Копирование материалов с сайта без прямого согласия владельцев авторских прав в письменной форме НЕ ДОПУСКАЕТСЯ и будет караться судом! Узнать владельца можно через администрацию сайта. ©for-writers.ru
ОТЦЫ Часть4 (4)
Степень критики: Бейте- мне не больно |
Короткое описание:
частный интернат для детей-инвалидов
9
- Андрей Андреевич, это Карэн.
Андрей Андреевич придавил телефонную трубку к уху плечом и продолжил кредитной карточкой соскребать со стола застывший воск.
- Да, Карэн, я тебя внимательно слушаю. – учтиво произнёс он в трубку.
- Понимаете. – заметно нервничал Карэн. – Даже не знаю с чего начать, Это Карэн, отец Володи, ну вы помните, вас беспокоит.
- Да-да, Карэн, я вас узнал. Мы, кажется, две недели не виделись?
- Да-а, Андрей Андреевич. Тут такое дело, даже не знаю, как начать, э-э-э…
Андрей Андреевич завращал глазами, предвкушая смерть ребёнка, и не нашёл ничего лучшего, как подозвать к себе Арнольда.
- Постой со мной. Мне спокойней.
- Пон-нимете, Андрей Андреевич, мне кажется, что с Володей что-то не так, он постоянно делает так: ых-ых-у-у-у-у-у, после долго тужится, чтобы вдохнуть и снова делает: ых-ых-у-у-у-у-у, и снова.
- Боже-бохже… - Андрей Андреевич схватился за голову.
- Вы слышали, Андрей Андреевич? – отдышавшись, вернулся к разговору Карен. – У меня есть подозрение, что мой сын умирает.
- Боже. – дыхнул медью Андрей Андреевич и откинулся в кресле. – Две недели всего. Я-я-я даже не… - начал говорить он. – Вроде, трубку выронил. – одними губами прогудел он Арнольду.
- Я нэ пэрэнэсу это горэ. – с сильным кавказским акцентом отчеканил Карэн; послышались гудки.
- Похоже, матрацы не такой уж и плохой бизнес. – Андрей Андреевич приобнял Арнольда за плечи.
Снова раздался звонок.
- Матрасы, говорю, - неплохой бизнес. – не поинтересовавшись с кем говорит, выпалил Андрей Андреевич в трубку.
- Да, расширяюсь. – несколько расфуфырился Карэн.
- Так что же всё-таки с мальчиком?
- Что-то с печенью. – в трубке послышалось далёкое напряжённое сопение. – Может рак, пожелтел весь, как лимон.
- Печень, непременно печень… - запричитал Андрей Андреевич . – А почему вы ничего не говорите про лицо? Если мне не изменяет память, там вся лицевая часть червями была съедена.
- Лицо. – Карэн на минуту замолчал. – Я пересадил ему лицо.
- ?
- Я, возможно, вам не говорил, но раз мы уже на вы… я скажу… у меня ещё есть дети. Я сам. Болела девчушка. Врача-пласта Говелия знаете?
- Как же не знать? – напрягся Андрей Андреевич.
- Пересадил. Володя с лицом Риммы умирает. Такие вот дела. Но, Андрей Андреевич. - вдруг противоестественно скоро затараторил Карэн. – Те минуты, секунды, десятки секунд, которые не могла подарить мне Римма… Володя стал отдушиной.
Карэн громко сопел в трубку.
- Римма – она ангел, неприкосновенный гортанный ангел, капля счастья в моей никчемной жизни и та мутная, как слеза. Беда, беда, Андрей Андреевич. Авария унесла от меня её таз, всё оставила – таз унесла, а у неё унесла таз, мать, отца и младшего брата, все на Новодевичьем лежат, по обряду похоронены. Володя стал отдушиной…
- Так какого чёрта!? – не сдержался Андрей Андреевич.
- Рак, Андрей Андреевич. Рак – болезнь святых и поэтов. Он забирает у меня Володю-Римму, тандем, который позволил мне забыться на минуты… Но, это не всё. – было слышно, как Карэн нервно барабанит по столу. – Беда, как вы знаете, не приходит одна. А может оно и к лучшему. Ведь рак это такое мученье.
- Да-да.
- Он утонул. – и Карэн смешно булькнул губами.
- Как утонул? – аж привстал в кресле Андрей Андреевич.
- Ага. Утонул… В День ГАИ, вот.
- В День ГАИ? Это ж-ж… ну ладно. Ну-у что ж, утонул. – теперь по столу забарабанил уже Андрей Андреевич. – Горе-то какое. – немо произнёс он и враз побелел.
- Нужно бы тело земле предать. – давил Карэн. – Когда Игорёк, царствие ему небесное, оставил нас, я был стеснён в средствах, но сейчас всё поменялось. Я хочу чтобы у Володи всё было по-человечески: лучший гроб, место на кладбище сухое, оркестр…
- Да-да, понимаю. – Андрей Андреевич посмотрел на строчившую на машинке секретаршу. – Та протянула ему прейскурант. – Ознакомьтесь. – он методично стал зачитывать прейскурант Карэну.
Когда разговор был окончен, Андрей Андреевич прочитал набранную секретаршей бумагу и убрал в стол. – Марина, соедини меня с Госпожой. Алё, Арнольд, где сейчас Володя?
- С Карэном Борисовичем в бассейне.
- Отвари луковой шелухи чан, литров на сто. Как остынет, забрось туда Володю. Да проследи, чтобы он весь прокрасился.
10
Утро выдалось неприветливое: рваные чернильные облака на относительно ясном небе, непредсказуемый редкий дождь и похожий на крышку в погреб гул ветра. Андрей Андреевич устал ждать и отвлёкся на бурую от ржавчины тряпку, что билась на ветру; видно, ей когда-то затыкали прореху в пилораме, а теперь она просто слякотью свисала с козырька.
Во двор въехал ярко-алый Гелентваген. Вышел Карэн. В чёрном кружевном белье, снежно-бирюзовой с платиновой нитью короне на высокой причёске и в туфлях на хрустальных каблуках он походил на королеву.
- Мне очень жаль. – встретил его Андрей Андреевич, всё ещё не расставшись с мыслями о тряпке. – Сколько работаю, к этому не привыкну. – он кивнул на траурную свору «стариков», кучкававшуюся у неказистого белого кирпича здания с табличкой «Патологоанатомическое отделение». Карэн настороженно вгляделся в них.
Андрей Андреевич заметил это и сказал:
- Не доверяешь мне? Это дети.
- Вижу. – нахмурился Карэн. – Слишком живые.
- Здрасьте, дядя Карэн. – крикнул ему из толпы олигофрен Степан, загримированный под тучную старуху с вещмешком.
- Паранойя, сам себя боюсь, Андрей Андреевич. Не берите в голову.
- Берите в рот. – ядовито парировал тот.
Карэн неприлично для похорон рассмеялся и тут же поднёс бархатный платок к опухшим от слёз векам. Изумрудно смоляной рефлекс упал на бледную кожу.
- К этому невозможно привыкнуть, Андрюша. – давясь, не то от слёз, не то от смеха говорил он. – Можно я буду в-ва…, тебя так называть?
- Конечно Карэн. Горе сближает.
- Я как подумаю, что эта машина смерти никогда не остановится, меня аж судорога берёт. Сам задаюсь вопросом, как мог я посметь дать этому мальчишке смерть. Фрикция – смерть, фрикция – смерть. Как всё равно мороженого брикет протянуть – на, возьми и умри. Андрей, мир – это роддом в котором, словно в дешёвом триллере, зарождается смерть, чтобы жить вечно. Мы ведь ходили с ним с ним в парк Сокольники, там разрешена медицина. На нем были короткие драные брюки и большие черные ботинки, свитер милицейский Я ему подарил…свой... Думаешь, я не понимаю, что он был инвалидом. Я всё понимаю, Андрей. Я не идиот. Инна курила. Много пила, по молодости ширялась – у Володи не могло случиться другой судьбы, как не могло случиться другой судьбы у меня. Он рассказывал, что в санатории летом мальчишки «крутили любовь», а он нет. Он бегал наперегонки и выпускал стенную газету. Такой вот странный олигофрен!
- Володя не был олигофреном.
- Когда он умер, не сразу тебе позвонил, я пошёл оплакивать Римму. Она спала там же, где и Володя, только в другом конце коридора. Прихожу – спит моя лягушечка. Отказная. Мёртвая. Без лица. Вы думаете, мне легко со всем этим жить?! – брызнул слезами Карэн. – Я же вам про себя рассказываю. Все мои дети рассказывают вам про меня. Только вам всё равно - детевладельцы, вы лишь подсчитывающий механизм, не верящий в собственную смерть коллекционер. Наверное, она и сейчас также и спит, прижав к себе мишку с зайцем.
- Прости, Карэн. Но из твоего монолога я понял, что Римма мертва.
- Она спит! – скривился в немом крике Карэн.
- От спящих детей пахнет мочой, топлёным молоком, калом, спрелым потом, слезами, поллюциями, реже чужой спермой, но я готов биться об заклад, что от твоей Риммы пахнет распадом.
- Зачем ты бьёшь меня!?
- Затем, что Я в этом городе руковожу детьми! Понятно. Я!
- Это мой ребёнок, я… я-я-я…я…
- Ты убил его, мастурбатор.
- Мокрые от детских слез подушки – укор нашему взрослому миру. – Карэн громко высморкался, увесистые подвески в его ушах гадко забренчали. – Миру, где существует ничья девочка, отволакивающая игрушки в уголь. Ты не знал Римму. Забитая, Римма отставала в учебе, в первом классе комиссия 6-го московского психдиспансера актировала её как олигофрена с психопатическими реакциями, так Римма попала в детский дом для умственно отсталых детей. Ты ревнуешь!?
- Я ненавижу произвол!
- Ты раб!
- Я художник… Я помы…
- Фрикция – смерть, фрикция – смерть. – перебил его Карэн, притоптывая ногой на слове «фрикция».
- Да-да. – закивал Андрей Андреевич, задыхаясь от обиды. – Своеобразный дом смерти. А микромодель дома смерти – наш обычный роддом. Как банально, до пошлости…
- Я, будучи в том диспансере. – словно бы не слушал его Карен. – Ну, где Римма, прикинулся бездетным и спросил у одной молодой мамы, знает ли она до конца, что, последовав на поводу у своей похоти и прихоти, вместе с жизнью дала своему ребёнку… смерть, что она заведомо сознательно убийца, своими руками она уже убила его, начала убивать и теперь лишь смотрит, как он умирает, умирая сама в окружении мертвецов, окружённых мертвецами. А она сказала, что она кришнаит. Страшно – она так и не поняла меня. А мне жутко от осознания своего убийцы. Вот видите – это его руки. – он растопырил перед собой трясущиеся пальцы, руки были так напряжены, что посинели.
- То что деторождение – это убийство я подозревал. – всё не мог отдышаться Андрей Андреевич. – Только сообщить это себе, владельцу нескольких сотен детей не такое уж простое мероприятие. Нужно, как минимум, отказаться от социальных установок, стать вне этой машины смерти. Мать – это детоубийца – правда-правд, я понял это ещё в интернате.
Вдруг Карэн в каком-то беспамятстве схватил Андрея Андреевича за руку и рванул к себе:
- Деикьмгуиуцлшсмадкшкоулдыовыдыужэфдфюмжз! – прокричал он. - Андрей, моя мать у тебя! Она у тебя, я знаю! Ну!? Ну же!? Она у тебя!? Она у тебя! Она! У! Тебя!
- Да, Карэн, твоя м-мать живёт у м-меня. В-во в т-той, нет, в той башне, нет в крыле, что у той башни. – Андрей Андреевич нашёл глазами северный корпус. – Вот там она.
- Я могу её видеть?
- Видеть? – напрягся Андрей Андреевич.
- Я хочу чтобы она посмотрела на то, что натворила. – он указал на морг. – Пусть помучается похотливое животное, детоубийца, машина смерти.
- Э-э-э, да. Конечно, ты увидишь её, и она увидит. Только сначала поднимемся ко мне в офис.
- Не надо в офис! – снова схватил его за руку Карэн. – Всё здесь. – он указал на свой автомобиль. – Всё и втрое больше, клянусь. Не пожалеешь. Ну? Ну!? – корона на его голове отстегнулась и нависла надо лбом.
- Хорошо. – ледяным голосом произнёс Андрей Андреевич, косясь в возбуждённое лицо клиента. – Иди, забирай тело. Мать сейчас подойдёт. Я объясню, э-э-э… да, чуть не забыл – это. – он сунул ему в руку квитанцию. – Отдадите санитару.
- Джульетта Валерьяновна. – как бы невзначай буркнул Карен.
Андрей Андреевич быстрым шагом направился к себе.
- Игнасио. – говорил он в трубку. – Мне нужна старуха. Нет, здоровая, ну в смысле не дефектная. Желательно грузинка. Ну, чёрт с ним, можно и не грузинку. Сможешь? Через десять минут крайний срок. Жду.
Через восемь минут седенькая миловидная старушка уже сидела перед Андреем Андреевичем. За спиной её стояли Арнольд и Госпожа Виолетта. На обоих были простые медицинские халаты и солнцезащитные очки.
- Игнасио Юрьевич сказали. – скрипела бабушка. – Что нужно будет что-то сыграть. Я, знаете ли, в юности драматический кружок посещала. Сказал, вы щедрый, много заплатите, а то знаете, в этом интернате совсем не платят, сидишь там сутками, высиживаешь, а зарплата всё меньше. Вы знаете, я вам так благодарна. У меня как раз сегодня дежурство. А Игнасио Юрьевич сказали, что я сегодня могу уже не возвращаться, без меня отдежурят. А ещё через вас я с Игнасио Юрьевичем познакомилась короче, он так учтиво со мной разговаривал, а с начальством, знаете, лучше быть, как говорится, на короткой ноге. А Игнасио Юрьевич такие строгие, даже не здоровались со мной раньше, детишки его так боятся. А в интернете, знаете, какие детишки капризные. – она неожиданно замолчала и тут же добавила. – Серафимой Ивановной звать меня.
Внимательно выслушав её, Андрей Андреевич официально произнёс:
- Вам нужно будет сыграть роль матери одного влиятельного и богатого человека. Я заплачу вам восемнадцать тысяч, если не ошибаюсь, вашей любимой внучке столько же. Если всё пройдёт удачно, я заплачу вам ещё пять, а наш богатый клиент отблагодарит. Если вы в здравом сознании, то не зададите до завтрашнего утра ни одного вопроса.
- Не задам. – подскочила старушка. – Не задам, вот те крест.
- Виолетта, перекрасьте Серафиму Ивановну в «воронье крыло», подберите одежду, Арнольд, аминалон каждый час. Легенда: вас зовут Джульетта Валерьяновна, но наш клиент будет называть вас мамой. Клиента зовут Карэн Борисович. У него горе – умер, э-э-э погиб сын, сегодня похороны. Преступайте, вот аванс. – он бросил пачку денег бабушке на колени.
Минув двор, Карэн подошёл к двери патологоанатомического отделения, надавил кнопку звонка. На крыльце появился Эдгар, «лёгкий» акефал с «волчьей пастью», на нём был мятый мед халат с закасанными по закруглённые локти рукавами, забрызганный кровью фартук, в зубах небрежно дымился окурок.
- Мне бы сына забрать. – робко произнёс Карэн.
- Фамилия, где умер? – прогнусавил Эдгар.
- Наумович, у-у-у-у него рак… печени.
- Это в НИИ Онкологии, за поворотом направо. Там спросите. – санитар хлопнул дверью.
- Ничего не понимаю. – Карэн обратился к толпившимся вокруг него «старикам». – Мне сказали он здесь, Володька здесь…
- Дядя Карэн, спросите ещё раз. – в один голос промяукали сиамские «старушки» Соня и Наташа, вяло теребя протектор покрышки припаркованного у входа ЗИЛ-а.
Карэн позвонил. Двери снова открыл Эдгар.
- Здесь какое-то недоразумение. – стал оправдываться Карэн. – Он должен быть здесь, он, когда утонул, его сразу сюда отвезли.
- Вы же сказалли ррак.
- Сначала был рак, но потом он утонул…
- Санёк! – крикнул куда-то за спину Эдгар. – Глянь-ка там Наумовича!
Спустя минуту послышался приглушённый басок Саши:
- У нас. Пусть пройдёт. Разговор есть.
- Идите за мной.
Карэн прошёл в узкий дурно пахнущий коридор, стену которого подпирала снятая с петель металлическая дверь, на каталках тут и там лежали тела детей, некоторые топорщились грубыми швами, другие пухли от жары, третьи зияли рваными ранами; тоже на каталке, но уже в гробу лежала девочка в подвенечном платье.
Между каталок криво стоял Саша, даун с невероятно короткими руками и горбом.
- Когда хоронить будете? – сухо спросил он.
- М-м-мм, сегодня. – пожал плечами Карэн. – Вечером.
- Простите, я неправильно сформулировал вопрос. – Саша говорил, и слюни пузырились на краешках губ. – Прощаться с покойным будете? Он будет стоять рядом с торжественным столом, родственники будут его в лоб целовать, жара, всё такое. В общем, его нужно бальзамировать. Чувствуете, как здесь пахнет? Вы же не хотите, чтобы у вас на прощании так пахло, и мухи? – он смахнул с ворота халата жирную зелёную муху.
- Нет. Конечно, нет. – Карэн рассеянно скользил глазами по трупам.
- Тогда тело вашего сына необходимо бальзамировать.
- Конечно, а это, наверное, вам. – он протянул квитанцию.
- Это. – Саша прищурился на бумажку. – Это конечно так, вы оплатили ритуальные услуги, вот тут указано: обмыть, одеть, фиксация век, вот, грим. Х-ха, пэйнкорпс. – скривился он. – Это всё нужно, но вначале тело нужно забальзамировать. А это отдельные деньги.
- Какие отдельные – я всё оплатил.
- Я же вам показал, что бальзамации здесь нет. – он потряс квитанцией. – Бальзамация отдельно.
- Постойте. Я сегодня его похороню. Вот уже часов через пять. Мне кажется он и так, это… сойдёт.
Саша снова скривил и без того кривое лицо:
- Вы вообще понимаете, что говорите? Вы себя слышите? Зачем вы спорите? Жара – тридцать градусов, а Наумович со вчерашнего вечера у нас лежит.
- Так в холодильнике же.
- Холодильник не работает. Со дня на день ждём мастера. Трупытрупы там просто лежат, как в помещении, там так же жарко, как и здесь. Поймите, в такких условиях бальзамация просто необходима. – и он подмигнул Эдгару.
Тот протиснулся между Карэном и каталкой, и исчез за металлической дверью холодильника. Убедившись, что за ним никто не подсматривает, он всосал в шприц кровь из мешка с ампутированными конечностями, что стоял на полупустом стеллаже, и влил Володе в рот. Затем немного встряхнул его, надавил на грудную клетку, влил ещё один шприц. Кровь проступила на краешках губ и струйками потекла к ушам. Он подтёр следы крови подолом фартука и демонстративно громко кашлянул. В эту же секунду двери со скрипом отворились и в холодильную камеру вошли Саша с Карэном. Тот невнятно бубнил:
- Триста рублей, я только что пятьсот заплатил. Я принёс вам квитанцию. Вот и делайте, что там написано.
- Смотрите, вот сюда смотрите. – раздражённо говорил Саша, размахивая своими коротенькими ручками. – Да мы его даже одеть не сможем. – он надавил Володе на грудь, кровь, как и несколько секунд назад, показалась на краешках губ и разрезала щёки.
Карэн стоял не моргая.
- Теперь вы мне веритерите? Тело без вскрытия – всё это у него в желудке, в лёгких, если мы это не уберём, это забродит и таким фонтаномном попрёт во время прощания и, поверьте, пахнуть это будет не так щадяще, как сейчас.
- Возьмите деньги. – Карэн полез в барсетку. – Сделайте всё как следует.
Тут у него зазвонил телефон:
- Карэн, вы долго? Ваша мать пришла. – раздался скорбный голос Андрея Андреевича.
Джульетта Валерьяновна в траурных одеждах гордо стояла у входа в патологоанатомическое отделение и одной ногой отлягивалась от любопытствующих детей. Выйдя на крыльцо, Карэн сразу же плюнул ей в лицо.
- Сашка. – Западая на одну ногу, Эдгар катил каталку с телом Володи к секционному столу. – Как мы без Игоря будем бальзамировать?
- Не знаю. – хмуро отозвался тот. – Я видел, как Игорь это делал, только помню плохо.
- А его точно нужно бальзамировать?
- Андрей Андреевич сказал – нужно.
Они водрузили тело на секционный стол, без рук оно занимало совсем мало места. Не надевая перчаток, Саша ножом вспорол Володе брюшину, случайно зацепил кишечник, и зал наполнился вонью забродившего несформировавшегося кала.
- Ну и вонища. – зажал нос Эдгар.
- Без тебя вижу. – огрызнулся Саша. – Открой лучше воду.
Он шлангом налил в брюшину кипятка.
- Ну и зачем? – Эдгар уставился на наполненную до краёв рану.
- Не знаю. Думал, вонять меньше будет.
- Вроде Игорь так не делал. Он потом мыл, вон, щёткой.
- Да знаю я. – раздражился Саша. – Давай его перевернём.
Один толкая, другой на себя подтягивая, они перевернули тело Володи на живот. Вода с кровью потекла к стоку.
- ………, обрызгался. – Саша рукавом смахнул с лица кровавую воду. – Давай назад.
- Ты, это, кишки ему вытаскивай. Помнишь, Игорь их вытащил и ножом резал.
- Не помню. – глухо отозвался Саша. – Он вроде всё вытаскивал. – он пальцем потрогал тугую мембрану.
- Вытаскивай кишки, а там поглядим.
- Сейчас достану! Сходи лучше костюм возьми.
Пока Эдгар ходил за костюмом для Володи Саша простриг кишечник, напихал в брюшину ветоши, полил формалином, залил древесной смолой, положил жука скоробея и неумело зашил.
- Ну, вроде, всё… – сам себе сказал Эдгар и вышел в коридор, но сразу же натолкнулся на Сашу, который что-то внимательно слушал по телефону.
- Там го…
- Тш-ш-ш. – жестом остановил его Саша. – Да-да Игорь Степанович. Слушаю. Запомнил, конечно. Спасибо, вы очень вовремя. – он положил трубку. - Запоминай, пока я не забыл. Возьми немного зелёной земли со свинцовыми белилами, хорошо приготовленными на яйце, и промаж этим два раза по всему лицу, по рукам, ногам и по всему нагому телу.
- У него нет рук, да и…
- Неважно, слушай сначала, потом решим. Такая промазка, при гримировании лиц трупов молодых людей, должна иметь тон свежее, и для её состава употребляются яйца городских кур, потому что у них желтки светлее, нежели у деревенских кур, которые, вследствие своего красноватого цвета, идут более для гримировки старого и смуглого тела. Если для розоватых тонов глазных впадин ты употреблял светло-красную охру, то на щеках и лбу их надо делать киноварью. И если ты начнёшь работать розовым тоном, то надо брать не совершенно чистую киноварь, а подмешивать к ней немного белил. Потом составь три телесных тона, один светлей другого, чтобы употребить каждый тон в соответствующих частях лица. Подходи к зеленоватой промазке не очень близко, не так, чтобы закрыть её, но сливай её с тёмным телесным тоном и стушовывай, чтобы исчезла, как дым. Во как.
- …….., наука.
- Володя. – словно выпустил газы со слизью, со слезами выдохнул Карэн, когда гроб с телом на каталке подвезли к грузовику.
- Братик! – пронзительно закричал Борис, что всё время до этого хмуро просидел в инвалидном кресле и не проронил ни слова.
«Старики», все в траурном, мухами облепили гроб.
- Он в меня плюнул. – недоумевая обратилась Джульетта Валерьяновна к подошедшему на шум Андрею Андреевичу.
Тот, не глядя, зарядил кулаком ей в глаз.
- Ребята: Стасик, Илья, Иван, Гена. – руководил он. – Гена, возьми ещё кого. Ставьте гроб на машину. На кладбище уже всё готово.
Показался Арнольд, он вёл на цепи процессию детей с духовыми инструментами. Андрей Андреевич махнул им рукой, и те нескладно заиграли.
- Всё едем! Едем! – руководил Андрей Андреевич. – Все на кладбище!
Карэн, рыдая, заполз в кабину. ЗИЛ, за рулём которого сидел слепой с рождения Иннокентий взревел коробкой и тронулся.
- Вправо! Вправо выкручивай! – кричал сквозь слёзы Карэн. – Не так сильно! Назад, пол оборота назад. А-а-у-у. – слёзы градом валились ему в оттопыренный лиф. – В-володенька. Лево, влево крути. Да стой же! А-ау…
Грузовик снёс стоявшие у обочины мусорные контейнеры, вскочил на бордюр, пропахал заросли дикого малинника и выскочил на асфальт. На дорогу из кузова посыпались венки. Помяв «стариков» и едва ни задавив Джульетту Валерьяновну, гроб с грохотом ударился о борт грузовика.
Кладбище было недалеко, метрах в двухстах от дома. Под нескладные звуки оркестра гроб опустили в землю на глубину метра, присыпали, обложили венками и через полчаса все уже сидели за поминальным столом.
11
- Тяжело с двумя инвалидами. – захмелевший Карэн прижимал к себе Бориса, брата близнеца Володи. – Тяжело, но теперь без него мне стало вдвойне тяжелее. – он смахнул слезу и тяжело поцеловал «мать» в щёку. – На кого ж ты нас покинул, Вова. Не пожил-то ничего. Я ж жалел тебя всегда больше других. Более за всех пострадал ты тогда. Ой. – он судорожно зажмурился. – Сынок, Бориска, расскажи гостям, как не посчастливилось вам с Володенькой в этой жизни. Я не могу… схердцхе-е…
- Мы с Володей. – заученно монотонно стал рассказывать Борис. – Гуляли на полигоне. Было лето, и мы были на каникулах. Гуляли-гуляли и нашли неразорвавшийся снаряд. Мы решили, что сможем взорвать школу, она так нас травмировала, тяготила, я бы сказал, а вообще, мы хотели сделать это назло одному человеку, который от нас отказался. Мы принесли бомбу во двор школы. Был праздник – День независимости. Мы бродили вокруг бомбы несколько часов, ждали, пока все разойдутся, а когда остались одни мы решили её взорвать. Долго не могли решить, кто будет по ней бить. Но Володя убедил меня, что ударить должен он и взял камень. Он бросил его в бомбу, но у него не получилось. Тогда бросил я, мне так хотелось продемонстрировать свою независимость. И я присел. А Володя не успел. Очнулся я только в больнице. Уже много после отец мне рассказал, что у него было предчувствие беды: он стоял у подъезда почти полночи и ждал нас, он даже слышал взрыв и видел кровь. А на следующий день в городе разыгралась буря, и он был странно задумчив сидя на приступке у входа в школу...
- Тебе руки оторвало?
- Только одну, вторую пытались спасти, но началась газовая гангрена, и через неделю её пришлось ампутировать. А брата всего посекло, думали умрёт… Но умер он только сегодня.
- А я умер в тот день. Ровно в тот день третьего июля. – размазывал сопли Карэн. – Чудовищная несправедливость. Какого чёрта вы попёрлись на этот полигон. Ну, зачем?
- Нам было интересно, что получится, и мы… мы хотели взорвать школу… из обиды… из злости.
- Глупенькие вы мои.
- Чудовищная история. – Джульетта Валерьяновна положила в рот кусок кальмара. – Себя покалечили, вид из окна изуродовали, отцу всё перечеркнули. Он и так, болезный, натерпелся с родовой травмой ― пуповиной его придушило. Э-э-э. – она подсмотрела в спрятанную в рукаве шпаргалку. – И последствия этой травмы в дальнейшем отрицательно сказались на Карэне ― всю жизнь он страдал от головных болей, а в подростковом возрасте у него возникли особенности личности, которые психиатры называют «эпилептоидной», или «органической» психопатией. У таких людей «вязкая» психика, они склонны надолго «застревать» на каком-то травмирующем событии.
- Он ведь из-за вас больше детей заводить не хочет, боится, что такие же идиоты окажутся. – вмешалась в разговор Госпожа Виолетта и привычным движением ткнула Бориса в лицо..
- Да вы посмотрите – в нём же жизни нет! – вскочил со стула Арнольд.
- Я ж говорю. – скромно потупился Карэн. – Умер я. Тяжело мы после жили – всё вокруг ненависть вызывало у меня, но ненависть эту не мог я показывать источникам её, потому что стыдно мне было, стыдно… За них кровинушек стыдно… А теперь – семья инвалидов. Один вот умер. Второй, слвав-ва Христу, живой пока, напоминает папке о беде, каждый день напоминает. Что б ты издох. – брызнул он слюной в лицо сыну. – И что б все, кто знают тебя, издохли. Я и историю эту рассказал вам лишь только потому, что знаю, что не выйдете вы отсюда никогда, только посмертно. Как сердце из моего организма. Вы живы, пока я вас вижу. Вы это я. Ничто не мучает меня так…
- Гости доро-огие! – зычно возвестил Андрей Андреевич. – Готовьте пасти – осётр подоспел!
Дети неровно взвыли.
Слуги вкатили красного дерева бочки, от которых валил морозный пар. Ломами взломали и вывалили мороженую форель с кусками льда прямо на стол. Андрей Андреевич изогнулся и, не помогая себе руками, заглотил рыбу. Все последовали его примеру: глотали стадно, не жуя и тут же запивая горячим чаем. А в это время другие слуги разносили раскалённые пощёлкивавшие кипящим свиным жиром сковороды. Заглотив рыбу, все ритуально умолкли.
Стало слышно дыханье ветра за тонкими стенами ангара да потрескивание сковородок.
- К-кажись всё. – сдерживая себя, чтобы не отрыгнуть, бодонул головой отца Борис.
- И у меня. – пискнул неокрепший голосок с другого конца стола.
– Эв-в-е-е. – Борис стал по одной отрыгивать форель в кипящую жиром сковороду. Одна извернулась, выпрыгнула со сковороды и, разворачивая мощным хвостом сервиз, забилась на столе.
- Умбр-р-р. – рыба полезла изо рта Саши.
- Эг! Эг! Эг! Эг! – хлопала в ладоши и отрыгивала карлица Катенька.
Все стали постепенно вырыгивать ожившую рыбу на сковороды.
Шум в голове Карэна нарастал, осоловелый, едва приоткрытый глаз его вяло скользил по столу: шипящие сковороды с живой форелью, опрокинутые водочные бутылки, горы салата, бутербродов, икры, лежащие в жирных лужах прямо на скатерти креветки, Андрей Андреевич отчаянно жестикулирует, что-то рассказывая полуголому Арнольду, пьяные инвалиды, уснувший в коляске сын, корона в тарелке с печёночным паштетом...
И тут губа Карэна оползла, рыба выскользнула из глотки ему на голые коленки, и он уснул.
- А!? – Карэн открыл глаза, в пищеводе невыносимо жгло.
Он не помнил, как уснул, но чувствовал, что проспал что-то около четырёх часов. Обстановка заметно изменилась: заблёванная скатерть, битая посуда, горы мятых салфеток и использованных зубочисток, имбицил Лада потерянно бродила между салатами и спиртным, путаясь в сползших до щиколоток старушечьих одеждах, кто-то с квадратной головой спал лицом в блевотине, группка олигофренов тихо пела что-то из Градского, прямо в кастрюле с супом чернела куча свежего кала, тут и там валялась мёртвая форель. Пахло горелым и затхлым. Словно в тумане, из курилки, пошатываясь, вышел Андрей Андреевич. Он был сер, как пепел. Сев за стол, он выпил стакан водки и уставился в одну точку.
– Сынок? – Карэн не заметил, как оказался на кладбище у могилы сына. – Сынка-сынка, сейчас. – он чиркнул спичкой, пошарил у ограды, ногой развалил новенькую лавку. – Сейчас. – в свете огня мигнула сталь черенка. – Сейчас, милый. – придерживаясь за сосну, чтобы не упасть, он разбросал венки и стал откапывать гроб. - Сынка моя, сынка. – Карэн прижал бесформенное закутанное в костюм, словно в бинт тело сына; во взрослом гробу он казался ещё меньше, чем был. – Жемчужина. – выдохнул он. – Мы так и не подружились при жизни. Ты ненавидишь меня за боль, которую я тебе причинил, как отец, и за ту любовь, что недодал тебе, как мужчина. Но ты сам в этом виноват, я не могу в тысячный раз давиться болью в момент эякуляции – это невыносимо. Я тебя презираю, труп. Труп, я тебя презираю даже после смерти.
Он сдёрнул с тела болтавшиеся мешком брюки, пальцами разодрал сфинктер и вошёл в окровавленное отверстие.
- На! На. – он сношал сына в анус и хлестал наотмашь ладонью. – Получи! Получи! Аа-а-а!.. Се-се-сем-мени моего ты больше не увидишь, ты-ты! Се-се… - он кончил себе на ступню, подмял под себя труп и взгромоздился на него коленями. – А-а-ар. Ар-р-р. Катя…– бешено озираясь и путаясь в спущенных трусиках, он с Володей под мышкой стал метаться между тускло мерцавшими в свете далёких фонарей могилами. – Катя! Катенька, где ты? – всматривался он в таблички, чиркая спичками и вскрикивая всякий раз, когда обжигал пальцы. – Катенька, дочка! Я хочу познакомить тебя с братом и… и с сестрой одновременно. Вот ты где, дочка, это Володя, твой брат, ты не имела счастья познакомиться с ним при жизни, а это Римма у него на лице, абр-р-р, это лицо Риммы у него на лице, на том, что осталось у него от лица, ну, в общем, ты всё поймёшь, нужно только время. Ка-а-а-тенька. – пьяно протянул он. – Рядом с Игорьком, как настоящие брат с сестрой.
Он хищно сорвал с креста жестяную табличку «Вересова Катерина №112» и вгрызся в горячую почву руками.
- Ка-а-теньк., Игорё-ёк, Вовка, Римм... – спустя четверть часа он уже покачивал их у себя на коленях. – Ну как тебе здесь лежится, моя куколка, «горбушка» моя? – он погладил дочь по едва заметным под слоями сгнившего мяса волосам. – Прости, моя заинька, что не схоронил тебя по-людски, моё ты солнышко. И ты прости, сынок. – он разлепил Володе веки Риммы. – Я виноват перед тобой. Виноват… Катенька, я просто обязан был тебя спасти. Ты же не могла не заметить, что меняешься… с каждым днём м-меняешься, с каждой м-минутой. Мне было больно это видеть. Десять, одиннадцать, тринадцать… но четырнадцать лет стали для тебя роковыми – болезнь сжирала тебя. Я страдал, а ещё больше страдал от того, что ты страдаешь… Это же ликантропия. Я боялся тебе об этом сказать, пока ты была жива. Прости, прости меня – я берёг тебя… Но теперь можно, теперь ты всё равно меня не слышишь. Теперь ты окончательно стала похожа на зверя. Ты болела страшной болезнью, древней как мир болезнью. Она передалась тебе по наследству от матери, а твоей матери от её матери, а её ма… вы смертельно больны! Ты не могла не видеть, что меняешь свой облик и начинаешь походить на зверя!!! Менешься и внутренне и внешне! Девочка моя… Игорё-ёк!!!
11
- Мимо меня пронёсся парень, больно задев плечом. И тут же раздались крики девушки: « Он украл мою сумочку!»
- Да-да, мой сладкий. Про сумочку, только про сумочку.
Андрей Андреевич сидел на полу в своей оранжерее. Холодный лунный свет едва вырывал из сумрака его надетые на босые ноги, начищенные до блеска крокодильи ботинки и белые пласты столов с детьми. Максимка, Антон, Гнус, Алла, Марат, Гренка, Роман сидели на своих привычных местах, отбрасывая густые тени на кафельную стену.
Марат рассказывал – Андрей Андреевич мастурбировал.
- Пожалуйста! Кто-нибудь! Он украл мою сумочку! – взвизгнул Марат.
- С-хумоч-ку…
- Но никто не двинулся с места. И тут я понял, что не могу остаться в стороне… Никогда ещё в жизни так не бегал – нагнал-таки вора! Я был жутко уставшим, но гордился собой. А с Ирой мы уже год вместе…
- Схум-схуммочка…
- Сумочка с тех пор стала нашим талисманом. – торжественно выдохнул Марат. – Я даже сфотографировал её и поставил фотографию в рамку.
- Алла, тх-еперь ты… - Андрей Андреевич стащил с ноги ботинок и продолжил мастурбировать им.
- Мне дали задание обойти всю параллель и собрать вещи и игрушки для детского дома. Я делала это неохотно, так как люди не часто на такое откликаются. Собрав всего понемногу в сумочку, направилась в детдом.
- Схум-м-м… Сум-м-ммочка…
- Было Рождество, и воспитательница предложила надеть шапочку Деда Мороза. Я нехотя согласилась, засунула подарки в большую сумочку-ботинок.
- Сум…
- И, зайдя в игровую, приготовилась к налёту жадных детишек. Но… На меня уставились двадцать пар маленьких глаз. – Алла смешно выпучила свои «свинячьи» глазки. – Двадцать пар! Таких ярких я ни разу не видела! Как заклёпки на сумочке моей мамы. Я гляделась в них в детстве, как в зеркало…
- Сум-м-моч…
- Я провела в детдоме четыре часа, рассказывая сказки, играя и притворяясь помощником Санты – эльфом. Было так здорово слышать, как ребятишки топают по деревянному полу каучуковыми ботинками-карманами желаний, было здорово заглядывать им в глаза, блестящие, как заклёпки на маминой сумо…
- Подожди, под… А-ахо-о! – Андрей Андреевич жестом приказал Алле замереть, словно бы придержал за плечо слишком быстро делавшую минет сестру. - Подожди, милая. – всё не в силах отдышаться, он снял ботинок с члена и втянул носом его аромат. – Пионеры, носки, ЧЕРГИД, просто-о-о-ор… Дальше… - едва уловимо произнёс Андрей Андреевич.
- Какими объятиями встретили меня ребятишки на следующий день! – Алла в экстазе закатила глаза. – А когда я уходила, неся на плече пустую сумочку, - все вместе провожали меня…
- Подожд… жди-жди! А-а… – Андрей Андреевич снова втянул аромат ботинка носом. - Пионеры, носки, ЧЕРГИД, просто-о-о-ор…
- Было до слёз приятно… Теперь не могу прожить и двух дней, чтобы не навестить малышей. Я привлекла к походам всех своих друзей. И теперь у ребятишек есть целая куча эльфов.
- Макс.
- Привет, меня зовут Олег. Мне 12 лет, и я хочу переписываться с мальчишками и девчонками, чтобы найти друзей!
- Гренка.
- Миша был в нашем классе новичок. Человек он необщительный, поэтому про него никто ничего-ничего не знал. Он был высокого роста, сутулый. Под новый год случилась трагедия: Миша попал под поезд и оказался в больнице. Ходили слухи, что он никогда не сможет ходить. Наигранная жалость, витавшая в нашем классе, заканчивалась на разговорах. Никто не навещал его. Я был мало с ним знаком, но вспомнив, как пол года назад сам лежал в больнице и ждал поддержки, рискнул навестить парня. Стоя перед дверью его палаты со своим фирменным тортом «Кучерявый мальчик», я долго топтался. Вдруг он даже не вспомнит меня? Но всё же постучался… Сейчас мы с Мишей сексуальные партнёры. Я знаю, что его мучают прыщи и непроизвольное мочеиспускание, но больше всего он боится, что окружающие его люди почувствуют от него запах спермы. У него рано стала проявляться жестокость. Он часто издевался над животными. Это помогает ему расслабиться и достичь душевного равновесия. Когда он мастурбирует, то представляет себя, совершающим половой акт с ненавистными ему одноклассниками. При этом воображая, что его руки это грузовые поезда с машинистами и он зверски мучает одноклассников, сжигает на костре или жарит их голыми на сковороде. Чаще всего объектами его мечтаний являются мальчики, а не девочки. Только теперь к концу третьей четверти у него окончательно сложился идеальный мастурбационный образ – худенький мальчик-подросток-копро. Удары ножом он наносил как правило в грудь. Лезвие старался держать специально не перпендикулярно расположению ребер, а параллельно, чтобы оно, лезвие, вошло глубже и достало до сердца. Вопреки диагнозам, мой сексуальный партнёр успешно выполняет нормативы на уроках физкультуры. Когда мы вспоминаем тот день в больнице, Миша рассказывает, как был удивлён и одновременно польщён моим приходом. Уверяет, что это очень ему помогло…
...Ранний августовский хмель. В подмосковном Клину, царстве бетона и заброшенных могильников, жарко и сухо. Андрей Андреевич спрыгнул с подножки трактора, сполоснул лицо из ведра с успевшей стать горячей колодезной водой и скинул пропитавшуюся потом тельняжку. Перед его взором раскинулось бескрайнее поле с куцым островком орешника на горизонте.
Андрей Андреевич, убрав тягу, заглушил трактор – послышалось улюлюканье детских голосов, шелест кукурузных початков. Он знал, что мальчишки то и дело бегают подрочить на кукурузное поле. Спелые початки с ровными аккуратными рядами жёлтых зёрен уже стали для детей и жителей близ лежащих деревень и анальным лакомством, и игрушками.
Андрей Андреевич закрыл глаза и увидел, как пятиклассники Антон, Павел, Андрей и Слава принесли целую сумочку этих теплых от солнца, ТУГИХ, нарядных початков во двор к знакомым девочкам. Увидев это, шестиклассница Вера с подружками, тринадцатилетней Люсей и одиннадцатилетней Зоей, решили сходить на поле. Уж очень привлекательно выглядела добыча мальчишек.
Андрей Андреевич завращал зрачками под закрытыми веками. Он видел, как девочки стали собираться: сначала Зоя сбегала за хлебом, потом ждала бабушку, чтобы получить разрешение, - вечерело. Андрею Андреевичу сделалось зябко и он, как был, не открывая глаз, натянул просохшую на солнцепёке тельняшку. Наконец Вера и её подружки отправились в путь. Проехали две остановки на автобусе, вышли у завода железобетонных изделий, двинулись в сторону деревни Полуханово. Рядом с железнодорожным переездом спустились с бугорка и оказались на кукурузном поле.
Андрей Андреевич заиграл желваками.
Как один загудели жаворонки.
Высокие стебли закрывали всё вокруг, листья колыхались и чуть шелестели от ветра. Девочки быстро набрали спелых початков и собрались назад, когда со стороны просёлка к ним вышел Андрей Андреевич. Было в нем что-то такое – в движениях, выражении лица, голосе, - чего девочки сразу испугались, смутились. Зато он действовал расчётливо и спокойно.
Уже совсем стемнело, когда Андрей Андреевич, переодевшись в платье и кожу Зои, и выдавая себя за Веру, давал показания милиционеру.
-Мы нарвали две сумочки, выбрали место и сели очищать початки, чтобы есть по дороге. – как можно тоньше пищал Андрей Андреевич, стараясь не трясти головой, чтобы с него не соскользнул Зоин лоскут с двумя косичками на пробор. – Вдруг нас окликнул мужчина. Он сказал, что работает в милиции и охраняет поле. А затем добавил: «Кто вам разрешил кукурузу воровать?!У нас скотине есть нечего!».
Вдруг милиционер надул щёки, выкатил глаза, ощетинился псом и загудел протяжно прямо в лицо Андрею Андреевичу:
- Бжбзбжбз-с-с-сбжбзбжбзс-с-с…
- Он схватил меня за руку: «Пойдем в милицию». – Андрей Андреевич, холодея от ужаса, всматривался в лицо милиционера. – Но я вырвалась и пошла в сторону дороги. Может, я трактор заведу? Товарищ милиционер, может я трактор заведу – очень жарко, а у трактора есть охлаждающая жидкость. А? Может, я трактор заведу?
В ответ милиционер снова надулся и, топорща брови, завыл:
- Бжбзбжбз-с-с-сбжбзбжбзс-с-с…
Андрей Андреевич в одно движение вскарабкался в кабину и провернул ключ – трактор затрясся и затрещал.
- Жарко же как, товарищ милиционер. – Андрей Андреевич обмахивался фартуком, чувствуя, как скользит пот под кожей Зои. - За мной вскочила Люся. Тогда мужчина взял за плечо Зою. Та стала просить отпустить, говорила, что бабушка переживать будет. Но он не слушал. Мы испугались и пошли быстрее. Мужчина с Зоей двинулись за нами. Ну не возможно же! Жарко! – Андрей Андреевич не отдавая себе отчёта сорвал с себя Зоино платье. – Потом мужчина остановился, нагнулся, как будто вытащить камень из обуви. Мы ушли вперед, а они отстали. От дороги я оглянулась. Мужчина с Зоей уходили вглубь поля. Больше мы их не видели...
- Бжбзбжбз-с-с-сбжбзбжбзс-с-с!
Вдруг милиционер схватил Андрея Андреевича за щёки ладонями и защёлкал языком, как щёлкают раскалённые добела камни.
- А-а-а-а! – Андрей Андреевич в ужасе открыл глаза.
Оранжерея утопала в едком белом дыму, пластиковые двери расплавились и висели сейчас в проёме на одной петле, рядом спал пьяный засыпанный осколками закопченного стекла Арнольд.
- Бжбзбжбз-с-с-сбжбзбжбзс-с-с… – храпел он. – Бжбзбжбз-с-с-сбжбзбжбзс-с-с…
Андрей Андреевич лягнул ногой в темноту, и со стола грохнулось одно из растений, по полу расползлось сизое облачко золы. Послышался полный боли стон Романа. Андрей Андреевич протёр руками глаза. Оранжерея наполнялась дымом. Где-то под полом громыхнуло, и тут же остро запахло сырой известью. Во дворе и на нижних этажах слышались заспанные голоса и топот босых ног. Всё ещё не веря, что это происходит наяву, Андрей Андреевич вскочил и тотчас повалился, ступив на затёкшую ногу. Падая, он уцепился за попавшие под руку стебли монстеры и развернул горшки с Максимом и Аллой. Алла упала на голову и пьяно застонала.
- Пожар! Андрей Андреевич, пожар! – послышалось с улицы.
В оранжерею влетела растрёпанная Свинорылая с огнетушителем и истошно завизжала. Западая на отсиженную ногу, Андрей Андреевич стал помогать ей выносить горшки с детьми. Те, пьяно мыча, нехотя просыпались.
Арнольд ползал на четвереньках не в силах разлепить веки и бубнил:
- Перо. Дайте мне перо.
Под домом снова рвануло, стена стала медленно оползать, лопнула рама со стеклом, со свистом вылетела розетка, заискрила проводка. Едва успевая уворачиваться от валящихся на голову плит, Андрей Андреевич выпрыгнул с четвёртого этажа на газон. Но удачно приземлиться ему не удалось, и Мир увидел голубые суставы, что выскочили, обнажив растрескавшиеся полые кости его уставших ног. Пижама на нём плавилась, волосы тлели. Прозвучало ещё четыре глухих взрыва и под землю ушло два детских корпуса со столовой и бассейном.
Заболевая и не веря глазам, Андрей Андреевич глядел, как карточным домиком рушится его Мир, казавшийся таким нерушимым, таким вечным, таким неповторимым...
Из-за угла, окутанная оглушительным грохотом пожара, на мятых ободах выкатилась дымящаяся инвалидная коляска с грудой чёрного мяса.
- Моё-моё. – немо простонал Андрей Андреевич и протянул к мясу руки.
Полыхнул дубовый тёс забора, сработала сигнализация, по периметру вспыхнуло аварийное освещение и тут же погасло, оставив топку из алого. Из-под завала выполз страшно обгоревший
кирпичный четырёхметровый
человек, сделал несколько шагов, бухнулся на колени и так и застыл, словно воткнутое в снег огромное коромысло.
Новый взрыв разорвал ночную немь.
- Моё. – странно улыбнувшись, прошептал Андрей Андреевич застывшему в метре от него неизвестному человеку. - Умиляюсь… – слёзы проступили у него на мясцах. – Вот представьте. – глухо шептал он в катастрофу. – Крохотуля в халате до пят все время сползает со стола, похож на перепуганного хомячка-попугая, в кулачке асцеляторная пила, на черепе лоскут. Втянул зелёненькую головку в плечики, тычет пенисом в пластилин, а сам всё озирается, прислушивается к шагам за дверью – может, это мама приехала и она заберет его отсюда. Ма-ама прие-еха-ала… Руки так и просятся погладить пернатика, но я не даю рукам воли. С такими детьми надо быть настороже – чтобы не спугнуть…
Вдали на шоссе показались мигалки пожарных машин. Губы Андрея Андреевича по-девичьи задрожали:
- А в-вот вы пришли… – отцы.
|
| Свидетельство о публикации № 14871 | Дата публикации: 03:48 (03.09.2011) © Copyright: Автор: Здесь стоит имя автора, но в целях объективности рецензирования, видно оно только руководству сайта. Все права на произведение сохраняются за автором. Копирование без согласия владельца авторских прав не допускается и будет караться. При желании скопировать текст обратитесь к администрации сайта.
|
| Просмотров: 476 | Добавлено в рейтинг: 0
Данными кнопками вы можете показать ваше отношение
к произведению
|
Оценка: 0.0
|
|
