​​​​​​ПРОЛОГ

 

Он пришел, чтобы насытиться. Тенью упал на город с острыми крышами, сбросил на них необъятное тело и расплескался густым, чернильным туманом. Щупальцами втекал между домами, впитывался в рыжую пыль на дороге, смывал прохожих, собак, деревья, скрипящие качели и недопитую бутылку с ромом. Люди шли и пропадали, не успев даже вскрикнуть, как муравьи слизанные с ветки.

Паутина задрожала, серая от пыли, лапы похожие на острые пики, коснулись тонких линий…

Черная земля задрожала и дома стали оседать. Строения разлетались на куски, как трухлявый улей, брызгали каменной крошкой на песок. А он поглощал и насыщал свое пустое нутро… Аура шахзаде разливалась по телу огнем, выгоняя лед и холод. Потемнели золотые линии и стали обгорать. Погасла в далеком будущем цветущая империя, исчезло имя Адама сына Эрганга из страниц летописей. Исчезли множество паутинок, линий и ветвей, вместе с великой династией завоевателей и детей кареглазого шахзаде. Темнея его линия судьбы изменила рисунок паутины, обвалились и прорвали края… Пыль сыпалась с паутины, открывая другую линию, что блеснула в темноте серебром и кровью.

Он чуть коснулся ее, заставил тонкую нить дрожать и жадно вдохнул запах. Женщина. Сильная женщина… Ее судьба, ее будущее, утолит его голод.

 

 

 

Дети уже теряли интерес, когда Скар пошевелился.

— Жрет! Смотрите, жрет!

Отблеск факела резанул по глазам и слепота на мгновение поглотила Скара. Сознание словно втиснули в маленькую коробочку, от боли в затылке он не мог даже пошевелиться. Боль проникла и в плечо, под кожу, втиснулась острыми покалываниями. Скар разодрал веки грязными пальцами — над головой темный свод и скользкая бахрома из волос и тряпок. Вокруг царит вонь… Вонь царит здесь каждый, гребанный день его жизни в канализации. От этой вони хочется выблевать легкие.

Скар проглотил кислый комок рвоты и попытался приподняться.

Два желтых огонька вспыхнули в полумраке, над его головой, горячее дыхание обожгло шею. Отблески факела плясали в зрачках красными точками. Скар пошевелил плечом и каждый клык в ране отозвался на это движение.

— Довольно! — Скар оттолкнул Холеру. Она зашипела и раскрыла веером красный гребень, готовая для броска. Злое, вечно прожорливое и жестокое создание. Вырасти она в загонах благородного господина и миниатюрные, завернутые в шелка женщины катались бы на ней по персиковому саду. Но ее вырастил Скар, вырастил так, как вырос сам. И только его резкий окрик или шлепок мог вернуть Холере рассудок, когда она почувствовав запах крови превращалась в хищника, кем ее и породила природа.

Скар вытащил из кармана тонкий шнур и ударил по глазами, но так чтобы не выхлестнуть. Ящерица вздрогнула от удара, попятилась. Дети разразились визгливым хохотом. Для них любая боль смешна, если ее причиняют другому. Холера затравленно зашипела и отползла, пригибая голову к земле. Из темноты засверкали сердитые, голодные и обиженные глаза.

Скар привычным движением коснулся носа, ощущая горячую влагу на пальцах.

Кровь.

Он пытался припомнить, что ему привиделось и затылок наполнила привычная тяжесть.

— Говноед упал в дерьмо! И в дерьме сидит оно!

— Пугало! Пугало! Пугало!

Скар повернул голову на шум и, вытянув руку, стал шарить вокруг в поисках очков-консервов. Дети казались черными демонами, они отбрасывали на землю дрожащие тени и скалились, не переставая кричать и смеяться.

Скар облокотился руками на доски пола, раскачиваясь вперед и назад. Грязные, цвета старой ржавчины, волосы раскачивались вместе с ним.

— Пугало!

В Скара швырнули пару мелких камешков. Ожгло висок и кровь щекоткой побежала по щеке, за шиворот.

— Ноги выдеру! — сказал он, в его спокойном голосе было больше обещания боли, больше угрозы, чем в разъяренном крике. Его внешность, в тон голосу, была устрашающей — тело, жилистое и гибкое, как ремень, всегда неподвижное и замкнутое лицо и губы спекшиеся от жажды и ветра.

Дети чуть попятились, когда он устоял на полусогнутых ногах.

— … Выдеру вместе с вашими маленькими причиндалами.

Ноги не слушались, боль пульсировала от затылка и стреляла в переносицу жгучими укусами, как змея. Скар раздувал щеки, втягивая воздух рывками. Перед глазами словно застало маревом. Кровь сочилась, как из винного крана.

Он уже спускался по лестнице, когда в него снова полетели камни.

Скар закрылся рукой. Камни били в локоть, колени, ребра и плечи. Дети смелели с каждым метко угодившим камнем, вскоре вход пошли увесистые булыжники. Они врезались, как тяжелые кулаки. Скар попятился и едва не рухнул на лестницу.

— Пугало немытое!

Огонь облил шею и лоб, зубы скрипели так, что должны были плавится челюсти. Он бы кинулся и разорвал на клочки маленьких сучат, но люди убьют его. Никто не придет мстить за Скара из племени скъёров. Его сородичи попрятались в вонючие дыры и довольствуются объедками. А человеческим детям он интересен для их опасной игры. Они крутились вокруг него, словно вокруг спящего шипохвоста.

Скар слегка пригнулся и зашипел, подражая ящеру. Дети с визгом бросились наутек –замелькали грязные пятки и белобрысые косички. Один остался, словно загипнотизированный. Мальчишка широко открыл рот, детские глаза казалась колодцами, на дне которых поселился ужас. Скар сгреб его за шкирку и потряс, как мешок с мукой.

— Мамочка и папочка делали тебя в перерывах между стаканами? Поэтому ты такой одаренный? Иди и скажи своим дружкам, я знаю, где их домик. Скажи, я приду и сожру их уши! – он оскалил зубы, лязгнув ими, возле уха мальчишки. Мог и откусить… Человеческое мясо Скар пробовал и оно не стоит тех проблем, которые у него будут после. Легкий толчок и мальчишка полетел. Он видел, как ребенок отчаянно взмахнул руками, загребая воздух и хлопнулся в пыль.

Скар не оглянулся, быстро зашагал вдоль огней факелов, Холера сопела в спину. Идет… Куда она денется? Тишину прорезал громкий, детский плач. Мальчишка кричал не от боли, от ужаса, который медленно отступал.

Будет ему урок на будущее, что играя в «опасность», учись бегать так же быстро, как твои дружки, иначе огребешь за всех.

 

В его жилище темно, сыро, низкий, земляной потолок нависает над головой, стены вокруг земляные, пахнет горелым жиром от светильников и дохлятиной. Где-то гнили запасы Холеры. Она всегда сносила еду в комнату и складывала под кровать или дорожную сумку, делала припасы на черный день. Он никогда не успевал отыскивать ее заначки и они начинали разлагаться. В комнате не было окон, чтобы проветрить, лишь узкое решетчатое отверстие, что служило вентиляцией.

Боль усиливалась, набрякла где-то за глазами, рвущая и пульсирующая, даже моргать было больно. Руки тряслись, пока Скар развязывал тесёмки тряпичного мешка. На дне оказалась сушенная трава, в воздухе запахло горьковатым и терпким ароматом. Трава опиат успокаивала боль, но после ее принятия, Скар с трудом мог сосредоточится на действительности. Словно обкуренный и сонный, как муха он с трудом ориентировался между тумбой и кроватью, собирая вещи в дорогу. Что-то натягивал на себя или заталкивал в сумку. Брал он немногое. Еду, острое шило, очки-консервы с желтыми линзами, бурдюки с водой, куртку и тяжелые ботинки.

Скар обмотал лицо шейным платком, одел очки и капюшон, так что он едва не съехал на лоб.

– Выскребайся, чудовище. Этот мир скоро уйдет в песок. Мы должны торопиться.

Торопиться убраться отсюда.

Холера зашипела, но послушалась, будто понимала его речь. Он накинув на спину сумку, и на ощупь нашел выход из дома. Туннель был длинным, Скар полз, покривив плечи, ощущая пот подмышками и как мелкие капли пота червяками сползают с висков по щекам. Тьма обступала его, ему нечем становилось дышать. Он готов был уже заорать от ужаса, когда под руками ощутил железо от люка.

Скар выбрался наружу, слился с вечным сумраком Крысятника, Холера скользнула следом. Над головой далеко вверху нависал тот же земляной потолок. Скар почувствовал дурноту, от мысли, что ему придется подняться наверх. Выбраться из этой ямы, в которой он похоронил себя год назад. Здесь среди грязи легко было затеряться. Уютно даже. Снаружи не безопасно, слишком много чужого внимания он привлекает.

Люди тесно толкались в туннелях. Пахло сыростью и гнилью. Люди здесь бледные и больные, готовили за стенами хижин, спали здесь же на земле, справляли нужду прямо под ноги, или сношались, как животные.

Скар шел мимо зарешеченных окон лавок, мимо парикмахерской и портняжной, на дверях и окнах которой болтались грязные банты, мимо маленьких столовок из глины, в них не было дверей и окон, лишь проемы и дыры. В нос то и дело тянуло подгоревшими бобами или резким запахом парфюма. Красный свет газовых фонарей упал под ноги Скара. Яркими пятнами в глаза бросились окна. Он пожевал губы и шикнул на Холеру. Ящерица ускользнула в темноту, ждать хозяина, а Скар скрылся в дверях борделя. Бегство означает лишь одно – женщины ему не видать многие годы.

Но с другой стороны, видение могло означать что угодно и ему необязательно покидать этот мир сейчас. Многие миры гибли на его глазах, этот конечно не станет исключением, но может быть, он понял свое видение не правильно? Скар понимал, что ему отчаянно не хочется на поверхность. Здесь проще затеряться, а там он будет слишком бросаться в глаза. Слишком сильно привлекать чужое внимание. К тому же два года долгий срок! Он едва ли представляет, как жить наверху. Все же, у него всегда есть куда вернуться и спрятаться. Если наверху окажется слишком сложно, он вернется и немного подождет, будет выбираться постепенно. Ведь время еще есть…

В борделе все излишне и вычурно. Тела окутаны удушающим ароматом духов, губы замазаны жирным слоем красной помады, а груди едва умещаются в крошечных лифчиках. Все же Скару здесь нравилось. Ложь здесь пахла, блестела, плескалась в бокалах, становясь томной и тягучей и расплывалась в отраженных на бокале улыбках. В его жизни ложь была грязной, нередко наглой и всегда помогала выжить. Скар рубил ей, как сучья топором – без изящества. А эти девы знали толк в игре. Уже с десяти лет, эти маленькие шлюхо-девочки, могли за пару часов оставить клиента без единой монеты в кармане. Но они изначально в выигрышной позиции – клиенты жаждут, они слабы и уязвимы. Потребность в женщине, еде, воде мешает рассуждать. Потому Скар решил, что любую потребность надо утолять и как можно скорее.

Скар проталкивался, ощущая на себе внимательные взгляды, и как чьи-то руки обшаривают его карманы, забираются под плащ. Бесполезно. Деньги он спрятал в сапог. На глаза Скара попалась потасканная и угрюмая шлюха.

Он пожевал губу под шейным платком и взялся за предплечье женщины.

– Сколько?

Она немного оживилась, губы даже силились выдавить улыбку, но внезапно ее лицо чуть побелело и она отшатнулась.

– Только не с тобой! После тебя все дохлые. Я тебя запомнила!

Скар постарался остаться невозмутим. И когда они успели его запомнить? Он старался ходить не чаще чем один раз в шесть месяцев и выбирал самых скверных девок. Смерть которых не принесла бы много убытка. Человеческие женщины приносили мало удовольствия, но у Скара не было выбора. Он прожил уже более двухсот лет и женщин подобных себе не встречал.

– Что такое, Кирава? – к ним медленно приближался толстый и упитанный мужик, пуговицы трещали на его одежде.

– Это тот самый, после которого Бетта, Хрюги и Диси заболели, – зашипела проститутка.

– Да? – толстяк покосился с сомнением.

– Шлюха обозналась, – сказал Скар. – В ваших девок каждый день куча херов долбиться. Стоит поискать какого-то другого.

– Он это! Тот самый, замотанный с головы до ног! Бетта говорила он там под тряпками бледный, как трупоед и страшный.

Скар чуть сморщил нос от досады. Он же только снимал штаны.

– Идем, – сказал толстяк, кивнув своим парням. – Посмотрим, что там под одеждой. Если Кирава обозналась…

– Мне уже ничего не нужно, –– сказал Скар и собирался уходить, когда тяжелые руки охранников легли ему на плечи.

– Нет, сначала я убедюсь, что ты не тот. Видишь ли тот мне должен. И он должен заплатить.

Погоняемый тычками охранников, Скар последовал на улицу. Подальше от клиентов. Сердце билось, как подвешенный на веревку железный шарик. Если они его разденут, ему уже не выбраться отсюда… Толстяк шел следом, колыхая могучим телом, его щеки распирало от негодования, как и грудь — пуговицы на рубахе, казалось, вот-вот отлетят, как пробка от щелчка ногтем.

Скар шагнул на улицу и ощутил сильный толчок в спину. Его толкнули в угол, между высокими стенами, откуда не убежать.

– Раздевайся! Если ты не тот, тебе нечего боятся. Или ты может стесняешься?

Скар по-крысиному сморщил нос, поглядывая по сторонам. Его загнали в угол. И кажется… За спиной неожиданно раздался женский вопль и что-то теплое брызнуло на щеку. Скар смазал влагу и, поднеся руку к глазам, медленно оглянулся. Толстяк смотрел на обрубок запястья, кровь фонтаном орошала пыль под его ногами, а рядом кричала проходившая мимо женщина. Вокруг мгновенно стало просторно, пока охранники пытались перетянуть хозяину руку, а прохожие вжались в стены. Их лица напоминали театральные маски — рты искривлены, брови ползут на лоб. На зубах Холеры затрещали кости, она с аппетитом пережевывала человеческую плоть.

Скар одним прыжком вскочил в седло.

— Пошла, Хал! Пошла!

Холера полетела сквозь толпу, как нож сквозь масло, Скар тянул повод, пиная ящерицу в бока.

— Давай, Хал! Давай!

За спиной слышался топот, но толпа не сжимала их, шарахалась от Холеры, чья пасть еще была испачкана кровью. За спиной свистнуло. Раздался треск — лопнула кожа куртки, Скар вскрикнул, боль стегала его по плечу как хлыст и что-то жгучее застряло внутри плеча, в мясе. Холера успела, змейкой юркнула по стене, взбежала по ней, как паучиха. За спиной оставался глубокий ров, куда люди сбрасывают отходы. Впереди пески, пески, пески.

Глаза резало ветром и солнцем. С непривычки солнца било в глаза, не давая даже поднять голову. Белое лезвие полосовала зрачки. В лицо полетели клубы удушливой, колючей пыли, что набилась в рот и ноздри. Перед глазами засверкало бескрайнее золото песков. Золотая империя богата песками, что не хуже денег и золота превращают людей в рабов и заложников. Раздался гул. Скар отчаянно заморгал, силясь разглядеть нечто над головой, что-то вроде гигантской птицы… Махолет? Машина летела низко, поднимая и опуская широкие крылья. Тень махолета проплыла по небу и обнажила белый диск солнца. Глаза вмиг ослепли, свет вышиб слезы из глаз, и черный силуэт размазался, как клякса.

Это был второй махолет в его жизни, первый он видел несколько лет назад, когда из-за моря приплыли маршайцы, и привезли с собой машины.

Скар застыл от ужаса, не решаясь идти вперед. Этот изменившийся мир пугал его. Два года добровольного заточения! А ведь мир менялся, и как сильно Скар осознал, увидев вдалеке, где-то у линии горизонта трубы заводов, от которых клубами поднимался дым. По телу Скара разливалась слабость, сила вытекала из него вместе с кровью, голова закипала от жары, закипала и кровь в его венах. Назад дороги ему больше нет, но и до ближайшего поселения ему кажется не добраться.

А есть ли у него выбор? Скар потянул повод.