|
|
|
Дуэль № 357 - Массовый аноним!
|
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 672
Замечания : 0%
Ну что, салаги, пора вам узреть истинную битву, а секундантом буду я и мой кактус Толик; итак, вот в чем суть :
Количество участников: 12 чел.
Имена: sunRise, vigreen, Andrik, Chew, Komodor, Кирилл, Craft, Aнонимный дуэлянт и Grossjoe, Кроатоан, Горностай и vbondarev.
Голоса: Дуэлянты будут знать лишь имена своих оппонентов, но не будут знать под каким номером выставлен на показ их текст. От дуэлянта потребуется лишь сбросить свой рассказ на почту секунданту. Каждый из дуэлянтов сможет проголосовать за одного из своих оппонентов, выдавая ему 0,5 голоса. За себя голосовать нельзя, за этим будет следить секундант. В общем правила просты.
Тип: Проза
Жанр: юмор / драма (на выбор)
Обьем: 3-5 вордовских страницы
Сроки: 7 дней на написание (до 11 марта)
Голосование: 14 дней на голосование
Тема: Те, кто живут на крышах
Свои рассказы сбрасывать секунданту на почту: Soool@i.ua (Не правда ли оригинальное мыло?)
Не забываем ставить свои ники в теме письма 
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 672
Замечания : 0%
И так сори за опоздания это все технические проблемы и так я выкладываю текст :
№1
«Фьючер! Живо ко мне!» - голос разъяренного шефа донесся до ушей Трея, заставив подскочить на месте.
«Брэнон, что на этот раз? Неужели тебе не лень поднимать свою жирную задницу от стула всякий раз, когда что-то идет не так?!» - подумал паренек про себя. Чертыхаясь и посылая проклятия несносному боссу, Трей побрел на казнь.
Поднявшись на верхний этаж, Трей опасливо зашел в кабинет начальника, чуть слышно прикрыв за собой дверь.
«Вызывали меня?» - шеф не отреагировал на вопрос, продолжая прокручивать на мышке колесико, изредка кликая. Трей отлично понимал: так босс показывает свое полнейшее неуважение. Подождав еще пару минут, Трей не выдержал:
«Могу я идти?» - конечно же, он поплатился за свою дерзость.
«Стоять, Фьючер! Что это?» - рявкнул Брэнон, тыча жирным пальцем на листок формата А4.
«Отчет, сэр» - неуверенно промямлил Трей.
«Ты уверен, Фьючер? Это жалобное письмо от одного из наших постоянных клиентов! Фьючер, ты что совсем, мать твою, не в себе?! А? За это я сдержу с тебя двести» - конец фразы жирдяй произнес, противно улыбаясь.
«Но..я же..» - начал было Трей.
«Что «но», Фьючер? Что? Я ведь могу сделать так, что тебя больше и не возьмут никуда с твоим послужным списком. А теперь пшел вон» - Брэнон явно не собирался идти на уступки, всем своим видом показав, что разговор окончен. Униженный и обозленный, курьер поспешил выйти из кабинета.
Меня зовут Трей Фьючер. Я самый обычный парень из Висконсина. Мне двадцать один. Все, чего я добился за всю свою никчемную жизнь, можно пересчитать по пальцам: школьное образование, экономический колледж, работа курьером в корпорации «Брэнон и Текстон», а еще съемная квартира на окраине штата и старенький Шевроле 2003 года выпуска. У меня нет богатых родственников. И всех денег, что мне удается зарабатывать, едва хватает, чтобы прокормиться и заплатить по счетам. Я даже не уверен, останется ли завтра все как есть или станет еще хуже.
«Брэнон, ты просто мезкий жирный недоумок, желаю тебе не найти подходящих по размеру брюк, когда ты в следующий раз пойдешь в бутик. А хотя, тебе же по заказу шьют. Тогда пусть все твои «грешки» станут известны общественности. Как можно быть таким как ты? Таким самодуром? Как?!» - хмурые мысли никак не покидали мою голову.
Думая о самых изощренных методах мести, я спустился на подземную парковку, сел в свой насквозь проржавевший Шевроле и покатил домой. Выезжая с парковки, чуть было не задавил, невесть откуда взявшуюся дворнягу. Все время, пока я пробирался домой сквозь вечернюю пробку меня посещали самые разные мысли:
«Трэй, так нельзя жить, Трэй, нужно найти другую работу, Трэй, пока еще не поздно бросай, Трэй, Трэй, Трэй…»
«Трэй! Але, Трэй, возьми трубку уже наконец!» - задумавшись, я не сразу ответил на входящий вызов.
«Эми, привет!» - радостно воскликнул я. Эми –моя хорошая подруга еще со времен колледжа.
«О, ну наконец, то! Соизволил уделить мне минутку. Как ты? Уже закончил?»
«Замечательно! Да, уже еду домой, в пробке вот стою. Позволь ка угадать, ты ведь не просто так мне позвонила?» - в последнее время мы очень редко виделись и общались буквально раз в месяц, когда она приезжала навестить семью из далекого Сан-Франциско.
«С чего ты так решил? Ну да, вообще, так оно и есть. У меня есть к тебе одно предложение. Точнее, даже не у меня, у моего деда.»
«Ого! А зачем я понадобился твоему старику?»
«Не знаю. Одному Богу известно, что на уме у дедули. Просто мой дед попросил меня устроить вам встречу.» - весело прощебетала она.
«Хм…это так странно…ну хорошо, хорошо. Где и когда?» - во мне проснулась решимость.
«В субботу, то есть завтра в «Старом Кофеваре» в три часа.»
«В «Кофеваре»?Ладно, я постараюсь быть, но при одном маленьком условии : ты тоже туда придешь»
«Мм…прости я не могу там быть: прилетаю только на следующей неделе» - я услышал в ее голосе нотки сожаления.
«Эми..» - начал было я, но осекся.
«Да, Трэй?»
«Я..да так, ничего, все в порядке» - в самом деле, не мог же я пожаловаться ей на судьбу и сказать, что не приду, я не мог. Или сказать, что…нет, это безумие. Не могу.
«Ты обещаешь прийти завтра? А то мне будет неудобно сообщать плохую новость дедуле.» - даже за многие мили отсюда, я увидел, как она поднимает брови и обиженно надувает губы.
«Приду, конечно. Разве могу я отказать?»
«Чудненько! Ну все, я звоню сообщить о твоем согласии! Только не забудь, хорошо?»
«Ой, кстати, как зовут его? Деда.»
«Чарли. Чарли Грин.»
***
«Вы Чарли Грин?» - в назначенный час я появился в кофейне и, приметив приятного вида, суховатого старика за крайним столиком у окна, подошел.
«Он самый,» - Чарли, сняв шляпу, привстал, чтобы поздороваться со мной – «а вы, должно быть…»
« Трей Фьючер, сэр.» - не дал закончить ему я.
«Трей Фьючер.» - протянул дед – «Чрезвычайно рад нашему знакомству, Трей. Эми много о Вас рассказывала.»
«Интересно, что же такого она рассказывала, что заставило деда устроить мне встречу?» - задумался я.
«Трей, я предлагаю Вам раз и навсегда поменять свою жизнь» - не стал медлить Чарли.
«К худшему или к лучшему?» - насмешливо улыбаясь, спросил я.
«Это зависит только от того, какое решение Вы примете, покинув это замечательно местечко. Видишь ли, Трей,» - Грин резко перешел на «ты» - «так случилось, что именно сегодня тебе выпала возможность выбрать. От твоего выбора будет зависеть то, что ожидает тебя уже завтра.»
«Вот так новость!» - ошалело подумал про себя я, но продолжал внимательно слушать.
«Как ты думаешь, почему мы встретились сегодня?» - старик лукаво смотрел на меня, не сводя пронзительных серо-голубых глаз. Несмотря на преклонный возраст деда, глаза его были молоды. Их наполняло что-то таинственное, горящее диким энтузиазмом.
«Потому, что Вы так захотели?» - не то вопрошающе, не то утвердительно выдавил я, пожав плечами.
«Нет.» - ничуть не удивившись, произнес Чарли – «Мы встретились потому, что ты сам этого захотел. Ты захотел что-то изменить. Ты уже принял это решение, просто еще не знаешь об этом. Трей Фьючер, ты чрезвычайно высокий человек, я бы даже сказал, слишком высокий для своих лет.»
«Это вы про мои метр семьдесят? Да уж выше некуда!» - искренне рассмеялся я, однако Чарли и не думал смеяться, он продолжал:
«Тебе самое место с теми, кто живет на крышах» - старик выглядел загадочней некуда.
«Да? И кто же они? «Те, кто живут на крышах»?» - нарочно выделив кавычками загадочных существ, не унимался я.
«О, у тебя еще будет шанс с ними познакомиться, поверь мне, мальчик мой» - Грин отпил кофе – «Те, кто живут на крышах – это всего лишь люди. И ты тоже из их числа. Всех нас объединяет одно – непохожесть на других людей. Мы думаем иначе, чем они. Задумайся: ты ведь никогда не был похож на то большинство людей, которое окружало тебя . Ты никогда не мог найти с ними общий язык. И в школе и в колледже. Ведь так? Почему вдруг? Все очень просто: ты не похож на них. Ты можешь мыслить так, как не могут они. Ты всегда видел этот мир не с одной стороны, а с шести! Ты искал свой путь, в то время как остальные шли по давно изученным! В твоей голове твориться нечто невообразимое. Комбинации чисел послушно складываются в гениальные по масштабности и простоте алгоритмы. Простое экономическое образование не способно обучить этому. Ты, Трей Фьючер, тот, кому суждено занять место на крыше мира!» - последние слова Грина прозвучали настолько громко, что остальные посетители «Кофевара» начали оборачиваться к нашему столику.
«Что ж, я наверно пойду» - стал поспешно собираться я, решив, что старик совсем выжил из ума.
«Фьючер, Ред Руф, 9. Мы ждем тебя.» - услышал я вдогонку.
***
Вечером я не мог найти себе места от беспокойных мыслей, волнами атаковавших стены моего разума. Быстрым шагом прогуливаясь вдоль терассы, я раз за разом прокручивал слова Чарли: «…не с одной стороны, а с шести…искал свой путь…комбинации чисел…ты тот, кому суждено занять место на крыше мира.»
«Кто ты такой, Чарли? Откуда ты так много знаешь обо мне? Эми не могла знать и половины из того, что ты сказал. Ты думаешь, я совсем не в себе, чтобы пойти за тобой? «Те, кто живут на крышах»…хмм…наверняка, кучка старых пройдох, без зазрения совести до нитки обирающих таких как я простофиль. Ну что ж, в это раз вам придется остаться ни с чем.»
Я зашел в дом и умылся холодной водой, чтобы освежиться. Мой взгляд упал на старый ящик с игрушками, из которого высовывался краешек моего дневника. Я вел его, будучи еще совсем маленьким. Мне было девять или десять. Поддавшись любопытству, я вынул его. Посыпались вырванные страницы с рисунками и «секретными треугольничками». На первой странице ничего не было написано. Но это только на первый взгляд. Выключив свет, я прочел фосфорно светящиеся буквы: «Меня зовут Трей. Мне девять лет. Я хозяин этого дневника. Отныне и навсегда клянусь: я стану самым высоким человеком на земле, как дядя Чарли. 2000.»
«Это просто совпадение» - подумал я – «Я не мог быть знаком с Грином, это наверное какой-нибудь другой Чарли.» Пролистав примерно половину пожелтевшего дневника, я наткнулся на фотографию. На ней были я, мой отец и…
Схватив телефон, я судорожно набрал Эми. Выждал несколько мучительно долгих гудков…
«Да, Трей, ты в курсе, что я уже сплю?» - Эми, возмущенно сопела в трубку.
«Знаю, прости. Слушай, передай своему деду, что я согласен!» - прокричал от нахлынувших воспоминаний я.
«На что согласен?» - вопрошала Эми.
«Просто передай, он поймет. Спокойной ночи.» - я нажал на сброс.
***
В понедельник на следующей неделе я не пошел на работу. Я стоял у высокого особняка с ярко-красной крышей. На белом указателе виднелись полустершиеся крупные буквы: «Ред Руф, 9»
«Меня зовут Трей Фьючер. Мне двадцать один. Я пришел, чтобы стать самым высоким человеком в мире.»
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 672
Замечания : 0%
№2
- Ненавижу стулья, - следом за нелестным отзывом в бездну города летит стул, рассекая воздух и голову прохожего.
- Ненавижу, тварь такая! – вещает полумертвое тело, расквашенное фатальной мебелью, - люди, помогите! Он так весь проспект перестреляет!
По небу проплыла пернатая фантазма, высрала манну: зато искренне.
- Вызовите скорую, с..ки! Подыхаю!
Параллельно фантазме, по каменной реке улицы плывет маленькая черная субмарина. Ее цель – не достигнуть пункта Б, а продемонстрировать миру свою античность и самобытность.
Дикий крик выстрелил в третий раз, разорвал ткань обсидиановой ночи. Даже с высоты слышно хруст костей: субмарина наехала на человеческую кочку, затарахтела, высрала манну – теперь бензиновую.
- Господи, простите, умоляю! Вас не видно было…
- Мать вашу, я же ору так, что слышно на всю улицу!
- Надо было выключить музыку… Алло, скорая?! Быстрее приезжайте. Адрес?.. – посыпалась канцелярщина букв и цифр. Пока «красные кресты» доедут, им нужны будут только сачки – ловить душу усопшего среди выхлопов и кирпичей.
- Опять кидаешь? – звенит ясный голос Овы. Она здесь, рядом: стоит только подтолкнуть - и девушка ухнет вниз, к бомжам и маргиналам, к обывателям и шизофреникам.
- Ага. Скажи, весело?
- Ну да… - она размеренно, с удовольствием ощипывает мертвого воробья. Да и не воробей это вовсе в ее руках: скорее четки, средство выплескивания эмоций.
Клубы дыма и пара обнимают переулки, замирают в позе «69». В двух шагах от меня вяло эякулирует труба, выпускает дым и гарь – тоже хочет замереть в позе.
- Ова…
- Что?
- Попили немного нашего гостя, чтобы покричал.
- С удовольствием! – она потягивается, достает старую хирургическую пилу: на крыше и не такое валяется.
Меланхоличная кровавая луна плодит блики на лезвии, в попытке придать казни эстетику.
- А как давно ты ее укокошил?
- Час назад, а что?
- Прикидываю, сколько варить. Слушай, прямо как в стихах:
Это, знаете ли, нога.
Это, знаете ли, запястье.
Разобрали меня на части.
- Хорошая идея: кинь-ка мне ногу.
- Лови.
Провожу пальцами по гладкой, молодой коже, редким волосам: счастье было обладать таким телом. Кости тонкие, фарфоровые: она, как рябчик – аппетитная и хрупкая.
- А кто это был?
- Люси с булочной. Хорошая, правда?
- Да, быстро зажарится. Ладно, ты пили, а я пойду, поиграю, - беру домашний набор хирурга: нож, прищепка, чайная ложка, бутылка водки.
- Смотри: потом тебя пилить начну! Вчера трупы не повыкидывал, теперь воняют.
- Да ладно тебе! И вообще, нехорошо, про людей, как про мусор, говорить.
- А как иначе? Те, кто внизу – такими и являются: грязными, мерзкими. Пырнешь ножом – сразу потроха посыпятся.
Дикая эмульсия расплескалась по воздуху, замазала городской грязью и высотной кровью. Вырезке из атмосферы остается только идти в захоронение, сгорать в выхлопных трубах.
- Желаю удачи, - ноги направляются к окраине крыши.
«А может, ну его, этот глаз? Прямо тут снять штаны и…?» - я осклабился.
«Черт с ней, смертью. Нежить тоже любит секс» - словно завыл труп.
- Э нет, парень, держи себя в руках: у тебя другие планы, - из кармана плавно вылезает нож, он – первый самый.
Веки не реагируют на мое чуткое прикосновение. Чувствую упругий организм: даже после смерти он пружинит, противится ножу. Лезвие плавно проходится по веку и доезжает до виска, создавая свободу фокусам. Прищепка туго раздвигает веки, чтобы не мешали.
Тело долго хранит память о столкновениях. Холодную чайную ложку, которая заходит за глаз и выковыривает его наружу – всегда.
Мутное око болтается висельником на нерве. Делаю аккуратный надрез – и глазное яблоко тихо опускается на дно ладони. Круглое, симметричное, красивое: не верится, что человеческое тело содержит в себе такое.
«Еще и аппетитное. А может…»
- Это же подарок, как можно? – ступни направляются в сторону Овы, в унисон голосу изнутри.
- Ова, это тебе.
- Ой, какая прелесть! Ты просто чудо! – руки обвивают меня бетонными цепями, ложатся кирпичами прямо на сердце.
- Не надо… Больно.
- Ну, как хочешь, - она возвращается к котелку.
- Знаешь, а Люси уже готова. Угощайся, - следует своему совету, вонзает зубы в худую ногу.
Кажется, что призрак сидит в легких: ночью он появляется во снах, а днем живет в альвеолах. Когда хочется говорить, привидение оплетает язык, чтобы озвучивать за меня галантные фразы. Вместо ног – костыли: у нас общая пара на двоих. А когда нужно стоять уверенно, он опутывает ступни, чтобы уронить меня в грязь и цемент. Были бы руки – замуровал бы.
- Уйди.
- Нет.
- Уйди!
- И не подумаю. Наконец-то соображать начал.
Поток внезапного страха разрывает сердце изнутри: она хочет играть, и даже объясниться.
- Ты хороший, правда. Но одинаковые создания отталкиваются, а в нашем мире зачастую поглощаются друг другом. Не обессудь – сегодня поглотишь явно не ты.
- Ты кто такая вообще?! - сердце замедляется, чеканит последние секунды.
- Я? Бабочка, которая мнит себя человеком. И так сильно в этом уверенна, что и другие поневоле тоже.
«Бабочка-людоед? Нет, бред! Стоит только себя ущипнуть…»
- … и ты никуда отсюда не денешься.
Вдыхаю.
Если мне действительно предстоит исчезнуть, надо дышать глубоко и часто, вобрать в себя мир, пока есть время.
Вдыхаю.
Слышу тихий шелест крыльев, мир начинается рябить. Безудержное эхо наполняет уши, его не остановят ни кордоны, ни огонь и даже ни воды.
- Знаешь, на самом деле, в этом мире достойны жить только насекомые. Ей-богу, мы самые миролюбивые.
Начинаю медленно приходить в себя. Невидимая призма распадается на тысячи осколков, мир снова набирает красок.
- В этом ваша проблема. Не боретесь – живите под башмаком, - кидаюсь вниз, к земле. Не чувствую ничего, кроме мощного потока ветра и надежды, что никто меня больше не одурачит.
- Куда, сволочь?! – последний крик и глухой поцелуй земли.
При виде мертвого тела дамы упали в обморок, приличия ради. Любопытные впали в кому, вонзили сочные взгляды в глухие глаза мертвеца.
- Да что у вас творится тут?! Сначала стулом зашибли, потом переехали, еще и суициднулся, дебил.
- Бедный парень! Молодой же еще, - вздохнула одна, не потерявшая самообладания.
Смог и винные пары метко попали в ее нос и глаза.
- Че жалеть-то? Придурок, коли с крыши сиганул. Сам виноват!
- Экий вы недалекий, мужчина! Трагедия ведь…
Мужчина грубо ткнул девушку в лоб.
- А это еще чего? Усы? Как у бабочки, честное слово.
- Совсем синий, что ли?! Иди, опохмелись!
- Ладушки. Только подбрей их хотя бы, фарфалла эдакая!
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 672
Замечания : 0%
№3
Особенный
1
- Должно получиться…
Возле стола метался человек в белом халате, в руках он держал две колбы с жидкостью разных цветов. Медленно взбалтывая, мужчина перелил содержимое из одной колбы в другую – жидкость обрела красный цвет.
- Поставить на пять минут. – пробормотал он, замеряя время на часах.
От двери исходило два глухих стука. Мужчина посмотрел на центрифугу, после на дверь и вскрикнул:
- Да какого черта?!
Он уже у двери, два щелчка и замок освобождает выход к коридору. Мужчина находился в состоянии ярости и бешенства, но когда дверь приоткрылась – там стояла соседка Ирина, красивая женщина тридцати лет – он подобрел, улыбнулся.
- Ира, доброго дня – произнес мужчина, рассматривая милое личико соседки.
- Вы позволите войти? – резким тоном спросила женщина.
- Вот те, ни доброго, ни дня – подумал мужчина, провожая жестами Ирину в гостиную.
- Мне нужно с Вами поговорить, Антон Алексеевич.
- Садитесь.
- Спасибо. – Женщина села. – Я знаю, Вы человек занятой, но всё же нужно знать меру своим опытам. Вчера на крыше пропало постельное белье, а сегодня и вовсе все вещи! – женщина активно высказывала своё недовольство, время от времени внюхиваясь в запах, исходящий из кухни. – Мы с мужем посовещались, и хотим, чтобы Вы прекратили эксперименты на крыше. Посему, прошу, отдайте мне ключ.
Мужчина подошел к окну, приподнял серый горшок с цветком и взял ключ с подоконника.
- Вот… – он протянул ключ женщине.
- Спасибо за понимание – соседка встала и направилась к выходу. У самой двери она повернула голову в сторону кухни:
- Да что ж там воняет?! – с недовольным видом произнесла Ирина.
Антон посмотрел в сторону кухни – «Черт», посмотрел на женщину – «До свидания», закрыл дверь и мигом побежал на кухню.
Жидкость в колбе обесцветилась, а запах стал более резким, горьким. Он глубоко вдохнул, посмотрел на окно в кухне: «Вновь испортил», приподнял белый горшок с цветком и взял оттуда ключ.
Находясь у двери, он подумал, что если бы не запах, то мог отдать и дубликат.
«Женские чары» - прошептал Антон, открывая дверь, ведущую на крышу.
Щелк, щелк – готово!
2
Небольшое усилие на дверь и выход, ведущий на крышу, свободен. Солнце слепило глаза, мелкая тень промелькнула среди развешенного постельного белья и скрылась за углом кирпичной надстройки, ведущей на другую сторону дома.
- Сынок, - гукнул Антон, – выходи! Это я – папа.
Сына медленно выглянул из-за угла: «Папа», обрадовался он.
- Маалум, я же просил тебя не прикасаться к чужим вещам – произнес отец, сын покраснел, и вновь спрятался за кирпичной надстройкой.
- Не уходи от разговора, – сказал Антон, – будь мужчиной. Если напортачил, то должен ответить за свои проступки.
Серьезный тон пугал сына, он хотел скрыться, но совесть не позволила убежать.
- Я больше не буду – произнес Маалум. – Что не будешь? – Я больше не буду портить чужих вещей.
Как груз с плеч, отец облегченно выдохнул и улыбнулся: «Молодчинка».
- Можешь дальше развлекаться – произнес Антон и направился к двери.
- Ты уже уходишь? – взволновано спросил Маалум.
Отец повернулся к нему.
- У меня не получилось. – Мужчина отвернулся от Маалума и повторил. - Прости меня, у меня не получилось.
Сын посмотрел на небо, перевел взор на огрызки и порванное белье, а после на Антона: «Ничего, еще получиться. Побудь со мной хоть немножко».
Маалум немного подбодрил его, мужчина повеселел и присел рядом с сыном. Они рассматривали небо пару минут, после чего младший произнес:
- Сколько мне еще здесь прятаться?
- Я стараюсь – ответил отец, отводя взгляд от сына.
- Я знаю – спокойно, шепотом сказал Маалум.
Мужчина посмотрел на искусанные руки сына – он понял насколько ему больно, но ничего поделать не мог.
- Пап, а когда у тебя всё получиться - я смогу гулять с другими детьми?
Антон прослезился, он хотел сказать правду, но все же соврал: «Да, сынок, сможешь».
Ребенок обрадовался, он начал бегать вокруг постельного белья как безумец, время от времени выдавая радостные вопли на всю крышу.
Отец хотел разреветься во всю, но сумел себя удержать: «Ладно, сынок, мне пора работать», он быстро рванул к входу в дом.
- Ага, - сынок улыбнулся ему вслед, – удачи!
Антон спустился в квартиру, примкнул дверь, ведущую на крышу, взял телефонную трубку в руки и позвонил.
3
- Алло – прозвучал нежный женский голос на другом конце провода.
В трубке слышалось тихое рыдание. «Алло» - вновь произнесла женщина.
- Настя, это я, Антон – произнес он.
- Ааа, Антон – в голосе слышалась симпатия к мужчине.
- Мы можем встретиться?
Пару секунд в трубке царило молчание, после чего прозвучало долгожданное «Где?».
- Бар «Закат», недалеко от моего дома – сказал он.
- Скоро буду – Настя ожидала, что Антон еще что-то скажет, но мужчина в момент положил трубку.
Женщина зашла в бар, заметила пьяного Антона у барной стойки.
- Еще сто грамм – он обратился к бармену, тот в ответ долил водки в стакан.
- Что стряслось? – слегка напуганным тоном произнесла Настя.
- Выпей со мной! – мужчина поднял указательный палец вверх – бармен налил водки в другой стакан и дал его, сидящей возле Антона, Насте.
Девушка выпила вместе с ним: «Что случилось?».
- Ты понимаешь, – с трудом выговаривая слова, твердил Антон, – он никогда не сможет гулять с другими детьми! Женщина молчала, она не понимала о чем идет речь. – Я не смогу ему помочь! Я никто! – мужчина заплакал.
Бармен налил еще по сто грамм.
- Выпей – предложила Настя. Антон выпил и продолжил:
- Я ради него бросил работу, переехал в эту старую, зловонную квартиру, кхе – мужчина закашлял, женщина протянула ему стакан с водкой, – я тысячу раз пытался сделать это чертову вакцину, но НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ, – он злостно ударил по стойке, – не получается – полушепотом повторил Антон.
Бармен досушил бутылку, налив последние два стакана доверху, вопросительно посмотрел на женщину – Настя отрицательно покивала в ответ.
- Кры-ша – прошептал Антон, залпом выпил стакан водки и отключился.
- Вызовите такси, пожалуйста – обратилась женщина к бармену.
Через десять-пятнадцать минут приехало такси, водитель помог усадить Антона на заднее сиденье.
4
Настя приоткрыла глаза, Антон еще спал. Девушка захотела приготовить завтрак, но вместо привычных кухонных вещей обнаружила лишь центрифугу, белый халат и стол с колбами. «Ошиблась» - подумала Настя. Пройдя по комнате, она обнаружила старую дверь. Ключ находился в замке, девушка провернула его пару раз – дверь открылась. Она увидела перед собой лестницу – ей вспомнилась последняя фраза Антона, Настя последовала вверх по ступенькам.
Девушка с трудом приоткрыла дверь, перед ней сидело полтора метровое существо, медленно жующее постельное белье.
- Напилась,… бывает – произнесла Настя. Девушка ненадолго закрыла глаза, а когда открыла – на неё смотрела довольная харя с бельем во рту.
- Привет, – произнес он, как можно шире улыбаясь ей – Я – Маалум.
Подобное приветствие прошло бы с Антоном, но для незнакомки это действие смотрелось страшнейшим кошмаром – черное существо, похожее на гигантское насекомое с чешуйчатым лицом оскалилось на невинную жертву, демонстрируя ей свои клыки. А приветствие лишь усилило и без того бурную реакцию Насти.
- ААААА, ТАРАКАААААН – проорала женщина и впала в обморок.
- Чо? Тетенька, что с вами? – взволновано спросил Маалум, но ответить было некому.
Антона разбудил громкий крик. Мужчина вскочил с постели, в голове отдавала эхо. Он побежал на кухню, но по дороге туда, увидел открытую дверь, ведущую на крышу.
Забежав по ступенькам, Антон увидел обездвиженную Настю и жующего постельное белье Маалума.
- Черт, черт, черт… Настя же – воспоминания мужчины прояснялись, он вспомнил как добрался домой, и как девушка улаживала его спать.
Антон перевел взгляд на сына: «Мл*, мы же говорили о чужих вещах».
- Извини, - Маалум быстро выплюнул белье на пол, – я больше не буду, честно!
- Аааа,… одни проблемы – мужчина наклонился к Насте. – Отключилась,… повезло. Скажу: напилась до чертиков,… должна поверить.
Маалум занервничал и бессознательно принялся жевать развешенное белье, как вдруг у двери, ведущей в дом, появился соседка Ирина. Она посмотрела на Настю и Антона:
- Как?.. Что произошло? – медленно её взгляд переключился на порванное белье – МОЁ БЕЛЬЕЕЕ – проорала женщина.
- А, здрасте, – произнесла, жующая белье, довольная рожа сынишки – Я не специально!
Глаза женщины вылетали из орбит, а голос залился истерией: «ААААА, ТАРАКАААААН!!!»
- Агррр, еще одна упала в обморок – прорычал Антон. – Ну мл* спасибо тебе Господи.
- Маалум, блин, выплюни белье! Да сколько ж мне еще повторять! – разгневался отец.
- Извини – ответил сын. – Я ж не специально.
- Нужно отнести их в квартиру, поможешь? – отец вопросительно посмотрел на сына.
- Я? В квартиру? – Маалум был там всего раз в жизни, когда они переезжали, он не ожидал такого вопроса. – Да! – он улыбнулся, подбежал к отцу, тот положил Ирину ему на спину, а сам взял на руки Настю. Они последовали в дом.
5
- Что ж мне им сказать? – отец положил Настю на свою кровать, в то время, как Ирина лежала на диване у прихожей. – Ладно, что-то придумаю.
Мужчина пошел проверить состояние соседки и Маалума. Сына в прихожей не было.
- Маалум! – прокричал Антон - Маалум! – черная тушка прибежала на своих восьми с кухни, его довольная рожица блестела от удовольствия, он горел желанием побывать в доме.
- Маалум, я же просил тебя скрываться от посторонних!
- Извини, - пробормотал он, – но дверь лишь слегка приоткрылась, я думал это ветер.
- Я же говорил, ты особенный, тебе не следовало показываться им на глаза – продолжил поучать отец.
- Я же сказал, извини – сынишка заплакал, и побежал на крышу.
Антон стыдился, он понимал, что Маалум не виноват, и рано или поздно, но такой момент бы настал. Маалум - всё еще ребенок, и не важно какое у него тело.
Прошло минут тридцать – Ирина очнулась.
- Что случилось? – произнесла она.
- Извиняюсь, - Антон улыбнулся – у меня разбилась колба с химическим раствором, запах дурно повлиял на вас – Вы потеряли сознание.
Соседка встала на ноги, ум медленно прояснялся, сквозь туман в голове возникал образ огромного таракана и пожеванного постельного белья.
- Нет, нет – в попытках убедить себя промолвила женщина – нет, там что-то было.
Улыбка на лице Антона исчезла. «Химикаты бурно влияют на воображение» - убедительно продолжал мужчина.
- Нет. Я видела это – тихо, но уверенно произнесла Ирина. – Мне нужно... – женщина не договорила, резко сбежав домой.
- Твою ж ма… - Антон пошел в спальню к Насте.
Девушка проснулась спустя полчаса после ухода Ирины. Возле неё стоял остывший кофе и рядом лежал Антон.
- Проснулась – радостно произнес он.
- Я видела странное существо на крыше – девушка потянулась за кофе.
- Сон. Это был всего лишь сон! – ответил Антон.
- Возможно… Холодный! – Она смотрела на кофе.
- Ты долго спала! – ответил он.
- Да?! – девушка улыбнулась и отвела взгляд на настенные часы. – 11:14? Твою… мне пора бежать, Антон, извини – девушка оживилась, быстро надела плащ, обула сапоги и поспешила к выходу.
- Давай я тебя хоть провожу?
- Не стоит.
- Ну, хоть бы в подъезд?
Настя посмотрела на серьезное лицо Антона и захихикала: «Как пацаненок, ей Богу». Он не понимал её реакции, смотрел, но не понимал.
- Чего стоишь? Пошли – произнесла Настя.
6
Антон вызвал лифт, через пару десятков секунд он прибыл на их этаж. С лифта вышли два милиционера и направились к соседке.
- Что это? – спросила Настя.
- Не знаю – Антон подозревал, что это к нему – Не важно, беги – девушка зашла в лифт, и мужчина напоследок улыбнулся ей. Двери закрылись, и лифт последовал вниз. Антон зашел в квартиру, но через пару минут последовал стук в дверь.
У порога стояло два милиционера и Ирина.
- Антон Алексеевич? – спросил низкорослый из милиционеров.
- Да.
- Ирина Георгиевна утверждает, что Вы проводите в своей квартире запрещенные эксперименты с насекомыми.
Антон заволновался, в ответ последовало невнятное «Нет».
- Разрешите пройти? – спросил второй милиционер.
- Проходите – обеспокоено ответил хозяин квартиры.
Все четверо последовали внутрь. Милиционеры сразу же почувствовали резкий запах, бродящий по дому.
- Отрава на кухне, а эксперименты на крыше – сказала Ирина.
- Обождите, гражданка. Мы сами разберемся – ответил низкорослый, и попросил провести их на кухню.
- Что это? – высокий, под два метра роста, милиционер показывал пальцем на центрифугу и стол с колбами.
- Я вирусолог, занимаюсь разработкой и созданием вакцин – ответил Антон.
- На дому? Ха. А это не опасно?
- Нет, – Антон подошел к центрифуге, на полу лежал рюкзак, из него он достал папку с документами, – вот разрешение и заверение о безопасности проводимых экспериментов.
- Хо-ро-шо – с облегчением ответил меньший из сотрудников. – Думаю, запишем как ложный вызов. Да, Павел? – он вопросительно посмотрел на своего коллегу, на что тот одобрительно кивнул.
- А как же крыша? – в разговор вмешалась соседка. – Монстр, то там живет. И всё моё белье пожрал. Да и меня чуть не сожрал.
Милиционеры глубоко вздохнули и пошли следом за Ириной на крышу. Антона убивало волнение, сердце выскакивало из груди, а глаза затекали кровью от давления. Он не желал идти наверх, но выбора у него не было.
Ирина поднялась первой, в белоснежном постельном белье что-то укуталось.
- Вот он, монстр! – прокричала она.
Милиционеры резко ускорились и поспешили к выходу на крышу, Антон вслед проголосил «Не трогайте его! Он просто ребенок!»
Все лица поднялись на крышу, в пару метрах от них что-то мешалось в простыне.
- Я же говорила, он создал монстра! – промолвила Ирина.
Простыня спала с Маалума – на лицах всех присутствующих на крыше застыло удивление.
- И это Ваш монстр? – заливаясь диким смехом, Павел первым нарушил напряженную тишину.
- Да это ж ребенок! – поддержал его коллега по работе, также заливаясь хохотом.
Антон удивленно смотрел на сидящего в белой простыне ребенка, на нём не было никаких присущих таракану особенностей, обычное дитя, с милым лицом и черными волосами.
- Маалум? – вопросительно произнес отец.
Ребенок улыбнулся: «Нет, папа, не Маалум, а – Максим».
- Максим? – переспросил Антон. Посмотрев, как ребенок утвердительно кивал ему, мужчина улыбнулся.
7
Милиционеры вместе с Ириной спустились с крыши в дом, дабы документально затвердить ложный вызов.
Антон подошел к Максиму, и увидел под простыней остатки от прошедшей линьки.
- Как это случилось? – спросил он.
Сын улыбнулся: «Не знаю».
- А когда это случилось?
- Как только я выбежал из квартиры на крышу, у меня отпали пластины на спине и на груди, немного позже отвалились лишние лапы и пластины с остальных четырех. А в самом конце, стала лущиться чешуя на лице.
- Значит, что-то произошло в квартире – подумал Антон – и тогда, когда меня не было с ним.
– Что ты делал на кухне? – спросил отец.
- Я хотел пить, а вода была только в одной посудине на столе. – Максим посмотрел на Антона и быстро увел от него взгляд, стыдясь своего поступка. - Извини, что без разрешения. Но, она всё равно горькая была, ты бы не стал её пить.
Антон задумался: «Неужели у меня получилось?». Мужчина смотрел на пролетающие мимо летние облака, пока сын не спросил: «Пап, а теперь я смогу играть с другими детьми?».
Отец перевел взгляд на отпавшие пластины и грудной панцирь, посмотрел на ребенка, утвердительно кивнул и громко засмеялся.
- Чего? – спросил сын.
- Абсурд! – ответил он.
- Не понимаю.
- Я тоже, сынок, я тоже.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 672
Замечания : 0%
№4
ТОТ, КТО ЖИВЁТ НА КРЫШЕ.
Глава 1. Арсен Шатобриан.
-Алло. Да. – Звонок сводной сестры. – Сейчас.
Скрытая интонация выдаёт её неприязнь ко мне.
- Ты слышишь меня или нет. Отцу плохо приезжай. Исполни последнюю волю умирающего.
- А может всё обойдётся как в прошлый раз? – Тишина в трубке, сестрюля снова строит коварный план раздела наследства.
- Послушай Арсен! Я знаю у тебя затруднительное положение с деньгами – И снова тишина, всё до мелочей учтено, интонация, властная речь, спорить с стервой тяжело. Особенно в моём теперешнем положении.
- Благодаря тебе! – Тяжело быть ягнёнком в стае матёрых волков.
- Сто тысяч долларов. Сумка у меня в руках. Получишь деньги, перед тем как войдёшь в комнату к отцу.
- Оплати такси… - Бросаю мобилу на подушку.
Студенческое общежитие номер три, полный отстой для таких как я. Факультет механики, с дипломом бакалавра, куча долгов и повестка от военкома. Серёга снова брал мои вещи. Зелёная футболка с кислым запахом пота и дешевых Зинкиных парфумов.
-Фу, - стирать нет времени. Сто тысяч не валяются на дороге. Вспомнили и обо мне родственнички, у старика совесть заиграла, решил простится перед дальней дорожкой.
Выскакиваю на улицу, проверяю карманы, в надежде отыскать последний грош. Бесполезно, вечеринка удалась на славу, денег в карманах ноль. Поднимаю руку, предлагая себя на продажу.
Наживку заглотнули старенькие Жигули бежевого цвета, перестроившиеся со второго ряда, немного подрезав дорогую иномарку.
- Куда? – Спросила женщина бальзаковского возраста, попыхивая папироской.
- Площадь Советская! – Открывая дверцу, вскакиваю в задрыпаный салон.
- Поехали красавчик. – Машина взревела, взвизгнула стёртым ремнем генератора, и мы тронулись, вопреки всем законам и правилам уличного движения.
- Там красный?! – С удивлением замечаю, безразличие Шумахера к обстановке на дороге.
- Расслабься. И не бухти. Можешь травить анекдоты. Можешь курить. А можешь и мной овладеть. – Пухленькая тётенька рассмеялась, с интересом наблюдая за моей реакцией. – Ха-ха. Шучу носатенький. Шучу.
Мимо промелькнул салон для новобрачных, и вспомнились последние слова Снежки, шикарной девочки килограмм за сто. - Мы будем прекрасной парой. И я хочу быть в белом. – Чего только по пьянее не пообещаешь, когда все девочки кажутся красавицами. Да весёлая жизнь студента пятикурсника, разбавленная крепкой порцией дешевого спиртного, из соседнего киоска. Лучше армия и Дальний Восток, чем этот боров её папаша, и семейка даунов, обступивших кровать поутру. Совсем не представляю себя в форме, да ещё ночью и на посту. А вдруг война. И я ранен, в живот. И санитарка, пьяная. Снежка.
- Тьфу! – Взбредёт же такое в голову.
- Не грусти кудрявый! Дети придурками будут. Смотри на жизнь проще. – Рука с татуировкой Клава, резко крутанула баранку вправо. – Площадь! Тебе где остановить? Ломоносов.
- Почему Ломоносов? – Переспрашиваю у Клавы.
- Высокий. Красивый. Студент. Без очков. Ломоносов, «эфиоп твою мать». Я ж тебя возле студ-городка подхватила. – Не унималась добрая фея, блистая передо мной, дедуктивным методом с познаниями Шерлока Холмса.
- Остановите у стекляшки. – Прошу весёлого водителя, прижаться к обочине, где меня уже поджидал один из головорезов моей дорогой сестрёнки, по кличке Буфет.
- Пентхаус? Солидно живешь. Курносый. А по виду бомжа, бомжой. – Мотор затроил, и добрая Клава расплылась в улыбке, протягивая руку на прощанье.
- Опричник, рассчитайся с водилой. – Поднимаюсь с места, киваю на прощание затейливой хохотушке.
Громко хлопнув дверью, провожаю взглядом ржавую таратайку, и её весёлую хозяйку, на мгновение отвлёкшей меня от родственников и грустных мыслей с разделом имущества и права моего наследства.
Байстрюк, - родовое клеймо незаконнорождённого, преследовало меня с самого детства. Это обидное для меня слово придумал дядя Георгий, брат Елизаветы Петровны, законной жены моего отца. И только суровый взгляд бати, заставлял мириться родню с моим присутствием в их доме. Перечить ему, не смел никто, и воля сильного для всех золоторотцев закон.
Будучи поздним ребёнком, появившемся на свет от простушки секретарши, когда отцу было чуть больше пятидесяти трёх. Небольшой форс-мажор и мать навсегда исчезла из моей жизни, прихватив при этом солидную сумму денег. Являясь единственным наследником и продолжателем рода, я встретил яростный отпор со стороны зарвавшихся родственников. Кровожадная армия дядей, тётушек, соболезнующих и просто доброжелателей, травила меня ежедневно при этом вливая в уши отца словесную отраву моей ненужной бренной сущности.
Последний случай, случившийся со мной, навсегда закрыл для меня двери родного дома.
Приличная девочка Береслава, племянница и ровесница, подстрекаемая моей сестрой, тайно проникла в мою комнату, когда я спал после очередного разгуляю. Крики о помощи разбудили меня и пол крыла находящегося рядом с моей комнатой. Чуть позже сбежался и весь дом, готовый вершить надо мной акт правосудия, и защитить бедное создания от варвара насильника. Береслава корчилась на полу от приступов истерики в обольстительном пеньюаре, без единственного следа насилия, извергая в мою сторону угрозы и проклятия. Последним вошел в комнату отец. Я болезненно запомнил его последние слова.
- Молодой, сильный, весёлый в противовес дурной лоб. Вон с глаз моих. Завтра же переберешься в общагу. – Спокойно ответил сильный человек, стоящий выше дешевого фарса.
- И это всё!? Кирилл? – Елизавета Петровна, рыдала горькими слезами, изображая из себя убитую горем бабушку.
- Лиза прекрати. Ты хочешь, чтобы я поверил в то, что Арсен домогался пустышки Береславки. – Главу семейства утомлял, ночной переполох и воспалившаяся болезнь с каждым днём всё чаще напоминающая о себе.
- Но бедная девочка… - Не отступала змеиная голова.
- Он её изнасиловал! Сволочь безликая. Проститут. – Кричала, брызгая слюной Мая Семёновна, жена Георгия, с большой арбузной грудью и следами былой красоты на лице.
- Ага. Как я тебя. Когда твой рогатый муж, уезжал в командировку. Я думаю, ты помнишь нашу любимую игру, « найди корабельную пушку».
- Что? – Расширились глаза Елизаветы Петровны. – Ты с Кириллом …- Она перевела всё своё внимание на Маю.
- Шлюха! Грязная девка! – Григорий Петрович залепил увесистую пощёчину жене, и замахнулся, чтобы ударить второй раз.
Снова в конфликт вмешался отец, перехватив руку Георгия.
- На сегодня хватит. Ты уже себя показал, как мужчина. Иди спать. – Немного подумав, добавляет. – И все остальные тоже.
Прошло два года, скупые звонки от отца и небольшая сумма денег, от секретаря, выдающего аванс раз в неделю. Да многого и не надо. Молодость и весна брала от жизни всё.
Переступив порог родного дома замечаю сменившуюся обстановку за время моего отсутствия. Незнакомые холодные лица прислуги, скользкие любопытные взгляды дальних родственников. Старую охрану сменили на новую, как и мебель в этом доме.
Открылись двери в спальную комнату племянницы. Испуганная Береслава не ожидавшая моего появления, захлопнула двери, даже не поздоровавшись. Рыжая болонка, с большим бантом пробегая мимо меня, остановилась, с любопытством рассматривая незнакомого посетителя. Я всегда любил собак, и они это чувствовали своим маленьким собачьим сердцем. Не смог удержаться, чтобы не взять её на руки и не потрепать за холку.
- Тебя как зовут Кукла. Ам. Я тебя съем. – Пытаюсь играть с собакой.
- Это мальчик. И зовут его Рацапундель. Оставь собаку в покое. А то он от тебя ещё блох наберётся. – Этот голос мог принадлежать только одному человеку, моему заклятому врагу, сестричке.
Отпускаю собаку и поворачиваюсь на голос.
- Здравствуй Ксюша! Как ты постарела.- Через силу делаю умилённое лицо и пытаюсь поцеловать сестру в щёчку. – Сколько тебе пятьдесят шесть?
- Умный, да. А посчитать слабо. Пятьдесят пять, но выгляжу моложе. – Удерживая мою сумку с моими деньгами, она молодцевато покрутилась на пяте, подняв кружевную юбку веером. За два года она совсем не изменилась. Стройная, смуглая с подтянутым животиком и метровым слоем дорогой штукатурки, она и вправду выглядела моложе своих лет. Жадная к деньгам, и постоянно меняющая своих старых любовников на верных мужей своих подружек, она снискала дурную славу каракурта.
Манерная дама аккуратно взяла меня под руку, не переставая при этом сверкать своей дорогой улыбкой и новыми жемчужными зубками. Потянула меня большим коридором, залитым ярким светом, и роскошью высоких стен.
- Арсен, я знаю, ты злишься на меня. Прошу перестань. Я даже в знак примирения готова забыть, тот небольшой ночной инцидент. – Она прижалась ко мне сильней, и я ощутил на своей руке её маленькие звериные коготки. – Отцу плохо, всю ночь не спал. Нам приходится давать морфин, два, три раза за день. Доктор и медсестра ни на шаг не отходят от постели больного. Утром случился приступ, не внятный бред длился целый час, после чего, он приказал послать за тобой. – На мгновение она замолчала, пред входной дверью рабочего кабинета. – Он ждёт.
- Где? – Моя рука потянулась к сумке.
- Арсен! В такой момент ты думаешь о деньгах? – Улыбаясь, передаёт небольшую дорожную сумку мне в руки, подталкивая в спину, открывает двери рабочего кабинета.
Двери за мной плотно прикрыл личный телохранитель отца, седовласый Данилыч. Верный спутник из числа бывших оперативных работников развалившегося комитета государственной безопасности. Алан и Макс, улыбаясь, кивнули мне в знак приветствия, на службе им запрещалось говорить.
Доктор ввёл сильнодействующий адреналин, и глаза больного открылись, бледная рука приказала мне приблизиться.
- У вас десять минут. После этого наступит клиническая смерть. Вы поняли. – Снял кислородную маску, и отошел в дальний угол комнаты.
- Ближе. Арсен мне трудно говорить, подойди ближе. – Рука беспокойно металась не находя опоры. Силы покидали тело, как песок в часах, проваливаясь в тёмную смертельную бездну.
- Сынок. Я ждал тебя, и знал, что ты прейдешь. – Он протянул ослабшие руки навстречу мне и попытался обнять меня. Прильнул к моей щеке, своей плохо выбритой щекой, и я ощутил влагу. Отец плакал.
- Папа. – Обнимаю родного и единственного человека покидающего меня навсегда. Некогда сильное тело, защищавшее меня от всех невзгод и страхов, ослабевало с каждой минутой и сказанным словом мне. – Папа.
- Арсен. – Он обращался ко мне, и каждое слово давалось ему с большим трудом.
- Тебе плохо. Позвать доктора. – Мои последние слова застряли у меня в горле, осознавая мысленно всю нелепость сказанного.
– Молчи и слушай. Я хочу открыть тебе тайну.
- Какую? – Мысли в моей голове переплетались, вспоминая последние события на бирже и скандал мафиозного клана, в триаду которого как мне казалось, входил и мой отец.
- Тайну имени твоего. – С трудом снял золочёный перстень с хищным оттиском, раскрытой львиной пасти. И положил мне в руку. – Твоё имя раньше принадлежало мне. Я назвал тебя в честь себя. Граф Арсен Шатобриан, с богатой родословной и кучей родственников живущих в другом измерении. Ты сможешь увидеть свою семью, преодолев временной континуум, и ветхую временную кривую, по которой я попал сюда шестьдесят семь лет назад. – Вздох.
- Он бредит? – Обратился за помощью к специалисту, стоящему в дальнем углу комнаты.
Ответ был отрицательным. Доктор замахал головой.
- Убегая от столетней войны, в новый неизведанный для меня мир, я оставил двух племянниц и дядю в родовом имении Шатобрианов, в подвалах которого спрятана тайна перемещения. Разгадкой послужит тебе перстень с изображением льва.
- Но как?.. – Надеваю перстень себе на палец.
- Молчи и слушай. – Тихий голос едва доходил до моих ушей, оставляя в полном неведении находящихся в комнате. – Прорвав время и оставаясь здесь, я оставил открытый проход для тебя, чтобы ты смог вернуться в то время откуда мы пришли. Ты похож на меня как две капли, и вернувшись назад, родня не заметит подмены. К тому же, меня все считали веселым шутником, не обращая должного внимания на моё балагурство и блудословие. Переместившись туда, ты попадешь в прошлое, в то время, откуда я сбежал.
- Ты?.. – Меня снова переклинило, я не верил своим ушам. Мой отец авантюрист. – Нет.
- Наш род Шатобрианов находится на вершине пирамиды, - продолжал отец, не обращая на мои слова и перебои в разговоре. - Ведь это именно мы организовывали крестовые походы к гробу Господнему. И охраняли тайну ордена Тамплиеров, на костях которых родились масоны. Наши предки стирали в прах падшие города, наводняя их чумными крысами, и природными катаклизмами. Мы те, кто стояли на крыше мира, помогая простым обывателям в их нелёгкой повседневной жизни, неся в их души свет и знания проотцов. Ты должен мне пообещать. – Он снова замолчал, с трудом подбирая нужные слова. Весь наш разговор походил больше на розыгрыш или передачу скрытой камеры, и если бы не умирающий отец, я подумал бы что схожу с ума.
- Что я должен сделать?
- Ты должен позаботиться о моей родне, теперь ты глава клана, и несешь полную ответственность за мой позорный побег. Вернувшись туда, ты изменишь будущее в другом мире, обретешь семью и счастье.
- Но как я отыщу туда дорогу? - Развожу руками в полном неведении событий.
- Пустое, моя охрана проведёт тебя, и позаботится о твоём перемещении. Ярославское шоссе. Петрова гора. Свидетелями ужасных событий, становились случайные туристы и отдыхающие, исчезнувшие без следа, из-за своего праздного любопытства, оставляя лучших следователей с носом и наводя ужас на всю округу.
- А как же моя учёба и повестка? Ведь это преступления перед государством.- Мысленно представляю проблемы в деканате и карточный долг в десять тысяч рублей.
- Плюнь! Этот мир не для тебя, и мне он не впору пришелся, где приходится умирать на чужбине под радостный вой плебеев, окутавших, словно спрут своими щупальцами мою финансовую пирамиду. Впервые за шестьдесят лет я пожалел о содеянном, отдавая старому еврею паспортисту семейные перстни с бриллиантами, за метрику и фальшивый паспорт, выписанный на имя Кирилла Васильевича Евдокимова. – Откидываясь на подушку, продолжал говорить не внятно, перечисляя ошибки и успехи в своей жизни. Трясущаяся рука меня снова поманила, и я склонился над отцом, крепко обняв его за исхудавшие плечи. - Беги сынок, беги. – Рука, словно плеть, упала на пол. Застывший стеклянный взгляд, смотрел на меня в упор. Отец не дышал. И потянулась минута молчания.
- Быстро в лифт. Скоро начнётся переполох! – Из старого чемодана Данилыч достал винторез, и стал прислушиваться к приближающимся шагам за дверью. – Алан, чёрт тебя побери, ты ещё здесь! Хватай мальчишку и уходи туннелями. Я вас прикрою.
Макс открыл стеклянную заслонку на камине, и меня ухватив за шиворот, втягивают в вонючую печь с сильным запахом гари.
- Товсь! – Рука Алана дёрнула за скрытый рычаг, находящийся во внутренней полости камина. Колосники поддувала провалились, и мы соскользнули по направляющим проводникам вглубь заброшенной части подвала. Сажа посыпалась мне на голову, и пока я протирал щемящие глаза, Макс разбивал временную кладку туннеля.
- Бегом в проём, и выкинь сумку с сюрпризом. – Телохранитель первый проскакивает в тёмное жерло отверстия, я за ним вместе с Аланом не отпускающего мою руку не на секунду. Проскакиваем узкий проход в полусогнутом положении, не раз ударившись головой в кровлю кирпичной кладки.
- Выходим и в сторону, плотно прижаться к стене. - Старший группы Макс, руководил действиями команды, заменив Данилыча. – Алан прикрой Арсена, сейчас будет взрыв. – Достаёт из скрытой камеры взрывную машинку, крутит приводную рукоятку. – Готово. Товсь!
- Бух! Бух! Бух! – Три взрыва подряд, оглушили меня ударной волной в закрытом пространстве. Пыльная буря и ломаные кирпичи кладки выскочили из отверстия, вместе с криками умирающих преследователей.
- Наверх ещё рано, переходим в следующий туннель. – Максим ударил светом прожектора в боковую штольню разветвлённой системы подземных лабиринтов. – За мной. Двадцать шагов вперёд и наверх. – С точностью до шага телохранитель отсчитывает расстояние пути. Останавливается перед металлической лестницей, снимает растяжку с противопехотной мины. – Вперёд.
Алан подталкивает меня в узкий проем канализационного люка, и мы выходим в комнату старой хрущёвки с длинным коридором и дверью оббитой драпировкой из кожзаменителя.
- Переодеваемся. Арсен, сажатрус, умойся. Вода во фляге. – Макс срывает одежду на ходу, и раздаёт новую с оттиском и фирменным знаком одиннадцатого хлебозавода.
- Кто придумал весь этот хоровод с туннелями и переодеванием. – Спрашиваю Алана, вытирая лицо насухо, белой ветошью, аккуратно сложенной в отдельном пакете.
- Один бывший коммунист из ЦК, не сильно доверяющий своим товарищам по партии. Ха-Ха. – Даже в трудную минуту, Алан сохраняет спокойствие и чувство юмора. – Работники хлебозавода на выход. Арсен в будку с хлебом, водитель и экспедитор в кабину. Сопроводительные документы в боковом кармане. Оружие сбрасываем здесь.
Бултыхаясь в отсеке для хлеба, заложенный деревянными лотками, при помощи телохранителей отца, я вырвался за кольцевую города, без приключений. Машина сошла с трассы, это я почувствовал своей задницей и затылком, матерясь при каждом спуске и подъеме. Немного подремав, я очнулся ото сна и прислушался. Хлебовозка остановилась. Загремел открывающий замок. Луч дневного света ударил мне в лицо. Мне улыбался Алан, подмигивая как заговорщик, левым глазом.
- Арсен, выходи. Будем прощаться. Тебе пора. – Он отошел в сторону, дав мне возможность, выкарабкаться на затёкших ногах из железного панциря хлебной будки.
- И где это тайное место, из которого я должен улететь. Блин кораблики. – Отвесная скала, высотой не более двадцати метров. Начинаю нервничать, не зря меня именно сюда привезли. – И кто гонится за мной, изуверы убийцы. Наёмники. ФСБ. Бетман.
- Смотри вниз, - Макс достает из кармана куртки пакет, и высыпает, зеленоватую блестящую пыльцу. Искаженный блик в преломленном свету открыл, вакуумную утробу, засасывающую без звука, медленно опускающийся золотой песок. – Товсь!
Толчок в спину без подготовки и меня заглатывает большой раструб хищного рта. Словно в фильме «Скользящие», прорываю пространство облачённый энергетической плацентой. Очень страшно и, наверное я кричу, но голоса не слышно. Только потрескивание и перемагничивание неоднородных материалов. Меня тошнит, остатки пищи и желудочный сок, вырывается изо рта.
Вылетаю наружу, как трутень из улья, на свет яркого солнца, больно ударившись головой об ветку дерева. В полусознательном состоянии скатываюсь с обрыва и падаю в воду. Нет сил, барахтаться, в солёной морской воде, медленно теряю сознание. Последнее что я вижу русалку, медленно плывущую в мою сторону. Провал памяти…
- Ай!- Кричу в тёмной комнате, ловлю воздух руками. – Я живой! Где я! Эй кто не будь! – Поднимаю шум, в надежде, что меня услышат.
Свет от свечного фонаря ровно падает мне на лицо. Два милых девичьих образа появляются из темноты, склонившись надомной, успокаивают меня.
- Тихо! Тихо Арсен, ты дома. – Одна из девушек подносит стакан к моим губам. – Успокойся Арсен, и выпей настойку валерианы. Ты дома.
- Дома?....
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 672
Замечания : 0%
№5
Ветер
Ветер, ветер в купе с проводами рождает музыку , птицам лень залетать на такую высоту , они там внизу где то собирают свой подножный корм . Солнце, лучи солнечные скорее достигают черноту крыши чем темнеющий внизу асфальт , покрытие накаляется , плавится , вздувается , лопает , вытягивается .То летом , зимой же все стягивается и желания , любые желания сдуваются морозным , колющим , пронизывающим ветром . Кто живет на крыше ? Любой ответит что это ветер , солнце , птицы и единицы ответят музыка , а на улице ХристоБотева ,старушки у подъезда вам скажут что у них на крыше живет человек и пса он приучил к высоте жизни. Человек действи-тельно жил там , все называли егоБетом , точнее он себя так назвал когда жители пожелали зна-комства с ним .Простое имя было у него , то ли Станислав , то ли Вячеслав а то и просто Иван . Ба-бульки у подъезда не знали в точности , они все знали но никак не имени их домового, так они его за глаза называли , впрочем он никому не мешал , никому не помогал ,просто иногда появлялся с рюкзаком за спиной . Два раза в неделю , уточнит баба Валя , вот он и идет , из-за кустов сирени в развалку вышел человек и направился к подъезду , шагал он далеко закидывая ноги обутые в кир-зовые сапоги , он по-военному чеканил шаг , зеленные штаны были заправлены в голенища . Верх его накрывало синее полупальто , расстегнутое до половины , шею обматывал вязаный шарф , в черно серый ромбик. За спиной висел , солдатский вещмешок , набитый скорей всего провизией. Рядом семенил рыжий пес . Поравнявшись со скамьей у дверей Бетом махнул в знак приветствия головой , пес так же поприветствовал бабушек лаем и вилянием хвоста . Сидящих перед подъездом жильцов охватила суета , оживление вызвало появление высоко живущего соседа , ба-бульки заулыбались , а баба Валя достала куриные косточки, заботливо завернутые в пакет , и протянула их псу . Бублик обнюхал руки дающие , взял пакет в зубы и поспешил за хозяином , за-шедшим в подъезд .
_Говорят его жена повесилась после того как их единственная дочь умерла , от рака . Это мне тор-говка на рынке сказала . Малышка страдала , но помочь ей не смогли , мать не выдержала , повесилась , он не доглядел , он хлопотал с похоронами . Так вот как то … А молоко опять подоро-жало. Как жить ?
_ Да нет же , он был учителем в лицее им. А. , французский он вел что ли , во общем связь какая то была с ученицей , то ли десятого , а то и девятого . Скандал и прочие неприятности , с работы погнали , жена бросила и ушла забрав дочь .То есть она не ушла ,ушел он , оставил квартиру.
_ Ну бабы ,на придумывают чего только .
_Ты ,Тарас, неси свое колесо куда нес, а мы дело говорим…
Бетом дошел до чердака , достал ключ , отворил дверь , она открылась сама , навстречу ему, под-гоняема радостью и сквозняком . Вышел на крышу , постоял ,привыкая к слепящему свету после темного коридора . Бублик принялся за косточки . Бетом подошел к краю крыши ,уперся о перила, закурил . Вдали виднелся купол собора , особняком стоящим среди прямоугольников строений . Похоже на то что он мигает или подмигивает , ему стоящему здесь . За что он невзлюбил этот го-род или напротив его любовь заливает дома по самые крыши и что б не захлебнутся он забралсясюда на двадцать шестой этаж . Ветер наигрывал унылую тему на двух струнах кабеля что висел от крыши к крыше , тем самым стягивая дома в одну упряжку . Город похож на плохо связанный сви-тер , именно таким он кажется сверху , внизу снует жизнь ,ставя, решая свои ежедневные задачи.
Жилищем ему служил старый контейнер монтажников, забытый с времен стройки . Бетом обжился в нем , принеся мелкие пожитки оставшиеся от прошлой жизни , да и жильцы дарили ему ненужную бытовую утварь , которую он складировал большей частью между вагончиком и вентиляционной шахтой, так как особой нужды не видел в раскройных ножницах или ящике для обуви . Время от времени он подходил к куче и вылавливал из нее какой ни будь предмет , старый будильник или журнал «Юный Техник» . Он заносил их в свою хижину , цельнометаллическую хи-жину и находил им место на полу или полке . Потом он садился на автомобильный диван и любо-вался новыми вещами и их знакомству с помещением и старыми жильцами . Кроме дивана в ком-нате была детская кровать юность , во всю ширину вагончика и стол , если не считать утварь и без-делушки.В комнате было довольно просто , но некоторый вкус присуствовалв расположении безделушек , точнее в их расстановке , которая по мнению Бетома имела смысл , но так он думал лишь с утра , спотыкаясьи стремясь к выходу , на улицу крышу где было мокро от утреннего пробуждения . На кресле спал пес , это было его кресло , да и в куче хлама Бублик чувствовал себя главным . Днем пес подолгу сиживал на вершине кучи и ловил запахи , записывая их куда то себе под шкуру , позже эти записи чесалисьи он ловил их зубами.
Бетом оставил край крыши и пейзаж с тем чтоб заняться бытом , поставил мешок на стол и стал доставать из него продукты , пятнадцать банок икры кабачковой , десять паштета куриного и три булки хлеба дарницкого . Бублику же он приобрел килограмм сала и сухарей , пес доволен , это очень жизнерадостный пес , он помогает Бетому в высоких течениях воздуха разбираться . Бетом сложил все в холодильник , стоящий на улице возле кресла .Он служит псу трибуной ,когда тому ночью охота повыть на луну . После упорядочивания съестного Бетом заварил кофе и сел в кресло с тем чтоб обдумать жизнь , это плохо у него выходило и он дремал склонив голову на бок . В полу дреме он видел свою крышу с верху , черный квадрат окруженный зеленью природы , на крыше ,как на противне, пляски , точки движутся попарно и в такт музыке проводов . Ветер зритель , ветер режиссер он же критик . Скука . Бетом пробудился, допил кофе и пошел чинить крышу . Не совсем он бездельничал , он взялся за починку кровли , начал с жестяных сливов на парапете , вот и сей-час он занят выбиванием нужной формы из листа жести . Стук совпадал с ударами сер-дца и служил метрономом ветреной симфонии . Пес тем временем стал рыться в куче вещей , по одному предмету вытаскивал , бережно ставил у стенки контейнера , вылизывая их заранее . Он закладывал свой вкус в обиход жилища и упрощал выбор человека . Зимой же собачье кресло заносилось в контейнер , ближе к печке буржуйке . Так и сидели они , Бетом на диване , бублик на кресле . Блики огня скакали поих недвижимым фигурам . То была спячка. Спячка человека состо-ла из провалов в прошлое , где реалии жизни сплетались с вымышленной стороной его существо-вания , череда вздохов и кутание в старую дубленку. Пес же просто дремал , он был еще молод и это была его первая зима , он ее пережил спокойно , хотя его братья большей частью померзли за мусорными баками , где Бетом его подобрал .
_Пойдем к нему ! Ну , давай же, не трусь !
_Да не трушу я .
Она взяла его руку , он сильно сжал ее . Она вскрикнула , он отпустил . Это были Алина и Илья, они тайно встречались на пятнадцатом этаже , на лестнице , так как здесь было малолюдно ,никто не пользовался лестницей и марши больше пустовали и скрипели от одиночества и скуки . Им по пятнадцать лет , они влюблены друг в друга и держат друга за руки . Месяц назад он ее поцеловал она покраснела и взлетела от радости . Месяц они считают свои отношения серьезными и видят себя не иначе как мужем и женой , она игриво называет его мужем , он сурово смотрит в окно представляя будущее , где он кормилец , а она мать. А с чего тайна в их встречах они и сами не знали , Алина говорит что это Илья ее привел сюда , Илья же утверждает обратное , это она назначила рандеву здесь . Не скажу что это их беспокоило , каждый день ровно в три они сжимали друг друга в объятиях именно на лестнице .
_Пойдем мне наскучило здесь встречаться , весна ведь , пойдем на крышу . Там солнце , птицы. Я думаю он не станет нам мешать . Идем ?
_ Да
Он мало говорит , а она без умолку тараторит , он играет гитаре , а она отличница . Они бегут вверх по лестнице , Илья впереди тянет Алину за руку , она не отстает , сильные молодые ноги несут их вверх , вот такова невесомость на земле . На двадцать третьем они останавливаются . Я быстро . Алина бежит домой собрать псу еды и стянуть у папы пачку сигарет для Бетома , не с пус-тыми же руками являться . Восхождение продолжается , вот она дверь с чердака на крышу , как всегда движимая радостью и сквозняком она открывается , выпускает двух молодых людей на крышу . Свет , свет слепит их , они стоят зажмурившись около минуты . Илья первым открыл глаза , потянул Алю за руку и она в свою очередь окинула крышу взглядом . Ветер заиграл ее волосами , она улыбнулась и потянулась к уху Ильи _Вот он. Бетом сидел в кресле и штопал штаны ,неуклю-же протыкая ткань иглой он оставлял неровный шов , руки мало его слушались . Бублик зарычал и кинулся встречать гостей , добежав он обнюхал их и тут же завилял , он разбирался в людях и их безгрешность угадывал запахом . Алина протянула ему кости , пес взял их что то тявкнув в знак благодарности и ушел к креслу .
_ Здравствуйте ! Мы не помешаем вам ? нам захотелось взглянуть на город с крыши . Мы посидим здесь немного?
_ Без проблем , хоть всю жизнь , но всю жизнь не стоит здесь просиживать , стоит жить и расти .
_ Будем расти и жить , обязательно будем ! Ведь правда, Илья ?! _ казалось она сейчас же взлетит от радости и жизни в ней бурлящей .
_ Правда _ ответил коротко и неопровержимо Илья .
Бетом встал и подошел к ним , Бублик следом .
_ Бетом . _ он протянул руку в знак знакомства ._ а это Бублик .
_ Илья
_ Алина
Они пожали друг другу руки и потрепали пса в знак радости . Потом последовало молчание и сту-пор , никто не знал как продолжить созданную ситуацию . Ветер обдувал их стоящие фигуры он бы подсказал им последующие действа , но он был нем . Бетом окинул их взглядом и пошел к краю крыши , уперся о парапет и вытянул руку в сторону собора . Алина с Ильей подошли к парапету и устремили свои взгляды вдаль , фокусируя собор . Три фигуры свесились с парапета , три возмож-ных продолжения , три возможных выявлений лжи . Возможность первая , влюбленные взявшись за руки сиганут вниз , на уровне пятого этажа станут ломать ветви старой черешни , приземлятся в куст сирени , бабульки у подъезда завопят . Далее скорая , полиция, рвущие волосы родители, детские психологи и версии . Бетом устало глядит им вслед и наигрывает блюз с названием «Ха-ром» … Возможность вторая ,Бетом все же решается на прыжок , с другой стороны дома , он при-земляется на крышу нового авто , кроме истерии хозяина , что еще не погасил кредит , эмоций не следует … Возможность третья , Бетом смотрит на Алину и понимает что смотрит на себя самого , так как будучи студентом , он влюбленный в сокурсницу и не получивший от нее взаимности пообещал ей помереть и вновь родится уж ее дочерью , обязательно назвав ее своим выходом в мир . И вот он смотрит в свои глаза , ведь толком он и не помер , а так остался валятся на поверхности . Он гладит себе волосы и целует себя в щеку , он наставляет себя на долгую счастливую жизнь . Бетом отходит к жилищу своему и смотрит на закат , Алина отходит к выходу , на ее щеках слезы , она поняла несбыточность чувств своей матери . Илья не желавший стать копией отца своего , молчит , берет Алину за руку , они уходят или просто любуются заходом солнца , потом погладив пса уходят … Допустимо разрушение жилища , да и сам Бетом ссыпается в кучу песка , зыбучего , в который уходят контейнер , пес , куча хлама . На крыше остался ветер он гордо играет свою музыку закинув голову назад.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 672
Замечания : 0%
№6
Взгляд с крыши
1997 год.
С крыши луна кажется особенной. Отсюда она на несколько метров ближе, чем с земли. Если протянуть руку, то можно попробовать ее погладить. Луна мохнатая как котенок и если ей понравится прикосновение, она замурлыкает. И если бы я умел играть на пианино, то непременно бы посвятил сонату луне.
Жаль, что санитары нас согнали. На крыше было очень красиво. Медсестра сказала, что мы могли упасть и расшибиться насмерть. Было бы очень жалко.
Тем не менее, я понял, что наконец-таки дома, когда впервые попал в приют для душевнобольных. Здесь все казалось родным: грязные окна, истерзанные временем кушетки и даже скрипучий деревянный пол. Жителей приюта я сразу нарек своими братьями и сестрами, и роднее людей в жизни не было. Чем по-настоящему радовало это место, так свободой. Тут никто не боялся показать себя с какой-то неправильной стороны, человек такой, какой есть – открытый или замкнутый, пугливый или крикливый, злой или наоборот.
В приют, из лучших побуждений, меня определили родители в прошлом году, потому что я перестал говорить. Ну и как такое поведение можно было ожидать от парня, окончившего престижный институт и вот-вот вышедшего на хорошо-оплачиваемую работу? Конечно же, он сбрендил, сошел с ума, у него крышу снесло.
Все люди без исключения сумасшедшие, даже королева Англии и Папа Римский. Но понять им, это не дано, поэтому они свято уверены в своей нормальности. А я вот сосредоточился. Однажды остановился напротив овощной лавки и удивился, что помидоры красные. Вы когда-нибудь могли представить себе черный помидор или розовый, фиолетовый? Он Красный. И с того момента моя жизнь круто изменилась, я вдруг стал задавать вопрос: кому нужно, чтобы помидор был красным? А ответы не приходили. Трава зеленая, потому что в клетках стеблей и листьев находится зеленый хлорофилл, но зачем? Зачем сердце перегоняет кровь? Ведь кому-то же нужно? И хотелось бы сказать хоть слово, возразить невидимому потоку мыслей, но я не смог, будто разучился говорить.
А еще я дома, потому что здесь встретил Петру. Мы познакомились на процедурах. Когда психолог рассказывал нам о разнице между нормальными и ненормальными, Петру подсел ко мне и взял за руку. Я тогда подумал, что ему страшно, потому что сам испугался. Психолог говорил, что все заложено в нас, мы способны контролировать свои поступки, научиться мыслить, осознавать. В тот день, год назад, ладонь Петру показалась мне самым приятным, что я когда-либо трогал в своей жизни, будь то грудь девушки, с которой встречался до болезни или самый мягкий шелк.
Петру двадцать один год и он молчал. Стал шизофреником, не смог сойти с автобуса. На него уже и водитель ругался, чтобы он, наконец, покинул транспорт когда они приехали к конечной остановке, но парень тупо пялился в окно с отрешенным видом, будто потерялся. Его пришлось вытащить силком. У него все было хорошо, но потом что-то пошло не так. И это «нетак» повлекло за собой еще больше «нетаков», что Петру оказался по уши в «нетаке».
С тех пор мы ходим, вместе держась за руки, боимся друг друга потерять. Я очень его люблю.
***
Смешно – из-за какого-то красного помидора случилось так, что сейчас я стою в столовой в окружении других ненормальных братьев и сестер, крепко сжимаю руку моего друга и писаюсь в штаны, с безразличием рассматривая толстую медсестру Лючию, которая как раз спешит на помощь.
Она подхватила меня за локоть и, указав санитарам на оставленную лужу, повела в душевую. Помогла мне раздеться, причитая, что у нее сын в трехлетнем возрасте писался, а я здоровый парень – горе луковое. От толстухи пахло лекарствами и духами. Случись такой казус год назад, я бы от смущения в обморок упал, ведь совершенно чужая женщина видит меня голым, но не сегодня, пусть смотрит.
Раньше санитары поливали умалишенных водой из шланга, таким нехилым напором, что с ног сбивало.
Лючия завела меня в душевую кабину и на некоторое время оставила в одиночестве измерять взглядом размер своего члена. Я бы хотел похвастаться им перед Петру, сравнить у кого больше.
А потом меня обдало водой, и я заорал, что есть сил. НЕ-НА-ВИ-ЖУ ВО-ДУ! Это замкнутый круг - если я нассал в штаны, значит, меня поведут мыться, если меня поведут мыться, значит обязательно, будет вода, если будет вода, значит, я обязательно ее попью, если я попью воды, значит я нассу в штаны… и так далее. В такие моменты я представляю, чем занимается Петру, может он чувствует негодование или злость, чувствует как мне плохо?
Я часто думаю о сексе. Вспоминаю, как мне было здорово с бывшей девушкой. Еще неплохо бы трахнуть Лючию, ей наверняка не хватает в жизни тех самых мгновений из молодости, когда она ночи напролет любилась со своим мужем. Толстуха, зная, что я никому не разболтаю, иногда рассказывала мне всякие истории из прошлого, когда вела на ту или иную процедуру. У нее умер сын, примерно в моем возрасте, поэтому наверняка, медсестра питает ко мне материнские чувства и возится со мной как с ребенком.
Иногда я представлял, как буду заниматься сексом с Петру. И может, стоило бы как-то ему это предложить, но боялся, что он меня не поймет. Не знаю, занимался ли Петру сексом, до того как стал шизофреником.
***
- Клюп-клюп, я как лошадка, клюп-клюп. Мирка, смотри я как лошадка, клюп-клюп. Мирка! – радовалась Зои, вприпрыжку гарцуя вокруг лавки, на которой неподвижно восседала Мирка – еще одна медсестра.
Она делала вид, что смотрит на больную женщину, но мыслями была далеко дома, в Гливице. Это ясно как божий день, когда Зои споткнулась и упала, поцарапав локти об асфальт, медсестра еще секунд пять продолжала оставаться на месте.
Я мог помочь Зои подняться и слизал бы кровавые подтеки с побитых локтей, но мне страшно, мгновения назад счастливее ее на свете не было, но вдруг упала и разревелась так сильно, что вызвала жалость у невозмутимой Мирки, которая принялась ее успокаивать. И в этом плаче было столько горя и страдания, со стороны даже все казалось наигранным, но я увидел в этом что-то новое, непохожее на все что я видел раньше.
На крики быстро сбежались другие пациенты, кто-то подхватил ее завывания, некоторые запротестовали и закрыли уши руками, ее вопли мешали им сосредоточиться. Мы с Петру тоже подошли, но остановились возле лавки, так было удобнее наблюдать. А Зои продолжала голосить во все горло:
- Горе мне. Горе мне, какое горе.
По морщинистому лицу женщины катились крупные слезы, сопли из носа попадали в открытый рот, она даже не пыталась как-то прикрыться, просто проклинала свою жизнь. И тогда меня осенила мысль, что может она никакая не сумасшедшая и не теряла рассудок. Она осознала свою обреченность - быть такой непонятой до конца жизни и пыталась как-то этому воспрепятствовать. Я засомневался, что у Зои просто болели локти или она испугалась крови. Интересно, а что чувствовал Петру, и думал ли он об этом вообще?
Рыдания не заканчивались пока не пришли санитары и не отвели ее в здание. Женщине наверняка вколют успокоительного, чтобы она выспалась и забыла о своем маленьком несчастье, снова погрузилась в холодное забвение, где проблески сознания так редки, что порой и их не замечаешь.
У старого Тадуеша была мечта сходить в магазин за хлебом, самостоятельно, без посторонней помощи и чьего-то надзора. Он часто говорил сам с собой, а когда кто-то проходил мимо он вдруг замалчивал и строго пялился на проходящего, будто ему помешали вести интересную беседу. Но так было со всеми кроме меня и Петру. Когда мы рядом, старик быстро переключался и начинал рассказывать об ужасах, которые он перенес во времена второй мировой войны. Он жестикулировал трясущимися руками и брызгал слюной, чесал плешивую лысину и ковырялся в носу, казался нормальным.
Доктор Милош уверен, что мы с Петру благоприятно влияем на Тадэуша во-первых, потому что оба молчим и во-вторых, мы единственные молодые люди в застенках этого грязного и старого здания. А неделю назад он выписался, за ним приехали родственники. И это произошло так быстро и глупо, что я до сих пор не могу в это поверить и, кажется, даже слышу его меланхоличное бормотание под нос.
Незадолго до выписки старик подозвал нас с Петру к себе и охотно поделился самым важным знанием, которое он приобрел за долгие годы существования:
- Мне крышу снесло.
В булькающей, как у тролля, манере говорить я услышал не твердость, но уверенность.
- Нам всем крышу снесло! – продолжил он и захлопал в ладоши. Петру обрадовался и тоже захлопал, потому что так мало надо для счастья. – И тебе, и тебе, - старик поочередно ткнул в нас пальцем. - Мы остались на этой чертовой крыше! - прокричал Тадеуш. – Живем мы на крыше,… на крыше мы живем, на ней мы летим, на ней мы плывем, на ней мы умрем.
Мой друг даже порвал на себе рубашку и стянул пижамные брюки вместе с трусами, так он был рад, а я невинно стоял и писал в штаны, в надежде, что Лючия не заметит.
Но после ухода старика мы с Петру редко пересекались. Не знаю почему. Он вдруг куда-то пропал, я не видел уже очень давно.
***
Три ночи назад я онанировал на портрет принцессы Дианы, который вырвал из газеты одного санитара, представляя, как буду заниматься с ней сексом. Она очень красивая женщина и признаться честно, правда об ее гибели заставила мое сердце сжаться. И за неимением ничего другого, ценного, кроме семени – я отдавал ей последнюю дань, на пожелтевший пол туалетной комнату. Санитары не всегда следят за тем, спим мы или нет, они тоже люди и порой дремлют на рабочем посту, предоставляя страдающим бессонницей возможность походить.
Поэтому и я решил воспользоваться случаем и незаметно проскользнул в холл, оттуда по стене прошел к направлению туалета и уже там избавился от преследования Эрота.
Еще, тогда же я наблюдал, как спит Петру.
У него крепкий сон, не то что мой, я часто ворочаюсь.
В окна с решетками заглядывала луна, и свет ее как раз падал на лицо моего молчаливого друга. Тогда я подумал, что у него очень красивые черты, это заметно только ночью, потому что днем он находится в постоянном напряжении. Он был спокоен, бледен. Совсем ничто его не волновало.
Утром я лелеял воспоминания о лице Петру. Я искал его везде, хотел увидеть моего друга. Ведь это тоже такое необычное состояние, когда понимаешь, что в мире существует кто-то, кто тебе небезразличен. Интересно, а кто был небезразличен принцессе Диане? Принц. Королева. Или совершенно посторонний, никому не известный человек, которого знала только она.
***
Когда Лючия снова повела меня в столовую, в коридоре я обратил внимание на Весу, женщину никогда не расстававшейся со своей маленькой черной сумочкой. Кошелка уже давно истрепалась, кое-где виднелись дырки и торчали нитки, но видимо для Весы она много значила. Женщина каждый раз рылась в ней, что-то искала, шепча под нос. Доктор Милош сказал, что у нее провалы в памяти, на самом деле Веса ищет фотографии своих детей. Но она не догадывается, что сумка пустая. Она проверяет ее досконально, прощупывает, стирая тонкую ткань своими корявыми пальцами до дыр. В какие-то моменты даже понимает, что ничего нет, но то ли забывает, то ли не теряет надежды, начинает все сначала. А вдруг повезет! И на этот раз будет!
Лючия замерла, когда я отстранился от нее и заковылял к женщине. Медсестра решила понаблюдать за моим поведением, затаив дыхание от волнения.
- Вы знаете, мои дети изумительны, маленький Йозеф и старшая Натали, сейчас-сейчас я покажу вам их фотографии, в прошлом году мы собирались вместе в Египет, но не поехали, остались дома, у меня был дом на берегу Дуная, но он сгорел, знаете, на кухне висели такие чудные занавески, зеленые, а под окнами росла береза, я люблю больше дуб, мой муж был тупой как дуб, за это и люблю дубы, муж давно сбежал к любовнице, я тоже времени зря не теряла и нашла себе любовника на двадцать лет младше меня и кажется, это он поджог мой дом, где жили мои дети, - Веса на мгновение замолчала, перестала рыться в потертой кошелке и уставилась перед собой. Неужели она, наконец, приняла горькую правду? – Мои дети, - повторила она как можно тише. – Вы знаете, мои дети изумительны, маленький Йозеф и старшая Натали, сейчас-сейчас я покажу вам их фотографии… - и она снова окунулась с головой в поиски своего прошлого.
Мне стало жаль женщину, я понял, что причина ее негодования кроется в старой сумочке, тогда я резко выхватил у нее кошелку. Столько счастья, что избавил страдалицу от черного потертого до дыр проклятья. Ведь на самом деле, дети ее целы и невредимы, они уже выросли и навещают мать каждый месяц, а она их не узнает. Наверное, я бы поделился своей находкой с Петру. Отдам сумку ему, может быть в ней, в черных тканях он найдет лекарство и станет говорить. И вот здорово, если первым словом будет мое имя: Тома.
Я помахал Лючие и не сразу сообразил, что Веса сомкнула липкие морщинистые пальцы у меня на шее. И испугавшись, я очень сильно ударил ее по лицу. Реакция была незамедлительной, меня сразу облепили два санитара и под присмотром медсестры, сжав руки, быстро оттащили в закрытую палату, где вкололи успокоительное.
В мыслях не было сопротивляться, я покорный, не буйный и мне кажется, что могу быть настолько покорным, что в обществе люди бы меня сочли за половую тряпку. Я позволил бы им вытирать об меня ноги.
Проснулся ближе к вечеру от неспокойного сна, где старик Тадеуш вместе с Зои танцевали чардаш и громко кричали:
Нам крышу давно
Нам крышу снесло
Остались же мы
Веселиться на ней.
Живем мы на крыше,
На крыше своей
На ней мы летим,
На ней плывем
На крыше, на крыше,
На ней мы умрем…
Я старался не просыпаться как можно дольше, мне так хотелось увидеть Петру, взглянуть в его глаза, но, как и в реальности, во сне он тоже от меня прятался.
***
Я подслушал разговор санитаров, о том, что по распоряжению доктора, Петру Ивича должны куда-то увести и надо все подготовить к его отъезду, собрать документы, личные вещи, сообщить родным. Причины я не разобрал, ведь все мое сознание пыталось отвергнуть от себя мысль, что его я больше никогда не увижу.
А что его ждет там? Петру начнет другую жизнь, возможно, заведет друзей и никогда не будет обо мне вспоминать, а если и будет, то как? С сожалением, радостью?
Лючия, первая заметила, что я сник. Она с какой-то дрожью в голосе осторожно спросила:
- Милый, что случилось? Ты из-за чего-то переживаешь?
Однажды доктор Милош сказал, чтобы Лючия в разговоре старалась больше задавать вопросов, он уверял, что если у меня проснется интерес к беседе, то я, несомненно, отвечу. Но я молчал, единственное, мне хотелось поскорее увидеть Петру.
- Сумасшедшие – как дети, - грустно улыбнулась медсестра, наблюдая за моими страданиями. – Вы просто застряли в младенческой наивности. Ждете какого-то чуда, и пока оно не свершится – не уйдете.
Меньше всего мне сейчас хотелось ее слушать…
Больше всего хотелось побыть одному…
И тогда ничего не оставалось делать, как написать в штаны, а медсестра, прихлопнув себя по лбу пухлой рукой, выругалась и повела меня в душевую.
Голый я стоял и крепился изо всех сил, чтобы не разрыдаться, не из-за того что вода обжигает мое тело. Я снова услышал в голове этот вопрос. Зачем? Почему надо, чтобы Петру уезжал? Кому будет от этого хорошо?
В ушах стоял шум воды, а в нем я различил тихий голос Тадеуша: «Крышу снесло!». Шепот повторялся, становился все громче, постепенно заставляя меня терять сознание, казалось, что мысли утекали от меня в водосточный слив, покидая голову, перекрашивая воду в алый цвет…
***
Сквозь дремоту настойчиво пробивались голоса Лючии и доктора Милоша. Они перешептывались между собой на посторонние темы, но я был уверен, что оба ждали моего пробуждения.
И ненароком вспомнил, каков был самый первый разговор с врачом. Год назад я сидел у него в кабинете на коричневом диване и рассматривал портреты светил психиатрии, выстроенных как иконы над головой Милоша: Алоис Альцгеймер, Петр Кащенко, Герман Роршах, Эйгин Блейлер и пытался осознать, что если я не смогу сказать хотя бы слово, если я не поведу себя как нормальный человек, то на долгое время останусь в психушке. Доктор говорил много, показывал мне разные картинки с изображением клякс, ему казалось, что я симулянт.
Я заморгал и огляделся по сторонам. Сильно ныл затылок. Но боль резко сошла на второй план, ведь Петру уже уехал, так и не попрощавшись со мной.
- Как ты себя чувствуешь? – спросила Лючия, хотя и знала, что все равно не отвечу. – Ты потерял сознание в душе и ушибся затылком, - быстро объяснила она.
Зрение понемногу стало возвращаться, и теперь я мог рассмотреть их лучше. Доктор Милош как всегда был хмурым, будто он что-то обдумывает, планирует и кажется, что пообщавшись с пациентами, понемногу сам стал сходить с ума. Лючия же делала вид матери-страдалицы, ее второй подбородок подергивался от волнения.
- Тома, - тихо произнес доктор и подошел к моей кровати. – Я бы хотел тебе кое-что сказать.
Он кашлянул в кулак и сразу перешел к делу:
- Мы знаем, что вы с Петру были очень близки. Даже очень, - он сделал акцент на последнем слове и продолжил.
Странно, в голосе Милоша я не слышал привычной его манеры говорить, он не цитировал известных людей, не прибегал к помощи непонятных выражений. Сейчас его слова казались от самого сердца.
- Нам очень жаль, - вступилась Лючия, у нее дрожала нижняя губа.
- И мы не знали, как тебе это преподнести. Дело в том, что в последнее время он стал плохо себя чувствовать, поэтому мы часто клали его на обследования. И… К сожалению, Петру Ивич скончался.
Дальше я не слышал ничего, лишь в голове крутилось: «Петру Ивич скончался». Милош говорил что-то про слабое сердце моего друга, про нехватку лекарственных средств или мне это только казалось, но больше слушать его не хотелось. Я пересилил себя и не зарыдал, сымитировал непонимание, вылепил на лице безумный взгляд и, кажется, даже улыбнулся Лючие. На самом деле я жаждал, чтобы они быстрее оставили меня одного, хотел принять удар на себя, в тишине.
Когда за Доктором и медсестрой закрылась дверь, дал волю чувствам.
Теперь понятно, почему он казался таким умиротворенным ночью, понятно, почему я его так долго не видел. И от этого стало совсем худо. Перед глазами то и дело всплывало его лицо, вновь вспыхивали желания заняться с ним любовью.
Чем больше я обо всем этом думал, тем становилось страшнее. Но как бы я не старался заплакать, слез почему-то не было. Вместо этого пришла ярость, злость на Петру, за то, что он так легко меня бросил, на себя, что какие-то чертовы красные помидоры свели меня с ума. Злость на Зои, потому что она как лошадь, на тупую Весу, которая до сих пор не нашла своей идиотской фотографии, на толстую Лючию, которая возомнила себя моей мамашкой, на поганого Милоша, на своих родителей, на весь белый свет.
Я закричал.
Громко… еще громче…. Так сильно, что заболело горло и покраснели щеки, защипали глаза, перехватило дыхание.
Сделав глубокий вздох, я закричал снова…
Я бы мог кричать до тех пор, пока у меня окончательно не сядет голос или не хватит удар, но в палату вбежали Милош с Лючией. И дальше все поплыло перед глазами.
***
Недавно я весь день просидел во дворе, не смея сдвинуться с места. Я знал, что Лючия наблюдала за мной с удобного расстояния и, очень переживала.
Я думал, почему все остальные смогли так спокойно перенести потерю Петру. Некоторые и вовсе не заметили, что приют опустел на целого человека. На кушетке моего друга разлегся какой-то мужик, который был в глубокой депрессии. Ночью я посмотрел, как он спит. Неспокойно, будто ему что-то мешало, он чего-то боялся и он так на него не похож.
Я часто онанирую по ночам, тем самым отдавая последнюю дань моему другу. Может быть там, на небе он радуется за меня.
Со смертью Петру жизнь приюта никак не изменилась, Зои продолжала играть в лошадь, Лючия справлялась с ролью курицы-наседки, Веса при любом удобном случае путалась в тайнах своей сумки. Доктор Милош сказал, что Тадеуш сходил в магазин и купил хлеба. А я продолжал писать в штаны и задаваться вечностью.
Пока однажды, после процедуры, на которых психолог учил нас очищать сознание, мне не стало страшно. Глубоко внутри вдруг образовалась давящая пустота. Учащенно забилось сердце, пальцы похолодели и стали липкими от пота.
И после этого с каждым днем мне открывалась правда - без Петру комнаты старого приюта, моего дома, представали другими, обыкновенными, с решетками на окнах. Вокруг все снова приняло оттенок серой повседневности и помидор – вовсе не красный, а обычный.
Мир утратил свои краски. Может быть, стоит посмотреть на него с крыши? И он вновь наполнится непонятной бессмыслицей!
Что ж, пойду на крышу, оттуда Петру ближе… Ближе, чем с земли.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 672
Замечания : 0%
№7
Сказка
Чему нас учат сказки? Тому, что миром правят храбрость, ум и доброта. И что ни одно злодеяние не остается без наказания. Может быть, не самого сурового, но, тем не менее, неотвратимого. Взрослые хотят показать детям мир именно таким: справедливым, но милосердным. Ярким, наполненным смыслом, но простым в сути. Наверное, сами взрослые хотели бы жить в таком чудесном мире и надеются, что их дети однажды сделают его таковым. Ведь сегодня, до идеала нашему миру далековато. Впрочем, это не мешает, время от времени, случаться маленьким локальным чудесам.
История, о которой я хочу рассказать, произошла несколько лет назад, в один из ярких полудней конца августа, на крыше воронежской новостройки. И началась с, пожалуй, самого популярного сказочного персонажа, специализирующегося на крышах.
Карлсон сильно толкнул железную дверь. Та со скрипом повернулась на петлях и гулко ударилась о стену. На лестницу тут же устремились яркие солнечные лучи и теплый летний ветерок. Карлсон переступил порог. В левой руке он нес трехлитровую банку варения, а правой держал за руку девочку лет шести.
- Да-а, это однозначно самая высокая крыша, на которую я забирался! - обратился Карлсон к девочке, пытаясь хотя бы приблизительно изобразить голос Ливанова в советском мультике. – У нас в Швеции дома строят ма-а-аленькие. Вот такие вот! С их крыш можно прыгать в сугробы зимой и ничего не будет. А тут того и гляди заденем макушками облака.
- А почему мы пришли сюда пешком? – обиженно спросила девочка и выразительно кивнула на банку варенья.
- Ходить пешком полезней, чем летать! – назидательно ответил Карлсон. - Ну что, пойдем, посмотрим, что у вас тут интересного происходит?
Девочка послушно засеменила за в меру упитанным мужчиной в полном рассвете сил. Да, вполне типичный Карлсон. Яркий комбинезон, рыжий парик и, конечно же, пропеллер на спине. Только вот знакомый всем с детства образ сильно портила телефонная гарнитура в ухе.
- Карлсон! А дай телефон на минутку? – попросила девочка.
- Не могу, Юленька. Жду страшно важный звонок от моих друзей. Вот, покушай пока варенье, - Карлосон передал банку девочке, - а я попробую до них дозвониться.
Отойдя на пару шагов от занятой банкой Юли, Карлсон достал из кармана телефон, ткнул пару кнопок и положил его обратно.
- Долго вы там еще копаться будете? – негромко сказал он через несколько мгновений.
- Погоди, Петруха, тут такой клад! Мы уже ноутбуки и наличку, какая в доме была, погрузили, сейчас цацки бабы егонной найдем и будем собираться на выход. Займи там дите, чем-нибудь.
- Чем займи, придурок? Ты понимаешь, что будет, если она сейчас с крыши свалится? Хочешь, что бы на нас еще труп повесили?
- Так на кой хрен ты-то нужен?! Следи за ребенком, а не нас дергай! Все, как уйдем, перезвоню.
Карлсон со вздохом коснулся пальцем гарнитуры.
- Ну как? – спросила девочка, когда он подошел. – Дозвонился?
- Да ты представляешь, какая-то тетка говорит, что абонент недоступен. Я говорю, да не нужен мне абонент, ты друзей позови, а она ни в какую! Недоступен абонент и все! Злая тетка.
Девочка захихикала, зажав во рту измазанный вареньем пальчик. Карлсон тоже посмеялся и повел ее гулять по крыше. Воздух здесь наверху, хоть и отдавал разогретым гудроном, но был значительно чище, нежели на пыльных улицах. Снизу доносилось умиротворяющее чириканье городских птичек. А перед глазами простирался почти что весь Воронеж. С крыши открывался замечательный вид на ближайший парк. Зеленые кроны деревьев, неровный прудик, рябивший мелкими волнами, сверкающими в свете солнца. Туда-сюда снующая детвора, родители с колясками, пожилые люди на лавочках, коротающие время за игрой в домино или шахматы. Тихая летняя идиллия. Как на ладони. Карлсон вел Юлю вдоль крыши, стараясь не подходить близко к краю, и развлекал ее выдумываемыми на ходу историями своей жизни. Девочка еще раз попросила телефон, но Карлсон отказал.
Между тем, прогулка начала затягиваться. Вестей от друзей не приходило. Карлсон уже подумывал снова позвонить им, но девочка его отвлекла.
- Ой, кто это? – пискнула она, указав пальцем за угол надстройки, которая служила входом в подъезд.
За надстройкой кто-то захихикал, видимо, услышав Юлю. Карлсону не понравилось это хихиканье. Сначала он хотел попросить Юлю подождать его, пока он посмотрит кто там, но побоялся оставлять ребенка без присмотра. Поэтому, смотреть нежданного весельчака отправились вместе. Карлсон подошел вплотную к стене пристройки. Аккуратно выглянул из за угла и, практически сразу, отошел обратно.
- Знаешь, Юля, я думаю это не самая подходящая для нас компания, - брезгливо сказал Карлсон.
- А кто там? Кто там? – возбужденно затараторила девочка и, не дожидаясь ответа, выбежала за угол.
- Ой! Здрав-ствуй-те, - услышал Карлсон неуверенный детский голосок. Сосчитал про себя до трех и пошел следом.
За пристройкой, как оказалось, проходил банкет уважаемых людей без определенного места жительства. Все как положено. Разложена газетка «Московский комсомолец», на ней всевозможные яства и напитки, вроде «Балтики», водки сомнительного происхождения, рыбных консервов, сухариков и непонятных объедков. И сами господа бомжи выглядели до ужаса типично. Если бы, какой-нибудь нанюхавшийся красок художник, однажды решил изобразить бомжей для школьной хрестоматии, у него получились бы такие же. Грязные, вонючие, с жирными спутанными волосами, и пропитыми глазами, одетые во что попало. Впрочем, чтобы не быть слишком строгими в оценке, это были явно зажиточные бомжи. Они могли даже позволить себе столовые приборы, в количестве двух вилок и ножа и тары для разлива, в виде одного граненого стакана. Стакан сейчас находился в руке необхватной мадамы, одетой в футболку-тельняшку, дырявые тренировочные штаны и тапочки-шлепанцы на босу ногу. Она полулежала, прислонившись к стене, и с ленивым интересом рассматривала неожиданных гостей. Двое мужиков, сидящих по-турецки по бокам от нее, никакого интереса к Карлсону и девочке не проявляли.
- Гы-гы, Карлсон, который живет на крыше! – узнала бомжиха. – Сосед значит. Садись, сосед. Гостем будешь. И ты девочка подходи поближе, мы не кусаемся!
- А вы кто, тетенька? – спросила Юля. – И почему от вас так пахнет?
- Пахнет? А ты, милая, не стой лицом к ветру, обойди.
Девочка послушно обошла компанию по дуге и встала с другой стороны. Карсон не отставал ни на шаг, но пока помалкивал.
- Лучше?
- Немного, - призналась Юля.
- Ты спрашивала кто я. Так вот я, дорогуша, кот Матроскин! Слыхала, наверное? Сижу и наблюдаю за всеми сверху. Все про всех знаю! Кто хороший, кто плохой.
Говоря «кто плохой», бомжиха, почему то глянула на Карлсона. Тот непроизвольно вздрогнул.
- А это друзья мои: Олежек и Василек. Мы жители твоей крыши.
- Ладно, Юленька, пожелай взрослым приятного аппетита, и пойдем дальше.
- Подожди, Карлсон! – запротестовала девочка. – Тетя Матроскин, а почему вы живете тут? Здесь же жарко и неудобно!
- Добрая девочка, - пьяно улыбнулась бомжиха. – Не то, что участковый. Нам, дорогуша, пойти больше некуда. Но мы не жалуемся. Главное ведь не где ты, а с кем!
- В хорошей компании и шалаш может показаться дворцом, а в плохой, и дворец – канавой, - важно проговорила Юля. – Так говорит моя мама.
- Какая умная у тебя мама! – преувеличено восхитилась бомжиха.
- Да. Тетенька Матроскин, а у вас телефона нет?
Бомжиха вытерла жирную руку о штанину, сунула ее в карман и вытащила старенький «сименс». – Держи, дорогуша.
- Юленька, а ты номера телефона своих родителей не помнишь? – вкрадчиво поинтересовался Карлсон. – А то вдруг мы с тобой загуляемся, нужно будет их предупредить.
Девочка беспечно помотала головой, не открываясь от экранчика телефона.
- Чего пристал к ребенку? Пусть играется! – заявила бомжиха.
- Вы то тут все чего забыли? – в полголоса спросил Карлсон. – Подвалов мало, на крыши перебрались? Кто вас только пускает?
- А кто надо, тот и пускает! Ишь, управдом выискался! Ты в этом доме живешь? Детей в нем растишь? Нет? Ну и иди отсюда! В своем подъезде бомжей гоняй. Только полы потом помыть не забудь. С мылом.
Бомжиха явно была любительницей поскандалить. И умела это делать как никто. Карлосн и не заметил, как начал отвечать на ее выпады. Сначала неуверенно огрызаясь, но постепенно все больше и больше входя во вкус. В какой-то момент он понял, что совершенно выпустил из виду девочку. Осознав это, Карлсон осекся на полуслове и уперся взглядом на Юлю. Девочка, тем временем, с телефоном наизготовку, терпеливо ждала, пока взрослые закончат выяснять отношения.
- Вот. Спасибо, тетя Матроскин!
- Не за что, родная, - буркнула бомжиха. – Ну, вам с Карлосном, наверное, уже идти пора. Приятно было с тобой познакомиться.
Карлсон и сам был бы уже рад уйти с этой крыши куда подальше, но отмашки от друзей так и не было. Он отвел Юлю подальше от бомжей и предложил ей посчитать, сколько этажей в доме напротив. А сам отошел в сторону и снова набрал подельников.
- Слушай, Петруха, погоди еще минут десять, - услышал он в телефоне. – Тут сейф, на стене за картиной, прикинь! Леха сказал, взломать сможет.
- Да вы че там, совсем, что ли, охренели? – прошипел сквозь зубы Карлсон. – Какой сейф – уходить надо. Тут на крыши бомжи какие-то, стремные, пасутся, надо ребенка от них уводить срочно.
- Ну и что тебе бомжи? Бомж не мент, с ним договориться можно! Десять минут.
- Скоты, - сплюнул Карлсон, когда разговор был окончен.
Потом вернулся к Юле. Девочка изучала наблюдала за чем-то внизу.
- Ну как, Юленька? Сколько этажей? Высоко мне лететь придется?
- Карлсон, смотри, милиция!
- Ми… - икнул Карлсон, посмотрев в указанную девочкой сторону. По двору, и правда, рассекал милицейский УАЗик. Карлсон не отрываясь следил, как автомобиль огибает соседний дом и поворачивает в их сторону. Подъезжает все ближе и ближе к подъезду, через который они с друзьями вошли каких-то двадцать минут назад. А может пронесет? Может мимо? Может?.. Не пронесло. УАЗик остановился точно напротив подъезда.
- Это я их позвала! – доложила радостная Юля.
- Да? – тонким от волнения голосом переспросил Карлсон. – Молодец! А, а зачем?
- Когда мы пошли гулять, - заговорщицким полушепотом отвечала Юля, - я видела, как двое дяденек заходят ко мне домой. А папа говорит, что если незнакомые дяди без спросу заходят к нам домой, нужно звонить в милицию.
- Какой молодец твой папа, - пробормотал Карлсон. Но в его голове проносились мысли далекие от восхваления чьих то родителей. «Идиоты! Не могли подождать хоть минуту перед тем как в квартиру лезть?», «Предупредить! А, без толку, милиция уже в подъезде.», «Бежать! Срочно бежать!». Остановившись на последней мысли, Карлсон схватил девочку за руку и побежал к ближайшему выходу лестницу. Подбежав к выходу, дернул металлическую дверь. Дверь не поддалась. Выругавшись, Карлсон, продолжая тянуть за собой девочку, побежал к другому подъезду. Там история с запертой дверью повторилась. И даже в третьем подъезде, через который они и зашли на крышу, дверь оказалась закрыта.
- Бомжи! – догадался Карлсон.
- Да ты не переживай, - успокаивала его девочка. - Милиционеры придут и нас выпустят.
- Угу, кого выпустят, кого запустят, - буркнул Карлсон. – Пойдем ка тетю Матроскина навестим, Юленька.
Бомжиху явно позабавило возвращение своих недавних гостей. Выслушав претензии Карлсона, она пожала плечами и демонстративно поинтересовалась у своих коллег-бомжей, нет ли у кого ключей ото всех выходов на крышу. Ключей, ясное дело, ни у кого не нашлось.
- Да не переживайте так. Тут двери долго запертыми не держат, - махнула рукой бомжиха. – Юленька, а ты когда-нибудь смотрела в бинокль?
Девочка помотала головой. Тетя Матроскин вытащила откуда-то испод себя большой армейский бинокль и отдала девочке. – Сходи посмотри, это интересно. Олежек, Василек проследите за девочкой.
- Угу, - кивнул один из бомжей. – Пойдем, девочка.
Бомжиха подождала, пока Юля с сопровождающим отошла подальше и оценивающе глянула на Карлсона.
- Ну что, Гавкин, опять вляпался?
- Ч-чего?! – не поверил ушам Карлсон. – Ты откуда мою фамилию знаешь?
- А, не помнишь, значит. Ну-ну. А я помню. И тебя, и дружков твоих, имбицилов. Или не вы у меня, в детской комнате милиции, все детство провели?
- Что? Что за бред? Какая еще детская комната?
- Милиции, дорогой, милиции. Этого самого района, милиции. Раз в месяц же, минимум, попадались. Петька Гавкин, Лешка Самойлов и Володька Жужев. Не было?
- Было, - неуверенно ответил Карлсон. – А вы Наталья С… Семеновна?
- Сергеевна, - кивнула бомжиха. – Каково, а?
- Да как же вы?
- Как-как? Говорю же, Матроскин я здешний. Знаешь, какое это скучное занятие, бомжевать? Вот и слежу с крыши за двориком от нечего делать. Вашу троицу давно приметила. Как вы вокруг ходили, обсуждали чего-то. А у меня, знаешь, профессиональная память на лица. Да и виделись мы слишком часто. Естественно решила, что взялись за старое. И, хыхы, не ошиблась.
- Бред какой-то, - прошептал Карлсон, покачав головой. – Ключ давай сюда!
- А нету! – засмеялась бомжиха. – Выкинула! Слышь, приведение с мотором? Дружков то твоих повязали, небось, уже. Сейчас дверь выломают и за тобой, дураком, придут.
В подтверждении ее слов где-то сзади раздались звуки ударов чего-то тяжелого о металл. Карлсон, не придумав ничего лучше, принялся нервно ходить туда сюда перед бомжихой. Ее это только рассмешило.
- Ой, нет Петька. Какой из тебя вор? Всегда ведь таскался за Володькой с Лешкой и еще и крайним оставался. Да и они сами об тебя ноги вытирали! Дурак ты, дурак.
- Да заткнись ты!
- А что я, вру, что ли? Был бы умный, давно б ушел из этой компании. Нет, красивой жизни захотел. Думал, наворуешь денег, купишь квартиру в Москве и машину мажорную? Вот тебе твоя квартира, вот тебе твоя машина. Ой, ладно, леший с тобой. Отмажем мы тебя от милиции. Раздевайся!
- Ты чего несешь, дура?!
- А того и несу, - бомжиха поднялась. Под ней лежал тулуп, шаровары и еще какие-то лохмотья. – Надевай. Будем из тебя своего делать. Милиции скажем, что Карлсон улетел, но обещал вернуться. Давай-давай, они уже тут сейчас будут!
- Я это не надену, - брезгливо отозвался Карлсон.
- Наденешь. В тюрьму не хочешь, наденешь. Ты погоди, сейчас еще пива с водкой выпьешь и рыбкой закусишь. Считай расплатой за мечты о красивой жизни.
Позже сотрудники милиции в своих рапортах напишут, как задержали двоих воров с поличным. Дочь хозяина квартиры была найдена на крыше в компании четверых бомжей. Со слов девочки, она была переведена на крышу «Карлсоном», который впоследствии «улетел». Т.к. служебная машина была уже заполнена, бомжей оставили на время в покое, а когда вернулись за ними, на крыше уже никого не было.
Обычные сказки на этом и заканчиваются. Ребенка спасли, воров наказали. Потому как именно после этого кончается сказка и начинается жизнь. Жизнь, в которой оступившейся человек может исправиться и порвать с темным прошлым. А может еще сильнее увериться в правильности и удобности своей косой тропинки. Увы, наш мир далеко не так сказочен, как мечтается детям и хочется взрослым. Но пока еще есть люди, которые могут помочь другим получить второй шанс, надежда на светлое будущее есть.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 672
Замечания : 0%
№8
Те, кто жил на Крыше.
Разрывая вату пыли, висящую в воздухе, к поверхности с большой скоростью приближается капсула летательного аппарата. Из заднего отсека выскакивает кулёк парашюта и раскрывается, перепончатыми фалангами сгребая воздух. Капсулу дёрнуло назад. Скорость начала заметно снижаться.
Скользящее соприкосновение с бетонным покрытием - капсула рвёт себе пузо трубами, торчащими из бетона. Длинные трубы приминаются к поверхности, как волоски. Короткие продирают поддон капсулы, выхлёстывая в стороны фейерверки из кусочков раскалённого металла и комки земли.
Металлический зверь останавливается, пуская серый пар из распоротого брюха. На спину ему медленно опускается ткань парашюта. Зверь скрипнул корпусом, унимая внутри себя судорожные сокращения механизмов, и затих. Внутри послышалась возня. Дернулась парашютная ткань, и через открывшееся отверстие аппарата осторожно, чтобы не задеть раскалённое покрытие капсулы, выбираются два человека в защитных костюмах.
- Сэм, Эрик, здесь гравитация девять жэ, так что спускайтесь аккуратнее, - протрещал механический голос в шлемах. – Воздух есть, но с примесью диоксида серы и свинца. Так что, если хотите наделать стайку здоровых детишек в будущем, шлемы снимать не советую категорически.
- Помним, - ответил Сэм. – Босс, это точно то самое место? Что-то мёртво здесь как-то.
- Точно. По описанию вам нужно найти чёрный холм с механическими включениями. Не знаю, трубы там, провода. Он где-то неподалёку должен быть. Может, это станция какая. Передача была сбитая, и с космоса из-за пылюки не разглядишь особо.
- Ладно, пойдём. И оружие прихвати.
Небо над головой похоже на телеэкран, включенный на мёртвый канал. В воздухе треплется драная тряпка пыли. Из бетона, присыпанного землёй, повсюду торчат трубы разной длины и диаметра. Капсула, тормозя, оставила за собой проплешину.
- А с высоты птичьего полёта поверхность была похожа на голову лысого мужика, - пытается разбавить воющую тишину Эрик, шагая за напарником между трубами и инстинктивно щурясь, когда частички песка резкими порывами бьются в стекло шлема.
- Несладко ему пришлось, да? – настороженно оглядываясь, на полуавтомате старается поддержать разговор Сэм.
- Да, мрачновато здесь. Его как будто живьём закопали. Только затылок из земли торчит. А говорят, здесь раньше люди жили…
Сэм остановился и остановил рукой напарника. Тот напряжённо посмотрел вперёд, сдвинул к переносице густые брови и прикусил нижнюю губу. Зрачки у него сузились, а на лбу выступила испарина.
Впереди стало видно гигантскую смоляную личинку, пронизанную множеством толстых и тонких проводов. Казалось, что она лежит спиной к ним и дышит, раздувая чешуйчатые бока.
- Значит, станция да, мать твою? - Пытаясь взять себя в руки, через зубы процеживает Сэм. – Ладно, Эрик, пошли глянем, что это за фиговина такая. Как я надеялся, что это будет просто холм…
***
Солнце с каждым годом сильнее поджаривает бока планеты. Больше тяжёлых металлов в воздухе. Города, застроенные высоченными зданиями – по несколько бетонных коробок на этаже.
По коридору одной из таких высоток пробирается человек с зажатым в руках пистолетом. Он двигается вдоль стены, стараясь как можно тише ступать на бетон. Подошва чуть слышно пожёвывает камешки.
- Килли, спутник-шпион обнаружил хозяина этого образца крови. Высылаю точные координаты, - шикнул наушник.
- Спасибо. Я неподалеку здесь.
- Эм…кровь, обнаруженная на месте преступления не совпадает с пробами крови ни одной из трёх жертв.
- Ладно, посмотрим, что это такое.
- Будь осторожен.
Килли ускорил шаг. Прошёл до конца коридора, постоянно вслушиваясь в тишину. Свернул налево и оказался на спасательной лестнице. Быстро сверил координаты и двинулся вверхна следующий этаж. Старые железяки ворчливо поскрипывали под ногами.
Килли оказался на очередном мёртвом этаже. Тот же длинный коридор, составленный из бетонных блоков, пустые глазницы окон и редкие двери.
Килли остановился возле одной. Аккуратно толкнул её и заглянул внутрь. Небольшое помещение, уставленное кучей всякого лабораторного оборудования – пробирки, баллоны, холодильники, гигантская цилиндрическая ёмкость посреди комнаты с щупальцами проводов, уползающих в разные концы помещения к каким-то блокам питания. Килли сжал пистолет в руке и аккуратно прошёлся мимо ёмкости, заглянул в угол за ней. Там было рабочее место одного профессора. Компьютер на столе, разбросанные бумаги. Профессор сидел неподвижно, откинувшись на спинку стула.
Килли направил на его голову пистолет и медленно начал приближаться. Из головы профессора торчало несколько проводов, глаза заплывшие, он тихо сопел.
- Даже не думай дёрнуться.
Килли подошёл ближе. Не отводя пистолета от его головы, он быстро осмотрел стол. Взял толстую тетрадь. Красной пастой торопливым почерком нацарапано «Они знают.Найдите чистый ген».
За спиной взорвался клапан. Килли резко обернулся и увидел существо раза в два выше себя. Белая костяная маска, крупные безэмоциональные глаза с маленькими зрачками, провода по всему телу вместо сухожилий. Оно схватило парня и швырнуло в цилиндр.
- СТОЯТЬ, - поднимаясь, прокричал Килли, целясь в существо, похожее на человека.- Я разнесу ему башку, если сделаешь ещё шаг, - он перевёл пистолет на профессора. – Он тобой управляет?
- А-а, ты догадался?Нет, я теперь ни от кого не завишу.
Существо наклонило голову и шаркнуло ступнёй. Не сводя глаз с Килли, протянуло руку к голове профессора, схватило его за волосы и оторвало её от тела. В ошмётках мяса запрыгали сосуды, плескаясь кровью.
- Делай с ним всё, что хочешь, - существо окровавленными пальцами держало за волосы голову профессора с застывшим на лице выражением тихого ужаса.
Килли нажал на курок.
Здание дёрнуло судорогой, как человека, который резко проснулся. В лаборатории выбило окна. Комната откашляласьошмётками аппаратуры и дыхнула гарью.
***
Этот "чистый ген", о котором написал профессор– нечто вроде искусственно выращенной силиконовой субстанции. В ней содержится химическая информация для будущего развития организма и единицы культурной информации. Первое даёт возможность развиться организму максимально приспособленным к условиям окружающей среды и увеличивает период жизни. Второе сокращает период обучения - человек уже имеет культурную базу и всю необходимую информацию об окружающем мире, ему остается продвигать технологию дальше. Это было придумано для того, чтобы человек не тратил больше половины своей жизни на усвоение информации предыдущих поколений и всего четверть на создание чего-то полезного. Деньги в этом мире, как можно догадаться, скоро утратили свой смысл. Жажда наживы выглядела теперь как шлюшка в обществе геев.
Чистый ген после всех исследований должен был быть имплантирован в человека.
Сначала исследования проводились не на людях, а на той самой искусственно выращенной силиконовой форме жизни. Это получались полумеханические полу органические существа, внешне напоминающие человека - две руки, две ноги, прямоходящие.
Ученые наблюдали за самоусовершенствованием их алгоритма и вообще за их развитием. Сначала они использовались как помощники человека. Они получили название - Смотрители, так как в основном контролировали работу главного сервера и дочерних серверов, которые следят за разными жизненно важными функциями Мегаструктуры - водоснабжение, производство и поставка продовольствия, энергия. Главный сервер находится на Крыше и корнями от него глубоко вниз расходятся дочерние контролирующие сервера. СамаМегаструктура там же под Крышей.
С тех пор, как люди ушли под землю, прошло много времени. Некоторые из ныне живущих даже не представляют, какой была жизнь там, на Крыше. Теперь это многоуровневый механизированный город-муравейник, присосавшийся своим основанием к Крыше.
Люди живут колониями на разных уровнях. Реставрацией, достройкой и перестройкой уровней занимаются гигантские механизмы-Строители, которые за сутки могут построить или перестроить целый уровень.
Тем временем, пока происходят все эти технические преобразования, из другой галактики возвращается исследовательский корабль, который обнаружил планету, пригодную для жизни человека. Земле очень скоро грозит разрушение, именно из-за этого люди и начали спускаться под землю, пока ждали возвращения из этой экспедиции.
Если измерять время количеством человеческих лет, расстояние до новой планеты занимает в среднем 80 лет. За это время - в пути туда и обратно - успело смениться несколько поколений. И они, как можно догадаться, тоже не видели Землю той, на поверхности которой было множество высокоэтажных городов. Эти люди увидели пустынную поверхность планеты с торчащими трубами разного диаметра и высоты - вентиляции и разного рода выброса отходов.
"Чистый ген" позволил бы запустить новую ветку эволюции человека. Людям понадобилось бы небольшое количество времени, чтобы имплантировать его в себя, собрать необходимое и отправиться на новую планету. Теперь, благодаря долгожительству, они бы смогли прожить цикл в пути от Земли до той планеты и еще дольше.
Однако случилось то, на что учёные меньше всего хотели делать ставки. В один день проявило себя побочное действие. Силиконовые формы развились до такой степени, что начали осознавать человека своим конкурентом.
***
Тысячи одинаковых уровней вверх. В голове Килли монотонно отдаются собственные шаркающие шаги.
Несколько десятков лет назад произошёл взрыв в главной лаборатории. Чудом уцелел один человек. Он был первым, на ком применили потом технологию «чистого гена». Родных у него не оказалось. Да и сам он вряд ли был бы против. Иначе его ждала бы медленная смерть. Благодаря этой технологии поражённые участки его тела восстановились. «Чистый ген» имплантировали в его тело, после чего практически сразу начали образовываться стволовые клетки, которые постепенно восстанавливали повреждённые взрывом органы, мышечную структуру и верхние кожные покровы. Со стороны онпо-прежнемупохож на обычного человека. Только это был уже не человек.
На одном из уровней Килли встретил девочку. Она стояла неподвижно посреди площадки, ведущей к следующей лестнице. Килли инстинктивно вытянул пистолет. Девочка качнулась на пятках. Дошла до парня и плюхнулась рядом, съехав спинойпо стене.
- Здесь живут люди? – спросил Килли, не сводя с неё пистолет. – Мне нужна еда.
Девочка сидела неподвижно. Килли щелкнул предохранителем и двинулся к лестнице.
- На сороковом этаже есть деревня, - пропищал детский голосок.
Килли замер посреди лестницы. Повернулся в пол-оборота.
- Еда у меня есть, - продолжила девочка и вытянула вперёд руку.
Килли подошёл к ней. Заглянул в её неподвижные безэмоциональные глаза и у него появилось смутное ощущение, что голос доносился не из её тела.
- На сороковом этаже, говоришь. А сама ты сюда как попала? Я уже давно…
Глухой выстрел.По виску девочки стекла тонкая бордовая ниточка крови.Её зрачки расширились, и голову разорвало на части, как разрывает арбуз при падении. Тело неуклюже поднялось, держась окровавленной рукой за стену.Остатки девочки неторопливо пошлёпали в противоположную от выстрела сторону, оставляя за собой дорожку косолапых следов крови.
Килли заметил скользнувшую теньсбоку. Удар в челюсть, вспышка в глазах. Тело упало грузным мешком на платформу. Мир усилил раз в пять свою гравитацию. Кто-то схватил за воротник и поволок по полу. Толкнул на стену. Ориентиры очень медленно возвращались в норму. Килли сидел распластанный возле стены. Над ним стояло трое с оружием.
- Не двигайся, - человек схватил Килли за подбородок и приблизился. – Я так и думала, он обычный человек.
Отшатнулась от него, направила оружие в сторону семенящего тела девочки и пустила очередь вслед. Её разорвало на множество кусков.В пол вмазалась клякса крови. Килли сглотнул, приходя в себя.
- А вдруг он связан со Смотрителями? Давайте его убьём.
- Дай сюда свой пистолет, парень, - не дожидаясь ответной реакции, заломили ему руки, и выбили из кисти пистолет.
Килли, рыча и отплёвываясь кровью, сел обратно.
- Ты откуда?
- Снизу. Больше пяти тысяч этажей.
Люди недоумённо смотрели на него.
- Он врёт, такого места не существует.
- И что, ты просто идёшь вверх?
- Я ищу «чистый ген»…- без особого интереса ответил Килли. – ДНК с неизменёнными молекулами.
- На Крыше ты не встретишь людей. Там уже давно никого не было. Вообще не известно, что там сейчас творится.
- Там главный сервер.
- Ну, ясно.
- Наверно, туда он и идёт.
- Ты ведь до этого уровня не встретил ни одного человека?
Килли поднялся по стене.
- Ладно, мне плевать, куда и зачем ты там идёшь. Не хочешь, не отвечай. Не попадайся нам больше, - человек с силой толкнул Килли, он ударился спиной о стену и осел. Люди развернулись и пошли в сторону лестницы.
Килли краем глаза заметил движение сбоку.
Рядом с ним остановилась хрупкая девочка с растрёпанными светлыми волосами, очень похожая на ту, которую убили эти люди. Она неслышно шмыгнула вперёд. Задела одного рукой, снесла ему голову, которая упав, стукнулась об ступеньку и несколько раз перевернувшись, остановилась, глядя безумными глазами в потолок. Люди замерли на мгновение. Потом, не задумываясь, выбросили вперёд оружие, плюющееся разрывными патронами. От попадания отлетали куски бетона от стен.Девочка скользнула между людьми. Схватила девушку за шею и, сделав невидимое человеческому глазу резкое движение, вмазала её шейным отделом в пол. Девушка хрипнула и сразу стихла, обмякнув всем телом. Девочка выхватила из её рук оружие. И пока последний человек собирался отреагировать на её движение, воткнула дуло ему в щёку и нажала курок. Голову разорвало на части, раскидывая вокруг пульсирующие куски. Человек упал, выронив пистолет Килли.
Девочка выпустила оружие из рук. Подула на ушибленный палец и скривила мордашку. Килли сидел неподвижно. Девочка подняла его пистолет. Подошла к нему, улыбнулась, протягивая оружие. Килли взял.
Девочка снова скривила мордашку, сунула больной палец в рот и ушла по лестнице вверх.
***
Не знаю, что именно они хотели сделать с «чистым геном». Возможно, уничтожить. Чтобы предотвратить появление сверхлюдей. Я был одним из таких, и они, конечно, считали меня своим конкурентом. Казалось, они поджидали меня за каждым углом на каждом новом уровне, пока я пробирался вверх. Силиконовые формы жизни, обретшие самостоятельный разум. Они были похожи на ходячие куски мяса, пронизанные проводами, через которые пускают ток. Бесчувственные и жестокие. Они преследовали только одну цель – уничтожить человека. Они рвали нас на части.
Человек подозревал, что рано или поздно эти формы заживут самостоятельно, и нельзя было допустить, чтобы они дошли до стадии самосознания. Человек должен был выловить этот момент и воспользоваться им. Прекратить всякие эксперименты, начать имплантации. Тем более, как оказалось, вскоре вернулся корабль с длительной разведки. Они обнаружили ту самую планету, максимально подходящую для жизни человека. Я был чуть ли ни единственным представителем человека, который мог добраться до Крыши, чтобы передать на корабль «чистый ген».
Я не представлял, как выглядит Крыша. Дед мне рассказывал, что раньше там были города, совсем не похожие на нашу Мегаструктуру. Не было таких технологий и мощных контролирующих серверов. Не было Смотрителей. Дед рассказывал, что тот мир был чем-то похож на Мегаструктуру, перевёрнутую на ту сторону. И я представлял себе большую мусорную кучу.
Пока я пробирался вверх, мне встречались поселения. Люди бежали от своих технологических изобретений. Как тараканы забивались в самые невообразимые места и, опасаясь нападения, выбирались на поиски еды в определённое время суток. Еще я видел, как они выращивали на стенах своих жилищ какую-то органику. Выглядело это не очень аппетитно, но было вполне съедобно.
Вообще дед рассказывал, что там на Крыше было Солнце. Оно грело и освещало всё вокруг. Я представлял себе гигантскую лампу накаливания, у которой однажды перегорел патрон. Я не знаю, как это – ультрафиолет. У нас тут постоянно всё было чёрно-серое и немного желтоватое от ламп. Остальные оттенки мозг дотягивал сам.
В одном из поселений я нашёл «чистый ген». Это была маленькая замученная девочка. Пришлось оттуда уйти. На поселение напали Смотрители. Они дышали в затылок. Но чаще всего они были на шаг впереди меня. И заглядывали мне в лицо своими безэмоциональными глазами.
Мы добрались до Крыши. После всех лифтов, лестниц и проходов, это была небольшая лазейка, которая вывела нас наверх. Крыша не сильно отличалась от Мегаструктуры. Серая, пыльная, пустая. Я увидел наш главный сервер. Он был таким же, как и все остальные, только в разы больше. Размером в несколько уровней.
Я подозревал, что у человека мало шансов. Нужно было мыслить на два шага вперёд, или лучше на три. Я увидел растерзанные трупы экипажа корабля. Возможно, это были они. Раньше я не видел такой одежды. А потом увидел главных Смотрителей.Я чувствовал упоительное рокотание за их бесчувственными масками. Они пронизывали нас своими маленькими неподвижными зрачками. И двигались в нашу сторону размеренно, никуда не торопясь.
Они нас ждали.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 672
Замечания : 0%
Рассказ удален по просьбе автора
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 672
Замечания : 0%
И так я все выложил если опоздавшие до 20 часов пришлют текст я его выложу но оштрафую на два голоса также я нечего не менял не резал но всех у кого избыток текста штрафану на 0.5 голоса и так всем удачи читайте на здоровья =)))
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 382
Замечания : 0%
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 672
Замечания : 0%
slavian, Мы в курсе=))) и при том не то слово
№10
(рабочее название «Любовь и голуби»)
Сзади многоголосье: шлепанье голых пяток, тяжелый стук больших, не по размеру, ботинок, скрип ступеней, перил, возбужденные ребячьи голоса. Но все же он самый первый: еще только бухает подъездная дверь, а он уже почти на третьем, только пару ступенек перепрыгнуть, а потом так же, с наскоку, прыгнуть и хватануть отполированную многими ладонями нижнюю перекладину лестницы на чердак.
- А не закрыто? – двумя пролетами ниже окрик Оськи.
Он, если честно, не боится того, что чердак закрыт, ему просто страсть как хочется дать два коротких звонка в квартиру дядьки Митьки, а там племяшка – Катька рыжая, с зелеными глазами – весенняя, жаркая, солнечная.
- Не, не закрыто! – кричит Федька от самого, обитого желтой жестью люка. Они с Оськой друзья и потому Федька кричит. – За Катькой бежи, пусть чубатого позырит!
И Оська бежит, слышно как дрелью звенит поворотный звонок – два раза, как и надо, чтобы не открыла вредная Матрона Ивановна, соседка по комнатам, но все это уже там, совсем внизу, а он, Федька, уже между стропил, уже пыль неба забивается ему в нос и тонкие струйки солнца льют меж шифером золото на его изодранную, штопанную-перештопанную рубаху…
у-у-ууУУУУуу-у-у-у – пронесся мимо их окон их поезда груженый углем состав и только вдали слышно длинным электрическим отзвуком: «ту-дух ту-дух, ту-дух ту-дух» и снова желтые глубокой осенью поля, озябшие леса, туман зыбкий в низинах – дорога. И прозрачно отраженное в дороге лицо: глубоко прорубленные морщины – трафарет, маска из желтого лба, острых скул, носа, седых волос.
- Отец. – вопросительная интонация. Отвернулся от окна, посмотрел на соседей: сухие, угловатые, в камуфляжных штанах, в тельняшках – молодые, дембеля, строят из себя больших, знающих жизнь. Тот что звал держит в руках крепко початую бутылку, кивает на стакан в подстаканнике.
Мотнул головой, добавил неслышно: «Нет» и снова в окно уставился, снова трафарет лица, снова желтые, больные осенью поля.
- Как знаешь, бать. – тихое звяканье, холодный дребезг алюминиевых ложечек в стаканах.
Голубятню на крыше мужики построили, фронтовики. Еще, как с войны вернулись так и отстроили. Андрей Федорович строил, однорукий дядя Гена, седой совсем дед Ахмед, с кожей то ли обожженной, то ли от рождения такой рябой и черной, помогал им, советы давал, щурился. А потом на нет сошло: Андрей Федорович на заработки в город подался, дядя Гена занемог, теперь на крышу больше подниматься не может, выходит только, на лавочку у стаек, сядет, руку единственную козырьком ко лбу приложит и вверх смотрит, на голубятню, а потом сунет два пальца в рот, вдохнет глубоко да как засвистит! И аж вскипает небо от белизны голубей, от хлопанья крыльев их заполошных – красиво. А дед Ахмед умер. Зимой еще. Теперь детвора за голубями присматривает.
Катька каждое лето к дядьке Митьке приезжала. В первый свой приезд, когда совсем малая была, дразнили ее сильно, за косички огненные дергали, и только Оська не дергал. А один раз, когда ее Гоха Сизов, маленькую, в платьице коротеньком, до слез довели, Оська в драку полез, не побоялся. Шею белую вытянул над воротником тертым, лямку на штанах поправил и в драку, с кулаками! Федька тогда тоже полез, вдвоем они, на одного, на Гоху, - друзья всё ж таки. Досталось тогда им крепко… Но и Гоха ушел не обделенным.
А теперь… Теперь кто посмеет Катьку за косу дернуть? Вон какая вымахала – на голову выше Оськи и на полторы выше Федьки, и улыбка у нее такая… Оська первый в Катьку влюбился, потом уже Федька. Но не лез, ходил конечно с ними трепался, балаболил, они то, влюбленные, все больше молчат, а он… А он тоже влюбился, только позже, на самую малость позже, а у друзей это «позже» многое значит.
Сейчас уже вечер. Ребятня разбежалась, те кто постарше подольше наверху побыли, погоняли сизарей, покурлыкали и тоже ушли, только Оська, Катька да Федька наверху остались.
Оська с Катькой сидят на теплом, прогретом за день шифере, смотрят вдаль, за лес, за горы одинокие террикоников, за высоко торчащую трубу центральной котельной – смотрят на закат. А Федька в голубятне, он у них тут свой, еще дед Ахмед говорил ему: «Ты, мал-малой, птицу чуешь», учил потом как брать голубя надо, как перья ему чистить, как ухаживать. Дорогой птицы тут отродясь не было, разве что чубатые те самые, только и они не купленные, прибились просто. А так все больше дикари, красивые, но дикари.
Оська с Катькой молчат, Федька держит в руках голубя и смотрит на них, на двоих: Оська драный какой-то, тощий, тонкая латанная рубаха бьется парусом на костлявых плечах, липнет к выпирающим позвонкам, а Катька… Катька красивая, статная, платье, как у актрис из кино, распущенные волосы бьются рыжим пламенем, лица не видно, только шея, подбородок, щека. Красивая.
- Эй! Братва! – пьяный голос дядьки Митьки со двора.
Оська встрепенулся, Катька крикнула:
- Дядь Мить, мы скоро.
- Катерина! Слазь давай, мне потом мать твоя задаст!
Дворовые бабки заинтересовались: задрали седые морщинистые головы в платках к небу, дальнозоркие водянистые глаза уставились на бьющиеся белой волной платье, на огонь рыжих волос.
- Ну дядя.
Оська поднялся, руку на плечо Катьке положил, та тоже встала, ветер тут же подхватил подол ее платья, заиграл, послышался шум, будто парус на ветру хлопал. Пора.
Федька с ними не пошел. Посмотрел, как спустились в слуховое окно, слышал, как внутри, под ним, приглушенно токают квадратные каблуки черных Катькиных туфель о скрипучие доски чердака, ухнул люк. Тишина. Багровые облака, оранжевое солнце, над головой чернота погасшего неба, внизу эхо вечернего двора, в руках белый голубь, и тоска внутри.
Они галдят, они уже пьяненькие и уже губы этих молодых парнишек выгибаются и лица краснеют, а глаза будто засыпают. Они то братаются, то переходят на басистый рык, все чаще разливают, обижаются громче, когда отворачиваешься к окну, когда в ответ на призывное «Отец!», мотаешь головой.
- Куда едешь то, бать?
- На родину.
- Мы тоже. Долг родине заплачен.
- Хорошо.
- Может по маленькой? За родину? – смешок, слышно чье-то тихое: «за Сталина» - дети еще, хоть и отслужили.
- Нельзя мне. – повернулся, улыбнулся. Не скажешь же, что не хочешь с ними пить.
- А откуда едешь? Жил где? – не унимается тот, что за родину предлагал, в глаза смотрит.
- Да. Занесло. – отвернулся. Так проще, лучше с окном разговаривать. – Сразу после училища. Всю жизнь…
- А чего обратно понесло?
- Соскучился.
- Понятно.
Понятно, им все понятно. В таком возрасте всегда все понятно и не объяснишь им про странное это дело, когда жена, друзья, дети, потом внуки и дом и работа, всегда работа. Узловатые корни, путы, толстые тяжелые пеньковые канаты, что держат, не отпускают, но потом… Потом дом пустеет, уходят из него дети, уходят старые соседи и друзья: кто уезжает к детям, кто умирает, а кто и того хуже, становится другим, неузнаваемым – грозит узловатым с пятнами кулаком детворе, опирается на трость и, подолгу шамкая губами, начинает говорить о том, как раньше было, о политике, о коммунизме… Квартира, старое семейное гнездышко, становится пыльной, и даже уборка не спасает от этой пыли, от запаха старости. Сколько не открывай форточки, не распахивай настежь дребезжащую дверь балконную, его не выветрить. Он в себе, внутри и почему-то очень хочется рассказать детям, уже взрослым детям, как надо делать это, как надо править то, рассказываешь где и что лежит, подготавливаешь документы на квартиру – на будущее, на просто так, ведь кто его знает… А потом, однажды, домой возвращаешься один. В костюме, чуть пьяненький, садишься в пустом зале: скатанный ковер стоит в углу, посреди зала две табуретки, телевизор накрыт простыней, зеркало тоже, тикают часы, слышно, как скрипят половицы у соседей, где то неслышно ухает музыка, ногами ее чувствуешь. Пусто, совсем пусто.
У соседей всегда кто-то ходит, голоса, а ночью шорох шин за окном, пьяные и громкие слова нечаянных прохожих – жизнь, там жизнь, а тут… Тут тикают часы, капает вода в раковину – прижизненный склеп. Дети, сразу же, становятся большими и взрослыми, они звонят, говорят в трубку радостную пустоту, им старательными детскими голосами вторят маленькие пухлощекие внуки, приезжают в гости. Редко.
А потом, вдруг, хочется сбежать, уйти из дома хотя бы на день, подышать жизнью! И выходишь, и сидишь, и дышишь. Сначала час, потом два, потом три, а потом понимаешь, что это ты грозишь узловатым с пятнами кулаком детишкам, это ты говоришь про то, как было раньше, это ты…
И тогда надо бежать.
- А какие голуби бывают? – Катя стоит напротив, тянет узкие белые ладошки к голубю, что курлычет в руках у Федки, вертит головой, смотрит на Катю то одним, то другим глазом. Он не боится, вся детвора уже этого чубатого на руках держала, он в голубятне самый красивый, белый, с перышками на лапках, будто при обувке.
- Всякие бывают. – пожал плечами, - статная птица есть, есть трясуны, вислокрылые, спортивные есть. Много.
- А я слышала почтовые бывают. У тебя есть?
- У меня? – усмехнулся. У него тут своего ничего нет, общая голубятня, просто он тут возится больше всех. – У меня тут нет. Их теперь не почтовыми называют, спортивные. Их тренировать надо.
- А это как? – она придвинулась еще ближе и, промеж делом, Федя аккуратно вложил свои ладони с голубем в ладони Кати. Ладошки ее были прохладные, нежные, Феде даже стыдно стало за грубость своих рук, за сбитость костяшек пальцев. Он выпустил чубатого, маленькие острые коготки его соскользнули с пальцев, голубь устроился в белых ладонях Кати. Он потоптался, устраиваясь поудобнее, повертел чубатой головой, нахохлился и уселся в ладонях.
Федя оторвал взгляд от голубя, посмотрел на Катю: она почти не дышала, смотрела на чубатого, и глаза ее зеленые, яркие, смотрели заворожено. В горле разом пересохло, сердце затукало в груди так, словно и не билось до того, и сам не слыша своих слов Федя сухим, пересыпающимся шорохом, прошептал едва-едва слышно: «люблю».
- Что? – она посмотрела ему в глаза и сердце, до того стучащее, ухнуло в пропасть, остановилось на ударе.
- Ничего. – слова дались с трудом, с хрипом.
- А мне послышалось… - она склонила голову на бок, улыбнулась и сказала со смешинкой в голосе, - Я тоже люблю… - Федя вздрогнул, выпучил на нее глаза, - Голубей.
- Эй! – Оськин сипатый крик снизу, из колодца двора, и тут же свист, да такой, что чубатый в руках Кати забил крыльями, слетел с ладоней. – Спускайтесь!
- Вы до Архиповки? – спросила проводница. Если бы она была повзрослей – дембеля бы ругались с нею, кричали в пьяном угаре, что де будет им какая-то баба указывать. Если бы она была чуть поярче, к ней бы приставали, а так, так просто притихли, даже бутылку припрятали.
- Да, доченька, до Архиповки.
- Ночью прибытие. Я вас разбужу.
- Не надо, мне не спится.
- Хорошо. Только я все равно проверю, ладно?
- Ну проверяй.
Она улыбнулась, мило так улыбнулась, будто внучка дедушке, так, вроде бы даже и не принято теперь улыбаться, и пошла дальше по вагону. Вагон покачивало, горел свет, поля за окном были темны и только где то вдалеке, почти на линии горизонта, меж чернотой земли и глубокой, до непроглядности мрака, синевы неба горели огоньки далекого и неизвестного города.
- Сеструха у меня такая же. – почесал гладко выбритую щеку один из дембелей.
- Познакомишь?
- Познакомлю, но если хоть пальцем! Отличница, в институт пойдет. Мать писала, на экономический гово…
Погас свет, голоса стихли, послышалось ворчанье, ребенок в соседнем купе попытался зареветь, но его успокоил едва слышный шепот. Дембеля выпили еще по одной, и тоже стали укладываться. Тихие ребята, не огульные, хоть и дембеля.
Мелькают густо черные на черном силуэты деревьев, на небе перемигиваются звезды, стук колес: «ту-дух ту-дух, ту-дух ту-дух». Странно, такие похожие звуки: тиканье часов и перестук колес, но такой разный смысл. Только все одно, не спится.
На озере мелкая рябь, слабый ветерок чуть клонит непослушные сухие стебли камыша, коричневые головки кивают, пушатся – осень скоро, последние дни лета. Катя сидит у воды, она в сарафане, огонь волос переброшен через плечо, оголив белые, без загара, лопатки – прохладно. Оська в стороне: мешковатые штаны закатаны до колен, рубаху навыпуск треплет ветер. Оська щурится, отчего разбитая губа его становится еще более опухшей, сбитой. Оська подбирает редкие на озерном берегу голыши, прикрывает один глаз и со всей силы бросает их в озеро. Голыши звонко отсчитывают по ряби шаги и, с печальным «бульк», исчезают. Федька в стороне. Он, опершись на локти, развалился на покатом берегу, в зубах травинка, под глазом фиолетовый синяк. Федька смотрит на Катю, изредка поглядывает на Оську и щурится подбитым глазом. Трое, их трое на берегу, но каждый из них поодиночке.
Катя завтра уезжает, и она вчера целовалась с Федькой. Зачем? Просто так… Просто так сложилось. Они снова должны были собраться на крыше, все - втроем: Катя, Оська, Федька. Оська не пришел, его не пустила мать и еще дяде Мите нажаловалась, мол де лазит шантрапа по крышам, еще сорвется кто. Дядя Митя навесил на люк большой черный замок с матовой белой накладкой и на том успокоился, вот только Катя взяла незаметно ключ с полки. Так и случилось, что Оськи не было, а Федя и Катя были.
Ночь была безлунной, тусклой, черное небо застлали тучи, будто бы даже дождь собирался. Двор внизу был темен, один фонарь над подъездом горел, освещая вход, лавочку, да куст давно отцветшей сирени, окна темны. Было холодно.
- Холодно. – сказала Катя.
- Холодно. – согласился Федька. Он подвинулся ближе, неловко прижался плечом к призрачно бледному плечу Кати. Она дрожала. Ему было жалко, что нет у него пиджака, как у героев кино, нечего ему снять и накинуть на Катю. Разве что…
Он неловко, боязливо обнял одной рукой Катю, так, как делали старшие, когда думали, что никто их не видит. Федьке казалось, что сейчас она брезгливо дернет плечом, скажет что-нибудь обидное, или, как в том же кино, залепит звонкую пощечину… Она прижалась, положила голову склонила на него голову. Они так сидели целую вечность, сидели и смотрели в призрачный мир ночи, где нет света, где только едва заметные контуры, да серебрящийся туман в низинах. А потом она снова сказала: «холодно» и он обнял ее крепче, а она подняла голову и сказала холодными губами горячее «поцелуй, пожалуйста». И он поцеловал…
Оська все видел, он сбежал из дома, он стоял внизу, во дворе невидимый и неслышимый. Он видел на фоне чуть более светлого неба вырезанные из черноты силуэты, он видел этот поцелуй, он, наверное, даже слышал неслышный Катин шепот «поцелуй, пожалуйста».
Поцелуй был один, потом они, будто испугавшись, молча спустились с крыши, Федька закрыл люк на замок, отдал Кате ключ и они разошлись по домам.
Оська постучал в окно еще до свету. Федька вылез из под теплого одеяла, прошлепал голыми пятками к окну, пробурчал:
- Чего тебе?
Оська не ответил, головой мотнул. Федька пожал плечами, пошел одеваться, а после, тихо открыв шпингалеты, вылез в окно.
- Пошли. – Оська зашагал, не дожидаясь Федьку.
Они шли долго, прошли мимо парка, вдоль аллеи, потом мимо клуба, вышли на окраину, там, где белые березы леса подступали к домам, вышли на пустырь перед озером. Оська остановился, уставился вдаль, за туманный, тихо шепчущий плеском и шорохом камыша, берег.
- Чего звал? – спросил Федька.
- Катьку любишь?
- Что?
- Ты Катьку любишь?
- Ось, ты…
- Отвечай! – гаркнул Оська, вдалеке залаяла собака.
- Люблю… - шепотом ответил Федька.
- Громче.
- Люблю. И что?
И тогда они подрались. А потом пришла Катя, посмотрела на них на побитых, и, без слов, уселась у самой кромки воды.
Федька лежал на берегу с подбитым глазом, Оська собирал голыши и метал их в рябь воды, Катя, смотрела на озеро. Тянулось время. Завтра она уезжает и приедет только следующим летом, а сейчас… Сейчас им больше нечего сказать друг другу.
Катя встала и пошла. Она не оглянулась. Оська проводил ее взглядом, а после , стянул через голову рубаху, скинул штаны и кинулся в воду. Он плыл широко взмахивая руками, брызги, даже на вид холодные, летели далеко впереди него. Федька лежал и смотрел. Он думал, что скоро Оська остынет, повернет обратно, но Оська все плыл и плыл, и вот уже не видно брызг от широких взмахов рук, только черная точка головы над невысокой рябью, а потом… голова стала то и дело пропадать.
Федька соскочил, торопливо стянул широкие штаны и побежал в воду. Взметались искры брызг, ноги громко бухали о холодную, как лед, воду, потом он упал и поплыл как мог быстро. Иногда он смотрел вперед и иногда видел голову Оськи, а иногда и не видел. Он уставал, руки становились тяжелыми, словно резиновые, ноги холодели, но он все плыл и плыл и плыл даже тогда, когда голова Оськи пропала из виду…
Станция ночью пустынна: освещенный вокзал, горящие фонари, большие квадратные часы над перроном, удаляющийся перестук поезда. Дембеля остались там, в поезде, там осталась и милая проводница с немодной в этом веке улыбкой. До рассвета ждать пару часов. Проводница была не права: поезд прибывал не поздно ночью, а рано утром – так правильнее.
Вещей при себе нет, паспорт и деньги в кармане, куртка в сумке, переброшенной через плечо. Места знакомые, все детство прошло здесь, тут до той трехэтажки полчаса бега молодых мальчишеских ног, а до озера и того меньше…
Светло стало под утро: вроде бы еще и ночь, а уже чувствуется скорый день, уже подернулась старческой сединой ночная тьма и это скорее сумерки, рождение нового дня. Тропинка та же, те же изгибы, вот только лес кругом другой: поредевший, нет той чащобы. А может просто прошло время больших деревьев, оно у всех проходит, рано или поздно проходит.
Катю Федька нашел вечером, он и вспомнил то про нее только вечером. Дяди Мити не было дома. Странно, он был сапожником и работал всегда на дому. Вообще казалось, что все за день переменилось: не было старух у подъезда, вся детвора куда-то запропастилась, кругом была суета, какое-то ненужное движение и в то же время не было никого, никого значимого. Вся эта суета была где-то там – далеко… Ему сейчас хотелось только одного: подняться туда, вверх, к своим голубям, к чубатому, взять его, такого теплого, курлычущего, в руки и сидеть. Но он сам вчера закрыл чердак, а без ключей…
Федька сел у подъезд. Дяди Мити не было, долго не было. Потом наступил вечер и Федька, непонятно зачем, поднялся наверх, на третий этаж, посмотрел на люк и увидел что черный замок висит бессильно на открытой дужке.
Катя была наверху. Она, сгорбившись, сидела в тени голубятни, лицо спрятано в ладони, огненные космы бессильно разметались по рукам, спине. Федя сел рядом, обнял ее за плечи, прижал к себе. Катя всхлипывала. Федя молчал, держал в своих неуклюжих объятиях ее птичье тельце и молчал. Она снова заплакала и, тихо, всхлипывая, сказала:
- Он из за меня.
- Из за нас. – Федя смотрел вперед, в никуда, в бесконечность холодного предосеннего неба. – из за нас.
Солнце уже взошло, свет еще по-утреннему холодный – не греет.
Тот же двор: дом тот же, тот же фонарь над подъездом, только нету больше лавочки, где ютились вечно недовольные старухи, вместо стаек одна стена, обгоревшая – сгорели стайки. Вверх смотреть не хочется, лучше не видеть, что не стало там той голубятни с решетчатыми стенками.
Дверь скрипучая, скрипучие ступени, перила рассохшиеся. Теперь не получится как тогда, через две, а то и через три ступеньки разом. Все двери железные, пропали коврики при порогах и хоть есть звонки, но кажется, что никто не откроет, даже если в подъезде будут молить о помощи. Кто теперь знает за какой из этих дверей скрывается хозяин ключей от чердака. Но все же, может быть…
Третий этаж, та же лестница, только покрашенная в коричневый цвет, висят засохшие капли, а вместо люка, того люка обитого желтой жестью, квадратная пустота, с краю которой щерятся гнутые беззубые петли.
Вверх, по перекладинам, косой утренний свет трассерами в те же дырки шифера, он больше не льется вниз золотом, как тогда, в детстве, а потом еще выше, к слуховому окну, вверх, на крышу. Тяжело.
Голубятня здесь: остов деревянный, не разваленный, старые, истлевшие перья на дощатом полу. Голубей нет.
Зачем поднимался? На что надеялся? Думал увидеть их: живого Оську, Катю живую, еще не жену свою, а просто – Катю, будто они здесь, будто живут они на крыше. Глупо, чудес не бывает. Медленно и осторожно пробрался по шиферу до края крыши, сел. Внизу двор, фонарь, вдалеке больше нет террикоников, нет леса – там город. Только озеро, то самое озеро блестит как и прежде.
Послышалось заполошное хлопанье крыльев. Рядом, почти у ног, сел голубь. Белый, перья на лапках, будто обувка, чубатый.
- Чубатый. – протянул руку. Голубь повертел головой, посмотрел то одним, то другим глазом и вспорхнул, сел на руку, потопал лапками, острые коготки бессильно царапнули по старой коже. Погладил, а после вскинул в небо, засвистел и голубь широко взмахивая крыльями взметнулся вверх, в точку обратился и там, в высоте будто закувыркался, закружил.
Ну все, хватит.
Развернулся, осторожно, на четвереньках, пополз обратно к слуховому окну. В паспорте лежит обратный билет, скоро день рождения у младшего внука. Жизнь продолжается, вот только это уже чужая жизнь, не Федькина…
и так это последний текст остальные не успели ну что дуэлянты есть предложения не штрафовать опоздавшего иза уважительной причины ну как вы за ель против все от вас зависит?
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 672
Замечания : 0%
Вы ждете моего предложения? ну ладно ГОЛОСУЕМ!
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1346
Замечания : 0%
Пара неявившихся дуэлянтов уже получила то, что заслужила...
Теперь голосуем! 
|
|
|
