- Красный гигант. R Зайца, - Ксюша свесила длинные худые ноги, и ее смуглые узкие стопы оказались конкретно напротив моего лица. Я легла на кровать. Ксюша спрыгнула на пол, - он уже три дня ходит и не говорит про своего красного гиганта, который эр зайца. Как ты думаешь, к чему это?
- К дождю. Спроси что попроще. К тому же, теперь про него говоришь ты, - прямо над моей головой желтой краской был выведено глубокомысленное: «Зачем?». Рядом, на соседней доске, той же желтой краской, но уже готическим шрифтом, кто-то в очередной раз сообщил коллективные соображения о сексуальной жизни Поли, - лучше дай краску, пока Полинка не вернулась.

Пока я красила днище второго яруса, свое лицо и покрывало той же желтой, Ксюша все ходила и бормотала про красного гиганта. Наконец я не выдержала и заставила красить ее. Все равно, скорее всего, казенное имущество портила она, заодно с Пашкой. Но Пашка, кажется, пошел рассказывать — или не рассказывать — про красных гигантов кому-то другому и его привлечь к общественно-полезным работам было нельзя.

Я вышла в коридор и встретила Вичку. Вичка сказала, что ацетон разъедает кожу. Мы реши подождать, пока краска сама обвалится. Мы сели на подоконник. Стали ждать. Во дворе курили Женя с Мариной и, судя по всему, кляли, на чем свет стоит, всю нашу братию. Вичка открыла окно и заорала:

- Курение убивает, Евгений Семеныч!

Женя сказал, чтобы мы слезли с подоконника и что он с нами еще поговорит. В этом мы не сомневались. Женя поболтать с нами очень любил. Особенно серьезно. Особенно насчет дисциплины. Вичка высказалась насчет неприличного и нас. Женя взбесился еще сильнее. Мы ликовали. Он был уверен, что мы развращаем детей. За развращаемого ребенка, правда, могла сойти только Ксюша, с чувством выполненного долга высунувшая пятнистое от краски лицо в дверной проем. Но Ксюша явно не была подвластна влиянию, и Женя это знал. Мы с Вичкой выиграли дело по всем статьям.

Пришли пацаны. Вичка даже выпрямила спину. Они посмотрели на нее как на своего брата, но с одобрением. Я была с желтыми пятнами и замужем. Стараться смысла я не видела. А Вичка была очень красивая и так, потому что у нее волосы лежали черными кудрявыми волнами и глаза светились как жемчуг. В комнате поднялся гвалт.

Вичка встала, я обняла ее, положив голову ей на грудь. Она про что-то пошутила. Мы посмеялись. Пришел Пашка. Тоже пошутил. Мы обиделись. Он спросил, не спрашивала ли Ксюша про красного гиганта и эр зайца. Мы заверили, что спрашивала. Вичка ушла с Пашей. Раньше он ей нравился. Это было очень-очень давно. Со мной такого никогда не будет. Я замужем.

Я легла на подоконник, потому что я ждала. Хотя, конечно, это было бессмысленно, я знала, что он придет еще не скоро и ждать надо начинать попозже. Но я все равно ждала. Вичка вернулась, и я попросила подождать вместе со мной. Она молча села рядом и я упала ей на плечо. Мне вдруг стало невыносимо жаль ее, стало стыдно перед ней и я заплакала. В комнате орали и устраивали вакхические пляски. Вичка обняла меня.

- Вика, Вичка, знаешь, я люблю тебя, все равно на все, на то, что я еще кого-то люблю, ведь знаешь, ты лучше всех, - я бросилась к ней, насколько могла броситься, находясь в ее руках. Я плакала и целовала ее, а Вика боялась, что будет как в прошлый раз и я опять убегу босиком. Только тогда я вышла замуж, а что случится сейчас — нельзя даже предположить. Так она сказала. Я рассмеялась, и она сказала, что я чудо и что мне не идет плакать. Я сказала, что едет. Это было глупо. Мы пошли в комнату.

Там играли в карты и рвалась музыка. Среди разгоряченных лиц мелькало и некрасивое, невероятно живое и открытое лицо Поли. Ее мне тоже было жалко. Я влезла на Ксюшину кровать, глядя сверху на всех. Его я тоже увидела, но он был далеко и чужой. Он громко смеялся, обняв за плечи Полю и, кажется, травил анекдоты про красного гиганта вместе с Пашей. Вика оказалась среди них. Я с ногами влезла на постель. У Ксюхи было много всякого хлама и «Война и мир», открытая на четырнадцатой странице. Я легла. Надо было подумать.

***

У меня есть жена.

Ей тоже пятнадцать. И мне.

Я сидел на крыше, когда она влезла туда — босая и в платье. Она сказала, что Вичка ее не любит. Это была неправда. Она села рядом со мной и начала рассказывать что-то. Я вдруг с радостью подумал, что она свихнулась и предложил ей пожениться. Тогда она сняла с себя цепочку с часами и отдала ее мне. Я стянул с руки феньку. На ее запястье она болталась, но это было ничего. Я ее обнял. Не руку, конечно, а всю мою жену. Как мог. За плечи, примерно.

Она из Гжелевской, голубой комнаты. Там живут еще Ксенька, Поля и Вичка. Вичка красивая, это факт. Она Пашке раньше нравилась. А сейчас у Пашки есть красный гигант и Ксюша. И им втроем отлично.

Им и будет хорошо. Потому что они изобрели красного гиганта заново. Это вообще очень круто, когда ты можешь изобрести что-то в мире заново. Ну, сос мыслом, если помнит кто, и вообще. Я, правда, сейчас уже не такой дурак, но все же.

Она сказала, что любит меня даже больше, чем свою Вичку. Мне было приятно. Я её сказал, что тоже. Хотел сказать про Пашку, но это получалось неприлично. К тому же, я знал, что она врет. Она предложила пойти на обрыв и кидать в лес камни. Леса и обрыва не было, но я ей поверил. Мне захотелось найти красного гиганта — эр Зайца, и мы пошли. Взявшись за руки, конечно. Хотя они у меня были в краске. Но тут все в краске.

- Женька говорит, что мы черти, - она улыбнулась. Я сказал, что Женька просто завидует.

Мы пришли к обрыву и я показал ей красного гиганта. А потом мы поймали улитку. Я не решился опускать ее на склон и посадил на траву.

Мне захотелось гитару и еще стало стыдно за громкоту. Она сказала, что это ничего и быть матерью-героиней — это клево. Мы заговорили про то, что курят старшие. Решили, что мы и без того достаточно не в себе. Мы попытались поиграться и с этим, но вышло глупо.

Мы сидели на скамеечки у кампуса. Было классно. Я сбегал за гитарой. Спели «Матерь богов». А потом нас прогнал Женя.

Так я поженился. А потом сошел с ума. Но одно с другим точно было связано, ведь теперь я оказался как бы и ею тоже — а моя жена всегда была немного странной. Но зато гжелка ее уважала. Там она была вроде как за главную. И даже в крутом Торжке с ней считались. Она конечно была не моей, а Вичкиной — мне приходилось лишь служить ей, пока разрешалось. Платонически и родственно. Она была мелкая, тощая, лохматая и увешанная феньками. А еще рыженькая и очень красивая. А я нес за нее ответственность. Чтобы она и дальше была умной и красивой. А еще не была такой маленькой и худенькой. Иначе ее могло случайно унести ветром.

Мне очень это понравилось. Вдруг. Меня это болезненно испугало.

***

Я влез на ксюшину кровать, сел на ее край, свесив ноги, и спросил, осталась ли краска. Она сказала, что желтая закончилась, но где-то была красная. Если ее еще не пустили в расход. Хотя она не видела. Она тоже села рядом со мной. Я посмотрел на нее.

Тощая, костлявая, с растрепанной косой и огромными светлыми глазами — она вряд ли была красивой. Но она все-таки была. Вообще, наверное, потому что все здесь были похожи на мешки с костями и я к такому привык. Во мне что-то волновалось и мне было противно от того, что я тут недавно стоял и кричал. Мне захотелось чего-то — но чего я не понял. Мне нравилось, что снизу все шумят, а рядом сидит она — очень спокойная и худая, хотя места было мало.

Я сел к стене, так, чтобы передо мной оказалась ее голова. Я распустил ее косу, так, что все рыжие волосы разом тяжело рухнули, завиваясь кольцами. Заплетать косы я не умел, но мне нравилось держать живой, горячий огонь в своих ладонях. Он рассыпался и жегся, но что-то было — правда — в этом.

Коса вышла не лучше прежней, но теперь открылись голые, острые плечи, на одном из которых был маленький, побелевший ожог. Я протянул руку и потрогал потолок. Он оказался шершавым. Меня это почему-то удивило. А еще на нем был нарисован красный гигант. Вероятно, это был он — потому что нечто красное, желтое, рыжее большое и расплывшееся от плохой краски из дешевого аэрозоля не могло быть чем-то другим. Я потрогал и его. Пальцы у меня покраснели. Я мазнул ими по побелке. Кажется, немного разодрав кожу. Я подумал, что если еще немного вытянусь и сяду по-ровнее, я упрусь головой в красного гиганта.

- Ну его, пойдем.

Я спрыгнул на пол, она замешкалась, подняв голову к гиганту. Вичка немного шарахнулась, посмотрев на меня странным взглядом, тяжело блеснув черными, угольными глазами. Я снова подумал, что она неприлично красива. Я хотел выйти, но Вичка меня остановила и вдруг тихо сказала:

- Держись лучше крепче, она тебе сожжет. Как красный гигант.

Я оглянулся, и сзади Вички увидел что-то странное — из зеркала на меня смотрел бледный старик с часами на груди.