/Шепот ничейный издали: открыть ли завесу тайны? А может быть заслужили?/
В тусклом нутре игрушек (в недрах бездонных душ) обрела пристанище моль,
питаясь остатками разума. /Что скрывают пустоты и старый, залатанный плюш?/
***
Солнечный зайчик прыгает на стену и сползает.
Старая кукла смеётся на полке. Её волосы уже редеют, её волосы серебрятся, /возраст, что же/
но она так и не разучилась смеяться.
Хохочет. Хохочет. Хохочет.
Как заводная.
И даже немного страшно. Пожалуй, что жутко даже...
ведь ещё немного и в психлечебницу для игрушек её можно отправить смело. Но кому это нужно?
Она бросает полубезумный взгляд,
расправляет на платье складки
и затихает вдруг.
***
Солнечный зайчик прыгает на стену и сползает.
Старую куклу когда-то назвали Машей. Не расставались с ней ни на минуту, и даже купили сервиз
ей, чтобы устраивать чаепития. Приглашали
мишутку Ваню и подругу Настю
в гости на чашечку чая с
долькой солнца.
И даже немного страшно. Пожалуй, что жутко даже...
ведь на скамейке ненужных им всем довелось оказаться когда-то. На разных полках. /В одиночных./
Утро привычно стартует с визита солнца и
безмолвного гимна брошенных —
оды столетней пыли на
детском сервизе.
***
Солнечный зайчик прыгает на стену и сползает.
Кукле Маше давно уже жить немило. Так жаль, что для игрушек, увы, не предусмотрено эвтаназии.
Она сходит с ума. Постепенно. Оживая в полночь
и умирая с визитом зайчика, что
сковывает её движение
до полуночи.
И даже немного страшно. Пожалуй, что жутко даже...
ведь близится день решающий. Сошедшие с ума игрушки с пустотою внутри или сердцами из ваты
спустятся с полок когда-нибудь и побредут на поиски прошлого.
Или же отомстят в безумии. Нелепые. Одержимые.
Растекаются помыслы воском,
слезы и смех.
Тут же ничего нет. Это монтажная шелуха. Это уровень детского сада. Это правда.
Вопрос.
Зачем это публиковать? Может быть это поиск, этюд, набросок? Вопрос остаётся. Зачем публиковать поиск? Что это за нах? Нет, это никуда не годится. Хочу юзать контент. А не обёртку из-под мороженного.
В последнюю полночь, Пустилась в пляс, кукла, в безумном танце, кан-кан... Они так делают. куклы, уносясь в даль... За годы неподвижности. Срываясь с мест. Оставляя пластиковое тело, на полке... свалке, на всегда.
Да, это хорошо. Скрипнула дверца в детство. "на чашечку чая с долькой солнца." - зашелестели в памяти старые сказки: "и только маленькие дети понять всё это смогут..."
Конечно, то, что главный герой - кукла, которая не нужна и старая - это немного устарело, но то, что она сходит с ума и собирается отомстить - это круто. Андрик думает, что это круто, как проза, возможно, но тогда не было бы этого абсолютно поэтического и поэтично страшного курсива, и вообще, весь стих в курсиве, одиночные и возраст - это прямо вот оно самое и грустное и поэтичное и печаль бытия. А прозаически хоррорный элемент замечательно эту печаль бытия оттеняет и делает, на удивление, более живой и менее печальной, хоспаде, как много букв я написал
а если: "В тусклом нутре игрушек (в недрах бездонных душ) обрела пристанище моль, питаясь остатками разума." - вроде как с бОльшим акцентом на моль. хотя так тоже вышло ниче
0
