На кафеле появилась новая пара тапочек. Пухлые, безволосые щиколотки почесались друг о друга. Сквозь зевок раздался заспанный женский голос: - Засиделись вы, господа. - Да что-то мы… правда… пошел я? – подхватил обладатель носков. Не успели прозвучать эти слова, как подросток почувствовал, что до сих пор невидимый стол рухнул откуда-то сверху, облив его голову странной текучей материей, и, как по вспышке, появилась комната. На выпорхнувшем вдруг, вместе с комнатой, седовласом лице возникло покорно-ироническое выражение, повиновавшееся несвоевременному вердикту женщины. Физиономия выскочила перед самым лицом подростка, и в глаза ему сразу бросились, словно вышитые серебристыми нитками, жидкие брови на брыластом жилистом красно-желтом лице с мягким выражением и заплывшими глазками. Лицо принадлежало на первой ступени пожилого возраста упитанному, гладковыбритому мужчине в халате и бархатных тапках. Он морщил широкий складчатый лоб и оттягивал обеими руками задний зачес седых волос так, что корни волос натягивали бледнеющую кожу. Произошедшая перемена поразила подростка – разбудила его после дремотного состояния. Или перевела лишь в новый сон?.. Ослепленный богатыми изощрениями какой-то кухни, он четко видел перед собой приторно улыбающегося закрытым ртом, очевидно, хозяина, а также женщину; последней молодости, она имела искусственно-модельный фасад. Плотная, наступательная фигура с отставленными назад руками, свежая кожа, игравшая живыми разноцветьями. Произошедшая заминка заставила ее кокетливо переступить с ноги на ногу и сложить ладони на плечах старика. Дважды или трижды ненапрасное декольте стало еще ненапраснее, как только она склонилась взять банан со стола. Блики мерцали на крашеных губах, но блеск перебивался черными полосками неестественно щурящихся, как будто злобных глаз. Оба хозяина, как прицеливаясь, смотрели в упор на подростка. Путем несложных вычислений, он понял, что видел все вокруг глазами толстоголосого. Перевел взгляд на ноги и увидел возле своих черных носков вертевшуюся собачонку с красным засосом на морде. Единственным, что не давало подростку рухнуть в обморок на месте, была повисшая пауза и ожидание с его стороны действий. К тому же, прежнее светлое чувство оживало в нем. Решив, что гость не понял напутствия, старик спросил, глядя на руки женщины: - Это ты Тишу испачкала? - Не моя помада. Галины. - Хотя о чем это я – поддакнул старик, – Чтобы ты, да Тишу приласкать! Кстати к нашему разговору – обратился хозяин к подростку. - Секреты? – холодно спросила женщина. Голос у нее был неестественно бесстрастный. - Какие… У двух стариков. - Ну, почему у двух? – двусмысленно съязвила кокетка. Осуждающее недовольство беспрецедентно выскочило на плававшем в улыбке лице мужчины, придав ему брезгливый вид. Он плотнее запахнул махровый халат. Женщина поперхнулась. Под давлением разливавшегося по венам ясного предчувствия, подросток и сам не желал задерживаться в незнакомом доме. И, боясь всего: боясь своего нового голоса, движений, манер, понял – что должен тактично сбежать. - Да – пора! – гаркнул он вдруг, не понимая, что говорит. - Ты не торопись, еще и дочь нам провожать… – сказал старик, но ту же встал, высвободив из-под стола живот и навис над стулом, где сидел подросток, заставив его тоже подскочить. В это время сверху, из соседней прихожей с зеркальным потолком, прозвучали новые шаги. С лестницы сошла юная девушка. Она сразу поразила подростка. Ему с первого взгляда показалось, по одному внешнему виду девушки, что им вместе идти если не в один дом, то в одну сторону. Одета незнакомка – незнакомка ли? – была слишком просто, как школьница, с трудом доучивающаяся последние годы. - Домой? – спросил старик. - Да – ответил слышанный подростком сотни раз от самых разных характеров голос. Его обладательница была очень мила, с особым светом, но строгий, отсутствующий вид навевал ореол неприступности на прекрасный облик. Малокровное, слегка опухшее лицо с узловатыми запекшимися губами и ужатым подбородком в целом имело сдержанное волевое выражение. Но старящая, дремучая тень грусти как будто не сходила с этого миловидного лица мрачно-бледного цвета. Девушка сняла с вешалки темно-синий пуховик с капюшоном, нащупала на полке шапку-чулок и отвернулась обуваться. Едва заметный серпантин черных поблескивающих волос опускался до плеч из-под шапки. Распущенные волосы притягивали подростка. - Тихий, ты дочь проводить не хочешь? – послышался из прихожей неприятный женский голос. Это была та самая искусственная женщина – очевидно, жена старика. - Эх, мачеха! – ласково-размазано пролепетал старик, все время пытливо наблюдавший замершего подростка, в котором видел кого-то другого. - Почему тихий? – набравшись смелости, спросил он у старика, с которым остался наедине. - Почему по фамилии? – усмехнулся тот, – А это знаешь, что значит? Что не зря она меня за столом подзадорила – любит, когда я желчный! Подросток уже не слушал их подноготную. - Галя... Все так же? – рискуя ошибиться, спросил он и замер. - Там же, – отвечал старик неохотно, – Черт знает, на кого учится! Подрабатывает, матери помогает. Хорошая девочка – переменился в лице он. – А ты ровно в ее сторону-то дышишь? – вдруг выхлопнул старик. - Да нет, я просто – промямлил подросток неправду. - Вон и подруги пришли. Глянь на них! – А бегают за ней, нравится. Мы в их мире чужие. Ладно, пойду провожу. - Давай, я сейчас. Подросток остался в просторной, изящной кухне. Он боялся пересечься с дочерью своего нового знакомого. К тому же, у дома вертелись ее подруги. Он попытался отвлечься на странную собаку, с который весь этот кошмар начался, но ту выпустили во двор. Когда дверь захлопнулась хозяевами изнутри, оборвав наплыв холодного, пробирающего воздуха, достававшего даже до кухни, он смотрел за тем, как приветствует подругу поцелуями группа развязных девиц. Невысокая Галя направилась вместе с ними к калитке, идя последней и держась позади весело бурлящей компании. Подросток продолжал смотреть вслед Гале, вопреки вернувшемуся похолодевшему хозяину. Когда девушки слились с мраком, он посмотрел на хозяина. Тот наблюдал его взгляд на свою дочь. - Говорю, мы не из ее мира. Глянь, сколько там легкости – сказал он и похлопал подростка по плечу. - Я тоже пойду – ответил он не расслышав. В прихожей, обежав пытливым взглядом все развешанные куртки, он вычленил одежду нужного человека. Так же, по особому чувству, нашел «свои» кеды. Одежда его несильно отличалась от Галиной, даже была на нее подозрительно похожа и цветом, и фасоном. Уже переобуваясь, подросток резко вскинул голову и поймал на себе разгадывавший что-то взгляд явно не первой жены Тихого. Попрощавшись с ним по-дружески, и начиная ориентироваться в происходящем, подросток покинул зловещий дом. Не ожидая уже встретить в этот вечер Галю, он снова увидел ее на улице, выходящей из забегаловки со своей, насмешливо обсуждающей что-то компанией. Галя нарочно отстала от замешкавшихся на крыльце магазинчика двух подруг, подозвала третью и, заговорив с ней, и, не ожидая, что подросток повернет к ней в это время свою голову, указала на него пальцем, прямо вытянув руку. Расстояния между ними было метров сто, насколько выявил подросток своим хилым глазомером, и он готов был поклясться, что в его сторону была поднята Галина рука с указательным пальцем. Он не помнил, сколько она продержала этот жест, поняв, что он ее видит. К тому времени, «подросток» находился по другую сторону от зловещего дома, шел один вдоль каких-то заведений, и больше указывать ей было не на кого. И так впервые образовалась приятная для него загадка, связанная с этой девушкой. - А все-таки, если я стар, как этот, – и тут в уме подростка всплыл плоский образ брыластых щек старика, – если мы с ним на «ты», можем ли мы иметь что-то общее с этой Галей? И все же, одежда моя – почти подростковая. Наверно, я все же молод. А этот – да мало ли, почему мы с ним близки? Да и сам он допускает мысль, что я могу «неровно дышать» на его Галю. А кукла-то какая у него затасканная! – вдруг вспомнил он жену старика, – Фу! В этот момент в кармане синего пуховика заиграла стандартная и затасканная мелодия мобильного. Справившись с застежкой, подросток с неприятным чувством преступника выудил чужой телефон. «Тихий» - высветилось на залившем лунным светом глаза дисплее. Может, сейчас что-нибудь разведаем? – подумал подросток. Он напряг связки, но голос вышел уже не такой гремящий, как на кухне Тихих, даже напротив – слабоватый. Это огорчило подростка, потому что слышанный им на кухне свой новый голос понравился ему. - Алло – прожурчал он. - Алло! Корытин? Слушай, Корытин, ты сегодня точно не вдарил? Очень странный был! – сжатым шепотом разливался паточный голос. - Да нет же! – машинально защитил подросток свою новую личность. - Смотри, знаем мы всяких Набоковых да Булгаковых. Не балуйся! Да и помни – писатели мы только во внерабочее время! Не перебарщивай с напитками, родителей хоть пожалей… А то и уволить могу. Все, не могу говорить. Продробили короткие сигналы и вызов закончился. Странно, очень странно… Значит, и родители у меня есть? Или не у меня, а у этого человека? – думал подросток, – По крайней мере, если за ним водится такой грех, то можно представить следующее: что, в очередной раз набравшись, он забылся, ему причудилась вся эта яма с рыбой, собака (которую, к тому же, он мог видеть ранее в том доме), а очнулся он уже на кухне своего товарища. При этой версии, по крайней мере, становится понятно, кто я: какой-то балбес-писатель, «латентный» писатель, которому по пьяни причудился подросток, а потом уже яма, рыба и все остальное. Я инстинктивно направился в знакомый дом… Но все равно странно. Он лишь сомневается, пил ли я – а неадекватен я был абсолютно. Так что он без сомнений заметил бы это… Ну пусть будет так. Одно я знаю точно, что Галя эта не чужая мне – как родная! Ну тянет меня к ней – незнакомке! – не знаю, почему. Отец ее по семейному положению: бабник, тиран и подкаблучник, что последний звонок подтверждает. Оставил ее с матерью, а сам купился на молодость и свежесть. Но она - «хорошая девочка». Хотя очень прискорбно, что мнения таких, как этот, почти всегда ошибочны. Неужели она не добрая и не милая?! А, что ж, другому характеру до меня дела и не будет! Мысль о Гале отбила всякие подозрения и задушила загадки. - Он говорит, мы с ней – из разных миров. Да куда уж мне с такими яркими компаниями водиться! Он прав в этом, но… «Разные области мира, но все же мы едины» - всплыло в памяти Корытина. Интересно, кто это? Бродский? Нет, что-то песенное. Высоцкий? Цой? Черт, что-то знакомое! По крайней мере, память мне не отбило – помню много имен и событий. Только: что это за улицы? Ни одной не помню. Или я их и раньше плохо знал? Названия улиц мне всегда тяжело давались. Мне? Мне. Я? Я! Я! «Корытин». Хм… Я - «Корытин»! Впервые за этот вечер, человек, уже не мнивший себя подростком – Корытин – присмотрелся к тому, что было вокруг. Унылый частный сектор, убитый в тени сумерек, и как будто плававший в слякоти. Восходящая расхлябанная дорога, ведущая из него и раздваивающаяся на пригорке. Редкие, бьющие дождем фонари. Корытин не только пригляделся, но и принюхался. Пахло гарью и снегом. Один из любимых запахов. Запах жизни, таким воздухом питаться можно! Вспомнив Галю, и что она сейчас гуляет неподалеку, Корытин принял окончательное решение – обходить и заново узнавать все эти места. «Во имя сына человеческого, Иисуса Христа, дай мне возможность видеть ее!» И поразился непроизвольно возникшей в голове молитве.
0
