Сидя на кровати, девочка теребила кайму покрывала, вышитую орнаментом из пальмовых листьев. В окна с лучами заката влетал веселый смех детей, игравших на дворцовой площади. Свет разбивался о стену, расписанную летящими журавлями, и словно бы превращал их в живых птиц.

Перед глазами Европы, как наваждение, стоял грозный лик матери. Казалось, что она все еще тут, в комнате, строгим голосом выговаривает девочке, что непозволительно царской дочери носиться с дворовой ребятней, играть в их дурные игры, а потом ходить с разбитыми коленками. Европа спрятала лицо в ладонях – стыд до сих пор пылал на ее щеках. Ведь не беззаботные детские игры разгневали Телефассу – поцелуй с Диоклом, тринадцатилетним сыном начальника дворцовой стражи. Он давно преследовал Европу, да и не только он – Ифит, Теламон, сыновья богатейшего судовладельца, и даже почти взрослый Калаид. Их неизменное внимание и неприкрытое восхищение заставляло девочку сбегать из-под присмотра старой няньки.

Боль не давала слезам высохнуть, спина и ноги горели – по приказу матери девочку высекли и настрого запретили покидать покои. К тому же Телефасса пригрозила рассказать отцу, а девочка до ужаса боялась его. Агенор был истинным сыном земли, которой правил. Безжалостное финикийское солнце, казалось, выжгло и иссушило его сердце, не оставив даже капли мягкости и уступчивости.

Девочка знала, ей по секрету рассказала нянька Исмена, что отец добивался сделать Европу женой одного из сыновей Бела, великого царя египетского и своего брата. То ли уговорами и увещеваниями, то ли хитростью правителю Сидона это удалось, и по достижении шестнадцати лет Европа должна была отправиться в Египет.

Шум легких торопливых шагов прервал размышления девочки. Тяжелая кедровая дверь отворилась бесшумно, и в комнату вошел Кадм. Наверняка, прямиком с охоты – как и был, в кожаных штанах с алым, расшитым золотом поясом, с сумкой для наконечников, перекинутой через плечо и растрепанными волосами, - направился к сестре.

Кадм пересек комнату и уселся на скамеечку для ног у кровати Европы, подняв на нее сияющий синий взор.

- Опять ревела?

Девочка кивнула. И отчего-то ей снова захотелось плакать. Нестерпимо. Предательские слезы тот час навернулись на глаза.

- Меня наказали и высекли, - девочка всхлипнула, пытаясь их унять. – И запретили выходить из комнат.

Кадм ласково провел по волосам сестры.

- Ну что же ты ревешь? Подумаешь, запретили. Как будто первый раз. Через месяц опять по двору будешь бегать, - когда брат так говорил, Европе хотелось забыть все свои печали и смеяться вместе с ним.

- Нет, Кадм, - девочке кое-как удалось справиться со слезами, - Исмена сказала, что скоро меня отправят в храм Великой Матери, а потом в Египет.

- В Египет? – глаза Кадма распахнулись во всю ширь. – Европа, да ты же царицей египетской станешь!

- А я не хочу! Они, египтяне, как отец! Такие же жестокие и страшные. Я их боюсь, и царя, дядю нашего, Бела больше всех.

Девочка опять неудержимо расплакалась, а брат, вздохнув, зажал ее тонкие пальчики в своей руке и принялся утешать.

- Знаешь, мне отец однажды рассказывал… Боги всегда смотрят на нас с Олимпа. И днем, и ночью наблюдают, безмолвствуя, за людьми, своими творениями. Иногда они хмурятся – когда люди начинают жаловаться и плакать, а иногда смеются – смелые всегда вызывают у богов восторг.

Краем шелкового пояса Кадм вытер сестрино лицо.

- Не плачь, Европа, не гневи богов. Они мстят слабым, а сильных награждают. Что бы ни случилось, не падай духом, - мальчик отпустил руку Европы и полез в плечевую сумку. - Смотри, что я достал сегодня! Настоящие, критские.

Он поставил на стол, на котором горела малахитовая лампа на резной подставке, две фигурки из слоновой кости. Любопытство высушило слезы, и девочка с интересом разглядывала их.

- Выбирай! Дарю тебе любую.

Европа выбрала белоснежного быка с выгнутыми полумесяцем золотыми рогами и перламутровыми глазами. Кадму же досталась корова с золотистыми пятнами на боках.

- На счастье, - от его улыбки становилось тепло и уютно. – Нашу прабабку сам Зевс-Громовержец почтил любовью и превратил в корову, спасая от гнева Геры. Эти фигурки несомненно принесут нам его милость. Только ты, Европа, больше не плачь никогда и не печалься.

***

Волны лизали берег, пенились и шипели, мягко перекатывая гальку. Обняв колени, Европа наблюдала, как одна за одной тускнели звезды, и слушала вкрадчивый голос ночного прибоя. Луна, еще не покинувшая своего пьедестала, гладила белый песок и морскую гладь, облекая все вокруг в неопределенность и обман. Девушка не представляла, где она находилась, сколько времени прошло, где ее дерзкий спутник, ее…

Она провела несколько лет под присмотром жрицы Великой Матери в одном из финикийских храмов. В краю, где всюду витал смолистый запах, а умиротворенную тишину нарушало лишь воркование лесных голубей да шум кедровых верхушек, не знавших покоя. Европе минуло шестнадцать, и она вернулась в Сидон.

С тех пор Агенору начали досаждать со сватовством правители соседних городов, мечтая породниться с могущественнейшим царем Финикии. А отец Европы не находил места от злости – Бел не сдержал обещания и женил обоих своих сыновей. Дни напролет Агенор проводил в раздумьях, как повыгоднее продать единственную дочь.

Но Европа не задумывалась над этим. Каждый день с подругами она убегала на морской берег, чтобы вновь увидеть таинственного юношу, издали наблюдавшего за ней. Однажды девушка тайком покинула своих спутниц, решив встретиться с юношей. С того дня все и понеслось, перевернулось, завертелось. Загадочный и робкий юноша пригласил ее посмотреть корабль. Ветер трепал черный парус с белоснежным луннорогим быком, заставив Европу замереть от удивления. Бык был совсем, как памятный подарок Кадма. Она согласилась взойти на корабль. А дальше помнила лишь море. Синее-синее – такого и не нарисуют даже. Незнакомый берег, пещера, где они укрылись от дождя, да жемчужный мельчайший песок, ласкающий кожу… Нежный голос шептал Европе, что быть ей царицей Крита. Он так и не назвал своего имени, но подарил девушке ожерелье из дивных синих камней. Она задумчиво перебирала пальцами, восхищаясь их гладкостью. «Это сарпедон», - последние слова случайного возлюбленного, которые услышала Европа перед тем, как сон сомкнул ее веки.

Он исчез, не оставив даже следов на песке.

Так девушка и сидела недвижно у входа в пещеру, пока заря не приподняла сумеречную вуаль с горизонта, обнажив розоватое небо, и солнце украдкой дотронулось первым лучом лица Европы.

Девушка тряхнула разметавшимися волосами, чтобы прогнать зачарованное оцепенение. Надо идти, оставаться на месте нельзя, иначе обреченность и одиночество скуют сердце, заставят ее плакать. А ведь боги смотрят…

Европа медленно побрела прочь от скал и пещеры, давшей ей приют.

***

Утреннее солнце обвило лучами алые колонны терассы Малого дворца. Астерий отослал посыльного, принесшего странные вести из Феста, и приказал конюшему приготовить колесницу для поездки в порт. Волы и роскошная телега, на которой обычно ездили цари, не годилась для такого чудного утра. Нет-нет, Астерий собирался промчаться на колеснице, запряженной не лошадьми даже, а истинными сыновьями северного ветра. Кони, подаренные послами с Востока, принадлежали Радаманту, отцу. Он умер прошлой зимой, оставив кносский трон сыну. Но Астерий так и не вернулся в царский дворец. Он покинул его несколько лет назад, следуя предсказанию оракула, и поселился на восточном побережье близ Феста. Наследник Крита ждал.

Правители всех восьмидесяти девяти городов острова были счастливы отдать любую из своих дочерей ему в жены. Но ни Радамант, ни Астерий так и не остановили выбора ни на одной из них. Слишком уж могущественен был культ Богини-Матери на Крите, слишком уж большое влияние приобрела бы царица, а с ней и многочисленная ее родня. Поэтому Астерий покинул столицу и ждал, даже сам не зная, верит ли он в предсказание или нет.

Кони, подгоняемые звонким голосом колесничего, мчались по дороге мимо шелестевших оливковых рощ. Летели с холмов вниз, в порт, где уже вовсю кипела жизнь – кричали торговцы, месили глину горшечники, отчаливали лодки рыбаков.

В Фесте Астерия встретил капитан портового гарнизона. Он снял золоченый шлем и приложил два пальца ко лбу в приветствии. Юноша лишь кивнул в ответ.

- Что же случилось, Актор? Что заставило тебя отправлять ко мне спозаранку посыльного?

- Мой господин, мы нашли девушку на берегу. Иноземку.

- Что же тут странного? Наверняка, захватили пираты на Родосе или Фере. Или, быть может, она прибыла с купцами.

- Мой господин, ни днем, ни ночью к нашим берегам не подходил ни один корабль.

Что ж, это по меньшей мере удивительно. Обуреваемый любопытством Астерий последовал за Актором в его дом, чтобы посмотреть на чужеземку.

Она стояла перед ним, статная и высокая, в восточном платье с крупным орнаментом. По плечам змеились темные густые пряди, а серые глаза глядели растеряно и трогательно.

- Может быть она спаслась вплавь с тонущего корабля? – Астерий не мог оторвать глаз от загадочной красавицы.

- Нет, господин. У нее на шее было ожерелье. Как бы она могла сохранить его в бушующих волнах? Покажи.

Девушка раскрыла ладонь – темно-синие камни замерцали на солнце. Нет, не солгал оракул на горе Иде. Вот та, что по воле Зевса, станет царицей Крита. Не могла она быть никем, кроме как дочерью Посейдона. Только могущественный бог мог перенести девушку на берег, а эти синие камни – знак божественного происхождения.

- Как твое имя?

- Европа.

Критяне только восхитятся, если он возьмет в жены дочь их могучего покровителя и владетеля морской пучины. И к тому же у девушки нет родни…

***

С трудом освоилась Европа в незнакомой стране. Ей казалось, что куда бы она ни пошла, всюду за ней следили сотни взглядов. Чужих и страшных. Молчание Астерия не давало девушке покоя. О чем он думал, женившись на ней? Какие слова он сказал своему народу, что в день свадьбы правители всех критских городов безоговорочно признали Астерия царем? Да и сама Европа боялась рассказать мужу правду. Что не дочь она Посейдона, а финикийская царевна. Что отец, если верить вестям с Востока, ищет ее. Ищет того мелкого царька, что посмел украсть его дочь, надеясь на богатое приданное. Даже песни уже сложили, как красавицу унес белоснежный бог из моря. Братья отправились на поиски сестры, Агенор запретил им возвращаться в Сидон. Телефасса вскоре после бегства дочери слегла и в считанные дни сгорела в лихорадке.

Все эти вести приносили быстроходные корабли, рассекающие волны по всему свету и стремящиеся к критским берегам. Европа жила в Кноссе, в древнем дворце, который, казалось, возник в то же время, что и сам остров. Критяне называли его Лабиринтом. Что-то смутное и страшное сжимало сердце Европы, когда она случайно забредала в подземные коридоры. Девушка знала, что больше никогда не увидит ни отца, ни мать, ни любимого брата. Даже отправить письмо она не посмеет.

А критяне называли ее богиней. Пресвятой владычицей Лабиринта.

***

Астерий возвращался с похода на пиратов. Мечты создать непобедимый флот каждый раз разлетались на куски. Он планировал захватить тысячу островов, но даже маленький Кеос не давался ему. И неуловимые пираты постоянно разоряли побережье Крита.

Не получалось у Астерия стать великим царем. Неудачи в морских походах, спесь мелких царьков, несколько лет назад признавших его правителем всего Крита, и Европа… Слишком уж боготворили ее местные жители. Астерий не получал и сотую долю того обожания. В последнее время это начало его пугать – Европа стала проявлять непослушание. По своей воле она назвала третьего сына Сарпедоном, не взирая на древний обычай давать ребенку имя предка по мужской линии. Астерий осыпал ее вопросами, а она отмалчивалась. Действительно, кем была эта загадочная девушка?

Со временем он заподозрил жену в том, что она хочет свергнуть его и править сама. Не давал покоя ему и сын Минос – кто же был его отцом? Наследник кносского трона, не похожий ни на кого в роду критских царей.

Астерий становился все более подозрительным и мнительным. Доносы, интриги, казни воцарились в столице, что вызвало еще больше недовольства в народе.

Астерий возвращался с очередного похода, снова потерпев неудачу - его кораблям даже догнать пиратов не удалось.

Фест встретил его обычным оживлением и солдатами на причале. Два пальца ко лбу, верный Актор напуган и встревожен – глаза так и блестят, а лоб хмурится.

- Мой господин! – и замолк, боясь продолжить.

- Говори! Говори, в чем дело, - недоброе закралось в сердце Астерия.

- Царица Европа сбежала! В Амнисе, говорят, видели ее садившуюся на корабль, - Актор сглотнул судорожно. – Вместе с младшим принцем.

- Сбежала?! – удивление, негодование, гнев и страх смешали мысли. – Что за корабль?

- Похож на наши корабли, под парусом с белым быком.

Вне себя от гнева Астерий приказал казнить всю дворцовую прислугу и гарнизон Амниса и велел отправить погоню за Европой. Но неизвестный корабль растворился в необъятном море.

***

Европа уронила последнюю горсть камней на могилу сына. Она сама вырыла ее негнущимися от старости пальцами. И день, и ночь копала каменистую ликийскую землю, пытаясь отвлечься от боли, забыться, не думать.

Сарпедон умер от отравленной стрелы, пущенной вождем воинственного племени. Дикари напали на поселение, давшее приют Европе с сыном после многолетних скитаний по недружелюбной Ликии.

Ей больше ничего не оставалось делать, как остаться рядом с сыном и ждать. Чего? Она не знала. Может быть клыков дикого зверя, может быть стрелы варвара, а может быть гнева богов…

Как же ошибался Кадм, когда говорил, что они любят сильных и покорных их воле! Не проронив ни слезинки, не смея роптать, Европа всю жизнь подчинялась божественным прихотям. А в награду ей достались смерть любимого сына и одинокая старость на чужбине. Кадму повезло не больше – обе дочери погибли у него на глазах, внук не вернулся с охоты, а ему самому пришлось покинуть город, который он основал и в котором добился неслыханного ранее расцвета искусств и знаний.

 А быть может, это вовсе не боги виноваты? Ведь они лишь смотрят… 

Европа впервые за множество лет неудержимо расплакалась.