Мегаполис, район где-то на окраине города, прохладная летняя ночь, свет от тусклых фонарей еле пробивается сквозь мглу и туман, освещая заплеванные тротуары, на которых валяются окурки, бутылки, пачки от чипсов и прочий мусор. Из-за угла слышно озорной хохот, а где-то издали доносятся истерические крики, пьяные женские и мужские голоса выясняют между собой отношения. Я сижу под забором в тени, что бы меня не видно было, у меня в руках клочок бумаги и ручка, я пытаюсь что-то нарисовать, или написать стих, ни то, ни другое толком не получается. Света не хватает, еще и голова затуманенная. Я поднялся, посмотрел по сторонам, рядом вроде бы никого нет, пересел на более освещенный участок, осмотрел свои творения. Вверху бумажки было написано: «я больше не вижу смысла жить, что б заглушить мою боль, я не смогу столько пить…». Дальше идет рисунок смерти с косой, рисовал я ручкой, держа лист на доске, которую подобрал рядом, она была грязная и не ровная, поэтому в нескольких местах бумага проколота, где-то проступили пятна от мокрой доски, от этого рисунок сделался какой-то зловещий, еще мрачнее и безнадежнее. Под смертью строчки «… дайте мне яду, дайте иглу из серости нескончаемых дней, я уйду в вечную мглу». Слова «уйду в вечную мглу» зачеркнуты, мне показалось, что они не подходят. Дальше написано «черная дыра в моей голове, я хочу видеть смысл, но вижу лишь бред, разглядеть бы что-то в поглощающей мгле, понять бы, я есть или меня уже нет…». Ниже рисунок силуэта в длинном черном плаще, с длинными волосами, который уходит вдаль. Потом еще что-то нарисовано, я так и не понял, что это: череп, кости, меч, молот тора, все перемешано, недорисованное, разбросано. Под этим хаосом еще строчка, которую я написал, перед тем как выйти со своего темного уголка: «закончились сигареты, уже допито вино, закончится ночь с приходом рассвета, закончусь и я, как в нелепом, грустном кино».
Еще раз посмотрел на этот листик, хотел его выбросить, но все же оставил, сунул в карман и начал думать, куда идти дальше. Здесь оставаться нельзя, слышно, как где-то недалеко в полную разгулялась компания, они выкрикивают тосты, ругань и поют блатные песни. С противоположной стороны кого-то бьют, доносятся оскорбительные угрозы обидчика и стоны о пощаде, жертвы. Я огляделся, небо затянуто тучами, не видно ни звезд, ни луны, немного сыро и уже прохладно, дует легкий ветерок, фонари освещают разрисованные граффити и матными словами стены. Я пошел на глухую темную дорогу, там часто зависают гопники, поджидая своих жертв с деньгами и телефонами, но сейчас было уже далеко за полночь, и все быдло расползлось бухать по скверикам.
«Пойду в гаражи, под кладбище», подумал я. Там всегда тихо и живые люди появляются только днем, а мертвые меня уж точно не побеспокоят. Я немного замерз, насунул на глаза капюшон, что бы ветер ни дул, и что бы прикрыть свои длинные не расчёсанные волосы. Вдруг по дороге попадутся пьяные «братки», они не упустят возможности посмеяться над патлатым наркоманом и хорошенько избить, веселья ради. Окинув быстрым взглядом окрестности, ускорил шаг, так и согреюсь и быстрее дойду. Кушать хочется. Я порылся в карманах, нашел немного мелких денег, пересчитал, должно хватить на пачку сухариков, по пути будет ночной ларек, еще бы пива, или хотя бы парочку сигарет. Блин, опять буду по дороге собирать окурки, куда вечно деваются все деньги?
В таких раздумьях дошел до ларька, купил сухарей, в кармане осталось около двадцати копеек, где бы разжиться несколькими червонцами? Подумаю завтра, а сейчас буду утолять голод этим сухим хлебом со специями. Я пришел к своему ночлегу, небольшому проему между стеной гаража и забором кладбища. Крыша там с широким козырьком, который выходит до забора, так что, если идет дождь, тут сухо. У меня здесь есть пару картонных коробок, чтобы на землю постелить, и фанера, которой я закрываюсь от сквозняков, а еще спрятано несколько свечей, я их с кладбища принес. Когда я прихожу пораньше, и не хочется спать, я зажигаю свечу и сочиняю стихи или рисую. Еще люблю играть на гитаре, но своего инструмента сейчас нет, поэтому вечером частенько бегаю к знакомым, что бы поиграть, разучить новую песню.
Вот так часто проходят мои ночи. Я не бомж, у меня есть родители, своя комната, теплая кровать и вкусный мамин обед, чистая одежда, ванная, где можно помыться. Я не случайно все это перечислил, как раз сейчас мне этого и не хватает. Сейчас я в рванном грязном черном свитере с капюшоном, на котором нарисован череп и надпись «undead», черные джинсы, они и новые были с декоративной потертостью, а сейчас еще настоящая добавилась, вместе с пятнами от грязи и мазута. Я уже несколько дней не мылся, пахну ужасно, руки грязные, на лице недельная щетина, изо рта перегар. На меня сейчас можно смотреть только с сочувствием, как на пропащего человека, но, как раз сейчас я счастлив. Конечно, смысл не в том, чтобы запустить себя до отвратительного состояния, но иногда, чтобы выплыть на поверхность, нужно опуститься на дно и хорошенько оттолкнуться.
Меня зовут Илья, мне уже под тридцать, я всегда был не такой как все, не принимающий социальных стандартов, не идущий за толпой и в толпе. Как-то еще в юные годы одна моя подруга сказала, что с таких людей как я вырастают либо гении, либо алкоголики. Я до сих пор так и не занял ни одну из этих сторон, хотя претендую, наверное, на обе сразу. Неопределенность, нерешительность и лень, которые преследуют меня с детства, стали огромным камнем преткновения на пути к самореализации. Не желая быть как все, я все же плыл по течению, учился в школе на отлично, потому что так надо, поступил в вуз на юридический, потому что родители настояли, в студенческие годы пил, прогуливал пары, но все-таки доучился и получил диплом. Потом пошел работать в банк, утром мучился на работе, вечером пил с друзьями. Так текла моя жизнь, я не стремился к карьере, к созданию семьи, и не искал своего пути, не пытался найти увлечения, своих целей в жизни. Когда возраст приблизился к тридцати, в один день я проснулся и ужаснулся. Противная мне работа, живу с родителями, семьи нет, увлечений нет, все веселье, это посиделки вечером с друзьями, хотя какие они мне друзья, собутыльники. Я не то что бы сильно пил, так бокал-второй пива в день, по пятницам и субботам, несколько сот грамм водки, так и пролетали дни, недели, месяца, года…
В общем, стало мне противно от всего этого, жить не хотелось, я начал опаздывать на работу, делать ошибки по невнимательности, и, хоть я в этом банке довольно долго работал, все же меня выгнали. Родители были в ярости, мы несколько дней скандалили, в итоге я собрал самые необходимые вещи и ушел. Я не знал, куда мне идти, просто поехал в другой конец города и снял комнату в дешевом хостеле. Что делать дальше? Как жить? Нужно ли вообще дальше жить? Эти вопросы постоянно крутились в голове. Чтобы не сойти с ума, я старался меньше времени проводить в той вонючей ночлежке, больше гулять по городу, иногда знакомился с какими-то людьми, выпивал с ними, иногда курил траву с веселыми ребятами. Деньги потихоньку заканчивались, через неделю надо платить за жилье, у меня осталась сумма примерно в размере арендной платы, а когда пришел срок оплаты аренды, почти все деньги были проедены и пропиты. Я просто собрал свои скудные вещи и пошел, куда глаза глядят.
Я бы мог вернуться к родителям, попросить прощения, они бы меня пожалели и приняли, да, собственно, и не выгонял меня никто, я сам в истерике ушел, не смотря на уговоры остаться. Ужас неопределенности и желание вернуться в уютный безопасный дом боролись с навязчивой мыслью, что если я уже в свои тридцать решился вывалиться с родительского гнезда, то надо идти дальше, взрослеть, становиться самостоятельным, и наконец-то найти свой гребанный путь в жизни.
С такими мыслями я зашел на уже привычный для меня за месяц пятачок, где обычно тусуются неформалы. Тогда я еще не был на них похож, и мало что знал о тех людях, которые решили жить не как все. Первый раз я случайно попал в эту компанию, слоняясь по городу с начатой бутылкой водки, остановился возле веселой и необычной компашки. Дружелюбные, пестрые на вид люди оказались довольно добродушными и веселыми. Я к ним стал периодически заглядывать на огонек.
На пятачке еще никого со знакомых не было, я сел на парапет, начал думать, куда мне деться этой ночью.
- Автостопщик? - услышал я голос у себя за спиной.
Высокий худой парень лет двадцати пяти в потрепанной, видавшей виды одежде, с длинными несколько дней не мытыми и не расчесанными волосами, связанными в хвост непонятной резинкой и небольшой бородой, за которой тоже явно не ухаживали, сел возле меня и посмотрел на мой походный рюкзак.
- Это те, которые по стране катаются и денег за проезд не платят? - спросил я.
Он улыбнулся, еще раз осмотрел меня.
- Значит, не автостопщик. Рюкзак у тебя не городской, да и не носят люди столько вещей, на прогулку. Вот я и подумал, что ты в путь собрался, сюда заходит иногда такой контингент, чтобы выпить "на коня", или вписку ищут, те, кто к нам приехал.
- Неее... я с сегодняшнего дня БОМЖ, поэтому с рюкзаком.
Сказал я это как-то громко, торжественно и в тоже время с горькой иронией, что парня явно рассмешило, но улыбка у него была такой, философской, понимающей, что ли.
- Странник. - сказал он мне, протягивая руку для приветствия.
- Илья. - Представился я, пожимая ему руку, - А зовут тебя как?
- Странник, так и зовут, - ответил он, с таким видом как будто это само собой разумеющаяся вещь, и добавил, глядя, куда-то вдаль - может по пивку?
Даже этот вопрос с его уст звучал как приглашение бояр к трапезе, а не к распитию пива с бутылок на грязном парапете. Ровная осанка, жесты и манера разговора, говорили о том, что этот человек вырос не в нуждающейся семье, а налет бродяжничества на его теле смотрелся немного бутафорно, как будто передо мной актер, которого загримировали для роли бездомного.
Мы пили пиво, я рассказывал о своей жизни, вернее о том, какая она у меня бессмысленная. В конце истории он рассмеялся и сказал, что не видит ничего безнадежного в моем положении. Он похвалил меня за то, что я не вернулся домой, сказал, что мой путь только начинается, всегда можно начать с чистого листа, самое главное выбрать правильную дорогу, проложить, на этот раз, правильный маршрут и упорно идти к своей цели. В путешествиях он разбирался.
Странник путешествует по стране и за ее пределами, без денег, без крыши над головой, все, что у него есть, это рюкзак, гитара и губная гармошка, он сочиняет песни и играет на улице, зарабатывая на еду, сигареты и прочие необходимости.
На улице темнело, сегодня почти никого не было в скверике, будний день, все заняты своими делами. Так мы вдвоем и сидели, то разговаривали на разные нейтральные темы, то замолкали и задумчиво смотрели на звезды. Вечер потихоньку переходил в ночь, люди начинали спешить, ускорять шаг, что бы успеть на последние маршрутки, метро, троллейбусы.
- Ну что ж, пора и нам собираться, допивай свое пиво и пошли, у нас десять минут до закрытия метро. - Сказал Странник, и залпом осушил свои полбутылки.
- Мне некуда спешить, я понятия не имею где я буду ночевать. - грустно и растерянно ответил я.
- Поедешь со мной. - Коротко отрубил Странник.
Я не стал сопротивляться, мы поехали к его друзьям, в избушку на окраине города. Старенький домик достался одному музыканту после смерти бабушки и служил ночлегом, местом тусовок, репетиций и саморобной примитивной студией записи. "Притон"- так называли это место соседи, хотя наркоманов здесь не было, это было место "дворового" творчества. Конечно, тут бывали пьянки, иногда траву курили, но в приоритете всегда оставалась музыка. Странник остановился у ребят и, воспользовавшись ситуацией, записал несколько своих песен, сочиненных в недавних путешествиях. Меня здесь приняли довольно тепло, хотя никто особо со мной не общался, так как я был с другого мира, не играл на инструментах и не разбирался в музыке. Я не знаю, чем заинтересовал Странника, почему он взял меня с собой, почему общался и посвящал меня в свою жизнь, судя по его поведению, он был замкнутым человеком и держался немного в стороне от всего происходящего и от разных компаний.
Кроме нас в домике было человек шесть, не смотря на ночь, никто не спал, играли на гитаре, двое с серьезными лицами разыгрывали партию в шахматы, кто-то паял динамики, все были чем-то заняты и периодически сходились возле стола, чтобы выпить вина. Легли спать почти перед рассветом.
- Я сегодня уезжаю, хочешь, со мной, если будешь меня слушаться, не ныть и принимать дорогу такой как она есть, ты поймешь настоящий вкус свободы. - Сказал мне Странник с утра, копошась возле своего рюкзака, упаковывая вещи.
Я только проснулся, голова была немного затуманена от сна, и вчерашнего пива с вином, соображал плохо, но заметил, как удивились от этого предложения его друзья, которые рядом развалились на спальных мешках и слушали запись концерта какой-то рок группы. На их лицах прямо читалась строчка "с чего это ему такая честь?". Немного подумав, я решил принять предложение, ведь сейчас я абсолютно ни к чему не привязан, этот город мне уже надоел, и это будет новый опыт, возможно, он поможет мне разобраться немного в своей жизни.
- Ну, поехали, коль не шутишь - игриво сказал я и пошел собираться в дорогу.
В обед мы приехали к железнодорожному вокзалу, зашли на пути с противоположной от входа на перрон стороны, и до вечера слонялись между вагонами, сидели в тени поездов, гуляли по перрону и по пешеходным мостам. С приездом на вокзал Странник изменился, его постоянная задумчивость и серьезность, которая старила и делала его лицо угрюмым, сменилась на веселое озорство, он как будто помолодел лет на пять. В городе он вел себя отстраненно, как будто он просто наблюдает за происходящим вокруг и не желает вникать в подробности. Сейчас же он все время копошился, что-то просчитывал, куда-то бегал с деловым лицом. И пока Странник уходил по своим делам, я усаживался поудобней на лавочке и до его возвращения наслаждался теплым осенним днем, рассматривал уезжающих и приезжающих людей, кушал семечки, или дремал, подставив лицо теплым вечерним лучам солнца.
- Ну что, поздравляю Вас, господин начинающий путешественник, сегодня Вы оторвете свою ленивую городскую задницу от этой удобной городской лавочки и неудобно расположите ее в своем первом товарняке. Сегодня вечером уезжаем. Ты, по ходу, фартовый, как-то легко было добыть информацию. -Сказал он, улыбаясь и дурачась - Не бзди! Не пропадем! - громко и торжественно добавил, читая мое непонимание на лице.
Одной из наших договоренностей было, что на первый раз я ничего не спрашиваю, куда едем, как едем и зачем мы вообще едем, это все решает Странник, я только послушно следую за ним и наслаждаюсь путешествием.
Когда уже стемнело, мы пошли к поездам, залегли в траве недалеко от рельсов. Перед нами рушил с места поезд с товарными вагонами, Странник посмотрел на часы и скомандовал "Вперед!", мы подбежали к набирающему скорость поезду и залезли в один из вагонов, он был пустой, поэтому двери были не заперты. Разместившись в углу вагона, где нас не видно с улицы, Странник глубоко вдохнул и улыбнулся. Вид у него был такой, как будто он вернулся домой после долгого отсутствия и радуется родным стенам.
Немного больше месяца назад Странник приехал в наш город, навестил старых друзей, переночевал у них и утром пошел в больницу. Через полтора часа он позвонил приятелю, у которого ночевал и сказал, что ложится на стационар на несколько недель, организму нужна профилактика, кое-что подлечить. Что нужно было лечить, почему он лег в больницу, никто из его знакомых не знал, Странник как обычно подробности своей личной жизни держал в тайне и доктору запретил разглашать диагноз. Возможно, они с лечащим врачом были знакомы, потому что тот очень опекался своим пациентом. Зная нравы этого дикого паренька, доктор забрал все его вещи к себе в кабинет на срок лечения, иначе бы этот нерадивый пациент и недели не пробыл бы в палате, или совсем бы сбежал, или удирал бы по вечерам к своим оборванцам-музыкантам. Это был самый злостный нарушитель распорядка, он все делал не по расписанию, в столовую ходил, когда все уже покушали, спать ложился поздно, а днем, когда все бодрствовали, он спал. На процедуры опаздывал, так как не стоял в очереди, а занимал место и уходил куда-то на балкон, на свежий воздух, там задумается, замечтается, приходит к кабинету, а его очередь давно уже прошла. Молодые медсестры относились к Страннику с пониманием, так как он был похож на загнанного в клетку зверька, который хотел на волю, хоть и старался держаться высокомерно и отстраненно, но его глаза выдавали ту печаль и тоску, которую нагоняла на него больница. А работницы постарше все время ворчали, что доктор приютил какого-то странного беспризорника, теперь мучайся с ним. Целый месяц Странник провел в лечебном заведении, к концу лечения он уже почти ни с кем не разговаривал, все время проводил на балконе и всем жаловался, что у него начинают атрофироваться мышцы и что этот больничный воздух отравляет его легкие в тысячу раз хуже, чем табачный дым и выхлопные газы.
После освобождения с медицинского заточения Странник остался в городе только ради записи своих песен, и как только дело было сделано, тут же уехал на вокзал, прихватив меня. По сути, это все что я знал об этом необычном парне. Он категорически отказывался хоть что-нибудь рассказывать со своего прошлого, причем не только мне, но и всем окружающим его людям. Наверное, никто из его друзей не знал его имя, откуда он родом, кто его семья, как он жил до того, как стал путешествовать. Одно было понятно, семья у него была не из бедных, с интеллигентов. Это проявлялось в его вальяжных, «барских» движениях и манере разговаривать. Он был умным, начитанным, сообразительным и немножко высокомерным, что не очень-то сочеталось со стилем его жизни.
Вот и сейчас, в углу грязного ржавого вагона, в котором мы ехали, он аккуратно расстелил коврик, на него постелил газету, на газете две пластиковые тарелочки, возле них с одной стороны железные вилки, с другой по кусочку хлебушка, посредине салфетки и солянка. Странник открыл консервы и разложил по тарелкам, почистил сваренный еще в ночлежке картофель и порезал на ровные кусочки, достал два стаканчика, разлил в них вино и поставил возле тарелок.
- Мы путешественники, а не оборванцы какие-нибудь - сказал он мне, увидев в моих глазах удивленность процессом сервировки.
Ехали мы куда-то далеко, в вагоне нужно было провести трое суток. В первое утро я проснулся рано, тело болело от твердого железного неровного пола, на котором был только коврик и осенняя курточка, голова уже гудела от стука колес. Я прошелся от стенки к стенке, размялся, покурил возле двери, наблюдая за пролетающими пейзажами осенних полей, в это время проснулся Странник, мы перекусили и просто сидели, смотрели в дверной проем на пролетающие дома каких-то сел, на поля и леса.
- А можешь меня научить играть на гитаре? - настороженно и неловко спросил я.
- Ну делать то все-равно нечего, только учти, учитель с меня плохой, я не люблю по десять раз объяснять и по сто раз показывать одно и тоже. - ответил странник и достал гитару.
Я начал учить аккорды и гитарный бой песни "Пачка сигарет" Виктора Цоя, там всего четыре простых аккорда, если не играть переходы и вступление. Пальцы не слушались, я по одному пальцу переставлял, меняя аккорд, сосредоточившись на левой руке и грифе, я сбивался с боя по струнам правой рукой. Страннику быстро надоело это издевательство над гитарой. Когда поезд замедлил ход, он меня провел в другой вагон, без крыши, наполовину завален углем, я перелез в него, сел на уголь и начал тренироваться. Спустя три часа я вернулся в наш вагон, и довольно объявил, что "Пачку сигарет" я разучил, но сыграть сейчас не могу и показал пальцы в крови на левой руке. Странник улыбнулся и легким кивком головы одобрил мое старание, а я взял лист бумаги и провел по ней пальцами. Несколько затейливых кровавых линий осталось на белой бумаге, я их обрисовал карандашом и добавил еще каких-то линий, рисовал не думая, по ощущениям, получилась забавная кроваво-карандашная абстракция, мы, улыбаясь, рассматривали это странное творение.
- Илья, у тебя есть какая-то кликуха, может прозвище школьное? - спросил Странник.
- Да нет, меня всегда по имени называли. Ну может иногда как-то дразнили, но ничего не прижилось. - ответил я.
- Знаешь, а мне нравится, как у Индейцев, у них одно имя используется для быта, оно известно всем, а другое духовное, о нем знают только близкие люди, духовное имя дает шаман, оно помогает, защищает и характеризирует человека. Мое имя мне когда-то дал один очень умный и уважаемый мною человек. Он сказал, что в моем случае оно не связано с физическими путешествиями. Я странник мыслей, я странствую по уголках своего сознания в поисках истины. Моей душе не будет покоя, пока я не получу ответы на свои жизненные вопросы, мой бродячий образ жизни — это результат скитания моей души. И еще он говорил, как бы подшучивая надо мной, что имя Странник очень созвучно со словом "странный" и это тоже обо мне, потому что нормальный человек не смог бы бросить сытую, беззаботную, размеренную жизнь ради грязных поездов и попрошайничества с гитарой.
- Сытая беззаботная жизнь? Как-то не могу тебя представить в костюме с галстуком и за офисным столом с горой незаполненных бумажек - подшутил я.
- Эх... чего только не было... но ты же помнишь, та жизнь в прошлом, и о ней мы не говорим. Так вот, тебе надо придумать имя, но не сейчас, позже, после того как ты в полной мере ощутишь все "прелести" бродяжничества. Как пел Высоцкий "Парня в горы тяни - рискни! Пусть он в связке одной с тобой -Там поймешь, кто такой". Вот поездишь со мной и поймем кто ты такой. - улыбчиво и по наставнически произнес Странник.
За вагонной дверью поля и деревни сменились урбанистическими пейзажами. Мелькали одинокие многоэтажки, огромные заводы с высокими трубами, которые изрыгали с себя густые столбы дыма, гаражи, разрисованные граффити стены.
Мы приехали в большой город возле моря, где ветер между старыми готическими домами времен царской России разносил свежий морской воздух, по старинной брусчатке шумели колеса уже не лошадиных повозок, а дорогих иномарок и дешевых отечественных автомобилей. Небольшие группки туристов расхаживали между достопримечательностями и на разных языках делились своими эмоциями.
- Все. Пришли. - сказал Странник. - Расположимся в том скверике, там отличный проходняк, заработаем на хлеб насущный. Поскольку из нас двоих играю и пою только я, значит, тебе будет отведена роль "аскера" бери в руки шапку, подходи к прохожим и со слезою на глазах жалобно так протягивай: "Пода-а-айте на пропитания, Креста ради".
Увидев мои изумленные глаза, он засмеялся.
- Шучу! Не боись! Просто, когда будет собираться много людей, подходи не навязчиво и говори: "Поддержите музыкантов". Приставать к людям не надо, мы не попрошайки. - и величественно, театрально и саркастически добавил: - "Мы артисты!"
Спустя несколько часов игры мы насобирали не плохую сумму. Больше чем я за день мог заработать в банке. По случаю первого дня в новом городе и хорошего заработка, вечером мы отправились в кафе, оно хоть и дешевое, такая себе советская столовка, но зато там можно съесть горячего супа, котлету с кашей и запить горячим кофе, за время пути в поезде, такой роскоши у нас не было. Наевшись, мы пошли гулять по городу, а ближе к ночи забрели на заброшенный причал, залезли в коморку с выбитыми окнами, которой давно уже не пользовались, и уснули под размеренный усыпляющий шум волн.
Неделя в городе возле моря, сутки в дороге на электричке, полторы недели в городе на высоких холмах, трое суток в дороге автостопом с привалами в селах и пополнением рюкзака продуктами, неделя в городе с несчетным количеством дымящих заводов, опять дорога.
Мы проколесили пол сраны. Странник учил меня, как прятаться от машинистов поезда и полиции, как ориентироваться в незнакомом городе, как заработать денег на еду или добыть ее в селах, как остановить попутку и проехать сто и больше километров в теплой уютной машине, не заплатив ни копейки.
Наступили холода, земля потихоньку белела от мороза и снега. Зимой мне было тяжело, у нас не было зимних вещей, вместо шуб, осенние куртки и несколько свитеров, спортивные штаны под джинсы. Спать иногда приходилось на теплотрассах, в подъездах, на вокзалах, это если повезет, иногда негде было укрыться, и мы полночи блуждали по улицам, бродили по лабиринтам какого-то города, лишь бы не сесть, потому что можно уснуть и замерзнуть. Бывало, идешь ночью, а снег густой, лапатый, сыплет беспросветной пеленой, только и успевай сметать его с ресниц, чтобы глаза не засыпало, на шапке и плечах по небольшому сугробу. Идти становится трудно, под ногами мягкий рыхлый покров из свежевыпавших снежинок. "Подумать только! Если б не январь, то этот снег, возможно, бы был ливнем..." вспоминал я строчки с песни и, задрав голову, улыбался и ловил ртом снежинки, которые искрились от пробивающегося света фонарей.
Утром отогревались в общественном транспорте, в незапертых подъездах возле теплой батареи, или на вокзале, а днем шли в людные места, Странник играл и пел, а я подпевал и ходил с шапкой собирал деньги. На шаурму, почти всегда удавалось насобирать. В хорошие дни хватало денег и на водку, чтобы согреться. Мы немного откладывали, и примерно за полторы недели собиралось денег, чтобы снять на несколько суток место в хостеле, тогда мы мылись, стирали вещи, отсыпались в теплой постели. В одном городе больше чем на две недели не оставались, становилось скучно. Мы странствовали, зима потихоньку проходила, лютые морозы начали сменяться солнечными теплыми деньками, снег таял, пришла весна. Я радовался, теперь мы заживем, теперь не страшно и на улице переночевать и в вагоне товарняка, можно кататься на длинные расстояния. Летом мы планировали проехаться по фестивалям и поехать в горы, как говорил Странник, это лучшее место для блуждающих душ, место умиротворения и источник вдохновения.
Я уже забыл о своей прошлой жизни, как будто ее и не было, как будто та жизнь — это просто сон, а так как сейчас, было всегда. Иногда, правда, за родителями скучал, но я понимал, что пока моя жизнь с ихней просто не совместима, поэтому вспоминал их мысленно, желал им всего хорошего и продолжал шагать дальше по своему пути в неизвестность.
Мы приехали в какой-то депрессивный малонаселенный городок в глуши. Уже вовсю буйствовала зеленью и теплом весна, дни становились все длиннее, цвели деревья, прогревалась земля, теплые лучи солнца приятно согревали. Время близилось к закату, мы играли на центральной площади, денег насобирали не много, на площади было не людно, нам еле хватало на то, чтобы перекусить. Решили ночевать на улице, было уже достаточно тепло чтобы, ночью укрывшись своими курточками, не замерзнуть. Когда солнце уже зашло за горизонт, мы взяли вещи и пошли бродить по городу. На пути, вдали от оживленных улочек попался заброшенный четырехэтажный дом, в котором мы решили устроить ночлег. Я пошел обустраивать место, а Странник отправился добывать нам пищу на ужин. Место мне показалось уютным, пробежав по окрестностям, я собрал несколько картонных коробок, хворост для костра, оборудовал спальные места и сидел что-то рисовал. Прошел час, Странника все не было, я начал переживать, ведь магазин не так уж далеко, знакомых в этом городе у него нет, он давно должен был вернуться. Я пошел в сторону магазина, подошел к входу в маркет, зашел внутрь, прошелся между витрин, своего друга я не нашел. Решил вернуться к нашему временному жилищу, вдруг мы разминулись. По дороге я посмотрел в сторону темного скверика, и тут меня обдало холодным потом. Я увидел разбитую гитару Странника, несколько лучей от фонаря, пробиваясь через густую листву деревьев падали прямо на гриф. Этот гриф я не перепутаю с другими, я подбежал к гитаре, оглянулся. Под кустами кто-то лежал. Подбежав, я увидел Странника, он приподнялся, и сказал измученным тихим голосом, что когда возвращался с магазина, с этого скверика вышла компания парнишек в спортивках, спросили, с какого он района, когда поняли, что он не местный, начали расспрашивать кто такой, откуда, что в карманах, есть ли пару денег на пиво. Странник сказал, что денег нет, а продукты ему на вечер покушать, поделиться нечем. Компания взбунтовалась, они вырвали гитару и разбили ее об спину Странника. Он, увидев, что его инструмент, с которым он не расстается уже долгие годы сломан, взял в руку купленную консервную банку и врезал ей по голове тому придурку, который испортил гитару, он только увидел, как с рассеченной брови паренька брызнула кровь и тот валился на землю без сознания, дальше сильная боль по всему телу и мрак. Он только недавно очнулся, подполз под куст, чтобы прийти в себя. Я ощупал Странника, он жаловался на сильную боль в голове и возле левого ребра. Я довел его до нашего укрытия, положил на картонку, кушать было нечего, эти подонки все забрали, огонь пришлось разжигать только что бы согреться. Так мы и уснули, голодные, с тяжелыми мыслями, при тлеющих угольках от костра.
Утром, когда я проснулся, увидел, что Странник сидит в углу и плюется кровью, его глаза заплывшие, лицо бледное. Я испугался, подбежал, он сказал, что волноваться нечего, ему вчера хорошо досталось, но все пройдет, хотя обратиться в больницу не помешает, мы пошли искать травм пункт. Врачи приняли его как человека без определенного места жительства, осмотрели, сделали снимки.
Я сидел на оборванном затертом стульчике в мрачном коридоре без окон, ко мне вышел врач.
- Жить твоему другу осталось не долго. И без травм там было о чем беспокоиться, в желудке гастрит, плавно переходящий в язву от плохого питания, от частых переохлаждений посажены почки, одну из них вчера еще повредили. Так же, в драке, повреждена селезенка и трещина в ребре, многочисленные гематомы. Учитывая, что и печень не в лучшем состоянии, без дорогостоящей операции в столице ему не выжить, почки начинают отказывать. Советую, как можно скорее найти возможность перевезти его в центральную больницу, для оперирования. - Сказал монотонным голосом рыжий низенький доктор в больших очках с толстыми линзами.
Я зашел к Страннику в палату, он был укрыт посеревшей от стирок простыней, в комнате пахло лекарствами, потом и грязной одеждой, здесь держали людей, у которых не было дома и родственников, увидев меня, он улыбнулся и помахал рукой.
- Как ты? - Спросил я его - Как самочувствие? Прорвемся?
- Не притворяйся что все хорошо, этот в халате, наверное, тебе рассказал, что отсюда я уже не выйду.
- Но ведь есть же выход, ты сам говорил, что раньше хорошо жил, значит, семья имеет деньги, скажи куда звонить, ехать, я к своим родителям обращусь, они помогут, дадут денег...
- Успокойся и слушай меня, ты в курсе, что перед тем как мы познакомились, я месяц был в больнице. Сам понимаешь, не отдыхать туда ходил. Когда я сдал анализы, доктор мне сказал, что почки слегка посажены, особенно правая, ведать, подморозил ее прошлой зимой, гастрит, который аж просится перейти в язву, еще там черт его знает, что. В общем, доктор сказал, что если я не изменю образ жизни, то зиму могу не пережить. Он меня за месяц отпоил немного всякими микстурками, но сказал, что если я не буду себя беречь, то это мало чем мне поможет. Как ты понимаешь, плевать я хотел на его мнение, и отказываться от путешествий из-за всяких пустяков я не собирался. Когда мы с тобой познакомились, и ты ходил такой как овощ, не знал, что тебе делать, я подумал, что тебе пойдет на пользу поездить со мной, закалить дух в лишениях и приключениях, а ты не оставишь мое тело собакам где-то в подворотне, когда я коньки откину.
- Но ты ведь живой еще, борись за жизнь, тебя прооперируют, ты вылечишься, ну побудешь дома годик - второй, но потом вместе будем ездить, я уже к тому времени буду опытным скитальцем, уже я тебя буду учить.
- Звучит хорошо, но жизнь распорядилась по-другому. Мои родители уже давно меня похоронили, может они и помогли бы мне с жалости, но хрен я их об этом попрошу.
- Найдем другие варианты, всегда есть выход...
- Не перебивай, я сам выбрал такой путь, и не жалею. Умирать мне почти не страшно, может слегка пугает та неизвестность, которая за чертой жизни, но это всего лишь миг, всего лишь один шаг, а дальше, как обычно, на месте сориентируюсь. - Сказал он с улыбкой. - Когда пришла весна, я так радовался. Я думал, что на этот раз пронесло, что у меня будет еще одно лето, еще один сезон фестивалей, дальних поездок под палящим солнцем. Тебя, болвана, поднатаскаю, запишу еще несколько песен, хотелось сполна насладится жизнью, но пока я строил планы "Аннушка уже разлила масло". Несколько тупых придурков за несчастный кусок хлеба лишили меня моего последнего лета...
К моим глазам подступили слезы, я слушал его и не мог выдавить из себя и слова, комок в горле даже не давал дышать.
- Ты что это делаешь? - спросил он с укором. - Сейчас же прекрати реветь, Илья, что за драмы? Викинги не боятся смерти, викинги ждут ее, и умирают с улыбкой на глазах, потому что в следующий миг они будут пить эль с самим Одином!
Даже в этот трудный момент, когда все тело болит и перестает должным образом функционировать, Странник оставался мечтательным романтиком, превозмогая боль, он все же старался говорить спокойно, размеренно, философствовать, и даже улыбаться. Он всегда поступал так, как считал нужным, не смотря ни на какие обстоятельства и в этом ему не мог помешать никто, даже смерть. Наверное, такие были викинги, наверное, они так же улыбались, не смотря на смертельные раны, в ожидании своего конца. Если жизнь после смерти есть, то за упорность и несламность духа этого воина-романтика действительно должны отправить в Вальхаллу и, как говорит Странник, сам Один наполнит его бокал и выпьет за его мужество.
Такими мыслями я пытался себя отвлечь, пока Странник спал. Я сидел возле его койки и не знал, как мне помочь, даже если бы я в тайне от него позвонил своим родителям и попросил помощи, то у них нету даже половины той суммы, которая необходима на лечение, а собирать по нашим с ним знакомым заняло бы много времени, которого почти не осталось.
Странник спал неспокойно, постоянно вздрагивая, наверное, от боли, он хрипел, кашлял, но все же страдальческое выражение иногда сменялось его привычной благородной высокомерной улыбкой, наверное, в это время ему снились его любимые вагоны, гитара, яркие пейзажи, которые даже боль не могла омрачить. Проснулся он под вечер, сжал мою руку и тихо, но уверенно проговорил:
- Я утряс все вопросы с докторишками, меня кремируют, пепел отдадут тебе, я хотел бы, что бы ты развеял его в разных местах страны: на море, в горах, в нескольких городах на твое усмотрение. Тебе еще нужно немного поездить, так сказать, закрепить результат, возьмёшь мои вещи, там в тетрадке записано несколько хороших песен, на которые я не успел сделать мелодию, спой их за меня. Мои друзья, с которыми я тебя познакомил, и те, кто еще тебя не знают, они тебе помогут, возьмёшь мой телефон и обзвони всех, кто есть в телефонной книге, скажи, что я умер, дальше действуй по обстоятельствам, я и так тут уже навыдавал инструкций больше чем надо.
Мы весь вечер общались, он рассказывал, куда мне стоит поехать, делился кое какими хитростями, о которых он еще не рассказывал и которые могут помочь в дороге, вспоминали наши приключения. Ночью я проснулся от его крика, лицо у него перекосилось, наверное что-то сильно болело, он даже слова не мог сказать. Прибежали дежурные доктора, укололи обезболивающее, повезли его в другую палату. Меня туда не пустили, я остался ждать в коридоре. Утром вышел доктор и сказал, что почки у Странника отказали, только что он умер, я могу зайти, проститься, потом его отвезут в морг.
Два дня прошли как в тумане, я все не мог прийти в себя, надо было ждать оформления бумажек и кремации. Когда все произошло, я собрал наши вещи в два рюкзака взял коробочку с пеплом и отправился подальше с этого ужасного города. По дороге я обзванивал все номера с телефонной книги Странника, сообщал о его смерти, все очень трагично воспринимали мое сообщение. Телефон не умолкал, теперь звонили мне, все хотели поучаствовать в этих необычных похоронах, развеять прах уважаемого и любимого ими человека.
Нашлось несколько байкеров, которые хорошо знали Странника. Как раз открывался байкерский сезон, они организовали мотопробег памяти друга, собралось около пятнадцати мотоциклов, шесть человек приехало на машинах, поэтому еще было много мест для людей без транспортных средств, наша колонна с флагами поехала по стране, мы оставили прах в семи городах, на берегу моря и на вершине горы. Везде оставили камень, на котором были написаны несколько строчек из песен Странника.
Во время двухнедельного пробега у меня появилось много новых друзей, парень с моего родного города пообещал помощь в записи песен Странника. Я решил, что до конца лета я откатаюсь еще по тем уголкам, где не был, а к осени поеду домой, я уже стал совсем другим человеком, я уже знаю, чего я хочу. Путешествий с меня хватит, я не хочу закончить как мой товарищ, это не мой путь.
И вот новое утро, возможно последнее утро моего бродяжничества, я проснулся под гаражом возле кладбища. А завтра с утра мой новый друг звукорежиссер обещал устроить меня администратором в студию звукозаписи, где я смогу учиться играть, петь и записывать песни, свои и Странника. В своем городе я был уже неделю, но решил прожить ее еще на улице, не знаю для чего, наверное, привычка, это как последняя сигарета перед тем как бросить курить, затягиваешься не спеша, растягивая удовольствие. Я уже звонил родителям и сказал, что вернусь к ним, мама долго плакала, говорила, что что бы не случилось она будет рада моему возвращению домой. Завтра начнется новый день, начнется новая жизнь, путешествия и Странник научили меня ценить ее, теперь я не буду ее тратить зря, теперь я знаю, чего я хочу, я уже проложил маршрут по карте своей жизни. Но это будет завтра, а сейчас я еще полежу на холодной картонке, на асфальте между гаражом и кладбищем и, не спеша, с наслаждением, растягивая удовольствие, выкурю свою последнюю сигаретку.
