Рефери старается привлечь внимание голосом, тыльной стороной ладони бьёт по щеке:

- Правила знаешь? По глазам не бить, в пах не бить, затылок и почки не трогать. Бой идёт, пока один не ляжет или не сдастся.

- Моя работа, чтобы ты домой вернулся, чудила, - повышает он голос. – Понял?

- Эй! – почти кричит рефери.

Его лицо будто натянуто на крупную, как валун, голову. Глаза словно застряли в живом камне. Толстый нос сплющен, переломан. На толстой шее, вырастающей из покатых плеч, на белой капроновой нитке покачивается красный свисток. Из его рта пахнет пивом. На одутловатой фигуре чёрная футболка с оскаленной мордой пса. Его напарник – высокий, бородатый здоровяк – посматривает искоса, но не вмешивается. Сергей отстранённо думает, что пора отрастить такую же бороду. Выглядит неплохо.

- Соберись, идиот, - рефери бьёт по щеке, - а то не выпущу.

- Я готов, - кивает Сергей.

- Ты не под наркотой?

- Нет. Задумался. В порядке.

- Хорошо, иди.

Рефери отступает, открывая проход к рингу – огороженному канатами квадрату на песчаном полу. Над головой, выше тусклых прожекторов, сходится полукругом крыша ангара. Безликая толпа, рыча и вопя, как стая диких зверей, скачет вокруг ринга со всех сторон. Лиц не разобрать и не запомнить, они как одно целое, символ животной первобытной ярости. Воздух пропитан крепким алгоколем, смрадом и потом. Песок под ногами в слюнях и крови. Противник уже в ринге. Тяжёлый, рослый, с длинными руками. Кисти обмотаны красными бинтами. Сергей перед рингом скидывает шлёпанцы и пролезает через канаты.

- Попробуй хотя бы пять минут выстоять, - говорит кто-то в толпе. – Я на тебя поставил.

- Ляжешь на третьей, заплачу больше.

- Проваливай нахер отсюда!

- Эй, мужик, ты откуда такой взялся?

Рефери заползает следом и показывает бойцам сойтись в центре.

- Правила знают все, повторять не буду. Никаких раундов, бой до победы. Готовы?

Оба кивают.

- Начали.

Танец смерти, восходящий к первобытных вехам человеческой истории, за право быть самым сильным в стае. Мужская сущность проявляется здесь как нигде. Мир переменился тысячу раз, облез и скинул старую кожу, нарастил новую, вымылся, подстригся и причесался, но внутри остался неизменным. Дух соперничества никуда не исчез. Как предок всех свирепых быков налетает противник, выбрасывая вперёд тяжёлые руки. Каменные кулаки мелькают возле лица, проносятся над головой. Сергей еле успевает двигать ногами, сдвигается вправо и влево, скачет, словно уворачивается от снарядов. Кровь кипит, едкий пот выступает на лбу. Бьёт левой, угодив в подставленное плечо. Отпрыгивает, опасаясь ног.

Танец набирает темп. Ветер в лёгких раздувает угли. Тело утрачивает чувствительность к боли, лихорадка и эйфория жаркой схватки затопляют сознание. Они сходятся в центре, не щадя друг друга. Псы, потерявшие человеческие лица. Хрипы заглушают рёв толпы. Наконец один отваливается, делает шаг назад, еле держась на ногах. Второй, пошатываясь, остаётся в центре. Кровь струится из рассечённой брови, правая скула вспухла, закрывая глаз. Он внезапно ухмыляется, увидев в глазах противника нерешительность.

В толпе, за спиной здоровяка, появляется высокий мужчина в чёрном пальто, с длинными волосами ниже плеч. Он заметно выделяется из общей массы, но толпа его не видит или не хочет видеть, и сам он не интересуется ей. Он смотрит на ринг. Сергей вытирает пот со лба и переводит взгляд на соперника, который всё-таки дрогнул и отступил, пропустив слишком много. Его губы – кровавые лохмотья, кровь срывается с подбородка и падает в песок. Во взгляде озлобленность и затравленность, как у загнанного.

Они снова кружат по рингу, примериваясь, оценивая. Выискивая бреши в защите. Силы остались у обоих и рисковать пока нет нужды. Толпа подзадоривает криками, подталкивает к очередной кровавой, бессмысленной разборке. Они хотят видеть – и это читается в пустых взглядах – как один перешагивает через другого. Очередной пробный выпад заканчивается удачно. Сергей добавляет с правой в челюсть. Ныряет под руку и пробивает в печень. На лице противника жёсткая ухмылка, но ему больно. Терпит, боль на грани. Он видит, как смотрит противник, и злится ещё больше, ярость вновь захлёстывает сознание. Начинается месиво.

Мельтешение рук, слепые удары, приглушённая боль – здесь нет мыслей. Крики, надсадное дыхание, едкий огонь в лёгких, тени на ринге и безликая масса вокруг. Когда один наконец падает, толпа взрывается в яростном крике. Недовольство и восторг поднимаются к крыше ангара, вырываются на улицу в раскрытые ворота. Рефери склоняется над упавшим, смотрит в глаза и машет рукой. Сергей отходит к канатам, валится в угол. Бинты в крови, костяшки разбухли. Кто-то помогает подняться, уводит с ринга в угол ангара, где кучей навалены горшки для растений. Его усаживают на деревянный ящик, приносят холодной воды.

- В норме, - говорит Сергей громко, хотя на самом деле его еле слышно. – Я в норме.

Плечи накрывают простынёй, дают напиться воды. Рефери усаживается рядом с ним и разматывает бинты с опухших кистей.

- Ты на машине? – спрашивает он.

- На стоянке оставил…

- Сам доберёшься?

Сергей поднимает голову:

- Тут есть душ?

- На улице, за стенкой. Хороший бой, - рефери встаёт, забирая бинты. – Людям понравилось.

Вода в душе ледяная – самое то. Струи сбегают в дыру в расстеленной на земле клеёнке. Сергей с трудом вытирается полотенцем. Когда он возвращается к ангару, рефери подходит к нему с пачкой мятых, замусоленных купюр. Отсчитывает часть и отдаёт. Сергей видит за спиной рефери проигравшего. Тот сидит у ворот ангара и пытается закурить. Не считая деньги, Сергей поворачивается и идёт к машине. Не считая, потому что это не важно. Суть ведь жизни не в этом. Истинное наслаждение в моменте, когда ты перешагиваешь через другого, и боль, когда перешагивают через тебя.

Фары разгоняют тьму впереди. Деревья тянутся к шоссе сучковатыми длинными пальцами. Тело остывает после драки, деревенеет, боль проявляется всё сильнее. К моменту, когда он въезжает на окраину города и заворачивает к единственному круглосуточному ресторану – с большой жёлтой буквой «М» на крыше – в теле нарастает жар от побоев и ушибов. Сергей паркует машину, толкает дверь и выползает наружу. Выглядит он неважно.

В ресторане светло и чисто. За разноцветными столиками на мягких красных диванах сидят парочки, ковыряясь в телефонах. От ушей к мобильникам тянутся белые провода. Девочка за стойкой одаривает профессиональной улыбкой, но другая, в глубине кухни, смотрит с нескрываемым подозрением.

- Кофе, - бормочет Сергей.

- Желаете что-нибудь перекусить? Предлагаю вам новый чизбургер с курицей и картофель фри.

- Нет, в другой раз.

Девочка тыкает пальцем в терминал перед собой.

- Сто четыре рубля.

Сергей вытаскивает из заднего кармана джинс мятые купюры и отдаёт одну девочке. Двое ребят встают из-за стола и выходят на улице. В зале появляется ещё одна официантка и забирает оставшиеся на столе подносы. У неё знакомая внешность: светлые волосы, немного вызывающий открытый взгляд, уставший вид, стройная фигура. Официантка смотрит в ответ чуть дольше, чем это принято. Сергей на всякий случай кивает. Она несколько смущённо улыбается в ответ.

- Ваша сдача, - говорит девушка на кассе. – Ваш заказ принят. Спасибо.

Он ждёт кофе, прислонившись к стене напротив кассы. Рёбра болят, лицо горит, на правый глаз наползает кровоподтёк. Через пару минут кофе готов. Сергей забирает и присаживается в угол, подальше от молчаливых подростков. Она появляется неожиданно, почти со спины, переодетая в прежнюю белую майку и джинсы. Теперь она больше похожа на ту, сидевшую в зале на Собрании.

- Я видела вас, - говорит Диана, - это… впрочем, меня это не касается. Вы не против?

Она присаживается напротив без разрешения.

- Что с вами случилось?

- Ничего такого, о чём стоит волноваться.

- Вас били?

- Руки за спиной я не держал, если что. Чего хочешь?

- Поговорить, - Диана откидывается на спинку дивана, затем снова наклоняется вперёд и шепчет, указывая в сторону кассы. – С ними-то я поговорить не могу.

Сергей отпивает кофе, смотрит на свои руки.

- Поговори с кем-нибудь другим.

- С кем? – удивляется она. – Нас всего-то… стайка рыб в большом океане. Полном акул! Простите, «энимал плэнет» пересмотрела. Животных на самом деле я не очень люблю, но это сравнение такое. Нас мало, вот что я сказать хотела. Кому ещё расскажешь, что здесь творится?

- А что-то творится? – Сергей опускает руки под стол, чтобы не смотреть, как они дрожат.

- Скоро ведь всё начнётся, - в её шёпот вкрадывается таинственность. – Я бы не хотела оказаться на улице одна в это время. Не люблю быть одна.

- Заведи подругу. 

- Нельзя! – говорит Диана возмущённо. – В смысле, как можно быть кому-то подругой, если ничего рассказать нельзя.

- Заведи среди своих.

- А вы один?

- Похоже, что да.

- И это никак не напрягает?

- А должно?

- И ни друзей, ни родственников, ни знакомых здесь нет?

Сергей поднимает взгляд на Диану:

- Ни у кого из нас нет.

- Ну, мои где-то там… - вздыхает она.

- Там? – в его голосе звучит насмешка.

- Что??? – возмущается она. – Разве нет?

- А если никакого там нет?

Диана снова отваливается на спинку дивана.

- В смысле? Это же всё ненастоящее.

Сергей протягивает руку к салфетке и прикладывает её к рассечённой брови. Когда отнимает, на салфетке остаётся сочное, красное пятно. Лёгкий запах крови проникает в ноздри. Если принюхаться, можно уловить лёгкий шлейф от чистящего средства, которым вытирали пластиковый стол. Прислушаться – и услышать как потрескивают лампы над головой. Работает холодильник на кухне. Как трётся одежда о сиденье и проминается обивка дивана. Жутко скрипит о пол металлическая подставка стола, если облокотиться всем весом.

- Настоящее или нет, - говорит Сергей, - но тебе пора.

- Смена закончилась. Я такой же посетитель, как и вы.

- Тогда я хочу побыть один.

- А я хочу посидеть за этим столиком.

Диана складывает руки на груди и смотрит в сторону, в окно, за которым темно. Сергей не торопясь допивает кофе и встаёт, идёт к выходу. Боль всё реальней, плотнее. Хочется прилечь на диван, распластаться и уснуть.

Диана выходит следом и идём следом за ним к машине.

- Подвезёте меня? Эй, мне далеко добираться!

Сергей вставляет ключи в замок зажигания, поворачивает. Мотор вздрагивает.

- В другой раз. Быть может.

- Ну и пошёл ты, - Диана показывает средний палец уезжающей машине.

Возвращается в ресторан «для толстых жоп» - как она частенько думает, продавая очередному клиенту сочный гамбургер – и застаёт коллегу, сложившуюся пополам за стойкой. Ту мучает сильный кашель и вид у неё нездоровый, бледная какая-то.

- Простудилась, - словно оправдываясь, говорит она.

- Ага, - безучастно отвечает Диана и ей хочется срочно вернуться на свежий воздух.

- Эй, ты разве такси не дождёшься? Могли бы вместе уехать.

- Неа. Сегодня пешком пройдусь. До скорого.

До метро, которое откроется лишь через час, двадцать минут пешком. Но ехать в такси с коллегой она уже не хочет.

Диана выходит из ресторана, вдыхает свежий, прохладный воздух. Не так уж и плохо. Будет о чём подумать по дороге. Но не на такси.

Что угодно, бормочет она, выходя на дорожку, но только не это.