|
Финал
|
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 195
Замечания : 0%
Финал Форма: свободная Жанр: реализм Размер: ложки нет! Участники: имена будут вписаны Сроки: с пятого по двадцать пятое - включительно (авторство открытое) Список участников 1 AlanaDargo - 35 2 MaryEgo - 31 3 Человек - 30 4 Санчес - 29 5 Призрак - 27 Тема Этот безумный мир
Профессор
Профессор интеллект - ученный теоретик Задачи многие по жизни повидал И стоило за них лишь ему взяться Любую враз он с легкостью решал В мозгах процессор - мегатонны человеческих познаний В глазах уверенность - что знания основа есть всему В душе покой - навеянный уменьем И думал он что понял Причину Создавшую весь этот мир И завернувшую, по кругу бесконечному всему. Так дни текли.. Заправленные чувством "все в порядке" Прилежно заправлял постель профессор по утрам Пока не повстречалось ему нечто Невнятное логическим цепям. Ты спишь! Два слова лишь задача та сказала И растворилась в бездне бытия Найди меня! Осколками вонзилось Все знание пустые словно пыль Как ветром на пути своем снося.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 195
Замечания : 0%
Финалисты, осталось три дня. Работы выкладывать прямо сюда. Голосующие, ждем.
Джефф, убери пожалуйста из стиха курсив и зеленый.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 883
Замечания : 0%
Страна души
Джамаль вышел из музея, крутя в руке найденный на полу детский сандалик.
- Подумать только! – удивлялся он – и эта ерунда стоит целое состояние?! Да не может такого быть, чтобы какая-то туфля для годовалого младенца стоила больше, чем платят в музее будущему историку. Это же нелепо! Или мир сошел с ума, или я слишком дешево ценю себя, пойдя на исторический!
Юноша усмехнулся, бросил сандалик в тряпичный рюкзак-мешок и быстрыми шагами направился в сторону парка принца Ольденбургского.
Уже неделю стояла невыносимая жара. День неторопливо клонился к вечеру и люди, прячась от удушливого зноя вдоль массивных заборов и зеленых насаждений многочисленных санаториев проспекта Нартаа, вытягивались в длинные причудливые вереницы – бусы с по обыкновению яркими нарядами туристов и темными, выцветшими от старости одеждами местных жителей. Курортный сезон едва перевалил через экватор, и поэтому жизнь в городке кипела, казалась шумной и праздничной. Джамаль пронесся мимо Колоннады, бросив сочувствующий взгляд на сидящих на цепи, измученных солнцепеком и жаждой Стефани и огромного серого грифа Валентина, названного так (по мнению хозяина) за созвучие и некую схожесть с известным актером. Сам гриф больше походил на общипанное пугало и круглые сутки, сидя на металлическом шесте, спал, обернувшись крыльями. Львица же, словно пьяная торгашка в белом фартуке, привычно развалилась во весь свой огромный рост на темно-зеленой скамье слева от спуска к пляжу. Взор Стефани был пуст и, казалось, молил, о том, чтобы ее поскорей пристрелили.
Каждый день, наблюдая эту картину по дороге к «Какаду», к горлу Джамаля подкатывал ком. Он не мог понять, куда смотрят хваленые «гринписовцы» и местные власти, разрешая подобную пытку ни в чем не повинных животных. Видимо, как можно было заключить, на курорте и самые оголтелые защитники дикой природы становятся всего лишь - типичными отпускниками. Вообще, для своих восемнадцати с небольшим лет он слишком многого не понимал, либо отказывался понять, из-за чего периодически имел конфликты с родителями и учителями, но в силу отнюдь не вспыльчивого, как то велит кавказская кровь, характера, правильнее даже сказать, благодаря, какой-то врожденной сдержанности и рассудительности, данные конфликты никогда не перерастали в жаркие перепалки и словестные дуэли. Что говорится, каждый оставался при своем, не выходя за рамки и, несмотря на то, что ему было чем возразить и учителям и родителям, Джамаль давно понял – проще смолчать первым, чем пытаться кого-либо переубедить. Оттого и повзрослев, уже участь в институте, он предпочитал держаться в стороне от споров и открытого высказывания собственного мнения. Общению со сверстниками, молодой человек предпочитал чтение исторической литературы, бег и плавание. Первое, как он не без основания считал, очень важно для будущего историка, занятия же спортом помогали отвлечься и поддерживать себя в форме. Художественную, т.е. «праздную» литературу Джамаль обходил стороной, т.к. опасался, что увидев довольно упрощенную модель поведения и мира в целом, человек в той или иной ситуации теряет способность мыслить самостоятельно, ведя себя столь же глупо и импульсивно, как вымышленные герои поэм Шекспира и романов Достоевского.
Отчасти в силу этого обстоятельства в его жизни было множество вопросов пока еще остающихся без ответа, либо ответы на которые противоречили мнению большинства. В частности, он искренне не понимал, как люди могут проходить мимо подобной жестокости, словно не замечая унизительного, да-да именно «унизительного» положения животных, чей хозяин, взъерошенный, грязный, постоянно пребывающий в состоянии похмелья, сам давно должен был быть посажен на цепь. А чего стоят ужасные красные следы солнечных ожогов, усыпавшие бледную кожу и мятую физиономию? Всем своим видом этот плешивый мужик с маленькими мутными от беспробудного пьянства глазками походил на свинью, а, по сути, ею и был…
Увидев большую еловую шишку, лежащую на газоне, Джамаль остановился, какое-то мгновение его лицо выражало задумчивость, но в следующую же секунду просияло и расплылось в широкой улыбке. Резким движением он поднял снаряд, быстро подбежал к бордюру у крайней колонны и со всего размаха, вкладывая, как казалось, всю свою злость, швырнул его в угнетателя. К собственному удивлению, шишка попала прямо в висок ничего не подозревающему фотографу. Оцарапав своими сухими растопыренными пальцами кожу возле уха, она с треском отскочила на асфальт и, под недоумевающий взгляд львицы, покатилась под лавку. Мужчина издал крик и машинально отклонился в сторону, задев металлическую стойку, от чего гриф вдруг расправил крылья, вспомнив, что все еще жив, но к тому моменту, как хозяин поднялся вверх по ступеням Колоннады, снова вернулся в привычное состояние кокона. Обидчик же, ликуя от содеянного акта праведного гнева, уже скрылся за поворотом.
То незначительное расстояние, что отделяло Колоннаду от «Гаргрипша» с его легендарной лестницей и давно остановившимися часами, словно сказочный эльф или гном, спрятанный в мешок от случайных глаз, кувыркающийся в рюкзаке ботиночек, на каждом шаге подпинывал Джамаля в спину, не давая тому остановиться. Возле же очередного зонтика с многочисленными предложениями недорогих, но обязательно комфортабельных экскурсий (на деле разнообразие в них трудно было найти даже на бумаге), он снизил темп и, убедившись, что никакой погони, разумеется, нет, все еще продолжая сиять от счастья, перешел на ходьбу. Оставшуюся дорогу до «Какаду» он, то и дело почесывая свой слегка орлиный (как то и должно быть у настоящего кавказца) нос, шел с любопытством разглядывая встречающихся туристов с пока еще бледными лицами, подстать не содранным наклейкам на сумках и чемоданах, свидетельствующих о том, что они только что прибыли из аэропорта.
- Вот интересно, - думал он, - в России, куда не плюнь – попадешь в фитнес зал или качалку, а приезжают одни толстые, причем не важно, от мала до велика – все к нам. В аэропорту их, что ли еще сортируют или на таможне? Глазу же даже зацепиться не за что. Странно как-то. У нас один фитнес на три города и ничего. Проблемы с весом у женщин чаще всего только к пенсии и то, порожай с их - еще не так разопрет. Не может же это быть только от климата, не в эвкалиптах же дело, в конце концов… Бюджетники одним словом, - вздохнул про себя юноша, прижимаясь к стене, стараясь уступить дорогу двум идущим на встречу округлым женщинам в соломенных шляпах.
Под категорию «бюджетников» в глазах Джамаля попадало большинство приезжающих в Абхазию, причем, как ни странно, все «бюджетники» в зависимости от пола делились на «учителей» и «ментов». Что же касается совсем уж иностранных туристов, то им был присвоен статус «европейцы», без особого апофеоза, а даже с некоторым снисхождением: русские хоть более-менее самостоятельны, с этими же совсем бывает трудно.
Любая официальная статистика подтвердит, что «учителей» на отдых в Абхазию действительно приезжает подавляющее большинство. За всю свою жизнь Джамаль вдоволь насмотрелся на училок школ и ПТУ в их повседневной жизни, поэтому ничего хорошего от учебного процесса не ждал и уж точно не доверял им в решении личных вопросов. В городе они только и делали, что лакали пойло подешевле, загорали и пытались хоть как-то развеяться, спасаясь от скуки и тягот собственной жизни. Мало кто представляет, на что способна среднестатистическая учительница математики старших классов, перенесшая с собственными малолетними детьми два, а то четыре дня в плацкартном вагоне ради возможности как можно экономнее и в тоже время насыщеннее провести отпуск на черноморском курорте после нескончаемого, как казалось ей еще в мае, учебного года.
«Менты» тоже бухали и все норовили свернуть горы, но в итоге, единственные снежные вершины, которые большинство из них видело за все время отдыха – оставались на собственных покрасневших предплечьях, украшенные аббревиатурой воинской части или рода войск.
Почему люди, по характеру своей деятельности, обязанные быть примером для любого -вне зависимости от возраста, социального статуса и иных отличий, преодолев планку в 30-40 лет, превращались в изможденных, надломленных неурядицами личной жизни, склонных к алкоголизму истеричек и стариков, Джамаль не понимал. Все это насколько контрастировало с образами, врезавшимися в память еще со страниц Букваря, что казалось карикатурным (сродни супер-героям в отставке) и невольно вызывало сожаление и саркастическую улыбку, дескать: «Говори, говори, уж мы-то знаем…»
Легко догадаться, что самым страшным сочетанием курортников была классическая супружеская пара «мента» и «училки» с двумя-тремя подрастающими детьми. Экземпляр редкий, но настолько харизматичный, что невольно притягивал всеобщее внимание. Не удивительно, что едва оказавшись на остановке возле «Солдата», взгляд Джамаля моментально прилип к основанию совсем еще недавно отреставрированного белого монумента в честь воинов-участников Великой отечественной войны, где возле узкого лестничного спуска к пляжу, словно селезень с выводком едва вылупившихся на свет птенцов, коренастый отец семейства с типичным пивным животиком, в шортах цвета хаки, ужасной ковбойской шляпе и огромных солнцезащитных очках, кричал что-то своей супруге. На шее селезня красовался надутый зеленый круг. Подмышкой был зажат неприлично-розового цвета матрас, купленный в переходе старой железнодорожной станции через дорогу напротив. Цепочкой возле него, выстроившись в шеренгу по росту, застыли трое детей, с уже надетыми на пояс разноцветными кругами с контурами цветочков и зверюшек.
- Вот это кадр, - невольно вырвалось у Джамаля от удивления. Картинка своим умилением, какой-то бездонной безмятежностью, настолько напоминала сцены старой советской хроники или открыток, сохранившихся в музее, что словно переносила в далекое, по определению счастливое, прошлое, когда Гагра на самом деле была всесоюзной Ривьерой, излюбленным местом отдыха генералов и партийных работников, воспетым в многочисленных фильмах и песнях тех лет. Казалось бы – давно нет страны, само понятие «советский человек» стало, практически, синонимом чего-то ругательного, а люди, как не крути – на генетическом уровне оставались пропитаны «совком», и, к сожалению, не в части высоких идеалов, отношения к другим или собственной совести, а именно, что касается безвкусия и простоты доведенной до крайней степени нелепости. «Господи, если я когда-нибудь буду выглядеть также – убей меня не задумываясь», - взмолился про себя будущий историк, проходя мимо нервозно дожидающегося мать семейства.
Из «Какаду» уже доносилась музыка. Невысокая официантка Аня в неизменно белом переднике и потертых бежевых чешках привычно сервировала столики, Сергей настраивал аппаратуру, возясь с проводами. В крайнем углу под навесом, заняв по обыкновению лучшие места в тени, выпивали до боли знакомые рожи. Справа, метрах в пятидесяти, вдоль шипящего галькой моря вытянулась полоска пляжа с занимающими лежаки и просто свободные места отдыхающими. В общем, все шло своим ходом.
Кафе переехало под крыло к Солдату в прошлом году после пожара и еще только отстраивалось, поэтому казалось страшненьким и серым, особенно на фоне возвышающейся словно фрегат, стоящий позади рыбацкой лодки, «Рицы». Однако отсутствие комфорта, новой мебели, разнообразного меню и столь же богатой истории с лихвой нивелировалось удачным местоположением на границе старого и нового города, демократичными ценами и весьма доброжелательным обслуживанием. По приезду в Гагры на практику, Джамаль практически сразу же устроился в «Какаду» барменом вечерней смены и удачно совмещал работу здесь и в музее, считая, что когда из пива на выбор есть только сухумское, а в карте коктейлей львиное большинство отдает предпочтение абхазскому вину и махито – работа превращается в довольно сносную формальность, да при этом, в одном из самых живописнейших мест на планете. И пусть денег платили не много, это было лучше, чем раздавать экскурсионные брошюрки или разносить кукурузу.
- Привет, Ань, отлично справляешься! – зная, что немного опоздал, шутливо приветствовал Джамаль девушку, вбегая по невысокой лестнице, отделяющей набережную от пляжа. - Я посмотрю, как ты все это убирать сегодня будешь, - с улыбкой ответила та.
Встав за барную стойку юноша кивком головы приветствовал Сергея, бросил рюкзак в угол возле пивных кег и сняв майку с красной надписью на фоне герба на спине:
«БЕЗУМЕН МИР, коль места не нашли на карте мира ДЛЯ СТРАНЫ ДУШИ»,
повязал на пояс белый передник украшенный аппликацией в виде черной птицы с оранжевым клювом. Спустя минуту, он уже помогал Ане, расставлять стулья.
- Гляди, фрик-шоу, - Джамаль указал пальцем в сторону пляжа, где среди других отдыхающих, лежащих, либо сидящих на полотенцах к заветному морю, словно клоунская труппа в ярких костюмах, продиралась уже знакомая процессия с кругами и матрацами. Муж что-то бурно обсуждал с супругой, резко жестикулируя рукой, указывая в противоположном направлении, та же вцепившись в одну из дочерей, упрямо вела караван к воде,
- Можешь объяснить, как какими придурками становятся? - Еще не известно, что из тебя получится, умник, - рассмеялась девушка, - я же про твой тощий торс молчу, Геркулес.
Джамалю нравилась Аня. Она, что говорится, была «своя», без надменности и снобизма, присущего большинству приезжих и в то же время без чрезмерной зажатости, свойственной местным девушкам. С ней было легко, комфортно. Она не задавала глупых вопросов и всегда парировала его шутки, перерастающие, в своего рода, микро-дуэли. Их отношения, разумеется, не могли перерасти в нечто большее, минимум из-за того, что она была лет на пять старше, но между ними определенно была симпатия, чего не скажешь, например, о Сергее. Будущий историк недолюбливал местного музыканта. Толстый, с засаленными собранными в хвостик волосами с проседью, казалось, насквозь провонявший дешевыми сигаретами Сергей, одним своим видом вызывал сожаление. Не жалость, а именно сожаление. Сожаление, прежде всего, о попранных представлениях Джамаля о творческих людях и музыкантах в частности. Такой - стокилограммовый памятник детской наивности, если хотите.
В первый же вечер работы в «Какаду» они выпивали за знакомство и Сергей, этот, со слов друзей, «музыкальный гений» и «король джаза» вдруг поинтересовался, какого числа у Джамаля день рождения. Студент удивленно ответил, мол, 9 августа.
- Я всегда уточняю, потому что интересны люди, родившиеся в твой день рождения. Какая у них судьба, чем они живут. Ведь это, можно сказать, твое отражение, или твоя возможная жизнь. Альтернатива, - после короткой паузы, глотнув немного рома с колой и облизав свои толстые губы, начал Сергей, смотря куда-то мимо жадно слушающего Джамаля, - например, однажды в Вконтакте познакомился с девушкой из Томска. Дай бог памяти… ей тогда было 14 лет. Меня привлек ее статут: «Кто разобьет мне сердце, тому я разобью ебало».
Сергей рассмеялся, туша сигарету в пепельнице.
- Представляешь?! Думаю, какая-то мокрощелка из себя стерву строит, ну-ну… ну познакомились. Приезжала. Говорит: «на все ради тебя готова». Ради меня – сорокалетнего! Вот дура! Кто разобьет мне сердце, тому я разобью… Чувствуешь характер?..
В тот момент Джамаль чувствовал разве что отвращение, он словно видел, как за спиной музыканта горел и обрушался театральный занавес, придавливая своими кусками что-то хрупкое в нем самом. Конечно, он понимал, что творческие люди, такие же, как все и ничем не отличаются от обычных, но слышать подобные признания от «гениального короля джаза» было в высшей степени неловко. Как же когда ведут себя обычные гитаристы или барабанщики? Более того, в них сквозила ложь и, столь постылое сердцу любого порядочного человека, желание унизить другого, что стало невмоготу.
- Да. Баба с яйцами, - процедил Джамаль и быстро встал из-за стола - а в мой день рождения, разве что Хиросиму сбросили…
С тех пор между ними всегда была дистанция. Джамаль старался не пересекаться с Сергеем без видимой надобности – кто знает, что он потом про него приплетет в перерывах между выступлениями…
- Джамаль! Принеси виски! - Секунду! - Бармен задвинул очередной стул и направился к стойке.
«Что-то рано они сегодня», - подумал он про себя. Компания, что сидела в углу, состояла из хозяина «Какаду», коренастого рыжеволосого абхаза Димы, явно бывшего профессионального борца, с ужасно надменным взглядом, его высоченного тощего друга Лехи в неизменной джинсовой бесболке, уже раскуривающего бульбулятор из бутылки колы и двух-трех знакомых, чередовавшихся время от времени. В кафе они проводили, казалось, все время, практически не выходя из-за столика, обсуждая свои дела и то и дело встречаясь с какими-то мажорами. С первых же дней работы, Джамаль понял, что «эти ребята явно не мандаринами торгуют», поэтому держал, как говорится, ухо востро и всячески старался создать образ непутевого парня, которому ничего и доверить нельзя, кроме, разве что, мыть пивные кружки. А в том, что деловые интересы Димы и Леши куда шире пляжного кафе, Джамаль был уверен. Живя в полуразрушенной стране, где при полном отсутствии промышленности у каждого второго его сверстника люксовый автомобиль, а в тридцати минутах езды – граница с Россией, волей-неволей понимаешь, откуда берутся деньги. При совершенно иллюзорной с учетом реалий жизни и ежедневного трафика таможне, нелегально провести что-либо через границу практически не составляло труда. Мандарины, контрафактное вино, личные вещи генсеков с разграбленных дач и санаториев, черепки и стекляшки эпохи раннего христианства, наркотики и оружие – все без труда находило своего покупателя и растворялось на просторах большого соседа. Приезжий студент из Сухума был идеальной кандидатурой на роль курьера, о котором, в случае провала, никто и не вспомнит. А то, что люди пропадают постоянно, он знал не понаслышке. Несколько лет назад так пропал его одногруппник Алхас.
Уже на первом курсе тот разъезжал на новенькой Camry и то и дело мотался в Россию. Однажды, весной Джамалю нужно было в Сочи и так получилось, что они поехали вместе. Проходя таможенный контроль, из-за огромной пробки и неработающего кондиционера Алхас заметно волновался, истекая потом, но, по случайности, машину досматривал его школьный приятель, поэтому контроль ограничился формальным открытием багажника и рукопожатием.
Едва преодолев границу, водитель Camry ударил по газам, потирая затылок.
- Ну кажется все.
Минут через десять, внезапно уйдя с автострады, Алхаз остановился.
- Джамаль, выйди, я солоник заменю, надоело без кондера ехать.
Юноша вышел из автомобиля, облокотившись спиной на заднее крыло. Алхаз сел на пассажирское место, быстрым движением открыл бардачек, снял незакрепленную крышку и аккуратно вытащил старый фильтр. Случайно, от нечего делать, бросив взгляд на друга, Джамаль заметил, что фильтр был совсем белым и не рифлёный как обыкновенно, а напротив, это была абсолютно ровная пластина, как пастила или нуга в пластмассовом контейнере. Алхаз достал черную сумку с заднего сидения, положил брекет в нее и, вынув новый, обычный фильтр, поставил его на место. Вскоре они уже прощались недалеко от сочинского рынка. Алхаз по обыкновению махнул рукой из открытого окна и, выбрасывая гравий из под колес, уехал на встречу.
Его обезображенное тело нашли спустя несколько дней на железнодорожных путях возле Адлера. По версии следствия, Алхаз был так называемым «зацепером» и умер, случайно попав под электричку.
Оказаться вдруг «зацепером» под конец практики в планы Джамаля совсем не входило.
День неторопливо подходил к концу. Под аккомпанемент российской попсы и хриплые мелизмы Сергея солнце миновало залив и миллиметр за миллиметр под неусыпный взгляд сотен туристов скатывалось аккурат в раскрывшуюся (как казалось) крышу стадиона «Фиш», от чего весь он переливался перламутром, подобно огромной внеземной научной станции из старых фантастических фильмов. По сути это и была – другая планета, с совершенно иными, подчас непонятными законами, образом жизни и людьми, что как магнит тянула к себе, пылающим заревом, словно широченным рекламным билбордом во весь горизонт, призывая в страну больших возможностей, продовольственного избытка и праздного существования, являющихся по общему убеждению главными дарами цивилизации.
Невольно заглядевшись на закат, наливая очередной бокал «Сухумского», Джамаль вспомнил фрагменты закрытия Олимпиады. Кажется, половина абхазской молодежи, забросив учебу, так или иначе участвовала в ее проведении, с радостью идя в волонтеры или обслуживающий персонал. Он вспомнил воодушевление, невиданное до этого единение, которыми были пропитаны абсолютно все, забыв на время о старых, давно утративших свою актуальность, обидах, предвзятости, об условных, сотню раз перечерченных границах. Вообще отсюда - из Гагр, невольно закрадывалась мысль, что единственной целью проведения олимпиады в Сочи было – в качестве подарка украсить и без того живописный вид курортного городка, расположенного у подножия Большого Кавказского хребта огромным алмазом, олицетворяющим мощь и процветание большого соседа, столь притягательного для большинства сверстников и стариков ностальгирующих по давно ушедшей эпохе.
Благодаря этому наглядному примеру, любому становилось отчетливо понятно насколько близко находится Сочи, и Джамаль вдруг подумал, что нет ничего удивительного в том, что когда началась война, Россия поддержала Абхазию, а попросту впряглась за нее и до сих пор держит под своим крылом. Не из-за огромной любви или памяти, а лишь по традиции используя в качестве буфера между собственными рубежами и враждебным ей внешним миром. Не велика роль для маленького гордого народа, но – так уж исторически сложилось. Кому, как не Джамалю это знать.
Когда война впервые пришла в Сухум, он был еще слишком маленьким, чтобы держать в руках автомат, но зато отчетливо помнил, творившийся ужас, шум артиллерийских ударов и траверсы автоматных очередей. До сих пор вся Абхазия зализывает раны той, далекой уже войны, оцарапавшей своими когтями многочисленные, так и не отреставрированные за десятилетия фасады домов и унесшей тысячи ни в чем не повинных жизней. И самое страшное, что это был лишь один из множества подобных, имеющих уже повторение, эпизодов в судьбе его непризнанной миром страны. Миром, который, казалось, сошел с ума и попросту сжигает, все, что попадается под руку от человеческой жизни, до целых государств и континентов. Глобальное потепление, о котором как часто говорят, действительно давно уже настало и не по причине парникового эффекта и солнечной активности, а в силу невозможности, без коренных переломов, дальнейшего существования этой маленькой высосанной, практически, до предела планеты.
Люди никогда не останавливаются на достигнутом, им всегда мало. Такова их природа. Им не нужна стабильность и спокойствие. Справедливость. Они ищут лишь выгоду, достаток и власть. Они придумывают поводы для войн и смены режимов, регулируют стоимость акций количеством захваченных заложников или зараженных новой эпидемией. Удел каждого отдельного человека и даже стран – быть разменной картой в большой эволюционной игре под названием «Монополия».
Подавляющее большинство принимает эту роль как данность, нередко жертвуя собой, подобно целым народам Северной Африки, практически смирившимся с истреблением друг друга. Другие же, считая, что сами вправе принимать решения, руководствуясь иногда и благими целями, идут наперекор сложившемуся порядку вещей в стремлении более справедливо, как им кажется, поделить остаток пирога. Их можно называть террористами, националистами, сторонниками джихада. Представителями Исламского государства, словно огромный серый спрут расползающегося по всему материку, чьи длинные щупальца проникли даже сюда, в крошечную Абхазию. В несуществующей стране, где практически у каждого мужчины есть опыт войны, под кроватью припрятан ствол, а перед глазами растущие, как грибы, виллы на фоне полуразрушенных храмов - совсем не трудно найти своих сторонников, готовых со средневековой жестокостью воинов Салахуддина сражаться с потомками крестоносцев за новый мировой порядок.
- Но ведь не все такие, - вступил Джамаль в спор с самим собой, - ведь есть люди, пытающиеся жить по внутренним убеждениям, довольствуясь малым, находя радость в отказе от достатка и возможностей.
Он вдруг вспомнил про Константина и Светлану, работающих в музее. Оба они приехали в Гагры из Москвы. Костя, имея образование, работу, перспективы, к 35 годам решил жениться и поэтому вернулся в Абхазию, считая, что здесь его дом и тут - на родине предков - должна жить его семья. Светлана, историк по образованию, блондинка с нелепыми, доставшимися ей от столицы, татуировками и губами навыкат - продала квартиру и сбежала в Гагры ради работы по специальности и возможности каждое утро любоваться дельфинами, заходящими в залив. Оба они почему-то предпочли начать жизнь с нуля, нежели продолжать увядать в многомилионном мегаполисе, теряя в постоянной гонке за благополучием и модой, что-то очень важное для себя. Вместо этого, они с блеском в глазах могли часами говорить о славной истории Гагры, о красоте природы Абхазии, ее воздухе… Дни напролет они помогали реставрировать музей в полуразрушенной крепости Абаата. Собирали экспонаты, бережно расставляя их по полкам или развешивая на стенах. Вместо того чтобы обвинять правительство в коррупции и невнимании к культуре, они сами собирали деньги и рассказывали об этой культуре с такой теплотой и любовью, что казалась за них говорила вся нескончаемая история этого маленького клочка земли. «Для кого-то же они хотят все это сохранить, передать. Кому-то ведь в будущем нужен будет этот музей»… - подумал Джамаль.
- Музей… музей… черт! Мне же еще нужно сандалик занести, - вспомнил он, вытирая стойку, - Аня, подменишь меня на 5 минут? Мне нужно через дорогу сбегать.
Не успела официантка опомниться, как Джамаль уже содрал фартук и на ходу одевая майку, с ботиночком в руке бежал к треугольному монументу Войнам-освободителям. Посетителей к этому времени уже практически не осталось, поэтому девушка лишь взглядом проводила напарника, решив под конец и без того тяжелого дня не работать на публику, устраивая сцены.
Семья, чья девочка обронила ботинок в музее, снимала комнату в доме тети Изольды вверх за железнодородной станцией, прямо напротив кафе. Джамаль жил у бабушки тремя домами левее и несколько раз видел их на улице, сплошь увешенной объявлениями о свободных комнатах, домашнем вине и горном меде. Разбирая старую черепицу климатической станции, входящей в комплекс крепостных сооружений, он видел, как Константин, в свойственной только ему одному манере, с умилением на лице, долго о чем-то рассказывал молодым людям, то и дело плавными жестами указывая на фотографии. Света стояла рядом, облокотившись на стол, в кожаных штанах и косухе больше напоминая женщину-кошку, нежели сотрудницу музея. Едва взглянув на блестящие глаза экскурсоводов можно было легко догадаться, как редко их о чем-либо спрашивали посетители. Молодая пара также явно не торопились уходить, боясь разбудить спящую в коляске полуторогодовалую дочку, поэтому всячески поддерживала беседу, задавая все новые и новые вопросы. Когда же они, наконец, ушли, у стены, где стояла коляска, Костя нашел маленький розовый ботиночек, видимо слетевший во время сна. Предположив, что пропажу вскоре обнаружат, он поставил сандалик на стол с обычной для подобных мест сувенирной и печатной продукцией, где его и увидел Джамаль.
- Надо же! Какой папа черный, и дочка совсем светленькая, я все время думала черный – доминантный - удивлялась Света, переставляя ботинок на более видное место. - Да мало-ли, я в наше время уже ничему не удивляюсь… - О ком вы? – поинтересовался Джамаль? - Да только что была тут пара забавная, ботиночек вон - потеряли.
Догадавшись, о ком идет речь, Джамаль предложил занести сандалик вечером после работы.
Тетя (вернее даже «бабушка») Изольда жила в большом двухэтажном доме вместе со своей дочерью Ритой. Точнее в половине дома, т.к. вторая принадлежала другим хозяевам - грузинам, бежавшим из Абхазии во время войны. Когда–то их родители дружили, вместе построили этот дом прямо у подножья горы на краю Старой Гагры. Никто из них, конечно, не мог и предположить, что пройдут годы и в первой половине - каждый курортный сезон будут сдаваться комнаты, а вторая, выставленная на продажу за баснословные по меркам Абхазии деньги, придет в запустение. Сами хозяйки ютились в соседней пристройке, стараясь выжить максимально-возможное из единственного источника своего заработка. Мужчин в доме не было.
Когда Джамаль вошел в ограду, в тусклом свете фонарей он заметил хозяек, сидящих в креслах под навесом летней кухни, и несколько женщин за большим столом напротив. В небольшой галерее у лестницы на второй этаж толпились дети – девочки семи-одиннадцати лет.
- А! Джамаль! Ты так раз вовремя! Проходи на концерт! – весело закричала по обыкновению радушная Рита. - Добрый вечер, - поздоровался он со всеми и, убедившись, что нужной ему пары в числе присутствующих нет, обратился, протягивая находку, к седой, полной женщине в черном халате, - Тетя Изольда, кто-то из ваших постояльцев ботиночек в музее забыл, я думал вернуть… - Ну-ка... - Да это - Лена, - сказала вдруг брюнетка, сидящая за столом, - Она сегодня весь вечер этот ботинок искала. - Да, да, - поддержали другие женщины. - Хорошо я передам, как вернутся, - поставив сандалик на стол, заключила Рита, - садись концерт смотреть, у нас сегодня дети выступают.
Джамаль слегка волнуясь, что влетит от Ани, но все же не желая обидеть хозяек, сел на скамейку в глубине кухне, немного в стороне от стола. Спустя несколько минут из галереи донесся детский крик: «Мама, включай!» Одна из женщин, сидящих за столом, поставила в сторону стакан с вином и, вытерев полотенцем руки от рыбы, взяла телефон. Заиграла танцевальная музыка.
- Номер один! – объявил новый голос.
На импровизированную сцену под аплодисменты присутствующих выбежали две девочки с подвязанными вместо юбок простынями и, стараясь соблюсти синхронность, стали кружиться в танце, напоминающем польку. Сбившись несколько раз, они дотанцевали до конца, поклонились публике, взявшись за руки, и также под овации убежали обратно в тень галереи. Джамаль невольно улыбнулся – до того эта самодеятельность контрастировала с бешеными по темпу и четкости движений танцами, казалось в совершенстве исполняемыми на Кавказе с пеленок.
- Номер два! – объявила ведущая.
Возникла пауза. Из темноты доносились какие-то споры, то и дело мелькали юбки, но на свет никто не выходил.
- Это моя Кристина, - расслышал Джамаль женский голос и невольно перевел взгляд в сторону стола – точно она! И дома такая же - на репетициях все вытворяет, а на людях стесняется.
Пауза затягивалась. Шум в галерее становился все сильнее и сильнее. Видя всеобщее замешательство, Джамаль решил поддержать молодых актеров, начав аплодировать, и вскоре его примеру последовали остальные присутствующие. Однако на сцену никто не выходил.
- Кристина выходи! – скомандовала ведущая. - Не пойду! – ответил дрожащий голос из-за стены. - Она стесняется – долетело из галереи. - Кристина – иди! – не сдавалась первая. - Ну я же говорила – моя, - сокрушалась мать, отпивая вино, - давайте следующий номер! - Да, давайте следующий, - поддержали остальные, снова начав аплодировать. - Номер три! – объявил звонкий голос.
На свет вышли уже знакомые девочки, станцевав взявшись за руки, еще один танец.
- Вот и не робкая же, а чуть что – стесняется, – продолжая пить вино, оправдывалась женщина, - я уже и не знаю, что делать даже. - Да ты не переживай – пройдет, - поддержала уже знакомая брюнетка, откусывая рыбу - моя тоже сперва все боялась, а теперь видишь - какая смелая, уже и сама не рада. - Я тоже думаю – пройдет.
Невольно подслушав разговор, Джамалю сделалось не по себе. Он был не в состоянии понять, как может мать, видя происходящее, просто сидеть и пить это мерзкое домашнее вино, обсуждая собственную дочь и ища поддержки себе, вместо того, что бы оказать ее маленькому человечку, которому она на самом деле была так необходима. Почему она так поступает? Почему не видит элементарных вещей, не пытается сделать хоть что-то, чтобы помочь своему ребенку?
Вспомнив, что уже пора возвращаться в «Какаду», он тихонько встал и в полголоса попрощавшись с хозяйками, пошел к выходу, однако стараясь не мешать действию, обогнул продолжающих еще танцевать девочек и таким образом оказался у дальнего края галереи. Войдя в нее, он увидел сидящую на полу, прислонившись к стене, Кристину. Ее лицо было закрыто пальцами и по всему виду было понятно, что девочка плачет. Джамаль хотел было пройти мимо, но не смог. Он вдруг остановился, присел на корточки и приобнял Кристину за плечи.
- Э-й! ну что ты? Перестань! Ну, - слегка потряс он хрупкие плечики.
Девочка перестала плакать и, убрав пальцы, удивленно посмотрела своими заплаканными глазами на незнакомца.
- Страшно?
Кристина кивнула в ответ, опустив взгляд.
- А ты не бойся. Представь, что никого нет. Никого кроме мамы, - сперва робко, но затем все уверенней и четче начал Джамаль, - представь, что ты танцуешь только для нее. Пусть это будет твой подарок. Слышишь? Выйди и смотри только на нее. И вот увидишь - страх пройдет.
Кристина вытерла слезы и обхватила руками колени, продолжая слушать.
- Мне самому раньше часто приходилось выступать. У нас же в Абхазии все танцоры, - соврал юноша, - и когда мне было страшно, я выбирал в зале близкого мне друга или просто, чьи-то добрые глаза и танцевал только для них. Для них одних. Ведь когда делаешь, что-то для друга – не страшно. Ведь ты делаешь подарок от чистого сердца. Понимаешь?
Девочка кивнула в ответ.
- Ну что, пойдешь? - Да, - тихо ответила она. - Станцуешь для мамы? - Да.
Джамаль улыбнулся.
- И никого никогда не бойся. В жизни всегда будут минуты, когда нужно переступить через страх, чтобы чего-нибудь добиться. Ищи глаза друзей. Хорошо? - Хорошо.
В это время, танец под номером три подошел к концу. Где-то сверху раздались аплодисменты и в галерею вбежали юные артистки.
- У нас еще есть «номер четыре», но Кристина боится, - с какой-то издевкой, глядя на подругу, запыхавшись прокричала девочка в розовой майке – та, что и была ведущей, - его не будет. - Нет будет! – неожиданно для всех, стиснув зубы и глядя в глаза Джамалю, крикнула Кристина. Тот, улыбнувшись моргнул ей в ответ, дескать: «Давай!» - и убрал руки, помогая подняться. - Молодец! Покажи им!
Девочка поправила юбку и вытерла щеки
- Мама, поставь быструю, - крикнула она - Номер два! – несколько смущенно объявила заводила в розовом.
Раздались привычные уже аплодисменты, зазвучала музыка. Кристина в сопровождении двух остальных девочек выбежала на свет и, заняв место впереди, начала исполнять свой танец с элементами акробатики, чем привела в изумление всех присутствующих.
- Я же говорила - все на репетициях может! – заворковала мать, разливая вино подругам.
Джамаль какое-то время наблюдал за крохотной фигуркой девочки в синем костюме, а затем, не дожидаясь финала, незаметно проскользнул к выходу на улицу.
- Быть может и правда - думал он, спускаясь в тоннель под железнодорожными путями, - Чтобы выжить в этом безумном мире, бывает достаточно встретить один приветливый взгляд.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 382
Замечания : 0%
Кладбище памяти Для огня годилось не всё. Картоновые коробки только в сухую погоду, в дождь и слякоть бумага размокала, как хлеб; пенопласт же горел долго и хорошо, потому найти его в мусорной куче Анка считала за праздник; целлофановые пакеты не грели – но вспыхивали со стрёкотом и скукоживались как листва; пластмассовые бутылки – дефицит, они годились, как тара, но шипели жарко, лопались пузырями и таяли, а вонь от них вынуждала дышать в другую сторону. Вонь, что вонь…? При такой-то погоде сядешь жопой в навозную кучу, лишь бы грело. Да, лишь бы грело – топило холод, от которого сводит зубы, и коченеют пальцы. Неважно что…. Неважно кто… Чьи-то руки сожмут озябшее тело и не дадут уснуть до утра… В холод нельзя спать. Всегда бодрствуй! Но не забудь про огонь, или же умрёшь с широко открытыми глазами. Про огонь Анка не забывала. Даже сейчас, высунув кончик носа, видела, как из бака поднимается дым, пламя уже гасло. Анка медлила, с одного бока ее грел Сява, терять единственный источник тепла – страшное испытание. Но, зубы выбивали стаккато, дыхание становилось паром, изморозь уже корочкой задубила волосы – накрыла белой сединой огненную медь, а холод тисками выламывал пальцы. Анка поежилась – серые морды валенок выглядывали из-под утеплителя – попыталась пошевелить пальцами ног. Заныло, зажгло, затрещали кости. Значит, оттаивают – не отвалились. Можно жить и ползать. И нечего разлеживаться... Потирая ладони, Анка выползла из-под утеплители, из-под дранной фуфайки, из-под Сявы, ощущая как грязь и запах немытого тела любовника въедается в настоящее, и будущее… Прошлое же пахло парфюмом, сладкой самбукой, свежей краской хрустящих банкнот, дорогой кожей в салоне автомобиля… Эти запахи уже заглушила вонь жжёной резины, спирта, вонючего дешевого одеколона, и уксусного запаха подогретого героина. – Куда пшла? – крикнул Сява. – Хреново мне! Подыхаю, че то… Анька…! – Нету… Ничего нету! – пробурчала Анка, вылизывая белый пакетик. Ее трясло, она пробовала жевать целлофан, но тот тянулся как резина. – Сдохну, ей-богу сдохну, сейчас! – застонал Сява. Его багровое и заплывшее лицо зашевелилось, будто тесто в кадке.– Дай, хоть воды… Или пожрать! Анют, не строй мне рожи… Сдыхаю ведь… – Только попробуй! Зарою, как собаку! – рявкнула она. – Ну, дай пожрать! –Жрать нечего, – Анка отбросила ошметки целлофана, и стала собирать пальцем белую пыльцу со дна грязной коробки. – Ты, сука не коси ! Сама то че жрешь? Сыпуху дуешь? – Лапу соси! – Че сосать? – Как медведь. – Ууу… – Сява с сомнением осмотрел свои культяпки. Одна была обморожена до запястья и перетянута грязной тряпкой. Вторая – только начала чернеть, но пальцы были на месте. Будто вспомнив о чем-то важном, Сява принялся чесать культей о край сбитых под кровать досок. – Когда вторая отвалиться, будешь похож на моржа, – хрюкнула Анка, спохватилось, и задрала рукава куртки, фиолетового на сгибе локтей стали больше, кляксы расползлись по коже, пропитали её точно чернила промокашку. На второй руке ¬– хуже. Куда колоться, вен уже не видно? В бедра? – Какая же ты ведьма, – простонал Сява. – Оторви задницу и пошуруй в баках, – вяло бросила Анка. – А я огонь разожгу. – Хреново мне! – крикнул он. – Клизму бы, сладенькая… Анка не ответила. Она вышла из шалаша, закрыв синяки ладонями, руки болели, вены стали тугими шнурками, готовыми вот-вот лопнуть, а тело дрожало и подрагивало. Что-то беспросветное, горькое хлынуло в душу, затопило глаза, оцарапало осколками прошлого. Ударило неоновыми огнями, и смех друзей стал близок и далек одновременно. Сердец заныло и закровоточило… Хуже всего когда душа становиться кладбищем, где давно гниют куски мертвых чувств – бывшие любовники, бывшие друзья, близкие, которые отвернулись, работа с которой выгнали, они разлагаются, раскисают, истекают вонючей дрянью... И жизнь превращается в муку, это невыносимо, ныряя за теплотой и поддержкой, каждый раз в кладовой памяти обнаруживать чей-то зловонный труп… Прочь… Пошло все прочь! Анка обхватила себя за плечи, будто хотела убаюкать боль… Но это было невозможно, пока не возможно… Всего лишь один укол… один единственный укол…и все станет неважно, и безразлично, как прежде. – Хреново мне! – не унимался Сява, Анка стиснула голову руками. Её продолжало колотить, и бросать то в жар, то в холод, голова была тяжёлой, точно мозги затвердели куском цемента. И так бы она простояла здесь, пока не примёрзла к земле, но холод и желание «ширнуться» подстегнули, заставили шевелиться. Она вытащила из мусорной кучи кусок покрышки, дрожащими руками попыталась затолкать в бак, пальцы с трудом шевелились, Анку мотало из стороны в сторону. Она ухватилась за железный обод, и навалилась бедром, кажется, только так и устояла. Там – внутри бака еще коптилось и горело что-то. По покрышке катились капли талого снега, шипел огонь, и плевался в воздух искрами, будто духи устроили маленький фейерверк. В его слабом сиянии можно было рассмотреть разрушенное здание завода поддернутое оттенком рыжины, ржавые скелеты машин, похороненные в сугробах. И черную тень ограждения, а за ней башенки и кресты надгробий. Вдруг, что-то запищало, или заплакало. Анка вздрогнула, коленом ударилась о бак, боль прожгла навылет. Крик вырвался из пересохшего горла, а при попытке шагнуть, нога неловко подвернулась, снизу что-то снова загремело. – Да чтоб тебя! – разозлилась Анка, пнув то, что попало под ноги. Кажется, ведро… Оно гулко застучало об промерзшую землю, здесь на пустыре, где звуки были редкостью грохот ведра мурашками пробежал по телу. Анка натянула рукава куртки до самых пальцев, и, ежась, пригляделась. Изгородь тянулась вдоль обочины. А за изгородью железные оградки вокруг могил. Будто люди боялись потерять близких и друзей еще раз, прятали в клетки – сдавали память и боль на хранение. Видимо, чтобы время от времени приходить, и перетряхивать прошлое, или расковыривать заживающие раны. Анка всегда считала похороны – утопией, мертвых зарывают в землю, землю на которой можно строить города, школы, больницы и жить… Земля нужна живым. А мертвым же уже ничего не надо. Есть в некоторых арабских и африканских странах обряд – отдавать мертвых стервятникам. Это было бы мудрым решением. Тем временем, плач повторился. И среди возвышающихся надгробий Анка рассмотрела силуэт в белой куртке. – Эй! – крикнула она. В ответ – ничего. Силуэт даже не шелохнулся. Кажется, девушка. Или нет? Анка переступила с ноги на ногу, холод уже заползал в дранные валенки, и сводил пальцы. Суставы налились слабостью. Хотелось в тепло. Хотелось опрокинуть чего-то разогревающего, растопить лед в костях, чтобы разморило, разобрало. И больше никаких проблем. Руки даже затряслись… Эскапизм, вспомнила Анка слово из прошлого. Хрюкнула от внезапно охватившего веселья. Бомжиха знает, кто такой Ницше, Фрейд, и что изобрел Тесла, а ведь многие из многоэтажных коттеджей, и понятия не имеют. Пусть дураки думают, что образование что-то решает. В жизни все решает три фактора. Богатые родственники, простая везуха, и мозги, необязательно ученные. Ну может еще ослиное упрямство… Однако, для Анки эти знания уже ничего не меняли, единственное, что осуществимо это жахнуть стакан, и то нельзя. Вернее, можно, это сейчас под рукой, но ей и Сяве под утро может стать совсем «хреново». И пока еще Анка могла соображать, она соображала – силуэт в куртке это человек, а человек – это деньги или вещи, которые можно продать. А значит, надо познакомиться поближе. Одна беда, Анка боялась кладбища, особенно ночью. К тому же сторож может вызвать полицию, или другие приживалы пока ее нет, обнаружат лежбище. Сява же полоротый, выпнут его под задницу на мороз, и куда им потом податься? Но чувство сильнее чем страх, инфекцией проникло в мозг, и заставило понять – это шанс, которого больше не будет. Анка снова натянула рукава куртки до самых кончиков пальцев, и, шаркая валенками двинулась к ограждению. – Эй, хей! Дед Мороз! Силуэт вздрогнул, но не отозвался. – Я тебе, заиндевевший. Язык примерз что ли? – Анка помедлила, ожидая реакции, и растерянно пробормотала. – Вот холера! Мысленно желая ночному гостю пойти ко всем чертям, Анка коснулась прутьев ограждения, руки тут же заломило от холода. Оглянулась. Возле импровизированного шалаша из фанеры и бумаги тепло потрескивал огонь, Анка сплюнула и закинула ногу на изгородь. Тело совсем не слушалось, будто за те два года, что сделали из Ани Анку, прошло сорок лет. Она мешком перевалилась через изгородь и бухнулась в снег. Теперь-то гость ее заметил. Вернее заметила. Девушка подскочила. Кажется, она точно собачка прикованная цепью боялась сделать шаг в сторону, глаза широко открылись, и какой-то животный ужас поселился в них. Люди с таким выражением лица обычно срываются в бегство. Но девушка даже не думала. Она сцепила руки в замок и опустила вниз к коленям. – Ну, здравствуй, Снегурочка? – Анка хрюкнула, пытаясь отряхнуться. Девушка была довольно неплохо одета. – Может, поможешь встать? Девушка отвернулась, ее ноги точно подломились, она упала на колени, и уставилась на свои целенные руки. Губы зашевелились. Слов Анка не разобрала. Светлые волосы смерзлись сосульками, и обрамляли белое, как у покойницы лицо. Белая куртка, белые сапожки, белая беретка. Она точно привидение. Черные тени надгробий тянулись за ее спиной по снегу. Анка почувствовала, как когтистая лапа ужаса стискивает горло. Опираясь рукой на колено, она все-таки встала, отдышалась и нерешительно зашаркала к девушке. В спину, будто что-то толкало, хотелось повернуться, и броситься прочь. Но это единственный шанс! – Чего сидишь здесь? – Сыночка принесла, – расслышала Анка. – Я принесла его подышать… В палате душно и шумно. Вот подышит, и мы пойдем домой. Да, заинька? Она посмотрела на пелену снега перед собой. Анка хрюкнула и почесала шею… Детей при девушке не было. Больная. Нечего удивляться – здоровая не сидела бы здесь, тем более ночью. Анка снова натянула рукава до кончиков пальцев, и обратилась к девушке: – Слышь, Снегурочка, – она толкнула её в плечо. – У тебя деньги есть? Девушка заторможено кивнула. – А займешь? – Сколько? – точно на автомате спросила она. Анка хрюкнула, но тут же вязал себя в руки: – А сколько есть? Девушка вытащила кошелек из внутреннего кармана куртки, буквально швырнула Анке. – Я сейчас, – весело воскликнула та. – Ты подожди, красавица! Я сейчас! В кошельке оказалось более пяти тысяч наличными. На пять грамм героина! Через полчаса Анка уже сидела в шалаше, и перетягивала руку любовника. – Люблю тебя, родная, – шептал он, Анка улыбнулась. Он смотрел на нее, как Савин Антон: искорки лукавства в глазах, будто пьет тебя взглядом, пристально, внимательно разглядывает, жадно хочет поймать взгляд, а губы то и дело расползаются в провокационной улыбке. Ты будешь моей, только дай срок…когда-то без слов говорил этот мужчина. Многие, так смотрели на нее тогда, сейчас – все чаще с призрением. Да и неважно это уже. С шипением поршень толкнул содержимое, Сява блаженно застонал. Это как оргазм. Только в сто раз круче. Анка поцеловала любовника, стиснула колени, перебарывая желание, оседлать его, как башню. Она смутно помнила, что хотела кого-то отблагодарить. – Я сейчас, родимый. Сейчас, – прошептала она в его губы, и выскочила из шалаша. Девушка никуда не уходила, точно несла дозор. Ее хрупкую фигурку пронизывал сильный ветер, она сжималась в комочек, и сидела будто пристывшая. Анка чертыхнулась и приволокла низкий бочок, содержимое долго не хотело гореть, и все же вспыхнуло, дав тепло и осветив похожую на мышку девчонку: нос кнопочкой, уши оттопырены, и лицо маленькое и миленькое. Красные блики запрыгали по светлым волосам, отразились алыми точками в глубине широко открытых глаз, и оранжевым отливом легли на пуговицы и снег. – Где твой сын? – спросила Анка, банка пива щелкнула об оградку. Пена потекла по запястьям и пальцам. Она отряхнула банку, прикурила об огонь, едва не подпалив брови, и села на корточки. Напротив темнели несколько опрокинутых надгробий, а за оградками выделялись холмики брошенных могил. Даже покойники бывают бездомными, как-то сказал ей Сява. У них нет оградки, нет надгробия, как у бомжа документов, нет защиты и защитников. Никто не придет к ним. А когда начнется весна, и дожди размоют рыжую глину, машины оставляя жирные следы протекторов на таких могилах, будут увязать в грязи, и тащить ленивые задницы владельцев через кладбище. А еще сказал, что даже после смерти у них не будет здесь своего дома. Анка знала, что он прав. Снегурочка долго молчала. И, кажется, не собиралась отвечать. – Ну хорошо… А отец сына? – Бросил нас, – тихо сказала она. – Знаешь, так всегда… – Анка выдохнула струйку дыма, сбила пепел об банку. – Сначала, все кажется так… – Волшебно, – девушка улыбнулась. – Точно! – Анка ткнула воздух сигаретой и глотнула пиво. – Будешь? Девушка отрицательно покачала головой. Ну и ладно, не очень то и хотелось делиться, подумала Анка, и продолжила: – К черту любовь! К черту шалаши…! Зачем все эти трепыхания с букетами? Мужик – защитник, добытчик и завоеватель. Бери и все… Хорошо было раньше, когда женщину не спрашивали. Потому что все бабы дуры! Сердцем думают... У них-то проще, потому что влюбляются в твои ноги, губки, сиськи. Как-бы заранее отношения по расчету… Можно вообще, как курица глазами хлопать, а он задницей все заборы обобьет, лишь бы к тебе в трусы залезть… А…! – махнула Анка. – В гавно все чувства…Если потом мужчина не может дать достойную жизнь своей женщине. Дай мне бог второй шанс, и я бы не бегала по этим забегаловкам, не давала бы Сявке лапать себя. Нашла бы богатого папика… Знаешь, какие машины меня ждали? – хмуро буркнула она, делая глоток пива. – Это не жизнь. Просто дерьмо собачье… Да блин, вот это меня понесло… – Мой вернется, – криво улыбнулась Снегурочка. – Я верю. Анка хрюкнула и обняла ее, и девушка будто взорвалась, закричала, заплакала, содрогаясь от рыданий. – Ну, надула пузырь сопливый. Тише будь. Тише… Всем хреново, – укачивала ее Анка, а потом задрала ей рукав. – Сейчас, Снегурочка. Я сделаю тебе приятно. Не дергайся… Кожа девушки была холодной, руки тоненькие, как прутики. Анка дернула жгут, на мгновения ожидая, что кость треснет как спичка, не треснула, под бледной кожей проступили синие веревочки вен. Поршень буквально вбил инъекцию. Снегурочка взглянула на Анку, и снова перед собой. Какое-то время Анка слушала ее дыхание. – Он плачет… Ты слышишь? – вдруг сказала она. – Кто? – Мой сыночек. – Ага, – Анка хрюкнула и потерла замершие костяшки пальцев. – Дай мне что-нибудь! – закричала девушка, вдруг схватив Анку за куртку. – Дай! Его надо вытащить! Анка сначала отшатнулась, но тут же передумала: – Сейчас… Не ори. Она нашла заледеневший железный прут, Снегурочка буквально вырвала его из рук, стала разгребать снег. Анка, смеясь наблюдала, как та ползает на коленях и долбит землю, твердую как камень. Куски земли со снегом и льдом разлетались мелкими брызгами, таким темпом можно долбить до весны. Точно больная. Делать здесь больше было нечего, Анка забралась в шалаш и задремала, уткнувшись в плечо Сявы. Он даже не шелохнулся. Холодный, как сугроб. Ее разбудил толчок. Снегурочка. Вся трясется, щеки ввалились, глаза безумные. Волосы паклей вылезли из-под беретки. – Дай! – заорала она. – Что? – Дай! Я не слышу его! Дай! – У меня нет, – буркнула Анка. – Дай! – Да нету сказала! Деньги есть…? Девушка отрицательно помотала головой, заламывая руки. – А что есть? – Телефон! Телефон был со всем плох. Потянул на два грамма. Анка попыталась разбудить Сяву, бесполезно. Он просто перекатился с одного бока на другой, глаза не открылись, лицо синее… Передоз. Анка отшатнулась. Это было похоже на удар кинжала под ребра, она вскрикнула, заорала, рухнула на колени, и обхватив себя руками, продолжала орать. Пока голос не охрип, пока силы не оставили ее. Потом свернулась калачиком на мерзлой земле, зубы стучали. Какая чудовищная рана образовалась в груди, наркотики все же сделали свое дело, и боль ушла, пришло простое отупение. – Спишь, хороший мой, – Анка погладила щеки Сявы, щетина царапала руки, прижалась к груди. – Дай! – заорала Снегурочка за спиной. – Дай! – Шибанутая, отвали от меня, – Анка зло отпихнула ее. Но Снегурочка вцепилась в ее куртку, и заорал: – Дай! – Отвали! Нету у меня! – Дай! – Сама купи… Вон красный дом. Там. – У меня сын. Он замерзнет. – Кто замерзнет? – Сын! Анке совершенно не хотелось, сейчас, выяснять с ней отношения. – Ладно, в ложке все готово, забирай и пошла на хер, – она сунула ей шприц и жгут, может чего не так сделает и отмучается быстрее. Не отмучилась. Анка вышла ближе к утру. Огонь уже потух, но Снегурочка с остервенением долбила землю, размахивает прутом, будто раб киркой в штольне. Да что она откопать хочет? Уже утро скоро. Больная овца. Анка взглянула на кладбище, на шалаш. Нет, оно того не стоит. Сяву она выволокла наружу, оттащила поближе к катакомбам. Если не найдут люди, обглодают бродячие собаки. Ему уже все равно. Это ей хреново… Как он мог ее бросить? Анка пожалела, что отдала героин. Огонь Анка поддерживала на автомате, потому что надо. Временами, до нее доносился голос Снегурочки. Капает, будь она неладна… Анка смотрела на нее, смотрела и не выдержала, зашаркала валенками к ограждению. Уже рассветало. Она привалилась к железным прутьям. – Да оставь ты… Дохлый он! – Нет… Он плачет… Плачет… Я хотела зарыть его. Не хотела, чтобы напоминал об Пашке… Чтобы забыть, понимаешь? Забыть! Но забыть невозможно… Это здесь, – она ткнула себя пальцем в висок. – Я просто не помню, куда его положила. Но я найду… – Слушай, мне со всем хреново. Есть у тебя что-нибудь? – Анка скрипнула зубами. Нельзя так часто. Слишком уж часто. Снегурочка взглянула на нее. – Я поделюсь, – Анка снова скрипнула зубами. Девушка сняла куртку, и швырнула ей. Анка не поделилась. – Дай! – Нету. Коля сказал, чтобы сама пришла. Дашь пару раз в жопу, и все дела. – А как же. Сыночек… Если я уйду, он умрет. – Если хочешь. Сможешь. – Нет… Нет! – девушка кинулась к могилам, и снова принялась долбить. Бледная, глаза ввалились, волосы сосульками стегают по лицу. По кистям рук капает кровь, кажется, она выворотила ногти вместе с мясом. Анка хрюкнула и уселась возле бака. Кажется, часа три назад, она убивалась по любовнику… Сейчас, все будет иначе. Или нет… Анка вытащила из кармана пакетик, и снова положила обратно. Она просто сделает это… И забудет его. Но что тогда ей помнить? Ее разбудил странный звук. Снегурочка валялась за изгородью кладбища. Видимо, не выдержала, пошла за дозой. Да не дошла. Руки черные от крови… Анка хрюкнула, подошла, и пихнула ее ботинком. Девушка была твердой, как камень. Кажется, замерзла насмерть. Она легко перевернулась. Под одеждой отчетливо выделялся тугой комок. Он запищал. Анка отшатнулась, и от страха села на корточки. Потом переборола что-то сковавшее тело, потянулась, и задрала рубаху. Ребенок! Откопала! Живой! Сморщенный, бледный, как опарыш. Завернутый в какие-то лохмотья. Мерзость какая! И все же живой человечек… Она стащила с девушки верх пижамы – кажется, казённой, уж не из психушки ли сбежала эта? И завернула ребенка. Позже растопила бак, положила ребенка рядом. Какое-то время ребенок пищал, потом стих. Уснул? Анка смотрела на изгородь кладбища, на прорытую там яму, на колею от крови, что тянулась по снегу… Слушала дыхание ребенка, чувствовала пальцами пакетик героина в кармане. Что-то менялось вокруг нее, только что она не понимала… Наркотики не действовали, ломка начала подергивать пальцы и тело. Но дело не в этом. Это ¬– ее жизнь, здесь за изгородью кладбища, рядом с помойкой, у разрушенного временем тела завода. Падать ниже уже некуда. Как личность – она ничто, но она может оставаться человеком… Как эта девушка, что отдала жизнь, но исправила ошибку. Взяв палку, Анка вернулась к заводу, собаки уже драли фуфайку. Анка заорала, размахивая палкой, затопала ногами. Псы огрызнулись, но разбежались, она взяла Сяву за ноги и поволокла к изгороди. Анка глядела на разрытую ямку, и тащила его, тащила… Мертвым место в земле, не стоит копить гнетущею боль в душе, потому что не сделала должное… В любой момент Анка сможет прийти к нему в гости, и вспомнить ту улыбку, в которую влюбилась. А главное у него будет свой дом. Она сделает ему оградку...
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 195
Замечания : 0%
Скитаясь в этом мире много дней Душа устала, И присевши отдохнуть Уснула
Не знаю бога! Прокричал Иван в ночи И за измену Марью Зарубил
Уволенный с работы, день спустя Семен в стакан уткнулся свесив нос Сопливо поглощая изнутри Стакан нутро Семена Поглотил
Люблю! Шептали беззаботно карие глаза и верили Что это навсегда В тот день зеленное еще не знало Что дунет мир и серым обернется все Вокруг
Готово! Усмехнулось нечто из угла Уныло выволакивая гроб Другое следом шло за ней Неся полсотни гвоздей, молоток С лопатой третье порождение брело Когда исчезли небо и земля И вымер под конец последний Человек
Ближайший лишь предмет внизу видать Где догмой выступает каждый миг Кто временем порезал бытие? И лик пространством раздолбал на блик?..
*** В бездне послышался грохот, бездну пронзил адский хохот, бездна свернулась в сознание, выродком в сущ обратясь. На доску взглянуло презренно, где полчищ фигуры отменных, стояли бескрайней стеною, всей мощью лишь против одной. - Так ты его представитель? Глупый, бессильный вершитель.. Запомни, - и харкнуло тьмою, - что мир этот был всегда мой! А если ты мне проиграешь фигуру свою потеряешь, то знай, как умрет твое тело приду за твоей я душой!
Какой же самодовольный урод, безразлично пожал плечами профессор, и сделал первый ход. Но недолго все длилось, уже после третьего удара, фигура рухнула замертво. Упал и профессор.
*** Никто не смеет идти против воздействий до конца. И еще от начала, в схватке внешнего и внутренних миров, внутренний рано или поздно дав трещину, всегда неизбежно терпел крах.. Кто задумал такое неровное соотношение, где против всей армады реалии, в противовес, ютится в человеке всего лишь крохотная и призрачная мечта. Именно та, которую мы предаем, сочтя за слабое, нереальное и безжизненное, чтобы малодушно подстроившись под внешнее, стать такими же как и все. И было бы понятие человек совершенно безнадежным, но все же испокон веков находились безумцы, которые вопреки всем законам, отказывались верить в положение вещей, встав за мечту свою до последнего. Таким нету необходимости в каком-то жалком и никчемном боге из вне, потому как настоящий, обитает в недрах самих. И пусть отворачивался от них весь мир, не понимая, но брали они высоты, которые не умел взять до них, еще никто.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 343
Замечания : 0%
Телефон доверия
- Все мужчины одинаковы. Тайные фантазии однотипны. Поначалу стыдливо, потом безразлично. Знай себе, повторяй, как старая пластинка, до скрежета в зубах надоевший диалог. - Ирма изображает зевок, откидывается на спинку железного стула, обегает взглядом коробку помещения, чуть дольше задерживаясь на вытянутой камере в верхнем углу. - Я рассказывала это тысячу раз и никакого толку. Я жива - это моя заслуга, я в тюрьме - ваша. Её собеседник с другой стороны стола открывает кожаную папку и достаёт блокнот. Шея его перехвачена галстуком так крепко, что остаётся удивляться, как он дышит. - Я понимаю ваше состояние, но я здесь как раз потому, что в деле появились новые факты. И возможно, только возможно, то, что вы мне сегодня поведаете, подарит вам свободу, - голос мистера Вайэра сух, цепкий взгляд следит за каждым движением заключённой. Женщина скрещивает руки, запрокидывает ногу на ногу. Театрально поправляя волосы, она задумчиво тянет: - Из меня получилась бы прекрасная актриса, вы так не думаете? - Убийца из вас получился лучше. Ирма замирает, с лица её сходят краски. - Если вы так считаете, то зачем припёрлись? - Я лишь озвучил мнение суда, вы с ним не согласны? - Это была самооборона. У меня не было выбора. - Ирма, послушайте. Я на вашей стороне, я хочу помочь, но для этого вы должны хотеть помочь себе тоже. Давайте попробуем сделать это вместе. Ирма молчит, смотрит в стол. Теребит рукав серой тюремной робы. Брови её сходятся у переносицы. Потом она кивает. Мистер Вайэр открывает блокнот, что-то коротко там записывает. - Расскажите мне всё сначала, миссис Миррор.
- Наша конторка хорошо известна в определённых кругах. Качественное обслуживание, обученные девочки, красивые сценарии. Почти театр голосов. Почти искусство. Экстренная помощь, виртуальная подружка. - Но не все клиенты желали разговоров о сексе? - Да, далеко не все. Многие звонили просто выговориться в пустоту, кто-то в серьёз считал, что девочка ждёт только его. Красивые голоса и правильные слова кого угодно заставят почувствовать себя особенным, а что там за ширмой - разве важно? Толстуха или анарексичка, старуха или ребёнок. Он был одним из тех, кого не интересовал секс. Он требовал больше. Требовал понимания. Я дала ему это, стала его Алисой. - Алиса? Это ваш псевдоним? - Для него. У нас много имён, много голосов. В конторе мы скидывали с себя человеческий облик, становясь многоголовыми гидрами. Роза. Алиса. Каролина. Но никогда Ирма. Никогда. - Ваша семья была в курсе? - Боже, конечно нет. Для них - я всегда оставалась божьим одуванчиком, что помогает людям, работает на телефоне доверия, спасает жизни. По сути, так оно и было. Свою я всё-таки спасла. - Когда вы познакомились с... ? - С Доком? Прошлой осенью. Теперь я думаю, его голос сразу показался знакомым. Но тогда я даже мысли об этом не допустила. Он рассказывал мне о себе и о своей несчастной жизни. Рассказывал про клетку - так он называл свой дом, о паучихе - своей жене. Рассказывал, как улыбается, как кивает вслед женскому лопотанию, а думает только о её сочащихся ядом жалах и о том, что бежать некуда. - Он объяснял причины такого отношения? - О, да! Подробно и в красках поведал, как она оплела его липкой ложью, словно муху, закатала в пелену похоти. Как с наслаждением тянула из него соки, прикрываясь лживой верой, пока он не согласился жениться на ней. - То есть, она отказывалась спать с ним до свадьбы? - Отказывалась и при этом всячески соблазняла. Недоступное манит, и наш Док, как осёл, семенил за морковкой, не замечая обрыва. Беднягу окольцевали, а наградой стал туннель, не раз пропускавший поезда. Как мужчина, вы можете понять его разочарование. Морковка оказалась подгнившей. - Похоже на вашу жизнь, не так ли? - Я тоже тогда так подумала. У меня была прекрасная семья. Мой муж, я верила в это всем своим глупым женским сердцем, любил меня. Всегда выслушивал, всегда приносился на помощь, обнимал, словно в последний раз, крепко-крепко, целовал, словно желал разделить со мной воздух. Я любила, как сумасшедшая. Я была не в себе от счастья и да, что бы отвоевать такую жизнь, мне пришлось пойти на некоторый обман. Библейские законы целомудрия придумали умные женщины века назад, я лишь отдала дань традициям. - Ваш муж раскрыл обман? - Я думала, что нет, да и не считала это важным. Мы никогда не обсуждали первую ночь. Но Док заставил меня задуматься, присмотреться к своей якобы счастливой жизни. Он говорил, что когда обнимает жену, то думает лишь о том, как хрустнут паучьи кости, если он сдавит сильнее. Когда целует, мечтает высосать воздух из её лёгких, что бы тварь упала замертво. Он шептал о ловушке, о том, что она - не человек. Рассказывал о тошнотворном запахе, что окружает его надсмотрщицу. "Я раб!" - кричал Док мне в трубку, "Пусть она сдохнет, сгниёт, провалится в Ад, попадёт под трамвай, пусть исчезнет из моей жизни! Алиса, милая, что мне делать?" Он плакал, как ребёнок, как тряпка, а не мужик, что тут скажешь. - Что же мешало ему её бросить? - Смешно говорить, но он всерьёз считал, что его приворожили. Что паучиха выжжет ему сердце, стоит несчастному только переступить порог. Да и куда ему деваться? Его семья была против свадьбы, каждый твердил, что он пожалеет. Ему не хватало мужества вернуться к матери, не доставало духу выдержать её взгляд а-ля "Мы тебя предупреждали". Это был не мужчина. Размякший слизень, способный только жевать сопли и лить слёзы. Приходя с работы домой, я с гордостью смотрела на своего защитника. Своего мужа Эндрю. Ради нашей семьи он отрёкся от много. Вы бы слышали, что кричала его мать на нашей свадьбе. Но чем чаще я разговаривала с Доком, тем глубже подозрения вгрызались в мою душу. Словно черви, они сверлили туннели, откладывая яйца тут и там. Мой муж улыбался, но я не видела и отблеска нежности в его глазах, он говорил о любви и, тут же, отводил взгляд, а когда его руки оплетали мои плечи, я чувствовала, как он дрожит, будто сдерживаясь. "Уж не от того ли, что бы сломать "паучьи кости"? - Так значит, Док и ваш муж оказались одним человеком? - Ох, мне бы вашу проницательность, мистер Вайэр. В те дни я лишь задумалась о том, что возможно мой любимый не так счастлив, как я. Возможно, он иногда притворяется. - Что же заставило вас раскрыть глаза? - Слова. И Бен. - Бен? - Один застенчивый малый, побратим мужа. Он часто к нам захаживал. Сидел лохматым воробушком на самом кончике дивана, жевал пиццу и, когда ему казалась - я не вижу, поглядывал на меня. Чтобы женщина не заметила заинтересованность мужчины? Да мы затылком чувствуем такие вещи. Взгляды. Вздохи. Едва заметные движения. Запах. Милый-милый Бен. Торопыга Бен. Он шептал мне слова любви. Спрашивал: "Счастлива ли я и уж не цепи ли меня держат рядом с тем, кто даже запаха моего не выносит". Бен не умел говорить по существу. Он либо молчал, либо, словно сломанный кран, разбрасывался, хлестал словами-брызгами. Брызги оседали на сердце, черви подозрений копошились, превращаясь в уверенность. Я - паучиха. Дом - клетка. Мой муж - тряпка и слизняк. Я позорно бежала, пряча слёзы, оставляя недоумённого болтуна одного в развороченной постели. - Вы поговорили об этом со своим мужем? - Нет, я боялась, что мой любимый меня в ответ залюбит до смерти. Его двойник, его вторая сущность - Док, как раз поведал мне, что "достиг точки". Он готовился к убийству. Он сказал: "Лучше бы тебе не приходить сегодня домой, Алиса". И положил трубку. - Почему вы не сообщили в полицию? - И что бы я сказала? Что работаю оператором и оказываю голосовые секс услуги, а один из клиентов оказался моим мужем и теперь мечтает задушить меня в объятиях? Нет, конечно. Я решила справиться сама. Зажав баллончик в кулаке, я приближалась к дому, словно партизан к вражеской базе. Меня трясло, я выпила немного пива, телефон обрывался от звонков, пришлось выключить его. Эндрю встретил меня на лестничной клетке. "Где ты шлялась?!" - орал он. - "На хрена тебе телефон, если ты им не пользуешься?!" Я спросила, что неужели он волновался, неужели соскучился? Он покраснел, как рак, вены на шее вздулись он попёр на меня, словно бык, на красную тряпку. Рванул, толкая в грудь, зашипел что-то. Я думала, умру либо от страха, либо сломав шею. Я едва удержалась на ногах, увернулась, схватилась за поручень, лишь чудом не полетела по ступеням вниз. Этот придурок кричал что-то невообразимое, когда я, выставив руку, прыснула в его полное ненависти лицо слёзоточивым газом. Целое застывшее мгновение Эндрю парил в воздухе. Вскинув руки, зажмурив глаза. Я почти поверила, что он взлетит. Но он всего лишь упал, гремя костями, хрустя позвонками, сдирая кожу о бетон.
Ирма замолкает, губы сжимаются в упрямую линию. Переплетает пальцы, складывая руки в замок. Ей больше нечего добавить. - А что Бен? - через некоторое время спрашивает мистер Вайэр. - Причём здесь он? - Вы его видели после того случая? - Только на суде, но я не понимаю... Мистер Вайэр как-то особенно тяжко вздыхает и выуживает из папки лист. Протягивает его Ирме. С него на женщину смотрит угрюмый мужчина с взъёрошенными волосами. - Узнаёте этого человека? - Это Бен... - Стив Линес. На его счету 3 убийства. Впрочем, вряд ли у нас имелась возможность застать его с ножом в руке. Он втирается в доверие к семьям, а потом, тем или иным способом вносит разлад, заставляя одного члена семьи совершить преступление. У Ирмы начинают дрожать руки, края листка мнутся. - Невозможно. Это какая-то глупая шутка... - шепчет она. - Повторный пересмотр дела назначен на следующий месяц. - Боже... Как же так. Боже. Эндрю... Но он же... Я же слышала его голос. - Мне очень жаль миссис Миррор. Ирма прячет лицо в ладонях, по её бледным щекам чертят дорожки слёзы. Она бормочет, словно мантру: - Самооборона. Это была, самооборона... Со скрипом отодвигается стул, мистер Вайэр, подхватывает папку и твёрдым шагом выходит из помещения. Лязгают засовы. Ирма остаётся одна.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 897
Замечания : 0%
От лица основателя сего места: Приветствую вас всяко-разно форвратормены и варврайтерсвумены и спешу поставить в известность, что сегодня в 00:00 по МСК голосование объявляется открытым! Продлится оно ровно неделю и закроется ровно в полночь с первого на второе.
Для тех кто не в курсе: голосование не выборочное, а оценочное. У начинающих в арсенале 5 баллов, опытных - 7, мастеров и модераторов - 10. Особое пожелание: желательно оценивать все произведения(не так уж их и много), потому как если вы рассмотрите даже самую худшую на ваш взгляд работу и поставите ей кол, а другим ничего, то тем самым вы продвинете ее, вперед других.
Ну что народ, не толкаемся, не кусаемся, спокойно заполняем бюллетень и в урну.
За кулисами: - Гречку раздал? - Раздал. - Асфальт и светлое будущее обещал? - Обещал. - Убедил? - Хмм.. а хрен его, головой кивали, клялись и божились что не подведут, но кто их знает, этих писателей..
Поехали!)
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1453
Замечания : 0%
Страна души Здорово, когда в рамках обыденности получается свежо и ярко обыграть старую тему. Хочу отметить замечательную детализацию реального мира, правильный минимализм в стиле и живых харАктерных персонажей, даже второстепенные герои хорошо получились. 5 Кладбище памяти У рассказа отличная оригинально поданная идея и очень точно изображенная действительность. Один эпизод из жизни бездомных. Девушка в белом показалась мне утрированным образом и почему - то напомнила о "Женщине в белом" Коллинза. Язык сочный, метафоричный, но встречаются опечатки, которые портят впечатление от прочтения. Это не совсем реализм. Скорее это реализм с вкраплениями триллера. Для повседневности уж слишком ситуация экстремальная, нетипичная. 4 Телефон доверия Скомканный сюжет: события происходят настолько быстро, что иногда не успеваешь проанализировать их. От сплошной динамики устаешь, а отсутствие пояснений и деталей только усложняет восприятие текста. Но рассказ легко можно доработать. Пока это скелет, план будущего произведения. Задумка интересная. Несоответствие жанру 3
Работа Призрака Это не рассказ. Это синтез псевдофилософии и стихов в жанре стёба. Цитата Никто не смеет идти против воздействий до конца. И еще от начала, в схватке внешнего и внутренних миров, внутренний рано или поздно дав трещину, всегда неизбежно терпел крах.. Цитата но все же испокон веков находились безумцы, которые вопреки всем законам, отказывались верить в положение вещей, встав за мечту свою до последнего. Логика отсутствует. 0
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 195
Замечания : 0%
Ну нету так нету, значит сами. Эй финалисты, хорош зевать и ждать, за все работы кроме своей, голосуем! Целых четыре голоса безхозно лежат на полочке.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 195
Замечания : 0%
1 (Страна души). Чего словоблудить, когда все и так хорошо. Пять. Правда так до конца и не смог понять, отчего мысли о том что ботиночек стоит целое состояние, ну да ладно..
|
Группа: МАГИСТР
Сообщений: 822
Замечания : 0%
1. Встретил несколько нелепо скроенных предложений.Автор повеселил. Привожу здесь, чтобы не быть голословным. Но конец рассказа перетянул меня на сторону автора, которому собирался ставить троечку. А резюме вообще покорило. Мысль настолько глубокая, что даже тянет на 6. Потому в общем оценка 5.
Взор Стефани был пуст и, казалось, молил, о том, чтобы ее поскорей пристрелили. оголтелые защитники дикой природы Художественную, т.е. «праздную» литературу Джамаль обходил стороной, т.к. опасался, что увидев довольно упрощенную модель поведения и мира в целом, человек в той или иной ситуации теряет способность мыслить самостоятельно, ведя себя столь же глупо и импульсивно, как вымышленные герои поэм Шекспира и романов Достоевского. слегка орлиный (как то и должно быть у настоящего кавказца) нос Проблемы с весом у женщин чаще всего только к пенсии и то, порожай с их - еще не так разопрет. В городе они только и делали, что лакали пойло подешевле, загорали и пытались хоть как-то развеяться, спасаясь от скуки и тягот собственной жизни. Мало кто представляет, на что способна среднестатистическая учительница математики старших классов, перенесшая с собственными малолетними детьми два, а то четыре дня в плацкартном вагоне ради возможности как можно экономнее и в тоже время насыщеннее провести отпуск на черноморском курорте после нескончаемого, как казалось ей еще в мае, учебного года. «Менты» тоже бухали и все норовили свернуть горы, но в итоге, единственные снежные вершины, которые большинство из них видело за все время отдыха – оставались на собственных покрасневших предплечьях, украшенные аббревиатурой воинской части или рода войск. неприлично-розового цвета матрас, Картинка своим умилением, какой-то бездонной безмятежностью, настолько напоминала сцены само понятие «советский человек» стало, практически, синонимом чего-то ругательного, а люди, как не крути – на генетическом уровне оставались пропитаны «совком», и, к сожалению, не в части высоких идеалов, отношения к другим или собственной совести, а именно, что касается безвкусия и простоты доведенной до крайней степени нелепости. «Господи, если я когда-нибудь буду выглядеть также – убей меня не задумываясь», - взмолился про себя будущий историк, проходя мимо нервозно дожидающегося мать семейства. выпивали до боли знакомые рожи. вдоль шипящего галькой моря вытянулась полоска пляжа . когда из пива на выбор есть только сухумское, а в карте коктейлей львиное большинство отдает предпочтение абхазскому вину и махито – работа превращается в довольно сносную формальность, да при этом, в одном из самых живописнейших мест на планете. стокилограммовый памятник детской наивности, - Да. Баба с яйцами, - процедил Джамаль и быстро встал из-за стола - а в мой день рождения, разве что Хиросиму сбросили… высоченного тощего друга Лехи в неизменной джинсовой бесболке, уже раскуривающего бульбулятор из бутылки колы и двух-трех знакомых. Живя в полуразрушенной стране, где при полном отсутствии промышленности у каждого второго его сверстника люксовый автомобиль, Под аккомпанемент российской попсы и хриплые мелизмы Сергея солнце миновало залив и миллиметр за миллиметр под неусыпный взгляд сотен туристов скатывалось аккурат в раскрывшуюся (как казалось) . Россия поддержала Абхазию, а попросту впряглась за нее и до сих пор держит под своим крылом. Когда война впервые пришла в Сухум, он был еще слишком маленьким, чтобы держать в руках автомат, но зато отчетливо помнил, творившийся ужас, шум артиллерийских ударов и траверсы автоматных очередей. Они придумывают поводы для войн и смены режимов, регулируют стоимость акций количеством захваченных заложников или зараженных новой эпидемией. Подавляющее большинство принимает эту роль как данность, нередко жертвуя собой, подобно целым народам Северной Африки, практически смирившимся с истреблением друг друга. Дни напролет они помогали реставрировать музей Он был не в состоянии понять, как может мать, видя происходящее, просто сидеть и пить это мерзкое домашнее вино, обсуждая собственную дочь и ища поддержки себе, вместо того, что бы оказать ее маленькому человечку, которому она на самом деле была так необходима.
- Я же говорила - все на репетициях может! – заворковала мать, разливая вино подругам.
- Быть может и правда - думал он, спускаясь в тоннель под железнодорожными путями, - Чтобы выжить в этом безумном мире, бывает достаточно встретить один приветливый взгляд. --------------------- 2. 2."боль прожгла навылетоль прожгла навылет"- интересный образ и главное доступен. "Будто люди боялись потерять близких и друзей еще раз, прятали в клетки – сдавали память и боль на хранение".-!!! Очень хорошо сказано. "Земля нужна живым. А мертвым же уже ничего не надо. - тут есть над чем поразмышлять,первая половина фразы отличная,а потом потеряна концентрация мысли. "растопить лед в костях"-!!! "Но чувство сильнее чем страх, инфекцией проникло в мозг",-!!!
Рассказ очень сильный. Но каяжется, что автор все время боролся с самим собой, чтобы держаться на грани юмора и трагедии, но не превратить трагедию в фарс. Однозначно максимальная оценка, которую я могу дать, как автор 309 постов, не знаю 5 или 6 или 7?
Да и в конце автор растерялся, скатился на ранг ниже, невнятный конец , куда девался ребенок? Нельзя распыляться в конце. Конец рассказа должен быть , как острие, а не вилка с 3-4 зубьми. --------------------\ 3. .Ближайший лишь предмет внизу видать Где догмой выступает каждый миг Кто временем порезал бытие? И лик пространством раздолбал на блик?..
Пусть не в обиде на меня будет автор,но соизмерить тему заданную - реализм и его символику и мистику невозможно при всем напряжении серого вещества. Но все же трудился автор-.Оценка 3. -------- 4. о паучихе - своей жене.!!! хорошо сказано. детективный рассказ,вернее его попытка,автор молодец,красиво склеил фразы,опытный.
Но образ Бена - невнятен, поэтому не могу поставить 6 или 7. Оценка 5.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 130
Замечания : 0%
1 – рассказ – эссе, довольно много рассуждений, но нет какой-то связующей идеи, собирающей воедино все эпизоды, идея, высказанная ближе к концу, затрагивает скорее только последний эпизод и мало соотносится с основанным текстом. Но написано здорово, окружение, герои удивительно реальны. 5
2 – Предыстория осталась за кадром, о чем-то можно догадаться, но только в общих чертах. Хоть описано все хорошо и живо, но ощущения реальности происходящего почти не возникает, герои не объемны: в них только одна сторона показана читателю, что там сзади картон или живая плоть сказать сложно. Финал… реалистичным не показался. И ребенок, выживший после того как сутки пролежал в мерзлой земле, и чувства добрые, внезапно проснувшиеся в наркоманке… которая оставляет живого ребенка и идет закапывать мертвеца… Не однозначный, словом финал. 4
3 – Тут я просто поставлю двойку и оставлю вот эту ссылку – это потому что я ничего не понимаю в искусстве.
4 – Замысел хорош, а воплощение поспешное, в итоге да, текст загнан и темп и стиль о том говорят. Образу действительного убийцы уделено слишком мало внимания, а ведь по сути это же самый интересный персонаж в рассказе. Могло бы получиться интересно, но пока 4
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 27
Замечания : 0%
№1. Удобоваримый, читаемый текст. Один большой, настоящий центральный персонаж - герой нашего времени. Много художественно описанных моментов, есть второстепенные персонажи – они мирно и плавно переливаются из одного в другое, но, как итог, не сходятся в целое. В данной работе нет проблемы, иными словами - нет крючка, чтобы поймать на него читателя и держать до самого конца, а потом отпустить с саднящим несколько дней осознанием. А текст хорош, как текст.
№2. Написано живо, стиль изложения легкий, язык Автора с вкраплениями вульгарности воспринимается ненавязчиво. И всё бы хорошо, но углубляясь все дальше и дальше, когда водоворот событий захватил и закружил главную героиню, начали появляться сомнения по поводу написанного. При прочтении некоторых эпизодов хотелось вскочить с места и крикнуть: "Не верю! Не убедили! Не придали драматизма!" И слишком легко вычеркнуты персонажи из произведения, чтобы героине укоренится в мысли - "оставаться человеком". Раз – и нет. Читатель ещё не успел прочувствовать, понять героя, как его уже ликвидировали. Они как бутафория. Даже одного маленького чуда в конце мало для сравнения с потерей «декораций».
№3. Следовало оставить первый текст. Расшаркаться и удалиться. К чему было пускать пыль в глаза читателям и добавлять ещё и ещё пространных строк (с кучей ошибок), пускаться в дебри рассуждений - тайна, покрытая мраком. Но при этом первая часть вполне себе закончена. Она словно состоит из маленьких кусочков чужих жизней, как деталей мозаики, и в итоге составляет вполне сносную общую картину безысходности. "зеленное" - опечатка. "Неся полсотни гвоздей, молоток" - гвОздей - сбой; "раздолбал на блик" - глагол лучше заменить на более благозвучный. Хотя это мнение не претендует на истину.
№4. Зарисовка, которая, если хорошенько доработать, может перерасти в полноценную работу. Даже увлекает, когда дело доходит до завязки (телефон-незнакомец-разговоры по душам-подозрение-муж). Идея детективного направления интересна, закручивается, как по спирали: все эти домыслы, догадки, совпадения. Однако традиционно-типичная обстановка, адвокат, вопросы и вплетение мало прописанных третьих лиц (персонаж, толкающий людей на преступления) подпортило впечатление и, соответственно, конец. Это вам не «убийца-дворецкий». Это разочарование от финала. В данном случае, резкая ставка на непредсказуемость ставит читателя в тупик.
Все произведения на 4.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 195
Замечания : 0%
От Санчеса
Если по системе от 7 до 0, то:
AlanaDargo – 4. В историю не поверил.Язык автора не соответствует происходящему. Правильнее даже сказать, атмосфера им созданная не соответствует описываемой. Текст не вычитан. Концовка явно скомкана. Многие вещи кажутся притянутыми за уши
Призрак– 3. Поэтическая составляющая сумбурна, вернее это не поэтическая, а «рифмованная».Последняя под *** заставляет задуматься и в памяти какое-то время теплится. Хотя идея не нова, а в данном случае и не раскрыта, а лишь заявлена – не уверен, что этого достаточно.
MaryEgo– 5. Идея оригинальная. Чем-то напомнила сценки их «Города грехов», еще быстилистику подправить немного… История интересная, развязка неожиданная, причем автор дважды обманывает читателя, что также хорошо. Не хватаетатмосферы и переживаний. Реплики не позволяют оценить, что происходит с героиней, когда она рассказывает все это. Как к этому относится следователь? Вообще не ставится вопрос об оценках случившегося. Смерть от перцовки кажется маловероятной. Опять же требовалось бы огромное время, чтобы так обработать героиню – т.е. множество вещей не упущено, почему она не проверила свои догадки ранее?.. и т.д…. но с этим можно работать.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 382
Замечания : 0%
Страна души. Насыщенное чтиво, чем-то напоминающее классику. Вырванный кусочек из дня, из потока мыслей, с хорошо прорисованными героями. Герой будто стержень, на которого наколоты мысли, миниистории отдельных людей. Лично мне, наверное, не хватило какой-то целостности рассказа в плане идеи, мне кажется, она должна быть протянута ниточкой через всю работу. 6
Призрак, честно не знаю, как это вообще оценивать. Тут то ли стих, то ли стихопроза. Я воздержусь. =)
Телефон доверия, понравилось. Автору определенно стоит с этим поработать, подкормить, подлатать, полить, поухаживать, чтобы получилось рассказ. Сплошные реплики, нет окружения, из-за этого складывается ощущение что слушаешь диктофон, а не читаешь рассказ. Но есть интрига. Нравится, что автор поймал меня на крючок. И может намного лучше, я знаю. 4
|
|
|