Короткое описание: Под впечатлением от Чистого неба.Война и сталинский террор.
1943
Колонка. Ржавая и скрипучая. Я помню ее с детства. Мальчишками, каждое лето мы бегали к ней, чтобы напиться холодной воды и наполнить свои брызгалки – пластиковые бутылочки из-под клея. И Сашка бегал. Сейчас-то вон он, корчится у колонки, в пыли, с разбитым лицом и выбитым глазом, а я сижу в кустах калины, как на горшке, и слушаю смех чертовых фрицев. Они умываются; их двое и один качает воду другому. Не старше двадцати, желторотики, они забили прикладами Саньку так, что дышать ему осталось не больше часа. Говорил я ему, что здесь могут быть немцы, так нет, поперся он водички попить. Вот и попил, аж захлебнулся. Мне бы сейчас трехлинейку и штык, я бы застал этих мразей врасплох. Но кроме гребаных ягод калины в карманах лагерной фуфайки у меня ни хрена не осталось, да и не было ничего. Песок, который мне засыпали туда фашисты, я высыпал, когда мы бежали через лес. Рвал зашитые карманы красными пальцами, которыми пять минут назад давил глаза немецкому вертухаю и думал - ведь выдавил же, зачем потом душил его, мертвого? Нас заметили уже тогда, и мы ни черта не успели снять с этой падали, уносили ноги, как могли, под выстрелы и крики, под лай их натасканных овчарок. Ушли лесом, болотами, знали - из-за двух рядовых в топь они не полезут. Дошли до родной деревни, не встретили ни одного партизана, думали хоть тут свои…а оно вона как вышло. И здесь пообсели, сукины дети. Грызу грязный ноготь и думаю – как? Как эту сволоту завалить и Сашке помочь? А они смеются, на своем тарабарском гавкают, черти лысые. Морды лоснятся, видать всю деревню пообобрали, подонки! И девок поизнасиловали. Нет там моей Катьки, уехала она в Новосибирск, письмо присылала полгода назад, в сорок втором, писала, что на заводе устроилась, мины они там делают. Писала, что ждет…а может и не ждет вовсе. Писала, что отбила меня у нее девка эта проклятая, война. Письмо – треугольничек свернутый, развернул его, а там пятна от слез, чернила расползлись. Писала когда - плакала. А я к ней и сбежал - что там теперь с военнопленными делают, в тыл отправляют, на производстве трудиться? Увидеться бы с ней, а потом обратно, давить поганую свастику русскими сапогами! Думаю – разрешат. Кому молиться? Ни в кого не верю, ни в бога, ни в черта. Церковь-то была при царе. Делили народные земли, боженькой прикрывшись. А ведь и, правда, был бы бог, разве позволил такому случиться? Когда детей убивают, когда в блокадах люди гибнут, а их голодные съедают, и растягивают мясо, чтобы наподольше. Пальцы с ног режут, вместе с ногтями, и обманывают, обманывают себя, что это крысятина, а ведь крысы-то все сами давным-давно с голоду сдохли. И зареветь бы, да слез не осталось, высохли. Вырвался из блокады отряд один, в десять человек, рассказывали. В аду побывали, какой он есть на земле. А рая еще никто не видел, только манят попы нас красивыми сказками, а выходит, что только ад и существует. Сам я выжил, сам выбрался. На себя молиться и буду. Фрицы у колонки ружьишки поставили, папиросы достали, расслабились. Выскакиваю из кустов, как леший, и одному с локтя так припечатываю, что исчезает его сигарета в красных брызгах. Хватаю его за шкварник, и швыряю на землю. А второй пытается вырвать маузер из кобуры, но я винтовку вперед хватаю и в живот ему. Одну пулю. И вторую. Так, что сгибает его пополам, а все кишки в кашу, в месиво. Того падлюку, с разбитыми губами, штыком в спину. Звук – как лопатой в чернозем. Бью и бью. А он ползет. Таракана живее. Но потом падает в пыль, замирает. Санька-то ничего не понял, куда там, при смерти. Стонет только, да корчится. Да и не Сашка, кажется – бабай, без лица, губы разорваны, зубы выбиты, нос расплющен, вместо глаза дыра…Тащить его? Не уйдем мы вдвоем, да и не дотащу я его до больнички, помрет. А оставлять мучиться на дороге, где фрицы кишат… Отволакиваю в лес и долго не решаюсь. Держу дуло винтовки у его лба и не могу себя заставить. Прости, говорю. Прости, Санек. А палец на курке дрожит. Ждал, ждал, пока он сам не умер. А вокруг комары кишат, да мухи. Там-то, на войне, когда в окопах лежали, тоже мухи были. Жужжали окаянные, хоть уши затыкай. На вонь слетались. Боец еще цепляется за жизнь - в грязь упадет, дышит, а рой над ним уже черной тучею. Облепят всего, а он и не отмахивается, сил нету. Так и помирает. И лежит, гниет. А ты рядом – вони не чувствуешь, привык уже. Это новобранцы самокрутки ломали, да в ноздри вставляли, чтобы не задохнуться, а ты табак бережешь, кисет у сердца хранишь. У самого уже ноги воняют, пора от опарышей чистить, а тебе всю ночь сыр грезится. Так хотелось мне его там, а теперь знаю – в жизни куска не съем. Земля в лесу сырая, видать дожди прошли. Рою Саньке могилу штыком, а сам о его матушке думаю. Ведь не старая еще, совсем молоденькой его родила. Да пережила, получается. Если, конечно, жива осталась после оккупации. И уж не знаю, что лучше. Бросаю Сашке на лицо землю горстями, и выть хочется от несправедливости этой. Ему бы жить да жить, семью завести, в колхозе работать…а я закапываю его здесь, в лесу, как дворнягу безродную, в безымянной могиле. Но клянусь, выживу если, отыщу и всем расскажу, что здесь Санька Котов лежит – русский солдат, отдавший жизнь за отечество. Бросаю ему на могилу калиновых ягод и ухожу лесом. И деревню стороной обхожу. Немцы там - если кто в живых остался, того уж и не тронут. Кормятся они там, псы шелудивые. Ну, ничего, вот встречу наших, и вернемся мы, накормим вас досыта, с добавкой! *** Встретил наших, называется. Сижу под арестом, пятые сутки, на соленой воде. Сталин сказал – нет у нас военнопленных, есть изменники родины, дезертиры и трусы. Сидим мы здесь, полный подвал изменников, и летчика слушаем, который отказался бомбить лагеря для военнопленных, где фашисты наших держали. Верховный главнокомандующий приказал на хрен разнести все эти скопища предателей. А летчик отказался. И его в НКВД сразу, зубы ему там выбили и попрекали все, мол, родину предал. А может и предал, говорит, только себя не предавал. А они его сапогами по ребрам. Героя, у которого больше сотни боевых вылетов, и десять подбитых «мессеров». Наиздевались вдоволь, погоны сорвали и в подвал. К таким же изменникам и предателям. Кто-то говорит, что штрафинками пойдем, искупать кровью. Кто-то, что здесь к стенке поставят, без суда и следствия. Одно – пушечное мясо. Комиссары приходят и уводят по одному. Куда – никто не знает. Верим, что обратно, на фронт. Меня, наверху, в кабинете, тоже долго допрашивали. Все пытались подловить, думали - шпион. Расспрашивали о близких – виделся ли после плена. А я хотел было про Катьку, рот раскрыл, да вовремя смолчал, сиротой сказался. Да ведь так оно и есть на самом деле, не осталось у меня никого, кроме нее. Теперь-то вижу, что правильно сделал, семьям тех, кто со мной томится, тоже несладко приходится. У стены капитан сидит, босоногий, бинтами перемотанный. Долго молчал, слушал нас. А потом видать не выдержал и рассказал, как застрелиться хотел, когда немцы их в плен брали. Одна пуля осталась, говорит, в рот пистолет вставил, сжал дуло так, что зубы закрошились, курок спустил и осечка. И тоже в концлагерь. Бежали оттуда через месяц, втроем, с двумя летчиками, а фрицы за ними по следу собак пустили. Догнала их свора в поле, что и спрятаться было негде, и давай на куски рвать. Он рассказывает и пальцы сжимает, как будто и сейчас тех собак душит, а я вижу, что все руки у него шрамах. Один в живых остался. К партизанам попал. Подлатали его и вывели к нашим. А в НКВД крыса тыловая ему и выдает, улыбаясь – шпион ты, по глазам вижу, убил свидетелей, а теперь на жалость давишь? И тоже в подвал, за измену родине, за дезертирство к классовому врагу. Перебежчиком назвали, говорит. И спрашивает у нас - за кого сражался? За что? За такую свободу, которая у стенки, в гнилом подвале? Многие говорят, что мертвыми возвращаются из немецких лагерей, а я вам скажу – никогда я не хотел так жить, как там, за колючей проволокой! Потому и выжил. И вернулся. А убили меня уже здесь, в этом подвале. Свои убили. Капитана того увели рано утром. И больше он не вернулся. А на следующее утро пришли и за мной. Куда? – спрашиваю. Молчат. Ну, коли так – пошли. На улице свежо, небо серое, как перед дождем. Жмурюсь от света, глазам больно. Ведут меня куда-то за угол, за плечи держат. Отталкивают, а я даже выстрелов не слышу. Только удар в живот и резь в кишках. Отшатываюсь, спотыкаюсь и кубарем вниз, в сырую яму. Скатываюсь на дно и вижу синющую руку в шрамах. Капитан…так вот они куда нас всех…
Во-первых - спасибо за отзывы и критику, если захотелось написать, не важно, возмутиться или похвалить, значит произведение не оставило равнодушным. Во-вторых же хочется сказать, что история никогда не бывает однобокой. Мне смешно порой слышать, как в автобусах бабульки говорят - вот, итить-колотить, Сталина на них нету! А на кого нету-то?Что же - значит история их семьи однобока, в ней не было расстрелов и арестов. Сталин - военный преступник, такой же, как Гитлер, и та толпа людей, о который вы говорите - "лишь толпа", была брошена отважными генералами в мясорубку, где им предстояло стать пушечным мясом.Значит не было в семьях тех бабулек маршала Тухачевского, который травил ипритом своих же, еще до войны, мол - слишком богато живут, кулаки, что с них взять? Стокгольмским синдромом попахивает. Бомбежка лагерей - известный факт, автор понимает о чем пишет. Расстрелы священников - известный факт. История советов, история инквизиции - многогранна. Все, что следует помнить, читая 1943 и Молот ведьм.
А комментатор знает, что это не публицистика, где, как бы, нужны эти НКВДшные факты, а рассказ от 1-го лица, где 1-е лицо, протагонист, может и не знать. Например, моя бабушка, царствие ей, когда рассказывала о второй мировой, говорила о том, что она пережила, а не то чем кто там по протоколу занимался, поэтому критика ваша, увы, не уместна тут. Более того, решать за автора, что ему следует писать в произведении, может только... да никто.
Давненько я не заглядывал сюда; ушел в сценарную работу, скоро фильм снимаю (эт я пропиарился). Зашел, глянул в рейтинги, обнаружил рассказ, прочитал описалку (яжисторик) и полез читать. Для начала: я эту тематику на дух не переношу. Слишком долго она из каждого шланга играет. Ну и еще может потому, что мне через три дня сдавать вторую мировую, дох*я вопросов и вообще бесит. Написано ну ооочень красиво, ничего не скажешь. Но автоматически все красивые слова и мастерский стиль в произведениях такого рода становятся мебелью. Пахнет слёзовыжималкой. История-то древняя, только аранжировку ты лучше сделал, чем было. Реализма больше, за что отдельное огромное спасибо. Но конец предсказуемый. Я его уже с третьей строчки знал. По сути иного финала быть не могло, потому что реализм. Опять таки взвалил ты на себя (не знаю, осознанно или нет) дидактическую задачу. Показать, что и так было и тем самым оттянуть непонятно куда часть электората КПРФ. А любое дидактическое произведение теряет свою художественную ценность. В общем я предлагаю два варианта: либо расширить листов на 200 (минимум), что уничтожит одностороннюю оценку и добавит художественности (если конечно ты не будешь растягивать пробелами или абзацами), либо же никогда к этой тематике больше не возвращаться и вернуться к тем темам, где ты уже достиг успеха. Не знаю как тебе, но мне больше по душе второй вариант. По моей системе выставляю высший балл: +1
groznij040493 , спасибо, ценно. Столь категоричен "никогда к этой тематике больше не возвращаться " я не буду, разумеется) Но я пока, вообще, в творческом отпуске, так что ни к старым темам, ни к новым возвращаться не буду, совершенно не тянет писать. Мне хотелось показать войну с другой стороны.Да, сильное впечатление произвел советский фильм, ибо мне и в голову не могло прийти, что ТОГДА говорили о ТАКОМ.Разумеется я знал о сталинском терроре, ибо тоже с историей в хороших отношениях.Но именно после фильма решил написать эту вещь, и написал, кстати, довольно быстро, дня за два.Финал - да, другого быть и не могло.Я говорю от лица героя о войне в настоящем времени.Чтобы читателю история казалась ближе, чтобы он был с героем здесь и сейчас до самого конца. Таким образом редко говорят о войне, мне кажется... "Когда государство начинает убивать, оно всегда называет себя Родиной" (Август Стриндберг) - электорат должен это знать, и понимать, что войну выиграл не Сталин со своими мясниками-генералами. Войну выиграл русский народ.
Не знали Петька и ВИЧ, как пишется фторник - фторник или фторнек.А им поручили написать объявление о собрании в этот день, в 19-00.Заглянули в словарь, а там на букву ф - только фляжка, фуражка и флажок. Ну, и написали - собрание будет в день, раньше среды, в 19-00.
Я когда эти "Ф" вижу, у меня всегда в памяти этот анекдот всплывает. Спасибо за мнение. Опасность всегда обостряет наши чувства.Пускай так и будет. Чтобы не было больше так, как в рассказе.
Насыщено. Хоть и перечитал этих историй много, а все тянет. Особенно когда таким вот языком, будто сам бежишь, дерешься, в подвале сидишь - хорошо ощутимая динамика. Хороший финал. Другого тут и быть не должно. Спасибо за крепкий рассказ. Рейтинг.
Для начала хочется сказать всем спасибо. Это реально круто, что столько человек отписалось, столько прочитало, и стольких эта вещь не оставила равнодушными. Все же - те годы забываются нынешним поколением.Я думал так.Рад, что ошибался.Рад, что удалось показать и донести историю так, что Вам всем было интересно. Хо3яиН - У меня редко бывают хэппи-энды. А здесь хотелось быть особо реалистичным.В те времена...сколько таких Катек было?К сожалению - не пересчитать(с уважением и к вам. AlanaDargo - Наконец-то у меня получилось вас удивить))Ну, так - хотел встретить и встретил. Почему сбило?) Рассказ вырван из жизни.Мне хотелось показать солдата ДО и ПОСЛЕ.Казалось бы - что может быть хуже войны, хуже этого ада на земле?Оказывается - может. На меня очень сильно подействовал советский фильм "Чистое небо". Казалось бы - [b]тогда [/b,]снимать о таком...фильм долго лежал на полке.Рад,что сейчас, какая-никакая, но свобода слова существует. Можно говорить о прошлом. И даже немного о настоящем) Думаю - главное, это искать правду у себя в сердце. Еще раз всем спасибо)
Ну... Ожидала, что он будет добираться до своих, хоть в паре слов. Вы его будто телепорталкой перебросили. Но смотрю сбило только меня. Кажется, я просто не с той ноги встала. ))) Удивили, это точно
Стилизация хороша, очень даже. Передает весь внутренний мир гг. Жестокий, грубый, сильный, мужской советский, колхозный ( в хорошем смысле этого слова) внутренний мир. С самого начала понимаешь, что счастливого конца ждать не придется, это реальность, а не сказка. Письмо с того света. Без адресата, так, для всех, что бы знали. Что бы было стыдно, за тех кто открыл второй фронт в тылу. Все реалии войны показаны с точки зрения мельчащей ее шестеренки - рядового солдата. Очень люблю мелкие детали, вроде самокруток в носу, сразу окунают и заставляют верить, ведь кто не был не знает. Очень понравилось!
"А убили меня уже здесь, в этом подвале. Свои убили." да, вот это кольнуло особнно сильно. Представилось, как будто сидят они, вот так же, как до того в подвале и каждыйй рассказывает, как умер. Чего они ждут, что с ними даьше будет? Мурашки по спине. Страшный рассказ, живой и страшный. Спасибо автору. В рейтинг.
вроде бы я этот рассказ уже читала. Про колонку точно помню. Сильно. Да, автора здесь не узнать) Но стилизация понравилась. Самое интересное, что когда читаешь, то особо не ощущаешь весь ужас происходящего. Зато после прочтения остается такое послевкусие... Когда анализировать начинаешь, обдумывать прочтенное. Ведь так было. На самом деле было. Вот что самое страшное.
Даже стиль не узнала. Не похоже на то, как вы обычно пишите. ))) Ну, ничего, вот встречу наших, и вернемся мы, накормим вас досыта, с добавкой! *** Встретил наших, называется. Резкий переход. Сбило как-то.
Имхо. Ощущение будто рассказ вырван из чего-то большего. Это как-то портит все впечатление после прочтения... Ждешь, ждешь чего-то такого... Фиг его знает чего....Может чуда и то как герой покажет матушке могилу друга? А его в яму. И конец. Но читать было интересно. А вот финал не понравился.
Ух как жестко. Никакого хеппи енда! Автор, может пусть гг все таки в живых останется? А то обидно, за него до жути. Там сбежал, тут за друга супостатам отомстил, а здесь его свои же...А ведь у него Катька в Новосибирске! С уважением.
0
