Пролог

-     , иди сюда. Видишь вот это? Оно называется рассвет.

Мэри указала пальцем на небо. Маленький оранжевый кружок солнца потихоньку выползал из-под земли,  постепенно окрашивая тучи в золотой цвет. Перед глазами медленно рассеивалась стена утреннего тумана, покатые пенистые волны просвечивались сквозь вуаль плотного воздуха. Их шорох долетал до маленьких ушек , Альба восторженно и напряженно ловила каждое движение океана, проглатывала каждый звук шепота мягких волн, вдыхала соленый аромат бриза. Это был ее первый рассвет возле океана.

Это таинственное зрелище все больше и больше захватывало малышку. Ей это представлялось таинством, величайшим секретом – наблюдать, как начинается новый день.

 Ветер игрался ее черными кудрями, подвязанными голубой ленточкой, приподнимал края тоненькой накидки.  Внезапно рывок воздуха сорвал с тоненьких плечиков шаль, и, высоко поднося над головой, направил назад. Мэри  кинулась вдогонку; ноги тонули в холодном вязком песке, шаги давались все труднее, но она упорно ловила шаль. Есть! Кусок материи зацепился за острый выступ скалы и она наконец схватила ее. Женщина, отдышавшись, ловко убрала волосы под чепец, победно подняла шаль над головой, развернулась и помахала ею Альбе. Сердце окатило ледяным дождем. Малышка была в метрах трех от берега, ее тельце вынырнуло с-под  голубой воды, тонкие ручки, облипшие водорослями, тянулись вверх, рукодельная шляпка слетела, выныривала и тонула среди пены. Ее широко распахнутые глаза с ужасом смотрели на восходящее солнце, будто с каждым сантиметром, которое оно преодолевало на пути к облакам, ее на столько же тянуло ко дну. Нежно розовый свет все ярче и смелее заполнял небо, проглатывая последние звезды.

- Альба! - Мэри кинулась с душераздирающим криком, но звук будто погряз в солнечных лучах, ноги все больше и больше застревали в влажном песке, подол платья был испачкан грязью, прилипшие ракушки и листья мешали сделать даже шаг. Песок проглатывал ее, чем сильнее она пыталась вырваться, тем крепче ее держала земля. Над океанским плесом виднелось только белое испуганное личико Альбы, рот судорожно глотал воздух.

Мэри была уже по шею в песке. Тело намертво застряло в земле, она не чувствовала конечностей, но лицо пылало, покрылось капельками пота, из горла вырывалось только оно слово – «Альба!». Вот уже в рот посыпались мокрые острые песчинки, врезаясь в десна и язык. Перед глазами осталась только узкая полоса неба и краешек моря, которое безжалостно бросало из стороны в сторону белую шляпку. «Альба!» - предсмертный крик застыл среди тонн песка, так и не вырвавшись на волю.

Мэри проснулась.

Глава 1 Клэр Клэрмонт.

Это было в далеком 1817 году. Мы были вольны, как птицы, трое юных путешественников – Мэри, Перси и я. Холмы родной Англии постепенно исчезают за синим горизонтом – впереди простирается Швейцария. Из маленького окна моего дилижанса виден скудный кусочек потрясающего ландшафта: белые, голубые и блекло-зеленые перекаты спрятались за толстой стеной плотного тумана. Маленький красный кружок солнца приближался к краю земли. Облака на верху неба еще хранили приятный отблеск угасающего дня, низ же был окрашен холодной синевой свежей весенней ночи. Мы только миновали каменистую область,  от жуткой тряски меня слегка тошнило, поэтому Перси попросил на минуту остановить карету.

 Когда я распахнула дверцу, в лицо  ударил холодный ветер, который сразу привел меня в чувство. После душной и утомительной поездки промозглый холод казался мне даром. Перед глазами раскинулся прекрасный вид, жалкий фрагмент я могла созерцать только сквозь окошко. Я стояла точно на границе; это не была еще Швейцария, но в метрах шестьсот  от кареты уже виднелась будка пограничника.  Это было удивительное чувство свободы – головокружительной, легкой, ничем не обязывающей и не требующей платы, настоящей, искренней и чистой свободы. Мы были вольны от предрассудков, от правил и канонов; мы поступали, как хотели, это было время совершения первых безрассудных проступков молодости: отчаянных, без башенных, легкомысленных; это было время для первой влюбленности, первых чувств, первых надежд и разочарований. Рана первой неудачной любви еще не зажила, в моем старом доме все напоминало о нем и я не могла больше удержать себя на месте.  Я, конечно, была слишком молода, что бы понимать всю нелогичной своего поступка – кинуть все и, сломя голову, мчаться в Швейцарию. Это считалось аморальным и недопустимым в современном обществе; честное  имя мое сестры стало омрачено пятном позора. Но разве жажда к свободе – это был грех? Разве стремление наконец стать счастливой – шаг к грехопадению? Мне они казались чувствами, дарованными от Бога, драгоценнейшими подарком для человека. Разве я тогда могла знать, что этот поступок не принесёт мне ничего, кроме страданий? Но в тот миг я думала только о предстоящем уик-энде в уголке Женевы и о том, что я смогу стереть свои воспоминания  навсегда, как он стер мое имя из своей памяти. Ах, если бы кто-то знал, что именно мои чувства к нему в будущем стали главной и решающей причиной окунутся с головой в водоворот событий.

Ночь не слышно, гладким гребнем бороздя густую высокую траву, тихо пробиралась к ногам. Я закрыла глаза и вдохнула полной грудью.

- Нет ничего прекраснее в этом мире, нежели ожидание скорой встречи со своей мечтой, не так ли? – за  спиной послышался голос Мэри. Ее руки заботливо опустили на мои плечи шаль, я ощутила легкое прикосновение тонких пальчиков. Она прижалась щекой к моей и я, поддаваясь внезапному порыву, крепко обняла ее.

Я прекрасно понимала, о чем она говорит – они с Перси наконец-то смогут наслаждаться друг другом, не опасаясь последствий, не ловя косых обвиняющих взглядов, не будучи изгоями и изгнанниками своего общества. Для них Швейцария была именно мечтой, желанием, страной, где можно было начать радостную совместную жизнь. Для меня же это было место, что бы скинуть бремя несчастной влюбленности. Глупая! Разве тогда могла я знать, что эта тянущая грусть, благородная печаль по захороненной любви лишь тень моего будущего горя. 

Она взяла в свои руки мое лицо:

- Ты чем-то обеспокоена?

Серые глаза спокойно и серьёзно смотрели на меня, будто пытались прочитать мои мысли. В такие моменты я полностью чувствовала  железную власть и огромную внутреннею силу Мэри. Она была миниатюрной, почти на голову ниже меня, но ее непреклонность и строгость создавали впечатление очень волевого и смелого человека.

Я попыталась весело улыбнуться, но это вышло у меня довольно коряво. 

- Это все из-за этой затеи? – В ее глазах блеснула горечь. - Ты жалеешь, да?

- Мэри, - я прижалась губами к ее руке. Совсем не юношеская проницательность в столь молодом обличии. Всего на год младше меня, но уж точно мудрее и сильнее. – Нет, дорогая, все в порядке.

Она отвернулась, и мне стало видно ее четко очерченный красивый профиль, нежный, мягкий, плавный. Она была слишком счастлива, что бы быть беспокойной, но и слишком самопожертвенно заботилась обо мне, что бы упустить грустную нотку в моем голосе.

- Нет, все действительно в порядке. – Повторила я, и это действительно было так. Бескрайние просторы вдохновляли меня, дарили силы для новой жизни, а мрачный отпечаток первой влюбленности, я была уверена, сотрут новые впечатления.

- Клэр, - нежно пропела она, - Клэр, как прекрасно быть влюбленной, как прекрасно ехать с любимым человеком рядом, чувствовать, что ты не одинок  этом мире! – Она внезапно замолчала, будто свежий поток горного воздуха забрал у нее вертевшиеся на языке слова, будто все мысли тотчас испарились и, смешавшись с туманом, пустились в небытие.

Мэри уже час как спала. Мне нравилось наблюдать, как Перси, любовно укрыв ее пледом, перебирает пальцами волосы.  Наверное, это было самое красивое зрелище -  двое юных, красивых влюбленных, потерянных в этом мире, но отчаянно ищущих дорогу к счастью мирно дремлют в неудобном дилижансе, забыв о всех колкостях и западнях этого жестокого мира. Создавалось ощущение, что ни одна беда не осмелится вторгнуться в храм их чистой и невинной любви, трогательной, как юный и хрупкий цветок.

Перед глазами проносились сонные маленькие селения, города, леса, горы и поля. Мы с каждым метром приближались к Женеве, с каждым метром я чувствовала, что прошлое необратимо – у меня нет возможности вернуться назад. Есть только неизведанное будущее, и оно буквально  двухсот миль.

Сон никак не приходил. Мне вспоминались обрывки прошедших дней в Лондоне. Я решила в последний раз прокрутить их в памяти и навсегда запрятать глубоко в сердце.

Перед глазами, как сейчас, стоит заснеженный парк. Я даже не позавтракала, а сразу решила посмотреть на первый снег. Прогуливаясь по скользким дорожкам сада, я едва не упала, если бы меня не подхватил один джентльмен. Так мы познакомились, и это показалось мне очень забавным и интересным. Он часто декламировал мне свои стихи, а я пела. Мы сидели перед камином на мягком диване, говорили о книгах, о эмоциях, о страстях. До этого я не знала значения этого слова. Откуда? Мне было всего 18 лет, я юна, неопытна, неискушенна. Страсть поглотила меня, мимолетно, это был импульс души, всплеск, беспорядочный и явно излишний в своей мере. Сначала это был интерес, азарт, он открывал мне новые грани человеческих страстей и желаний, но затем пришло новое чувство, всепоглощающее, огненное, стремительное взорвавшись в груди ярким пламенем и так же стремительно угаснувшее. Я ошибочно спутала его с любовью – это не было чувство глубокой привязанности, тем фундаментальным чувством, на котором построены большинство творений, раскрыты тайны тысяч душ, возведены храмы благословенной жизни. Я, повторюсь, была слишком юна, что бы отличить эти чувства друг от друга, а он был слишком падок к женщинам и слишком равнодушен к дальнейшим судьбам своих жертв, что легко позволял себя обожать. Эта была влюбленность, симпатия, влечение – называйте, как хотите, но не любовью. Сейчас, спустя много лет, я даже не знаю, жалею я об этом или нет. Возможно, все бы сложилось совсем иначе. Но, может, за всю жизнь у меня не было бы и тех божественных мгновений, в которых  я тонула во время пребывания с ним.

Итак, я наслаждалась этими зимними днями в Лондоне, я наслаждалась им, я мечтала о нем, говорила о нем, слушала о нем, грезила о нем. Для него я была очередной милой девочкой, неосмотрительно попав в сеть, но он для меня был всем. Однажды я узнала, что он срочно отъезжает из Англии. Я бросалась на колени, мое сердце рвалось на куски, я не могла понять, как там бессердечно можно было бросить девушку. Первые дни я страдала, бесконечно плакала и мучилась. Но потом я постепенно пришла в себя и поняла, что это был лишь мой первый опыт, о нет, отнюдь не опыт любви, опыт желания, опыт страсти, опыт вожделения и чем это чревато молодой девушке. Я сумела ничем не изобличить себя, хотя это было довольно сложно. Где бы ни упоминалось его имя – в разговоре, в споре, в газете – в моем сознании мимолетно проносились воспоминания. И все же эта история оставила глубокий отпечаток в моем сердце, она до сих пор скрыта за завесой моей души – первые впечатления от жизни никогда не проходят бесследно.

Постепенно со мной происходили перемены - я чувствовала, как чужды мне стали пустые разговоры за вышиванием, монотонные прогулки, глупые правила, чопорные манеры. И о, чудо – сводная сестра бежит со своим любимым навстречу к свободе и я, разумеется, не могла не составить ей компанию.

Ближе к середине дня мы прибыли в Колонью. Я всю ночь не спала, но совершенно не чувствовала усталости. Наш скромный дом находился прямо на берегу Женевского озера. Накопленных средств нам хватило только на маленький съемный коттедж на лето, но вид, который открывался с того места был  неописуем. Это был широкий, сплошь усеянный цветами брег, с сочной высокой травой, сотнями извилистых дорожек, лентами простилавшийся среди благоухающих солнцем полян. День выдался просто прекрасным, теплым, солнечным. Добравшись на место, мы с Мэри оставили слугу разбирать вещи, а сами отправились гулять по холмам, планируя в конце прогулки отправится посмотреть на волны.

- Я опасалась, что будет сыро и ветрено, но здесь просто великолепно! Посмотри на эти живописный пейзаж – мечта любого художника!  - Мэри блаженно зажмурилась, подставляя лицо солнцу и скидывая шерстяную накидку. – Думала, что здесь даже в мае холод, но это совсем не так!

Бодрость духа Мэри передалась и мне, я снова почувствовала, что свободна. Взобравшись на высокий склон, руки будто сами развелись в стороны, пальцы разомкнулись, улыбка невольно озарила лицо. Я подумала, как все-таки хороша эта идея – поселится на краю Женевского озера, хотя бы на лето.

Мэри сомкнула ладони на моей талии, она стояла прямо позади меня и я ощущала ее теплое дыхание на своей шее. Бурлящая жизненная энергия,  оптимизм, веселость так и лилась из нее. Мы все еще стояли на самой вершине выступа; вокруг разлилась чистейшей голубизны вода, игриво поблескивая.  Небо еще не казалось мне таким огромным, а воздух – таким звонким и прозрачным.

- Бежим! – Крикнула Мэри, потянув меня за собой назад, слетая со склона.

Что бы разместить свои скромные пожитки в небольшом коттеджике, нам понадобилось всего полдня. Наши комнаты были маленькими, но вполне уютными и опрятными. Мы не собирались проводить все время дома, поэтому скудная меблировка отнюдь нас не смущала.  У нас было только один постоянный слуга, который помог перенести чемоданы  и временная горничная, приходившая днем убрать и готовить пищу из купленных мною продуктов.

Первая неделя прошла необыкновенно хорошо. Утром, только проснувшись, я тихо, что бы не разбудить Мэри и Перси, одевала самое простое серое платье из своего гардероба, соломенную шляпку и отправлялась на берег озера, что бы купить у рыбаков только пойманную свежую рыбу. По дороге я собирала охапок цветов для Мэри и наслаждалась голубыми горами, дымным очертанием видневшихся на противоположном берегу. Утром было довольно холодно, и я, кутаясь в шерстяной шарф, брела под шум волн вдоль берега.

К завтраку я была уже дома, мы вместе ели, а затем шли кататься на лодках. После обеда Перси уходил на летнюю беседку, что бы побыть наедине с мыслями и написать хоть пару страниц какого-то сочинения. В это время мы отправлялись погулять по городу,  затем снова возвращались к морю и Мэри каждый раз что-то чертила на песке кончиком своего зонтика. Под вечер мы приходили домой и следовала одна и та же сцена, будто из отрывка какой-то книги:

Мэри заставала Перси сидящим возле камина в зале, среди вороха исписанных бумаг с застывшим сосредоточением на лице. Она подкрадывалась нему сзади, обвивала его шею тонкими белыми ручками, и клала голову на плечо. Он неожиданно вздрагивал от прикосновений, затем нежно обнимал ее другой рукой, дарил секундный поцелуй и снова отворачивался к своей писанине. Она еще минуту стояла, любуясь его точеным профилем, каштановыми волосами и незаметно уходила, что бы приготовить чай. Для меня они были идеальной парой – оба прекрасны в своей простоте и юности.

Я каждый вечер наблюдала эту сцену, раздеваясь в холле. И каждый раз вместе с радостным трепетом больно отзывалась моя рана в сердце. Вспоминая свою жизнь в Лондоне, я не знала, что я сделала не так. Только спустя многие годы я поняла, что отдала всю себя, без остатка, а этого делать женщине ни в коем случае нельзя. Мужчины – непостоянные существа, они хищники, завоеватели и как только они заполучат девушку, она становится им не интересна. В них не остается секрета, загадки, тайны, которая должна быть – отдавая им все, взамен ты не получаешь ничего, кроме пустоты и одиночества.

Я наяеялась, что Мэри не постигнет такая участь, вернее, была даже более чем уверенна. Такую девушку, как она, невозможно просто так оставить или разлюбить, в ней было то, что не хватало мне – искра, немыслимо опасное для мужчин сочетание тонкого ума и обманчивой хрупкости.

Эти тонкие пальчики, бережно несущие поднос с горячим чаем, милая приветливая улыбка, светлые шелковистые локоны, подвязанные молочной лентой – неповторимое существо, отпечаток руки Бога на Земле с душой и умом мужчины. Сильна духом, крепка выдержкой, холодна и решительна – это только рассыпанным обликом виднелось за милым обличьем Ангела с дымящимся чашками.

«Маленькая Женщина» шутливо и в то же время серьезно называл ее Перси.

Да, я думаю, именно таковым было ее настоящее призвание – быть «Маленькой Женщиной» с большой буквы.