно шаблонный. Да и сюжет заезженный. Но интересно.
Прокорм тут больше духовный, хоть и материальный цепью по всему рассказу идёт.

Голос произведению Покормите дикаря.

# 9 05.05.2014 в 10:04

Ели бы знать, если бы знать… (или Голод помечте)

В первых двух строчках Алены становится сразу так много, что это слегка отталкивает. Первый абзац вообще целиком такой тягучий, ёмкий. Столько лишних описаний и уточнений, что становится трудно уловить, какая же именно мысль важная, а какая второстепенная. Перегрузка акцентами. И работа, и семья, и душевные муки. Но потом всё становится на свои места. Даже может черезчур резко, но это привлекательно, лично для меня. Дальше не оторваться. Дальше бурный поток, уносящий куда-то в одновременно тёмный, но волшебный мир.
«На твоей планете, - сказал Маленький принц,- люди выращивают в одном саду пять тысяч роз и не находят того, что ищут..»
Там..на старой, запылённой сцене каждая из них нашла. Нашла себя и свою мечту, подняла и отряхнула. НЛП - любопытная штука. Кажется, словно «мастер» помещает наших героинь в некое состояние вакуума, где они наедине с собой погружаются в себя..до самого дна. Образы девушек все очень разные и довольно хорошо прорисованы. От особенностей жестикуляции до поведенческих характеристик.
Образы сочные, запоминающиеся, но не без некоторой шаблонности.(возможно, Автор именно такого эффекта и добивался: хотел дать читателю понять, что они самые настоящие среднестатистические человеки, населяющие Землю)
Пир во время чумы, да? Потерявшиеся, напуганные, зашторенные чужими мнениями, они вдруг обретают себя. Этот, совершенно животный, рывок к «богато накрытому столу» - есть ни что иное, как попытка утолить жажду, насытиться этим волшебным моментом прозрения. Мы не знаем, что будет дальше. Может, никто из них больше не вернётся туда..в этот актовый зал. Но Автор даёт нам шанс, даёт им шанс. Ведь однажды оставив мечту очень трудно самостоятельно найти к ней дорогу.

ЗЫ: не хватило мне образа такой мужеподобной простой бабы, с простонародными крепкими выражениями.

Покормите дикаря.(или Голод от страха)

Хороший язык повествования, добротный. Чувствуется, как Автор владеет им, как ловко держит его за уздцы. Сюжет банальный, да не банальный. Последнее время сталкиваешься всё больше с сюжетами, где разрушенный после ядерной катастрофы мир превращается в некий сгусток нео-руин. Уйма технических примбамбасов, компьютерных хакеров-гениев, совершенно фантастических приспособлений. Здесь же перед нами иной мир. Вы только посмотрите, какой язык! Они ведь разговаривают как в старину, в деревнях. Но тут небольшая нелогичность. Если читать-писать никто не умеет..как же они вообще научились разговаривать, да ещё и с такими оборотами в речи? Есть такой природный феномен-маугли. Ребёнок, вырасший вне цивилизации. По всем параметрам именно таких мауглей мы и должны были здесь
увидеть. В целом тон рассказа очень стройный, без каких-то ни было выкрутасов, передёргиваний. Всё очень предсказуемо и, я бы сказала - правильно,что ли. Есть хорошо, есть плохо. Хорошо должно выиграть. Совершенно понятно, что голод здесь у наших канализационных жителей от страха неизвестности. Они просто не знают, что их может ждать там наверху. Запуганные божком-колдуном, они как голодные дети на острове в «Повелители мух» готовы растерзать любого, кто нарушит их мнимое спокойствие и привычный уклад.

Оба рассказа по-своему необычны. Но мне по духу ближе, конечно, первый. Спасибо обоим
Авторам. Вы на славу потрудились!

Голос за Ели бы знать, если бы знать…

# 10 06.05.2014 в 12:57

Если бы знать, если бы знать...

Ну, прежде всего хочется похвалить автора за стремление наполнить текст разными языковыми вкусностями, причем не повторению самых распространенных из них, а изобретению собственных. Но только за стремление, так как в большинстве своем языковые конструкции вышли где-то излишними и неуместными, где-то кособокими, где-то звучащими откровенно глуповато. Вообще в плане языка тут явственно видится многообещающий, но еще не совсем "вставший на ноги" писатель. Тут хватает мелких "стандартных" начписовских косяков, вроде не согласования времен, неуместных прилагательных, однокоренных слов на минимальном расстоянии друг от друга, ну и конечно самую классику в первом же предложении "подъезжая к станции с меня слетела шляпа", агась smile

В общем, явная чисто "молодая" раскованность мысли, при отсутствии суровой вычитки.

Что еще бросается в глаза при прочтении, автор явно пытается наполнить текст эмоциями, притом не только тем, что он говорит, а как он это говорит. Именно говорит, а не пишет. Проговаривает про себя этот текст с максимальной эмоциональной окраской, на которую способен, а потом просто конспектирует то, что услышал от себя же. Вся проблема тут в том, что художественный текст не то же самое, что и устная речь и здесь читателю не передашь нужные эмоции, просто ведя повествование обрывистыми предложениями, повторением слов и обильными вставками многоточий. Вернее, теоретически, это возможно, но тут надо быть либо супер профи, либо чрезвычайно удачливым. Тут, увы, ни то, ни другое.

Что касательно идеи произведения, тут не соглашусь с shana_mage, она тут есть, просто автору не удалось достаточно хорошо ее выразить. Я чувствую ее присутствие, но все же не понимаю до конца, в чем она. От этого возникает некоторое ощущение неудовлетворенности. Как будто ты один раз кусил бутерброд, после чего у тебя его отняли.

В общем, главная, на мой взгляд, ошибка рассказа - это абсолютное, чрезмерное преобладание эмоциональной составляющей над информационной. В остальном, все более-менее ровно и читаемо. Тема прокорма вполне раскрыта.

Покормите дикаря

Да здравствует постапок и земля Санникова smile

Самое забавное, что во многом произведение - антипод своего противника по дуэли. Реализм и (условная) фантастика, стремление к разнообразию и яркости в языке и стройность без ошибок но и без изысков, эмоциональность и... почти что полное ее отсутствие. Увы, увы, увы, заставить как следует сопереживать героям у автора не вышло. Да еще и эта сомнительная "мораль" в конце "чтобы человеком быть, надо иногда быть зверем". Я бы еще понял, если бы было сказано, "чтобы выжить, надо иногда быть зверем". Но в таком виде - это бред, извините. В остальном же, как то и сказать про рассказ особо нечего. Он ровный, не вызывает особых эмоций и не запоминается. Автору порекомендовал бы чуть вдумчивее работать с сюжетом, и покурить того же Макки, т.к. в принципе, глядя на сюжет, видно что двигается он в нужном направлении, и необходимые события наступают, но как-то вяло. А так его по хорошему не похвалить ни поругать особо и не за что. Писался явно автором опытным, который уже как следует набил руку и умеет рассказывать истории, осталось чуть-чуть потренироваться их сочинять и все будет совсем здорово.

В заключении.

Ох-хо-хо... ну и что же с вами делать, друзья? Сравнивая настолько разные рассказы, очень сложно сказать какой из них все-таки лучше другого. Опираться на раскрытие темы тут не получится, тема раскрыта примерно в равной степени в обоих произведениях и, опять таки, совершенно по-разному. На впечатления тоже положиться не получится, так как не сказал бы, потому как мне по-настоящему ни понравился, ни не понравился ни тот ни другой. С удовольствием отказался бы от голоса или дал бы "по половинке", но нынче такое не приветствуется, да и бессмысленный голос выйдет. Поэтому все-таки отдам голос за Покормите дикаря. Все же, в нем чувствуется более уверенная рука автора.

# 11 08.05.2014 в 02:52

1. В первом же предложении ошибка в согласовании, что настроило меня в какой-то степени против текста. Но даже преодолев предубеждение, я не испытала восторга. Происходящее не вполне понятно, "прокорм" кажется притянутым за уши, "жизненные" истории лично мне скучны. Потому что не верилось им. Потому что я почти ощущала, как автор вытягивает их для объёма (не стану утверждать, что так и есть, это только ощущение) и старается выдать некую такую среднестатистически несчастную жизнь. Идея может и была, но где она...

2. Начало тоскливое. Середина тоскливая. Концовка бредовая. Местами есть неплохие мысли, и произведение достаточно логично на первый взгляд, но тоже по большей части занудно. Только где-то в третьей четверти было ничего так.

Голос второму (его было легче осилить и даже осталось над чем подумать).

# 12 09.05.2014 в 15:16

Первый рассказ читаешь-читаешь, вроде что-то и есть. Прочитал... А что есть-то? Вышел какой-то набор разрозненных историй, вроде и послушать интересно было, но связь между ними настолько странная и хлипкая, что в конце хочется только плечами пожать.
Второй рассказ крепче сбит, тут и какие-никакие герои есть, и мир, и сюжет. Только вот все такое предсказуемое и пресное, что осилила я его лишь в три присеста.
Проголосую, наверное, за второй рассказ, за целостность.

# 13 09.05.2014 в 23:05

Первое более психологичное, мне было интереснее его читать. За первое.

З.Ы. Клей жутк бугага.

# 14 10.05.2014 в 02:09

1.
Возможно, буду не права, но скажу: мне показалось, что тема к произведению притянута за уши. И надпись «прокорм» и финальная сцена этого самого прокорма, (от которой веет Булгаковским чем-то), кажется пришитой белыми нитками к рассказу.
Вот если бы писали не рассказ, а миниатюру, и если бы тема была «если бы знать» - тогда, возможно…но три «если бы» - это уже явный перебор.
Завязка у рассказа есть, с конфликтом уже сложнее – он не явный, тут рассмотрены истории нескольких женщин, каждой из них в финале предлагается… что-то, что как бы должно разрешить их проблемы. После чего внезапно начинается прокорм…
Честно скажу, мне сложно оценивать такие произведения, ибо извилин в моем мозгу немного и все они под прямыми углами. Я не вижу связи между историями героинь и финалом.
Не поняла, в общем, ничего. Впору уже закричать: «А король то голый!» Но не буду. А вдруг есть он… этот смысл.

2.
Тут к структуре придираться грешно, рассказ выстроен как следует.
Профессионализм автора чувствуется, но только не оставляет ощущение того, что не особенно то он и старался, не творил, а так, рутиной страдал.
Еще есть ощущение, как будто текст набран из готовых блоков: вот частичка от «Улитки» Стругацких, вот обрывок из Глуховского. И кусочки все хорошие, рабочие, проверенные. Автор знал, что делает. Не ново, и что Переписывать «Трудно быть богом» в иных декорациях и от лица Киры – тоже можно, почему нет? В конце концов не сюжет делает текст, а воплощение, детали.
Но… в том то и дело, что и детали подкачали. Пресно. Это от того, что серость остается серостью только на словах. Ну да, живут, под диктатом шарлатана, в вечном страхе, да спят с кем попало и за еду. И что?… д~~а мы все фактически тем же занимаемся~~. И дети какие-то обобщенные вышли, в виде копошащейся серой массы, что до книг, что после. И контраст между пришельцем и прочими – те так уж заметен.
Нет, мало, нужно образ, конкретный, точный вбить в мозг читателю, чтобы посмотрел и понял, да это – враг, с ним надо бороться. Так жестокость показана в «Трудно быть богом», так тупость - в «Улитке»… Вот как раз этого и не хватает тексту.
Финал немного озадачил. Как интерпретировать убийство – я не знаю. Смерть ли это «иисусова» (вроде бы нет, он ведь страданий хотел избежать), эгоистический ли это поступок со стороны героя, или наоборот, он хотел научить девочку убивать, говоря как бы, что «книжной» жизнью в этом мире не прожить. То ли отказаться вовсе от его идей просил, то ли разграничивать жизнь ума и тела... Не поняла опять же.
В общем, идею в финале хочется заточить и направить ее поточнее, тогда возможно...

Голосую за второе, потому что это профессионально написанный рассказ, а не зарисовка… (да и остались у меня подозрения, что король таки голый)…

# 15 10.05.2014 в 19:14

Оба произведения ужасны, по своему, в исполнении.

Как начинающим кулинарам, скажу, не притронулся ни к какому из блюд. Просто разглядывал...
Если бы знать, если бы знать - смешанные и разнородные кусочки, кусочки из трех ингредиентов, нещадно обсыпанные специями. Скушай я, было бы не чем запить.
Покормите дикаря - закрытое крышкой блюдо, слегка виднеется вытекший из под крышки гарнир, и слышен не определенного свойства аромат.
,
Как начинающим художникам, скажу, пришлось надевать очки.
Если бы знать, если бы знать - автор щедро бросал на холст краску, всякую, что была под рукой. Брызжа во все стороны, иногда удачно и иногда нет - краска ложилась и растекалась, формируясь в нечто серое...
Прокормите дикаря - автор сразу повел жирную линию. Линия вышла ровной, смачной и свежей. Вот только линия была начата с середины холста и вышла за рамки картины.

Как будущим токарям фрезеровщикам, скажу, не пейте у станка!

На мой взгляд, автор первого безнадежен, автор второго лентяй. Голос никому, бо некому.

Страница 1 из 2
1
2
»

svjatobor@gmail.com

german.christina2703@gmail.com

Хостинг от uCoz