Она немолода. И резкие звуки пугают её, отправляют прямиком в шторм, и она уже стоит не на твердой земле, а где-то дрейфует среди бушующих волн из опасений и страхов. И не важно, где только что она находилась, - готовила завтрак на кухне, или же в спальне застилала постель, - эти волны, эти шумы выбьют реальность из-под её ног.

Вот и сейчас, она полусогнутая схватилась за футболку, жадно впилась глазами в потолок, - словно бетон - всего лишь стекло, - и притихла.

- Лишь бы не вновь… лишь бы не вновь…,

Хотя где-то в глубине и кричала мысль «давай вновь, давай уж покончи с этим», потому она и смотрела в потолок; потому так жадно и впитывала каждый звук.

Секунда. Две. Минута. Возможно больше, - время не существовало для неё, - но ничего так и не произошло. Всё быстро прояснилось, а резко возникший шторм также резко и затих. Она выпрямилась, отпустила футболку, и глубоко вздохнула. Ей снова явился шум телеящика, где ведущий что-то страстно напевал, а от экрана на стены шустро кочевали солнечные зайчики. Она аккуратно схватила дверную ручку, словно цветок, и, не роняя звука, покинула комнату.

Нужно успокоиться. Нужно срочно чем-то себя занять. Раньше с этим было проще. Дом всегда набивался чужими детьми, пускай и неряшливыми, пускай и грязными, словно дворовые псы. Они даже в ядовито жаркую погоду умудрялись найти лужи; но разве это останавливало их от того, чтобы прийти в гости и запачкать гостиную. Это так раздражало, вернее это тогда так раздражало. И пускай они только и делали, что смотрели, как её сынишка играл.

Телефонный звон резким ударом дал под дых, на пару секунд унося прочь сознание. Но она быстро опомнилась и побежала на кухню. У окна на столе стоял телефон, а рядом и чашечка кофе, который уже давно успел остыть.

- Аллочка, привет, моя дорогая. Где там именинник? Далеко?

Алла ещё не успела поднести трубку к уху, как мамин голос обрушился на неё лавиной.

- Позови его, я хочу услы…

-Ма-а-м…

- …услышать моего внучка…

На полуслове Алла оборвала звонок. Только так можно было перехватить инициативу и перейти в наступление.

Сквозь жалюзи едва пробивался солнечный свет, оставляя кухню такой же холодной, как и остывший кофе Аллы. Она наконец-то села за стол, и взялась крутить циферблат телефона. Стоило гудкам исчезнуть, как Алла быстро выпалила:

- В этом году мы не празднуем! Мама...

С улицы доносились детские крики вперемешку с воробьиным чириканьем, а вот мама молчала. Наверное, это к лучшему: принимать гостей не хотелось, да и готовить что-либо тоже. Пускай она лучше расстроится, возможно, даже обидится, но хотя бы всё пройдёт спокойно.

- Нет, дочка, я так не могу, я всё же приду!

Слова дошли до адресата и сменились противными гудками, а трубка вскоре вернулась на своё законное место. Голова кипела от всевозможных мыслей, и хотелось уйти, сбежать куда подальше, но Алла понимала, что надолго оставлять дом без присмотра нельзя. Только не с этим ребёнком, и только не в этот день.

Она допила свой кофе и взглядом уткнулась в чашки дно, словно в морское, выискивая в нём добрые знаки. Вдруг сегодня ничего не случится? Вот только всё это глупо, и как не смотри на кофейную гущу - она так и останется гущей кофейной.

Алла опустила чашку в раковину, и тихо последовала в прихожую. В эту маленькую и темную комнатку, в которой раньше легко было наткнуться на разбросанные сорняками детские ботинки. Бывало, что из-за них она падала и разбивала себе коленки, а после проклинала эту детвору, и выбрасывала их обувь на улицу. Конечно, сейчас прихожая пуста, и можно двигаться спокойно, но от привычек трудно избавиться, а потому, пробираясь сквозь темноту, она до сих пор жадно обыскивает стены в поисках выключателя.

Половые доски, словно прокуренные легкие её бывшего мужа, всё так же противно скрипят под тяжестью веса, а лампа, словно его «доброе» слово, не отвечает радушием и безумно слепит. Но это пустяки, она привыкла. Да и от этой комнатки ей всего лишь требуется шерстяное пальто, зимующее в шкафу.

А дальше всё просто: двери; крыльцо, полный снега двор; скрипучая калитка; протоптанная тропинка; дети, ныряющие в снежные кучи; пёсий вой; придорожные сугробы; уже обжигающий легкие воздух; и наконец-то спасительный магазинчик.

Она отбивает снег от ботинок, и ныряет внутрь. Конечно, коморку два на четыре метра сложно назвать магазином, но на безрыбье и рак рыба. От тепла у Аллы покалывают щеки, покрываются румянцем. А из-за прилавка, словно сом из речки, пялится подружка-продавщица: то на маленький телевизор у входа вяло поглядывая, то на самих гостей.

- О, Алка! Какими судьбами?

В глазах продавщицы Тины резко вспыхнуло любопытство. В такую-то погоду каждый посетитель равносилен спасательному жилету, а тут сама Алка пожаловала. Не то, чтобы это было такой уж редкостью, но на фоне прошлых лет, - когда им приходилось работать вместе в этом же магазинчике, - виделись они не часто.

Алла расстегнула пальто, и подошла поближе к продавщице.

- Восемнадцатое же!

- А-а-а, - протянула Тина, поудобнее облокачиваясь на прилавок, - и что будем праздновать: день рождение, или годовщину со дня увольнения?

- Очень смешно?! Сама же всё знаешь…

- Знаю, - радостное лицо Тины сменилось на жалостливое, понимающее, - Как держишься-то?

Алла за прилавком раздобыла свой старый стульчик, на котором раньше приходилось коротать время.

- Ужасно! В последнее время он стал просто невыносимым, каким-то чересчур психованным, агрессивным. Бывает заплачет, а бывает как заорёт посреди ночи, что я потом до утра себе места не могу найти… Пол ночи вот так могу простоять у двери, держась за ручку, - она встала и сгорбилась, изображая продавщице этот кошмар, - словно прошло полминуты, и только под утро потом понимаю, что всё… солнце то уже взошло…

Алла замолчала. Глаза убежали куда-то в пол, теряясь в грязных разводах от растаявшего снега. А Тина в ответ молча покачивала головой.

- Разве это нормальный ребёнок?! А, Тина?!

Дверь магазинчика резко приоткрылась, и вместе с холодом, разбавляя этот неловкий момент своим появлением, внутрь вошел молодой и статный парень.

- Здрасте! – сказал он, снимая шапку.

А сзади него маленькой тенью возник одетый в сто одёжек ребёночек, который пугливо повторил за отцом «здрасте», а после улыбнулся в ответ женщинам.

Горечь переживаний куда-то исчезла. Алла даже толком не заметила, как это произошло, а Тина уже приветливо встречала новых гостей.

- Здравствуй, Коля. Как дела? Как малютка?

- Спасибо. Да неплохо всё. Решил вот что-то к чаю прикупить ребенку. Посоветуйте что-то?

Пара слов, и продавщица уже взвешивает ему печенье, попутно расспрашивая о здоровье мамы и жены. Они улыбаются друг другу, обмениваются добрыми словами, и прощаются. Вот уже и магазин пуст, а от гостей остался только грязный след растаявшего снега.

- Удивительно, Тина… Я всё его ещё маленьким помню. Вечно испачканным, грязным; только и делал, что постоянно где-то шлялся, из школы приносил только двойки, да и у ребят постарше сигареты вечно попрошайничал. Помню, всё про себя говорила, что непутёвый он, ни ума, ни толку от такого не будет. А сейчас вот не понимаю, у него и ребенок уже есть, и жена, да и всегда при работе! Ей богу ничего не понимаю…

- Не знаю, Алла. Вот взять Сашку, или Витьку, они же тоже с Колькой вечно где-то шлялись, никогда дома не сидели, а сейчас ничего, повзрослели, возмужали, и тоже женатые, и тоже с детьми. Наверное, эта дурь проходит с годами.

- Эх, - Алла тяжело вздохнула, - надеюсь, что с годами это правда проходит, иначе я не выдержу.

Она выпрямилась, попросила у Тины тортик к чаю и, попрощавшись, пошла домой.

В её душе плясали грусть с обидой, и даже холодные руки зимы не способны были притупить эти чувства. Она не понимала, почему так злостно насмехается над ней судьба, и за что так благоволит всем дуракам в округе. Разве это справедливо? Разве она это заслужила?

На плите закипал чайник. Алла накрыла кухонный стол праздничной скатертью, и едва успела нарезать тортик, как раздался дверной звонок. Долго ожидать появления мамы не пришлось, и вот она уже стояла на кухне, пытаясь стянуть с себя толстенную шубу. Не сказать, что в присутствие друг дружки они испытывали неловкость, но некая недосказанность всё же была.

- Чай, кофе? Да ты присаживайся!

- Кофе, - ответила мама, не особо придавая этому значения. – А где именинник? Где мой внучок? Почему не встречает?

Нервозность подлой дрожью ударила в спину, и Алла, пытаясь хоть как-то скрыть её признаки, схватила у мамы шубу и понесла в прихожую. Нужно успокоиться. Нужно себя вести, словно всё в порядке. Алла приоткрыла дверь, выходящую во двор, и жадно втянула прохладный воздух, словно это морфий, а она заядлая наркоманка. Дрожь отступила, и мыслить стало значительно легче. Алла закрыла дверь, и пошла на кухню, к маме.

- Извини, мам, но он сейчас болеет. Поэтому, - присаживаясь за стол, она ненадолго замолчала, - мы и не хотели праздновать в этом году.

- Как это болеет?! Ты мне ничего не говорила?!

- Знаю. Но там ничего серьезного, - и, замечая в глазах мамы назревающий вопрос, Алла тут же попыталась его отсечь, - просто ему нужен отдых, и желательно чтобы сейчас никто его не беспокоил.

Мама слегка нахмурилась. Её явно что-то не устраивало в этой истории. Но она сделала глоток, и не стала продолжать эту тему.

- Странно это всё, дочка. Ты могла бы и предупредить меня, что он болеет. Мне всё-таки не так уж и легко в свои-то годы к вам в гости ходить.

- Я хотела, но ты же сама бросила трубку.

- …бросила трубку… -в ответ пробормотала она. В её голосе можно было услышать обиду. Но Алла знала, что это явление временное, и маму скоро отпустит. Как и всегда.

- Ну ладно, давай тогда сюды свой торт. Не зря же я такой путь проделала.

Алла улыбнулась в ответ, и полезла в холодильник за тортом; поставила на стол, и подала маме посуду.

Солнце заливает кухню светом. Вот мама перед тобой разделывается с тортом, а вот за окном воробьи горбатятся, усевшись на проводах. Хорошо вот так просто сидеть и ни о чём не думать. Даже как-то тепло на душе становится.

- Да-а, хорошо тут у вас, дочка. Жизнь кипит. Вот даже соседских мальчиков видела… уже такие взрослые, с детьми.

- Да-а…

- А что же внучок? Никого себе ещё не нашел? Я вот всё помню, как ты его в школу водила. Как шнурочки ему на ботинках завязывала. Такой красивый был при костюме.

- Да какой там нашёл, мама?! Не интересно ему это.

- Ещё бы?! Если бы я только и делал, что в игрушки играл, да мамка со мной по пятам ходила, то мне тоже было бы не интересно!

А вот это было обидно. Алла покосилась на маму, пыталась подобрать нужные слова, но ответ не приходил, и она решила защищаться, как может.

- Ну играет он в игры, и что в этом плохого? По-твоему уж лучше по улицам целый день шататься, да окурки подбирать за взрослыми, да?! Нет, мама, такое я слушать не собираюсь!

- Почему сразу окурки? Как будто ты не так росла!

- Росла, и что?!

Алла уставилась куда-то вдаль, нервно постукивая пальцами по столу, а мама ложечкой возбужденно мяла кусочек торта. Они ненадолго замолчали.

- Ты вот так говоришь, словно я ему что-то плохое сделала!

- Да нет же…

- Я что, его плохо воспитывала? Я плохая мать?!

- Да что с тобой, дочка?! Успокойся!

И они снова замолчали.

Алле было обидно до слёз, но она кое-как себя сдерживала. Пыталась зацепиться за что-то взглядом и растворить всё своё внимание в этом. Мама же встала, искала глазами шубу, позабыв, что дочка её унесла.

- Знаешь, доця, наверное, мне уже пора. Жалко, что не удалось увидеть внучка, но идти домой в темноте как-то не хочется.

- …не хочется, - пробубнила Алла, а после добавила, - сейчас принесу твою шубу.

Вскоре дочка уже пялилась в кухонное окно, провожая глазами маму, шагающую к себе домой. День выдался настолько ужасным, что Алла уже не сдерживала слёз. Теперь уж можно. Всё равно никто не видит.

Она подвинула к себе мамину миску. Коричневая жижа уж больше напоминала кашу, чем торт, но запах оставался всё таким же приятным. Алла решила разбавить эту горечь сладостью торта, и вонзила в него ложечку.

- Вкусно. Боже, как же вкусно!

Её тело давно потеряло былую стройность. И обычно она сторонилась мучного, или сладкого, дабы совсем уж не превратиться в толстушку. Конечно, сейчас её мало заботило своё тело. Ей было настолько одиноко, что все мысли вертелись только около сына.

Алла встала из-за стола, взяла новую мисочку, и положила на неё кусочек торта. Она пошла в комнату её сына, обитающем на втором этаже.

Дверь как всегда слегка приоткрыта. Но на удивление тут так тихо, что можно было подумать, внутри никого нет. Если бы конечно не густой запах пота, разивший из комнаты. Алла толкнула дверь, и вошла, вместе с собой запуская внутрь солнечный свет.

Окна завешаны плотными ночными шторами, а по углам комнаты разбросана одежда. От стены отбивает свет монитора, хорошо показывая Алле широкую волосатую спину её сына. Он сидел, сгорбившись за компьютером, и внимательно вникал в происходящее на экране.

- Дениска, - обратилась она, а в ответ услышала короткое нечленораздельное мычание. – Я тебе тортик принесла.

Алла подошла к Денису, и поставила на компьютерный стол миску с тортиком. Вблизи казалось, что под кожей его правой руки ползали маленькие змеи. Настолько она была изуродована шрамами.

- Поздравляю. Сына. Тебе сегодня исполнилось двадцать семь.