Глава 1. «Они это планировали?»

Ни хрена они не планировали. Думали, возюкать будут еще лет тысячу!

Все дурацкое! Кафетерии, прачечные, починка электроники, скупка электроники… супермаркеты! Вот, где! Тележки, тележки, тележки…

Десятифутовые, куда сажают своих тупых детей тупые мамаши, поменьше, на пять футов, с красными, синими, зелеными, прорезиненными ручками.

И все – на колесиках. И все – возюкают. Двадцать четыре на семь!

Возюканье двадцать четыре на семь. И за-че-ем? Чтобы отдать по закладной?

Уродство! Тупость! Из-за возюканья все это происходит. Из-за… Уже произошло!

Прилив? Кто вообще придумал такое название? Какая-нибудь тупая сука Би-Би-Си?

Та-рам… та-ра-ра-рам… пам-па-пам-па-пам… – новостной отчет прервался песней «Европы».

«Последний отчет»? Вы издеваетесь!? – постучал по крышке приемника. – Вам, что, хорошо там? А? Дерьмо двадцать четыре на семь?

 ***

Стрелки часов на панели Интерепида показывали, что он полчаса здесь. Ждет, пока откроется отделение банка.

Какое же все дурацкое… – перевел спинку сиденья в горизонтальное положение, откинул козырек. Хотя бы не смотреть на витрину, с которой улыбались ненастоящие люди ненастоящими улыбками, с чуждой, настоящим посетителям этого дурацкого банка, жизнью.

Идеально подстриженные, в новых костюмах, женщины с маленькими лакированными сумками. Черта с два! Большая часть придурков, которые шаркают здесь – как он, лысоватые, одряхлевшие к сорока, с проблемными кишечниками и севшей, от дешевого пива, печенью. Неудачники. К тому же, в несвежих рубашках и стоптанных ботинках. Неудачники – почему-то, всегда косолапые. Не могут ходить прямо, не чувствуют поверхности.

Хватит! Что он мог сделать? Только брать кредит за кредитом, которых с трудом хватало на покупку всякого дерьма.

Дерьмо в прозрачных и разноцветных пакетах. Обычных или сохраняющих температуру, с типом застежки «зип-лок». Дерьмо, которое кладут в разнофутовые тележки. И катят их по полу. Возюкают! Вот, на что он тратил свою жизнь!

Тележки, упаковки, банки и бутылки. Сгниют лет через триста, после того, как последний выживший говнюк, успеет внести по закладной. Идя по замусоренным улицам, обдаваемый воем сирен, оглядывающийся на жуткое граффити сатанинского толка, он, трясясь, минуя все эти ужасы, дойдет до последнего уцелевшего отделения банка, сбивчиво отсчитает купюры, протянет их, заискивающе наклонится, перед маленьким окошком: Вот, пожалуйста…

Все, идите! – ответит кто-то изнутри, чтобы доходяга не стоял тут, согнувшись, как червяк.

Ни хрена они это не планировали! Заплати и сдохни! Вот и все. Возюканье в перерывах, чтобы было, чем заняться! На этом вечном тупом кладбище, на котором покойники ходят с тележками.

Возюканье! ПРЕ-КРА-ТИСЬ! ХВА-Т-И-Т!

***

Тик-тук… тик-тук… тик-тик-тик… – внутри что-то сократилось и поплыло. Сжалось, напряглось, с трудом сделало еще один «тик-тук».

Сердце! – подумал он, но потом заметил, что какофония «тик-тук» доносится из радио. Кажется, переставало работать.

Посмотрел на часы. Те, все еще, тикали, исправно показывая без пятнадцати девять.

Банк скоро отроется и ему… да, придется повозюкать в последний раз.

Да! Это последний раз… последний… – откинул голову на валик сиденья, посмотрел на провисшую обивку потолка, сжал веки, чувствуя бесконечную бессильную ненависть.  

Тачка старая и в общем-то, дерьмо. Но, он любил ее за эти часы. Они были настоящими, со стрелками, ни с дурацким экраном, как у калькулятора. Хрен знает, от чего питалась их батарейка, но они ходили с того момента, как он сел в, уже тогда, сильно продранное, водительское сиденье Интерепида.

Дерьмо! – погладил морщинистое виниловое покрытие вокруг полукружия часов, – Бесполезное, уставшее дерьмо. Как и я. Внутри как-то что-то тикает.

Прибавил громкость, «тик-тук» прекратилось. После «Последнего отсчета», продолжилась новостная дрянь.

Все, в один голос, на что-то жаловались. Больше всех, энергокомпании. Уроды, которые сидели в офисах не ниже пятидесятого этажа, а про закладные на дом вообще не слышали. Тем более, про второй и третий залог.

Эти самые ублюдки начали жаловаться раньше всех остальных. Даже раньше производителей всякого дерьма из супермаркетов.

Жаловаться, стонать, ползти в Овальный кабинет, просить там.

Но, нет! Нет, нет, нет… на этот раз, ничего не получите! «Овал» в такой же жопе, как и вы ребята! О, да…

Прилив! Он пришел за всеми!

Эй, вы! Кто на этом сраном пляже!? Никто не спасется!

***

Тик-тук…

Почти девять, если часы не врут! Сейчас откроется банк для лысых косолапых неудачников. А значит, надо быть бодрячком. Последнее возюканье!

Получить хоть что-то. Чтобы затариться дерьмом, которое окончательно разрушит его кишечник, а обертки будут гнить еще лет триста после собственного последнего «тик-тук».

Но, на этот раз он знает, и эта мысль грела: отдавать он ничего не будет!

Ни-ко-гда! Прилив, ребята! Забудьте про возврат инвестиций. Эй, вы! Кто-то там на этом дерьмовом пляже!?

***

Сука, сука, сука… – лупил в панель, стараясь не бить по часам. – Сука! Заляпал рубашку! Сука… когда, когда, когда…

Рядом с воротником образовались два «огурца». Рубашка и так была довольно мятой. А тут… как теперь идти? В мятой, в слюнях? Забрать деньги, обнулить и, без того, перезаложенный кредит?

Нет! Такому деньги не дадут даже под триста процентов.

***

Вышел, кое-как открыл багажник. Никакой запасной одежды там не нашел. Смятые коробки, остатки давно протухшей еды, которые завалились сюда из-под дыр в заднем сиденье. И, ни одного «конверта» с новой магазинно-глаженной рубашкой.

И, кто бы мог подумать!?

Только руку оцарапал о замок. Виктор кое-как закрепил личинку, и кнопка в ней, конечно же, сразу сломалась.

— Тачке двадцать лет, бро! – жадный словацкий ублюдок почему-то все время добавлял «бро». Наверно, чтобы не выглядеть чужаком в раздолбанном сервисе, полном черных и латиносов.

— Еще послужит, бро? – Джордж тогда не решился спорить, Интерепид нужен был этим же вечером.

— Надо чинить, бро… это есть, опасно ездить, бро…

— Позже? – оборвал его Джордж, чтобы тот не начал зачитывать длинный список про всякие штуки, название которых он все равно не понимал.  

— Позже, точнее…

— Никогда. – закончил он, а Виктор развел руками. – Окей, бро. Как скажешь, бро.

Позже, точнее – никогда! Но, тачка нужна была именно сегодня. Перевозить Джул от ее мамаши, самой большой стервы в этом загибающемся мире. А ему, привозить свою мать, которая вот-вот могла загнуться от таблеток и никотина. Короче, в тот вечер планов на тачку было полно. Весело провести время, вдоволь повозюкав! Да, это он любил…

***

Надо вытереть пятна! Найти салфетки! – сел на водительское сиденье, вернул его в горизонтальное положение. — Все это ради Джул. Только ради нее. Увезти ее! Убежать! Чтобы только… ее не забрал Прилив. Чтобы…

Он заберет. – сказал кто-то, то ли внутренний голос, то ли голоса из радио.

Нет! Ни за что! Они – Джордж и Джул. Джи энд Джей! Они – как Ти энд Ти. Они, как…

Поковырялся в перчаточном ящике, ища салфетки. Нашел только куски заплесневевших крекеров. «Тик-Тук», его любимых, и пару дисков.  

Джи энд Джей! Тик-тук! Вот, что мне надо! – посмотрел на часы. — Еще десять минут до открытия. –  в зеркало заднего вида исследовал два «огурца» на испорченной рубашке. — Нет, под сушилкой в туалете не высушить, если даже замыть в раковине. Ла-дно! У меня еще десять… почти десять минут. Подумаю об этом позднее. Точнее…

***

Протер диск. — Черт, да чего там протирать… царапин больше, чем на капоте!

Вставил в прорезь, но ответного движения не последовало. Покрутил ключ зажигания.

Ничего! Только писк.

Нет, нет, нет… только не сейчас! Пожалуйста… только не сейчас, только не сегодня… Не-е-е-т! – не сдержался, бил по панели, на этот раз не разбираясь, попадая по часам тоже. – Дерьмо словацкое! Не заменил аккумулятор! Жадный сучонок! Говнюк!

Но, ты ему не заплатил!?

Да, я заплатил только часть. Все, что было тогда в карманах… – вспомнил, как распрямлял и отсчитывал слипшиеся в уродливый комок, купюры, а Виктор смотрел на него с хитрым прищуром. Видно, думая «ну и поезди с таким аккумулятором».

Ладно! На хрен! – напрягся, взмолился «только не сейчас». Повернул ключ еще раз. Писк сменился на хрип. — Ага! – увидел, что включен обдув и радио. Выключил, повернул опять. Хрип стал бормотанием. Крутил, крутил и крутил… крутил и молился:

Пожалуйста, только не сейчас! Только не сегодня!

Наконец, понял, что ничего н получится, уткнулся лбом в изувеченный обод руля, оставив жирную полосу пота.

Пожалуйста…

Крутанул еще раз. Что-то взвизгнуло и зарычало.

Диск, торчащий в прорези, дрожа «тык-тык-тык», вплыл внутрь. Раздались его самые любимые слова, в этой песне:

Хэй-хэй-хэй!

Смотри!

Как я мчусь прочь от закатного солнца!

Глава 2. «Педаль в пол»

Через стекло витрины и наклейки с ненастоящими женщинами и мужчинами, которые, будь они таким, аккуратно постриженными и в дорогой опрятной одежде, никогда бы не пришли в этот дерьмовый банка, он разглядел, как кто-то там задвигался.

Пришел персонал. – понял Джордж, правая нога сам уперлась в педаль.  

Диск потряхивало из-за царапин. А может, из-за крошек «Тик-Тук», но основную мысль он и так помнил:

Я не умею драться.

Зато!

Я могу круто взорваться!

Педаль в пол, резина на дороге! Витрина впереди, предзакатное солнце сзади. Педаль в пол. Смотри, как я мчусь…

Ходящие внутри здания, до последнего момента, не замечают. Потом не верят своим глазам, потом бросаются врассыпную.

Нет ножа!

Нет ружья!

Но!

Попробуй напади!

Тик-тук, тик-тук… часы еще работают. А двигатель?

Больше он ничего не слышит. Динамики дожевывают «Потому, что я тротил», обрываются сильным «бумк».

Надо что-то делать. Хватать и убегать.

Тик-тук, тик-тук… слышит только «тик-тук» и не знает, что делать.

Вот бы только слышать это «тик-тук». Все, больше ничего не надо.

***

Он никогда не грабил банки. Он никогда не хотел. Не был на это способен. И знал это.

Господи! Да он боялся повернуть на улицу, если видел, что туда прежде поехала патрульная машина.

Тик-тук… что случилось? Хорошо бы сейчас послушать «Дорогу в ад». Следующая на диске. Но, аккумулятор, при заглушенном двигателе, столько не выдержит.

Нет, Джорд, ты не тротил. И не динамит. Говно в стоптанных ботинках. Вот ты, кто!

 Стоп! Хватит! Ты ни в чем не виноват. Это все они! О-н-н-и… все те, кто возюкает. Господи! Это все происходило с ним не по его вине. Он НЕ виноват. Все это происходит само собой… он тут НЕ ПРИ ЧЕМ!  

***

Очнулся, оторвал голову от обода руля. Из-под капота шел небольшой дымок, но в целом, машина была в порядке. Зажевало только диск.

Осмотрелся, увидел, что все так же стоит на парковке. Помятый ржавый капот уперся в улыбающихся не-клиентов дерьмового банка. В который ему сейчас придется идти.

Черт, черт, черт… и что я им скажу!? Как я объясню, что мне нужны деньги, которых у меня, три раза, как нет. Что мне сказать? Чт-о-о-о…

Посидел еще чуть-чуть, решился. Пригладил остатки волос на висках, которые смешно топорщились, как будто, на голову был надет венок из куриных перьев.

Салфеток он так и не нашел, пришлось тереть следы на рубашке, самой же рубашкой, сложив ткань пополам.

Что я им скажу?

Мне нужны деньги!

И все? Нет, так не пойдет. Что тогда? Надо как-то поздороваться. Что-то объяснить.  

Например, так: Мне нужны деньги. Дайте и я не буду больше возюкать!

Нет, так не пойдет. Лучше так: Дайте денег, и я обещаю не возюкать. Никогда! Пожалуйста…

Нет, так тоже не пойдет. Нет, нет, нет…– поняв, что истерика уже близко, открыл дверь, поправил воротник, - Это в последний раз. На этот раз, в последний… К тому же… Поздороваюсь и все. Пусть дальше сами говорят.

Добрый день! Я – доктор Джордж. Кратко и основательно. К тому же, кто может отказать в помощи доктору!? Но, только не в обляпанной рубашке! Ладно-ладно… – было очень страшно, подошел к крыльцу, — Ладно, это последний раз…

***

Дальше ничего не помнил. Очнулся перед аппаратом с напитками. Тот был весь грязный, кажется, им давно не пользовались. Внутри темно, но не пусто. К тому же, слабым огоньком горела прорезь для кредиток.

Нащупал в кармане стопку. Просмотрел, перелистывая. С пластиковых прямоугольников на него смотрели здания, памятники, спортивные события.

Все изображения были дурацкими.

Банковские карточки! – обрадовался. Но, следующая мысль была уже не такая ободряющая: Я что, все-таки, ограбил банк!?

Не важно, все это уже не важно. Скорее увезти Джул отсюда. Уехать, убежать, скрыться. Лишь бы… – провел первой попавшейся, с изображением города, где, судя по названию, собирались провести Олимпиаду, — Ну, давай же! – в ответ ничего не послышалось. – Давай же! – толкнул аппарат, тот ответил механическим звуком, который можно было принять за работу.

Через пару секунд раздался приятный грохот банки, скатывающейся по лонжерону, металлическая калитка бункера качнулась.

Работает! – рванул хвостик «Бад», проглотил сразу половину, не боясь, что зальет пивом рубашку. Теперь не важно!

Быстро допил все остальное, бросил банку в урну. Та отпружинила от груды, наваленного сверху, мусора, покатилась.

Проследил за ее движением по шершавому асфальту, чувствуя, как от пол-литра пива, организм начинает работать слаженней, слух обостряется, зрение – четче. 

Увидел сизый дым, справа от угла дома.

Старина! – догадался, побежал к машине, сел за руль, включил «драйв», надавил на газ.

Сзади раздался знакомый пинок, свидетельствующий об умирающей коробке. Но, Джорджу тот даже нравился. Чем-то напоминало дружеское похлопывание по спине, перед началом трудной дороги.  

Вырулив на проспект, немного успокоился, поколотил по магнитоле, но не смог восстановить ее работу. Поэтому, стал напевать.

Смотри, как я мчусь прочь… смотри-смотри, как я мчусь! Прочь-прочь-прочь…

Глава 3. «Чемодан и телевизор»

Она хотела жить на море или в горах!? Черт, никогда не мог запомнить. Да и какая теперь разница! Подальше отсюда!

— Джул! Джул… Джи-джей! – вошел в гостиную дома, который, вот уже, три раза, как им не принадлежал. Кому он вообще был нужен!? Он платил за него, кое-как наскребая несуществующие деньги, потому что хотел семью, большую семью. Но, потом оказалось, что Джул… нет, дело не в Джул!

Это Прилив! Все из-за этого! Он не виноват! Они пытались снова и снова, ничего не получалось. Что он мог сделать? Брал кредиты на лечение, восстановление, всякие дорогущие препараты. Делал то, что он мог и умел.

Ничего не помогало! С Джул это случилось само по себе. Точнее, не случилось.

Все случается само по себе! Он не виноват! НЕ виноват!

— Джул, ты…

Она сидела в дальнем углу, похожа на серого зверька, попавшего в смертельный капкан. Ему жутко не нравилось, что теперь Джул стала выглядеть старше его. Господи! И еще эти жидкие сухие волосы. Шея, которую она никогда не распрямляет. Ей можно дать пятьдесят!

Какие-то странные водянистые глаза, – смотрят, как две точки. И, тлеющая сигарета в тонких, протравленных насквозь дымом, пальцах.

— Джул! Собирайся! Мы… – встал, переминаясь с ноги на ногу.

Она посмотрела, как будто, ничего не видя, вытянула из пачки очередную сигарету.

— Джул. У нас есть! – достал из кармана разноцветные карточки. — Пожалуйста… у нас есть. – прозвучало дико тупо. — У нас… нас… – не закончил фразу, поставил ногу на ребро, почувствовал, что тело повело вбок. Упал, рассыпав разноцветные прямоугольники. Яркие города, люди и дурацкие спортивные события веером рассыпались по ковру гостиной.

Посмотрел на Джул снизу-вверх. Даже не шелохнулась! Равномерно, как робот, тянула сигарету, смотрела и не смотрела серыми точками, в которых… больше не будет жизни. Ни ее собственной, ни чьей-то еще.

Он знал, уже давно. Просто, решил пока в этом не признаваться. Самому себе тоже.

***

Поднялся на второй этаж, зашел спальню, выволок из-под кровати пыльный дурацкий чемодан, принялся бросать в него первые, попадающие под руки, вещи. Штаны, футболки, платья.

Зачем ей платья!?

Получившуюся разнородную кучу придавил своими рубашками.

А, зачем они!?

Топорщащиеся манжеты из дешевой пластиковой ткани не хотели укладываться, выпирали из кучи другой одежды, как будто, воздетые в мольбе.

Он был из тех, кто покупал рубашки в супермаркете. В соседнем, с пивом, крекерами и замороженной пиццей, отделе. Те выглядели плохо, даже новые в упаковке. Зато, можно было расплатиться несуществующими деньгами сразу за все дерьмо.

Зачем я это собираю? Это больше не нужно. Всем наплевать… все равно. – мысли стучали и множились, но он продолжал укладывать вещи, пытаясь распутать разнородные клубки. Юбки Джул из тонкой ткани перекручивались с его джинсами, получались негнущиеся жгуты, а ее нижнее белье заплеталось в тугой комок с его футболками.

Все прелести семейного отдыха. – подумал он, набросав в чемодан в три раза больше, чем тот мог вместить.

Даже не пытался застегнуть на молнию. Из тумбочки, где хранил записи о клиентах, достал «кольцо всевластия» – своего верного помощника. Серый, прочный и тянущийся. Скотч, который использовали автомобилисты, чтобы на время прицепить одну расколотую часть бампера к другой.

А он, использовал его по жизни. На время, пойдет!? На время – значит, позднее. А позднее – значит никогда. Но, если все-таки, позднее наступит, всегда можно сказать «только не сейчас».

Перемотал, как мог. Получилось криво, еще хуже, чем с телевизором, зато наверняка. Широкая серая лента, армированная волокнами, надежно защищала чемодан от открытия.

Было всего два недостатка. С одного бока торчали манжеты, с другого – жгуты из штанин его джинсов, перемотанные с юбками Джул.

Отошел, посмотрел на свое творение.

Будет ругать. – подумал. — Нет, хуже. Ничего не скажет. Прикурит еще одну, посмотрит серыми точками, «клюнет» закостеневшей шеей, будто, говоря «что мне с тобой время терять».

Вторя мыслям, внизу, гостиной, особо отчетливо щелкнула зажигалка.

Глаза… какие теперь у нее глаза!

Подошел к зеркалу, посмотрел на себя. Обляпанная рубашка, «куриный» пух кольцом, вместо волос.

Но, его глаза не изменились. Почему!? Почему Прилив не пришел за мной!?

Снизу послышался еще один щелчок.

Сколько можно…

Вспомнил, что забыл главное. — Аптечка!

Достал из кладовки белый бокс с красным крестом. Тот никак не хотел лезть в верхнее отделение. Поэтому просто вытряхнул все содержимое. Задержавшись взглядом на тюбиках с красками «пастель», лежащими на шкафу, давно не используемыми, побросал вслед за лекарствами.  

Что ты делаешь!? Она же больше не будет рисовать! Не сможет! Нет… чушь, молчи. Все поправится. Все будет хорошо. Все…

Ну и уродец же ты!

Еще раз посмотрел на чемодан. Основное отделение топорщилось кусками одежды, из дополнительного, квадратами, выделялись баночки и коробки с таблетками. К ним добавлялись вытянутые тюбики краски. Как будто сперматозоиды, плавающие среди…

Щелк! - еще один щелчок снизу.

Черт! Сколько она уже выкурила? Не важно, все это не важно.

***

Перед тем, как выйти, окинул взглядом несуразно-большую спальню с несуразным огромным телевизором.

Когда-то, забыв купить держатель, он примотал его скотчем к тумбочке. Часть серой ленты наезжала на края экрана. И, когда тот еще показывал, сложно было разглядеть название канала в правом верхнем углу, время и курсы валют в нижней части. Не так, чтоб уж страшно!

Теперь, прежде, черный экран отливал красно-сине-зеленым. И больше вообще ничего не показывал. Дыра от удара, наоборот, была черной, как сама пустота. Под телевизором, случайно зацепившись за скотч, болталась туфля Джул.

Как он еще мог отреагировать? Наконец-то они сказали правду. Но, было слишком поздно.

Он долго о чем-то кричал, потом взял первое, что попалось под руку, ударил в телевизор. Даже смешно, тонкий каблук неплохо послужил, превратив все это дерьмо в черноту с пятном посередине.

Джул тогда спустилась на первый этаж, забилась в угол, так и сидела там. А он решил сделать единственное, что хоть как-то умел: пошел брать кредит, пока банковская система сохраняла видимость работы.

Еще? – снизу разжался очередной «щелк».

Да, сколько можно…

Он потащил чемодан вниз. От неровной загрузки, тот не хотел ехать на колесиках, бултыхался, пастельные тюбики гремели, перемешиваясь с тюбиками лекарств. К этому добавлялось «кх-рр-кх-рр» от криво намотанного скотча.  

Наплевать, мне наплевать…

Когда он, наконец, спустился на первый этаж, в охапку с этим перегруженным, перемотанным уродцем, почувствовал себя злым, раздраженным и, бесконечно, уставшим.

Зачем вообще куда-то ехать? Можно лечь здесь. Слушать, как Джул щелкает зажигалкой, шелестит фольгой пачки.

Со стороны соседей, возможно, будут раздаваться хлопанья багажников и звуки заводимых двигателей. И последние окрики типа «Стив, не забудь перекрыть кран в гараже» или «Ты взял зарядное устройство для… да-вай… быстрей!».

Но, со временем, эти звуки смолкнут. Только «щелк» и равномерное вдыхание дыма.

Ну и что! Наконец-то он сможет никуда не бежать. Никому ничего не говорить, не объяснять. Ну и что… что канализация скоро забьется, а воздух станет отравленным из-за тонн гниющего мусора и трупов. Ну и что, что энергокомпании скоро взорвутся большим фейерверком, а по улицам потечет зловонная ядовитая жидкость из всяких там реакторов или что еще там используют эти придурки…

Ну и что!?  

Щелк-вдох… и шелестение фольги. Щелк и вдох. Щелк-вдох-шелестение… вот и семейная жизнь. На самом деле, не так и плохо.

Можно заклеить окна, чтобы вонь с улиц не проникала. Запастись септиками, привезти побольше консервов и «Тик-Тука», который никогда не портится. Наконец-то можно будет насрать соседям на лужайку!  

Щелк! – услышал очередной щелк.

Боже, сколько она уже сегодня выкурила!?

Щелк!

Еще один щелк! Нет, что-то не так.

Кое-как проволок чемодан через коридор, вошел в гостиную. Может быть, сейчас он скажет Джул, что они никуда не поедут, потому что…

Щелк!

Н-е-е-ет! – увидел, что сине-зеленое острое турбо-пламя направлено в серую кожу руки. На мгновение, застыл, пока оно рисовало малиновый круг. Тот быстро темнел по краям, потом не лопнул, в середине, ярким оранжевым цветком.

Рванулся, выбил зажигалку, бросил куда-то. В окно, скорее всего. Послышался звон стекла.

— Джул, Джул, Джул… ладно, ладно, ладно… мы поедем, поедем, поедем! Что ты… – осмотрел предплечье, там уже было пять таких «цветков», — Что ты делаешь? Зачем!? За-ч-чем-м?

Она ничего не ответила, в очередной раз посмотрела «водяными» глазами, как будто, не понимая, что и почему он спрашивает.

Взял ее за вторую, неповрежденную руку, потащил за собой.

Посадил в машину, сам пристегнул. Она даже не спросила «куда». Плохо, как плохо! Ладно, наплевать… главное, поскорее уехать. Отсюда! Бежать, быстрее!

Повернул ключ. В этот раз, в ответ, не раздалось даже писка. Повернул еще раз и еще, но в ответ было слышно только тиканье часов: тик-тук, тик-тук.

Пожалуйста! Пожалуйста… только не сейчас! Только не сегодня!

Пошел в гараж, взял зарядное устройство, подсоединил напрямую к розетке и к клеммам аккумулятора. В каком-то фильме видел, что так делают.

Еще попробовал покрутить ключ, но – ничего. Ни писка, ни малейшего скрежета. Давно он не помнил старину-Интерепида таким тихоней.

Потыкал какие-то кнопки на устройстве, покрутил красную ручку. В ответ на поворот ключа, раздалось шипение, потом из задних труб слабо дыхнуло двумя серыми облачками.

Пожалуйста! Только не сейчас…

Открутил красную ручку на полную. Стрелка на приборе качнулась, быстро дошла до края. Одновременно, в щитке гаража затрещало, отлетело несколько искр.

Понимая, что времени не так много, запрыгнул на сиденье, крутанул ключ.

В этот раз, был уверен, поставил ногу на газ, чтобы поддержать двигатель во время пуска.

Педаль в пол, резина на дороге!

Смотри, как я уезжаю от предрассветного солнца!

В зеркало увидел с десяток облачков дыма, следом, из-под капота взвыло, Интерепид завелся!

Потому, что я – тротил!

Вышел, отсоединил клеммы, захлопнул капот, в разные стороны, как мелкая листва, полетели ржавые куски. Устройство, с размаха, кинул внутрь гаража. То упало на бетонный пол, рассыпалось мелкими микросхемами.

Идиот! Оно же еще могло понадобиться! Наплевать-наплевать… дурацкое!

Хотел опустить роль-ставню гаража, но не стал. Наплевать! Мне наплевать! Хотя, так делали все его соседи, пусть и зная, что уезжают навсегда.

Когда проходил мимо электрощита, обратил внимание, что белый прямоугольник с розетками обуглился, а изнутри вырываются небольшие язычки пламени.

Наплевать… мне наплевать!

Сел в машину, включил драйв, сдал назад, вырулил на основную дорогу. Какое-то время постоял так, у обочины, где он стоял раньше, тысячи раз, прежде чем подъехать к дому, откуда неизбежно придется идти внутрь.

В это время гараж начал гореть.

Интересно, через сколько займется спальня? Как раз, наверху. Наплевать!

Впереди была дорога, правая нога была готова вдавить педаль в пол.  

Педаль в пол…

Прочь от закатного солнца!

***

Стрелка дергалась, почти лежала в крайнем левом положении. Бензина почти не было. Это про него говорили «парень с вечно пустым баком».

Да, он такой! У него все всегда заканчивается. Деньги, топливо, терпение…

Теперь у всех все заканчивается. Пустота! – потыкал в магнитолу. Та, в начале, отказывалась менять пережевывание на что-то другое, потом сглотнула, раздалось растянутое «хэ-э-й… хэ-э-й».

Нам пора. – увидел, что огонь уже облизывает окна второго этажа.

Хэй!

Нажал на газ. Удаляясь прочь от дома, который, вот уже три раза, как ему не принадлежал, наблюдал в зеркало, как тот горит. Внутри горят разбитый телевизор, несуразная спальня и чемодан-уродец, который остался валятся посреди гостиной. Поплавились манжеты дешевых рубашек, купленных по соседству с замороженной пиццей. Закипела пастель в дурацких тюбиках, обуглились жгуты джинсов и платьев, скотчевая перемотка превратилась в пластиковые ошметки.

Гори, прежняя жизнь! – подмигнул часам на панели, — Я поджег свой дом. Я разбил телевизор. Я начал жить заново!

Глава 3. «Мне – полный»

Не вздумай! – отдернул руку от ключа, подъехав к заправочному аппарату, по привычке, чуть не заглушил машину. Выдохнул, проверил, увидел сизые облачка из-под заднего бампера, кивнул отражению. – Только не сейчас, Джордж!

Кроме выхлопных газов, через заднее стекло была видна длинная очередь на заправку. Все эти люди, скорее всего, не поджигали свои дома, но из города точно хотели свалить.

— У тебя не работает. – парень на кассе с «утиным» носом и сильно гнусавил. Ему показалось специально, издеваясь «Что, опять у тебя ничего не работает, хе-хе?».

 — Что… что ты сказал!? Что не работает?

— Не работает. Не заплатил!

— Не работает? – провел карточкой по полосе еще несколько раз, но аппарат издавал дурацкое «чик-чик» без последующего «пик-пик», означающего, что оплата прошла успешно.  

Ты не заплатил! Опять не заплатил!  

Достал карточку, на которой была нарисована Олимпиада, которой никогда не суждено было произойти. Все эти дурацкие приготовления напрасны, заново отстроенный стадион зарастет грязью, накренится, и затем, сложится, как карточный домик.

На этот раз, человечество не дойдет не то, чтобы до надувания праздничных шариков, но не успеет распечатать буклеты и послать дурацкие письма «Ин фрэнкли ю».

«Чик-чик». Платеж принят? «Пик-пик» не слышно! Нет… не сработало.

В очереди начали шуметь.  

— Карточки не работают. – сказал «утиный нос». — Только наличные.

— У меня не работают? – он испугался, что банк уже успел заблокировать его карточки.

— Нет, вообще не работают. Только наличные. Только! Вы слышите!?  

— Нет… только не сейчас… нет! – посмотрел через большое окно, на облупившийся ржавый капот, на сизый дым из труб, который уже серьезно обволок пространство вокруг аппарата заправки и начал распространяться дальше, на очередь из других машин.

Следующим за ним стоял огромный белый пикап со стальными трубами. Видимо, раздражаясь от дыма или, просто считая, что такое дерьмо не может оказаться раньше него в очереди, оттуда вылез огромный детина, оборачивался, смотрел по сторонам, искал водителя Интерепида.

Джордж называл таких «футболистами». Они всегда занимали верхнюю строчку в турнирной таблице сборной школы или колледжа.

Он ненавидел таких. И их пикапы. Еще их дурацкие кепки и толстовки, с изображениям «Капитан Америка».

— Наличных нет. – он отошел, сгреб с полки «ТВ-пачки» чипсов и пару самых больших «Айрон-брю», на четверть галлона каждая.

— Эй! Ты не заплатил! – сказал, то ли «утиный нос», то ли «футболист», который теперь тоже оказался внутри.  

— Я… я…

Хотел трусливо побежать к машине, но подумал, что может сделать кое-что получше. Бросил на прилавок несколько карт, одну с Олимпиадой, вторую с изображением какого-то животного, которое вот-вот вымрет (теперь точно вымрет, расслабьтесь ребята), третью простую, с дурацким орнаментом и названием банка.

— Считай сам, я заберу на обратном пути.

— Не… я так не могу, чувак… – затараторил утиный «утиный нос», насколько можно тараторить с таким дурацким клювом вместо носа.

Выходя, на стенде «Все для автомобилиста» (как будто, минимаркет заправки посещает еще кто-то), взял пару серых колец. Он упустил это во время сборов дома, хотя скотч явно мог понадобиться куда больше, чем дурацкая пастель.   

— Эй! Эй, мистер! Я так не могу! – закричал «утиный нос».

Джордж, выходя, развел руками «а я что могу». Дошел до машины, побросал все на заднее сиденье, потом какое-то время смотрел, как «стреляют» белые старомодные цифры на черном фоне. Заправка пользовалась постоплатной системой и оставалось не так много до полного бака.

Полная постоплата! Заправь сейчас, плати потом! Вот, это правильно! Так он любил. Плати потом. Потом, потом, потом… потом – значит позднее. А позднее – это никогда. Скоро, все это поймут. Поймут, что позднее – больше не будет и быть не может.

Чуть не прослезился, когда мигающее табло показало, что бак полон. Давно он не мог себе позволить залить под завязку.

Парень с вечно пустым баком! Точно, это он. Но, не в этот раз. Теперь все по-другому.

Он разбил телевизор, поджег дом, за который три раза подряд не расплатился, и заправил полный бак.

Начал жить заново!

Вот, только Джул. А, что Джул? Что с ней будет? – залезая в машину, увидел, что та сидит все в той же позе, ничего не поменялось ни во взгляде, ни в положении рук.

Он хотел сказать «теперь у нас полный бак», но сказал «там есть айрон-брю, твой любимый».

Джул, чуть повернув голову, посмотрела на него серыми точками, достала из пачки еще одну сигарету.

— Джул, я… – начал что-то говорить, но не закончил. Надо было убираться подальше с заправки.

***

Но, просто так убраться не получилось. На выезде, по диагонали, между зданием минимаркета и бетонной клумбой, встал пикап «футболиста».  

Водители таких машин иногда вешали что-нибудь на задний бампер. «Футболисты» моложе вешали черные резиновые яйца. Ненавидел таких! Расстреливал бы прямо на дороге!

«Футболисты» постарше прикрепляли наклейки. Что-нибудь про футбол или республиканцев. Таких бы, он тоже расстреливал.

— Эй, ты что?

Пришлось резко затормозить. Джул, как манекен, качнулась и ударилась о стекло. Натяжители давно не работали, он накидывал ремни только для того, чтобы не остановили копы.

— Плати!

— Ты, кто?

— Тот, кто не даст тебе проехать! Плати!

Стоящий рядом с покатым низким капотом, футболист казался ему еще огромней, чем в здании магазина. Хотя, вполне может, это был уже другой «футболист». Все они были похожи и все ездили на одинаковых пикапах, в стране – рекордсмену по продаже одинаковых пикапов.

— Тебе какое дело?

— Я не заплатил карточкой, и тебе нельзя!

— Да, почему же… – он уже начал ругать себя за то, что оправдывается, но продолжал оправдываться, в надежде, что «футболист» его пропустит.  

— Заплати! Я не заплатил карточкой и тебе нельзя! – повторил «футболист» и поставил огромный дурацкий ботинок дурацкого рыжего цвета, на бампер Интерепида.

«Хоть бы бампер отвалился, тогда… может…» – подумал Джордж, но тут ему пришла идея получше.

Включил заднюю передачу (не самое сильное место Интерепида, прямо скажем), но тот кое-как «присел», даже поехал назад.

— Эй, ты! Эй, ты… – закричал «футболист», но Джордж не слышал дальше. Закрыл окно, тыкнул в магнитолу. Музыки, пока что, не было, магнитола «соображала» мычанием и пережевыванием.

Здесь все дурацкое! – подбодрил себя, включил драйв, прицелился в просвет между клумбой и зданием, закрыл глаза, нажал на газ.

Педаль в пол!

Резина на дороге!

Смотри, как я мчусь…

Музыка так и не заиграла, зато раздался пронзительный скрежет и стон. «Кажется, я протаранил пикап!?» – от этой мысли скрутило, без того, режущий правый бок внизу.  

Он открыл глаза, только когда различил, что Интерепид толкнул сзади один, второй, третий раз, переключившись на третью-четвертую, повышенные.

Перед ним был облупившийся капот с паутинами ржавчины и пустая трасса.

Смотри, как я уезжаю прочь от закатного солнца! – вдавил педаль, закрыл глаза.

Когда открыл их следующий раз, все повторилось: капот, ржавчина, трасса. Вдавил педаль, закрыл глаза.

Так повторялось снова и снова. Ему нравилось. Капот, ржавчина, трасса… педаль в пол!

Вот, только… – вздрогнув всем телом, он всмотрелся в зеркало заднего вида, боясь увидеть там огромный, буйволо-подобный, нос пикапа, нагоняющий его на всех порах.

Нет, никого, пусто. Пустота! К тому же, «футболисты» так не делали. Они всегда поступали «как надо». Если даже он протаранил это уродство «крю кэб» с наклейкой «Нью-Йорк Янкиз», то, как бы не чесались мускулы здоровенного куска дерьма, он не поедет за ним. Он хороший мальчик. Он правильный мальчик! Поэтому, останется ждать копов, ответит на пару вопросов «кто это был, сэр… какие основные приметы вы заметили, сэр».

***

Глаза открылись. Все было по-прежнему. Нога в пол, дорога пустая.

Иногда можно было отключиться. Пусть и на всякое дерьмо. Все лучше, чем смотреть на манекен рядом, слушать шуршание фольги и, следом, – неприятное «кх-рр-хх», от колесика зажигалки. Уж лучше бы он не выкидывал зажигалку-турбо и слышал «щелк».

Стрелка топлива качнулась, перешла с двух третей на половину, поползла дальше.

Он немного сбавил газ, откинулся в кресле, таком родном, таком приятном. Пусть грязном и рваном, но… продранная кожа на боковинах даже имела свои преимущества, об топорщащиеся края можно было почесывать спину, ерзая туда-сюда.  

Я заправил полный бак. Я начал жить заново.

Опять закрыл глаза и, довольно длительное время, не открывал.

***

Через несколько дней (или недель), с закрытыми глазами, ехать уже не получалось. Даже на короткие отрезки времени, нельзя было расслабиться.

Нужно было объезжать, разбросанные по дороге, наполовину свалившиеся на обочины, некоторые, перевернутые и сгоревшие, машины тех, за кем пришел Прилив.

Он объезжал и ехал дальше. Хотя, пока не знал, куда они едут.

В один из дней, понял, что машину скоро придется оставить. Дорога была переполнена, мешали проехать остатки тех, кто не доехал.

Не доехал, куда? Он не знал. И пока не знал, что сказать Джул. Но, она и не спрашивала.

Что с ними будет? Этого он тоже не знал. И об этом тоже не спрашивала Джул.

Зачем они вообще куда-то поехали!? Он не знал, она не спрашивала.

Лечь перед разбитым телевизором, вдыхать сладковато-горьковатые запахи помоев с улицы. Опустошать запасы того, что осталось от возюканья.

Супермаркеты ведь не заперли, черт! Так что, он мог бы затариться. По полной! Как следует, повозюкать! В последний раз!  

Взял бы столько консервов и «Тик-Тук», придавив горой сикс-пэков «Бад», что колеса тележки перестали бы скрипеть, стонали и, с трудом, проворачивались под нагрузкой.

Главное! Он бы за все это не заплатил. Взял бы, сколько нужно и ушел.

Заплачу на обратном пути! - все равно, что сказать «позднее, точнее – никогда».   

— Туалет. – одна из немногих фраз, которую можно было дождаться от Джул.

Хоть так! Остановил, помог выйти, расстегнуть и спустить джинсы, усадил, отвернулся. Не мог на это смотреть.

Послышался звук струи. Все-таки, посмотрел.

Та сидела, всем телом съехав в сторону. Серые трусы из плотной ткани, как будто больничные, грязные, в разводах, болтались у щиколоток.

Что будет, когда она не сможет делать это сама!? – отогнал эту мысль, пошел помогать одеться.

***

В один из дней, дорога оказалась полностью перекрыта наваленными разбившимися машинами.

Сдал назад, свернул, пытаясь объехать по второстепенной. Но, та привела его обратно, к основной, в том месте, где проехать было еще сложнее. Вернулся на второстепенную, помня, что в какой-то момент, справа, видел довольно крутой обрыв.

Уперся спиной в багажник, руками – в задний бампер. Кажется, видел подобное в каком-то фильме.

Надавил, но плохо закреплённая личинка замка, которую не успел починить Виктор, больно врезалась в спину.

Пришлось повернуться и столкнуть Интерепид, упершись ногой и обеими руками в бампер и багажник. Наверное, со стороны выглядело так, как будто, он дает пинок старому другу.

Но, кто смотрел со стороны!?

Пропасть оказалась не такой уж пропастью. Всего лишь оврагом в месте съезда с эстакады, в который навалилась куча строительного мусора с россыпью всевозможных упаковок, но не упало ни одной машины. Хотя, странно. Учитывая, что в этом месте полотно дороги делало загогулину, довольно крутую, чтобы водитель, за которым пришел Прилив, не потерял управление именно на этом участке.

Интерепид нагнул нос вниз и накренился. Он пнул пару раз по багажнику, и тот покатился. Проскрежетал днищем по щебенке, загрохотал, несколько пластиковых накладок отвалились, в конце – уткнулся в груду мусора, раскрыв капот в предсмертной улыбке.

Расчет не оправдался. Никакого взрыва или, хотя бы, огня. Тихая, унизительная смерть.  

Я не умею драться, зато я круто взорвусь… прости, старина. – посмотрел последний раз на кусок своей бывшей машины, помог Джул подняться и опереться на его плечо.

Дальше пошли пешком. Он не считал, но кажется, прошли немного. Он и раньше не любил ходить. Джул любила. Но, у нее, с каждым шагом, получалось все хуже.

К концу одного из дней, они остановились в небольшой роще, переходящей в лес. Нашли неплохое место на возвышении и низкой травой, с деревьями по кругу. Удобно, чтобы натянуть полиэтилен и сделать небольшую открытую область для костра.

Пока он занимался приготовлениями, Джул легла в расстеленный им, спальный мешок. Теплый, мягкий, простеганный крупными ромбами в красной непромокаемой ткани.

Когда он все закончил, она лежала в том же положении. Он один смотрел на предзакатное солнце.