Когда всё это началось? Когда его жизнь начала катиться по наклонной? Ведь все говорили, что у него такое светлое будущее, что он так умён, что он так способен. Родители так гордились им. Они любили его, заботились о нём, давали ему всё, что он хотел, даже то, что ему на самом деле и не нужно. Дорогие телефоны, качественная одежда, огромная комната, лучшая в городе школа, их любовь – всё на зря? Всё это так просто пропадёт, будто ничего и не было? Всё эта его вина?

В эти самые минуты, эти мысли так мучали его, поглощали, разъедали его изнутри. Даже холод, что обжигал голую кожу, казался в сотни раз приятнее, чем осознание того, что виноват на самом деле он.

Всё же, когда всё это началось? Точно. Ему тогда было шестнадцать. Дикие, буйные годы его жизни. Мечты о будущем, о том, кем он будет, какие великие дела он будет творить, как высоко будет держать голову, гордясь самим собой – заполняли его разум и сердце. Сейчас ему так ясно, так детально вспоминалось то осенние воскресение, когда, решив прогулять компьютерные и потусить с друзьями, он впервые в своей жизни решил попробовать наркотики. Возможно, как и у многих, это была травка. Белая, неумело свёрнутая дымившиеся трубочка обожгла лёгкие, но как много удовольствие она принесла. Сладкие, безумные годы его молодости, что будто минули много, много лет назад, но что были так близко.

Всего лишь через несколько месяцев, он уже баловался белыми, заряжающими таблетками, после школы ставил под язык картонную марку, а дома, когда уроки никак не хотели продвигаться, подносил к ноздре белую пыльцу на пальце. Тогда, в те буйные и полные жизни и новых впечатлений дни, он всё ещё представлял, как будучи взрослым, будет жить один, в другом месте, в достаточно большом для одного человека доме, и будет жить на полную.

А может, он свернул тогда, когда решил, что все эти детские забавы не для него? Что ему этого больше не достаточно? Что он хочет попробовать что-то новое, что-то более сильное? Да. Наверное так оно и есть. Так и начал он скатываться, прямо вниз, в бездну без представления о будущем, без каких-либо желаний – кроме одного – уснуть ещё раз, и увидеть эти цветные – по-настоящему цветные сны.

Или, только может быть, он начал падать, когда обо всём узнали родители? Он ведь знал, что если захочет, если по-настоящему захочет, то обязательно сможет остановиться. Что, если родители бы не узнали о пропусках в школе, о его гуляниях по ночам, что если бы он не исчезал из дома на несколько дней, он в один день бы остановился и начал жить как прежде? Что если бы они не узнали, то оно само бы прекратилось?

Уверенным можно было быть в том, что если бы они не узнали, то он бы не оказался в той больнице для душевнобольных. Да что там. Они поместили его в «дурку». Собственного сына в психушку, с психами, самоубийцами и мерзкими сбродом. Сбежать от туда было верно. Это было хорошим решением. То место плохо, неправильно на него влияло. Оно плохо воздействовало на его сознание – стены казались клеткой, а через окна не проходило достаточно света, и он вечно чувствовал, что задыхается. Поэтому, он и решил сбежать из того места, из этого ада с зелёными мерзкими стенами и уродов санитаров.

И вот он тут. Его уже неделю ищут, а он тут, в разорванной одежде, валяется на полу заброшенной многоэтажки на окраине города. С ремнём выше локтя и пустым шприцем возле головы. Холод начал пропадать, полузакрытые глаза начали различать лучше цвета, а это всегда означало, что скоро придут долгожданные сны. Только вот, цвета были ярче чем обычнее, слишком яркими. Если бы его голова так не кружилась, не была так затуманена, то он бы точно испугался, но сейчас ему было не этого, сейчас всё, о чём он мечтал, были цветные сны.

Он никогда больше не проснулся.