|
|
|
Кроатоан Версус Лимонио
|
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 69
Замечания : 0%
Дуэль 251
Конфедерация магических дуэлей, и других правонарушений в магическом мире сообщает, что именем Мерлина объявляю дуэль открытой!!!
Итак, Дамы и Господа прошу вас лицезреть то, что вы не увидите больше ни в одном уголке нашей Вселенной. За этим зрелищем прибыли понаблюдать даже всеми уважаемые Музы. И сам Аполлон спустился на Землю и вселился в меня. Поэтому у кого есть уши пусть услышит, у кого нет глаз, прочитайте ему. Но тут состоится дуэль между Кроатоаном,и Лимонио, я не буду останавливаться на каждом по отдельности, но говорю сразу - дуэль стоит того, чтобы отдать часть своеговнимания... Я как секундант Клянусь Честно и Беспристрастно засчитывать голоса пользователей, соблюдать конфиденциальность переговоров и сохранять в тайне все, что касается личностей дуэлянтов. В случае нарушения этой клятвы в чем-либо, обязуюсь написать каждому автору по три развёрнутых рецензии.
Личности дуэлянтов будут скрыты. Объем произведения настолько широк, что даже мне, не постижим его конец.(Неограничен) Жанр: Свободная фантастика Тема: Двое в клетке Время написания три недели и неделю на голосование, но в случае чего добавим
А это значит, что 1.05.2011 вы обязуетесь отправить ваше произведение на этот электронный ящик Clawhammer91@gmail.com
И после этого числа активизируется голосование которое продлиться до lконца этого месяца...
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1503
Замечания : 0%
На пороге. 1. С левой ноги.
У всего есть начало. Жизнь начинается с рождения, день начинается с рассвета, а утро – с пробуждения. И не важно, что на часах уже почти вечер: раз проснулся, значит всё равно утро!
К тому же пробуждению способствовал настойчивый и неприятный голос.
– Уйди, – проворчал Ложкин, ворочаясь на диване. Но голос не уходил. Он звучал прямо в голове.
– Фёдор Борисович, ты меня слышишь?
– Да слышу, слышу. Кого там ещё?..
Ложкин разлепил глаза и окинул взглядом просторную светлую комнату с большими окнами и уютным беспорядком. На стене замер солнечный зайчик. Было довольно душно – кондиционер не работал. Из-под тонкого клетчатого пледа торчала пухлая волосатая нога.
Некоторое время Ложкин лежал, вслушиваясь в себя, и внезапно сообразил, что принимает чей-то вызов.
– Федя, ты как? – передал кибермозг следующую фразу.
– О, боже, Рома, ты?!
Ложкин мысленно приказал вывести сигнал на двухмерный экран. Экран послушно материализовался из стены и засветился, транслируя изображение.
– Что случилось? – недовольно пробурчал Ложкин, глядя на появившегося в экране офицера средних лет в чёрном мундире, с потемневшими от усталости глазами и слегка взъерошенной головой.
– Для тебя послание, дружище. Есть работа…
– Я уже четыре месяца не работаю, – перебил его Фёдор. – Исчезни…
– Погоди, ты не дослушал. Мне кажется, тебе будет интересно узнать, что один видный учёный приглашает тебя поучаствовать в интересном и перспективном проекте.
Некоторое время Ложкин молча лежал, невидяще глядя на офицера. Потом кивнул в сторону дальней стены.
– Видишь там мои награды? Человечество мне двести лет ещё обязано будет. Ага? Теперь дай поспать… – Он улёгся поудобнее, закутываясь в плед. Но под пристальным взглядом Романа сон, естественно, не шёл. – Эх, ладно. Что за послание там у тебя?
– Может, попробуешь угадать? – улыбнулся офицер.
– Да знаешь, не до этого. Впрочем. Учёных моего уровня только двое. Ох! – Ложкин попытался сесть, но тут же болезненно заныла спина. Плед скатился одним концом на пол, обнажая торчащее из-под майки учёного пузо. Стройностью Ложкин не отличался, и вообще недолюбливал спорт. – В общем, думаю, что просьбочку эту прислал Юрковский. Только он. Стёпа Павленко сейчас занят телепортационной установкой, он меня и на тысячу километров к себе не подпустит. Так что остаётся только Андрюша Юрковский. Так?
– Совершенно верно.
– А тебе-то какой с этого интерес? К чему спешка такая? – Ложкин сел, тщетно нащупывая ногами тапочки.
– Я любопытен, ты же знаешь, – улыбнулся Роман. – И ещё у меня к тебе будет просьба. В проекте Юрковского участвует один молодой специалист. Протеже Андрея. Я бы хотел, чтобы ты за ним понаблюдал. Сам понимаешь с какой целью.
Ложкин запустил в экран подушкой, но промахнулся. Роман и бровью не повёл.
– Как зовут пацана? – голос Фёдора не предвещал ничего хорошего.
– Сергей Мамонтов. Двадцать восемь лет, окончил Московский…
– Тихо-тихо! – поднял руки учёный. – Скинешь данные на мой номер, не грузи меня сейчас. Ещё «просьбы» будут?
– Так ты принимаешь предложение Юрковского? – не уступал офицер.
– Принимаю, – хрипло сказал Ложкин. В горле вдруг пересохло, и отчаянно захотелось чего-нибудь выпить.
– И отличненько. Сейчас свяжись с Андреем, а я пока подготовлю тебе транспорт. Надеюсь, твоё участие…
Ложкин резко оборвал связь, устав слушать пустую болтовню. Некоторое время он сидел, напряжённо глядя в окно, а затем вновь повалился спать. Но заснуть уже не мог. Нет, ну надо же, совсем эти военные обнаглели! Ладно, если просто заинтересованы новыми разработками. Так нет же, их ещё и кадры интересуют! Пользуются моим добродушием, с негодованием подумал Ложкин.
Он поворочался, ощущая острый недостаток подушки, но вставать из-за такой мелочи не хотелось.
По комнате вдруг прошёлся прохладный ветерок, и учёный быстро открыл глаза, ощущая на себе чей-то взгляд. На краешке дивана сидел едва различимый тёмный силуэт. Сидел и смотрел в упор на окаменевшего учёного.
В груди всё сжалось, по телу прошёлся холодок ужаса. И тут же всё прошло, таинственная тень исчезла и ощущение чужого присутствия оставило Ложкина.
– Фу ты, ну ты, тра-та-та, – шумно выдохнул учёный. – Померещится же. Но себя бояться глупо. Бояться глупо. Глупо себя бояться…
Повторяя это, он направился в ванную и принял ионный душ. В зеркалах снова промелькнула странная тень, но Ложкин уже не боялся её. Такое уже случалось раньше, напомнил он себе. Нет-нет, я не безумен! Я никогда не признаю этого! И пусть мерещится! К чёрту! Ах, кто это ходит рядом со мной? Ой, разве вы не видите?! Ну и к чёрту! А я вижу! И наплевать! Ну вижу и вижу, что ж с того! Мне не мешает, а вам ведь всё равно. Всё равно всё равно? Хм. Забавно.
Услужливый гардеробный робот подобрал простенький летний костюм для своего импульсивного хозяина.
– Собери мои вещички, я сегодня улетаю, – приказал Ложкин, отправляясь на обязательную ежедневную прогулку. – И не усердствуй как обычно – один чемодан, этого будет довольно.
На улице уже зажглись фонари, хотя было ещё довольно светло. Маленькое солнце, размером с копеечную монетку, оказалось сейчас в дальнем конце проспекта, и Ложкин повернулся к нему спиной. Свежий марсианский воздух бодрил и придавал сил.
Копеечная монетка – у меня есть такая, подумал учёный. Осталась от прадеда. Тот любил собирать реликтовые деньги. Странное хобби, но, впрочем, бывает и похуже.
Движение на улице ещё не стало сильным. Машины проезжали мимо с простодушной неторопливостью, немногочисленные прохожие наслаждались хорошей погодой. В Краснограде вообще не принято суетиться, куда-то спешить. Это вам не Земля, тут другие законы.
– Тут воздух другой, – пропел Ложкин и заказал какую-нибудь музыку. Биоимплант кибермозга мгновенно совершил поиск в Сети, и уже через секунду в голове зазвучал простенький, даже легкомысленный мотивчик. Под него-то и зашагал Ложкин, разглядывая невысокие красивые дома, сворачивая на пешеходные проспектики, ныряя под кроны лип и милых взгляду берёзок. Неспешный ветерок подпевал тихой музыке, игриво шелестя в листве деревьев. Во дворах резвились беззаботные дети, в небе кружились воздушные шарики. Встречные девушки улыбались, и на душе становилось теплее.
А ведь не так всё плохо, чёрт возьми! Ложкин осмотрел своё отражение в витрине магазина. Рост метр девяносто три, вес сто пятнадцать. Да, невысокий, толстенький… умный, талантливый, обаятельный, самоуверенный! Шикарный мужик, вообще! На круглом лице невольно появилась улыбка.
Хорошо!
Он купил любимого яблочного мороженого и заказал себе открытый электрокар – прокатиться по парку. Юрковский ждёт звонка? Подождёт, красавец, никуда не денется! Возле пруда учёный остановил машину и стал наблюдать за милой парой – женщиной и её сыном, кормивших уток. Утки здесь были умные, людей не боялись, мирно плавали, как маленькие катера. И даже не пытались взлететь. Гравитационные рассеивающие линзы под городом создавали силу тяжести 8g, но их действие быстро пропадало с высотой, и рискнувшая взлететь птица оказалась бы в разреженной марсианской атмосфере. Подумав об этом, Ложкин погрустнел – его тело имело постоянную массу, но не постоянный вес, и на Земле он уже не будет так легко порхать, как здесь. Исчезнет плавность, воздушность движений. Улетать на Землю не хотелось.
Ложкин не помнил, как оказался перед театром, разглядывая афиши. Здесь не то, что на Земле: никаких боевиков, никакого фантастического шума. «Воспоминания о прошлой жизни», «Прогулки», «Давно позабытое старое», «Голос уснувшей звезды», «Ожидаемому будущему», «Особый день календаря», «Почему гаснут фонари»…
Сами названия располагали к размышлениям, к неторопливому течению жизни. Учёный застыл, глядя на яркие вывески афиш, и не мог сдвинуться с места. Почему-то казалось, что он сюда вернётся очень не скоро.
А время всё шло, шло, шло…
Не помня себя, Ложкин очнулся в тихой аллее, где торговали сладкими булочками и пирожками. В животе заурчало, пузо немедленно потребовало принести ей что-нибудь в жертву, и Фёдор, как покорный раб, со вздохом купил себе вишнёвый рогалик.
– Когда уже худеть начну, – проворчал он. – Надо бросать есть, наверное, так!
Робот-продавец его не понял. Но на всякий случай кивнул. Ложкин и не ждал иного ответа.
Как это обычно и случается, маленькая сладкая булочка только раззадорила аппетит. Заглянув в симпатичное и полупустое кафе, Ложкин уселся за столик возле окна, сделал заказ и, подумав, вызвал терминал межпланетной связи. Пора уже поговорить с Юрковским, нехорошо всё-таки заставлять старика ждать.
В который уже раз Ложкин задумался об этой самой межпланетной связи. Свет идёт от Марса до Земли где-то минут двадцать. А связь работает мгновенно! КАК?! Этот стервец Павленко, который и изобрёл свой замечательный передатчик, а теперь бьётся над техникой телепортации, что-то знает такое о свойствах пространства, чего не знают остальные. Вот с кем Ложкин действительно поработал бы с огромнейшим удовольствием! Прикоснуться к тайне, чужой, но оттого ещё более притягательной – м-м-м, аж мурашки по коже! Но…
Да, Стёпа открытиями делиться не будет, тудыть его растуды.
В столе открылся небольшой экранчик, и в матовой глубине Ложкин разглядел чуть размытый образ Юрковского. Старику недавно исполнилось семьдесят – вдвое больше, чем Ложкину, – но держался он молодцом. Гладко выбритый подбородок, аккуратно причесанные короткие седые волосы, густые брови и добродушный взгляд зелёных внимательных глаз. Юрковский смотрел куда-то вниз и осторожно гладил шею. Вызов, хоть и был ожидаем, всё ж застал его врасплох.
– Именем Циолковского, вы арестованы! – весело крикнул Ложкин, не особо заботясь, что его услышат посетители кафе: «Комфорт-система» кафетерия заботливо окружила его непроницаемым куполом. – Всем оставаться на местах! Ну-ка, кто это там? Ой! Сюрприз! Андрюша, ты, что ли?
– Я, Федя, я. Чего ты так долго? – Старик вовсе не сердился. Он не умел сердиться, и упрёк в его исполнении прозвучал наигранно и почти игриво.
– Надо было подумать, ты же понимаешь, – развёл руками Ложкин. – Ну, чего ж теперь-то. Расскажи мне лучше, что там у тебя приключилось, и почему требуется моя помощь?
Юрковский посмотрел по сторонам, будто сомневался, что находится в помещении один. Затем быстро заговорил.
– Строго между нами, Федя, ты должен понимать. Дело чрезвычайной важности. Восемь дней назад в небе над Севастополем потерпел крушение космолёт дарков. От него мало что осталось, но кое-что… – В голосе старика послышалась хрипотца, и он несколько раз кашлянул. – Ты можешь мне не верить, но у меня за спиной сейчас лежит элемент вооружения космического крейсера дарков, и, как ты понимаешь, есть шанс кое-что понять в его устройстве. Другое дело, что мы мало что понимаем в инопланетных технологиях…
– И поэтому тебе понадобился лучший эксперт по тяжёлому вооружению, – с улыбкой закончил за него Ложкин. – Ох, Андрюша, ты всегда был склонен всё излишне драматизировать. Авария, инопланетные технологии, космический крейсер, тайны, тайны… Сказал бы просто: у нас есть пушка дарков, приезжай посмотреть, поковыряться, обмозгуем за чашечкой кофе! Так нет же, надо тебе из себя бойца невидимого фронта строить!..
Юрковский был немного сконфужен, но не обиделся, конечно. Не той породы человек.
– Так что, ты приедешь? – зачем-то спросил он. Ложкин чуть не выругался.
– Конечно, приеду. Что вы там без меня можете… Где, ты, кстати, обретаешься? В Севастополе?
– Киев, Федя.
– Киев, – повторил учёный. – Ох, Россия-мать! Ладно. Слушай внимательно, вот мои условия. Как ты знаешь, я люблю работать в комфорте. Так что готовь бумаги на ввоз вещичек. У лаборатории какой уровень секретности? «М»? – Старик кивнул. – Я так и думал. И, конечно, когда мы закончим, я свои вещички вывезу – на тебе, опять же, бумаги на вывоз. Что ещё? Ага, деньги. Что у нас с деньгами, Андрюша?
– Всё как обычно. В случае успеха… – Юрковский заметил, как изменилось лицо Ложкина, и тут же поправился: – Я хотел сказать, когда мы завершим работу, получим стандартный годовой оклад. Плюс выплаты каждый месяц по системе института, это ты должен помнить. Плюс международная премия… её придётся поделить. Тебе сорок процентов. – Правая бровь Ложкина поползла вверх, но Юрковский решил держаться выбранной позиции. – Да, Федя, работать будем не одни, так что не жадничай. Моя доля такая же, как и у тебя. А вместе с нами будут работать…
– Это не важно! – перебил его Ложкин. – Твои ассистенты меня не интересуют, а своих у меня всё равно нет. – Он подумал секунду, потом сказал: – Ладно, договорились. Через трое суток я буду в Киеве. Ждите меня с цветами, хлебом-солью и восторженной делегацией встречающих. В делегации должно быть больше девушек…
– Будем ждать, – добродушно усмехнулся Юрковский.
– Конец связи.
Воздушный колпак развеялся, и Ложкину принесли долгожданный заказ. ***
Робот-балбес приготовил чемодан и две толстенные сумки с вещами. Спорить с ним бесполезно, система давно произвела расчёт и выдала оптимальный вариант. Что ж, подумал Ложкин, если мнительная машина считает, что без этих вещей не обойтись, то пусть будет так. Погрузив сумки на услужливо предоставленную электронным управителем дома аэротележку, учёный поспешил к выходу. На улице уже стемнело, а людей стало как будто больше. Один из них, странного вида мужчина с листовками в руках, столкнулся с учёным прямо перед дверью и, бросив полный фанатизма взгляд, затараторил:
– Готовы ли вы к смерти? Знаете ли вы свою судьбу? Осознаёте ли предназначение человечества? Верите ли в то, что настают Последние Дни? Встревожьтесь! Грядёт Апокалипсис!
– Ой-ой, – усмехнулся Ложкин. – Неужто всё так тревожно?
– Да. Да! В две тысячи сто восемьдесят девятом году грянет Страшный Суд! – выпалил безумный прорицатель.
– Осталось все четыре года, – покачал головой учёный. – Какая печальная новость. А дата точная? Откуда такая информация?
Таинственный пророк не уловил иронии собеседника и уже собирался выдать новую порцию полезных сведений, но Ложкин его опередил, легонько коснувшись его плеча и проникновенно заглядывая в глаза.
– Утешься, приятель. Лайты прилетят и спасут нас.
– А кто спасёт нас от лайтов?!
– Чего, пардон?.. – не понял Ложкин.
– Кто-нибудь когда-нибудь видел живого лайта? Ну хоть кто-нибудь?..
Ложкину эта мысль показалась интересной: значит, время потрачено не зря. Будет о чём пораскинуть мозгами в полёте. Завидев, как к дому подъезжает армейский автомобиль, учёный поспешил закончить разговор.
– Лично я не видел живого лайта. И на Земле их никто не видел. И даже дарки их не видели. И, наверное, сами лайты себя не видели! А может их и вовсе нет! А? Не задумывался о таком? Но их космолёты – вполне реальны. И технология лайтов спасает миллиарды жизней. И их битвы с дарками – тоже не шутка. Знаешь что? Иди-ка домой, прими душ, выспись хорошенько. Вот, на, купи себе пирожок, – он сунул в карман незнакомцу небольшую купюру. Тот стоял как вкопанный и, кажется, вслушивался в себя, не особо понимая, что происходит вокруг. Робот уже уложил сумки в машину, и Ложкин поспешил занять своё место на заднем сидении. – И покажись психиатру, друг мой! Он с удовольствием тебя выслушает!
Учёный захлопнул дверцу и коротко бросил водителю:
– Погнали, у нас двадцать минут.
Бритоголовый парень в военной форме кивнул и взялся за руль. Машина тронулась, быстро набирая ход. За окнами калейдоскоп зданий слился в сплошную линию, и где-то позади остались домашний уют, блаженное безделье и таинственный бродяга, сыплющий зловещими прорицаниями. Никогда не иссякнет тяга людей ко всякой магии, астрологии, хиромантии, и никогда не исчезнут пророки, толкующие о грядущих бедах и несчастьях. И хоть бы один предрёк что-нибудь хорошее! Ну там, например, что будет побеждена смерть, что исчезнут болезни, что не останется бедных и убогих…
Что дарки будут навсегда изгнаны из Солнечной системы, а тайна лайтов раскрыта. Кто они, в самом деле, эти лайты? Друзья? Союзники? Некая третья сила, сражающая за этот регион галактики или же странная каста дарков, один с ними народ, только придерживающийся иных взглядов? Техника у них, и правда, похожа, а вот мотивы – с этим сложнее. Никто из людей не может дать внятный ответ, ведёт ли сейчас человечество космическую войну или же просто мы оказались случайными участниками чего-то, находящегося за гранью нашего понимания?
От размышлений учёного отвлекло чувство, что он на заднем сидении не один. И правда, повернув голову, он увидел рядом с собой красивую девушку, брюнетку с ангельским лицом. Ложкин медленно окинул её взглядом: на ней только чёрная кофточка, чёрная короткая юбка и чёрные туфельки. Длинные стройные ножки надолго привлекли внимание Ложкина.
– Привет! – улыбнулась незнакомка. Учёный вздрогнул и отвернулся, сосредоточенно рассматривая пейзажи за окном.
Это было странно. Никакой девушки ещё минуту назад здесь не было, значит, это всего лишь плод больной фантазии. Такое случалось раньше, да. Но обычно такие вот взявшиеся ниоткуда «персоны» не разговаривали. Этот же фантом вёл себя более активно.
– Привет, говорю!
– О-хо-хо, мне самому, похоже, пора к психиатру. – Ложкин выглядел печальным и ослабшим. – Или ты тоже считаешь, что нам всем скоро придёт конец?
– Лайты не спасут вас, – сказала незнакомка таким серьёзным голосом, что учёного пробрала дрожь.
– Правда? – удивился он, пытаясь взять себя в руки. – Ну, допустим. А что ещё ты можешь мне сообщить? По идее, ты знаешь только то, что знаю я, так? – Фёдор заметил, что девушка усмехнулась одними глазами. – Ну, а раз так, то скажи мне, например, что это за кадр такой – Сергей Мамонтов? В чём его секрет? Я не понимаю, зачем Ромке понадобился этот парнишка. Судя по досье ничего примечательного…
– Он телепат, – пояснила незнакомка. – Он будет видеть все твои мысли, ты должен быть к этому готов.
Ложкин был хмур и задумчив.
– Ладно, Света. Ничего, если я буду звать тебя так? – Он мельком покосился на водителя, но тот сидел как глухой: несчастная жертва генетической кибермодификации. – Эту информацию мы проверим. А о себе ты что-нибудь можешь сказать? Ты надолго в моей голове?
– А это как ты сам захочешь, – обворожительно улыбнулась Света и тут же исчезла. Ложкин хлопал глазами, осматривая неожиданно опустевшее место рядом с собой.
– Да ладно, чего так быстро-то? Могли бы и поболтать, – с лёгким оттенком грусти произнёс он, но красивая девушка так и не вернулась. ***
Ложкин смутно помнил, как садился в космолёт. Когда серый язык трапа втягивал внутрь пассажиров и багаж, учёный поднял голову и окинул придирчивым взглядом вытянутое акулоподобное тело корабля, белое, с серыми косыми полосами, со странными выемками в почти непробиваемом корпусе. Стеклянная чаша космопорта за спиной сияла на солнце, и учёный поминутно одёргивал намокшую от пота рубашку. Внизу суетились роботы, прилаживая какие-то механизмы к стометровому килю красавца-лайнера.
Затем всё скрылось. После слепящей свободы тесные коридоры корабля показались тёмными, блеклыми. Ложкин поймал себя на том, что плохо соображает. Его куда-то услужливо вели вглубь корпуса, в самое чрево космического странника. Смутно виделось, как въехал в стену люк, и раскрылось пространство каюты – не слишком большой, но это лучшее, что могло быть. Люкс на этом корабле не предусмотрен.
Люк закрылся, Ложкин остался в одиночестве. Бросил в кресло чемоданчик, отодвинул занавеску, закрывавшую импровизированное «окно». Неосознанно отдал приказ кондиционеру подать в каюту прохладу и затем несколько минут нежился под освежающим «ветерком», дующим из вентиляционной решётки.
Когда он успел завалиться спать, он не помнил. Три дня он не покидал каюту, находясь в полудрёме. Наконец, внутренний голос предупредил его об опасности, и учёный, всегда доверявший своей интуиции, поспешил в командную рубку корабля. Его никто не задерживал. На него не обращали внимания.
Растрёпанный, с заспанным красным лицом, Ложкин вошёл в рубку и остановился. Небольшой вытянутый зал с приборами и экранами вдоль стен. В удобных креслах сидели люди. В центре зала устроился капитан, обернувшийся на вошедшего Ложкина. Из-под фуражки на учёного глянули усталые, напряжённые глаза.
– Посторонним сюда нельзя, – хрипло пробасил он. – Как вы вошли?
Вместо ответа Ложкин показал большим пальцем через плечо.
– Вижу, у вас проблемы. Я готов вам помочь! – сказал он.
Как ни в чём не бывало, Ложкин прошествовал по залу, бегло окинул взглядом экраны и запросил связь с главным компьютером. Связь была предоставлена мгновенно. Капитан поднялся и хотел, видимо, сказать что-то угрожающее, но Фёдор опередил его.
– Не стройте из себя дурака. Раз вошёл, значит есть допуск. Моя фамилия Ложкин. Слыхали? – По лицу капитана он понял, что попал в цель. Конечно, кто же не знает самого Ложкина?! Оружие и защита кораблей, после долгого перерыва вернувшихся на межпланетные трассы – его рук дело. Его заслуга. И то, что с дарками стало возможно сражаться на равных – тоже. – А ну-ка, подвинься, папаша.
Учёный бесцеремонно отодвинул капитана и уселся в его кресло.
– Сейчас посмотрим, чего вы тут без меня натворили…
Компьютер уже транслировал изображение в мозг учёного. Рядом с кораблём в пространстве летело четыре крейсера прикрытия – обязательный эскорт. А вдалеке роились космолёты лайтов и дарков. Сияюще-белые сферы кораблей лайтов кружили вокруг лайнера, обеспечивая защиту со всех сторон. Всего десять кораблей – на первый взгляд немало. Но…
Восемьдесят чёрных сфер дарков! Непроницаемо чёрные, абсолютно чёрные. Не отражающие свет, а словно поглощающие его. Настолько чёрные, что были неразличимы человеческим глазом в космическом пространстве. Четыре из них поднялись ещё с Марса, подсказал компьютер. Остальные явились из межпланетного пространства и постепенно сжимали кольцо вокруг маленького флота. Битва ещё не началась, но вот-вот должна была начаться. Земля висела сине-белой каплей прямо по курсу. До неё ещё три с половиной часа…
– Отвратительная у нас ситуация, – поведал Ложкин капитану свои соображения. – Сейчас они начнут атаку.
– Откуда вы зна…
– Дьявол! Уже начали! – Учёный вскочил, оглядывая окружавших его людей. – Слушайте меня внимательно. Мы прорвёмся! Но для этого прошу передать управление мне! – Он имел право не просить, а требовать: не зря всё-таки столько лет крутился в военных кругах. Но сейчас дело обстояло действительно скверно. Лайты будут защищать лайнер, это ясно. Их никто не просил, их никто не звал, но они здесь, и значит, будут действовать.
Известно, что мозг человека принимает решения быстрее машины – пока автомат перебирает варианты действий, человек уже знает, как надо действовать. Так, по крайней мере, учили на курсах кибернетики. Извечная проблема искусственного разума. А такой мозг, как у Ложкина, вызывал уважение даже бывалых тружеников науки! И переключить на него системы корабля – идея не самая бессмысленная.
– Действуйте, профессор, – согласно кивнул капитан, примиряясь с неизбежным. Ложкин профессором не являлся, но поправлять капитана не посчитал своевременным. В космосе разворачивался настоящий ад, всё кружилось и металось, и разобраться в этом казалось невозможным. Дарки атаковали группами, умело распыляя силы противника. Лайтов было слишком мало. Они вертелись, пытаясь прикрыть летевший по прямой лайнер, но не могли закрыть всех направлений.
Так-так, подумал Ложкин. Самое время поучаствовать в спектакле! Лайнер вздрогнул и резко ушёл влево, освобождая в центре строя марсианских крейсеров пустое пространство. Спустя несколько мгновений через это пространство пронеслось полтора десятка кораблей дарков, упустивших цель.
– Сообщение с Земли! – повернулся к Ложкину один из связистов. – Китайцы поднимают триста кораблей нам на помощь! Идут с перегрузкой, на предельной скорости, через полчаса будут здесь!
– Отличная новость! – бодро сказал учёный, а сам подумал: «Продержаться бы…» – Просто отличная новость… 2. Мыслитель.
Сергей Мамонтов заметно волновался, но старался держать себя в руках. Будущее надвигалось на него, неведомое, странное, волнующее. Будущее, полное больших надежд и огромных возможностей. Приглашение от Андрея Георгиевича Юрковского поучаствовать в совместном проекте пришло неожиданно, но вместе с тем это было словно само собой разумеющимся, чем-то таким, что должно было произойти рано или поздно. Сергей чувствовал, что далеко не полностью раскрыл свой умственный потенциал, и горел желанием проявить себя в новом деле.
Машина подъезжала к территории института. Показалась изгородь, за которой сперва виднелись посадочные полосы для малого воздушного транспорта, а затем всё заслонила собой непроницаемая зелёная стена, настоящий ботанический шедевр.
Мысли водителя, сидевшего впереди, походили на тусклые сполохи. Этот человек чувствовал усталость от окружавшей его действительности, но об истинных причинах своей грусти он предпочитал не вспоминать. Нечто нехорошее случилось в прошлом, дальнейшее же – просто шлейф негативных эмоций, оттенков мыслей, опутавших сознание дымкой равнодушия. Сергей всматривался в чужое сознание, пытаясь понять, может ли он что-то сделать для этого человека. Но машина уже подъехала к главному входу, и водитель прервал размышления молодого учёного:
– Здесь, Сергей Филиппович. Удачи вам.
– Спасибо! – искренне поблагодарил юноша, покидая уютный салон автомобиля. В руках Сергей держал бежевый чемоданчик – свой единственный багаж. Машина за спиной зашуршала шинами, отъезжая от высоких решётчатых ворот и оставляя юного учёного в одиночестве. Вдохнув полной грудью ароматный прохладный воздух, он направился к приоткрытому входу.
Вперёд! – подумалось ему. Исследовать технологии пришельцев и раскрывать тайны космоса! Подобрать ключик к секретам таинственной расы и приоткрыть дверь в неведомый и полный новых загадок мир! Звучит банально, может, но романтика неизведанного всегда несёт в себе некий оттенок обыденности. То, что влечёт человечество на протяжении тысячелетий, не меняется на протяжении всех этих тысячелетий. Люди те же. Тайны те же. Амбиции…
Да, ведь это действительно прекрасно! И самое прекрасное в новом деле – быть первым! Ну, одним из первых. Быть среди первых, если уж быть совсем точным. Но с какими людьми придётся работать! Что за фамилии! Сказка! Мечта! Сам Андрей Юрковский! И Фёдор Ложкин! Невероятный, гениальный, чудаковатый Ложкин, способный раскрыть, казалось, любой секрет! Разве можно сомневаться, что столь грозному союзу умов не покорится тайна оружия дарков? Ха! Можно считать, что эта тайна уже обречена!
Впрочем, это лишь одна из многих тайн. Сами дарки волновали Сергея не меньше, чем их технологии. Дарки и лайты – кто они на самом деле? Названия им дал какой-то астроном со смешной фамилией, вылетевшей из головы. Названия, честно говоря, не слишком удачные… О вкусах, конечно, не спорят, но, например, за рубежом дарки носят иные имена. Их называют демонами, джиннами, ракшасами, йомами и бог ещё знает как. Сам Ложкин на международной конференции в Женеве шесть лет назад назвал их чернушками. Просто и в то же время смешно. Он дал людям оружие против них. Он их не боялся. А лайтов, которых в некоторых странах называют ангелами, Ложкин обозвал застенчивыми светлячками. И тоже ведь не поспоришь!
Занятны сами представления людей об этих звёздных народах. Большинство населения Земли считает их пришельцами с соседних звёзд. Некоторая часть связывает их пришествие с религией. Наконец, кое-кто, пока остающийся в меньшинстве (среди них, кстати, и Ложкин), полагает, что дарки и лайты всегда были здесь, и каким-то образом связаны с Землёй. «Это не иной мир, не иная реальность, – доказывал в своё время Ложкин, – а иная форма пространства, более глубокая, глубинная часть мироздания. И если наша наука не может этого доказать, то не стоит сразу отрекаться от этой мысли. Наша наука примитивна и несовершенна, и таковой останется. Что бы мы ни делали, нельзя переоценивать наши знания. Нельзя подкреплять веру в наше могущество, которого на самом деле нет…»
Сергей был не согласен с теорией Ложкина, но вполне допускал, что современная наука пока действительно многое не способна объяснить. Человечество даже до ближайших звёзд не добралось, а в собственной Солнечной системе ещё столько осталось неразрешённых загадок! Тот же Ложкин, кстати, полагал, что человечество никогда не достигнет других светил, а уничтожит себя где-нибудь через тысячу лет. Не хотелось бы думать, что он прав. Впрочем, Юрковский выдвинул недавно несколько любопытных теорий, способных подтолкнуть прогресс в направлении межпространственных перелётов.
Ах, всё-таки какие люди! Ложкин! Юрковский! И Мамонтов. Пока ещё не вставший с ними в один ряд, но надежды юности всегда простилаются дальше обозримых горизонтов. Всё ещё впереди! Нет сомнений!
Сергей отвлёкся от размышлений и осмотрелся. Он шёл по неширокой дорожке, вымощенной серым природным камнем. Кругом цвели многообразные цветы, высились необычные деревья. В кронах летали пёстрые маленькие птички, перекликаясь незнакомыми голосами. Свезённые с разных концов Земли чудеса природы поражали великолепным разнообразием.
Над широкими мягко-розовыми бутонами орхидей поднимались красные пионы. Белые, с жёлтыми серединками астры с полупрозрачными тоненькими лепестками напоминали коралловых актиний. Геометрическими срезами завораживали лабиринты цветущего шиповника. Мощёная дорожка петляла между тенистых стволов стройных тёмно-зелёных сосенок и величественных прямоствольных кедров. Невысокие кирпичные оградки разделяли заповедник на неравные участки. За новым поворотом открылась лужайка, посреди которой замерла величественная и пышная японская криптомерия, устремившая конус кроны к небу. За ней уже угадывалось здание института, семиэтажное, вытянутое, светло-бежевое, с окаймлёнными красным цветом окнами. Вдоль стены как солдатики высились невысокие, но стройные ряды скальных можжевельников с серо-голубой хвоей и тёмно-синими шишкоягодами.
А на парадном крыльце на белых ступенях, огранённых чёрным мрамором, дожидалась одинокого гостя юная красивая девушка в светлом платье. Её пышные каштановые волосы чуть колебались на ветру, а большие добрые глаза выражали смущение и интерес. Она мило улыбнулась Сергею, и он не смог удержаться от ответной улыбки.
– Здравствуйте! Не заблудились? – начала она разговор. Её голос показался Сергею сказочно прекрасным.
– У вас здесь очень красиво, – сказал смутившийся юноша, потупив взор. – И мне приятно видеть, что и девушки здесь тоже красивые…
Ужасно неуклюжий комплимент! Сергей мысленно обругал себя последними словами, но тут же забыл своё негодование, встретившись со взглядом незнакомки. Её улыбка стала естественней, исчезло смущение и появился лёгкий румянец. Юноша протянул ей руку и решительно представился:
– Сергей! Для друзей Серж.
Её тонкие нежные пальчики потонули в его широкой ладони.
– Юля. Очень рада знакомству.
– И я! И я рад!
Они смотрели друг на друга, ощутив внезапное взаимное влечение. Затем Юля словно очнулась, и чудесное чувство единения ослабло.
– Что же мы стоим! Пойдёмте! – сказала она и потянула за собой вверх по ступеням. Он послушно поплёлся следом, не выпуская её руки. И по старой привычке сделал то, чего на самом деле не хотел – заглянул в её мысли, осторожно, словно боясь быть замеченным. Сергей со странным чувством понял, что действительно понравился Юле. И она, что интересно, как-то догадалась, что он понял. Она молчала, но не потому, что нечего было сказать.
Сергей обрадовался взаимному пониманию, но тут же внезапная мысль, словно вспышка молнии, разрушила возникшую идиллию. Понимание!!! Юноша вдруг отчётливо понял, что никогда не сможет достигнуть этого чувства. Нет, он понял это значительно раньше, но полностью осознал только сейчас. Сколько было передумано мыслей, сколько отброшено идей…
Человек, способный читать мысли, никогда не избавится от одиночества души. Юля каким-то женским чутьём почувствовала перемену в её насупившемся спутнике и поспешила продолжить прерванный разговор.
– Вам правда понравился парк? – обернулась она к нему. Сергей остановился, переложил свой чемоданчик в другую руку и беззастенчиво взялся за Юлину ладонь.
– Очень понравился! – честно ответил он.
– Я рада! Мы все приложили усилия, чтобы парк стал таким, как сейчас. Там есть и мой уголок. – Девушка неуверенно отстранила взгляд. – Хотите взглянуть? – тихо спросила она.
– Хочу. Очень хочу! Но не сегодня, Юля. – Сергею понравилось произносить её имя. Его голос потеплел. – Мне предстоит много работы. Но если вы не против, я бы хотел навестить вас на днях. Покажете мне ваш парк. Я, может, тоже что-нибудь смогу сделать…
– Это было бы чудесно!
Они шли светлыми коридорами и большими залами. Институт больше походил на гостиницу: всюду стояли клумбы, цвели цветы. В анфиладах висели картины, где-то были расстелены длинные ковры, а где-то пол был свободен и украшен разнообразными рисунками. Лишь иногда в эту яркую идиллию проникал химический запах из лабораторий. Людей по пути почти не встречалось. Мужчина средних лет в белом халате приветливо кивнул Сергею и Юле. Двое солдат в лёгкой камуфляжной форме о чём-то беседовали у открытого окошка. Разглядывал картины в одном из залов старенький профессор с задумчивым лицом и тусклыми глазами. Молодых людей, поздоровавшихся с ним, он даже не заметил.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1503
Замечания : 0%
Поднявшись на третий этаж, они оказались перед застеклённой кабинкой горизонтального лифта. Перед лифтом стояли двое: высокий атлетичный мужчина средних лет с чёрными волосами и ничего не выражающим лицом и стройная красивая женщина в строгом деловом костюме.
– Дальше мне нельзя, – грустно вздохнула Юля, и Сергей этому очень огорчился. Деловая женщина обернулась к ним и вежливо улыбнулась.
– Сергей Филиппович, а мы вас ждём. Здравствуйте. – Сергей вяло пожал её руку. – Извините, что не вышли встречать вас лично. Надеюсь, Юля вам всё тут показала и рассказала.
– Да. Спасибо за беспокойство.
– Ну что ж, будем знакомы. Меня зовут Ольга Антоновна Власова. Будем работать вместе. А это мой друг Леонид. – Сергею досталось крепкое рукопожатие: Леонид не считал нужным скрывать свою силу.
– Рад работать с вами, – тихо проговорил Сергей. Парочка переглянулась, будто застуканная на месте преступления.
– Леонид просто сотрудник института, к нашему проекту он не имеет отношения, – быстро заговорила Ольга. И тут же поспешно добавила: – Но если вам что-то понадобится, не стесняйтесь, обращайтесь к нему!
– Да! – подтвердил слегка смутившийся Леонид.
– Что ж, пожалуй, пора нам наведаться в лабораторию. Юрковский ждёт вас, Сергей Филиппович, – продолжила Ольга, справившись с чувствами. – Ещё увидимся, Лёня. Спасибо, Юленька, ты нам очень помогла.
– До свидания! – тоненько сказала девушка и бросила прощальный взгляд на Сергея.
– Пока! – одними губами произнёс он, прежде чем дверцы лифта закрылись. Кабинка понеслась по прозрачному коридору к следующему корпусу института. Это напомнило Сергею летающий паром, которым ему часто приходилось пользоваться в родном городе. Только летающие паромы движутся над водой, а тут… Тут всё цвело, под ногами раскинулся настоящий лес, густой, яркий, гармоничный. В зарослях высились другие корпуса института, соединённые горизонтальными лифтами и петляющими мощёными дорожками. Сверкала на солнце оранжерея – полукруглый стеклянный ангар на периферии парка. А где-то недалеко уже виднелась внезапно обрывающаяся кромка леса, и за ней начиналось серое поле маленького аэропорта с контрольными башенками и военными строениями.
Двухсотметровая стеклянная труба закончилась, двери лифта раскрылись, и Сергей оказался словно в другом мире.
Никаких цветов. Ни ковров, ни картин, ни узоров. Бледно-серые стены, тусклый стерильный свет, ощутимый всем телом низкий гул механизмов. И никого. Здание казалось необитаемым, мёртвым.
Ольга молча направилась дальше по широкому коридору, и Сергей поспешил за ней. Слева и справа на стальных широких дверях висели таблички, одни с номерами, другие с названиями помещений. Все двери были закрыты. Ольга казалась задумчивой и собранной. Молодой учёный и сам ощутил, как давит на сознание здешнее пространство.
Они прошли неприветливыми коридорами до небольшого помещения, набитого различной аппаратурой. Электронные приборы, заваленные техникой столы, широкие панели управления, гибкие эластичные экраны…
Спиной к вошедшим в небольшом креслице сидел старик Юрковский и пролистывал какой-то отчёт. Он обернулся на звук шагов, улыбнулся и неспешно поднялся навстречу гостям.
– Сергей Филиппович! – искренне обрадовался Андрей Георгиевич, хватая Сергея за руку и доверительно заглядывая в глаза.
– Можно просто Серж, – сказал в ответ юноша.
– Отлично! Вы здесь – отлично! – Старик выглядел счастливым, его добрые глаза отражали уверенность в благополучном будущем. Не так уж он и стар, мысленно отметил Сергей, разглядывая выдающегося учёного. Высокий лоб без единой морщинки, чуть потускневшие, но всё ещё зоркие глаза, естественная улыбка, аккуратность в каждой детали. Юрковский чуть успокоился и повернулся к Ольге. – А Федя ещё не приехал? Вы не вместе?
– Он опаздывает, Андрей Георгиевич, – со странной интонацией ответила женщина.
– Не похоже на него. Необычно, весьма и весьма, – пробубнил Юрковский. Он закрыл глаза и коснулся пальцами виска, прислушиваясь к донесениям Сети. – Так. Так-так. Кажется, что-то случилось. Он в космопорту. Ну-ка.
Один из экранов включился, настроившись на какой-то бесплатный канал. Картинка транслировала изображение с одной из телекамер космопорта: в окружении толпы на небольшом возвышении стоял Ложкин и о чём-то жарко вещал, размахивая руками. Рядом притулился робот-погрузчик с двумя толстенными сумками на горбу.
– Выступает с торжественной речью, – прокомментировал Юрковский. – Похоже, что-то случилось в космосе. Боюсь, это надолго. – Он посмотрел на Ольгу с невысказанной просьбой во взгляде.
– Я привезу его, Андрей Георгиевич.
Ольга бросила ещё один быстрый взгляд на экран, развернулась и вышла из зала.
– Ну-с, дорогой друг, присаживайтесь! – повернулся Юрковский к Сергею. – Расскажите мне о себе!.. 3. Под аплодисменты.
Всё смешалось и перемешалось. Как в том бородатом анекдоте – и кружит, и кружит, и кружит…
– Кто-то из вас не верит мне? А я вам говорю: будет так! И обещаю, что приложу все усилия для этого! – Ложкин жестикулировал, приняв надменно-пафосную позу. – Ещё увидите, Земля будет очищена от инопланетной нечисти!..
Толпа вокруг шумела и ликовала, хотя учёный сам не понимал, что за чушь он несёт. Он имел право не слушать самого себя. Гораздо больше его донимала сама Земля. Огромное солнце, высокая гравитация и грязный, пыльный даже не смотря на все потуги очистительных заводов воздух. Стоило посадить лайнер в порту, как сразу же учёного окружило мельтешение рекламы. Реклама была повсюду: на стенах домов, на одежде прохожих, она летала в воздухе, маячила перед глазами, стелилась под ногами и оккупировала небо.
И радость спасения окончательно была загублена этой дикой толпой, что окружила Ложкина, едва он сошёл с трапа. На Марсе ничего подобного случиться не могло, там люди умели соблюдать вежливую дистанцию. А тут чуть рубашку не порвали на своём любимце!
Вернувшись мысленно к космическим событиям, Ложкин сделал вывод, что дарки вовсе не хотели уничтожать космолёт. Вернее, они доверились воле случая. Если бы всё получилось – ну, значит, хорошо. А не получилось, так и ладно! Лайты в космическом бою потеряли четыре корабля. Дарки – только три. Они разлетелись сразу, как только появился китайский флот. Из земных кораблей ни один не погиб, хотя все суда, стартовавшие с Марса, получили разной степени повреждения. Сейчас как раз было видно, как затягивается чёрная пробоина на теле лайнера – ремонтные системы работали чётко и без сбоев.
Всё на Земле казалось ненастоящим. Толстяки уплетали пирожки с синтетическим мясом и сидели в креслах из синтетического дерева. Половина населения использовала искусственные органы. Бездушные машины разрабатывали дизайны и рисовали картины. И даже биороботы дарков имели синтетическую ДНК! Правда, их генетические андройды хоть и копировали память носителя, но теряли эту самую память всего за неделю, за две. Один такой красавец как-то чуть было не перебил участников семьдесят второй международной конференции в Цюрихе лет восемь назад. Притом, что сам он не понимал, что делает, считая, что является человеком. Впрочем, эта технология дарков устарела, люди давно придумали множество мер безопасности против таких фокусов.
Пространная речь Ложкина внезапно прервалась, когда он увидел в толпе свою первую жену. Их брак не был долгим, но сказать, что этот роман оставил учёного равнодушным, определённо нельзя.
– Оля?..
– Спускайся, – хмуро потребовала Ольга. – Юрковский уже заждался.
«Подождёт!» – хотел ответить Ложкин… но вместо этого послушно слез с возвышения и поплёлся вслед за бывшей женой. Робот-носильщик ожил и двинулся следом. Люди вокруг расступались, удивлённые уходом оратора.
– Простите, друзья! Много работы! – отвечал Ложкин, пожимая кому-то руки и кивая незнакомым лицам. Его хлопали по плечам, что-то говорили дружелюбное и обнадёживающее, но учёный кивал не слушая.
У машины Ложкин обернулся и бросил взгляд на лайнер, словно хотел пожелать ему удачи. Открыв дверцу, учёный сел на переднее сиденье. Ольга уже устроилась за рулём, дожидаясь, пока носильщик закончит укладывать багаж.
Космопорт покидали так же молча. Оля вела машину сама, не доверившись автопилоту. Что ж, это её право. Если машины всё будут делать за людей, люди потеряют вкус к жизни. А от управления автомобилем нормальный человек получает больше удовольствия, чем от просмотра телевиденья или бездумного поглощения пищи.
Кстати о телевидении. Половина бесплатных каналов, транслируемых по Сети, показывала порно, прерываемое – Ложкин усмехнулся – роликами рекламы. Многообразие эфира захламило кибермозг мгновенно, и выходить в Сеть на Земле резко расхотелось. Впрочем, один канал показывал недавнюю потасовку в космосе. Демонстрировались кадры посадки лайнера, дымящегося, отпугивающего чёрными провалами пробоин, переливающегося лазурным сиянием в создаваемом вокруг корпуса обтекаемом пространстве.
Обтекаемое пространство – одно из величайших изобретений Ложкина. Оно защищало от метеоров, от перегревания в верхних слоях атмосферы и даже от оружия дарков. Правда, не всякого оружия. Дарки на однообразие вооружения не жаловались. Сами дарки, кстати, использовали нечто другое, позволяющее им летать в атмосферах на любых скоростях и не испытывать при этом неудобств, связанных с трением о воздух. Что именно – неизвестно. Но, как бы то ни было, это уже не являлось их преимуществом.
– Ты плохо выглядишь. – Ольга решила начать разговор первой.
– Большое спасибо, Оленька.
– Не паясничай. – Она нахмурилась. – Посмотри на себя. На кого ты похож? Неужели не стыдно в таком виде выступать перед людьми?! Что о тебе подумают?..
– Ой-ой, перестань. – Учёный растянул двумя пальцами зеркало заднего вида и всмотрелся в свою физиономию. Впалые покрасневшие глаза, чёрная щетина, бледная кожа. Волосы встопорщены. – Да вроде ничего так…
Он разжал пальцы, и зеркало вернуло себе первоначальную форму.
– А чем от тебя пахнет? – продолжала женщина, по-прежнему не глядя на бывшего мужа. Ложкин некоторое время молчал, оценивая её атаку, и наконец, произнёс:
– Метко. Беспощадно метко. Прямо в цель. Молодец, Оля, никогда в тебе не сомневался.
Теперь уже молчала она. Несомненно, Ложкин был задет за живое. Он начинал сердиться, хотя ещё недавно ему казалось, что такое невозможно. Старые забытые обиды напомнили о себе спустя два десятилетия.
– Ты права, конечно. Ничего, у меня будет время привести себя в порядок. А что насчёт тебя? Я давно тебя не видел. Ты сейчас одна?
– Нет, а что? – Она не поняла его намерений, и он продолжил допрос.
– О, так у тебя появился друг? И как же его зовут, если не секрет?
– Леонид. – Ольга не хотела отвечать, но она сама начала этот разговор. А Ложкин уже не сдерживал себя.
– Леонид, – повторил он. – Сын льва. И что, он так хорош собой? Погоди-погоди, дай угадаю! Зная твои вкусы, я могу смело предположить, что он высокий, не ниже двух двадцати. Чуть моложе тебя. М-м, наверняка брюнет, волосы, наверное, длинные, стянутые в хвост. Мускулистый, стройный. Внимательный. Даже, наверное, покладистый, но голос повышать умеет. Что ещё?.. Ах да, самое главное…
– Прекрати! – Её голос дрожал, пальцы судорожно сжались на руле. – Сколько же в тебе злобы. Совсем не изменился. Эгоист. Ненавижу!..
Внезапно Ложкину стало её жалко. Он видел, что она вот-вот заплачет, и виной тому является он сам. А ведь он угадал! Интуиция – вот чем учёный всегда гордился. Он мог не видеть чего-то, но знать, как это нечто устроено, понимать самую суть. И все догадки – всегда! – попадают в цель. Странный дар, который можно использовать как во благо, так и для сведения счётов.
Ольга включила-таки автопилот и отвернулась к окну. Её плечи вздрогнули. Ложкин вдруг почувствовал острое чувство стыда. Дурак! Идиот! – корил он себя. Я не должен был лезть в её жизнь! Да, она обидела меня, и что с того? Я должен быть выше этого. Должен быть лучше. Должен…
– Оля, прости. Я опять свалял дурака, прости меня.
Она не отвечала, и на душе Фёдора стало совсем холодно и неприятно. Какое-то время они ехали молча, не глядя друг на друга. Ольга вытерла глаза салфеткой и постепенно успокоилась. Она вновь стала прежней – собранной, серьёзной, деловой. Ложкин даже залюбовался ею. О, да, она по-прежнему прекрасна. Высокая: ровно двести сантиметров рост – идеальный рост для женщины, по мнению Фёдора. Светлые волосы мягко спадали ниже плеч. Смуглая кожа, грациозная неторопливость, внимательный взгляд. Прямой носик, тонкие линии бровей, нижняя губа чуть более пухлая, чем верхняя.
И при этом чужая, недостижимо чужая! Что связывало этих двух людей, кроме воспоминаний?
– Поговорим о делах? – спросил Ложкин. Он тоже смог унять свои чувства, и теперь настраивал себя на непринуждённый лад. – Кроме шуток. Что там у Юрковского? Что он готовит? Ты, как я понимаю, в команде, и должна быть в курсе дел. А кто ещё с нами?
После недолгой паузы она ответила:
– Серж.
– Как? Морж? – Перехватив её гневный взгляд, Ложкин поспешно сказал: – Ладно, всё, больше не буду. Так что за Серж такой? Откуда взялся и высокого ли полёта птица?
– Сергей Мамонтов. Очень способный молодой человек, амбициозный, умный. Он тебе понравится.
– Думаешь? – Ложкин прищурился, задумавшись о своих предчувствиях, и добавил: – Посмотрим. ***
Солнце потихоньку склонялось к горизонту, скрываясь в кронах деревьев. Ветра не было. Угомонились птицы, и парк потихонечку замирал.
Ольга и Фёдор шли молча. Шли рядом. Ложкин вытянул руку и коснулся листьев, зашелестел ветками, задумался о чём-то. У последнего поворота к институту он едва слышно прошептал:
– Только я не думал, ничего не видел, и вообще сегодня на всех забил…
– Что? – не поняла Ольга.
Учёный повернул голову к ней и остановился.
– Слушай, ты иди, я тебя догоню. Я ненадолго.
Она удивилась, но спорить не стала.
– Как скажешь. Дорогу ты знаешь, не заблудишься. Надеюсь, ты не попытаешься сбежать?..
Ложкин улыбнулся этой слабой попытке пошутить. Он кивнул.
– Не волнуйся. Обязательно попытаюсь. – Некоторое время он смотрел, как она удаляется, а затем развернулся в обратную сторону и принял серьёзный вид. Перед ним стояла Света.
– Не забыл про меня? – Она улыбнулась, эта странная девушка в чёрном, рождённая фантазией гения. Фёдор сложил руки за спиной и начал ходить кругами. Окружающий мир внезапно сузился, парк потерялся в слоях реальности, стало заметно холоднее. – Э-хей! – Позвала девушка. – Большой умный человек, отзовись!
– Не вовремя ты восстала из небытья. Не вовремя. – Ложкин остановился и нервно пожевал губами. – Твоя версия насчёт телепата пока не подтвердилась.
– Только потому, что ты до сих пор не дошёл до цели. – Она кокетливо улыбалась, уличая учёного в очевидных просчётах.
– Ну да, ну да. – Он снова принялся ходить кругами, временами бросая взгляд на свою необычную собеседницу. – Кто же ты такая?
– Попробуешь догадаться сам? Я знаю, у тебя это хорошо получается.
Она издевалась! Нет, ну так же нельзя!
– В одном абсолютно уверен – ты точно не моя совесть. – Он посмотрел на неё с непроницаемой серьёзностью во взгляде, но Света вдруг рассмеялась.
– Молодец! Тут ты прав! Считай, что я твоя интуиция. И я буду иногда подсказывать тебе, если ты опять потеряешь уверенность в силу собственной логики.
– А разве я в чём-то сомневаюсь сейчас? – Он задумчиво поглядел себе под ноги. – Впрочем, да, пожалуй. И что же привело тебя на этот раз?
– Я любопытна, – сказала девушка. Она склонила голову к плечику, её глаза выражали милое простодушие.
– Хочешь посмотреть лабораторию? – догадался Ложкин.
– Ахах!
– Тогда пошли, – просто сказал он. Света посмотрела на него настолько чувственно, что учёный застенчиво отвёл взгляд. Однако пройти им не дали. На ступенях перед входом стоял высокий парень с непроницаемым лицом, блондин, в белой рубашке и белых брюках. На Ложкина он посмотрел лишь мимолётно, зато надолго задержал взгляд на Свете.
– Ты не проникнешь сюда. – Абсолютно бесчувственный голос ударил по ушам. Ложкин вжал голову в плечи, Света попятилась. Человек в белом повернулся к учёному и уже тише добавил: – Вам лучше поторопиться. Вас ждут.
– О-хо-хо…
Сомнения учёного длились мгновения. Он быстро вбежал по ступеням, бросил последний взгляд на Свету и вошёл в здание. Некоторое время его не отпускало чувство тревоги. Он ускорил шаг, заторопился, но ощущение опасности преследовало его неотступно.
– Фёдор Борисович! – окликнул учёного старый толстенький профессор, и Ложкин вздрогнул.
– А, Фёдор Петрович, добрый вечер. – Он пожал протянутую руку.
– Вы надолго к нам? – поинтересовался тёзка.
– Не думаю. – Ложкин дружески похлопал профессора по плечу. – Но я к вам заскочу. Обязательно. Сыграем в шахматы, у меня давненько не было достойных противников.
– В любое время, Фёдор Борисович! Удачи вам!
Ложкин кивнул и направился дальше. Какие-то ребята в военной форме во все глаза таращились на него, словно увидели живого бога. Учёный прошёл мимо с отстранённым видом. И только на лестнице остановился, обнаружив, что остался совершенно один. Ладони дрожали от внутреннего напряжения, и Фёдор с силой вцепился в перила. Рядом словно из морока материализовался молодой мужчина в белом.
– Света, как я понимаю, не придёт? – задал ему риторический вопрос Ложкин.
– Вы больше не должны разговаривать с ней, – без тени эмоций ответил мужчина.
– Вот как? Это угроза? – Ложкин нахмурился, но его собеседник молчал. – Вот же, свалились на мою голову! Некстати, очень некстати! У меня не самое сильное сердце, чёрт возьми. Но я не боюсь, глупо бояться себя…
– Вас ждут, – напомнил мужчина.
– Ага. Да. Помню. – Фёдор выпрямился, поправил причёску и уже спокойно взглянул на собеседника снизу вверх. – Сейчас ты исчезнешь, понял меня? Не хочу тебя видеть, ты будешь только мешать мне. Хотя, подозреваю, что ты ещё явишься. Хм. Видок у тебя, конечно, дурацкий. Имя тебе нужно подходящее. Руслан! О, как! Согласен?
«Руслан» молчал, безучастно глядя на учёного. Ложкин поймал себя на мысли, что в сравнении со Светой его новый компаньон совершенно неэмоционален. Светка вообще вела себя открыто, нагло, кокетливо. Было в ней что-то пошлое, но привлекательное, хе. А этот стоит чурбаном. Безжизненный, стерильный. Робот.
– Всё, проваливай, – рассердился Ложкин, и Руслан растворился в воздухе. – Фантомы, фантомы, – проворчал учёный, поднимаясь по лестнице. Он вдруг начал злиться, и его негодование перекинулось на первых людей, кого он увидел: на третьем этаже у кабинки горизонтального лифта стояли Ольга и её друг.
– Прохлаждаетесь, – грубо сказал им Ложкин. – А это, я так полагаю, сын льва? Вот он какой. Как я себе и представлял.
Леонид нахмурился – ему не нравилось, когда с ним говорили в таком тоне. К такому он точно не привык. И, посмотрев с вызовом в глаза учёного, он не протянул руку для рукопожатия. Того же не сделал и Ложкин.
– Поехали, Оля, – сказал Фёдор, хотя он совершенно не нуждался в её присутствии. Ему просто вдруг захотелось разлучить эту парочку, пусть ненадолго. Его бывшая жена смотрела на него с неодобрением, но уловив женским чутьём его настрой, не стала возражать.
– Увидимся вечером, – сказала она Леониду, и вместе с Ложкиным вошла в кабину лифта. Двери сошлись, и без рывка, без перегрузок и ощутимых ускорений кабинка понеслась по длинной стеклянной трубе. Парк внизу потемнел и погрузился и угрожающий сумрак. Учёный нетерпеливо притоптывал ногой, сложив руки на груди. Ольга смотрела куда-то в сторону, думая о чём-то своём.
Со всех сторон сомкнулась темнота, когда кабинка достигла второго здания. Двери распахнулись, открывая путь в полутёмный коридор со стальными дверями. Фёдор не чувствовал, но знал, что в этот момент его сканируют охранные механизмы, которым была отдана половина пространства дома. Любого незваного гостя, легкомысленно проникшего сюда, проводили бы вежливым броском по воздушной трубе в обратную сторону. Если же эта мера не помогает, в ход пойдёт боевая техника. Категория секретности «М» – здесь всё серьёзно.
Постепенно успокоившись, Ложкин наскоро привёл мысли в порядок и запустил по новой песенку, которую нашёл несколько дней назад в Сети. Вообще, интересных песенок было много, но эта чем-то особенно зацепила его. Он стал её слушать раз за разом, повторял, как в бреду, пока летел в космолёте, вспоминал в машине, когда ехали с Ольгой. И после миллионного, наверное, раза он выучил её наизусть. Каждый аккорд, каждую интонацию голоса. До такой степени, что самому стало противно. Кто-то кем-то не услышан вовсе,
Ну а кто-то кого-то просто не сберёг.
Кто-то думал, что сегодня в гости
Попадёт, а он попал просто в морг. Только я не думал, ничего не видел,
И вообще сегодня на всех забил!
Я уткнулся тупо в телевизор
И смотрел его из последних сил! Песня витала в сознании параллельно мыслям и совершенно не мешала анализировать ситуацию. Уж с чем с чем, а с потоком мыслей Ложкин умел обращаться как никто другой! Юрковский уже ждал его, присев на краешек лабораторного стола. Когда вошли Ложкин с Ольгой, старик вскочил и быстрыми шагами преодолел пространство зала. Не было заметно ни недовольства, ни упрёка – только радость по поводу новой встречи.
– Федя! Вот и ты, совсем не изменился!
– Здравствуй, Андрюша! Рад видеть тебя, так сказать, воочию.
Они обнялись как старые друзья.
– Доехал без проблем, надеюсь? Я слышал, что-то там случилось такое неприятное в космосе. Власти как всегда умалчивают подробности.
– Всё отлично, как видишь. Я здесь, и слава богу! – верно заметил Ложкин, хитро улыбнувшись.
В зале сидел ещё один человек – Фёдор нарочно не обратил на него внимания. Сергей Мамонтов поднялся, обнаружив немалый рост, и медленно подошёл к своим знаменитым коллегам. По его усталым глазам Ложкин понял, что парень даже не посетил своих новых апартаментов, расположенных, кстати, в этом же здании. Юрковский любил поболтать, а прервать разговор паренёк просто постеснялся. Он протянул ладонь Ложкину, робко улыбаясь и словно смущаясь, что ему приходится смотреть сверху вниз.
– Это Сергей Мамонтов, познакомься, – представила его Ольга. – Для друзей просто Серж.
Сказано это было как будто непринуждённо. Но на самом деле она волновалась, и Фёдор знал это. Он перевёл взгляд на неё, и улыбка исчезла с его лица. Затем он посмотрел на Сергея, и надменно прищурился, оценивая эффект.
– Вижу, – коротко сказал он, бросив полного презрения взгляд на протянутую ладонь. Сергей стоял, раскрасневшись, и убирать руку не собирался. Он сразу понял, что почему-то не понравился Ложкину, но понять этого не мог. Кто-то управлял ракетой,
Кто-то просто телефон чинил.
Кто-то жарил для людей котлеты,
И отчаянно он их перчил. Немая сцена продолжалась непозволительно долго. Это глупо! – промелькнуло в голове молодого учёного. Он всё ещё ждал, что Ложкин пожмёт ему руку. И что это за, прости господи, котлеты?! Причём тут котлеты?! Как можно думать в такой момент о каких-то котлетах?! Только я не думал, ничего не видел,
И вообще сегодня на всех забил!
Я уткнулся тупо в телевизор
И смотрел его из последних сил! У Сергея ум заходил за разум. Он пытался понять, чем вызвана эта внезапная неприязнь со стороны Ложкина. Пытался осторожно проникнуть в его разум. А в мыслях у того – телевизор, котлеты и ракеты! Что-то очень странное!
Фёдор победно ухмыльнулся, и Сергей вдруг с ужасом понял: ОН ЗНАЕТ!!! Мамонтов считал, что никто и никогда не приобщится к его самой главной, самой заветной тайне. Никто никогда не узнает, иначе он рискует стать изгоем.
Ложкин знал. Откуда-то знал. Именно знал. Не догадывался, а знал, знал, знал!!! Чёрт!
Фёдор чувствовал, что незадачливый телепат полностью в его власти. Теперь ты в моих руках, парень! И будешь тише воды, ниже травы. Будешь покорным. Теперь – только так.
– Ну что ж! – Ложкин шагнул в сторону и огляделся как ни в чём не бывало. – Показывайте, где у вас тут эта ваша пушка! Очень хочу взглянуть.
– Сейчас, Федя. Пойдём, – поманил его Юрковский. Ложкин направился следом, бросив через плечо:
– Оленька, будь любезна, распорядись насчёт моих вещичек. Пусть доставят сюда.
– Хорошо, – ответила женщина, скрывая растерянность. Сумки и чемодан Ложкина остались в машине на стоянке, но Ольгу больше волновало в этот момент, почему Ложкин так холодно отнёсся к Сергею. Даже холоднее, чем к Леониду. Странно. Или он ревнует? Да нет, это же смешно. Тогда в чём же дело?..
Её размышления не укрылись от Мамонтова, но он ничем не выдал своего беспокойства. Развернувшись, он поспешил за скрывшимися в следующем зале учёными.
Ложкин и Юрковский разглядывали нечто массивное, лежащее на широком столе. Больше всего пушка дарков походила на… нераскрывшуюся почку растения, только весом полтонны и двухметровой длины. Зелёные волокнистые ткани из прочного упругого вещества накладывались одна на другую. У основания волокна соединялись под бурой бугристой коркой. С одной стороны аппарат был покрыт гарью, видны были царапины и трещины.
– Где тут у тебя данные первичного исследования? – спросил Фёдор, с лёгким воодушевлением глядя на необычное оружие. Юрковским кивнул на экран у него за спиной. Несколько минут прошли в тишине: Сергей задумчиво смотрел на пушку, Юрковский глядел в пол, поглаживая шею, Ложкин изучал данные.
– Что скажешь?– спросил, наконец, Андрей Георгиевич.
– Всё отлично! – поведал Ложкин. – Даже более того, всё просто превосходно! Я эту штуку вскрою, это не трудно. А затем… – он сделал эффектную паузу, – мы воссоздадим и усовершенствуем это устройство!
– Интересно, как? – В голосе Юрковского не было недоверия, только искренний интерес. Фёдор улыбнулся.
– Как построить высокий минарет? – задал он вдруг вопрос.
– Выкопать глубокий колодец и вывернуть его наизнанку! – весело ответил Юрковский. Сергей вдруг понял, что эти двое вспомнили только что какой-то случай из своего далёкого прошлого. Та уверенность, тот оптимизм, с которым разговаривали двое учёных, наводил на мысль, что у них уже давно созрел план действий. И, видимо, Юрковский сообразил что-то первым, а Ложкин угадал ход его мыслей. Так или иначе, коллеги принялись за работу с непреклонной верой в собственный успех.
Действовать Ложкин начал тут же. Схватив попавшуюся под руку тряпочку, он осторожно протёр чуть приплюснутый корпус оружия, рассмотрел его с разных сторон, прикоснулся, прислушался, даже лизнул. При этом повторяя: «Интересно, очень интересно». Он взялся за кривой нож и вознамерился вскрыть несколько верхних слоёв.
– Вручную?! – удивился Юрковский.
– Подержи-ка вот здесь! – сказал ему Ложкин, ткнув куда-то остриём.
– А не взорвётся? – осторожно спросил Сергей, наблюдая за операцией со стороны.
– Не бойся, ассистент, не рванёт. Иди-ка ты тоже сюда. Вот с этой стороны хватайся, да. Эту коричневую не трогать, понял?
Работа закипела. Поначалу медленно, осторожно, затем всё увереннее Ложкин разогнул несколько листов обшивки, временами задумчиво замирая и ощупывая пальцами снятый материал. В помещение вошла Ольга и хотела сообщить, что вещи доставлены на жилой этаж, но Ложкин тут же взял её в оборот.
– Оленька, быстро на пульт управления! – приказал он. – Мне нужны экраны. Сканируй во всех диапазонах. – Он распоряжался людьми как царь, и вообще чувствовал себя в лаборатории хозяином. – Видите эту структуру? – Учёный показал на светлые крапинки в тонкой оболочке кожуха. – Эта штука сложнее, чем я думал. Оля, ты записываешь?
Лоб учёного взмок, тонкий язык лежал на уголке губ.
– Главное теперь не переусердствовать. – Ложкин добрался до чёрного нутра и осторожно коснулся переплетения гибких упругих трубок. – Внимание! Сейчас я пропущу через стартовый механизм ток!
Все испуганно посмотрели на Ложкина, но он был уверен в себе.
– Выстрела не будет, – поспешил он успокоить коллег. – Мне нужно всего лишь несколько миллисекунд, чтобы продублировать систему контроля. Оля – приборы! Андрюша, долбанёшь меня стулом, если меня замкнёт.
– Как скажешь, Федя, – растерялся Юрковский. Он доверял интуиции Ложкина, но внеземная технология всё равно наводила на него трепет. По той простой причине, что он не знал, чего от неё можно ждать.
Опыт продолжался недолго, и, как и ожидалось, прошёл успешно. Ложкин ликовал.
– Ну что там, Оленька? – горел он нетерпением. Ольга покачала головой.
– Огромная мощь. Если эта штука раскроется, институту конец.
– Не раскроется, – пообещал учёный. Он подумал, что это оружие, особенно усовершенствованный образец, может наделать много бед в нехороших руках. Людям всегда не терпится испытать свои возможности, даже если повода к их использованию нет. Люди… Эти глупые и наивные создания, собирающиеся в безмозглую толпу по любому шуму.
– Думаешь о последствиях? – угадал ход его мыслей Юрковский. – Ты много пообещал тем людям в космопорту. Не жалеешь?
Ложкин осторожно прикрыл сердцевину оружия одним слоем зелёного волокна, тяжело вздохнул, вытер лоб и устало прислонился к стене.
– Эйнштейн как-то написал: «Слава делает меня всё глупее и глупее, что, впрочем, вполне обычно. Существует громадный разрыв между тем, что человек собою представляет, и тем, что другие думают о нём или, по крайней мере, говорят вслух. Но всё это нужно принимать беззлобно».
Юрковский с пониманием кивнул, но вдруг возразил:
– Мне больше импонируют другие его слова. Послушай. – Он закрыл глаза и слегка склонил голову: он не умел, как Ложкин, одновременно обращаться к памяти кибермозга и поддерживать разговор с собеседником. – «Идеалами, освещавшими мой путь и сообщившими мне смелость и мужество, были добро, красота и истина. Без чувства солидарности с теми, кто разделяет мои убеждения, без преследования вечно неуловимого объективного в искусстве и науке жизнь показалась бы мне абсолютно пустой». – Юрковский открыл глаза. – Жизнь, Федя. Жизнь людей – ничего не может быть важнее! И только в доброте – истинное величие. Я в это верю. – Он бросил взгляд на оружие дарков. – И если эту вещь люди повернут против людей же, то…
– Ты прав, – признал Ложкин. – Ты во всём прав. Только вот люди всегда воевали друг с другом. И сейчас они воюют друг с другом. И будут, чёрт возьми, воевать друг с другом! Это неизбежно. Да, сейчас мы можем говорить о мире. О желанном и, думаю, вполне достижимом мире. Но жизнь непостоянна. И сколько не борись с неизбежностью, время всё вернёт на места. Всё течёт, всё меняется, как сказал один древний грек, не помню фамилии…
– Гераклит из Эфеса, – напомнил вдруг Сергей. Оба учёных посмотрели на него, и у обоих, к удивлению Сергея, на лицах читалось недовольство. Ещё можно было понять раздражение Ложкина, но Юрковский!.. Ему-то чем не угодил ответ юноши?!
Фёдор отделился от стены и громко сказал:
– Так, друзья мои. Час уже поздний, так что давайте на сегодня работу закончим. Эту штуковину под замок. Все по комнатам, все спать, завтра вы все мне понадобитесь свежими, бодрыми и полными сил. Андрюша, я искренне рад снова работать с тобой. Оля, моё почтение.
Не глядя на Сергея, он торопливо вышел из лаборатории.
– И правда, засиделись мы, – произнёс Юрковский, виновато разводя руками.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1503
Замечания : 0%
***
День получился насыщенным. С утра, едва поднявшись, тут же пришлось вступать в бой с дарками. По прибытии на Землю Ложкина ждала встреча с Ольгой и ожившие воспоминания. Уже вечером прямо с порога учёный взялся за изучение странного оружия пришельцев, и так увлёкся, что провозился до самой темноты. Ещё многое предстояло сделать, не терпелось продолжить работу. Приступить непосредственно к созданию опытного образца нового вида оружия. Но… надо сохранить силы.
Из отведённой ему комнаты открывался вид на тёмный парк: вид скучный, однообразный, даже жутковатый. Ветки деревьев бились на ветру в стёкла. Слышались странные шумы и звуки. В свете внешних фонарей возникали причудливые тени.
Учёный не любил лишнего шума, и потому вышел в коридор. По одну сторону были двери жилых комнат, по другую – широкие окна. Тут же зажёгся свет, и за окнами трудно стало что-либо разглядеть. Поэтому Ложкин мысленно обратился к управляющей системе, попросив убрать свет. И через миг снова оказался в темноте.
Окна выглядывали на аэродромчик и технические здания. Внизу невдалеке рядом с большим погрузчиком возилось несколько человек в оранжевых комбинезонах. Мусорщики! – догадался Ложкин. Занятно, что с мусором до сих пор приходилось возиться людям, машины присутствовали только за компанию. Мужички в комбинезонах подхватили какие-то продолговатые синие мешки и потащили к тёмному приземистому зданию. Они повторяли процедуру снова и снова – институт «производил» много мусора.
Мусор, грязь, пыль. Земля теперь стала непривлекательным местом. Дышалось здесь тяжело для привыкшего к чистой марсианской атмосфере учёного. И виноваты в том, конечно же, дарки. Их страшные орудия ударили сквозь земную кору, вызвав ускорение конвективных процессов в магме, что в свою очередь привело к смещению литосферных плит, возникновению гигантских разломов, повышенной вулканической активности, колебанию уровня океана и прочим безобразиям. Система контроля климата, изобретённая ещё в двадцать первом веке, смогла лишь сдержать могучие толщи возникших облаков. Система спасла для людей солнце, но большего от неё ждать было нельзя. Всё человеческое могущество пасовало перед взбунтовавшейся стихией. И только вмешательство лайтов позволило остановить разрушения.
Жизни в океане почти не осталось. Биосфера планеты испытывала настоящий шок. Многочисленные экологические и биологические ниши опустели, человечество едва смогло приспособиться к новым условиям. Микрочастицы пепла витали в воздухе. Катастрофически сократились запасы пресной воды. Планета восстанавливалась, но такими темпами, что восстановления всех экосистем можно было бы ожидать где-нибудь через пятьсот тысяч лет, не раньше.
И, что странно, такое происходило только на Земле. Марсианские и венерианские города не интересовали дарков: на этих планетах пришельцы ограничились только наблюдением. Даже те четыре чёрные сферы, что стартовали за космолайнером трое суток назад, являлись по сути дарк-игнорами: они не вступали в бой, а только наблюдали. Конечно, если потревожить дарк-игнор, он даст отпор. Но капитаны кораблей давно поняли, что на рожон лучше не лезть, особенно когда исход боя непредсказуем. Высказывались, конечно, версии, что дарк-игноры являются своего рода командными центрами или центрами координации и связи. Но раз они в бою не участвуют, их присутствие можно терпеть.
Знакомый мир изменился, но человечество не упало духом. Да, новую карту Земли уже сложно узнать. Южная Америка больше не соединялась с Северной узким перешейком: между ними образовалась группа островов, омываемых быстрыми течениями. Гольфстрим выпрямился, отодвинувшись от восточного побережья США, зато стал заметно горячее, на двенадцать градусов, что несколько компенсировало последствия климатической катастрофы. Лишившись клочка суши на юге, Северная Америка обрела новую территорию в другой стороне, где Аляска соединилась с Россией. Индия «вернула» себе Шри-Ланку, чему несказанно обрадовалась: всплывшая земля оказалась богата алмазами. Временами заливаемый океанской водой «мост» возник между Австралией и Азией. Япония сгорела в огне и была похоронена под облаками вулканического пепла.
Вулканы, как известно, всегда доставляли неудобство людям. Их нельзя недооценивать. Достаточно вспомнить несколько примеров. Вулкан Тоба на Суматре семьдесят тысяч лет назад чуть не истребил всё человечество, и чёрные облака, разразившиеся сернистыми дождями, на шесть лет скрыли солнце. Взрыв Кракатау в девятнадцатом веке унёс сорок тысяч жизней, уничтожив целый остров, а взрывная волна несколько раз обошла земной шар. Извержение вулкана Уайнапутина в далёком-далёком Перу вызвало сильнейший голод в другом конце света – в России. Смутное время, неурожай, Борис Годунов раздавал потерявшие цену деньги из казны, процветали спекулянты и торговцы зерном. Из-за высокой смертности началась эпидемия холеры. Голодные, измученные, потерявшие веру в завтрашний день люди ели всё, что попадалось под руку. В том числе и других людей. Как итог за несколько лет погибли три миллиона человек.
И вот появляются дарки. Их удар по мантии планеты был не так уж силён: они, разумеется, хотели сохранить Землю для своих нужд. Но Земля требовалась им пустой! Двести вулканов рванули почти одновременно, и если бы не лайты… Можно не продолжать, и так всё понятно.
Люди, впрочем, без дела тоже не сидели. Сам Ложкин участвовал в нескольких сражениях, и его сегодняшние подвиги авантюрными не являлись: кое-какой опыт таки имелся. Он воочию видел, как раскололась надвое Шотландия. О несчастном чудовище озера Лох-Несс можно теперь не вспоминать, ведь и озера такого больше нет. Кстати, собрат Несси, существо по прозвищу Скримсл, по легендам обитало в озёрах Исландии. Человек принёс огромный вред этому острову, заселив его, однако гораздо больший вред, конечно, нанесли ему дарки. В семьдесят четвёртом году Ложкин участвовал в Битве над Исландией и сам стал свидетелем, как остров буквально разорвало пополам от чудовищного подземного взрыва. Весь Срединно-Атлантический хребет словно взбух и затрещал, но прорыв произошёл именно в Исландии. Мифическим существам, мягко говоря, не повезло. Людей же, стоит надеяться, ждёт более радостная участь.
Теперь, когда Ложкин здесь, когда новое оружие у него в руках, когда работа сдвинулась с мёртвой точки – теперь берегитесь, дарки! Я вам покажу! – злорадно подумал учёный. Я вас всех драть буду! Да так, что мало не покажется! За Россию! За Японию! За Центральную, так её, Америку! За Землю, мать нашу! Сотру! Раздавлю! По всей галактике разметаю! Чернушки недоделанные!
…Грузчики закончили укладывать мусорные мешки и, о чём-то беседуя, отправились маленькой группкой к автостоянке. Искусственный свет вырывал из темноты опустевшее пространство. Завывал за окнами ветер. Ложкин поёжился и вернулся к себе.
Сумки так и остались не распакованными. Одеяло на кровати отброшено, подушки чуть примяты. На столе лежал свёрнутый газетный лист, из которого торчал уголок бутерброда с котлетой. Котлета была холодной, надкушенной.
– И синтетической, – с тоской сказал Ложкин, усаживаясь на кровать. 4. Сплетенье троп.
Ложкин сумел всех заразить своим энтузиазмом, своей неистовой одержимостью к работе. Уже на второй день он полностью разобрал и собрал оружие дарков и сделал первый запрос институту – доставить материалы и оборудование для создания опытного образца. Юрковский выдвинул несколько принципиально новых теорий, обещающих стать настоящим переворотом в физике. Ольга занималась технической стороной дела. На Сергея упало бремя расчётов.
Как-то он случайно подслушал разговор Ложкина и Юрковского, беседовавших в соседнем помещении.
– Надо же было ляпнуть! – негодовал Ложкин.
– Он ещё очень молод, Федя, – заметил ему Андрей Георгиевич. Они сидели за столом и пили чай.
– Гераклит из Эфеса! Ну кто его просил?! – Ложкин отчего-то очень переживал из-за того напоминания, и Сергей вскоре понял, почему. – Знаешь, я думаю, что нынешние поколения вырождаются. Как бы сказать поточнее, они теряют нечто в умственном плане. Вот есть у человека сомнения, есть вопрос. Что он делает? Обращается к Сети! И получает сразу свой ответ. Как вот этот твой Серж. Гераклит из Эфеса, как же! Он и не слышал, наверняка, о таком! Знаешь, Андрюша, по-моему, Сеть лишает человека цепкости ума. Лишает возможности поиска. Желания поиска! А какой из человека учёный, если в нём нет любознательной хватки?
– По-моему, ты усложняешь, – не согласился с ним старый учёный. – Поиск в Сети – тоже поиск.
– Да брось! И вообще, что за слово такое дурацкое – Сеть? Вот сразу же как-то придумали: Сеть, паутина. А почему? Потому что все мы связаны ею? Но никто, задав паутине вопрос, не получит ответ. – Ложкин говорил с увлечением, но отчётливо чувствовалось, что он уже успокоился, и разговор переходит на несерьёзный лад. – Надо какое-то более удачное слово. Впрочем, ты знаешь, вопрос поиска нынче актуален как никогда. Технический прогресс выходит за рамки осознания одного человека. Я, например, не могу понять, как приготовить суп, чем кормить собак или каким образом устроены биоимпланты. Понимаешь, к чему я веду?
– Век специалистов, – сказал Юрковский.
– Восхищён! – уважительно протянул Ложкин. – Да, ты меня понимаешь. Наука развивается, стало больше отраслей, стало больше узких специалистов. И, я думаю, что это тупик, Андрюша. Исчезли настоящие учёные, такие, которые действовали бы сразу во многих сферах науки. Конечно, изобретения и открытия случаются и сейчас, но слишком мелкие, слишком огородные. Но я надеюсь, что появится, возможно, новый тип людей, подготовленный к усложнению нашего мира. Новые учёные. Не меньшей величины, чем Аристотель, Ньютон, Эйнштейн! Такие учёные, как мы. Мало нас таких универсалов – только ты да я.
– И ещё Стёпа Павленко, – вернул Ложкина с небес на землю Андрей Георгиевич. Ложкин ухмыльнулся, оценив внезапную колкость поправки.
– Скажу тебе по секрету, – Фёдор заговорил тише, – меня сводит с ума связь! Но не времён и не поколений, а эта проклятая мгновенная связь! Как?! Чёрт возьми, я не понимаю! И эта его таинственная телепортационная установка. Ты что-нибудь знаешь?
– Кое-что мне Стёпа рассказывал, – уклончиво ответил старик.
– Что? – Ложкин нетерпеливо вскочил.
– Ну, я не знаю подробностей. Так, мелочи. – Юрковский темнил, но Ложкин ждал от него объяснений. – В общем, там какая-то установка, исповедующая принцип дополнительности Бора. В системе три основных звена: инфра-корпускулярный резонатор и два когерентных тахионных осциллятора. Что-то там с какими-то новыми частицами, что-то про корпускулярно-волновой дуализм, я толком и не знаю…
– Погоди-погоди! – Ложкин уселся обратно и начал тарабанить пальцами по столу. – Неужели Павленко играет со временем? Ты это хочешь сказать? Клянусь Циолковским, это опасно! Ведь доиграется же, стервец!
– Ты думаешь? А мне хочется верить в его успех.
– Я нисколько не сомневаюсь в его компетенции… Вот! Слушай! Теперь мы просто обязаны его обогнать! Наша установка должна появиться раньше, чем его! – Ложкина не смущала разность областей работы, ему вдруг просто стало интересно соперничество со старым конкурентом. Юрковский понял, что это может навредить работе, и нанёс внезапный удар, иначе и не скажешь.
– Кстати, Федя, а как там поживает майор Груздев?
– Кто? – не понял Ложкин.
– Ну, Роман Петрович.
– А, Рома. – Ложкин моментально сник. – Да нормально поживает.
Сергей не понял, какое влияние оказал этот простой вопрос, но моментально уловил перемену. Мысли Ложкина по-прежнему оставались для него недоступными, но вот Юрковский… Он мыслил какими-то образами, довольно смутными, но словно бы выдернутыми из прошлого. Словно бы есть некий план, продуманный, осторожный, и Юрковский этого плана неукоснительно придерживается. В этом странном и пока неясном плане задействованы и Ложкин, и… Сергей. Андрей Георгиевич моментально сменил тему разговора и больше в мыслях к своему плану не возвращался.
Но стало ясно, что этот старик вовсе не так прост, как пытается показать. Сергей вернулся к расчётам. ***
Третий день был полностью посвящён исследованиям и экспериментам. Проверялись теории Юрковского, строились первые элементы будущего оружия. Ложкин по-прежнему избегал называть Сергея по имени.
– Эй, ассистент! Подойди-ка. Следи за экраном, если до восьмидесяти дойдёт, сбрасывай до жёлтой отметки. Понял? Работай.
Сергей молча покорялся, сдерживая раздражение. Он снова и снова пытался пробиться за мыслеблок Ложкина, но слышал одно и то же… Кто-то кушал самогон из горла,
Кто-то думал, как бы развязать войну!
Кто-то красил ногти, кто-то пачкал вёдра,
Кто-то просто жил в каком-нибудь краю! Ложкин временами начинал ухмыляться, словно знал о неудачах Сергея. Мамонтов продолжал работать, стиснув кулаки.
Их безмолвную борьбу сознаний прервало появление Юрковского. В руках тот нёс небольшую картонную коробочку, украшенную красной лентой.
– Что это? – заинтересовался Ложкин.
– Послание от прадедушки получил. Подарок и письмо. – Старик выглядел счастливым: он всегда радовался весточкам от своей большой семьи. – Пишет, что у него недавно стало одним внуком больше.
– То есть, ты обзавёлся ещё одним дядей? – усмехнулся Фёдор. У него самого не было семьи. Все родные погибли в какой-то катастрофе, насколько знал Сергей. А вот у Юрковского полно родственников. Прадеду недавно стукнуло сто десять лет – возраст, конечно, далеко не предельный. Всё-таки не каменный век на дворе, люди и до полутораста, и до двухсот лет доживают.
Сергей попытался воспользоваться заминкой и проникнуть в сознание Ложкина. Знаменитый учёный думал интенсивно, сразу несколькими параллельными потоками, совмещая интересное с полезным. Он одновременно совершал какие-то подсчёты, строил планы, вертел в голове объёмные чертежи, слушал Юрковского, вспоминал о семье…
И над всеми этими потоками мыслей гремела дьявольская песня, заглушая всё остальное. Только я не думал, ничего не видел,
И вообще сегодня на всех забил!
Я уткнулся тупо в телевизор
И смотрел его из последних сил! Ложкин не ослаблял хватку ни на секунду. Сергей отвернулся, признавая своё полное поражение. ***
Четвёртый день ознаменовал собой историческое событие: начало сборки земного эквивалента оружия дарков. В дальнем помещении лаборатории рядом с первым столом, где покоилось грозное оружие, появился второй. На нём-то и началась сборка под чутким руководством Ложкина.
Сергей, позабыв про обиды, работал с воодушевлением. Он так же проникся уверенностью, что новое оружие способствует перелому в войне с дарками. Он вспомнил отрывочек из одного романа старинного писателя Снегова: «Но мы узнали, как высоко достигнутое иными существами могущество, как огромны добро и несправедливость, схватившиеся между собою в галактической схватке, и как неизбежно всё это заставляет человека, лишь вступившего на звездный путь, втягиваться в не им начатые споры, ибо, кроме него, некому их решать окончательно». Как это точно! Идеально подходило к нынешней ситуации, где человечество оказалось ввязанным в жесточайшее противостояние лайтов и дарков. Но человечество пока не равно этим расам по могуществу, и именно это пытались сейчас исправить Ложкин с Юрковским.
– Где расчёты? – Ложкин нетерпеливо топал ногой, выжидательно глядя на Сергея. Подхватив распечатки, юноша поспешно вложил их в руку Фёдора. Тот немедленно принялся их изучать, временами говоря: «Так. Интересно». Минутой позже он поднял голову: – А это что?..
– Я позволил себе упростить… усовершенствовать систему, – взволнованно промямлил Сергей, даже не представляя, как Ложкин отреагирует на его инициативу.
Ложкин вновь взглянул на расчёты и вдруг улыбнулся.
– Блестяще, ассистент! Просто блестяще! Юрковский был прав, у тебя светлая голова! Пойдём-ка со мной, посмотрим, что ещё можно упростить… Андрей! Слышишь? Давай с нами!
Втроём они потратили на расчёт новой схемы примерно час. Иные бы возились месяцами, но знаний и навыков этих троих с лихвой хватало для быстрого решения любой проблемы. За этот час им удалось повысить в два с половиной раза мощность установки, при этом почти не увеличивая её массу.
– Блестяще! – повторял Ложкин. Его переполняло вдохновение, всё ему сегодня давалось легко. Он вывел из своего кибермозга голограмму опытного образца оружия и показал своим коллегам. – Вот, друзья, посмотрите! Так это будет выглядеть! А назову я наше детище – «Стэн».
– С нами посоветоваться не хочешь? – улыбнулся ему Юрковский.
– Не хочу, – упрямо заявил Ложкин. – Без меня вы бы этот орешек ещё год пытались раскусить. А теперь, господа хорошие, прошу оставить меня одного. И Ольгу тоже гоните. И до обеда не возвращайтесь, ясно? Всё!
Сергей покидал лабораторию со смешанным чувством обиды и обделённости. Ему тоже показалось несправедливым, что Ложкин сам решил дать название их общему проекту. Но в чём-то Ложкин всё-таки прав: без него нельзя было и мечтать о таких темпах работы. Он заставлял трудиться всех с утра и до вечера, и сам пахал за десятерых. Он постоянно подгонял своих коллег, и те работали с интересом, всех охватило общее воодушевление. И только сейчас, когда трое выдворенных из собственной же лаборатории учёных уселись в столовой на втором этаже главного здания института, все вдруг почувствовали безмерную усталость и желание просто посидеть несколько часов и отвлечься на что-нибудь, не касающееся работы.
Столовая была почти пуста. Только где-то в уголке спал на столе какой-то бледный мужчина, временами укладывая голову то на правое ухо, то на левое. Ольга прошлась к автоматам и заказала обильный завтрак на троих. Пока её не было, Сергей заговорил с Юрковским.
– Андрей Георгиевич, я считаю, что рано начинать сборку оружия. Данные исследований предварительные, нужны новые эксперименты. К чему такая спешка?
– Знаете, друг мой, за долгие годы знакомства с Ложкиным я понял одну важную вещь: Ложкин никогда не ошибается, когда речь касается науки. Сотрудничать с ним, значит присутствовать при работе ума запредельной силы. Это не значит, конечно, что он непогрешим. Но я ему верю. Если он думает, что пришло время сборки, то лучше ему не мешать. В конце концов, мы всегда можем разобрать образец, внести изменения и собрать заново, верно? – Старик откинулся на спинку стула и со скукой посмотрел в потолок. – Серж, вы когда-нибудь задумывались о предназначении разума?
Вопрос застал Сергея врасплох, и он промолчал, не зная, что сказать.
– А вот Ложкин считает, что разум – это высшая форма порядка. Это величина, в которой стремится выразиться жизнь. Разум, по его мнению, оправдывает любые действия, любые цели, если это способствует практической стороне дела. – Юрковский вздохнул и выпрямился, сложив руки на столе. – Но знаете, Серж, он забывает о том, что разум лишь орудие в руках человека. Разум должен быть полезен, иначе… Ну вот зачем человеку разум, если он не может и не знает, как его применить? А я считаю, что разум должен служить добру. Даже не так: разум – это и есть способность распознавать добро. Всё, что от злого – неразумно. – Старик улыбнулся, глянув на юношу. – Вижу, вы со мной не согласны. Это ваше право. Но задумайтесь об этом, когда вам будет столько же лет, сколько мне.
Завтракали в тишине. Сергей закончил первым, и, поднявшись из-за стола, попытался сообразить, что же ему делать дальше. Очень хотелось увидеть Юлю. За эти несколько дней они виделись только во время обеда в столовой, но так и не смогли толком пообщаться. Сейчас Юля где-то в лабораториях, и найти её представлялось задачей сложной, может даже невыполнимой.
Сергей направился в парк. Юля говорила, что у неё где-то здесь есть собственный уголок, но где он Сергей не знал. Поэтому он просто побрёл по каменной дорожке, петляющей между кустарников и деревьев. По небу неспешно плыли белые тучки, солнце стояло высоко. Временами возникал лёгкий ветерок, приносящий прохладу и яркие запахи цветов. Молодой учёный бесцельно бродил по лабиринту парка, погружённый в размышления. Он заметил скамейку и решил присесть. Над скамьёй распростёрлась тёмная пушистая крона какого-то дерева, и, оказавшись под ней, Сергея сразу стала затягивать дрёма.
В тени было хорошо. Мирно шелестели листья, лицо обдувал свежий ветерок. Сознание начало проваливаться сквозь зыбкую вязь сновидений. Сергей и не заметил, как быстро пролетело время и как тени, постепенно смещаясь, стали совсем короткими. Солнце замерло в зените, его лучи падали почти отвесно. Сергею представилось, что широкая крона дерева над ним – это огромный зонтик, защищающий от палящих лучей.
Он вдруг услышал птичью песню и поднял голову. На ветках сидели десятки птиц и смотрели вниз, на Сергея.
Они молчали.
Юноша не сразу это понял. Песня звучала в мыслях птиц, но они молчали. В их крошечных сознаниях было тесно, человеческому разуму было в них не просторно. Сергей видел мысли этих маленьких созданий и чувствовал их странный страх, их неуверенность и их надежду. Да, они смотрели на человека с непонятной надеждой, одновременно примиряясь с собственной обречённостью.
Они чего-то ждут. Они чего-то боятся. Они что-то знают. Сергей вскочил, взволнованно оглядываясь. Почему, почему они не поют своих песен?.. Юноша вздрогнул. Он вдруг почувствовал рядом с собой некий чужой разум, нечто необычайное и неведомое. Существо смотрело на Сергея из ниоткуда. Юноша коснулся сознания этого существа, но то ни о чём не думало. Оно лишь смотрело и… насмешливо ухмылялось.
Сергей поспешил обратно к институту. Ему показалось, что за спиной кто-то рассмеялся, но он не был в этом уверен. Чужой взгляд пропал, растворился, и в главное здание юноша входил уже успокоившимся.
В столовой уже не было Ольги, зато Юрковский переместился в уголок, где играл с бледным мужчиной в шахматы. Сергей подсел к ним и стал наблюдать за игрой. Обдумывая ситуацию на доске и вглядываясь в сознания игроков, он не мог сказать, на чьей стороне окажется успех.
– Скоро пойдём в лабораторию, – сказал юноше Юрковский. Сергей кивнул. Уже минут через пять стало понятно, что старик проиграет партию, и, приближая неизбежное, он сдался сам. – Спасибо за игру, – поблагодарил он бледного мужчину и поспешил на третий этаж к горизонтальным лифтам. Сергей не отставал. Сюда же через минуту подошла и Ольга, и они все вместе отправились в лабораторию.
Уже на пороге учёные почувствовали сильный запах гари и тяжёлой краски. В дальнем помещении лаборатории колдовал Ложкин. Свешивавшиеся с потолка тонкие манипуляторы заканчивали собирать корпус нового оружия. Сергей пригляделся: системный блок «Стэна» походил на серебристый сплюснутый ящик, из которого торчало трёхметровое дуло и какие-то тоненькие трубки, выходившие параллельно стволу, но затем под острым углом соединявшиеся с ним. На соседнем столе покоилась пушка дарков.
Сергей обернулся на своих коллег. Ольга уже думала о первых испытаниях оружия, хотя время для испытаний ещё явно не пришло. Юрковский думал о том, что два лежащих рядом орудия похожи как такса и волк. Строение общее, но внешний вид абсолютно разный. Ложкин же…
Этого негодяя было ничем не пронять. Он стоял спиной к вошедшим, и, казалось, их не замечал. Но прочесть его мысли у Сергея всё равно не получалось. Кто-то строил небоскрёбы,
Кто-то магазины громил,
Кто-то был всю жизнь серьёзным,
Кто-то думал, что счастливым был… Фёдор не позволял своему разуму расслабиться. Он всегда помнил о способностях Сергея, и каждый миг был готов защищать собственный разум от посягательств.
– Мы станем богатыми! – обернулся к коллегам Ложкин, предварительно приказав манипуляторам спрятаться под потолком.
– Ты только о деньгах и думаешь, – без интонаций сказала Ольга, направившись к информационным экранам. Юрковский обошёл несколько раз вокруг «Стэна», придирчиво осматривая каждую деталь и закрывая нос от запаха краски. Сергей запустил вентиляционную систему в ускоренном режиме. Под потолком загудел воздух.
– Ты несправедлива, – громко продолжил Ложкин, устало усаживаясь в своё кресло и удовлетворённо потирая руки. – Я и так богат, так что не заблуждайся относительно моих намерений. Деньги – это пошлость. Хотя бы потому, что без них не обойтись.
– Демагогия, – лаконично заключила Ольга.
– Почему? – Ложкин оскорбился. – Демагогия подразумевает лживость утверждений, а мои слова ты не сможешь ни подтвердить, ни опровергнуть. Что, кстати, и не удивительно. – Он слащаво улыбнулся, откинулся поудобнее и закинул ногу за ногу. – Половина людей на планете, – принялся объяснять он, – не способны рожать. Наверное, поэтому мужчины занимают себя философскими поисками, раз уж они не связаны инстинктами. Женщины же не видят смысла осознавать своё место во вселенной и искать собственное предназначение, так как думают, что уже знают ответы на эти вопросы. Заблуждения, наивные заблуждения.
– Ты думаешь, что занимаешься самопознанием? Ты занимаешься самообманом, Федя, – парировала Ольга, не глядя на своего бывшего мужа.
– Ты ничего не поняла, – по-мужски заключил учёный. – Возвращаясь же к цели нашего проекта, напомню, что «Стэн» – это новый шаг в развитии нашей цивилизации. Это прорыв, это гарантия нашей победы над дарками. Не забывай об этом!
– Это только копия оружия дарков, – скептически заметила Оля. – Пусть и с небольшими модификациями. У дарков есть это оружие, у нас будет это оружие. В чём же здесь прорыв?
– Нет-нет-нет! – гневно замахал руками Ложкин, вскакивая с кресла. – Разный уровень культуры подразумевает разные пути развития. То есть, нечто очевидное для дарков недоступно нам. И так же точно наоборот! То, что мы сделали, не укладывается в линии развития технологий дарков. Как не укладывается и в нашу линию развития. Понимаешь? Мы смешали их технологии с нашими! Это принципиально новое устройство, похожее на предшествующие аналоги лишь в деталях. – Он снова сел и затих, нахохлившись.
– Я уже забыла, с чего мы начали разговор, – равнодушно сказал Ольга.
– С денег, – добродушно напомнил Юрковский. Он посмотрел на Ложкина, но тот устало молчал, не желая продолжать беседу. Старик сказал: – Я думаю, Федя прав. Мы должны получить вознаграждение за свой труд. Хотя бы потому, что это позволит нам сохранить свои таланты до следующих открытий. Институт нам доверяет. Он вкладывает средства в наш проект. Мы же, если этично так говорить, тратим своё время и свои нервы, но в итоге мы трудимся во благо всего человечества.
– Не ходи кругом да около, – тихо буркнул Ложкин. – Деньги – прах.
– Но ты от них всё равно не откажешься, – повернулась к нему Ольга.
– И никто не откажется, – встал на сторону Ложкина Юрковский. – Но в чём-то Федя всё же прав. Ещё Пифагор осуждал богатство, говоря, что от щедрости оно гибнет, а скупость не даёт им воспользоваться.
– Люди гибнут за металл, – совсем уж тихо пробормотал Ложкин. Он вдруг совсем сник, безвольно развалившись в кресле. – Деньги – это только товар. Хватит о них.
– Сам же начал, – по-женски заметила Ольга. – Я твою проповедь уже слышала в космопорту. – Она вновь посмотрела на экраны, следя за строчками выводных расчётов мощности. – Я боюсь, что это оружие может стать началом конца человечества.
– Снова пророчества, – странным голосом сказал Ложкин. Он понимал, что бредит.
– В спасении гибель, так? – неуверенно произнёс Сергей, подключаясь к беседе. Ольга кивнула ему, одновременно и соглашаясь, и одобряя. Юрковский усмехнулся.
– Знаете, друзья, – сказал он. – Мне вспомнился один интересный случай. Когда-то в далёкой древности при дворе французского короля Людовика XIV проповедовал один священник. И свою проповедь он закончил так: «Мы все умрём, братья!». В этот момент вошёл сам король и недобро посмотрел на этого священника. Священник тут же поправился: «Мы почти всё умрём, братья!».
Сергей непринуждённо рассмеялся – история ему понравилась. Юрковский стоял смущённый. Ольга улыбалась. Затем её лицо выразило неподдельную тревогу. Она вскочила.
– Андрей! Кажется, Феде плохо!
Ложкин лежал в кресле без сознания. ***
Вечером за ужином Сергей повстречал Юлю. Они сидели за одним столиком: он неспешно опустошал стакан сока, она задумчиво перебирала по тарелке кусочки фруктов, выстраивая из них забавные рожицы. Разговор не клеился. Сергей с тоской подумал, что им не о чем говорить. Куда-то пропало то странное светлое чувство, охватившее их при первой встрече.
– Как работа? – неслышно спросила Юля.
– Успешно. Бывает тяжело, но я справляюсь. – Он отвечал односложно, с трудом подыскивая слова. – Юрковский и Ложкин – с ними интересно работать.
– Я сегодня видела их, – сказала девушка. – Поздоровалась с Ложкиным, а он меня, кажется, даже не заметил.
– Утомился. Заработался. Он сегодня сознание потерял: надышался краски.
– Вот как? Плохо. – Юля вздохнула.
– Я пойду, пожалуй. Я рад был тебя увидеть. Правда. Сегодня был длинный день.
– Да, – согласилась она. – Пока.
На волне безмыслия и равнодушия Сергея вынесло на третий этаж. Здесь он очнулся, с удивлением глядя на открывшуюся перед ним картину. Перед замершим Ложкиным стоял огромный, по сравнению с учёным, Леонид и держал его за отворот рубашки. Рядом была Ольга, испуганно переводившая взгляд с одного на другого.
– Что? Приревновал? – спокойно говорил Ложкин. – Напрасно. Знаешь, гигант, отпустил бы ты мою рубашку, пока тебе плохо не стало.
Он абсолютно не боялся. Казалось, ему всё равно.
– Лёня, отпусти его, – жалобно попросила Ольга.
– Вот, слушайся женщину, сын льва, – тут же подхватил учёный. – Усмири свои гормоны и пойди конфетку съешь, полегчает. Ну чего ты вылупился, как дикобраз на капусту?
– Ты! – злобно прорычал Леонид, отводя вторую руку для удара. Ольга вскрикнула. Сергей бросился вперёд, ещё сам не понимая, что собирается сделать. Но делать ничего и не пришлось. То, что случилось дальше, он даже не успел толком рассмотреть: настолько быстро всё кончилось. Леонид почувствовал, как что-то вышибло воздух из лёгких, а затем какая-то огромная сила повлекла его в сторону и грохнула о стену. Так же неумолимо его оторвало от стены, и секундой позже мужчина обнаружил себя лежащим на полу с заломанной за спину рукой. Запястье болело, воздух отказывался входить в лёгкие. Перед глазами всё плыло. В ушах звенело.
– Ну вот. И стоило ли дёргаться? – как ни в чём не бывало, спросил Ложкин, усевшись на поверженного противника сверху. Как и все толстячки, он плохо понимал свою силу, однако знал, что сила эта у него есть, и немаленькая. Ольга, прикрыв ладонью рот, нерешительно стояла рядом. Она помнила, как когда-то Ложкин с лёгкостью разметал трёх хулиганов, пристававших к ним в переулке. Это было давно, но женщина навсегда запомнила: Ложкин драться умеет и в обиду себя не даст. Она боялась именно за Леонида, понимая, что он явно недооценивает учёного и ввязывается в нечто, что не поднимет его в собственных глазах.
– Федя, отпусти его, – попросила Ольга, и Ложкин тут же слез со спины оппонента.
– Как скажешь. Вот видишь, сын льва, женщин надо слушаться. Особенно таких женщин. Ты ведь не хуже меня знаешь, что она умнее тебя. А умных надо уважать. – Он закончил бросаться сентенциями и посмотрел на Сергея. – Ты уже здесь, ассистент? Иш, примчался! Давай-ка со мной, у нас ещё много работы.
Ложкин в приподнятом настроении направился к лифту, и Сергей поспешил за ним.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1503
Замечания : 0%
***
Сгустились сумерки. Над парком зажглись фонари. Юля уверенно дошла по знакомой дорожке до своего уголка, её личного кусочка экзотического леса, и уселась на скамейке. Ей было одиноко. Невысокие деревца стояли неподвижные, недвижимые ни ветром, ни обитателями заповедника. Здесь было удивительно тихо.
Внезапно совсем рядом из темноты возник чей-то широкий силуэт. Юля вздрогнула.
– Ой!
– Кто здесь? – прозвенел в темноте не менее удивлённый мужской голос. Силуэт бесшумно приблизился и превратился в растерянного Ложкина. – О, так я тут не один. Откуда ты, прелестное дитя?
– Я… я работаю здесь, – справилась с внезапным волнением Юля.
– В институте? Чудно. – Учёный задорно улыбнулся и прочёл: – Ведь я институтка, я дочь камергера, Я чёрная моль, я летучая мышь. Вино и мужчины – моя атмосфера. Приют эмигрантов – свободный Париж!
Он огляделся по сторонам и чуть тише спросил:
– Сударыня, вы не будете против, если я присяду рядом?
– Конечно, садитесь! – Юля спешно подвинулась: скамейка была неширокая. Ложкин грузно уселся и повернулся к девушке. В руках учёный держал два стаканчика мороженого.
– Хотите? – предложил он.
– Нет, спасибо, – вежливо отказалась Юля.
– Берите-берите! – настаивал Фёдор. – Одно яблочное, другое клубничное. Какое выбираете?
Немножко подумав, девушка решила:
– Яблочное.
Ложкин разочарованно надул губы, но отдал стаканчик со своим любимым мороженым без сожалений. Несколько минут они сидели и ели мороженое. Ложкин закончил первым и заёрзал на месте, дожидаясь, пока с начавшим таять лакомством справится его компаньонка.
– Вкусное, – сказала Юля, расправившись со стаканчиком. – Спасибо.
– Будем знакомы! – улыбнулся учёный. – Фёдор Ложкин, человек и пароход!
– Юля Назарова. Единственная и неповторимая.
Они весело рассмеялись. Одиночество отступило и забылось, знакомство обещало стать интересным.
– Что вас сюда привело в столь поздний час, Фёдор Борисович? – немножко смутившись, спросила девушка.
– Можно просто Федя. И давай на «ты».
– Хорошо, Федя, – уступчиво сказала она. – Так что?..
– О, я просто бродил в темноте в поисках красивых девушек! – пошутил Ложкин. – А если серьёзно, я навещал местечки, где посажены мои деревца. Я же здесь уже работал в своё время. – Он повернулся и указал куда-то рукой. – Вот там стоят две ёлочки. Это мы с женой посадили когда-то. С Олей.
– С Ольгой Власовой?
– Тогда у неё была другая фамилия, – приятно улыбнулся Ложкин. – Ох, как мы любили друг друга. Не знаю, что она во мне нашла, я совершенно не в её вкусе. Наверное, её поразили мои ум и обаяние…
Девушка хихикнула, но скорее для приличия. Учёный понял это.
– Не против, если я ещё прочту стихи? – спросил он.
– Я люблю стихи, – с женской рассудительностью заявила она. Ложкин вспомнил:
– Среди миров, в мерцании светил
Одной Звёзды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я Её любил,
А потому, что я томлюсь с другими. И если мне сомненье тяжело,
Я у Неё одной иду ответа,
Не потому, что от Неё светло,
А потому, что с Ней не надо света.
– Здорово, – тихо сказала Юля. – Очень красиво. И так чувственно…
– Согласен. Ты, кстати, не знаешь автора? – Вопрос был с подвохом, но Юля не разочаровала Ложкина.
– Нет, – просто ответила она.
– Эти строки принадлежат перу Иннокентия Анненского, – почти торжественно произнёс Ложкин, мысленно радуясь, что Юля не торопилась пользоваться по любому поводу услугами Сети. Не то, что всякие там Мамонтовы. – Когда-то я читал их Оле, но ей почему-то не понравилось. Своеобразная женщина.
– Вы её очень любили?..
– Юля, мы же договорились перейти на «ты»!
– Ой…
Возникла неловкая пауза, которую прервал Ложкин.
– Здесь, кстати, есть ещё одно моё растение. Вон там, в уголке, видишь? Пушистое такое, маленькое, ветвистое, с круглыми листочками.
– Карликовая берёзка?
– Да, она. Привёз её лет десять назад, даже больше. Тут тогда было не так пышно. Вот этих вот деревьев и кустов не было…
– А это мои, – смутилась девушка. – Я не знала, чья эта берёзка…
– Берёза Ложкина! Хе-хе! Я рад, что берёзку никто не тронул. Клумбочка моя ещё жива? Из белых камней?
– Да. Я ничего там не стала менять.
– И на там спасибо. Вообще, красиво здесь у тебя. Спокойно. Ты хорошо постаралась.
– Спасибо! – довольно мурлыкнула в ответ Юля. – А откуда ты привёз берёзку?..
Ложкин вдруг замер, глядя в одну точку. С его лица сошла вся весёлость, и девушка испугалась, что сказала что-то неправильное.
– Из Исландии, – глухо ответил учёный. – Но это долгая история. И начинать её надо с самого начала, с самых моих первых шагов в этом мире. Но если хотите, Юля, я вам её расскажу.
– Федя, мы же перешли на «ты»…
Ложкин посмотрел на девушку, хлопнул себя по лбу и улыбнулся.
– Верно! Так как? Рассказать? Я боюсь, что это будет долго и неинтересно…
– Я никуда не спешу. – Она положила ладошку на его руку и заглянула в глаза. И почувствовала, как он вдруг снова напрягся, но уже не от тяжёлых воспоминаний. На лице учёного отразилось милое юношеское смущение.
Он начал свой рассказ с не самых радужных воспоминаний. Вся семья Фёдора погибла во время атаки дарков, когда будущему учёному едва исполнилось шесть. Космолёт дарков напал на российский космический крейсер «Генерал Ермолов», эвакуировавший население на Марс. В живых осталось восемь человек, включая маленького Федю. Он мало что запомнил из того происшествия: только внезапный грохот, вспышку, скачёк гравитации и захлопнувшуюся перед носом переборку.
Через несколько часов с обломков крейсера сняли уцелевших и доставили на Марс. Здесь будущий учёный попал под опеку старенькой няни, подруги матери, прилетевшей на красную планету за несколько суток до происшествия. В Краснограде Федя продолжил ходить в школу. В девять лет впервые влюбился и потерял невинность, что, впрочем, дело вполне обыденное. А вот что необычно: он решил сдать программу за последний седьмой класс на год раньше. И сдал-таки. В десять он поступил в университет, и уже в тринадцать получил первое высшее образование.
Тогда же он опубликовал свои первые работы по квантовой механике, чем привлёк внимание ведущих учёных, в том числе Фёдора Борисовича Татаринова, работающего сейчас в Киевском институте. Подумав над предложением Татаринова, Ложкин перебрался на Землю. В четырнадцать лет он повстречал Ольгу. Их роман был бурным, чувственным, и уже через месяц они расписались. В семнадцать Ложкин получил второе высшее и перебрался в Москву для получения третьего. К тому времени первый брак себя исчерпал, Фёдор и Ольга поняли, что не подходят друг другу.
В Москве Ложкин познакомился с будущим академиком Веселином Атанасовым, с которым вместе стал разрабатывать проект нового оружия и системы генерации скользящего пространства. Новый проект был многообещающим, но в то же время очень дорогостоящим, и первоначально двух молодых учёных почти никто не поддержал. Лишь заручившись поддержкой всё того же Татаринова, задействовавшего собственные связи в научных кругах, на международной научной конференции в Лейпциге в две тысячи сто семьдесят первом году большинством голосов было принято решение об апробации новых технологий, разработанных Ложкиным и Атанасовым. Двое молодых и перспективных учёных провели успешные испытания, получили Нобелевскую и стали знамениты на весь мир. В двадцать два Ложкин женился во второй раз, но и этот брак не выдержал испытания временем. Уже через год супруги расстались.
– Дивная, чудесная женщина, – вспоминал учёный. – Она была добрая, но при этом характер… Как бы помягче. Вспыльчивый, эксплозивный, резкий! Чуть что, сковородкой по голове и пинком за дверь! Однако благодаря ей я и придумал систему координации космических кораблей посредством человеческого мозга. Появились даже специальный должности: координатор единицы и координатор звена. Увы, так и не появились координаторы флота – машины справлялись с управлением эскадрой лучше, чем биологический мозг. Жаль, что и людьми нельзя так же управлять: если вспылит, сразу же взять под контроль и марш на боковую! Так вот, возвращаясь к координаторам…
Испытания проводились в спешке: большинство кораблей уже оборудовали новым оружием, и человечество готовилось дать даркам решительный бой. Эксперименты выявили как сильные стороны, так и недостатки, однако в целом было доказано, что в бою мозг работает рациональней и быстрее машины.
Наконец, настал семьдесят четвёртый год. Год Битвы над Исландией. Огромный остров пылал от подземного огня. Яркие фонтаны лавы поднимались до стратосферы. С острова спешно эвакуировали последних жителей, и на одном из эвакуационных кораблей находился Ложкин. Тогда-то он и взял с собой маленькую берёзку, рассудив, что если жизнь на Земле исчезнет, он попытается сохранить её частицу, а если люди победят, то эта скромная берёзка станет для него, Ложкина, символом возрождающейся биосферы. Мысли, конечно, наивные, но зато по-настоящему искренние.
Ну, а ход Битвы над Исландией и её последствия всем известны. Ложкин ненадолго замолчал, вернувшись к тем нелёгким военным воспоминаниям, и высказал свою мысль:
– Ясно сейчас, что мы были не готовы к битве. Скажем так, мы хотели победы, мы готовились к победе, но мы не подготовили победу.
– Но ведь мы победили! – возразила Юля.
– В сражении – да, – не стал спорить Фёдор. – А в войне? Хотя тут как посмотреть. Если бы бой состоялся на пару лет раньше, мы бы его проиграли. Новое оружие и новая защита показали себя хорошо. Если бы бой произошёл чуть позже, кто знает, что бы сейчас было с Землёй. Одним словом, битва произошла вовремя, но потери со всех сторон были настолько большими, что война из активной стала позиционной. Моё оружие тогда казалось решением проблемы, но в действительности оказалось лишь паллиативом. Мы не остановили дарков, а лишь продлили себе агонию. Но теперь всё изменится, – другим голосом сказал учёный. – Приближается время, когда мы сможем нанести последний решающий удар! И поверь мне, это случится не через сто лет, а при наших жизнях! Год, максимум два, и даркам придёт конец!
Юля прониклась торжественным восторгом этих слов, но всё же покачала головой.
– Год, два? Не верится…
– Это потому, что война с дарками идёт уже тридцать лет. Конечно, люди привыкли к ней. Привыкли и забыли о мире. Но я говорю: мир возможен. Надо только постараться, и всё получится!
Они ещё долго беседовали этой ночью, делясь воспоминаниями из жизни, читая друг другу стихи и наблюдая за звёздами. Затем Ложкин проводил свою юную спутницу до жилого корпуса и на прощание галантно поцеловал ей руку. Юля была смущена и польщена вниманием учёного первой величины, оказавшимся к тому же замечательным собеседником.
У Ложкина путались мысли, но он остался холоден душой. Первым делом – проект. Ну, а девушки…
А девушки потом. ***
Сергей присел на траве в тени невысокого белого здания. Впереди и внизу лениво полз глубокий Дон, и солнце рождало блики на тревожной водной глади. За рекой высились старые кварталы Ростова-на-Дону, ничуть не изменившиеся, наверное, за последние сто лет. Всё так же стояли телефонные столбы, в которых давно пропала надобность. Кучно построились жилые дома с чёрными выцветшими на солнце крышами. Большинство окон открыто настежь из-за жары. Кое-где висят верёвки с бельём. По улицам медленно катились машины, немногочисленные и одноцветные. И только где-то далеко на севере, где начиналась промышленная зона, роились в воздухе воздушные транспорты всех мастей.
В ближнем же небе висело только четыре объекта: три светящихся сферы лайтов, тревожно рыскавших над городом, и громадный крейсер «Граф Суворов», закрывшийся оптическим камуфляжем и изображающем большое неподвижное облако. Сергей знал, что это на самом деле не облако лишь потому, что крейсер подлетал к городу без маскировки. Его вызывающе белый корпус напоминал почему-то о самых-самых первых космических кораблях, на которых люди вышли в космос. Они тоже были белыми, хотя и крохотными по сравнению с трёхсотметровым «Суворовым».
Сегодня утром Сергей получил от Ложкина странное поручение. Учёный, всё утро старательно избегавший Ольги, подозвал к себе юношу и тихо сказал:
– Для тебя есть особое задание, ассистент. Есть возможность ускорить работу, но для этого нужно достать кое-какой прибор. Он есть у моего друга, но сам он приехать не может, а я отлучиться от проекта не имею права. За прибором съездишь ты. Бумаги на ввоз аппаратуры Юрковский уже подготовил.
– А это законно? – усомнился Сергей. Он внимательно прислушался к мысленной реакции Ложкина, но у того в голове звенело до боли знакомое и осточертевшее: Только я не думал, ничего не видел,
И вообще сегодня на всех забил!
Я уткнулся тупо в телевизор
И смотрел его из последних сил!
– Это не твоего ума дело, ассистент. Главное сейчас: доделать оружие. То есть выполнить работу, и выполнить её хорошо. Ясно?
– И куда же надо ехать? – вопросом на вопрос ответил юноша.
– В Ростов-на-Дону. Старый красивый город. Адрес: улица Луговая, дом… какой-то там, в общем, я тебе сейчас на твой номер всю информацию скину, только не забудь её потом стереть. Это важно.
У Сергея вдруг появилось странное чувство, что его проверяют. Но спорить он не стал. Через сорок пять минут он уже был на нужной улице и получил от нужного человека нужный прибор. Только зачем всё это было в действительности нужно, было решительно непонятно. Обратно Сергей не спешил. В этот ранний тихий час вообще не хотелось никуда спешить. Да и что вообще может случиться в таком отчаянном захолустье?..
Через минуту он понял что. Космолёт дарков появился внезапно, как молния. Непроницаемо чёрная двадцатиметровая сфера материализовалась в небе и тут же метнулась в сторону, избегая мгновенной атаки. Спокойствие утра было благополучно разрушено. Сергей вскочил, наблюдая за схватившимися космолётами пришельцев. На вид чёрная сфера была вдвое крупнее кораблей лайтов, но на их стороне был численный перевес. И к тому же над местом воздушной битвы висел пока ещё не замеченный крейсер-гигант, по-прежнему выглядевший как облако.
Странная идея овладела сознанием: Сергей вдруг подумал, почему бы не попытаться прочесть мысли пилота дарков? Расстояние, конечно, великовато, до чёрного шара не меньше километра, но попытаться стоило. После недолгих сомнений, он, наконец, решился, сосредоточился и потянулся сознанием вверх, стремясь настигнуть стремительно круживший корабль. И получилось!..
– Трое посланников… Веду огонь… Человеческий крейсер в небе… Прячется…
Чужие мысли доносились обрывками, и в них чувствовалось что-то чужеродное, нечто злое и жестокое. Сергея вдруг опалила волна ненависти.
– Я вижу его!.. Он в моих мыслях… Строитель «Эха»… Передайте Главному… Один посланник рядом!.. СМЕРТЬ!!!
Последняя мысль состояла из одной лишь ненависти, настолько сильной и непроглядной, что померк даже солнечный свет. Сергей с силой протёр глаза и тут же услышал страшный грохот наверху. Одна из светящихся сфер лопнула, и под ней обнаружился странный летательный аппарат лимонно-кремового цвета. Аппарат, плоский шестигранник, завертелся, уходя с линии атаки дарков, но было слишком поздно. Одним кораблём лайтов стало меньше. Вниз полетели пылающие обломки. Секундой позже пробудился небесный гигант «Суворов». Голографический камуфляж померк, и крейсер начал неумолимое сближение.
От крейсера в сторону корабля дарков пошла быстрая светящаяся воздушная волна.
Удар! Ещё удары! В чёрном энергетическом коконе появились округлые пробоины, тут же начавшие затягиваться. Но новые удары силовых установок пробивали щит кромешной тьмы. Сергей почему-то не удивился увиденному. До сих пор считалось, что сфера – истинная форма кораблей пришельцев, однако сейчас стало отчётливо видно, что это лишь оболочка, футляр, под которым скрывается настоящий корпус корабля.
– Не могу… – донеслась с небес отчаянная мысль. – Очень силён… Их больше… Но ещё есть шанс… Я не могу его захватить… Я его уничтожу… Скажите Главному… Демиург Сто тридцатый выполнил долг… Иду на смерть.
Поток мыслей прекратился. Описав в воздухе широкую дугу и оставляя далеко позади отставшие и вылетевшие на вираже кораблики лайтов, отчаянный дарк (теперь Сергей не сомневался, что пилот всего один) направил сферу в сторону крейсера. «Суворов» поспешно разворачивался, направляя окуляры орудий на врага. Но противник атаковал первым. Носовая часть крейсера вдруг взорвалась изнутри, уничтоженная рвущимся во все стороны пучком энергии. Оружие дарка нанесло удар сквозь корпус корабля, как когда-то точно также были нанесены удары по мантии планеты.
«Суворов» потерял ход и накренился. Он всё ещё был опасен, и дарк вдруг резко повернул вниз, стремительно сближаясь с землёй. Сергею показалось, что чёрная сфера несётся прямо на него, но в последний момент выстрелом «Суворова» космолёт дарка сдуло в сторону, и тот на огромной скорости рухнул в воду. В последний миг внешняя оболочка спала, обнажая продолговатый корпус цвета маренго. Дон вздрогнул. Послышался громкий шлепок, заглушивший на миг идущий с неба рокот. И внезапно над водой взметнулся вверх исполинский огненный язык, своей вспышкой затмивший солнце. Чудовищный взрыв потряс пространство. Грохот оглушил, раздавил своей тяжестью. На несколько мгновений проявилось речное дно. Воздушная волна смела прибрежные постройки. Словно пепельные разлетались от страшного удара дома, фабрики, заводы. Как спички ломались столбы, оплавленные фонари гнулись к опалённому асфальту. Изуродованные лодки и малые суда выбрасывались на берег гигантскими волнами. Мост через реку обрушился в воду, подняв облако брызг. Стремительно распространялось пламя.
Сергей успел подумать, что он умер, и принял эту мысль на удивление хладнокровно. Но неизбежная, как казалось, участь, миновала его. Широкое мерцающее силовое поле, проецируемое с «раненого» крейсера стало стеной на пути разрушения. Два корабля лайтов соорудили похожие поля с другой стороны, замкнув круговую защиту и не позволив энергии взрыва полностью уничтожить город.
Пламя заметалось кошмарным облаком в центре параболической ловушки, восставая всё выше и выше. И сейчас же огненный демон получил последний, сокрушительный удар. Конус силового поля, направленный с «Суворова», пронзил бушевавшее облако словно копьё, и разъярённый воздух ринулся на освободившееся пространство: две разделённые стены огня столкнулись и взаимоуничтожили себя. Над сошедшимися водами реки закружилось тяжёлое чёрное облако гари, постепенно рассеивающееся и опадающее бессильными хлопьями.
Сергей бессильно упал на землю, пытаясь осознать случившееся и ещё не веря в своё чудесное спасение. 5. Минуты озарений.
Новый день начался для Ложкина с водных процедур. Он долго вертелся у зеркала, наконец, сообразил побриться и долго рыскал в сумке. Завладев гелем для бритья, он нанёс тонкий слой прозрачного вещества на подбородок, и тот за считанные секунды растворил недельную щетину. Тщательно обтерев лицо бумажным полотенцем, Ложкин принял тонизирующий ионный душ.
День обещал стать насыщенным и трудным. В лаборатории Ольга возилась с расчётами, вынужденная делать работу Сергея. Она искоса поглядывала на бывшего мужа, но говорить с ним не хотела. Ложкин не настаивал.
В дальнем помещении усевшись напротив «Стэна» замер Юрковский. В руках он держал странного пушистого зверька: круглого, серого, с острой треугольной мордочкой. Худая старческая рука рассеянно гладила зверушку.
– Что это у тебя за гадость? – бесцеремонно спросил Ложкин. Он придвинул к старику кресло и сел рядом.
– Это Малышка. Забавная, – рассеянно ответил Юрковский. – Дедушка подарил.
– Балует он тебя, – проворчал Фёдор. Его голос изменился. – Что-нибудь слышно от нашего дорогого ассистента? Когда он возвращается?
– Не знаю. – Старик покачал головой. – Ты же слышал, какая там ситуация приключилась. Он стал свидетелем ужасных событий. И, наверное, чувствует себя обязанным помочь.
– Это не его дело. – Ложкин нахмурился и отвернулся, когда Малышка оглянулась на его голос. – Мне нужно то устройство. И… нужен ассистент. Не смотри так, я беспокоюсь за Ольгу. Я, конечно, могу взять на себя часть обязанностей этого мальчишки, но, между нами, композиторами, это форменное безобразие.
– Да-да, – вяло проговорил Юрковский. Он почему-то казался сильно постаревшим.
– Что? – насторожился Фёдор. – Что-то не так?
Повисла пауза, во время которой Ложкин ёрзал на стуле и недоверчиво косился на мохнатую тварь. Наконец, старик сказал:
– Объясни, зачем ты на самом деле отправил Сергея выполнять это поручение?
Теперь уже молчал Ложкин. Будь он моложе лет на десять, обязательно ляпнул что-нибудь вроде «Мне нужен тот прибор, что непонятного?». Но это была бы ложь, а лгать почему-то очень не хотелось. Не тот настрой был у старика, ох, не тот! Юрковский сейчас видел Ложкина насквозь и уличил бы во лжи моментально.
Ложкин поднялся и, как ему показалось, вполне спокойно сказал:
– Из последнего гвоздя ключик не получится.
Поймёт ли Юрковский намёк? Или эта фраза предназначалась не для него вовсе, а для самого Ложкина?
Учёный неторопливо вышел, не глядя на старика. В своей комнате он открыл терминал связи и набрал номер Романа. Майор не заставил себя ждать. На экране появилось его серьёзное лицо. Строгая причёска, мундир как с иголочки. И только тёмные круги под глазами выдавали усталость и напряжение.
Майор молчал, глядя на Ложкина. Учёный тоже не спешил начать диалог. После коротких колебаний, он произнёс:
– Спасибо, что прикрыл моего человека, Рома. Хотя это было в твоих интересах, всё равно спасибо.
– Это действительно было необходимо? – сухо осведомился Роман, имея в виду поездку Сергея в Ростов-на-Дону и спецоперацию «Суворова».
– Много жертв? – виноватым голосом осведомился учёный. Майор вздохнул.
– На крейсере двое погибших и десять раненых. А в городе… Я пока не знаю точно. Но счёт идёт на сотни, может даже на тысячи. Если бы не лайты, город был бы обречён. – Они замолчали, стараясь не смотреть друг другу в глаза. – Скажи, – не своим голосом сказал Роман, – ты знал, что появится корабль дарков?
И этот туда же! Он тоже, кажется, до чего-то догадался! – мысленно испугался Фёдор.
– Я боялся этого, Рома. И мне очень жаль, что мои опасения подтвердились. Однако это ещё не конец. Да, дружище, нам предстоит новая битва, пожарче этой. Возможно, уже завтра понадобится твоя помощь. Я не знаю ещё зачем, но чувствую, что это скоро произойдёт. Ты знаешь моё чутьё. – В глазах Романа отразилась серьёзная решительность. Он кивнул. Ложкин сидел перед монитором, невидимо для собеседника сжимая кулаки, но изо всех сил стараясь, чтобы лицо не выдало истинных чувств. – Ты сейчас на Земле?
– Да.
– Хорошо. Я скоро свяжусь с тобой. Крепись.
Он отключил связь. ***
Работа постепенно подходила к концу. Ложкин чувствовал: ещё несколько дней, и образец будет готов. Однако былого энтузиазма не ощущалось. Временами Ложкин включал бесплатные каналы и слушал новости.
– …в небе был замечен корабль дарков, атаковавший крейсер Российского Военного Космического Флота «Граф Суворов». Из трёх кораблей лайтов один был уничтожен в самом начале боя. Крейсер смог нанести ответный удар, и корабль дарков потерпел кружение прямо посреди реки. Последовавший за падением взрыв был слышен даже в Мариуполе. По предварительным оценкам в результате взрыва погибло более семисот человек. Более пяти тысяч размещены в больницах и госпиталях. Около двадцати тысяч семей остались без крова…
– …во время массированных налётов кораблей дарков на китайские военные космопорты в Сиани, Шанхае, Циндао и Тайчжуне этим утром уничтожено прямо в доках свыше сотни китайских космических крейсеров. Во время прорыва Азиатского Сектора Планетарной Обороны были уничтожены шесть кораблей дарков. Этой акции противника предшествовали демонстративные появления чёрных сфер в различных уголках Земного шара, в связи с чем появлявшиеся в тех же местах корабли лайтов оказались рассеянными по всему миру и не смогли прийти на помощь во время главной атаки. Министр обороны Китая заявил, что…
– …о нём сообщили полицейским завсегдатаи бара «Весёлый мангуст», где проходил праздник техасской кухни. Тело мужчины было обнаружено в мусорном баке. Специалисты сообщили, что труп был покрыт вязкой жидкостью, в которую дарки предположительно окунают своих жертв при репликации. Мужчину почти тут же опознали. Им оказался Джозеф Малколм, работник подстанции Контроля Южно-Американского Сектора Обороны. Полицейские немедленно оцепили подстанцию, но клон Джозефа до сих пор не обнаружен. Возможно, он прячется от полиции, полагая, что произошла ошибка. Напомним, в точно такой же ситуации год назад клон Джима Коллинза, сам того не понимая, уничтожил водопроводную сеть длиной шестьдесят километров под Вашингтоном. Вот фото репликанта. Если вы увидите Джозефа Малколма, немедленно сообщите об этом по номеру, который вы видите на экране…
– Новое открытие совершили французские космонавты на Ганимеде. Вчера в двадцать два часа по Гринвичу международный исследовательский корабль «Aureole» совершил посадку на спутнике Юпитера. По заранее рассчитанной программе на поверхность Ганимеда вышли зонды-разведчики. Капитан Симон Барро доложил на Землю о…
Ложкин выключил телевизор. Стало почему-то тоскливо и противно. Да, дарки не препятствуют земным кораблям исследовать ближний космос. Но частенько нападают на корабли, возвращающиеся домой. Не пускают на Землю. Вредничают, сволочи.
Отвлечься от неприятных мыслей помогла работа. Фёдор даже не стал отвлекаться на обед, заставив себя вплотную заняться расчётами. О Сергее до сих пор ничего не было слышно.
Уже ближе к вечеру Ложкин поднялся из-за стола и с недовольством услышал, как хрустнули колени. Ноги затекли от долго сидения на месте, и хотелось немедленно пойти прогуляться. Что и было сделано.
Парк манил своей открытостью и свободой. Несколько молодых людей о чём-то оживлённо беседовали перед институтом, но в самом парке дорожки оставались пустыми и тихими. Ложкин устремился вглубь, забывая все свои проблемы. Он шёл мимо цветущих кустарников и молодых деревьев, мимо ёлочек и мшистых полян, мимо карликов и настоящих зелёных исполинов. Создавать такие парки, пожалуй, модно. Не только потому, что люди таким образом пытаются спасти многообразие гибнущей природы, а ещё и потому, что каждый вкладывает в общее дело частичку своей души и через труд ощущает своё единство с окружающим миром. Даже самый одинокий человек в таком парке забудет обо всех своих бедах и домыслах.
Ложкин отыскал Юлин уголок и свою берёзку. Он уселся на знакомую скамейку и стал ждать непонятно чего. Хотел ли он снова увидеть Юлю? Поговорить с ней? Или же он стремился не потерять нечто ускользающее и невидимое, нечто, что можно осознать лишь в одиночестве и что было упущено в прошлый раз? Ложкин вслушался в себя, но так и не понял своих ожиданий. Вечернее солнце мерцало в подвижных кронах деревьев. Шло время.
Учёный заскучал. Он вдруг почувствовал себя одиноко одиноким, хотя только недавно думал, что даже самые одинокие здесь не одиноки…
– Ерунда какая!
Он резко поднялся и решительно пошёл прочь. Мимолётно он отметил красоту буковой рощи, через которую решил пройти в поисках другого пути назад. Он не любил возвращаться уже пройденными дорогами. Роща была прекрасна. Красивее только, пожалуй, берёзовые рощицы, хотя это, конечно, дело вкуса. Выйдя на развилку, Ложкин остановился и в раздумьях прислонился к какому-то широкому дереву. Он заметил, что у дерева вместо листьев толстые зелёные блины, покрытые колючками.
Что за странность? – подумалось внезапно. «Галапагосская опунция, – тут же ответила Сеть. – Древовидный кактус». Ложкин испытал приступ отвращения к себе. И в эту прекрасную секунду кто-то внезапно коснулся его локтя.
– Что? – встрепенулся он, оборачиваясь.
– Привет! Ещё не соскучился по мне? – Это была Света, девушка-фантом, рождённая больным сознанием учёного.
– Тьфу, напугала!
Света обиженно надулась, но тут же весело улыбнулась и лукаво подмигнула.
– Ты такой напряжённый. – Она обняла его за шею и прильнула всем телом. – Тебе явно не хватает женской ласки.
С этим Ложкин не стал спорить. Про себя он отметил, что Света вполне себе осязаема. Она тёплая, мягкая, приятная. И совсем живая.
– Надеешься меня соблазнить?
– Аха! – ничуть не смутилась девушка, чуть выгнув талию и обхватив стройной ножкой его бедро. Её взгляд обещал наслаждение и негу. Ложкин сглотнул.
– Знаешь, я начинаю думать, что я одержим нехорошим духом.
Света рассмеялась и отступила на шаг от учёного. Фёдор оставался серьёзен.
– Тебя что-то беспокоит? – неподдельно взволновалась Света.
– Я не знаю, – честно ответил он. – Всё перепуталось, смешалось. И пушка эта дурацкая, и Сергей этот странный, и активизировавшиеся дарки, и Юрковский, и Оля, и даже Павленко…
– Павленко?
– Да, такой козлобородый дядя, работающий над телепортационной установкой. Хотя знаешь, я надеюсь, что он добьётся успеха. Если размах его проекта такой, как я думаю, то его открытие позволит нам достигнуть звёзд! И тогда уже никакие дарки не будут нам страшны! Понимаешь?
Света задумчиво прикусила губу.
– Понимаю. – Она явно не разделила восторга учёного. – Но лучше бы не понимала, – сказала она странным голосом.
– Так. Теперь не понимаю я. В чём дело? – Ложкин ощутил непонятно беспокойство.
– Мне пора. Прости. – Девушка отстранилась от учёного, бросила на него извиняющийся взгляд и растворилась в воздухе.
Фёдор снова остался один. Некоторое время он стоял, терзаемый сомненьями, а затем внезапно сорвался с места и что есть сил помчался к институту. В лифтовой кабинке он нервно метался кругами, приговаривая: «Скорей, скорей, скорей». Наконец, очутившись в своей комнате, он запустил терминал связи и запросил номер Павленко. Конкурент научного фронта ответил не сразу, словно сомневался, стоит ли принимать вызов. И всё-таки решился.
– Никак сам Ложкин собственной персоной? – Треугольное холёное лицо Павленко выражало надменность и то же время растерянность.
– Стёпа, давай оставим эти глупости. – Что-то в голосе Фёдора мгновенно заставило Павленко принять серьёзный вид.
– Что случилось? – спросил он.
– Пока ничего. Но я боюсь, что я только что сделал большую глупость. Если мои догадки хоть наполовину верны, твоей жизни грозит серьёзная опасность.
– Не понимаю.
– Я тоже пока не всё понимаю. Слушай. Ты ведь знаешь о моей интуиции. Доверься мне. Не покидай свою лабораторию без сопровождения. Усиль охрану. Запроси «РосКосмос» о военной поддержке. Пусть в небе над тобой всегда будет хотя бы один корабль. Это важно. Что ещё?..
– Да погоди ты! В чём дело-то?
– Ах, да, вспомнил. Слушай, Стёпа. У меня есть серьёзные опасения, что дарки смогли усовершенствовать свою систему репликации. Удвой, нет, утрой свою охрану! Если хоть один клон доберётся до твоей лаборатории, о нашем звёздном проекте можно будет забыть. Ты меня понимаешь?
Павленко молчал, с подозрением глядя на собеседника.
– Федя, с тобой всё в порядке?
– Нет! – вспыхнул Ложкин. – И не будет в порядке, пока ты не позаботишься о своей безопасности! Я боюсь, Стёпа. Если бы ты знал, как я боюсь, что из-за моей болтливости ты можешь лишиться жизни. Тебе надо всего лишь поверить мне. Просто усиль меры безопасности, это тебе ничем не навредит. Обещай мне.
– Хорошо. – Павленко понял, что не добьётся прямого ответа, и решил не спорить. – Я сделаю, как ты скажешь.
– Вот и умница. Удачи тебе. Я, может, ещё свяжусь с тобой.
И не дождавшись ответа, Ложкин оборвал связь.
Возвратившись в лабораторию, Ложкин застал Юрковского, со странной миной блуждающего вдоль стен и нервно озирающегося.
– Что такое? – кивнул ему Ложкин.
– Малышка потерялась, – грустно сказал Андрей Георгиевич.
– И правильно. Сбежала твоя крыса, скоро друзей сюда приведёт.
Старик ещё больше погрустнел, и Фёдор испытал к нему жалость. Чтобы не мешать ему, Ложкин решил наведаться в столовую и перекусить, тем более что там сейчас наверняка никого нет – время ужина давно миновало. Однако он ошибся. И не смог сразу понять, обрадовался ли он этому или удивился.
За самым дальним столиком над пустым бокалом сидела Юля. Она положила голову на сплетённые пальцы и задумчиво смотрела в окно. За окном сгущались холодные сумерки. Ложкин неслышно подошёл к одному из автоматов и наугад заказал себе коктейль. Автомат выдал бокал и короткую бумажку с рецептом. Захватив и то, и другое, учёный подошёл к Юле.
– Здравствуй, – поздоровался он. – Можно я присяду?
Юля посмотрела на него и медленно откинулась на спинку стула.
– Да, – почти шёпотом сказала она. Ложкин вдруг почувствовал себя неловко, словно помешал её одиночеству. Но, опустившись на стул напротив, он тут же приказал себе не думать об этом. Сел и сел, что ж теперь поделаешь. Время вспять не повернёшь.
– Давно сидишь?
– Наверное, – рассеянно ответила девушка. Её взгляд совершенно ничего не выражал. Она была рядом, и в то же время находилась где-то далеко.
– Не хочешь чего-нибудь выпить? – продолжал нащупывать нити разговора учёный. Девушка подняла глаза.
– А что это у тебя?
– У меня? – Фёдор впился глазами в клочок бумаги. – Так, посмотрим. Ага. «Голубая Лагуна». Тридцать пять миллилитров водки, двадцать миллилитров лимонного сока и десять миллилитров голубого кюрасао. Очевидно, с острова Кюрасао. Ты слышала когда-нибудь о таком? – Девушка покачала головой, и Ложкин продолжил: – Это у побережья Южной Америки. Хороший, красивый, тёплый остров. И население там работящее, насколько помню. Но, что примечательно, промышленность на острове была сильно подорвана отменой рабства. Веке эдак в девятнадцатом. Забавно, да? – Он замолчал, вглядываясь в её лицо, и сказал потеплевшим голосом: – Хочешь?
Юля кивнула и слабо улыбнулась, принимая бокал. Она сделала маленький глоток.
– Холодный.
– Как яблочное мороженое?
– Почти. – Её улыбка стала естественней.
– Забавная традиция у нас появляется. Так и буду тебя угощать по вечерам всякими безобразиями.
Она отстранила бокал и громко спросила:
– Хочешь погулять со мной?
– Мечтаю! – сказал Ложкин.
– Я бы хотела взглянуть на те две сосенки, про которые ты говорил.
– И там мы тоже побываем, – пообещал ей учёный, энергично поднимаясь. Вместе они вышли из столовой. На столе остался стоять позабытый бокал.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1503
Замечания : 0%
***
Машина была та же, что и в первый раз. Даже водитель тот же.
– Удачи вам, – хмуро сказал он, высадив Сергея у ворот парка. Юноша взвалил на плечо небольшую сумку и знакомой дорожкой направился ко входу в институт. Над цветами и травами стелился утренний туман, клубящийся в тёмных рощах, завивавшийся вихрями, когда в нём пролетали птицы. Почувствовав движение чьих-то мыслей, Сергей после недолгого раздумья свернул в сторону от главной дорожки. И повстречался с Юлей.
Девушка сидела на краешке скамейки, сложив руки на коленях, и с грустью смотрела на небо. Она увидела Сергея и поспешно отвела взгляд. В её глазах блеснули слёзы. У Сергея дрогнуло сердце. Он всматривался в её мысли, пытаясь понять причину чужой скорби…
В сознании Юли отчётливо стоял образ Фёдора Ложкина. Низкий голос учёного бил и бил по нервам:
– Это ошибка, ты должна понимать, – различил Сергей обрывки мыслей. – Мы поддались чувствам… Это только эмоции. Между нами четырнадцать лет, это целая вечность. Целое поколение. У нас нет будущего. Мне так же тяжело, как и тебе…
Далее Сергей не смог слушать. Не вытерпел. Это было невыносимо. Что же натворили эти двое, пока его здесь не было?!
– Где он? – глухо спросил юноша, и не узнал собственного голоса. Юля каким-то образом поняла, что он догадался. Она всегда понимала его эмоции с полутона.
– Не надо, – очень тихо попросила она. Сергей развернулся и побежал к институту. Его переполняла злость, руки дрожали. Весь окружающий мир померк, и юноша не помнил, как оказался в лаборатории. Ольги не было. Два учёных одновременно развернулись к вбежавшему Мамонтову: Юрковский растерянно, Ложкин выжидательно. Сергей бросил на стол сумку с тем самым прибором, за которым посылал его Ложкин, и встретился с глазами учёного. В сознании Фёдора неумолимо как динамо-машина крутился знакомый мотив: Только я не думал, ничего не видел,
И вообще сегодня на всех забил… Ну уж нет! – вспыхнул Сергей. Ярость придала ему новых сил, и он смёл мысленный барьер, словно того и не было. За рассеявшимися куплетами открылась картина смятения. Ложкин пребывал в неуверенности. Он чувствовал вину, горечь, тревогу… и страх.
– Что ты с ней сделал? – рявкнул Сергей, даже не пытаясь сдерживать эмоции.
– Вернул на землю, – спокойно ответил Фёдор. Он выпрямился перед юношей, словно принимая вызов.
– Я спрашиваю, что ты с ней сделал?! – в голову ничего не шло, кроме этого вопроса.
– А какое тебе вообще дело? – Ложкин злобно прищурился, его лицо потемнело от угрозы. – Ты ей кто? Никто. Ты даже не различил её одиночества, а теперь делаешь вид, что беспокоишься за неё. Хочешь сказать, что я эгоист? Нет, это ты эгоист. Тебе было безразлично, а теперь ты зачем-то лезешь не в своё дело. Что ты знаешь? Что ты вообще можешь знать? Ты сам это узнал, или она тебе что-то сказала? Сам, вижу, что сам. Ты ей не нужен.
– Ты ничтожество.
– Ну, ну…
– Чёртов напыщенный идиот!
– Угомонись, ассистент.
– У меня есть имя!!! – Сергей выкрикнул это с такой яростью, что Ложкин отступил на шаг. – Ты, самовлюблённый больной ублюдок! Приехал на всё готовое и думаешь, что тебе тут кланяться все должны? Щегол! Голубая кровь! Чихать я на тебя хотел! Что бы ты сделал без нас всех? Дилетант!
– ЧТО?! – Ложкин рассвирепел, глаза налились кровью.
– Ты не достоин её слёз. – Сергей не думал в этот момент ни о чём, кроме своего презрения к Ложкину. В эту секунду он не знал большего зла, чем этот человек. Он ненавидел его. Ненавидел всем своим существом. И потому не боялся. Недавний случай с Леонидом вылетел у него из головы.
– Закрой рот, сопляк! – Ложкин уже готов был уничтожить своего соперника. Теперь уже стало совершенно ясно: им двоим тут не место, и кто-то один должен покинуть институт. Оба осознали это со всей очевидностью. Но за миг до казавшегося неминуемым столкновения Юрковский громко треснул кулаком по столу, резко вскочил и отрывисто рявкнул:
– Прекратить! Немедленно прекратите истерику! Иначе оба немедленно отправитесь по домам! Один в Москву, другой на Марс. Ну? Кто хочет?
Ложкин сжимал кулаки, но не двигался с места. Сергей стоял, стиснув зубы, и постепенно остывал.
– Никто не хочет? – уже тише спросил старик. – Так-то. – Он уселся обратно и заговорил нормальным голосом. – Петушиные бои запрещаю. Вы можете ненавидеть друг друга, можете строить планы возмездия, но здесь вы должны и будете работать вместе. Это понятно? Я не слышу, понятно?
Ему ответило молчание.
– Так, значит непонятно. Ладно. – Андрей Георгиевич посмотрел пристально на Мамонтова. – Серж, выйдете, пожалуйста. Мне нужно серьёзно поговорить с Фёдором Борисовичем. Прошу.
Юноша взглянул на старика, коротко кивнул, и, не поворачиваясь спиной к Ложкину, покинул комнату. Юрковский проводил его взглядом и вздохнул.
– Сядь, Федя. Сядь, говорю. Слушай меня очень внимательно. Я не хочу лезть в чужие дела, но мне придётся, если это может повлиять на наш проект. Тебе это надо? Чтобы я решал ваши амурные проблемы? Ну? Молчишь. – Андрей прикрыл веки и устало протёр глаза ладонью. – Настало время нам с тобой поговорить начистоту. Я не случайно пригласил вас обоих участвовать в моём проекте. Не только из-за твоих или его умственных способностей. В вас обоих есть нечто особенное, чего я не понимаю. Взять хотя бы твою интуицию. Это ведь даже не интуиция, а некое предчувствие. Особый дар. Твой гений сродни даймону Сократа. Хотя и со своими уникальными особенностями. Но знаешь, я убеждён, что и у Сержа есть некий сходный дар. Я не знаю, в чём это выражается. Я просто вижу, как порой он предугадывает некоторые события, видит неочевидное. Это большая редкость.
Он поднялся из-за стола, подошёл к маленькому кулинарному автомату и налил себе чашечку кофе. Было видно, что Юрковский очень устал. Его плечи опустились, движения замедлились. Он отчего-то угасал, словно что-то терял важное для себя.
– У вас двоих больше общего, чем ты думаешь, – не оборачиваясь к Ложкину, продолжил старик. – Я знаю, что ты был среди тех, кто выжил на «Генерале Ермолове». Тогда спаслось всего восемь человек. Возможно, ты не знаешь, но ты последний из них. Никого больше не осталось. Хотя среди тех людей не было ни одного старика. – Юрковский отпил кофе и обернулся. – Их больше нет. Но среди них была мать Сержа.
– К чему ты клонишь? – угрюмо проворчал Ложкин, нарушив своё затянувшееся молчание. Он с трудом ворочал языком, ему было тяжело говорить. – Сейчас ты мне ещё скажешь, что этот сосунок сын вдовы отца брата кузины дяди моего соседа по комнате?
Юрковский не был настроен шутить. Он оставался задумчив и серьёзен.
– Мне интересно, – медленно проговорил он, – обладал ли кто-нибудь из тех восьми какими-нибудь скрытыми талантами? И я хочу знать, как долго висел над обломками «Ермолова» боевой корабль дарков.
– Что? Ты о чём?..
– Они с вами что-то сделали, Федя. Они изменили тебя. Понимаешь? – Старик говорил со странной пугающей убеждённостью, и Ложкин невольно вздрогнул, осознав значение его слов. – Вижу, ты понял. Это хорошо. А теперь иди, обдумай всё хорошенько. И вот ещё что. Сейчас ты поговоришь с Сержем. Сам. Без меня. Вы должны выяснить отношения, но так, чтобы при этом не пострадало наше общее дело. Понятно? Ступай.
Ложкин тяжело поднялся и медленно побрёл прочь. В коридоре он столкнулся с Сергеем и остановился, отчаянно пытаясь придумать, как выполнить просьбу Юрковского.
– Ты должен знать, – сказал он, – между нами ничего не было.
– Неужели? – не поверил Мамонтов.
– Ну, почти. Поцеловались один раз. Просто был такой момент, когда вдруг потянуло друг к другу. Я не знаю, со мной такого давно не было. Но я же и опомнился первым. Я ведь уже не так уж молод. И мне тоже бывает одиноко. А тут мы с Юлей… В общем, у нас было нечто общее, что нас сблизило, но я не собираюсь из-за этого ломать ей жизнь. Если она тебе дорога, поддержи её. И не держи зла. Ты был прав, я действительно вёл себя… э-э-э… недостойно.
Сергей ничего на это не ответил и прошёл мимо, направляясь в свою комнату. Ему тоже нужно было о многом подумать. ***
Работать не хотелось, и это было необычно. Это что-то новенькое. Ложкину грех было жаловаться: ему повезло, он всю жизнь занимался любимым делом. Но теперь в голове всё настолько перемешалось, что любая форма труда вызывала противную мигрень. Умудряясь в обычное время думать о нескольких вещах одновременно, сейчас учёный в смятении пытался зацепиться хоть за какую-нибудь мысль. Временами это у него получалось, и тогда он вскакивал с постели и начинал ходить кругами по комнате. Интуиция подсказывала ему, что это состояние временное, и предшествует периоду озарения. Ложкин ждал, когда же он почувствует лёгкость и ясность ума, но в то же время не мог понять, как избавиться от навалившегося недуга.
Это нервы, это эмоции, думал он. И если в голове звучит эхо мудрости, вполне возможно, что голова пуста. Что же делать? Заняться оружием? Но это работа тонкая, ею надо заниматься на свежую голову. Поговорить с Юрковским? Нет. Может быть с Ольгой? С Сергеем? С Юлей? Смешно! Это не выход! Может даже попытаться мысленно воззвать к фантомам подсознания? К Свете или, что не лучше, к Руслану? Пусть хоть мысленно присутствуют, вдруг действительно поможет.
Или не выдумывать ничего и просто пойти напиться?..
Нет, стоп, так нельзя. Надо сообразить, что же приводит разум в смущение. Только разобравшись в этом, можно избавиться и от химерных дум, и от недуга лени. Тривиально просто!
Итак, что мы имеем? Есть двое учёных с необычными способностями. Один хвастается интуицией, другой тайком читает мысли. То, что Сергей телепат, сомнений уже не вызывает. Что дальше? Ага, первопричина. Юрковский высказал неплохую версию: экстрасенсорные способности дарованы двум скромным деятелям науки дарками. Следующий вопрос: зачем? А действительно, зачем? И как так оказалось, что все выжившие во время той атаки дарков умерли? Все, кроме Ложкина. Есть ли здесь зацепка?..
М-да, похоже, что нет. А с другой стороны? Активность дарков в последнее время резко увеличилась. Что это может значить? Атака на космический лайнер. Если бы не вмешательство Ложкина, чем бы тогда всё могло закончиться? Затем инцидент в Ростове-на-Дону. Ложкин уже ожидал чего-то подобного, и тому были основания. Ясно уже, что даркам известно о создании нового оружия. Их действия? Уничтожение авторов. Сделать это легче поодиночке, чем пытаться убить всех сразу, прорываясь через мощный военный заслон. Вроде всё понятно. Или же…
Нет, не так! Сначала! Кто такой вообще этот Сергей Мамонтов? Откуда он взялся? И почему им заинтересовались и дарки, и Юрковский, и даже майор Груздев? Почему они им заинтересовались?..
– Нами! – осенило вдруг Ложкина, и он громко хлопнул себя по лбу. – Не им, а нами!
Верно, верно, всё сходится! – размышлял он. Они заинтересовались нами обоими. И Юрковский пригласил нас обоих, и Рома не случайно провёл со мной ту душевную беседу, и дарки не просто так атаковали лайнер! Им всем нужны мы оба! Но тогда зачем дарки хотели нас добить? А, нет, не так. Понял! Не добить – разъединить! Пока мы вместе, мы…
– Пока мы вместе, мы… – прошептал Ложкин, мучительно пытаясь закончить фразу, но мысль отказывалась завершаться. Учёный нахмурился и ударил тыльной стороной кулака по подставленной ладони. – Решено!
Ему пришла в голову мысль, как можно проверить некоторые его догадки, а заодно подтвердить или опровергнуть некоторые теории. Интуиция не обманула: придётся связаться с Романом и попросить о помощи. Но действовать, раз уж решил, надо немедленно. ***
– Собирайся, мы уезжаем. – Ложкин стоял на пороге комнаты Сергея и выжидательно смотрел на юношу. Тот сидел на стуле вполоборота, и вставать не торопился. Фёдор пояснил: – Нам предстоят великие дела. Мы едем в Севастополь. Вместе.
– Зачем? – Мамонтов поднялся, чувствуя, что Ложкин задумал нечто очень важное. Его недавний порыв гнева уже угас, и пробиться через мыслеблок Ложкина снова не получалось.
– Хочу осмотреть место катастрофы. Думаю, это пригодится для нашего проекта. Меня интересует также и твоё мнение.
Несколько долгих секунд Сергей размышлял. Затем кивнул.
– Хорошо.
– Только оденься потеплее: в Севастополе пасмурно. – Ложкин покинул комнату. Уже через час они оказались на месте. По небу ходили тяжёлые серые тучи, с юго-запада дул сильный холодный ветер. Город – бывшая база морского флота России – представлял собой унылое зрелище. Бухта, в которой раньше томились корабли, больше не разрезала город пополам: вода давно отступила, обнажив илистое морское дно. Границу моря было не видно за тёмной завесой пара и пыли, стеной стоявшей в нескольких километрах от города. Это – последствия вулканической активности. Огромное пылевое облако сдерживалось технологиями лайтов, и походило на чёрный волнистый туман, поднимающийся высоко над землёй. Временами в этом тумане мерцали странные огни, били молнии, блуждали таинственные тени. Ветер доносил протяжные звуки, не похожие ни на что известное человеку.
– Там обиталище, полное мрака, обломков и бурь, – величественно сказал Ложкин, глядя на бесконечную стену дыма, поверх которой проносились высокие облака.
– Флобер, – определил автора цитаты Сергей. Фёдор неодобрительно покосился на него, но промолчал.
Они стояли на невысокой сопке, являвшейся звеном гряды безжизненных лысых холмов к югу от Севастополя. Дальше начиналась короткая равнина, окаймлённая с другой стороны вытянутым изгибистым увалом. А прямо посреди равнины чернел провал ударного кратера. Его окружал стальной забор и корона наблюдательных вышек. Военная и строительная техника возилась за забором.
– Пошли, – не глядя на Сергея, сказал Ложкин, твёрдым шагом направившись к месту катастрофы. С его уровнем допуска он не боялся, что его не пустят. Конечно, пустят, никуда не денутся. У ворот парочку действительно задержали, но, проверив личность Ложкина, принесли свои извинения за причинённые неудобства. – Этот со мной, – махнул рукой за спину Ложкин. – За мной, ассистент.
Юноша смотрел в землю, всем видом демонстрируя покорность и смирение. Военный объект – не лучшее место выяснять отношения. Наконец, они оказались на месте. Ложкин смело спрыгнул в котлован выжженной рыхлой земли. Его компаньон воспользовался железной лесенкой, оказавшейся чуть в стороне. Грязный, перемазанный учёный добрался до обломков и тут же полез внутрь.
Сергей не спешил за ним, остановившись перед кораблём. Десятиметровый угловатый корпус раскололся натрое и являл собой безжизненную картину. Корабль разворотило, в разные стороны торчали чёрные бесформенные полосы оплавленного металла. Из-под крыши-колпака выглядывал странный округлый механизм, являвшийся, по всей видимости, сердцем аппарата. Энергия удара была такова, что любой организм превратился бы в пар от чудовищных температур и давления. Выживших в катастрофе, естественно, не было. Однако кое-какие части машины остались в хорошем состоянии, как то оружие, над которым сейчас бился Юрковский.
Люди над котлованом с любопытством наблюдали, как из-под обломков вылез Ложкин и начал умело руководить роботами-техниками. Те послушно полезли внутрь аппарата, раздвигая переплетенье труб и стальных полос и разрезая слившиеся от высокой температуры пластины. Учёный следил за их работой с повелительной ухмылкой, сопровождая действия роботов короткими репликами.
Кибермозг неожиданно принял входящий сигнал, и Ложкин замер, вслушиваясь в себя.
– Слушаю тебя, Рома, – ответил он мысленно на вызов.
– У нас возникли проблемы, ты должен знать. – Связь через Сеть не передавала эмоций, но учёный понял, что майор чем-то не на шутку встревожен.
– Что у тебя?
– Да сам не пойму! Ерунда какая-то! Три наших крейсера, как ты и просил, сейчас идут к Севастополю. Но подойти близко не могут! Вот просто не могут и всё! Идут на предельной атмосферной скорости, но при этом стоят на месте. Мистика!
– Пробовали менять курс?
– Конечно. В другую сторону корабли идут нормально. Но к Севастополю – ни на шаг! – Кажется, Рома был полностью сбит с толку.
– Другие объекты в небе есть? – продолжал допытываться Фёдор.
– Только несколько кораблей лайтов. Пять штук, висят звёздочкой строго над облаками.
– Понятно. – Ложкин нахмурился. – Вот что, друг мой. Я думаю, что мне в самом ближайшем времени может понадобиться прикрытие. Так что… пожалуй, есть резон атаковать лайтов.
– Что?!
– Что слышал! Это наша планета, мы тут главные. Гони их в шею! Срочно обеспечь мне прикрытие с воздуха!
– Федя… – Или сигнал стал слабее, или майор начал думать тише. – Федя, я не могу. То, что ты просишь, неосуществимо. Нет. Не могу. Извини.
– Катись к чёрту!
Ложкин прервал связь. Он гневно соскочил с остова корабля на землю и, по своему обыкновению, начал ходить кругами, сцепив ладони за спиной. Сергей ему не мешал.
– Прокляни меня Циолковский, – ругался учёный, не находя себе места. Юноша отвернулся от него и вдруг почувствовал чью-то мысль, направленную прямо на него.
– Я их вижу, Бессмертный. Те самые. Они взяли «Эхо». Они пытаются его познать. – Сергей вдруг словно оказался в сознании неведомого существа, и его необычными глазами глядел на мир. Вокруг клубились чёрные облака. Далеко внизу, метрах в ста плескалась вода. Ноги колоссального существа опирались на неё, плотно прогибая поверхность, но не проваливаясь. Гигант поднял взгляд и сфокусировался: мгновенно исчез туман, и сквозь расстояния и толщи холмов он увидел котлован, в котором копались роботы и где стояли два маленьких человечка. И оба они с тревогой смотрели в ту самую сторону, где находился колосс.
– Дьявольщина, – выругался Ложкин.
– Ты испуган? – ответил ему приятный женский голос. Учёный резко обернулся и увидел Свету.
– Ты. – Он не удивился. – Чудесное утро, правда? – Он не заметил, каким взглядом одарил его Сергей. Ложкин почему-то забыл, что кроме него Свету больше никто не видит. Впрочем, ему было всё равно.
– Надо же было так испачкаться. – Света подошла к учёному, насмешливо глядя на него, и лёгкими движениями оттряхнула его рубашку от пыли. – Чудо моё, какой ты неаккуратный…
– А это ещё кто?! – Голос Сергея выражал обеспокоенность и удивление. Воспользовавшись тем, что Ложкин почему-то забыл про мыслеблок, юноша проник в его сознание и… увидел Свету.
Девушка отшатнулась размытой тенью. Её облик смазался, силуэт потемнел и задрожал, а глаза расширились на пол-лица. И издав леденящий душу визг, она растворилась тёмным облаком. Сергей отпрянул. У Ложкина дрогнуло лицо. Он обернулся к юноше и схватил его за куртку, бешено закричав:
– Что ты видел?! Отвечай, что ты видел, сопляк?! Ну говори же!
Он тряс Мамонтова словно куклу, а тот всё не мог скинуть оцепенения от увиденного. Раненой кошкой взвыла сирена боевой тревоги. Ложкин вскинулся, обыскивая взглядом небо.
– Началось! – безумным голосом сказал он. – Это началось!
Он заозирался, наблюдая, как с края котлована исчезают люди, спешившие на боевые посты. Пять ярких солнц вспыхнули в небе, разрывая покров облаков. Корабли лайтов! – понял Ложкин. Их больше нет!
Рыхлая почва в воронке задрожала и зашевелилась, и из-под земли стали подниматься бесформенные массивные тени.
– Что это? – первым заметил их Сергей. Он не видел их сам, но мог наблюдать сквозь сознание Ложкина, каким-то образом уловившего появление нематериальных существ.
– Бегите! – посоветовал им строгий мужской голос с другой стороны. Ложкин повернул голову и увидел Руслана, замершего на обломках потерпевшего аварию корабля. – Сейчас он будет здесь!
– Кто будет здесь? – не понял Фёдор. Руслан уже не смотрел на него, в ожидании уставившись на небо.
– Бессмертный.
Невидимый пульсирующий луч ударил в Руслана сверху, и фантом моментально разлетелся облачком тумана. Воздух дрогнул. Чёрные тени вокруг уже восстали в полный рост и преграждали путь к лесенке.
– Туда! – заорал Ложкин, легко швырнув Сергея на склон. Но в этот момент с неба на них упала тьма, и твердь под ногами перестала существовать. 6. Клетка.
Темнота утягивала Ложкина в неизвестность. Исчезали расстояния, разрывалось пространство, останавливалось время. Учёному казалось, что его тело растянулось на километры, и что его сознание потеряло человеческие границы. Он чувствовал, что где-то рядом точно так же разрывается Мамонтов – неведомая сила издевалась над пространством, в которое попали два живых существа.
Ошпарил внезапной болью разрыв с Сетью. Только что весь мир был доступен электронному взору, и тут же всё исчезло, оборвалось, потерялось. Сеть – безмерное облако цифр – перестала существовать.
Каким-то неведомым образом Ложкин ощутил, как меняется пространство. Человек не приспособлен ощущать такие изменения, но учёный чувствовал, и от этого сходил с ума. Какая-то громадная, безумная, непостижимая сила уносила Фёдора за миллиарды километров от Земли. Тело человека стало медленно распадаться на атомы, и каждый раз, когда рвались электромагнитные связи, сопровождавшие распад, Ложкин чувствовал боль. Атом за атомом, молекула за молекулой. Здесь не было времени, и этот процесс длился тысячи лет и одновременно не длился нисколько.
Человек кричал, но не слышал своего голоса. Он вглядывался во тьму, но сознанием, потому что не было больше глаз. Вся его жизнь перетягивалась на другой конец вселенной, и он ничего не мог с этим сделать. Он чувствовал одиночество. До разрыва с Сетью учёный был частицей человечества. Но после обрыва…
Кто он теперь?
Воображение нарисовало картину: от бесконечно огромного ледяного щита откалывается айсберг и уносится сильным течением в неизвестность. Туда, где растает лёд. Туда, где настигнет смерть. Неведомая неизбежность.
И только отрешившись от всего человеческого, Ложкин начал что-то различать. Такие же тёмные, как и окружающая темнота, вокруг кружили какие-то твари. Одни, как осьминоги, извивались меняющими форму отростками. Другие вились, словно гигантские змеи. Третьи, колоссальных размеров насекомые, клацали и рокотали своими жвалами. Но были среди них и те, кто был похож на людей. Может даже они и были людьми. Не понять.
– Не бойся, – донёсся из тьмы смутно знакомый женский голос, но Ложкин не узнал его. Через тысячи лет – через одно мгновенье – его выбросило в привычное пространство, грубо, бесцеремонно, словно какую-то неживую вещь. Учёный упал на холодный пол и потерял сознание. ***
Открыв глаза и резко сев, Ложкин зажмурился от накатившей тошноты и боли. Он медленно осмотрелся, сощурившись и пытаясь вновь научиться видеть глазами. Его взору открылись переплетения жёлтых прутьев.
Клетка.
Большая квадратная клетка из жёлтого металла. В другом углу покачивался Сергей, опираясь одной рукой на прутья. Очевидно, он очнулся раньше Фёдора. Увидев, что учёный пришёл в себя, он медленно подошёл, осторожно делая каждый шаг.
– Что случилось? Где мы? – Вопрос Сергея развеселил Ложкина.
– Ты меня спрашиваешь?
Мамонтов вместо ответа обвёл взглядом стальную ловушку. Ложкин с кряхтением поднялся, чуть не упал и тоже посмотрел по сторонам.
– Золотая клетка, – усмехнулся он.
– Это не золото, – поправил его юноша.
– Я образно.
Ложкин прошёлся вдоль стен, ощупывая толстые прутья, и вернулся в свой угол. Итак, пятнадцать шагов в ширину, столько же в длину. Квадрат. От пола до верхней поверхности клетки примерно метра три. Сам пол, кстати, был каким-то странным, тёмным, упругим. Прохладным на ощупь. А за решёткой царила непроглядная тьма. Пространство было безжизненным, пустым и словно бы набитым тишиной.
– Странно, – нахмурился Сергей.
– Почему? – тут же обернулся к нему Ложкин. Юноша вдруг не нашёл, что ответить. Вместо этого он спросил:
– Что с нами будет?
Ложкин присел на пол, облокотившись на решётку.
– А ничего, – сказал он. – Жизнь наша заканчивается в этом месте. Ты, надеюсь, к этому готов? – Сергей снова не ответил, и Ложкин спросил прямо: – Ты боишься смерти?
– Не знаю, – буркнул юноша. – Раньше умирать не приходилось.
– Хе-хе! Молодец. – Учёный продолжал веселиться. Сказывалось огромное нервное напряжение. – А я скажу так: я не боюсь мгновенной смерти. Хотя умирать мне обидно, ведь столько ещё не закончено. – Он постучал пальцами по прутьям и заявил: – Но раз уж мы здесь, нас не убьют сразу. Ага, вижу, о чём ты подумал. Нет, репликации нас не подвергнут. Мозги, может, просканируют, а вот копию снимать не станут. Не та обстановка. – Он не стал делиться своими соображениями на этот счёт. При упоминании о мозге сразу же заныла голова. Биоэлектронная лепёшка кибермозга в затылке давила своей бесполезностью. Теперь это только придаток. Рудимент. – Кстати, я чувствую, что мои силы заметно возросли, – поспешил поделиться впечатлениями Ложкин. – Мои способности вышли на новый качественный уровень. Думаю, твои тоже. Будь осторожен, когда в следующий раз захочешь прочесть мои мысли.
Сергей задумался и неспешно уселся рядом.
– Как ты узнал?
– О чём? О твоих скрытых талантах? Не поверишь, но меня о них кое-кто предупредил.
Кто? – читалось в выразительном взгляде Сергея.
– Помнишь ту девушку, что ты увидел рядом с обломками? Вот она и сказала. Думаю, она на стороне чернушек. Это странно, по-своему. – Ложкин всё говорил, и говорил, и говорил. – Я думаю, дело было так. Когда случилось нападение на «Генерала Ермолова», в живых остались восемь человек. Я в их числе. И к каждому из этих восьми был пристален посланник дарков. У каждого проявились доселе скрытые таланты. У меня неплохие связи, и я навёл кое-какие справки. Один из выживших научился ложки гнуть силой мысли. Другой обладал абсолютным чувством времени. Третья в уме могла возводить двадцатизначные числа в двадцатизначную степень. Об остальных, кроме себя, я ничего не знаю. Вот, кстати, скажи, у твоей матери была какая-нибудь необычная способность?
Сергей долго молчал, глядя в пол. Чувствовалось, что в данный момент его больше заботит собственная судьба, чем воспоминания. Но он заставил взять себя в руки.
– Возможно, – сказал он. – Иногда она видела сны, которые потом сбывались. Кажется, она даже предвидела собственную смерть. Я плохо помню. Папа говорил, что мама после той катастрофы быстро постарела. Она была очень добрая.
– У тебя остались ещё родственники по материнской линии?
– Нет.
– А что насчёт отца? Как он повлиял на твои жизненные успехи? Он знал, что ты умеешь читать мысли? Он помогал тебе? Или отвернулся от тебя? Ты когда-нибудь замечал за ним что-нибудь, вызывающее подозрение? – Ложкин частенько накидывался на людей с самыми разнообразными вопросами. А здесь-то из людей только Сергей и остался.
– Папа держался молодцом, – лаконично ответил юноша. Он глубоко вздохнул и спросил: – Всё-таки, что это была за девушка? И тот мужчина, которого… который…
– Это Света и Руслан! – жизнерадостно сказал Ложкин, но тут же посерьёзнел. – Долгое время я считал их плодом моей фантазии. Но теперь я думаю, что Света была дарком, а Руслан лайтом. И не нахожу пока опровержения этой версии. Единственное, что смущает, так это то, что девушка была живой, подвижной, а мальчик, так сказать, бесстрастным и холодным. Если все лайты такие, то нам с ними не по пути. Впрочем, вот тебе ещё факт к размышлению. Свету я начал видеть ещё на Марсе. А вот Руслан появился только тогда, когда я приехал в институт. Иными словами, он – не мой спутник. Сомневаюсь, чтобы во мне уживались сразу и лайт, и дарк. Так что это уже твой последователь. Такая версия.
– Мой последователь? – повторил Сергей. – Как ангел-хранитель?
Ложкин поднялся и неприязненно поморщился.
– Тьфу на тебя! Двадцать восемь лет, а до сих пор в ангелов веришь! Ты для него не человек. Ты инструмент, шахматная фигура, козырная карта! Понял? Он – контролёр твоих способностей. Он – безмолвный наблюдатель. Он – твой страж и твой паразит. Не идеализируй, ситуация гораздо сложнее, чем это кажется.
– Я понял, – тихо произнёс Сергей, хотя ни черта он на самом деле не понял. – А как насчёт твоих способностей? В чём они заключаются?
Ложкин громко хлопнул себя по брюху.
– Интуиция! Предчувствие! Предвидение! А также, по-видимому, умение видеть невидимое. Не исключаю, что я и сам не знаю всех своих волшебных умений. Может, я духов могу вызывать или там мёртвых поднимать из земли. Не знаю. Да и не узнаю, пожалуй.
– А откуда взялся лайт? Если у мамы… если рядом с ней был дарк, то откуда рядом со мной взялся лайт?
– Хороший вопрос. – Ложкин начал расхаживать туда-сюда, чтобы размять конечности. Он и сам уже задавался этим вопросом, но чувствовал явный дефицит информации. – Видимо, что-то такое есть в тебе. Что-то неслучайное. Думаю даже, что ты более ценная фигура, чем я. Ну да ладно. Вернёмся к тому, что нам ещё известно. – Фёдор остановился и азартно спросил Сергея: – Ты что-нибудь заметил среди обломков того корабля?
– Помимо того, что там всё время шастали какие-то невидимые люди?
– Да.
– Тогда нет, не заметил. – Сергей не понимал, к чему клонит Ложкин.
– И это очень плохо, мой юный друг. Ведь корабль, который разбился под Севастополем, принадлежал лайтам. – И, видя недоверие в глазах юноши, Фёдор кивнул. – Да-да. Именно так. А это значит, что… Ну? Какой из этого можно сделать вывод?
– Какой?
Ложкин разочарованно покачал головой.
– Вывод простейший: то оружие, в котором нам выпало удовольствие покопаться, принадлежит лайтам. И оно очень интересует дарков. Хм, и как ты вообще умудрился научную карьеру сделать?..
Сергей не ответил. А Ложкин почему-то не захотел продолжить разговор.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1503
Замечания : 0%
***
Время шло незаметно. Ничего не менялось. По-прежнему вокруг царила тьма, и только пространство в клетке было неведомым образом освещено. Ложкин не сразу это подметил, а когда осознал, то не смог понять природы освещения. Воздух словно сам светился, не очень сильно, так, что не было тени.
В этом месте не было дня и ночи. Учёный спал только от безделья, а в этом месте голова работала как машина. Новые и новые мысли приходили и уходили, и вместе с ними по клетке блуждал Фёдор. Сергей завалился спать: по его биологическим часам была ночь. Пока он спал, Ложкин проверил на податливость все прутья клетки, безуспешно попытался приподнять конструкцию с одной стороны, даже немного повисел на потолке, но совсем недолго. Выхода не было.
Когда Сергей проснулся, он первым делом увидел хмурого Ложкина, пружинящей походкой наматывающего круги вдоль стен. Учёный остановился и тихо сказал:
– Мне кажется, что мы не должны оставаться в живых. Нам слишком многое известно. – Его потемневшие ввалившиеся глаза выражали решимость и грусть. – Нас не связали, но не думаю, что за нами никто не наблюдает. Так или иначе, я успею убить тебя, прежде чем они успеют вмешаться.
Юноша внутренне похолодел, но спросил:
– А как же ты?
Ложкин дёрнул щекой.
– Обо мне не волнуйся. Я знаю несколько довольно милых способов повеситься в сидячем положении. На худой конец можно повиснуть на потолке. Можно ещё язык себе откусить и истечь кровью. Тоже неплохой вариант, как мне кажется. Или ты не согласен?
– Я… не согласен с тем, чтобы так быстро сдаться. Человек не должен сдаваться. Ведь есть же воля. Есть разум. Мы должны выстоять! – Сергей говорил горячо и убеждённо, но чувствовал, что Ложкин не принимает этих слов всерьёз.
– Предлагаешь догонять жизнь? – отчуждённо спросил он. – Зачем?..
– Хотя бы ради тех, кто остался на Земле. И ради себя самих, – тихо добавил юноша. – Если есть хоть одна возможность спастись, мы найдём её. И вернёмся. Ради родных и друзей. Ради всех людей в мире, мы должны постараться.
Ложкин выждал, пока он договорит, и приземлился рядом. Но на этот раз он не стал облокачиваться на решётку, будто боялся, что с той стороны его может кто-нибудь зацепить.
– Ты слышал когда-нибудь про Веселина Атанасова? – вдруг спросил он.
– Конечно! – Сергей напрягся. Он знал, что академик Атанасов был лучшим другом Ложкина.
– Отличный был человек, – начал вспоминать учёный. – Добрый, умный, рассудительный. Очень добросовестный. Честный. Как-то мы вдвоём отправились куда-то в Индонезию. Вроде как по работе, но работать там не пришлось. Помню, бродили по лесам и заповедникам. Там речка такая была, вся в закорючках, извилистая. Как это называется? В меандрах! И нашли мы какое-то дерево. Проводник сорвал несколько плодов и сказал, что это самый вкусный плод в мире. И ты знаешь, так оно и оказалось. Дуриан называлась та штука. Мякоть сладкая, божественно вкусная. Таяла во рту как крем! Один только недостаток у растения: запах просто невыносимый. Как у тухлого чеснока вперемешку с чем-то химическим. Похожим дерьмом, наверное, древние египтяне свои мумии набивали. Набрали мы этих плодов и пошли обратно. А в гостиницу нас с ними не пустили! Веселин им говорит, мол, это вкусно, а они: воняет! И какая-то бабка нас там чуть ли не веником гоняла. А на следующий день она же извинялась перед президентом Индонезии, что обидела двух светочей мировой науки.
Ложкин грустно усмехнулся и вдруг разом осунулся, сгорбился, постарел.
– Через месяц в Смоленске нашли тело Атанасова. Всё в какой-то слизи. Лежал у помойки как мусор какой-то. А потом объявилась его точная копия – биоробот дарков. И, что самое поганое, он всё понимал. Говорил, что его надо изолировать. Что он уже мёртв. Что за ним надо следить, пока он сам того не ведая не устроил какую-нибудь диверсию. И его изолировали. Я навещал его каждый день, разговаривал. Это странно, говорить с тем, кого уже нет. С каждым днём память репликанта слабела. Через неделю он перестал понимать, где находится. Ещё через несколько дней перестал узнавать меня. А потом и вовсе не смог вспомнить, кто он. Он разучился связно говорить. Он кричал и плакал. А потом он умер во второй раз. Дарки не умеют делать идеальных копий. Биоробот владеет не больше сорока-шестьюдесятью процентами памяти оригинала. Обычно этого хватает для того, чтобы никто ничего не заметил. И жизни ему отмерено – две недели, не больше. Я дважды потерял единственного настоящего друга. – Ложкин говорил со злостью и болью в голосе. – Ты говоришь, что мы обязаны выбраться. А я думаю, что мы обязаны не дать даркам исполнить то, что они задумали. – Он поднялся на ноги и снова продолжил ходить вдоль стен. – Хотя в одном ты, пожалуй, прав, – удаляясь, произнёс он. – Смерть – это не выход…
От угла к углу, снова и снова. Ровно по двенадцать шагов. ***
Подходили к концу вторые сутки плена. Мучительно хотелось есть. Ложкин неподвижно лежал в углу, закрыв сухой рот ладонью. Сергея била судорога. Отчего-то ему было холоднее, чем его компаньону. Возможно, потому, что он был стройнее Ложкина. Но лежать на полу он больше не мог. Не спасала даже тёплая осенняя куртка.
Временами Сергей испытывал приступы едва сдерживаемого страха. Он в ужасе озирался, устроившись в центре клетки. Он боялся подойти близко к решётке. Иногда юноша сообщал, что слышит чьи-то мысли, и Ложкин интересовался подробностями.
– Они знают, что я их слышу, – сказал Сергей. – Они всё время повторяют: «Скоро придёт Главный. Скоро он придёт. И вам будет плохо».
– Да мне и так не хорошо, – сквозь силу усмехался Фёдор. Он вспоминал свою жизнь, каждую деталь, каждую подробность. Сергей всматривался в его сознание и видел картины, вырванные и памяти. Ложкин был прав, в этом месте способности юноши действительно возросли.
Из воспоминаний учёного выплыла голубая планета в лоскутах облаков. И внизу, в пятнадцати километрах, раскинулся большой остров – Исландия. Шесть тысяч чёрных сфер кружились над островом, расширяя прорыв магмы. Над ними замерли две с половиной тысячи кораблей лайтов и две тысячи двести земных крейсеров, оборудованных новейшими системами атаки и защиты. Мозг Ложкина подключился к системе управления эскадрой из шести кораблей. Соседней эскадрой командовал Атанасов. Где-то на иных эскадрах были Юрковский, Татаринов, другие учёные. Командование всем российским флотом осуществлял адмирал Хлобыстов – боевой мужик, двоюродный дядя Ольги Власовой. Все друг друга знали. Доверие, дружба, слаженность.
Всего российских кораблей было около четырёхсот. Среди них корабли классов «Бородино», «Курск», «Москва». С юга заходили американские «Скорпионы». На востоке занимали позицию французские «Меченосцы». Китайская эскадра – костяк объединённого флота – разворачивалась для атаки, ведомая флагманом «Цин-Лун». Чёрные сферы внизу внезапно ринулись в бой, и началось крупнейшее воздушное сражение в истории человечества. Взрывались крейсеры, рвались ракеты, гибли друзья.
Но и дарки несли потери. В кошмарной мешанине, в невообразимом хаосе шёл беспощадный бой, в котором люди постепенно одерживали верх. Лайты, хоть с ними и не было связи, во всём поддерживали людей и прикрывали их там, где дарки собирались прорваться большим числом кораблей. Пространство жалобно трещало, пронзаемое тысячами невидимых ударов. Дарки оказались не готовы противостоять новым модифицированным крейсерам, и постыдно бежали, потеряв четыре тысячи кораблей. Лайты потеряли почти полторы тысячи. Люди – не больше девятисот. Дарки лишились численного перевеса в войне и уже никогда не отваживались вступать в большие сражения. Но война продолжалась, и конца её всё не было и не было.
– Опять говорят про какое-то «Эхо», – прервал вдруг воспоминания Федора Сергей. Юноша вслушивался в чьи-то посторонние мысли и весь дрожал, осознавая, что мысли эти принадлежат не людям.
– Вероятно, так они называют оружие лайтов, – высказал версию Ложкин. Он с трудом поднялся на нетвёрдых ногах, еле выпрямился, зябко потёр плечи и принялся привычно расхаживать по клетке. Через несколько минут он сказал: – Странно.
– Что?
– Девять с половиной шагов. Ширина клетки девять с половиной шагов. Но было больше! Клетка уменьшилась!
– Что это значит? – спросил Сергей. Он уже не в состоянии был думать и делать выводы.
– Не знаю, – растерянно ответил Ложкин. – Разве только то, что мы стали ближе. ***
На третьи сутки, доведённые до отчаянья, они услышали Голос. От него дрожало пространство. Он шёл отовсюду, со всех сторон. Он звучал изнутри. Он был осязаем. От этого могучего Голоса хотелось бежать. Душа содрогалась от его звука.
– Пришло время сделать выбор. Готовы ли вы встретить свою судьбу?
Ложкин и Мамонтов переглянулись. Сергей боязливо заозирался. Руки его тряслись. В глазах стояли слёзы. Фёдор ответил за обоих.
– Давно ждём, господин начальник!
– Правильно ли я понял, что ты выражаешь недовольство? – волнами отдались во всём теле слова невидимого собеседника.
– Я молчу и внемлю! – тут же сказал Ложкин. Он отчаянно пытался взять себя в руки, но дрожали колени и сердце вырывалось из груди. Учёный чувствовал себя микробом, попавшим под взор всесильного Разума.
– У тебя будет шанс стать покорным. Но твоя очередь ещё не пришла. – Голос сфокусировался на Сергее, и тот запаниковал, начал задыхаться, попытался вцепиться в прутья решётки. – Ты будешь первым, – огласил своё решение Голос. Потолок клетки исчез, невидимая сила оторвала Сергея от пола, и тьма над головой всосала его в себя. Клетка снова замкнулась. – Наслаждайся одиночеством, человек. Набирайся сил.
Ощущение чужого присутствия исчезло, и Ложкин бессильно развалился на полу.
Один! – билось в сознании. Совсем один! Что же дальше? Что делать? Куда забрали Сергея? Чей это был Голос? Зачем мы здесь?
Безответное ожидание убивало последнюю надежду. Не на это ли рассчитывали дарки? Надо собраться. Надо успокоиться. Нельзя дать им победить.
Сергей метался во тьме по чьей-то неведомой воле. Это продолжалось долго, он почти перестал дышать от ужаса перед неизвестностью. Но вдруг всё прекратилось. Сергей оказался над Землёй. Вокруг замкнулась пустота, холод космоса отступил. Безмятежно горели звёзды.
– Посмотри вниз, – приказал Голос. Юноша посмотрел и увидел не своим зрением города, людей, неровные линии дорог и зелёные теснины леса. Мир внизу менялся, словно расплываясь в отражении волн. Время убегало далеко вперёд, и взору представали сияющие и ядовитые города будущего. И параллельно время отступало назад, и исчезали дороги, возносились из обломков древние храмы, возрождались обречённые империи. Голос продолжил: – Закрой глаза. Времени больше нет. Время не властно над тобой. В твоей власти менять течение истории так, как тебе захочется. Ты можешь переписать всю свою жизнь. Хочешь, чтобы не было зла? Хочешь, чтобы люди жили мирно? Хочешь, чтобы не было дарков? Желай – и станет так.
– Что тебе нужно? – Увиденное настолько удивило юношу, что ему хватило сил задать этот вопрос.
– Человеку многое недоступно, но это не значит, что в нём самом нет ничего недоступного. Находить силу в слабости. Отличать добро от зла. Чувствовать чужую боль и чужую радость. В человеке заложены механизмы изменения мира. Это знают лайты. Это знают дарки. И у тех, и у других достаточно сил, чтобы повлиять на мир, но никто не способен переделать его. Только через человека открываются пути совершенства.
– Так что же тебе нужно?
Показалось, что невидимый собеседник усмехнулся.
– Ты ведь уже понял. Ты – человек, который смог подстроить под себя частицу мироздания. Ты не понимаешь, как ты это сделал. Но я – понимаю. И выбор, который тебе предстоит сделать, будет нелёгким. – Внезапная пауза ударила по нервам, заставляя сгорать от нетерпения. – Я хочу, чтобы ты исправил ошибку мироздания. Я хочу, чтобы ты стёр из этого мира дарков. А вместе с ними и лайтов.
– Что? Как?
– Дарки и лайты связаны. Не станет одних, не станет и других. Однако подумай, насколько проще и чище станет твой мир, если человечеству не будут мешать идти своим путём. Сколького люди смогут добиться. Сколько смогут открыть. И ты – именно ты – сможешь направить человечество по новому пути.
– Но… зачем тебе?..
– Чтобы закончить войну. Исход меня не интересует. – Голос вдруг стал тише, он словно вслушивался во что-то. Сергей тоже прислушался и уловил чьё-то постороннее присутствие. – Решайся! Через минуту может быть слишком поздно!
– Ты же сказал, что время не властно надо мной…
– Только пока я делюсь с тобой своей силой. Но когда здесь окажутся лайты, они нанесут удар. Они перестраивают мир по-своему. Им не нужны компромиссы. Им безразличны будущее и прошлое. Если они истребят дарков, лайты воспользуются всеми благами вашего мира. И вы, благодарные и смиренные люди, сами отдадите им планету.
Из-за сферы земли появились сияющие корабли лайтов. Они стремительно приближались к Сергею, и он с запозданием понял, что находится внутри корабля дарков. Он обречён. Ему не спастись. Надо принимать решение.
– Я решил, – сказал юноша, отринув последние сомнения. – И мой ответ – нет.
Пользуясь тем, что его способности по-прежнему оставались на высочайшем уровне, Сергей раскинулся сознанием по космосу. Он обследовал корабль, на котором находился, и нашёл пилота – послушного раба. Он потянулся к космолётам лайтов и завладел их сознаниями. Он перехватил управление их кораблями.
– Что ты делаешь? – словно бы откуда-то со стороны спросил Голос. Он присутствовал как свойство пространства, как дополнительное измерение. Его источник находился вне корабля.
– Я не знаю, – ответил Сергей. – Но что-нибудь из этого обязательно получится.
Из эскадры лайтов отделился один белый шар и полетел навстречу Сергею.
– Ты понимаешь, что делаешь?..
– Только я не думал, ничего не видел… – прошептал Сергей.
– Остановись!
– И вообще сегодня на всех забил…
Юноша направил чёрную сферу в сторону белой. Он зажмурился, но почему-то продолжал видеть. Две сферы столкнулись, вспыхнув ослепительной звёздочкой, и начали сливаться в нечто новое, неведомое, могущественное.
Больше всего Сергей боялся, что корабли взорвутся от собственной несовместимости, но в итоге почувствовал, как сам теряет свою человечность. Исчезло тело, исчезли чувства, исчезли сомнения. И остался только разум, слабый человеческий разум, заключённый в механическом теле неведомой миру структуры. ***
Фёдор затравленно огляделся. Тьма по ту сторону клетки стала как будто гуще. Она приблизилась, вбирая в себя свет. Учёный не видел, но почувствовал, как клетку окружают какие-то существа. Их было много. Сотни. Тысячи. Все взоры устремлены на Фёдора.
Ложкину пришло в голову, что ощущения страха и отчаяния привиты ему искусственно, но легче от этого не стало, и страх не пропал, и надежда не появилась. От пола веяло уже настоящим холодом, и сидеть не было никакой возможности. Ложкин встал и, не глядя по сторонам, снова начал ходить вдоль стен.
У него остановилось сердце, когда он увидел, что металлические прутья вдруг растворились в воздухе. Ощущение чужого присутствия усилилось, стало невыносимым. Ложкин посмотрел по сторонам, подняв кулаки, готовясь отчаянно отбиваться, и внезапно увидел забрезживший вдали свет. Маленький огонёк привлекал к себе взгляд. Он манил к себе.
– Иди! – приказал вернувшийся Голос, и Ложкин пошёл на свет. Тьма шуршала и шелестела вокруг. Что-то холодное и скользкое коснулось плеча учёного, и он дёрнулся. Но продолжал идти. Кто-то засмеялся. Послышались шаги. Темнота наполнилась разнообразными звуками…
– ТИХО! – повелительно пророкотал Голос, и всё моментально смолкло. Даже Ложкин вздрогнул, хотя хозяин этого места обращался не к нему.
– Кто ж ты такой? – тихо проговорил учёный, продолжая идти на свет. Яркая точка во тьме не приближалась и не удалялась.
– Я хочу, чтобы ты ответил на мои вопросы, – сказал ему невидимый собеседник. – От этого будет зависеть твоя судьба. – Ложкин ничего на это не сказал, и Голос начал расспрос. – Кто ты?
– Ну и вопросец, – буркнул учёный. – Фёдор Ложкин я.
– Куда ты держишь путь?
– Да никуда. С кем я говорю?
– В чём заключается доказательство жизни? – От этого вопроса у Фёдора задёргалось веко.
– Почему бы не спросить у самой жизни?..
Ш-шах! Резкая вспышка и шипящий раскат опрокинули Ложкина на пол. На какое-то время он ослеп и оглох, беспомощно водя руками в воздухе. Впрочем, долго валяться ему не дали. Неизвестная, неумолимая сила подбросила его вверх и снова направила в сторону далёкого огонька.
– Спрашиваю ещё раз, – прозвенел прямо в голове Голос. – В чём заключается доказательство жизни?
– В любви! – брякнул первое пришедшее на ум Ложкин. Язык еле ворочался, было трудно говорить.
– Что такое любовь?
– Элемент счастья. Э-э-э. Святое чувство. Единение душ.
– Что ты знаешь о душе? – продолжал допытываться невидимый любознайка.
– Я хочу знать, с кем говорю! – закричал Ложкин. Ему послышались шепотки за спиной, словно своим криком он напугал таившихся в темноте существ. Какое-то время он плёлся в ожидании ответа, а затем встал, глядя вперёд и вверх. Он не знал, откуда идёт голос, но решил говорить в выбранную сторону. Просто для определённости. Неопределённость слишком сильно действовала на нервы.
– Ты хочешь знать, что я такое? – вновь ожил Голос. – Я тебе отвечу. Я – творец измерений. Я материя вечности. Я тысячи лиц, наблюдающих за вселенной. Моя сила в непостоянстве законов мироздания. Я отрицание природности. Я мост через бурную реку, я стена от холодного ветра, я оружие подчинения и порядка. Исправление ошибок моих последователей – цель моей миссии. В уничтожении забывших о послушании – свобода для нового будущего. В наблюдении и поиске истины – моё величие. Я отрицание жизни и смерти. У меня нет имени. Друзья зовут меня Главным. Враги называют меня Бессмертным.
– Тогда и я, пожалуй, буду называть тебя Бессмертным, – хмуро произнёс Ложкин. Невидимый собеседник издал смешок.
– Твоя воля сильна, но знание тем отличается от понимания, что знанию недостаёт веры. Смотри. Сейчас ты упадёшь.
– А? – не понял Ложкин, и вдруг почувствовал, что падает. Пол под ногами исчез, и учёный с криком провалился в бездонную тьму. Это было страшно: знать, что сейчас произойдёт, и оказаться к этому совершенно неготовым. Он упал на какую-то поверхность и завалился на бок.
– Ты веришь в то, что человек, испытав настоящую боль, проявляет свои настоящие качества? – Голос издевался над ним, предрекая жестокую расправу. – Я не уверен, но давай испытаем тебя. Сейчас ты познаешь боль.
Вселенная вспыхнула в огне разрушения. Каждая клеточка тела кричала о боли. Боль была нестерпимой. Болевой шок не уберёг Ложкина от чудовищного всплеска сенсорных сигналов. Сознание отказывалось отключаться. Фёдор орал, но не слышал своего голоса; в язык словно вонзились сотни иголок, и нельзя было дотронуться до нёба. Зубы костенели от зудящих импульсов. Зрачки расширились, и стало казаться, что глаза вот-вот лопнут. Из-под ногтей пошла кровь. Кожа по всему телу покраснела. Дыхание прервалось.
– Достаточно, – решил Главный. Боль схлынула, и Ложкин удивлённо уставился на свои руки. Обычный цвет кожи, никакой крови. Как и не было ничего. Голос сказал: – Вижу, тебе интересно. Любознательность – хорошее качество для учёного. Думаю, ты не откажешься познать нечто новое. Ощути истинный ужас.
Пространство накатилось, тьма проникла под черепную коробку. Тело учёного судорожно дёрнулось. Бежать! – вырвалась бессознательная мысль. Чудовищный невообразимый разум издевался над человеком, и от этого разума невозможно было спрятаться. Ложкин взмок от волнения, он лихорадочно пытался восстановить способность мыслить, но не мог. Он вскочил и бросился в произвольно выбранную сторону. И почти тут же столкнулся с чем-то невидимым и склизким. Фёдор закричал и отпрянул, не в силах вздохнуть. Воздух отказывался проникать в лёгкие. Чьи-то невидимые сильные руки оттолкнули учёного, и он полетел на пол, больно ударившись спиной. Показалось, что кто-то навис над ним. Кто-то собирался устроить над ним расправу.
И внезапно всё схлынуло, мысли вернулись на свои места, и Ложкин с изумлением перевёл дыхание.
– Понравилось? – невинно спросил Главный. – Вижу, что да. Но за любое удовольствие, как известно, надо платить. Каждая тварь знает это. И сейчас, человек, ты узнаешь цену собственной жизни. Сейчас ты умрёшь.
Бессмертный выбрал изысканный способ пытки, Ложкин удивился открывшейся ему истине. Учёный совершенно точно знал, что произойдёт с ним в следующую секунду, но абсолютно ничегошеньки не мог с этим поделать! Маленький и ничтожный перед лицом космической силы, он пытался подготовиться к собственной участи, но за отпущенные мгновения сделать это невозможно. Только страх всё нарастал и нарастал, сжимая сердце, а Ложкин ждал удара. Ждал, но удар всё равно оказался неожиданным.
Сердце учёного остановилась. Кровь ещё неслась по инерции, пытаясь продавить закрывшийся сердечный клапан, но тщетно. Ложкин ощутил колющую боль. Грудь сдавил спазм, тело онемело. Фёдор выдохнул… и не смог вздохнуть. Он лишь бессильно захрипел, осознавая в приступе паники, что вот-вот оборвётся его жизнь. Можно, думал он, подготовить себя к смерти, но желание жить неизбежно вернётся в процессе «умирания». Жить! Всё что угодно, лишь бы жить! Ослепнуть, оглохнуть, потерять руки и ноги! Обгореть до костей! Только бы жить. Только бы не умирать. Цепляться за воздух, за солнце, за привычный мир! За надежду вернуться к привычному миру! Цепляться за жизнь! Тело холодело, сознание гасло, с безнадёжным отчаяньем понимая, что больше никогда уже не сделать шага, никогда не глотнуть воздуха, никогда не высказать и не превратить в действие собственную мысль. Страшное слово «никогда».
Что-то неосязаемое коснулось застывшего сердца и слегка подтолкнуло его, снова заставляя работать. Паралич отпустил. Задрожали руки. Ложкин медленно втянул в себя воздух.
– Теперь ты знаешь. – Голос говорил бесстрастно. – Даже если ты говоришь о собственной смерти, ты всё равно к ней не готов. Потерять жизнь мгновенно – легко. Но вот так, знать, что умираешь, и осознавать, что уже не сможешь вернуть потерянного – такое выдержит не каждый. Ты – не выдержишь, – ударил очевидностью по гордыне учёного Главный. – Ты обычный человек, ничем не выделяющийся среди других. Иногда тебе сопутствовала удача, но удача – не результат собственных достижений, а всего лишь случайное стечение обстоятельств.
– Брехня, – злобно выдавил из себя Ложкин, перевернулся на живот и медленно пополз к далёкому-далёкому огоньку.
– Вот как? – Голос не предвещал ничего хорошего. – Тогда оглянись по сторонам.
Учёный оторвал взгляд от желанной цели и осмотрелся. Он невольно вздрогнул от увиденного: вокруг него стояли мальчишки-школьники, они были огромны. Их наглые лица усмехались. Их ладони сжались в кулаки.
И Фёдор почувствовал себя маленьким и беззащитным школьником, безвольным толстячком, не умеющим драться. К такому рохле часто пристают другие ребята. Они издеваются над ним. И не у кого просить помощи: все в этом мире против тебя.
– Их здесь нет! – завопил Ложкин и снова уставился на далёкую звёздочку. Он пополз, остервенело, быстро перебирая руками. И повторял: – Их нет, их нет, их нет…
Главный рассмеялся.
– Ты жалок! – Эти слова произнёс совсем другой голос. Женский, до боли знакомый. Ложкин поднял взгляд и увидел Ольгу. И рядом с ней Юлю. В их присутствии он не мог позволить себе валяться на полу. Напрягая последние силы, он медленно поднялся, глядя на женщин. Он всматривался в их лица, и вдруг заметил, что они начали стареть. Изменялся цвет лиц, кожа становилась дряблой, появлялись морщины. Затем они обе почернели и превратились в прах, рассыпавшись плотными облачками. Ложкин стоял не дыша. Он стоял долго, не шевелясь, и всё смотрел на то, что осталось от дорогих ему людей.
– Чего ты хочешь от меня? – спросил он, наконец.
– Ответь на мои вопросы. О большем я пока не просил, – напомнил Главный.
– Неужели есть вопросы, на которые ты не знаешь ответа? – Учёный говорил с полным безразличием к своей судьбе.
– Ощущал ли ты когда-нибудь бессилие перед непреклонностью судьбы?
– Всем людям свойственно бороться с судьбой, – ответил Ложкин и вдруг понял, что говорит это не человеку. – Так вот в чём дело. Слово судьбы оказалось сильнее твоей воли? И вглядываясь с меня, ты пытаешься разрешить собственные сомнения? Так?..
– Ты веришь в слабость? – продолжал допытываться Голос.
– Оставь свои нелепые вопросы. Лучше убей меня сразу.
– Если я до сих пор тебя не убил, значит на то есть причины. Ты должен был давно это понять. – Главный неприятно усмехнулся и сказал надменно: – Хм, и как ты вообще умудрился научную карьеру сделать?..
Ложкин узнал собственные слова и похолодел.
– Где Сергей? Что с ним? Что ты сделал?
– Спокойно, человек. Удивительно, что ты только сейчас вспомнил про своего друга. Утешься, он жив. И он на свободе. Но ты его уже никогда не увидишь.
Учёного переполняло нетерпение. Ему очень хотелось знать, что же произошло.
– Почему не увижу? Потому что сам не выберусь или потому что он… э-э-э…
– Потому что он «э-э-э», – раздражённо ответил Главный. – Я предложил ему закончить войну. Он отказался и решил сбежать. Но сделал это необдуманно, спонтанно. Я не смог его остановить. Сергей отдал свою человечность ради свободы. И теперь он не человек, не дарк и не лайт. Я не знаю, что он такое. Но не думаю, что он проживёт долго: такие нестабильные конструкции не уживаются в правильной структуре нашего мира.
– Я не понимаю, – признал Фёдор.
– Поймёшь, – туманно пообещал Бессмертный.
– Так, минутку. А что ты там говорил насчёт окончания войны? Поподробнее, пожалуйста!
– Теперь тебе захотелось жить? – упрёк прозвучал вполне справедливо: только что учёный отказывался от своей жизни, а теперь жадно расспрашивал о последних событиях. – Я предложил Сергею избавить этот мир от противостояния дарков и лайтов путём их взаимного уничтожения.
– Ого! Вот как! – Ложкин уже строил теории и гипотезы. – Интересно, очень интересно. Ага, я понял. Дарки и лайты связаны, я это подозревал и раньше. А как насчёт тебя? Полагаю, что ты не дарк, а создатель дарков! Ага. Так. Но тогда, если не будет ни тех, ни других, ты останешься один. Или не один? У лайтов тоже есть создатель? А?
– У них есть создатель, – подтвердил Главный. – Мой бывший последователь. Небохранитель. Лайты – посланники Небохранителя. Мои демиурги сражаются с ним.
– Демиурги? Дарки?
– Так им приятно называть себя.
– А почему… Почему эти твои демиурги напали на нас? – Ложкин затаил дыхание, осознав, что он, возможно, станет первым человеком, которому откроется эта истина.
– Они напали не на вас. – Главный говорил тоном недовольного учителя. – Они напали на Землю, в которой прятались посланники. Численный перевес был на нашей стороне. Ваше вмешательство не было расценено как существенное.
– Приятно знать, что ты ошибся. – Ложкин почесал подбородок, обдумывая услышанное. – Но неужели люди настолько незначительны, что их жизни ничего не стоят в глазах дарков? – Спросив, он запоздало подумал о том, есть ли у дарков глаза.
– Люди – проявление несовершенства системы. Я намереваюсь исправить это несовершенство.
– Убив всех людей?
– Сократив их численность, – поправил Главный. – Тридцать лет назад на Земле жило шестьдесят миллиардов человек. Планета не рассчитана на такую потребительскую перегрузку. Человечество слишком голодное. Слишком безжалостное. Люди склонны обвинять дарков в уничтожении экосистемы и разрушении биосферы планеты, однако в действительности демиурги лишь приблизили неизбежное – то, что сделали бы с Землёй люди через какое-то время.
– Очень милая точка зрения, – проворчал Ложкин. – А лайты здесь причём?
– А лайты, – усмехнулся Голос, – потребители потребителей. Они паразитируют на людях, и тем живут. Система примитивная, но по-своему перспективная, учитывая рост численности людей и технологический прогресс человечества.
– Хорошо, – сказал Ложкин. – Допустим. А я тут причём?
– Чтобы исполнить своё предназначение. Твои озарения – главнейшее твоё качество. Ты – создатель оружия. Ты построишь для меня «Эхо», и тем самым спасёшь человечество от гибели. Лайты будут уничтожены, и я начну перестраивать Землю под реалии окружающей системы. Дисбаланс исчезнет. Исчезнут и дарки. Останутся только люди и я.
– Очень интересно. А не станешь ли ты паразитировать на людях?
– Я не исключаю такой возможности, хотя надолго оставаться на этой планете я не собираюсь. – Главный заговорил быстрее и решительнее: – Теперь ты знаешь всё. Я хочу, чтобы ты сам принял решение. Это избавит меня от необходимости давить на тебя, а тебя избавит от пыток и боли, неизбежных в случае твоего отказа. Я не намерен отступать. Твоё слово?
– Неприемлемо. Неприемлемо, – забормотал учёный. – Дарки убили мою семью.
– Это правда. Но если бы они этого не сделали, ты бы не стал учёным. Ты не был бы известен миру. Ты не смог бы разобраться в устройстве оружия лайтов. Дарки всего лишь изменили твою судьбу, и теперь ты способен влиять на будущее всего мира. Если не ты, то на твоём месте мог оказаться другой. Это не важно. Или ты думаешь, что лайты никогда не вмешиваются в жизнь людей и не меняют их судьбу? Это наивно.
– Тут ты прав. А что насчёт реприкантов?..
– Преопределенная лёгкость преопределённых людей. На человечество должно влиять само человечество. Я понимаю, что ты думаешь сейчас о своём потерянном друге. Много раз ты пытался представить себя на его месте, представить свой труп, лежащий в отходах. Понять, что чувствует человек, осознавший, что он ненастоящий, что он лишь грубая копия, а реальность рассыплется через несколько дней. Да, я признаю, что созданные мною «отражения» были несовершенны, и что для своих целей мне пришлось при замене уничтожить нескольких человек. Однако знай, что технологию «Зеркала» я позаимствовал у лайтов, и что они первыми применили её.
– Звучит как слабое оправдание. – Ложкин начинал злиться. – Всякий свой грех ты переводишь на лайтов, утверждая, что и им он не чужд. Однако это не оправдывает твоих действий!
– Оправдывает в достижении конечной цели, – резонно возразил Главный. – И ты, как никто другой, знаешь это.
– Но неужели такой могущественный хрен-знает-кто, как ты, не способен был разобраться в технологиях, в которых разобрался я? Попахивает ограниченностью.
– Непреклонность вещественности сковывает дух мгновенного естества. Я не всесилен, это ты должен был понять. Но мои возможности выше твоего понимания.
– Докажи! – нагло потребовал Ложкин, и почувствовал, как меняется мир.
– Чего не сделаешь ради науки! – усмехнулся Бессмертный. – Небохранитель бы не ответил на твою просьбу…
– Ценю твою доброту.
Тьма постепенно «гасла», растворяясь и открывая окружающее пространство. Вокруг, к удивлению учёного, никого не оказалось. Ни таинственных существ, ни людей, ни дарков – никого. Серое пустое пространство до самого горизонта. От холодного пола исходила лёгкая дымка. Вместо неба серое ничто. Далёкий неведомый огонёк вдали погас, и Ложкин ощутил лёгкую досаду: он так и не узнал, что же там было.
– Ты готов? – предупреждающе спросил Главный. Ложкин не успел ответить: у него перехватило дыхание. В один миг он оказался в космосе, окружённый замкнувшимся пространством, а прямо перед ним пылала гигантская красная звезда. Её зловещий свет заставлял думать об аде. Размытая багровая поверхность, испещрённая гранулами, казалась рыхлой от давившей изнутри силы. – Это – гранатовая звезда Гершеля. Диаметр в пять раз больше расстояния Земли от Солнца.
Ложкин всё ещё смотрел на гигантское светило, и в то же время перенёсся к иной звезде, тёмно-фиолетовой, сверхплотной, из полюсов которой било два луча радиоактивного излучения.
– За открытие этой звезды один английский физик получил Нобелевскую премию. Он никогда бы не смог попасть сюда и рассмотреть своё открытие во всех деталях. Ты – можешь.
Учёный почувствовал, как его тянет к третьей звезде, и понял, что разум начинает отказывать: он всё ещё смотрел на два предыдущих светила. Он всё ещё находился рядом с ними. Одновременно.
Новая картина. Сразу два ярких солнца ослепляли своим светом. Они вращались вокруг невидимого центра, навсегда связанные силой собственного тяготения.
– Первая открытая двойная звезда, – прокомментировал Главный. – Алголь. Сейчас мы находимся на её эквипотенциальной поверхности.
Ложкин чувствовал, что начинает задыхаться. Он ОДНОВРЕМЕННО находился в трёх разных системах, смотрел на них, думал о них, и его мысли сливались, путались, переплетались бессмысленными потоками. Его способность мыслить одновременно о нескольких вещах пасовала перед открывшимися перспективами. Надо вырваться! – с отчаяньем подумал Ложкин. Он ужаснулся, когда представил, как одновременно будет рассматривать тысячи звёзд, одновременно будет находиться в тысяче мест и одновременно будет обдумывать тысячи мыслей.
– Хватит! – простонал он. – Довольно!..
– Я доказал тебе? – высокомерно спросил Бессмертный. – Тогда посмотри сюда.
Ложкин увидел Солнце и Землю, и все прочие Ложкины, оставшиеся у других звёзд, потянулись к своему измученному оригиналу, сливаясь с ним. Мысли схлопнулись, вновь обретая единство. И сразу стало спокойно и хорошо.
Но ещё лучше стало оттого, что учёный вдруг понял: выход есть! Он чуть не выругался – настолько простым оказалось решение. Ведь его интуиция продолжала работать с прежней интенсивностью, и стоило только подумать о выходе, как выход был подсказан. Вернее, было подсказано направление. Чтобы получить правильный ответ, надо сперва задать правильный вопрос. Увы, вопрос получается задать не всегда.
Некоторое время Фёдор висел в пустоте над родной планетой, а затем почувствовал под ногами твердь. Он посмотрел под ноги и чуть не вскрикнул: он стоял на огромном выпуклом крыле чёрного бесформенного существа, непроницаемо-мрачного, постоянно меняющего свои очертания.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1503
Замечания : 0%
– Как тебе нравится этот вид? – спросил Главный, и Ложкин с облегчением понял, что голос исходил не от существа.
– Дом, – ответил Ложкин, подчеркнув интонацией свою радость оттого, что видит Землю. Он отчётливо чувствовал, что выход где-то рядом. Надо только ступить в сторону, просто шагнуть, и он вырвется из лабиринта, кажущегося пустым простором.
– Меня всё ещё интересует твоё решение, – напомнил Голос, и Ложкин собрал волю в кулак.
– Что будет с человечеством, если ты победишь Небохранителя?
– Оно сохранится, – ответил Главный. – Но его численность не будет превышать определённой отметки.
– То есть, оно уменьшится? Интересно.
– Я понимаю твои сомнения. Однако не я допустил бесконтрольное увеличение вашей численности. Люди не понимают, что в многочисленности кроется их слабость. Они напрасно сражаются за свои жизни, пренебрегая будущим своей цивилизации. Ведь если лайты победят, люди будут раздавлены собственной многочисленностью. Это очевидно.
– Нет ничего важнее человеческих жизней. И лайты это знают, – убеждённо сказал Ложкин.
– Смешно, – отрезал Главный. – Люди сражаются на стороне лайтов лишь потому, что оказались заложниками своих культов, своей религии, созданию которой способствовали сами лайты. Ваша вера и ваши принципы основаны на желании лайтов защититься от меня, а не на здравом расчёте.
– Ты меня не убедил, – сказал учёный. – У меня такое впечатление, что у тебя комплекс неполноценности, связанный с лайтами. Чуть что, ты всё валишь на них! Что не так – это виноват Небохранитель! Не слишком-то красиво для высшего существа.
– Я лишь пытаюсь исправить свои ошибки, это свойственно всем.
– Жалкие оправдания! – выкрикнул Ложкин. – Ты просто боишься признать, что потерял контроль над ситуацией, и теперь делаешь вид, что всё идёт как и было задумано изначально. Но это иллюзия! И даже это место, – он обвёл взглядом пространство вокруг себя, – всего лишь лабиринт твоего сознания. Я прав?.. Молчишь! Ха. Мне казалось удивительным, что за столько дней я ни разу не захотел в ватерклозет. Я хотел есть, но не испытывал настоящего голода. Здесь всё ненастоящее. Это клетка. Клетка твоего сознания, и я в ней – единственное разумное звено.
– Моя власть значительнее, чем ты думаешь.
– Может быть. Но ты помешался на своей власти, и я не собираюсь больше это наблюдать! – Ложкин спрыгнул с крыла и вдруг начал проваливаться сквозь пространство и время через толщу вязких измерений. Выход всегда был где-то рядом, надо было только захотеть найти его. – Прощай, псих! – успел крикнуть на прощание Ложкин, стремительно исчезая из этого пространства.
– До скорой встречи, – ответил в пустоту Бессмертный. И если бы он имел человеческое лицо, он бы улыбался, довольный собой. Конечно. Ведь один пленник, чьё сознание испытало на себе влияние и дарков, и лайтов, превратился в нечто новое, неведомое, а потому интересное. И он перестал быть фигурой в руках врагов. А второй пленник вернётся на Землю и закончит начатое. Он бы и так закончил свою работу. Но ему ещё только предстоит узнать, что за время своего отсутствия в мире кое-что изменилось.
Главный рассмеялся. Рассмеялось пространство, смеялась вселенная. Ведь разум только тогда полезен, когда служит какой-либо цели. 7. Видение.
Первое, что увидел Ложкин, вырвавшись из тьмы, был огромный чёрный купол, закрывающий котлован с разбитым кораблём лайтов. Солнце висело низко, в небе ни облачка. Вместо облаков над головой красовались полторы сотни сияющих белых сфер, и Ложкин кожей почувствовал направленные на него чужие взгляды. Как только Ложкин отбежал на полсотни шагов, лайты слаженно ударили по куполу, и тот развеялся ядовитой дымкой.
К учёному уже бежали солдаты, встревоженные активностью лайтов.
– Сюда! – заорал им Фёдор. – Я здесь!
Оказывается, Ложкина ждали. Моментально последовали проверочные процедуры, тесты, молекулярные и прочие анализы. Ложкин стоически терпел, понимая, что это необходимо. Он и сам боялся, что всё увиденное недавно было лишь побочным эффектом репликации, и что сам он человеком уже не является. Вскоре с ним связался Роман.
– Рома, сколько меня не было? – первым делом спросил его учёный.
– Восемь часов. Где ты был, чёрт возьми? Что случилось?
– И не спрашивай. Всё равно не поверишь. А это, – Ложкин замялся, – Сергей Мамонтов из-под купола не выбирался?
– Нет. – Майор помрачнел. – Я надеялся, что ты расскажешь о его судьбе.
– Нас разделили. – Фёдор не намерен был делиться информацией, прежде чем сам всё не обдумает. – Слушай, Рома. Мне срочно нужно в Киев. Сегодня. Сразу, как со мной тут закончат. Поможешь?
Майор молчал, пребывая в тяжёлых раздумьях.
– Так, – проговорил Ложкин. – Что же случилось за те восемь часов, пока меня не было?
– Война тут случилась. Дарки атаковали сотни мирных городов. Прорвали Оборону. У нас больше двухсот кораблей потеряно. Сотни тысяч человек убиты.
– Натиск отражён?
– Да. Но над Киевом тоже был бой. Дарков мы отбили, но персонал института эвакуируют. Там человек тридцать осталось, не больше.
– Понятно. От греха подальше. – Ложкин размышлял. – Но ведь Юрковский ещё там? И работа над проектом не закончена? Так, Рома. Слушай. Я отступать не собираюсь. И дело закончу, ты меня знаешь.
– Хорошо. Но дольше пяти дней в Киеве оставаться всё равно нельзя.
– А мне больше и не надо ***
Над институтом уже сгустилась ночь, когда Ложкин вошёл в главное здание. Молодой солдатик на посту смерил его взглядом. Учёный хотел узнать у него о Юле, но вместо этого спросил:
– Татаринов ещё здесь?
Солдат добросовестно посмотрел в какие-то бумаги и ответил:
– В пятнадцатой.
– Спасибо.
В пятнадцатой лаборатории толстенький профессор что-то быстро записывал, склонившись над столом. У его ног лежала приготовленная сумка с вещами.
– Фёдор Петрович! – учёный подошёл к профессору.
– Фёдор Борисович! – Татаринов крепко пожал протянутую руку. – Какое счастье, что вы живы! – Он внимательно оглядел Ложкина: учёный прибыл в институт в новёхоньком костюме. Строгий пиджак, чёрные брюки со стрелками, лакированные ботинки. – Отличный костюм!
– В нём ещё моя бабушка танцевала, – ответил Ложкин в своём репертуаре. – Вижу, вы уже собрались уезжать. Так и не сыграли мы в шахматы. А, кстати, хотел спросить, Юлия Назарова здесь ещё?
– Она вчера в Псков уехала. К родителям. Все уезжают. Слыхали, небось, что у нас тут творилась? Вот и Юленька уехала. А что?
– Да так, ничего срочного. – Ложкин поспешил сменить тему. Он посмотрел на стол. – До сих пор пишем на бумаге? А я-то думал, что это я старомодный. Есть же кибермозг.
– Есть, – не стал спорить Татаринов. – Но развитие моторики рук способствует деятельности мозга. – И, видя сомнение Ложкина, пояснил: – Человек произошёл от приматов, которые прыгали с ветки на ветку. В нашем мозге большие области связаны с работой рук. Вот птицы, например, тоже умные, но если они будут пренебрегать полётом, они быстро поглупеют, знаете ли.
– Забавная теория. – Ложкин позволил себе улыбнуться. – Хотя я бы не назвал такими уж тугодумами пингвинов или страусов по птичьим меркам.
– И те, и другие приспособились к другим способам передвижения. Но вот, скажем, летающие птички, которых мы в клетках держим, спасибо нам вряд ли скажут. Обречены на поглупение, как курицы какие-нибудь.
– Интересно. – Ложкин потёр подбородок. – Совсем недавно мне довелось говорить с одной личностью, которая обвиняла людей в преступном изменении биосферы планеты.
– И правильно, – сказал профессор. – Я бы сравнил появление людей с появлением покрытосеменных растений. Те и другие перестроили под себя планету, но одни сделали это постепенно, а другие быстро. И от кого больший вред, думаю, очевидно.
– Несомненно, растения натворили делов! – Ложкин обернулся в сторону двери и заторопился: – Фёдор Петрович, время.
Профессор вздохнул.
– Понимаю, друг мой. Времени всегда не хватает. Оно убегает от нас и никак не хочет остановиться и посидеть немного с нами.
Ложкину вдруг стало его жалко. Учёный только-только из мёртвых вернулся, заглянул, не забыл старика, который для него столько сделал, и уже уходит, толком и не поговорив. Не «посидев немного». Он прочёл:
– Проходят года как часы, и вот мы – старики.
Мы чужды друг другу, и игры стихии от нас далеки.
Но нам дано видеть, как водоворот
В себя тянет юных, а нас не берёт…
– Нами сыта земля, – закончил Татаринов за Ложкина. – Ступайте, друг мой. Дай бог, ещё увидимся. Московский мой адрес не забыли ещё?..
– Помню, конечно.
– И чудненько. Заглядывайте, я всегда рад.
Ложкин тепло пожал его руку.
Горизонтальный лифт перенёс его над спящим парком ко второму корпусу института. В коридоре горел тусклый свет, гудели скрытые механизмы. Ложкин вошёл в главную лабораторию и увидел Юрковского. Старик сидел в кресле. На чёрной кофте блестел какой-то орден. Тощая рука покоилась на столе, где посапывала спящая Малышка.
– Отыскал-таки, – буркнул Ложкин. – Ты похож на старого мафиози.
Андрей Георгиевич демонстративно глянул на часы.
– Ты припозднился, – сказал он. – Мне сообщили, что ты освободился. И вот, сижу, жду. Уж полночь близится, а Ложкина всё нет.
– Я здесь, как видишь. Как поживает «Стэнли»?
– Я почти закончил работу, – нахмурился старик. – Но без тебя, боюсь, не справиться. Только скажи мне, зачем ты парнишку с собой взял?
– Надеялся жизнь сохранить.
– Ну и как? Сохранил?
Ложкин сердито надулся.
– В чём ты меня обвиняешь?
Юрковский вздохнул и медленно поднялся. Снял со стола свою зверюшку и направился к выходу.
– С Олей поговори, – сказал он, обернувшись. – Она за тебя боялась.
Он вышел. Ложкин вошёл в дальнее помещение и огляделся. «Стэн» стал массивнее, в корпусе добавилось деталей. Ольга куняла за экранами, устало прикрыв веки. Учёный подошёл к ней и положил ладони ей на плечи. Женщина вздрогнула.
– Приехал, – тихо шепнула она и замолчала.
– О чём ты думаешь?
– О тебе.
Она поднялась и посмотрела на Фёдора.
– Оля, я…
– Молчи. – Она обняла его, и учёный оцепенело застыл, удивлённый её поведением. Ему вдруг подумалось, как же страшно ей было, когда дарки устроили налёт на Киев.
– Поздно уже, – сказал он. Ольга посмотрела ему в глаза и осторожно поцеловала.
– Идём ко мне.
И Ложкин согласно кивнул, понимая, что жизнь уже не будет такой, как прежде. ***
У себя в комнате Ольга оборудовала маленькую кухоньку, и теперь с энтузиазмом крутилась возле небольшой плиты. Ложкин смотрел на неё, лёжа на кровати. Этим утром Оля поднялась рано, на ней были только тоненький облегающий халатик и пушистые тапочки. Её стройные ноги стали объектом беззастенчивого наблюдения Фёдора. Занятно, подумал учёный, что женщины любят готовить, не смотря на совершенство кулинарных автоматов. Пожалуй, в приготовлении пищи тоже кроется удовольствие, как в вождении машины.
– Некому перетянуть на себя одеяло моих ложных надежд, – заскучал Ложкин, тоскливо вздохнув.
– Подымайся, соня. Уже восьмой час, – не оборачиваясь, сказала ему Ольга.
– А как же завтрак в постель?
– Запачкаешь мне всё там. Лучше вылезай и помоги мне.
Делать нечего, пришлось Ложкину вставать. Он накинул на плечи нашедшийся в шкафу широкий халат, почему-то без пояса, и прошаркал к Ольге. Немного покрутился возле неё, но понял, что только мешает, и важно уселся за стол, уткнув руку в колено и выставив локоть, выжидательно поглядывая на бывшую супругу.
– Слушай, откуда у тебя этот малахай? – он подёргал полу своего халата. Вообще, он считал, что по дому в халате ходят только глуповатые буржуи, но находил себе оправдание в том, что и на Ольге тоже был халатик. А если любимая женщина в халатике, то удобнее использовать ту же одежду.
– Не знаю, у меня много ненужных вещей, – неопределённо ответила Оля.
– Вот как? Ну, почему же ненужных? Видишь, пригодился. Но вообще я подумал о Леониде. Что у тебя с ним?
Несколько долгих мгновений Оля молчала.
– Леонид? – потерянно переспросила она. – Он уехал ещё после того раза, когда ты его…
– Ага! Сбежал, трусливый рыцарь. Хе-хе.
Она обернулась к нему и посмотрела неуверенно.
– Давай не будем вспоминать о нём? Мне это нелегко.
– Как скажешь, – растерянно сказал учёный. – Как скажешь… ***
Работа закипела вновь, и Ложкин взялся за дело с удвоенной энергией. Он колдовал над «Стэном», изучал и осматривал его. Оказалось, что Юрковский усовершенствовал некоторые механизмы, но Фёдор и тут нашёл, что переделать и сделать лучше. Временами к Ложкину подходила Ольга, с любопытством выглядывая из-за его плеча на угловатые механизмы и нежно проводя рукой по спине учёного. Ложкин пыхтел, ощущая не себе её тёплый взгляд, а потом жалобным голосом прогонял бывшую жену работать в первую лабораторию. Юрковский тоже был там, но он был молчалив, собран, и ни с кем не разговаривал.
Иногда Ложкин ловил себя на том, что сомневается в реальности происходящего. После поездки в Севастополь, он начал по-другому смотреть на мир. Странная мысль о том, что всё вокруг нереально, а только создано сознанием Главного, чтобы Ложкин закончил для повелителя дарков работу, не выходила из головы. Но учёный, в конце концов, отверг эту версию как не выдерживающую критики.
В лабораторию посреди дня вбежала Малышка и что-то пискнула на пустой желудок.
– Ну-ка, бабушка, пошёл! – громко топнул ногой Ложкин, и наглая зверюга пулей вылетела в открытую дверь.
Мысли путались. Накапливалась усталость. В такие моменты Фёдор несильно хлопал себя ладонью по макушке – он заметил, что таким способом моментально возвращалась ясность ума. Хотя этим приёмом лучше не злоупотреблять – микросотрясения до добра не доводят.
Почему-то стала нарастать непонятная тревога. Интуиция пыталась предупредить о чём-то, но о чём – Ложкин не понимал. Он не мог задать правильный вопрос, чтобы получить ответ. И это настораживало.
Поздно вечером он почти закончил работу над проектом. Осталось только смонтировать пару механизмов и приладить их к «Стэну», и можно отправлять на полигон. Назавтра, решил он, можно будет интереса ради даже составить программу для конвейерного производства, хотя до испытаний лучше с этим не торопиться.
Уже ночью в комнате Юли перед Ложкиным развернулся шикарный стол: Оля трудилась весь вечер над ужином и была очень довольна собой.
– Вот это да! – восхищённо сказал учёный. – А хотя нет, беру своё «Вот это да!» обратно. Здесь не хватает главного блюда!
– Какого? – кокетливо спросила Ольга.
– Тебя! – Он притянул женщину к себе и страстно прильнул к её губам.
– Федя! А ужин? Ой…
Фёдор не слушал. Впрочем, решил он, с ужином он тоже расправится. Не пропадать же такому добру, в самом-то деле. Мысленно укоряя себя в чревоугодии, он повалил бывшую супругу на кровать. ***
Ранним утром Ложкин нашёл Юрковского в лаборатории. Выглядел старик неутешительно. Он сидел в кресле, втянув ноги и положив подбородок на грудь. Опухшие веки опущены, пальцы вцепились в подлокотники. Было видно, что он этой ночью не спал. У его ног сидела, поблёскивая чёрными глазками, Малышка.
– Как ты эту крысу вообще протащил через защиту? – Ложкин уселся напротив старика и сложил руки на груди.
– Точно так же, как и всё остальное, – тихо ответил Юрковский. – Чем она тебе не угодила?
– Я ей не доверяю. Кто знает, может это шпион дарков? Высматривает тут всё, испражняется тайком на вентиляторы, провода по ночам грызёт?
– Глупости. От неё мне спокойней. И тем она мне пользу приносит.
– Пользу? – усмехнулся Ложкин. – Ага. Понятно. Князю прибыль, белке честь, – вспомнил он Пушкина. «Белка» шмыгнула под кресло, когда Ложкин легонько притопнул ногой.
– Я закончил работу, – несколько рассеянно произнёс Андрей Георгиевич. – Наверное, можно было закончить и раньше, если бы ты и Серж…
– Хватит! – вспыхнул Ложкин. – Ты по-прежнему меня в чём-то винишь?
– Нет, конечно, – спокойно ответил старик. – Искать виноватого – последнее дело. Этим только женщины да футболисты занимаются. Разве, если ты признаешь свою вину, Серж вернётся к нам? Вот видишь. Но скажи мне, раз уж всё так получилось, что ты узнал там, под куполом?
Фёдор немного помолчал, размышляя над ответом.
– Только то, что не бывает абсолютного зла и абсолютного добра.
– Ну, это не ново, – разочарованно сказал Юрковский, и Ложкин удивился. Он внимательно смотрел на старика, пытаясь понять, какие перемены произошли в нём. Всегда мягкий и добродушный, сейчас старик явно демонстрировал те грани характера, которые обычно скрывал от других. Юрковский снова заговорил: – А ответь-ка мне тогда на другой вопрос. Ради кого ты трудишься?
– Ради себя, – грубо сказал Ложкин.
– Хм. А я думал, ради человечества.
– Когда человечеству хорошо, то и мне хорошо. Почему ты спрашиваешь?
Малышка забралась по ногам Юрковского ему на живот, и старик приподнял её слабыми руками, заглядывая в глаза.
– Я думал о предназначении науки. И о том, что, в отличие от художников, поэтов, музыкантов, в нашей профессии нет места искусству. Только строгие расчёты, числа, формулы. Правда, я согласен с тобой, что приходит время новых учёных, многогранных, талантливых, опытных. Способных возглавить человеческую науку. Как мы с тобой.
– И как Павленко, – невольно добавил Ложкин. Юрковский словно этого и ждал.
– И как Павленко, – согласился старик. – А ты знаешь, что на лабораторию Стёпы тоже был совершён налёт? Шесть ассистентов погибли. А ведь о его проекте знали от силы человек двадцать, не больше. Как же дарки узнали?
– Почему бы не спросить у дарков? – в обычной своей манере ответил Фёдор.
– Это, боюсь, невозможно, – тихо произнёс Андрей Георгиевич. – Но Стёпа жив, это главное. Он продолжит работу.
– Откуда ты, кстати, столько знаешь о его проекте? – задал Ложкин давно мучавший его вопрос. – Со мной он не был столь откровенен.
– Очень просто, – улыбнулся Юрковский. – Это тоже мой проект. Я поделился с ним своими идеями.
– Что?! – Ложкин вскочил.
– Сядь, Федя, – железным голосом приказал Юрковский, и Ложкин подчинился. – Ты, так же точно, как и Стёпа, трудишься над моим проектом. И раз уж тебе было интереснее спать целыми днями, именно я решил возглавить научный прогресс человечества. Тебе кажется это странным? Но задумайся о том, какую пользу ты приносишь человечеству. Теперь у тебя будет много времени для размышлений – оружие завершено. Я же, пожалуй, и не должен был удовлетворять твоё любопытство. Какое тебе дело до проекта Павленко? Или ты и в нём хочешь принять участие? Но Павленко, я думаю, справится без тебя. Твоя работа была здесь, и ты её выполнил. Майор Груздев просил тебя проследить за Мамонтовым, ты проследил. Серж должен был разобраться в данных экспериментов, он разобрался. Тебя я вызвал сюда для того, чтобы ты воссоздал инопланетную технологию. Ты воссоздал. Я использовал тебя, и ты оправдал мои ожидания. Вообще, ты замечал, что тебя используют все, кому не лень?
Ложкин снова поднялся, и на этот раз Юрковский этому не возражал.
А ведь он прав! – подумал Фёдор. И Юрковский, и Рома, и даже, может быть, Ольга – все использовали его. Всем от него что-то было нужно. А он…
А он только и делал, что подчинялся обстоятельствам. Не глядя на ухмыляющегося старика, Ложкин вышел из лаборатории. Он спустился на первый этаж и окунулся в прохладные дебри парка. Его тянуло к неисследованным ещё дорожкам и тропинкам, и мысли его вертелись по кругу.
Он шёл мимо странных зданий и домов. Одни были затянуты красным плющом, другие блестели свежей краской. Красно-оранжевое солнце сияло где-то у самой кромки горизонта, и его свет рассеивался над невысокой влажной травой. Луна тоненьким ноготком зависла в лазурном небе. Округлые шапки крон блестели сочно-зелёным цветом. Через парк бежал мирно журчащий ручеёк, переливаясь по каменистому дну и изгибаясь как змейка с солнечными чешуйками.
Раньше этого ручья здесь не было, отметил про себя Ложкин, хотя ручей явно бежал здесь не первый год. Старый новый ручей. Старый новый… Новый…
Учёный замер, озарённый страшной догадкой. По телу побежали неприятные мурашки.
– Не может быть!..
Он бросился бежать напрямик, избегая петляющих дорожек, и вскоре выбежал к асфальтированной равнине аэродромчика. Мусорный склад был приоткрыт, и Ложкин бросился туда. Внутри он обнаружил две тысячи синих вытянутых мешков из плотной ткани, сложенных четырьмя башенками. Мельком изучив даты на ярлычках, он полез в нужную кучу и начал расстёгивать один мешок за другим.
В голове всплывали воспоминания, складывающиеся как детали головоломки.
«…о нём сообщили полицейским завсегдатаи бара «Весёлый мангуст», где проходил праздник техасской кухни. Тело мужчины было обнаружено в мусорном баке. Специалисты сообщили, что труп был покрыт вязкой жидкостью, в которую дарки предположительно окунают своих жертв при репликации» – вырвался из памяти отрывок новостей.
«Через месяц в Смоленске нашли тело Атанасова. Всё в какой-то слизи. Лежал у помойки как мусор какой-то. А потом объявилась его точная копия – биоробот дарков» – это он рассказывал Сергею в той чёртовой клетке.
Они делают свои копии на Земле! На Земле! Им незачем похищать кого-то в космос, они могут копировать человека прямо у него дома! А что, если один дарк смог протащить необходимое оборудование во время недавнего налёта на институт?..
Но ведь здесь уже есть один дарк.
– Твою мать! – выругался Ложкин, надеясь, что его догадка – это только плод воображения. Беспокойства излишни, утешал он себя. Такого не может быть.
В помещении стоял тяжёлый запах отходов и железа. По лбу учёного щекотно стекали капельки пота. Ярко светили длинные лампы под потолком. Ложкин развернул горлышко очередного мешка… и в ужасе отпрянул. В мешке лежал мёртвый Юрковский. Лицо старика отливало синеватой слизью, рот приоткрыт, глаза закатились.
Дрожащими руками Ложкин закрыл мешок и повернулся к следующему. Он только-только приоткрыл его, как из открывшегося отверстия выпала женская рука. Учёный вскрикнул. Он узнал эту ладонь. Узнал бы её из тысячи.
Боже, с кем же я провёл эту ночь? – мелькнуло в голове. Фёдора затошнило. Он нетвёрдо отошёл от мусорной кучи и опёрся рукой о стену, закрыв другой ладонью рот.
Итак, свершилось. Биороботы дарков пробрались в лабораторию, и теперь оружие в их руках. Но… но ведь им же ещё надо как-то его вывезти. А это не так просто. Ещё можно что-то сделать.
Ложкин прислушался к своей интуиции. Он вдруг подумал, что обрадован отъезду Татаринова. И что Юля уехала – тоже хорошо. Ложкин как-то забыл о ней, наслаждаясь вернувшимися ощущениями любви и ласки Ольги. А почему Ольга была с ним так нежна? Ведь не потому, что волновалась за него. Нет. Потому, что она не помнила, что они расстались.
А Юрковский. Не этот, мёртвый, а тот, который там, в лаборатории. Разве сказал бы настоящий Андрей что-нибудь похожее на «Я использовал тебя»? Да никогда в жизни! Так почему же Ложкин понял всё это лишь сейчас? Дурак! Клинический идиот!
Интуиция вдруг взбунтовалась. Дар предчувствия окреп, усилился, открывая учёному совершенно новые грани окружающего мира. Исчезли горизонты. Пространство стало податливым. И Ложкин вдруг увидел, как далеко на юге из серой туманной мглы, клубившейся над скрытым от глаз Чёрным морем, поднимается гигантская чёрная сфера. Это был не обычный корабль дарков. Обычные, казавшиеся карликами по сравнению с этим, летали вокруг и один за другим врезались в великана, сливаясь с ним в единое целое. Дарки летели со всего мира, стремясь соединиться со своим повелителем. Ложкин видел это, но не глазами. Он словно сам там был.
Громадная чёрная сфера продолжала подниматься ввысь, и вокруг неё вращалось мощное силовое поле. Во все стороны отходили стремительные вихри, и в их пении можно было различить радостные вопли:
– Главный!.. Главный!.. Главный!..
Километровый чёрный шар начал приподниматься над туманом.
– Я иду, – прозвенел в пространстве титанический Голос. Видение оборвалось, исчезло, и Ложкин обнаружил, что лежит на полу и дышит как вытащенная из воды рыба.
– Фёдор! Фёдор! – звал чей-то голос, транслируемый кибермозгом. Ложкин принимал чей-то сигнал, но он ещё не пришёл в себя от увиденного. Наконец, он сообразил.
– Сергей?! Где ты, чёрт возьми? Что с тобой?
– Это не важно, – равнодушно ответил юноша. – Я пока не могу вернуться. Ты должен немедленно идти в лабораторию и уничтожить «Стэна».
– Что?
– Именно. Уничтожь оружие, пока оно не досталось даркам. Сохрани все данные в кибермозге и срочно уходи. Скоро здесь не останется ничего живого.
– Понял. – Ложкин вскочил и выбежал из хранилища, устремившись к зданию главной лаборатории. – Только не отключайся, слышишь? Я рад, что ты жив! Где ты?
– Извини, – последовал ответ. – Я не могу больше поддерживать связь…
– Ты в космосе, что ли? – спросил Ложкин, но вместо Сергея ему ответила обострившаяся интуиция: «да». Связь оборвалась.
Достигнув внешнего выхода, учёный поспешил по лестнице на третий этаж. Мельком он отметил, что дверь в комнату Ольги приоткрыта, но ему некогда было думать об этом. Он влетел в первую лабораторию и натолкнулся на Юрковского. Старик стоял на пути, бледный, истощённый, с воспалёнными глазами. За его спиной сидела Ольга, уставившись в одну точку.
– Надо поговорить, – начал Юрковский, но Ложкин его перебил.
– Некогда! – Он попытался отстранить старика, но к своему удивлению не смог. Тощие руки Юрковского плавно оттолкнули Ложкина, и тот едва не упал, отброшенный порывом.
– Не торопись, Федя. Ты свою работу сделал. Больше спешить некуда.
– Чёрт возьми, да кто ты такой? – Фёдор понял, что имеет дело с необычным биороботом. Но разбираться не было времени. – А ну-ка!
Он бросился на старика с кулаками, но Юрковский мгновенно отступил, перехватил руки Ложкина и направил его по инерции в приборную стену. Однако в последний момент Фёдор извернулся и, поднырнув под удар старика, сам перехватил его руку и резко дёрнул в сторону. Юрковский упал, поверженный массивным рывком Ложкина.
– Рука больно, – простонал он, хватаясь за запястье.
– Федя, что ты делаешь? – спросила вдруг Ольга, поднимаясь. Ложкин посмотрел ей в глаза и сказал:
– Оль, я проголодался. Может, сготовишь чего-нибудь?
Она смотрела на него непростительно долго. Учёный уже подумал оттолкнуть её, когда она ответила:
– Хорошо. Я быстро. – Она покинула лабораторию. Её память уже начала разрушаться.
Ложкин горько сглотнул, глядя, как она уходит. Но времени нет! Он бросился в дальнюю лабораторию, мысленно взывая к операционной системе. Необходимо срочно скопировать все данные. И уничтожить «Стэна». Только как это сделать?
В последнем помещении он был не один. Вбежав, Ложкин увидел Свету, стоявшую рядом с оружейным столом. Девушка в чёрном изящно изогнулась, подняв руки над головой, и Ложкин увидел, как потолок начинает прогибаться, продавливаемый невидимой силой. Мгновения, хрустящий грохот, и направленная с ладоней девушки мощь пробила потолок и крышу здания. Затем она посмотрела на оружие и протянула к нему руку.
– А ну не тронь, с-сука! – заорал Ложкин, бросившись вперёд и поднимая кулаки. – Именем Циолковского!..
Света подняла на него взгляд, холодно прищурилась и взмахнула в его сторону рукой. Ложкина буквально сдуло, он с силой ударился о стену и медленно сполз, зашипев от боли. Девушка коснулась оружия и исчезла. На том месте, где она только что стояла, взвился стремительный вихрь, легко подхвативший «Стэна» и вознёсший его через пробоину в потолке. По лаборатории прошёлся настоящий ураган. Гасли экраны, приборы срывались со своих мест. Что-то металлическое пролетело мимо Ложкина, больно задев его лоб. Учёный увидел, как несколько бруснично-красных капелек крови устремились вслед уходящему смерчу. Он закричал от отчаянья. Дыхание перехватило, учёный никак не мог вздохнуть. Наконец, он справился с собой и медленно поднялся. На нетвёрдых ногах Ложкин подошёл к пробоине и взглянул вверх, на беснующееся небо. Он увидел, как высоко в облаках кружились в схватке корабли дарков и лайтов. И как российские крейсеры занимают позицию на границе тропосферы.
Развернувшись, Ложкин устремился назад, к выходу на аэродром. Там наверняка должен быть какой-нибудь летающий транспорт. Свету ещё можно перехватить!
На пути в коридоре ему встретилась Ольга.
– Что происходит, Федя? – испуганно спросила она. У неё был очень взволнованный вид, она ничего не понимала.
– Потом, потом! – крикнул ей Ложкин, пробегая мимо. Его буквально вынесло из здания желание поскорее найти себе транспорт, но прямо на пороге он остановился, с ужасом глядя в небеса.
Наверху открылся ад. Тысячи дарков и лайтов роились над землёй, а полнеба заслонила собой гигантская выросшая до четырёх километров чёрная сфера. Ложкин вдруг увидел космолёт Светы – он узнал его сразу, мгновенно. «Стэн» – там, у неё. И она несла оружие своему хозяину.
– Дрянь, – не сдержал чувств Ложкин, видя, как маленькая чёрная сфера становится частью большой.
Он сплюнул. Вытер рукавом сочившийся кровью лоб и стал наблюдать за развернувшимся сражением. Дарки, осознав, что им уже не нужно прикрывать вырвавшуюся из лаборатории Свету, метнулись к своему повелителю, становясь его частью. Лайты перестроились, нанося массированные слаженные удары по гиганту, но Бессмертный словно не замечал их усилий. Крейсеры поддержали лайтов огнём. Небо окрасилось красным от вспышек орудий. Волны смертоносного излучения прошлись по пространству. Воздух заколебался, исказился рябью. Слышался нарастающий нестерпимый грохот.
И тут Главный ответил. Летавшие кругом лайты вдруг «встали» в воздухе, словно некая невероятная сила заставила их остановиться. Затем они снова начали движение, но теперь в их полёте не было свободы. Белые сферы сталкивались друг с другом. Одних притягивало к чёрному гиганту, других с силой бросало на землю. Корабли людей тоже не остались без внимания. Их потянуло вниз, безудержно, непреклонно. Чёрный великан притягивал их как рыбак, вытаскивающий сеть, полную рыбы. Крейсеры отчаянно огрызались, не причиняя Бессмертному никакого вреда.
Один крейсер, заваливаясь боком, рухнул прямо на парк. Раздался грохот и лязг, вверх взметнулось пламя. Ложкин отчётливо слышал музыку разрушения.
Корабли людей и лайтов начали взрываться изнутри. Один за другим, по цепочке. Сперва медленно, а затем всё быстрей распространялось пламя, и над головой разгорелся настоящий небесный пожар.
Учёный, в бессильной злобе наблюдавший за битвой, прислонился спиной к стене и опустился на землю. Беспощадно пылал жар, невероятный свет ослеплял, заставлял жмуриться. Фёдор был на грани обморока.
И вдруг его сознание вновь вышло за границы доступного человеку, и он увидел, как высоко над землёй движется странный корабль. Он входил в атмосферу на большой скорости, стремясь вступить в схватку. Серая сфера. Необычная, с переливающимися по поверхности сменяющими друг друга волнами бликов – красными, зелёными, синими…
– Сергей! – позвал Ложкин, вглядываясь в небеса. Огромный чёрный шар тоже почувствовал появление нового корабля и начал разворачивать скрытые орудия в его сторону. Но серая сфера ещё не вошла в фокус удара, и Бессмертный терпеливо ждал.
Ложкин вдруг понял, что серая сфера образована слиянием двух технологий – дарков и лайтов. Когда-то он сам говорил, что слияние технологий даёт нечто новое, невиданное, и теперь он надеялся, что у Сергея есть достаточно мощное оружие, чтобы получить преимущество в бою.
Внутренний голос подсказал учёному: такое оружие есть. Но его разрушительная сила огромна, и, когда Сергей нанесёт удар, вместе с колоссальной чёрной сферой исчезнет и всё, что находится рядом. Исчезнут оставшиеся корабли лайтов и крейсеры людей, исчезнет то, что осталось от парка, исчезнут институт, копии Юрковского и Оли. Исчезнет Ложкин.
Фёдор вдруг успокоился от осознания этой истины. Хорошо, подумал он, что Татаринов и Юля успели уехать. Это очень хорошо.
Серый корабль занимал позицию для атаки. Орудия Главного явно не дотягивались до него.
Ложкин в последний раз посмотрел в небеса, с трудом поднялся и уверенный, что будет услышан, решительно и громко произнёс:
– Бей!.. 19 апреля – 2 мая 2011 года.
В тексте использованы фрагменты песен «Телевизор» и «Новая кровь» группы «La Odica».
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 69
Замечания : 0%
Я будучи секундантом выполнил все свои условия! Создал тему, и следил за темой помере возможности! Но не стоит забывать про ваши обязанности, госпожа авторы. Поэтому если люди решат, что ваши тексты не соответствуют теме, я попрошу дуэль-мастера снять эти работы с дуэли! Я думаю, это будет правильно, иначе я не понимаю. Или госпожа читатели, убедительно прошу не голосовать за этих авторов! И вообще! Я же сказал, что работы вы высылаете мне на почту! Что за произвол? Я отказываюсь это понимать!..
|
Группа: МАГИСТР
Сообщений: 827
Замечания : 0%
Рассказ удален по просьбе автора
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 396
Замечания : 0%
за Лимонио.
я конечно не разбираюсь но с концовками у обоих имхо напутано
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 124
Замечания : 0%
Эээ. Гхм гм.
С темой не дружите, ребята. Лимон, тот вообще графоман-романтик, пришил сбоку ее - ни двоих, ни клетки как таковой. Хотя мне понравилось описание оружия и пара кусочков в конце. Сама история имхо не ахти. ну и романтика в истории умиляет на самом деле
Кроатоан - к теме поближе, но дооолго до нее добираться пришлось, тоже почеркушки в свое удовольствие больше. Хотя бы клетка есть, тема двоих не раскрыта, увы. Хотя условия вроде были. Автор слишком увлекся кровопотеками на обоях. И да, так уж все предсказуемо (герои просто на грани - о бооги, мы во сне, или дай читателю почувствовать себя умником на фоне героев), и эта предсказуемость как средство не оправдалась. Начало вполне так рельефно было.
(скузи за краткость отзывов, но объем, знаете ли...) Голос за Кроатоана. Дуэль есть дуэль, от темы не убежишь.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 150
Замечания : 0%
Для начала авторам скажу что работы ОООООЧЕНЬ большие для дуэлей. Так долго я еще не одну дуэль не читал. Признаюсь, мне понравилось. ОООООЧЕНЬ. Классно написано, но соглашусь, что тему не особо то и понял.
Голос даю Кро. Потому что тема виднее, но текст лучше у Лимона.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 77
Замечания : 0%
Голос за Лимонио.
Да простит меня Кро, но рассказ напоминает типичный ужастик с заведомо известным концом (точнее гибрид "восставшего из ада" и "куба"), да и слишком перемусолил он уже со снами (до состояния предсказуемости), пора новую музу искать. А рассказ Лимонио, несмотря на ненависть к ракетам и космическому будущему понравился финалом и тем, что посередине.
|
Группа: Удаленные
Сообщений:
Замечания : 0%
Гы-гы-гы! Лиза пришла! Припёрлась таки. Гм-гм. Для начало скажу, что это не литература а спам. Хорошо слать ваши работы на ящики разных лохов по эл-почте. Можно и фкантакт закидывать. Ненависть - гарантирована. Так что считаю ваш труд потраченн был не зря.
Собственно по критике. Лимонио в очередной раз продемонстрировал всем возможности своего мозга, страдающего острой литературной девственностью. Робкие вялые предложениешки, вкропления типичного для этого аффтора петросяньего пафоса, мальчишеского неокрепшего размышления... скучно! И половину не осилила. фтопку. Ливадный и то интереснее, со своим Гоги... не говоря о рассказах фанатов клуба "Динамо" в шумной пивной. И то поучительнее. Кро.
Уровень значительно выше, на фоне слабого апонента твой опус сродни каким-то откровениям, а начало вовсе похоже на фан-фик к Ветхому завету, по стилю в смысле. Скучновато. Но ты хороший афтор, у тебя есть достойные произведения, есть поиск и виден путь - это главное. Единственное что - отходи от натурализма. голос Кро ессно. Думаю следующая дуэль будет наша. )
|
|
|
