Яркая вспышка – торжество нравственности и гордости человека, чувство,  разрешающее и оправдывающее абсолютно не предсказуемые поступки, плод тысячелетних изысканий, решительности и иронии многовековой человеческой истории. Какофония разных звуков, сплетающихся в реквием по всему сущему, освещенный яркими вспышками невообразимых и не поддающихся описанию цветов. Глобальность абсолютна и неколебима, в своей решительности и жестокости. Возмущение ночи, ужас темноты и апатия тишины – это лишь тень того, что может произойти за секунду.
Застывшее мгновение, которым можно гордиться, но которое никто не запомнит, не опишет в летописях, и не передаст из уст в уста потомкам. Пять тысяч лет, может, десять – ценою в одну секунду. Замершая в воздухе шарообразная капелька дождя, которая опоздала с падением на землю, оторвавшийся от земли под дуновением замершего ламинарного потока воздуха лист, бесконечно тянущееся волновое колебание звука, разрезающее мгновение своей низкой бесцеремонностью. Остановившиеся как по мановению волшебной длани равномерные круги в луже от брошенного в нее окурка. Блик луны на стеклах замерших окон домов и везде снующих автомобилей.
Мысль, только посетившая поэта, непоставленная точка на страницах гениальнейшего романа, последний штрих в культовой картине современности, – все остановилось и растянулось в секунде.
Все то же лицо, которое вспоминаешь каждый день, которое является во сне каждой ночью, сейчас смотрело на меня сверху вниз. Чуть заметные, но бесценно прекрасные искорки, затаившиеся в этих глазах, словно утонувшие в бесконечной секунде. Они не имели значения для всеобщего, но были исключительно важны для частного, для некоего откровения, которое никогда не высказать словами, потому что слова – это слишком долго.
Сейчас было мало времени. Точнее, его было много, бесконечно много, но лишь в замершем континууме, где превосходство и значение имеет только неуловимый и неосязаемый контакт. Ее пальцы, едва касающиеся руки. Это даже нельзя было назвать касанием, лишь на субатомном уровне можно было с уверенностью сказать, что это было настоящее прикосновение. Но оно было осязаемо. Только в этот миг, когда все вокруг стало расплывчатым от резкой остановки движения, когда образ пролетающей в небе птицы еще можно было увидеть в виде блеклого фантома, оставшегося позади траектории ее полета.
Диффузия прекратилась, оставив за собой неповторимый аромат ее духов, смешанный с запахом настоящей ноябрьской осени, когда кажется, что все вокруг источает волшебное благоухание природного тлена. Секунде неподвластен темп мысли, успевающей проскочить за счет неутомимо носящихся на невероятных скоростях импульсов по сверхбыстрым нейронным сетям-автобанам.
“Она мое Все…”, “Он мое Все…” – они не узнают, насколько одинаковыми были мысли, но разве это важно вечности, если это уже произошло, если оно в какой-то момент из возможности “будет” стало данностью “было”?
Мысли быстрее взгляда. Быстрее слов. Быстрее эмоций, медленно просыпающихся от воздействия гормональных желез, и вяло текущей крови - автобуса для всякого рода мозговых инъекций. Когда замирает все, даже звуки и запахи, даже нежный и действительно пронизывающий до самой глубины взгляд, когда не остается времени для прикосновения и слова, мысль излучается во всю силу. Мозг подключает резервы, зная, что сейчас работает считанные мгновения на полный взрыв сил, он одним фантастическим импульсом покрывает многокилометровое пространство, неся в себе единственную мысль, пытаясь принять ответ, и интерпретировать его в замершее сознание:
- Я люблю тебя!