Короткое описание: Этот рассказ о том, как любовь многолика. Иногда мы ее не замечаем потому, что слишком погружены в себя, заняты своей болью, своими проблемами. Но она не пройдет мимо, найдет возможность намекнуть, что она рядом, позвать за собой. И самое главное в жизни услышать этот зов, не пройти мимо глухо и безучастно. Ведь может быть это зовет тебя тот, кому ты очень нужен и, именно он тот, кого ты ждал всю жизнь...
Я буду жить. Она ушла… Ушла некрасиво: когда меня не было дома, не оставила даже записки… Ушла… и больше не вернется… Но смириться с этим я не мог, это было выше моих сил. Ее уход я переживал тяжело. Обида и злость быстро сменились тоской и безразличием ко всему, что меня окружало. Я, конечно, ходил на работу и работал не хуже чем всегда – даже лучше, наверное, так как, уходя в работу с головой, забывался хотя бы ненадолго. Но как тяжело мне было вечерами! Как не хотелось возвращаться в пустой, холодный дом! Там всё напоминало о ней… Множество забытых ею в спешке вещей… Сердце сжималось невыносимой тоской. Целые вечера я перебирал милые сердцу безделушки. Внутри всё стонало, скручивалось, выворачивалось наизнанку. Но я терзал себя безжалостно, надеясь найти края этой бездонной чаши боли. Я желал только одного: пусть эта боль перельётся через край и наступит конец: или выльется всё до капли и боль отступит, или зальёт всё моё существо, и уничтожит… Я понимал, что так жить нельзя. Нельзя делать смыслом жизни пару заколок, резинку для волос, массажную щетку, пустой флакончик из – под духов, и тапочки… Но не мог ничего исправить – окаменел для всего на свете, кроме этих мелочей. Я знал свою жену. Знал, что она не вернётся. Умом понимал, а сердцем нет. Сидел ночь напролёт под входной дверью, перебирая её вещи и, ждал. Ждал, что на площадке нашего этажа хлопнут двери лифта, и раздадутся её лёгкие, летящие шаги. Что она постучит в дверь нашим условным сигналом и я, распахнув дверь, подхвачу её на руки. Покрою поцелуями родное, милое лицо и мы снова будем вместе… Я сходил с ума, любил её, простив все обиды, уничтожая себя, и ждал, ждал, ждал… Но она не вернулась. Постепенно, очень медленно я свыкся с одиночеством. Перестал ждать, надеяться. Я жил обычной жизнью: работал, встречался с друзьями, даже смеялся иногда. Но в сердце поселился леденящий холод. В нем больше не было тепла. Оно стало черствое и сухое, как старый-престарый сухарь, завалявшийся на самой дальней полке кухонного шкафа. Но беда не приходит одна… Однажды поздно вечером, когда я никого не ждал, в дверь позвонили. Моё сердце взметнулось птицей: «Она!» Я бросился в прихожую. Руки мелко противно дрожали, пока я открывал замок. И вот дверь распахнулась… Сердце ухнуло… и провалилось от разочарования. Это была Наташка, жена моего самого близкого друга Бронислава. Неделю назад мы проводили его в новый рейс… --Это, ты? – неприветливо буркнул я, - чего на ночь глядя? Наташка смотрела на меня широко распахнутыми, полными слёз глазами. Но меня это не тронуло – я был не в силах справиться с разочарованием. --Что – то случилось? – спросил я равнодушно. --Да, - прошептала она сдавленно, протянула мне какую - то бумагу. Я машинально взял листок в руки. Но прочитать не успел. Наташка, вдруг, закрыв лицо руками, расплакалась, горько и отчаянно. Я подавленно молчал, не зная, что делать. Но ее слезы, даже мое замершее сердце не смогли оставить равнодушным. Я отбросил листок, взял рыдающую Наташку за плечи. --Ну что ты, что с тобой, успокойся, нельзя так, – я провел её в комнату, усадил в кресло. Сел рядом на подлокотник кресла, и гладил Наташкины лёгкие пушистые волосы, пока она не перестала всхлипывать. --Ну, вот и хорошо, - сказал я, когда она немного успокоилась, - а сейчас чайку выпьешь, ладно? Наташка вымученно кивнула. --Ты пока разденься в прихожей, а то жарко, наверное, в пальто… Когда я вернулся с чаем, Наташка глянула на меня с такой тоской, что мое сердце сжалось тревожно. --Где телеграмма? Прочитай, - с трудом выговорила она и опять зарыдала. --Нет, не плачь, - предостерегающе поднял я руку, - Давай чаю выпьем и обо всём поговорим, только без слёз, хорошо? --Чай, так чай, - устало ответила Наташка и села за стол. Она достала маленький платочек, промокнула слёзы и вытерла лицо. Сделав глоток чая, я вышел в коридор, подобрал с пола телеграмму, развернул… Сердце сдавило новым, отчаянным приступом боли. «Ваш муж погиб. Был смыт волной за борт во время шторма» - гласила телеграмма. Этого не может быть! Неделю назад мы провожали Бронислава в новый рейс… Меня, словно накрыло черной тучей. Стало тяжело дышать, ладони вспотели. Внутри всё бурлило, клокотало, как в вулкане, но сделать я ничего не мог. От бессилия сжались кулаки, и я со всего маху залепил кулаком в стену. Потом ещё и ещё. Боль в разбитых пальцах постепенно вернула меня в чувство. Я оглянулся. Наташка смотрела на меня с ужасом . Мне стало стыдно за себя: --Напугал?.. Прости, погорячился… - пробормотал я и ушёл в ванную. Мы не спали всю ночь. На столе остывал так и не выпитый чай. Я нервно ходил по комнате из угла в угол, курил без остановки, сигарету за сигаретой. Наташка сидела на краешке дивана, ее потемневшие от горя глаза смотрели в одну точку. Потом она всё же подняла их, и сказала: --Не кури так много, пожалуйста, вредно очень… --Что? – не сразу понял я. Глянул в пепельницу, полную окурков, на Наташку в сизом дыму, и спохватился: --Извини. Я рванул створку окна. Свежий, сырой весенний воздух наполнил комнату, освежил мою затуманенную голову. Мне стало легче. Правильно говорят, что с бедой надо пережить ночь… Я глянул на часы. Было пять утра. --Давай - ка, Наташка, спать укладываться, утро уже. Я тебе в спальне постелю, а сам здесь, в гостиной, на диване лягу. Наташка насуплено посмотрела на меня, но ушла в соседнюю комнату. Лежа без сна в постели, и снова прикуривая сигарету одну от другой, я слышал за стеной приглушенный подушкой плач… Мы стали жить вместе. Не как супруги, а как двое несчастных людей, помогающих друг другу справиться с бедой. Наташка оказалась отличной хозяйкой. Случилось, то о чем я так мечтал и чего никогда не имел, живя с Ликой. В доме появились красивые занавески на окнах, вазочки, милые фарфоровые безделушки – те вещи, которые создают уютную, спокойную домашнюю обстановку. Из кухни теперь всегда доносился чудесный аромат домашних пирожков и вкусного обеда. Но это мне не доставляло радости. Хозяйка была не та, не моя - любимая, желанная, самая лучшая на свете. Как-то придя домой с работы и, заглянув в комнату, я увидел Наташку у окна. Она задумчиво и грустно смотрела во двор, где на площадке играли дети. Я обратил внимание на то, как изменилась ее фигура. Плавность изгибов ее тела была словно размыта начинающейся полнотой. Я пригляделся внимательней, и воскликнул: --Наташка! Ты ждешь ребенка?! Она оглянулась на меня, смущенно улыбнулась: --Да, Сережа… Вот, значит, не ушел Броня бесследно, будет о нем память – его продолжение… Новость была радостная, и все же я ощутил грустный осадок – как жаль, что Бронислав никогда не увидит своего малыша. Не возьмет его на руки… Я заботился о Наташке, как только мог. Оберегал ее, не разрешая проводить время у жаркой плиты, или дышать пылью, сам готовил и убирал квартиру, покупал свежие соки, фрукты…
…Утро было тихим. В фиолетовой предрассветной тишине, кружились тихие, сонные снежинки. Попадая в свет уличного фонаря, они искрились крошечными фонариками… Мне вспомнилось, как однажды мы гуляли с Ликой в такой же тихий зимний денёк, только тогда был вечер и снег, летящий с тёмного неба, был первым. Мы шли по аллее старого парка, взявшись за руки, и Лика тихо-тихо читала стихи: Первый снег пушистый и нежный, Снежинки морозца цветы, Я хочу полететь вместе с ними, Потому что со мною ты… Она тогда остановилась, повернулась ко мне. Её глаза сияли, она смотрела так нежно и ласково, что во мне все сжалось и сердце застучало быстро - быстро. Я стиснул её в объятиях, приник губами к её свежим, прохладным губам и захлебнулся поцелуем… Я болезненно застонал от тоски. На душе опять было тяжело… --Поздравляю вас, папаша, дочка у вас! – неожиданно услышал я рядом с собой, голос врача. Он подошел ко мне, попыхивая сигаретой. – А что грустный такой? Сына, небось, ждал? Ничего дочка тоже хорошо… --Да, не папаша я! – вдруг вырвалось у меня. Я глянул хмуро на удивлённого доктора, и …всё рассказал ему. --Д-а-а-а, - протянул он, выслушав меня, - и такое бывает в нашей жизни. Но всё это не так страшно. Вот, видишь, «скорая» стоит? – показал он в сторону. Там, действительно, стояла машина скорой помощи. На её борту была пугающая красная надпись: «Реанимация новорождённых». Из дверей приёмного покоя вышла медсестра, несшая на руках младенца, закутанного в теплое одеяльце. Она забралась в «скорую», и машина уехала. --Этой малышке повезло еще меньше… Родила сейчас одна и ушла сразу, девочку оставила. И за что ей, маленькой, такая судьба с самого рождения? Сейчас в детскую больницу увезут на обследование, а потом в дом малютки отправят… Кому она нужна будет в этой жизни? Я подавленно молчал. Ну, что я мог на это ответить? --А у Наташи и ее маленькой дочки есть вы… Идите к ним. Они вас ждут. Как бы жизнь не повернула, а они все равно ваши, раз уж вы заботу о них на себя взяли, да и нуждаются они в вашей опеке…
…Нет, я ее не любил, совсем не любил… То есть, нет, любил конечно - человека, друга… но не женщину. Но сейчас развернулся и пошел к ней, к Наташке. Понял, не разумом, а скорее душой и сердцем, что не все еще потеряно для меня в этой жизни. Я буду жить. Не существовать, а именно жить. Есть те, кому я нужен, о ком стоит заботиться. Я принял решение и, сразу почувствовал себя легче. Тупая боль, терзавшая мою душу все последнее время, отступила. Пропал и холод в сердце. Я глубоко вдохнул свежий морозный воздух, словно освобождаясь, и понял, что перестал страдать, мучиться и начал возрождаться…
Чем-то мне этот рассказ напомил кое-что...Строку в песенке:"А мы живые, просто живем дальше...",чем-то даже привлекает этот рассказ об ответственности и жизни 4 некоторое можно было убрать, но ничего...Можешь оспорить мое мнение...
Рассказ мне показался немного сыроватым. Настроение - да, описательность - да, эмоциональность - да, но все же нехватает общего стержня рассказа. Он получился немного эпизодичным - не хватило увязки, общности. И еще, это уже из разряда абсолютно субъективного мнения, в конце надо было побольше позитива - психика человека так построена, что после давящего негатива ей нужен подъем - разрядка.
я напишу техническую критику, ее получают почти все в начале: не ставьте троеточие, оно в лит произведении показывает лишь неумение автора выстраивать фразы, не многозначительность.(говорите уверенно) берегитесь фраз солитеров(длинных, с одним существительным и кучей сказуемых) время используйте исключительно настоящее...пытайтесь по крайней мере, так рассказ оживает. поменьше описательных(прилагательных) пример: "гладил Наташкины легкие пушистые волосы" возникает вопрос: а те что тяжелые и гладкие не гладил? выбирал специально? много размышлений, быстрее переходите к действию(чтоб не усыпить читателя, у всех свои проблемы, а вои ближе к телу) вырезайте все лишнее... ну вот, пишите больше, успехов!
"Что нового в Вашем рассказе? Жить ради любви...что еще Вы хотели донести до читалелей, когда это писали?" - сначала хотела на писать я, а потом..передумала...новое есть, ведь он не влюблен в Наташу, но просто живет дальше. Только вот верно ли это? люди, которые живут вместе только из-за ребенка вызывают сочувствие...а тут не так, тут все иначе)
0
