– Ну же, возьми трубку!

Вот уже целую неделю она собиралась сделать это. Месяц минул с тех пор, как они обменялись номерами. «Надо было позвонить раньше. Пригласить ее пройтись по магазинам и, возможно, очень даже возможно – сказать всю правду». Звук долгих гудков ускорял ритм и без того быстро бьющегося сердца. «Давай же, я хочу услышать твой голос».

– О, приветик! – Сладко произнес мягкий и приятный голос.

– Привет, Маргарита! – Голос Ирины слегка дрожал. «Интересно, как же она выглядит в жизни». – Вот решила позвонить, услышать... тебя. А то мы все в инете, да инете. Не отвлекаю?

– Нет конечно. Хорошо, что ты позвонила! Я тоже думала связаться, но как-то все не получалось.

«СВЯЗАТЬСЯ!».

– Правда, вот здорово! – Обрадованно пролепетала Ира. – Слушай, ты завтра не занята?

– Нет, а что?

– Мы с тобой давно общаемся и… я бы хотела увидеться… может сходим куда-нибудь… пройдемся по магазинам. Я давно хотела обновить свой гардероб, а идти вот… не с кем.

– Да без проблем! Я тоже что-нибудь куплю, давно не выбиралась, а тут такая возможность.

Договорившись о месте и времени встречи, Ира завершила вызов и с облегчением выдохнула. «Ну вот первый шаг сделан. Общаться с ней конечно классно, но все же какая она снаружи?».

То, что ей не нравятся мальчики Ира поняла в тринадцать лет. Сначала она думала, что это пройдет, но… по каким-то неведомым причинам ее состояние оставалось прежним. На втором курсе вуза она поняла, что совершенно не хочет иметь интимную связь с мужчинами.

«Все они одинаковые! И каждый непременно жаждет, сделать с тобой все что ему заблагорассудится! А ты должна терпеть все это. Страшно даже представить. И потом... ты должна заботиться и опекать его, растить детей, готовить, стирать, убирать – пахать, как ломовая лошадь, а он – будет просто смотреть футбол и пить пиво! Нет, никогда! Что мне теперь – убить себя? Или насиловать свои мозги и тело всю жизнь, чтобы видеть, чувствовать и мириться с тем, чего я не хочу выносить», – думала она.

До общения с Маргаритой у Ирины было несколько партнерш, но дальше переписки или прогулок в парке, держась за руки, ничего не было. Да и ей самой не особенно хотелось ложиться в постель с одной из них. Но Маргарита! В словах, которые она говорила, в той теплой и бесконечно приятной заботе и поддержке, хоть и на расстоянии, Ира чувствовала необыкновенную привязанность, непомерно усиливающуюся с каждым днем. Уже после первой недели она захотела увидеть ее, и в дальнейшем, пригласить к себе. Эта сцена возникала у нее в голове ежедневно: утром, когда она просыпалась с ноющей болью, в компании по продаже окон, где она работала, вечером, возвратившись домой, Ира шла в ванную, чувствуя ту же тупую, ноющую боль.

Ветер колыхал ее волосы. Она ждала уже около получаса, но Маргарита так и не появлялась. Волнение и нарастающая паника охватили ее сознание. Облегающие джинсы, всегда казавшиеся вполне удобными, начали натирать везде и всюду, как и новая белая блузка, сдавливающая грудь, подобно стальному обручу.

Смартфон, лежавший в маленькой сумочке на плече завибрировал, заставив девушку вздрогнуть, как от удара электрического тока. Ее возбуждение и страх, достигшие критической точки, готовы были вот-вот выброситься наружу и кричать на всю улицу. Дрожащими, как у наркоманки, руками, буквально задыхаясь от волнения, Ира достала телефон.

«Извини, что опоздала. Видела тебя из маршрутки, уже бегу!», – значилось в пришедшем сообщении. На лбу выступил пот. «Она здесь, она так близко».

Оглядываясь во все стороны и всматриваясь в каждую девушку, Ира искала какой-то знак. Наконец, вдали, она увидела машущую ей девушку. «Это точно она!». Когда Маргарита подошла ближе, Ира почувствовала, что не в силах сопротивляться этой нестерпимой пытке. От одного взгляда на полосатую маечку, под которой виднелось красное кружевное белье, плотно облегающее пышную грудь, ярко-красные, слишком короткие и вызывающие шорты, Ире захотелось сорвать с себя и с нее все, прямо здесь и сейчас. Слиться с ней в единое целое, забыть обо всем и кричать. Кричать так, чтобы их слышал весь мир.

Когда Маргарита подошла к ней и со словами приветствия обняла, Ира, сдерживая эмоции и обжигающее желание, с силой прижала ее к себе, издав негромкий сладковатый стон…

… – Уважаемая! – Прокричал седой профессор филологии, – Не могли бы вы убрать свой, планшет в сумку!

Сложив, локти на кафедру, он уставился на девушку, сидевшую в уголке, на самом дальнем ряду паточной аудитории. Большинство студентов первого курса с удивлением, а кое кто и с негодованием стали вглядываться в ту же сторону, что и профессор. У стены, в полном одиночестве сидела, невысокая студентка с пышными и длинными, полностью распущенными, волосами, цвета, который из темно-каштанового плавно переходил в огненно-рыжий, а затем, столь же плавно, в золотистый. Кончики имели лунный оттенок. Аделия медленно подняла глаза от экрана планшета, скрытого в куче длинных волос, и невинным взглядом посмотрела на преподавателя, будто бы речь шла не о ней.

– Или вы изволите думать, что я слепец? – Продолжил профессор, завидев, что вся аудитория смотрит в одном и том же направлении.

Аделия улыбнулась и голосом, полным удивления и непонимания произнесла.

– Простите профессор, но я просто перебираю руками по парте, так как, у меня время от времени затекают пальцы, а все от мамы, когда она долго сидит…

– Оставьте ваши отговорки при себе, госпожа Полонская – резко перебил ее лектор, – меня не интересует ваша мать. В вашем случае меня интересует лишь непрерывно опущенный взгляд.

Скинув с лица особенно длинную прядь, Аделия поспешила ответить и на этот вопрос.

– Сомневаюсь, что на стене можно увидеть что-нибудь необычное, Игорь Витальевич.

– Ах вы сомневаетесь! – Он вышел из-за кафедры, и подойдя поближе к окну произнес. – Думаю, вам для начала следует поучится хорошему тону. Полагаю, вы великолепно усвоили материал, сегодняшней лекции, предыдущих и последующих лекций, раз находите дополнительное время. На предстоящем экзамене, будете пересказывать каждое, сказанное мною, словно. Вам ясно?!

– Хорошо, Сергей Борисович, – спокойно ответила она. «Пусть валит на экзамене, я все равно не хочу учится на эту дурацкую специальность, с этими юристами», – подумала Аделия, пряча планшет в рюкзак. Когда она закончила, профессор продолжил, а все любопытные носы вернулись в свое исходное положение.

Аделия не нравилась довольно многим, ввиду своего колкого языка, то и дело бросавшего остроты в сторону высшего класса, в котором ей приходилось обучаться, излишнюю, честность, прямолинейность и вычурность в одежде. Многие завидовали ее острому уму, который Аделия предпочитала скрывать ввиду отторжение специальности, на которую ее загнали родители. Она не желала связывать свою жизнь с юридической ересью. Закончив школу, Аделия пыталась настоять на том, что хочет пойти в медицинский на судмедэксперта и заняться криминалистикой, а еще лучше – стать кем-то вроде психиатра, который ловит маньяков и серийных убийц, отличающихся чем-то особенным. Ни мать, ни отец, ни кто-либо из ближайших родственников не стали поддерживать ее в этих начинаниях. «Адель, ты должна стать юристом и только, даже если ЕГЭ по биологии и химии будут по сто баллов», – говорили они. Впрочем, так оно и вышло. Пригрозили они и тем, чем Аделия дорожила больше всего. «И вообще, если ты пойдешь в медицину, то про писательскую деятельность можешь забыть! Все это бессмысленный бред, который ни на что не годен». Не в силах противостоять, Аделия пошла учиться на юриста, однако учеба не вызывала в ней ничего кроме отвращения. Из тихой, скромной и спокойной, хоть и ненормальной мрачноватой, девочки в стиле Тима Бартона, Адель превратилась в что-то действительно мрачное и, как говорили ее родственники – сатанинское. Она начала увлекаться тяжелыми формами рока, практически полностью оставила учебу, стала красить волосы в необычные цвета и носить что-то жуткое даже для готов. Несколько раз она ссорилась с родителями по поводу плаката Мерлина Мэнсона, висевшего в комнате над головой. Впрочем, они стали часто ссорится по самым различным поводам. Хоть родители и понимали, что таким образом дочь выражает протест, но решили, что их решение будет лучше для ее же блага. Несколько раз они, в качестве наказания, пытались запретить ей писать, но Аделия, создав множество копий своего электронного творчества, а также надежно защитив компьютер, разубедила их в этой затее.

Творчество Аделии представляло собой сборник из пары десятков небольших рассказов и одной повести, о существовании которых помимо ее родителей и нескольких знакомых никто не знал. Однако содержание было известно лишь соседу по парте – Исааку Ландтредеру. Какое-то время он ей нравился, нельзя было сказать, чтобы очень, но что-то теплое от него безусловно исходило. Сам же Исаак, как ей казалось, не питал к ней ни каких чувств, он был еще более одиноким и нелюдимым, чем сама Аделия, постоянно страдал от нападок сверстников, из-за того, что был слишком умен для своего окружения, настолько умен, что девушка никогда не понимала причин, по которым он учится в таком отстойнике. Иногда они ходили вместе со школы, два или три раза гуляли по городу. Аделия делилась с ним своими новыми литературными идеями, а Исаак угрюмо смотрел под ноги, изредка улыбаясь и слушая. Ей было хорошо, иногда очень хорошо, но это была не больше, чем дружба двух одиноких психов.

Когда они закончили школу, Исаак уехал в какой-то Швейцарский университет и с тех пор ни разу ни писал ей, хотя прошел почти целый год. Правда она все же надеялась, что он позвонит, ну или напишет, поздравив с днем рождения двадцать восьмого августа.

Первые несколько недель Адель немного грустила, блуждала по городу, заходя в какой-нибудь магазин и покупая мороженное (Исаак всегда покупал ей мороженное, шутя, что это небольшая взятка за то, что он курит). Ей было одиноко, но скорее из-за того, что ее рассказы было не кому слушать, в конце концов она ведь не любила его, Исаак ей только нравился, как хороший друг. Главным оставалось то, что без его общества было ужасно скучно.

После пары, Аделия быстро спустилась с верхних рядов и поспешила скрыться. Прогуляв экономику, которая была такой же нудной и отвратительной, как филология, девушка преспокойно отправилась домой.

Швырнув одежду, по своему обыкновению, в стиральную машину, а рюкзак в кресло, она заперлась у себя в комнате и достала планшет…

…Они подходили к дому Маргариты. Прошло не больше часа, после того, как они встретились. Все шло так классно и волшебно, что Ира до сих пор не могла поверить в реальность происходящего. Еще пара минут и она наконец избавится от этой невыносимой ноши, окунаясь в первый, по-настоящему страстный, роман в ее жизни. Она больше не одна. Она никогда больше не будет одна. Каждую ночь! Каждую ночь они будут вдвоем. Будут только вдвоем и никто, никто не будет смотреть на нее с укором. Теперь этот ад закончился, оставшись в памяти, как самая страшная мука. Сейчас, когда они окажутся в постели, она избавится от всей той боли, страданий и холода, которые были в ее усталой душе. «Я хочу! Я хочу кричать! Хочу, чтобы мы кричали вместе».

– Далеко еще, – изнемогая, спросила Ирина, внутри которой все кипело и рвалось.

– Да нет, совсем рядом. – Маргарита оставалась абсолютно спокойной.

– Ты не боишься ходить в таком месте одна? – Ира указала на мало приглядные частные дома, огороженные грязными заборами, возле которых валялся мусор и битые бутылки. Несколько раз ей попались на глаза использованные шприцы и маленькие целлофановые пакетики в которых еще оставался след зеленоватой травы.

– Нет, – так же спокойно ответила Маргарита – как-то не страшно.

– А как-же маньяк? – Голос ее дрогнул. – Ты разве не слышала, что за последний месяц пропало трое молодых девушек? Никто ничего не знает, ты только представь!

– Да это просто ужасно! Надеюсь этого… подонка скоро поймают и посадят!

– Да, я тоже на это надеюсь. Знаешь, я так боюсь с тех пор. Стараюсь не ходить одна, все время к кому-то пристраиваюсь. И все равно страшновато.

– Ну, теперь все точно будет хорошо! – С улыбкой сказала Маргарита. – На нас двоих этот ублюдок явно не нападет! Кстати, вот и мой дом.

Она указала на опрятный кирпично-красный домик с высокой зеленой крышей и маленьким балкончиком, уставленным цветами. В ограде тоже росли цветы. Когда девушки вошли, Ира увидела, красивые каменные дорожки, ухоженный газон, клумбы и множество грядок, с приветливо улыбающимися гномами, фонтанчиком возле крыльца и куклой, сидевшей на миниатюрной скамеечке рядом. Последняя деталь несколько выбивалась из всеобщей картины, но была очень красива.

– Ух ты! Кукла! Классно ты придумала! – произнесла Ира, подходя ближе и рассматривая игрушку. Вначале она этого не заметила, но теперь, оказавшись совсем рядом обратила внимания на лицо куклы, которое как две капли воды походило на настоящее лицо Маргариты, только значительно меньше. «Господи, да ведь они одинаковы.

– Хочешь забери ее себе, это мое… хобби.

– Правда? Ты делаешь кукол? – Удивилась, Ирина, рассматривая куклу. – Она очень похоже на тебя. Что это за материал, выглядит совсем как настоящее?

– Это специальная ткань, с краской и гримом. – Улыбаясь ответила Маргарита. – Мне потребовалась ни одна ночь, чтобы научиться этому ремеслу. Сама понимаешь!

– Выглядит просто великолепно! Но я все же оставлю ее у тебя, так будет лучше. Она дополняет этот парк. Правда я хотела бы еще кое-что?

– Что же это?

– Ты можешь сделать мою миниатюрную копию? И… поставить сюда?

Маргарита подошла к ней. Ее пышная грудь коснулась грудей Ирины, отчего последняя снова издала слабый стон.

– Конечно, мое солнышко. Теперь, когда мы вместе, я сделаю для тебя все что угодно, только попроси.

– О, Маргарита! Пошли, пошли скорее. Я не могу больше ждать, не могу!

Ира потянула ее к себе. Она была чуть повыше и наклонилась к Маргарите, с намерением поцеловать. Руки, ее автоматически легли на талию партнерши, а затем опустились ниже, растягивая резинку, ее красных шорт, с намерением сдернуть их.

– Подожди! – Прервала ее Маргарита. Пальцы Иры, уже нащупали ягодицы, и она едва не стащила с нее шорты, от возбуждения. – Нас могут увидеть!

– Скорее, мне плохо! – Стонала Ирина. – Я столько ждала, столько мучилась, столько была одна!

– Потерпи еще минуту. Одна минута, и мы будем делать это пока не выбьемся из сил и в изнеможении не упадем на кровать.

– Тогда идем, моя любовь! Пошли скорее! Я хочу кричать! Хочу, чтобы мы кричали вместе!

Они поднялись на крыльцо. Иру трясло, как в лихорадке. «Сейчас все начнется. Да, да, да!».

– О да, моя киска! Ты будешь кричать, – сладко пропела Маргарита, открыв дверь. – Я тебе обещаю!

Ира вошла первой, уже стаскивая с себя блузку. Следом юркнула и Маргарита, хлопнув за собой дверью…

Ничего не было. В тот день Ирина так и не смогла вкусить плотских наслаждений со своей новой подругой, которая ввиду особых причина, так и не стала любовницей. Правда два желания все-таки сбылись. Ира осталась там. Осталась навсегда. Глубоко под землей, ниже чем любой подвал. И… да – она кричала. Правда ее визгливый, панический крик не долго витал в глубине. Скоро он затих, уступив веселому пению Литла Ричарда.

Спустя некоторое время Ирина заняла свое почетное место среди остальных. Трех предыдущих.

 

 

2

 

– Имейте ввиду Борис Аркадьевич, Кассади попытается сделать все возможное, чтобы вынудить вас на выгодный разговор. Протезы нужны!

– Позвольте, позвольте, – прервал его инспектор полиции тоном дилетанта. – Как в таком случае он поможет расследованию? Не вижу причин надевать на него эти протезы. В конце концов его и на мушку взять не долго.

– Не будьте столь наивны, – прогудел главный врач психиатрической клиники, своим строгим учительским тоном, – он умнее и хитрее любого из нас или наших коллег. Кассади вынесет вам мозг быстрее, чем вы успеете это осознать. Вы слышали о том, что произошло в прошлом году?

– Кажется, один из ваших сотрудников охраны, покончил жизнь самоубийством, после нескольких минут разговора с доктором? Не беспокойтесь, у меня нет причин отправлять себя на тот свет. «Еще бы, не могу же я сдаться этому чертовому ублюдку». – Сказал инспектор, выдавив из себя улыбку. Врач хмуро взглянул на него. – Я слышал, что у тех, кто покончил с собой по вине Альберта Кассади были различные личностные проблемы.

– У любого человека есть проблемы, инспектор Глушко. Вы можете и не акцентировать внимание на подобном, создав так называемую защитную стену. Кассади тот, кто способен сломать любую стену, даже самого закоренелого негодяя, как и он сам. Не забывайте об этом. И потом, он вам не ребенок чтобы наставлять на него оружие. Альберт не станет даже смотреть в вашу сторону. Что касается общения, то для этой цели есть специальная печатная машинка.

– И после этого вы говорите, что я наивен? С чего вы взяли, что он станет слушать меня и тем более отвечать через какую-то дурацкую машину? – Спросил инспектор начиная нервничать. «Иначе ничего не выйдет!».

– Хорошо, черт бы вас побрал инспектор. Но смотрите, я за вашу жизнь отвечать не намерен! За все мои сорок лет работы я не встречал ничего похожего! Этот сукин сын единственный в своем роде и то что происходит в его мозгу неизвестно никому. На него не действует ни один из наших тестов. Он просто ест их! Или сворачивает в трубочки, на манер сигары. К лекарствам его организм пассивен. Импульсивность мозга ослабевает, но далеко не на столько, насколько хотелось бы. Иммунитет понимаете ли! Пять лет назад он не был таким опасным, как сейчас. Когда его состояние стало ухудшаться нам пришлось расширить здание на верхнем этаже, создать специальный коридор со звукоизоляцией и отдельную камеру. Думаю, в какой-то момент его придется изолировать от людей вообще. Не удивлюсь, что через некоторое время он будет читать человеческие мысли и мало того, заставлять вас самих читать его.

– Господи, Василий Дмитриевич, но ведь это уже на грани фантастики!

– Если бы вы наблюдали за ним, то еще не такое выкинули. Мы отведем вас и, как я уже сказал, не станем надевать на него протезы. Но будьте осторожны, так как нам придется оставить вас один на один, иначе этот безумный план не сработает. Помните инструктаж?

– Само собой, – твердо ответил инспектор.

Инспектор хорошо помнил эту психиатрическую клинику, но теперь, когда они дошли до первого корпуса, где содержались особо-опасные сумасшедшие, воспоминания странным образом начали подводить его. Пройдя несколько охранных пунктов и попав, наконец, на верхний этаж, в коридор, о котором говорил Василий Дмитриевич, они остановились возле большой металлической двери, с охранным пунктом.

– Ребята откройте нам дверь. Инспектор хочет задать Кассади несколько вопросов. – Попросил главный врач. Дальше он обратился к Борису.

– Мы проследим за вами по видеокамерам. Постарайтесь не затягивать со временем.

Инспектор ответил коротким кивком. Большая дверь медленно приоткрылась, и он вошел, оставив за собой остальных. Дверь тут же закрылась. Коридор оказался длинным темным помещением, с узкими оконцами у потолка. В дали виделись толстые решетки и очертание камеры, небольшим круглым окном, из которого падал луч света.

Альберт лежал на кушетке спиной к нему и, как показалось инспектору, совершенно не обратил на пришедшего гостя никакого внимания.

– Ах это вы инспектор! – Утвердительно сказал Кассади, не поворачиваясь, когда Глушко подошел на расстояние десяти шагов. – Шаг неуверенный, медлительный, полагаю набрали несколько килограммов за эти пять лет. Можете и не говорить, что привело вас сюда.

– В таком случае, спрошу сразу и прямо. – Тихо и спокойно начал Глушко. – Вы будете помогать нам в расследовании?

Кассади повернулся и встал с кровати. Он ничуть не изменился. Пронзительный и нестерпимый взгляд, из-под стеклянных очков, с тонкими круглыми линзами, высокий лоб, с зачесанными назад, с гладкими длинными волосами до плеч, завязанными в хвост, тонкие приподнятые брови и холодный ухмыляющийся рот, с бледными губами. В этом темном коридоре, с тусклым освещением, доктор Кассади казался еще более ужасающим, чем был на самом деле. Несмотря на свои сорок с небольшим, Альберт казался значительно старше. Одет он был в домашние тапочки, серые штаны и серую рубашку, с накинутым поверх белым халатом.

Его камера несколько отличалась от обычных камер для подобных заключенных вроде него. Над кроватью находилась большая книжная полка, с многочисленными трудами по судебной и клинической психиатрии, многие из которых Альберт написал сам, кое-что из криминалистки, несколько книг посвященных алкалоидам и их влиянию на организм человека. Справа и слева от полки, висело несколько картин: копии работ шведкой художницы Майи Мякилы, а также парочка жутковатых зарисовок неизвестного автора. В правом углу – письменный стол, на котором стояла печатная машинка и аккуратно сложенная стопка бумаги.

– Смотря, что вы захотите предложить? – Ответил Кассади, присаживаясь на пол.

– Я мог бы поговорить с главврачом об улучшении вашего рациона питания. Мне известно, что вы были большим поклонником кулинарии, думаю вы вполне можете выбрать несколько блюд вместо обычного рациона. Кроме того, вы отлично играете на скрипке. Не вижу причин, чтобы не позволять вам играть в любое дневное время. Плюс отведенный час в интернете, где вы можете осуществлять заказ на интересуемую литературу и узнавать ситуацию в стране и мире. Что скажете?

– Вы умело лжете, инспектор. – Холодно ответил Альберт. – Одной хорошей лжи мало. Как вы считаете? Не пытайтесь купить меня дешевыми подарками. Если хотите, чтобы я ответил на этот вопрос, решите простецкую загадку для ребенка. Отгадаете – получите ответ. Если не отгадаете можете катиться и искать свой объект самостоятельно.

– Хорошо, как скажете, – согласился инспектор.

– Слушайте и запоминайте. У младшего брата есть нож, у среднего веревка с петлей, старший, самый высокий, решил сорвать с яблони плод и поделить меж ними. Как это сделать если к яблоку нельзя прикасаться ни каким способами?

– Что за бред? Но это ведь невозможно, как можно поделить яблоко если к нему нельзя прикасаться?!

– Думайте! Для этого у вас мозг и дан. Я даю вам минуту на размышление. Время пошло!

– Постойте, но… – однако Альберт уже начал обратный отсчет. «Сука, что делать? Он сказал, что она для ребенка. Значит это невероятно просто и скорее всего оно должно быть шуточным! Так… к яблоку нельзя прикасаться ни какими способами. Но как его делить, как?».

– Тридцать!

«Черт, я не должен проиграть. Мысли как ребенок, мыли как ребенок! Попробую поставить себя на место ребенка, я хочу поделить яблоко, но не могу прикоснутся к нему!».

– Десять!

«Я не могу прикоснуться, потому что это запрещено правилами, но… минуту!»

– Ваш ответ, инспектор.

– Стойте, дайте еще десять секунд.

– Или вы говорите сейчас или прощайте!

– Кажется, я знаю ответ. Яблоко не нужно делить, оно упало в дерьмо, поэтому его нельзя трогать. Чтоб поделить яблоки достаточно сорвать три других, ведь старший брат очень высок.

– Что же, браво инспектор, – одобрил Кассади, – вы превзошли мои ожидания. Мой ответ – нет!

– Что! Но ведь я только, что дал вам верный ответ!

– Да, но вы пошли на поводу у преступника, который обвел вас за нос. Первым делом вы должны были заметить мой тонкий намек на фразу: отгадаете – получите ответ. Я не сказал вам какой ответ. Самого главного вы не сделали: вы взяли нож, который я дал, убили им монстров в моей ловушке, но забыли привязать веревку и выбраться из ямы. А потому погибайте в ней, как сочтете нужным. Прощайте.

Он повернулся к инспектору спиной и лег на прежнее место. Непомерная ярость запылала в голове Бориса Глушко. «Это было слишком сложно. Откуда мне знать, что нож и веревка относили ко мне, а не к этим братьям. Как бы то ни было этот ублюдок прав. Ответ на лицо. Я должен был удостоверится, скажет ли он правду, да и времени он тогда не давал. Еще и подсказки с ножом да веревкой с петлей, я должен был включить фантазию!».

– Что ж, Альберт, мне было приятно провести этот диалог. Если вы не хотите доказать этому преступнику, кто умнее, то это ваше право. Всего наилучшего.

Альберт даже не шевельнулся. Глушко бросил в его сторону хитрый взгляд и направился к двери. «Что же попробовать стоило. Никто не говорил, что будет легко. Ничего у меня есть и еще один козырь в рукаве».

 

 

3

 

– Да вы с ума сошли! Нет, нет и нет! – Отвечал Василий Дмитриевич, отмахиваясь рукой. – Вы хоть представляете насколько это серьезно!

– Я всего лишь прошу выпустить его под мою полную ответственность в течении этой недели, – настойчиво отозвался Глушко. – Мы и наши коллеги из ФСБ будут контролировать его шаг ежесекундно. Могу ручаться своей головой.

– Очевидно мои худшие опасения сбываются, – сокрушенно заметил Василий Дмитриевич. – Кассади в состоянии управлять людьми и без убеждений. Не стоило мне позволять задавать вам эту загадку. Он сломал вашу стену и готовится вырваться на свободу. Сегодня же мы уберем у него печатную машинку, чтобы он не мог писать свои статейки. Хоть во всех его рукописях ничего опасного не было, но это предотвратит дальнейшие проблемы. Может и окно заколотим.

– Успокойтесь, док. Вы сами на грани умопомешательства, не забывайте о том, что по улицам города расхаживает маньяк, который убил, в этом сомневаться уже не приходится, пятнадцать девушек. Только Кассади поможет поймать его! Если его выпустить из этих стен и дать развеяться, он согласится помочь.

– И это говорит офицер полиции! Бога ради! Куда катится мир? Вы наивны, как дитя, с чего бы ему в таком случае помогать расследованию. Он обманул вас сидя в камере, под наблюдением. Он…

– Мне прекрасно известно, что он из себя представляет, – прервал его Глушко. – Да, он такой же маньяк и серийный убийца. Да, он невероятно умен и проворен и вполне может обвести всех нас вокруг пальца, но… Кассади монстр для которого честь стоит одной из первых в списке. Он не сможет совладать с собой, просто отдыхать для него не будет интересно. Он захочет насладится своим превосходным интеллектом, поиграть с маньяком и оставить его в дураках, видеть всю эту тупость полиции, которая не в состоянии сделать ничего стоящего. Соблазн слишком велик!

Василий Дмитриевич, нервно вынул портсигар, швырнул его на диван и пристально принялся рассматривать цветы на своем окне.

– А если он сбежит! Что вы будете делать тогда? Что если он действительно завладел вашим разумом и прямо сейчас пытается бежать!

– Это исключено, – заверил его инспектор, – я предполагал, что Альберт откажется еще задолго до того, как пришел к нему.

– Пусть и так! Но даже если я разрешу это, то куда же вы хотите его отправить?

– У меня есть дача, на берегу финского, к северо-западу от города. Она отделена от прочих строений и весьма обособлена. В нашем распоряжении около двадцати весьма опытных и квалифицированных сотрудников с собаками, а также множество видеокамер, которые мы установим внутри дома и периметру. Чтобы он не предпринял, с ним всегда будут находится четверо бойцов спецназа, с дротиками наготове. Кассади может свободно передвигаться по территории, смотреть телевизор, совершать прогулки по лесу и пляжу. Ко всему прочему – превосходное питание. Содержаться он будет в специальной комнате, которую мы обустроим под камеру.

– Стоит ему захотеть и ваш спецназ, будет ползать на четвереньках, а затем пустит эти дротики друг в друга. – Бросил Василий, не смотря в сторону Глушко. – Я выпущу его. Но если он сделает что-то не так, или еще хуже сбежит, то судить будут вас и только вас!

– Я рад, что вы согласились! Уверяю, мы все проконтролируем.

– Сомневаюсь, что я могу контролировать свой разум, – печально заметил главный врач.

 

4

 

– Должно быть, вы удивлены подобному обращению, доктор Кассади? – Обратился Глушко к Альберту, когда тот сидел на камнях, неподалеку от дачи Глушко, наслаждаясь криками чаек и солнцем, медленно уходившим за горизонт.

– Это чертовски приятно, инспектор, – протянул Кассади, облокачиваясь спиной о здоровенный валун, – признаться инспектор, вы меня поразили. Однако, ваши действия слишком неубедительны, все как в детском саду! Да и охрана так себе! – Альберт издал характерный цокающий звук с тонким намеком на разочарование. – Эти парни, только с виду непревзойдённые войны. Их души слабее, чем осенний лист, дрожащий от любого, даже самого слабого ветерка, готовый вот-вот упасть наземь к прочим.

– Оставьте свои философские метафоры, доктор, – строго сказал Глушко, – этим людям ничего не стоит, да и мне в том числе всадить в вас дротик со снотворным, если вы попытаетесь нарушить закон в моем списке.

– Вашу брошюру я прочел, но не забирайте все лавры. Хорошо, перейдем к делу, – ответил Альберт, с холодной усмешкой. – Нужные документы у вас?

– Разумеется. Вот они. – Глушко вытащил большую зеленую папку и аккуратно передал в руки Кассади, который с интересом посмотрел на нее.

– Мне нужна полня тишина и спокойствие в течении часа. Я бы предпочел работать в доме в полном одиночестве в одной из комнат.

– Как скажете, – согласился инспектор, – но предупреждаю, если вы задумаете что-то недоброе, мы сразу увидим и примем меры.

– Само собой, инспектор, – ответил Кассади, продолжая ухмыляться.

Доктор разместился в маленькой комнатке, на втором этаже. У дверей остались двое спецназовцев, двое стояли под окном. Двор находился под постоянным патрулированием.

Инспектор принялся наблюдать за всем происходящим в комнате, через компьютер. В большинстве, Кассади сидел или лежал на полу изредка рассматривая фотографии жертв при жизни или знакомясь с материалами, позволив разбросать их всех по полу. Пару раз он вставал и расхаживал кругами по комнате в своеобразном ритме и манере. Незадолго до окончания данного часа Кассади постучал в дверь.

– Доктор? – В волнении спросил инспектор, стирая со лба капельки пота, когда пришел в комнату.

– Она мастер своего дела. – Ответил Кассади серьезным голосом. – Как вы думаете, инспектор, о чем говорит отсутствие тел? И вообще каких-либо вещественных улик?

– Она? – Неуверенно переспросил инспектор. – Почему вы думаете, что это женщина? Прошу вас ответить на этот вопрос.

– Что вы знаете о жертвах? Перечислите.

– Очень тепло инспектор! Ваша задача увидеть главное в этих данных! – Одобрил Альберт, присаживаясь в ближайшее к окну кресло. – Продолжайте.

– Думаю им было трудно находить с окружающими общие темы для разговора, может быть расходились их увлечения. Насколько мне известно погибшие девушки большую часть проводили в интернете. Но этому может быть масса причин и объяснений.

– Копий много, шедевр – один! – Отозвался Кассади из кресла. – Люди любят строить вокруг себя рвы и окопы, стараясь придать себе жалкое и измученное состояние. Настоящая причина всех человеческих проблем одна инспектор, остальное производные компоненты.

– Но я не понимаю, что здесь главное, дайте хоть какую-нибудь подсказку!

– Их достаточно, чтобы сделать выводы! – Отмахнулся Альберт, поворачиваясь в другую сторону.

– Женщина! Вы сказали, что убийца женщина! Если она их убивает, то должна испытывать сильное, вероятно негативное чувство. По всей видимости, в свое время ей была нанесена некоторая травма. Может быть они… Может быть пропавшие девушки были нетрадиционной ориентации?

Кассади повернулся к нему и оценивающее посмотрел. Выдавив свою кривую улыбку, он скосил голову чуть на бок и тихо произнес.

– Браво, инспектор! Вы начинаете делать некоторые успехи!

– Ну какой же тут мотив… У нее поехала крыша. Но как это поможет?

– Все куда проще, чем вы думаете! Истина перед вами.

– Просветите, в конце концов! Вы ведь уже знаете ответ?

– Возможно, – изрек Альберт, словно выбирая слова, – для начала найдите мне досье на Лизоньку Грейс! Это последняя подсказка, соберите о ней все и принесите завтра утром.

– Что вы имеете ввиду? Какую еще Лизоньку Грейс? Она и есть убийца?

– Ищите инспектор, без нее нельзя!

В тот вечер Глушко решил вернуться домой поздно, хорошенько покопавшись в архиве. Уведомив жену, он направился в управление и попросил предоставить доступ в архив.

«Грейс, Грейс», – повторял он, ища нужную информацию. Ничего. Множество самых различных фамилий, но ни одна нисколько не походила на указанную Кассади. Выпив третью чашку кофе, он вытянулся на стуле, прижав руки к лицу. «Черт бы побрал эту Грейс вместе с проклятым психопатом Кассади и этим маньяком. Шары на лоб лезут! Нет пора заканчивать». Встав со стула, инспектор принялся собирать все документы, последним оказалось дело о какой-то проститутке Елизавете Громовой. «Странно, где-то я слышал это имя. Елизавета Громова… кажется… нет не помню, интересно, что здесь на нее». Вглядевшись сонными глазами в текст документа, инспектор потерял дар речи и разом проснулся.

– Вот те на. Грейс!

Возле фамилии, имени и отчества, мелкой прописью значилось: «Лизонька Грейс. Январь девяносто шестого». Обрадовавшись своей находки, Борис Глушко сунул дело в папку к прочим документам и, потирая руки, покинул архив.

– Принесли дело? – Вкрадчиво спросил Кассади, утром следующего дня, последнего в его недельном отпуске. Сидя в мансарде за маленьким столиком, он с аппетитом поглощал круасаны, запивая кофеем со сливками.

– Да! – просиял инспектор. – Это Елизавета Громова. В прошлом мы неоднократно ловили ее, но к концу девяностых она куда-то исчезла, как сквозь землю провалилась. Однако самое интересное не в этом. Год назад, незадолго до начала этой серии убийств, к нам в контору пришла девушка, представившаяся ее дочерью. Она сообщила, что ее мать куда-то пропала и не выходит на связь. Мы конечно объявили розыск, возможно, вы и читали об этом, но потом со всеми этими убийствами разом позабыли о ней. Я не знаю, зачем вы попросили найти ее, но чувствую, что между ней и нашим убийцей определенная связь. И вам известно о ней!

– Вы правы! – Согласился, Кассади. – Елизавета Громова была одной из первых моих пациенток. Она пропала с ваших экранов в конце девяностых потому, что ее и без того девиантное поведение (он рассмеялся) стало приобретать более тяжелые формы. Ее, ныне покойный муж, к слову тоже мой пациент… нудный тип, тревожное расстройство личности, мания преследования, частные депрессии, сопровождающиеся суицидальными мыслями, тоска… он обратился к мне за помощью и довольно подробно описал происходящие с ней превращения. Больше всего Громов боялся за дочь, полагал, что его женушка слишком странно на нее посматривает. Лизонька пробыла у нас около года, я пытался ослабить ее циклический садомазохизм и фетишизм, усиливающийся при растущей луне, но по-видимому, лечение помогло лишь частично. Признаться, ни раньше, ни позже, я не видел ни одного человека, который так сильно был увлечен и зависим от секса. Ее муж рассказывал мне, что одной из ее любимых причуд было надевать на себя белую футболку, красные шорты и гольфы, а затем заниматься самоудовлетворением самой себя при помощи куклы. Когда я спросил почему она поступает подобным образом, она покраснела, так ничего и не сказав. Позже, незадолго до ее временного выздоровления, мне удалось выяснить, что в детстве она ходила в такой одежде, когда была в пионерском лагере. В двенадцать лет у нее произошел первый сексуальный опыт с вожатой, которая была старше ее на четыре года, одета в тоже. Грейс говорила, что ее мало волновало с кем. Больше хотелось с девушкой и выбор пал на смазливую вожатую, которая, после чистосердечного признания Лизы, ответила согласием. У них, было несколько встреч, в которых, помимо губ и рук, применяли и кукол… но, как говорится ничто не длится вечно (его голос пропитывал сарказм). Только представьте реакцию детей и родителей, когда их застукали… после заката в уединенном домике, где никто не жил. Случай замяли. Смекаете, инспектор Глушко. Себя Лизонька тоже причисляла к куклам, призванным в этот мир для оказания услуг всем и каждому. Собиралась создать религиозный культ. Уже тогда я подумывал над тем, чтобы открыть ей правду жизни, но… что-то не дало мне. Может быть молодость, а может даже жалость. Через год я выписал Грейс, хоть и не сомневался, что ее демоны рано или поздно вернутся к ней. Думаю, это случилось, когда ее муж размазал себе моги по кухонной стенке, на глазах их дочери.

Он умолк и молчал около минуты, вглядываясь в бьющееся о валуны волны.

– Вы думаете, что я вожделею, рассказывая о подобном. – Начал Кассади. В этот момент он казался таким спокойным и нормальным, что Глушко невольно подумал: «Разве он действительно сошел с ума». Между тем, доктор продолжал. – Воспринимайте жизнь такой какая она есть. Какой бы жестокой и извращенной не была правда, она всегда будет лучше красивой лжи.

– Я сторонник законности, доктор Кассади.

– То-то и оно, инспектор.

– Как бы то ни было, но я по-прежнему не вижу связи. Громова исчезла, но явно не из-за маньяка. Она ведь отличалась от всех жертв и формами и возрастом, да и вообще всем, ну кроме конечно того, о чем вы рассказали.

– А разве, вас не беспокоит, то что о такой, как она лет двадцать ничего не было слышно. В показаниях дочери сказано, что она работала упаковщицей и вполне вела довольно спокойный образ жизни. Ни кутежей, ни борделя на дому.

– Неужели вы думаете, что дочь дала ложные показания, но зачем? Она знала что-то?

– Думаю, вы уже знаете ответ, инспектор.

– Дочь? Вы считаете, что она и есть маньяк?

Кассади ничего не ответил, он лишь улыбнулся и принялся смотреть на волны.

– Страх инспектор, она очень боялась свою мать, потыкала ей во всем. Думаю, что Лизонька Грейс насиловала свою дочь так часто, как могла… Приведите, ее ко мне в камеру, если поймаете. Интересно узнать, ее мозг поближе.

 

5

Борис Глушко приготовился. Его сопровождала группа захвата, рассредоточенная по периметру дома. Предполагалось, что в этот день она должна была вернуться с работы в вечернее время. По совету Альберта, ее стоило усыпить, если она окажет сопротивление. Они ждали до половины двенадцатого, но никто так и не появлялся. Что-то было не так. Инспектор Глушко, который не мог больше ждать, принял решение врываться в дом.

Взломав входную дверь, четверо, во главе с инспектором, вошли с парадного входа. Еще трое, приставив лестницу к балкону, полезли на верх. В доме царила тишина и спокойствие. В комнатах не было ничего необычного. Девушки тоже нигде не было.

– Ищите лучше, что-то должно быть. Где-то должен быть проход в подвал или нечто подобное! – Ворчал инспектор. Нервы его были напряжены. «А что если Альберт ошибся, и они ворвались в дом обычного, ни в чем неповинного, человека! Вот ведь будет позор!».

– Борис Аркадьевич! – Прокричал один из полицейских. – Кажется я нашел нечто интересное!

Ход оказался в ванной комнате, прямо под душевой кабиной.

– Блестяще! Даже если мы ее и не схватим, то доказательства явно будут.

Ход оказался довольно узкой трубой, уходившей метров на шесть вниз. Спустившись по лестнице из скоб, инспектор начал нашаривать темное пространство. Впереди оказалась небольшая приоткрытая дверь. Дернув за ручку, Борис Глушко открыл ее и увидел спускающуюся вниз винтовую лестницу из камней.

«Бога ради, да это ход в ад. Неужели она сделала все это сама?», – подумал инспектор. Пистолет был у него наготове.

– Ну и вонища оттуда! – Проворчал коллега Глушко. – Подозреваю, что именно мы там найдем!

Они двинулись вниз по лестнице и спустившись на несколько десятков ступеней вниз. Вонь становилась сильнее, помимо запаха гниющего мяса к ней примешивался запах разрытой земли, каких-то эфирных масел, духов и чего-то еще. Наконец перед ними предстала еще одна дверь, оказавшаяся запертой.

– Ломай! – Прохрипел инспектор, задыхаясь от невыносимого аромата.

Комната, возникшая перед ними, напоминала большой продолговатый зал. Лучи фонарей осветили ее и в их ярком серебристом свете полицейские увидели множество странных обнаженных женских фигур. Кто-то нашарил на стене выключатель.

– Матерь божья! – Выдавил из себя инспектор. Перед ними стояло пятнадцать девушек. Они выглядели настолько реалистично и правдоподобно, заставили полицейских усомнится в том, что они видели. «Это человеческая кожа. На них человеческая кожа, мать ее. Они гребаные куклы! Она делала из них кукол!». Это были действительно куклы. Их конечности, как и голова, были аккуратно пришиты к туловищу, нитками телесного цвета. Кожа, пропитанная маслами и гримом, сидела идеально ровно, словно ее никто и не сдирал с предыдущих владельцев, а ее цвет напоминал цвет средиземноморского загара. Каждый изгиб тела, каждая морщинка, небольшая складка или волос, были проработаны столь точно, что всех этих мертвых девушек, вернее, то что от них осталось, можно было действительно спутать с настоящими. В углу комнаты они обнаружили «куколку» на стадии разработки. Перед ними стоял «полуодетый скелет». Судя по его виду, можно было предположить, что после удаления всех внутренних органов, кости были выварены, а затем аккуратно соединены, при помощи суперклея. Затем на них, была нанесено какое-то клейкое вещество, чем-то отдаленно напоминающее желатин. Там же была и вата мясного цвета. Ноги уже покрывала кожа, в отличие от остальной верхней части.

– Просто не верится, что человек способен на такое! – Глухо произнес один из полицейских. – Это просто монстр!

– Вот дерьмо, взгляните на потолок! – В ужасе произнес второй. Они подняли головы. В паре метров от них, висела самое необычное и жуткое панно, которое только можно представить. Тело Елизаветы Громовой было прибито к потолку, громадными гвоздями, торчащими из кистей рук и ног, и не только ими. Изо рта торчал большой деревянный кол, на котором виднелись старые кровоподтеки. Два таких же, были вбиты в обе груди, последний располагался между ног.

Оба полицейских сели на пол. Инспектор Глушко в ужасе попятился назад и споткнувшись об что-то свалился на каменный пол, слегка ударившись головой о стенку. Он не потерял сознание, но почувствовал, что по затылку потекло что-то скользкое и липкое. Он опустил глаза на пол. Рядом лежало мертвое тело молодой девушки, с залитой кровью, раздробленной головой. Тут же валялся дробовик и небольшая фотокамера. Маргарита была мертва уже несколько часов.

 

6

 

«Выражаем вам глубокую благодарность в расследовании этого сложнейшего дела. Надеюсь, вам выдали мой подарок. Я знаю, что вы хотели бы видеть ее живой, но к сожалению, Маргарита Громова покончила с собой за несколько часов до нашего прихода. Вот несколько интересных деталей, которые мы обнаружили. Орудием самоубийства послужил дробовик двенадцатого калибра, как и в случае с отцом. Рядом мы нашли фотоаппарат с видеозаписью, где девушка подробно рассказывает о том, что ей пришлось пережить. Не смотря на весь этот ужас, который она совершила (я с трудом добился разрешения выслать вам несколько фотографий с места преступления. Главврач был категорически против, но мне все же удалось убедить его), на то, что мы нашли… эта девушка вызывает и жалось. Думаю, что она была откровенна и если это действительно так, то все было так, как вы говорили, всю свою сознательную жизнь, Маргарита ежедневно подвергалась жестким сексуальным домогательствам со стороны матери, все это продолжалось до самой смерти Елизаветы, ставшей первой жертвой Маргариты. Расследование еще идет, и мы выясняем иные детали преступления. Не думал, что скажу это, но лучше бы вы убили старшую Громову еще тогда. Также вы оказались правы на счет возвращения ее демонов. Спустя несколько месяцев после суицида отца Маргариты, это началось снова. Единственной загадкой остается причина ее самоубийства. В видеозаписи об этом ничего не сказано, других улик, дающих хоть какое-то объяснение мы не нашли. Впрочем, я постараюсь убедить врача передать вам эту видеозапись вместе в дополнение к фотографиям, чтобы пролить свет на это поистине кошмарное дело».

Прочитав послание от Бориса Глушко, Альберт сложил письмо в трубочку и швырнул в ведро для бумаги. На его холодном и мертвенном лице возникла улыбка, а затем дикий хохот раздался в ночной тишине, пройдя сквозь щели в окне камеры.

– Помяни мое слово приятель. – Пробормотал сам себе подвыпивший мужчина, стоя у открытого окна. Не смотря на расстояние ему было хорошо видно окно Кассади. – Так смеется сам дьявол! Но я не боюсь! Бог поможет отчистить это грешный мир от нечестивых! Аминь!