Ты заблудившейся душой срываешь слёзы,
В истеричном смехе совращая юность;
Ночь за ночью примеряешь эти позы,
Ты бежишь по сигарете, бьёшь безумность.
Ты работаешь над тщетностью экстаза,
В тот момент, когда игла – твой блеск в глазах;
И болезнь смешит, убогая проказа…
Ты теряешь разум, обменяв на страх.
Помутнение фонарного рассудка,
Сблизит сумраки заведомо от звёзд,
И последний штрих последнего рисунка,
На руках оставит множество борозд.
Оживёт метро, тогда проснутся черви,
Ежеостоновочно питаясь;
Не проснутся голоса, с утра мертвы,
В грубость дней рутинных мерно окунаясь.

Треск в транзисторах, пути по проводам,
И дошла картинка до телеэкрана,
Песни новые читаю по губам,
Фразы льются из беспечного фонтана.
И прыжок в пучину свежести идей,
Окунёт очередная доза дури,
Станет снова иллюзорно веселей,
Притворяясь, что живу в ничейной шкуре.
И холодный душ затеплит сердце снова,
Буду ждать от денег больше теплоты.
А пока, за новым вдохом дыма - слово,
Оставляет испещрённые листы.
Я пишу о самолётах, о москвичках,
О любви идеи между диких строк,
Я пишу девчонке Ане о косичках,
Девушкам приблизив их порок.
А хотя, фанатки бешено-смешны,
Тем, что словно под давлением убоги,
Что готовые убиться, что полны
Грешным именем, что бьются о пороги...

Отпустило... Прогремевшие над сводом,
Инструменты приуныли в тишине.
Тот концерт остался полуночным звоном,
Эхом, сумраком, в порыве, в перине...
Слёзы жрут как воск пергаментную кожу,
Приглашая утолить дурным вином.
Караулю у двери, не нахожу,
Потерявшую себя и свой фантом.
Послевкусие ресторанов – тошнота,
Переулки – кровеносная система,
Свет неонов и дневная духота,
Всё ещё одной безумной песни тема.
Где-то там осталась тихая земля,
Под ногами топчут имя критиканты,
Где-то вновь любовь, и где-то вновь петля,
Где-то новой балерине на пуанты.
Что же мне? Какой расслышать зов?
Ждать причуд и дуновений своенравья?
Сбросить множество нацепленных оков...
И себе сказать: "Была и буду...Я!.."