Сегодня я проснулся на холодном полу, тело онемело, дыхание было ровным, подняв глаза вверх, я увидел стол, хм… так вот где я провел ночь. Проснулся   от очень сильного удара… да я точно был на столе. Твою карандашью мать, этот дегенират опять положил меня на край. Ему наплевать на меня, он просто надзиратель концлагеря, если ты сломаешься, или что-то сломается, он просто пойдет и купит новую жертву.   В моей жизни, вообще трудно угадать, где сегодня   я окажусь.   Первое о чем я подумал, так это о том,   слава богу, что я не провел ночь в отстойнике,   месте, где лежат все   карандаши, ручки, линейки там еще есть отделение чуть ниже, этакий кармашек, там обычно хранится клей, собственно мне поэтому не нравится это место, потому что подомной всегда оказывается клей, я становлюсь   гребанным токсикоманом, со мной начинаю говорить ручки, линейки, чувствуешь себя   психом... но хуже всего в этом месте то, что тебе предлагают взяться за руки, и рассказать какую ни будь душе раздирающую историю, а потом можно по плакать и ни кто тебя не осудит. Парой кажется, что ты попал в клуб анонимных шизофреников…   одним словом   в этом месте грифель идет ходуном.   Это место называется “Органайзер”, будь оно не ладно. Я ненавижу всем своим деревянным телом, это место. 
Я карандаш, не понятно кого, мне кажется, человека который работает в каком-то задрипанном   ВУЗе, любителя построчить по листку, нацарапать на курсовке, поелозить грифом по бумаге. Спасибо, хоть за то, что этот вуз Целюлозно бумажной промышленности, а не деревопереробатывающий Институт, я бы это не пережил.    
Сейчас я пишу   по листку, притом этот листок не первый за сегодняшний день   и ты уже не стройный мачо 15ти сантиметров в длину, а сутулый 13ти сантимитровый кусок довольно дерьмового дерева.   Да… надо признать, что в отличии от других карандашей у меня есть резинка на конце и я всегда чувствую себя защищенным. Это несомненный плюс, вот ты видишь рядом с ленейкой лежит, карандаш с брелком на конце, и понимаешь, что защищенность куда лучше, свисающего геморроя.   Или вот например, у меня есть душа, я не вечен, не то, что эти ручки. Им душу меняют, любого цвета, в любой момент, что с них взять пластмасса.   Последнее время он выбирает меня, очень часто. Дошло до того, что где-то после тридцатого листка, меня начинает мутить. Еще листок, и я начинаю не попадать в клетки, еще листок, еще листок, еще листок и вот меня вырывает, меня стошнило, я не первый раз блую на листок, в этот раз досталось придаточной функции по каналу возмущения и теперь уже вонючему апериодическому звену с запаздыванием. Я ненавижу тебя повелитель курсовиков, мы ненавидем тебя, и ручки присоединятся к нам, ты нам противен. И перестань так давить на карандашь… мой грифель… Твою карандашю мать…  
Они говорят, что это нормально, что просто я такой по натуре, ну что с тебя взять смеющимся, брутально смеющемся   голосом говорит другой карандаш с надписью на зеленой майке 9 H ,
 -Посмотри на себя, придурок – сказал он так, что мой грифель, чуть не потек.
А ведь и правда у меня надпись 9 B , может быть я слишком мягок для этой жизни.