Магия прожитых дней. (Вторая часть. Надеюсь, что она предпоследняя). Степень критики: Хотя бы наличие...
Короткое описание: Простите, что не получается разбивать на логические части. Я никогда не разделял то, что писал на главы и не понимаю, как это сделать в данном рассказе.
Обычный год. - С наступающим, мистер Ливингстон! - восторженно крикнула мне моя секретарша, когда я подходил к своему кабинету. - И вас с наступающим, - сонно ответил я, вешая плащ в шкаф и ставя цилиндр на пол. - Как будете отмечать? - все так же сияя спросила секретарша, не потускневшая даже от моего мрачного растерянного взгляда. - С друзьями, - буркнул я, заходя в кабинет, и повторяя про себя только что придуманный ответ. "С друзьями… у людей уже не хватает времени ни на что. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей. Отмечать с семьей? У мамы новый муж, который ненавидит меня. У папы новая жена, которую ненавижу я. А у сестры новая жизнь, о которой я вообще ничего не знаю. Я буду отмечать один". Почти весь день я провел один в своем кабинете. Приготовления к празднику закрыли на замок все людские неврозы и проблемы, потому, вместо очередных речей про "всеобщее непонимание" и "проблемы со второй половинкой", я слушал тишину. Абсолютную тишину. Я даже иногда вспоминал в ней, что мне нужно дышать. Я сосредотачивался на спокойном биении собственного сердца, вместо гула машин на улице. В этой тишине появлялись иллюзорные звуки, в этой пустоте появлялись миражи, а внутри моей жизни появлялась иллюзия смысла. Я старался не думать о том, что и почему происходит в моей квартире. Я слишком привык быть равнодушным почти ко всему. Я просто поставил своим гостям столько фильмов на компьютере, чтобы они смотрели их до самого вечера. Я даже оставил записку с просьбой не уничтожать монитор, я написал, что это что-то вроде Зеркала Лилит из прочитанной мною сказки Карлоса Элрисона. Я думал о другом. Я думал об улыбке Лауры. Об улыбке, ясному солнцу, только что бросившему свои косые лучи на крошечный город Силизия. Эта улыбка преумножала красоту происходящего перед моими глазами в тысячи раз. Деревья возвышались над городом словно на множество миль вверх. Огромные для малюсеньких жителей, деревья грозно качали ветвями под порывами ураганного для них ветра. И не дай бог этот ветер сдует с лабиринтов ветвей очередной пожелтевший лист начинающейся осени. Он плавно соскользнет нежным вальсом на норки в земле, на шалаши из ранее упавшей листвы, на крошечные грибочки, в одном из которых жила и Лаура. Лаура, которая направила свой взгляд к далекому рыжему солнце, к хитросплетению чернеющих в его свете ветвей. Она смотрела на траву, за столбами которой, за границей Силизии, простирался целый мир. Мир новый и неопознанный. Такой заманчивый и интересный для нее. Я снова рисовал. И мне казалось, что некоторые мои рисунки даже двигались. Я задавал себе вопрос не о том, почему персонажи сказок Элрисона ко приходили ко мне, я задавал вопрос о том, придет ли ко мне Лаура. Я надеялся на это, хоть и не видел никого из ее миниатюрной расы. Но дома меня не ждало ничего, кроме ошеломляющего беспорядка. Ключ я забрал с собой, а эти существа, должно быть, его и искали. Все вещи в моем шкафу были перевернуты, некоторые оказались перепачканными следами огромных рук. Мебель оказалась в порядке (видимо, Горпо ее починил, потому что кругом валялись щепки), но изменилось местоположение буквально каждого предмета: компьютер лежал в ванной, телевизор стоял в холодильнике, все мои документы оказались в морозилке, а стол аккуратно лежал на кровати ножками вверх. При этом все эти перестановки были совершены с предельной аккуратностью. Существа полагали, что мне на самом деле будет так удобно. В следующую ночь было потише, оттого я умудрился даже заснуть, только вот проснулся я обложенный замороженными пиццами. Похоже, тот верзила, которого, на сколько я помню, звали Озирманом, решил подобным образом компенсировать мои потраченные продукты. "Что ж, было очень приятно, только холодно", - думал я, вновь двигаясь на работу и сморкаясь в носовой платок. В своем кабинете ту часть времени, что я не проводил с клиентами, я наблюдал за бабочками, выпорхнувшими у меня из сумки. Они так резвились, что я даже с трудом умудрился их посчитать, выловив момент, когда они не мелькали у меня перед глазами, быстро махая своими пестрыми крыльями. Замирали они обычно, когда приходил клиент, а оживали, когда я закрывал за ним дверь, выглядывая постоянно после этого в коридор: вдруг Карлос Элрисон вновь решил меня посетить? Но он больше не звонил. Он даже своего телефона нам не оставил. Его было уже никак не найти. Отвлекаясь от бабочек я крутил в руках ключ, открывающий замок в форме сердца. Куда могла вести дверь, которую он открывает? Где видеть самое главное можно лишь сердцем? Почему за этим ключом ко мне приходят эти безобидные, но странные существа? Я попытаюсь сегодня спросить у них. Когда я возвращался домой, я не удивился тому, что весь двор со стороны моих окон, полностью истоптан нечеловечески большими ногами, копытами, лапами огромных ящериц, оставившими на снегу даже следы хвостов. Я не удивился тому, как ярко от пыльцы фей сияют ветки около моего окна в комнату, и почему обломаны все ветви около окна на кухню. В квартире я не встретил ожидаемого бардака, напротив, все было изумительно чисто, но стоило мне закрыть входную дверь, как я столкнулся с десятком изумленных глаз, моргающих из приоткрытой двери в комнату. Глаза были абсолютно разные: были желтые глаза лесных эльфов, крошечные глазки фей, круглые глазюки квакающих жаб и широко раскрытые глазища водяного и лесного. Прямо же передо мной сидел Озирман. Он приютился на слишком крошечной для него табуретке. Озирман сидел в позе, в которой колени чуть-чуть не достают до ушей. Ножки несчастной табуретки болезненно прогнулись, сделав ее еще ниже, а я аж прищурился от страха, что сейчас они со свистом разлетятся в разные стороны и Озирман с оглушительным грохотом провалится к моим соседям. - Где ключ? - спросил Озирман своим раскатистым басом. - Зачем вам ключ? - я задал этот вопрос одновременно с ним. - Эээ… - протянуло чудовище, напомнив этим звуком мне раскат грома, - мы боимся, что к нам придут незваные гости, как говорит Горпо. - Куда это к вам? - спросил я, не торопясь закрывать за собой дверь, чтобы убежать, если этот верзила кинется меня избивать лежащей рядом табуреткой дубиной. Не зря же вести переговоры вызвали его, не отличавшегося особым умом. - К нам домой, - пояснил великан. - А где ты живешь? - продолжал я настаивать на своем. Я не знал, есть ли смысл использовать какие-нибудь приемы, которым меня учили и на курсах, и в университете, потому что психология этого создания явно отличалась от психологии людской. - В пещере, - ответил великан не меняя отсутствующего выражения лица. - Хорошо, понятно. А почему ты не в пещере сейчас? - Мы вышли, когда открыли дверь, а когда вернулись, ее уже закрыли. Мы искали ключ, и нашли его. Где ключ? - Ключ у меня, - признался я, не спеша доставать его из кармана, - а если я вам его отдам, то могу ли я быть уверен, что вы закроете за собой дверь сразу так, чтобы никто из нее не вышел опять? Великан замер. На пол снова капнул литр слюней. - Так как ключ у меня, - попробовал объяснить я более спокойно и доходчиво, - то можно я сам закрою за вами дверь? Этот ключ открывает проход в очень важное место, я должен убедиться, что оно за вами закрыто. - Ясно, - протянул великан, почесав свою лысую голову. Звук был такой, будто граблями провели по асфальту. - Итак, расскажи мне, где ваш дом и я обязательно туда с вами пройдусь. Великан посидел еще где-то минуту, обрабатывая своей извилиной мою слишком сложную просьбу. Но, видимо, извилина, обмотав мои слова, покрутилась вокруг них, сдалась и выпрямилась: великан встал, задев головой потолок. Наконец-то расслабившаяся табуретка аж подскочила на резко выпрямившихся остров. - Горпо сказал, что ты знаешь, о чем мы говорим, - произнес великан и, развернувшись ко мне спиной, открыл дверь в мою комнату. Он даже не заметил, что дверь должна открываться в другую сторону. У него она одинаково легко открывалась в обе стороны. Я знал, что будет, если в комнату загляну я: лишь абсолютный порядок и тишина. Только в углу бледными старыми гирляндами мигает пародия на новогоднюю елку. Это моя попытка пригласить праздник к себе домой. Но праздник лишь заглянул, посмотрел на старые игрушки на потрепанной пластмассовой елке, усмехнулся и пошел в другой дом. В дом тех, кто не будет проводить завтрашнюю новогоднюю ночь в полном одиночестве. Они будут с семьей, с друзьями. Я же собираюсь поедать пиццы, принесенные двухметровым сказочным верзилой. И что самое мерзкое, из-за моей усталости меня это даже не удивляло.
В тот день я ждал, когда же закончится дождь. Я считал его капли, с силой ударяющиеся о крыши домов и разбивающие вдребезги гладкую поверхность луж. Я грел замерзшие руки о кружку кофе, сидя в кафе и глядя в окно через тонкие струи серого пара. Обида подталкивала к глазам слезы, но я не видел в ней никакого препядствия, как делают обычно другие. Я видел в своей злости стимул нарушить все запреты, грубым рывком стирая тот крест, что поставили на моей наивной и бессмысленной мечте. Бессмысленной, но чертовски для меня важной. Когда шум дождя превратился в тонкий звон редких капель, я наконец-то вышел на улицу. Я зашагал по той дороге, что была выложенна разноцветными кирпичами, потускневшими под серой пленкой разлившихся луж. Дворника уже не было. Не было тут и людей, уже давно закрывшихся в кабинетах работы, классах школы и аудиториях университетов. Тем более на этой улице никто и не жил. Уверенный в этом, я, даже не оборачиваясь, с разбегу запрыгнул на решетку из силуэтов фей и волшебников. Я цеплялся руками за лица великанов, ставил ноги на головы странных лесных существ. Я, не глянув ни разу вниз, перелез через десятиметровую решетку и, усевшись поудобнее на единорога на самом верху, уставился в мир, открывшийся передо мной. В мир, куда я так хотел попасть. В мир, от которого ничего не осталось. Парк оживших сказок укутула серая пелена все еще моросящего дождя. По сырой, темной траве стелился безцветный туман, а все тропинки и крошечные домики выглядели уродливыми шрамами в диком, заброшенном лесу. Я все-таки спустился вниз, погрузившись по щиколотку в грязь разбухшей земли. Я в полном одиночестве двинулся в пустой лес, удивляясь стоящим там фигурам лишь первое время. Некоторые статуи персонажей уронил ветер, в некоторых животные проделали себе жилища. На голове Озирмана было гнездо. В пасти одного из драконов белки хранили свои орешки, а крошечные города, окруженные корнями деревьев, полностью разгромили кроты и лисицы, раскопавшие там свои норы. Сказки больше не было. Сказка догорела яркой свечей и превратилась в бесформенную груду воска. Погуляв в этом странном лесу еще пару часов в поисках несуществующих чудес, я вернулся обратно. Снова перелез через решетку, прошелся в последний раз по улице из потускнешего кирпича, сел на поезд и вернулся домой. С того дня я перестал верить в чудеса.
- Где же Лиона? Черт! Где Лиона?! - я проснулся от криков Горпо, ворвавшегося в мою комнату через коридор. - Озирман, ты не видел Лиону? Я даже знал, какой голос я сейчас услышу, потому и предпочел, перевернувшись на бок, укрыть голов подушкой. - Не видел, - проревел великан, переломавший мне уже почти всю мебель. - Да видел он ее, - ехидничал один из лесных эльфов. - Он ее проглотил случайно, когда зевал. - Заткнитесь! - крикнул я, выглянув из-под подушки. Я посмотрел на часы. Я уже привык к тому, что эти волшебные ребята поставили их боком. Было уже за полдень. Сегодня — последний день очередного прожитого года. - Лиона ваша, крылышки намочила, и сидит под раковиной в ванне. Уходите быстрее… Я знал, что они боятся со мной общаться. Они все еще считают себя незаметными гостями в моем доме, потому так замолкают, когда я обращаю на них внимание. Что ж, «незаметные» - не то слово! После их визита хоть в другую квартиру переезжай. Я сел на кровати, оглядывая этот безумный погром. Лишь при виде перевернутой мебели и заляпанных чем-то стен, меня тут же охватывала усталость и навязчивое нежелание что-либо делать. Тем более в свой выходной. В выходной для всего города. В Новый Год. Но он ведь не несет ничего нового, откуда такое наивное название? Я подошел к стене. Провел пальцем по странной слизи, которую оставил после своих обрядов Горпо. Видимо, он пытался притянуть все металлические предметы, потому что стена была утыкана гвоздями и скрепками. Вся эта мелочевка была воткнута в куда более глубокие отверстия, оставшиеся от предметов побольше. Я содрогнулся, представляя, как в комнату залетает мой холодильник, оставивший царапины на полу. Залетает, снося опять дверь. Она ведь и без того стоит теперь вверх тормашками, после ремонта зашедших ко мне сказочных мастеров. Я огляделся, прикидывая, что еще могло притянуть колдовство Горпо. Кстати, Горпо, он ведь должен быть наслышан про Лауру… вряд ли он ее знал, но он знал Альфреда. Стоило поговорить с этим человеком, носящим белую мантию до самых пят и скрывающим свое лицо за тенью накинутого капюшона. Именно он дал мне ответ на вопрос, мучавший меня с того момента, как Карлос закрыл за собой дверь. Вопрос о том, какие же двери открывает этот ключ. - Зорко одно лишь сердце, - сказал я бабочке, вылетевшей из полки и уютно устроившейся на моей ладони. - Я уверен, ты очень зоркая. Потому что у тебя нет сердца, а значит, нет и ослепляющего бессердечия. Я взмахнул рукой. Бабочка упала на крылья и отправилась на поиски другого места. На такие же поиски десять лет назад отправилась и Лаура. Она покинула дом и, не оборачиваясь, ушла в лабиринт лесных трав. Она была любопытнее всех. Ее любопытство плотно обволакивало весь страх. Страх, который пытался дотянутся своими липкими лапами до ее нежных плеч. Она читала о нашем мире такие же сказки, как и те, которые я читал о Силизии. И если мое сердце начинало вырываться из груди, стоило мне только подумать о возможности существования другого, сказочного мира, то ее крошечное сердечко делало все то же самое с еще большей силой. Ее не пускали в мир сказок. Не пускали, даже не объясняя почему. Говорили, что просто нужно жить реальной жизнью, пора перестать витать в облаках, пора спустится вниз. Вниз к рабам душевного покоя. Но она ушла сама, ушла сквозь листву и столбы травинок, она отправилась в далекое путешествие по загадочному и удивительному миру. Она шла несколько дней, преодолев всего несколько человеческих шагов. Ей помогали идти муравьи, ей махали руками охраняющие Силизию феи, но она бы все равно далеко не ушла, делая такие маленькие шаги по такой огромной вселенной. И тогда она наконец-то встретила бабочку. Свободную бабочку, не знающую запретов, в отличие от тех прирученных малюсеньких бабочек из Силизии. Они бы ни за что не вернулись в тот мир, который помнили будучи еще гусеницами. Мир перемещений по холодной земле в поисках убежища от тех, кто с удовольствием проглотит их полностью. - Меня зовут Лаура, - улыбнулась девушка бабочке, гордо расхаживающей вокруг юной особы. - Какая ты странная, Лаура. Страшненькая до безумия, - было странно слышать подобное от существа, раскачивающего перед хрупкой девушкой огромными усиками и уставившегося на нее красными, не моргающими глазами. - Как ты держишь равновесие на двух ногах? - продолжала удивляться бабочка, стоя на четырех согнутых под разными углами лапках, одна из которых разглаживала шерсть между крыльями. Цветными и громоздкими крыльями. - Вот так и держу. - А я вот, если так встану, упаду на бок, - сказала бабочка и попробовала повторить позу Лауры, опираясь при этом на землю лишь передними лапами. Но ветер словно шпионил за ними: он тут же дунул на крылья бабочки, как только та попробовала принять вертикальное положение и несчастное насекомое со стоном завалилось на бок. - Не получается, - обижено прокомментировала она, отчего Лаура лишь рассмеялась. - Чего хохочешь, страшилка? - буркнула бабочка, разворачиваясь к девушке спиной. - Сама то вон, держишь как-то равновесие… Бабочка уже напрягла крылья и немного присела перед тем, как взлететь, как вдруг Лаура ее остановила: - Если хочешь, я научу тебя ходить. - Меня зовут Магерта, очень приятно! - бабочка тут же представилась и резко развернулась. - Прошу! Мне надоело летать! Я хочу ходить и не тереться лицом о траву! - Тогда ты меня кое-куда подбросишь… - Лаура не успела даже договорить, как бабочка сама закинула крошечную девочку себе на спину и взмыла вверх, сливаясь с дыханием ветра. Я все это вспоминал, наблюдая за полетом бабочки по моей комнате. Может, это и была Магерта? Тогда я бы тоже хотел сесть на нее и осмотреть все, что окружало меня. Осмотреть совсем другим взглядом. Но она предпочла все показать мне сама. Бабочка направилась к выходной двери, и я поспешил за ней, хватая плащ, цилиндр и запрыгивая в сапоги. Я так бы и выбежал на улицу, если бы сразу не сообразил, что бабочка может там замерзнуть. Тридцать первое декабря, все-таки. Тогда я вернулся на кухню (прямо в обуви, которая и без того липла к полу), достал с полки банку побольше и, аккуратно поймав бабочку, опустил ее туда. После этого я замотал ее в шарф и убрал в сумку, надеясь, на то, что она не окоченеет, пока я буду ехать до нужного места. Ведь когда она катала на своей спине Лауру, светило яркое теплое солнце, и девушка, чьи длинные темные волосы извивались на ветру, а милые крошечные ручки крепко вцепились в мохнатую спину бабочки, улыбалась этому свету. Свету самого чудесного в ее жизни дня. Она звонко смеялась. Она беседовала с Магертой, без всякого страха глядя вниз, где… где внезапно оказались люди. - Это те самые великаны? - удивленно спросила Лаура, пролетая над их головами. На опушке леса, куда вылетела бабочка, сидели два молодых человека, раскуривая трубки и громко что-то обсуждая. Для того, чтобы Лаура смогла их получше разглядеть, бабочка опустилась на самую широкую ветвь над их головами. - Да, это они самые, - сказала Магерта, глядя вниз. - Они чтят только себя. Они спокойно топчут и убивают нас. - А по-моему эти двое очень милые и симпатичные, - улыбнулась Лаура. - Особенно тот, в белой рубашке, - в ту же секунду второй парень, который был в синей рубашке, встал и ушел в лес, словно он слышал эти слова и решил вежливо удалиться. Трубку он отдал своему другу, щедро выпускающего клубы дыма в сторону дыхания нежных ветров. - Кстати, ты обещала меня… - Научить ходить, я помню, - улыбнулась Лаура, тут же вскакивая на ноги. - Итак, начала она, - махай крыльями. - Что? - изумилась бабочка, уже готовая к новой попытке завалиться на бок. - Слушай меня, - продолжала Лаура. - Махай крыльями так, чтобы взлететь вверх. Бабочка послушно замахала, начав парить перед юной девушкой. Она уже была готова снова начать ныть о том, как бы ей хотелось ходить. - А теперь: принимай вертикальное положение! Опускай задние лапки к земле! - воскликнула Лаура, хлопнув в ладоши. Бабочка и это послушно выполнила и, не переставая махать крыльями, встала в такую нелепую для нее позу. Она опустилась к ветке и начала перебирать ножками, махая при этом и крыльями. Началось медленное движение на встречу Лауре. - Я умею ходить! Я умею ходить! - воскликнула Магрета. - Теперь я могу навестить своего младшего брата! - Младшего брата? - Да! - бабочка воссияла. Она старалась говорить так быстро, что слова аж прерывали друг друга. - Моего брата! Он все еще гусеница! А я по нему скучаю! Дело в том, что он немного нервный и ему нужно постоянно двигаться, а я, передвигаясь по земле, не могу его догнать! А теперь я умею помогать себе крыльями, спасибо тебе большое! Магрета кинулась в объятия Лауре, плотно зажав ее всеми своими четырьмя лапками. - Спасибо! Спасибо! Спасибо! - визжала она, уже перестав помогать себе крыльями и полностью повиснув на теряющей равновесие Лауре. - Магрета! - воскликнула девушка, когда они обе начали заваливаться на бок. - Держи меня! Но Лаура соскользнула вниз, тщетно попытавшись схватится за тоненькую лапку растерявшейся бабочки. Магрета попыталась бросится вниз, за ней, но скорость взмахов ее крылышек была недостаточно велика, чтобы успеть поймать падающую вниз девушку. Лаура пролетела прямо перед глазами сидящего внизу юноши, попыталась схватится за ворот его белой рубахи, но, соскользнув по ней вниз, просто свалилась в его нагрудный карман. В карман, где помимо нее оказался раскладной ножик. Ножик такого же размера, как и сама Лаура. - О нет, ей конец! - бабочка в панике закружила над головой парня, пробуя его отвлечь, пока Лаура будет выбираться. Но юноша просто отмахнулся от Магреты, сразу же заинтересовавшись тем, что упало ему в карман. Я не помню, как выглядел тот парень. Я лишь помню, что представлял его зеленые глаза точно такого же ярко-синего цвета, что был у меня. У него были такие же светлые волосы, как у меня. Такое же телосложение. И роста он был моего. Только он, находясь в сказке Элрисона, еще не знал о том, что он - это я. - Привет, - растеряно произнес парень, откладывая трубку в сторону и приоткрывая карман рукой, чтобы лучше разглядеть упавшее туда существо. - Привет! - закричала Лаура, потирая ушибленный локоть. Она была до безумия напугана взглядом этого парня. Взглядом, пронизывающим ее, такую маленькую и уязвимую, величиной своего любопытства. - Меня зовут Альфред, - вежливо представился юноша. - Ты моя галлюцинация? - Галлюцинация?! - Лаура встала на ножик, упирая руки в бока и надувая губки. - Я, между прочим, принцесса! Меня еще ни разу не называли галлюцинацией! - Принцесса? - юноша по-доброму улыбнулся. - И какого же королевства ты принцесса? Я что-то никогда не замечал стран с такими жителями. - Еще бы, ты нас заметил! - продолжала мило хмурится Лаура, складывая теперь руки на груди и вжимая голову в плечи. - Вы под ноги совсем не смотрите! Юноша снова рассмеялся, пытаясь аккуратно вытащить Лауру из своего кармана. - Не бойся, - сказал он, когда девушка принялась бить ногами в его огромные пальцы. - Я не собираюсь тебя мучить. Ты очень милая и красивая. - Правда? - улыбнулась девушка, тут же принимая более раскованную позу и начиная смущенно накручивать на палец прядь своих длинных темных волос. - Правда-правда, - кивнул юноша. - И мне очень хочется разглядеть тебя по-ближе. Девушка вскарабкалась ему на ладонь, и Альфред поднес ее к самому лицу. На столько близко, что девушка тут же замерзла от дуновения его дыхания. - Я подрабатываю ювелиром, - сказал он. - И могу заявить, что ты идеальна… - А кто такие ювелиры? - девушка села ему на ладонь, готовая слушать интересный рассказ об этой волшебной для нее профессии. - Ну… ювелир это тот, цель жизни которого - умудрится создать прекрасное украшение для такой, как ты. Если позволишь, я хотел бы попробовать. - А ты правда ничего со мной не сделаешь? Я помню ту ревность, которая жгла меня изнутри. Я пережил много неудачных романов, наполненных моим равнодушием и хладнокровием. Я переживал измены, расставания. Я видел некогда близких мне людей улыбавшихся мне в момент объятий с новыми партнерами. Но ничто не вызывало у меня такого приступа злости, как отношения Лауры и Альфреда. Как ее детский восторг перед всем, что он ей показывал в мире, куда привел. Как моменты, когда она спала у него на ладонях. Как выслушивая его признания и признаваясь ему в своих чувствах в ответ. Я не псих. Я психотерапевт и я чудесно знаю все о "феномене воображаемого партнера". Я изучал детские случаи, я изучал такие случаи у взрослых. Я изучал все. С помощью своей фантазии люди уходили от наскучивший реальности. Выстраивали барьер психической защиты. Это способ спрятаться от повседневных забот. Иллюзиями жить так приятно, и так неприятно открывать людям глаза на их реальные проблемы. Но мой случай, увы, другой. Я стоял сейчас на железнодорожной станции с Магретой в сумке и снова повторял, что я обязательно найду Лауру. Теперь я знаю, что она есть. Теперь я знаю, где ее искать. Видимо, тот огонь и та страсть, что вновь зажигалась в моем сердце растопили весь снег. Почти прошлогодний снег. Он таял прямо на глазах. Сугробы лениво растекались в лужах, с крыш падали острые льдины. Именно эти льдины хотя бы пару раз в году заставляли людей взглянуть вверх. Может быть, некоторые из них даже видели небо. А особенно счастливые могли уделить немного внимания солнцу. Солнцу, которое растапливало всякое новогоднее настроение, превращая его в слякоть. В последний день года на станции было не очень много народу. Тем более вечером. Тем более таким мерзким и скользким. Рядом со мной над чем-то громко хохотало три студента, наверное, первого или второго курса. На них агрессивно поглядывали две недовольные женщины средних лет. Они держали в руках огромные сумки, в то время как рядом с ними стоял здоровый рослый мужчина, убравший руки в карманы спортивных штанов и перекидывающий из уголка рта в уголок погрызенную зубочистку. А вот и я. В плаще, цилиндре и легком плаще. Я один. Я еду не отмечать новый год. У меня нету больших сумок, наполненных выпивкой (как у студентов) или продуктами (как у тех двоих женщин). У меня в сумке ключ в форме сердца и банка. Банка, в которой билась бабочка по имени Магрета. Не сложно сделать вывод, что я явно не из этого мира. Может потому у меня и получается лечить всех этих людей? Я мог бы сесть в другой вагон, но во мне, после визита таких существо как Горпо и Озирман, вновь просыпалось необычайное любопытство. Я зашел в вагон, а Лаура вновь посетила ту щель в стене, где ютился ее новый крошечный друг. Еще один малюсенький житель ювелирной мастерской Альфреда. - Привет, Тиратис, как ты? - Голодаю… - грустно ответил Тиратис, скромно отводя глаза. Ну, по крайней мере пару глаз. - Что ж ты так, хищник мой? - девушка, улыбаясь, села перед ним. - Да вот, поймал все-таки муху… она на меня посмотрела… я увидел свое жуткое отражения в ее грустных глазках, и мне стало так ее жалко… я порвал паутину и ее отпустил. Паучок, по имени Тиратис, снова грустно вздохнул, отводя от Лауры еще несколько своих глаз. - А чего новую не сплел? - Кого, паутину? - переспросил Тиратис. - А я вот… а я вот… но тебе все равно не понравится. - Что, что случилось? - заинтересовалась Лаура, пробуя разглядеть, что паучок прячет под своим брюшком. - Кстати, ты похудел… - Не страшно, - ответил Тиратис, - моя мама мне говорила, что некоторые из нас жили по два года без еды. Я вот последнюю муху съел год назад. Я до сих пор переживаю за нее. Как ей там, в раю для мух? Не злиться ли она на меня… - Я думаю не злится, - рассмеялась Лаура. - Она понимает, что ты хищник. Так устроена природа. Так что ты там "вот"? - Да тебе не понравится… никому не нравилось, что я делаю, - Тиратис отошел на своих длинных лапах на пару шагов назад, пряча две передние лапки за спиной. - В общем, ты была ко мне так мила, ты так все тут обустроила, - паук еще раз провел четырьмя из своих глаз по той норке, которую подыскала ему Лаура, раскрасив ее при этом во все цвета радуги. - Я хотел сказать спасибо и… и… вот… Паук вытянул одну из своих лапок вперед. В ней он держал… - Я не вязал паутину, потому что я вязал тебе шапочку. У Альфреда зимой холодно, я боялся, что без шапочки ты простудишься. - Ой, это так… - Постой, - шепотом прервал ее Тиратис. - Еще никому не говори, но я связал тебе и варежки, - паучок вытянул вторую лапку, на которой болтались две серенькие теплые варежки. - Надеюсь, они подойдут. - Какая прелесть! - воскликнула Лаура, принимая от паука подарки и тут же бросаясь его обнимать. - Что ты делаешь? - изумился паучок, не ожидавший поцелуя между рядами глаз. - Я тебя благодарю! Ты мой хороший друг и ты мне очень нравишься! - Но меня все так боятся, - Тиратис так и не решался обнять Лауру в ответ, все еще ожидая подвоха. - Говорят, что я страшный и мерзкий… у меня восемь лап и я постоянно забываю сам, сколько у меня глаз. Даже мама говорила мне, что я не пошел в съеденного ею красавца-папу, а получился каким-то несуразным. Лаура, продолжая прижиматься к пауку и не переставая улыбаться, произнесла то, что наконец-то заставило и Тиратиса обнять в ее ответ, прослезившись четырьмя из своих глаз: - Они смотрят на тебя глазами, - сказала она, - а я смотрю на тебя сердцем. И я вижу чудесное, милое и доброе создание. Я вижу хорошего друга. Прочитав эту главу, этого я завел себе паука, игнорируя протесты родителей. После одной из ссор с ними паук был выкинут в окно. Больше я не заводил себе животных. Ну и славно: по пустому сиденью рядом со мной прополз муравей и у меня не получилось испытать к нему глубоких чувств. Я вновь повернулся к окну, глядя на растворяющийся вдали город, но шум в вагоне никак не давал мне возможности собраться с мыслями: три студента, сидящих передо мной, слушали музыку на мобильном телефоне с оглушительно громким динамиком. Динамик этот щекотал громкостью высоких частот не то, что уши, этот звук молодежного рока проникал прямо в мозг. И, судя по происходящему в вагоне не я один был не доволен этим шумом. Две женщины с сумками и с недовольными лицами, полчаса наблюдали за молодыми парнями, перед тем как выкрикнуть следующее: - Выключите эту гадость! Вы же мешаете людям, малолетки! После этого ребята начали втроем подпевать тому, что играло у них на мобильном, а я уже начинал улыбаться. Через пятнадцать минут в игру вступил и тот самый мужик с зубочисткой: - Сосунки, - взревел он, - если не вырубите это, я вам лица разобью! В ответ он получил примерно тоже самое, а я продолжал улыбаться глупости окружавших меня людей. Перепалка между ним и студентами длилась около двадцати минут, по истечению которых в происходящее решил вступить и я. Тем более, что заиграла песня, которую я знаю. Я встал с места, поправил шарф и подошел к ребятам: - Здравствуйте, - вежливо сказал я, снимая цилиндр. - Че те? - спросил один из юношей, который устал от перепалки с тем мужчиной и явно не хотел общаться со мной. - Здравствуйте, - не менее вежливо повторил я, в ответ на что наконец-то услышал быстро кинутое "приет". - Я хотел поинтересоваться, это у вас играет Ill Nino? - вот она, ожидаемая реакция: все глаза широко открыты и обращены на меня. Я них нету вызова, в них нету злости. - Ill Nino… - ответил один из студентов. - Дело в том, что мне очень нравится эта песня, - ложь. Я ненавидел Ill Nino, но это не было важным. - Можно я присяду и послушаю с вами? - один из юношей подвинулся и я подсел к нему. Я даже умудрялся подпевать, угадывая вполне предсказуемые слова. Теперь мы завывали в вчетвером и недовольству остальных пассажиров уже не было предела, но эти парни уже умудрились заставить их замолчать, так что вряд ли кто-то ввяжется. - Отличная песня, парни, и вы отлично поете. Правда! С вами весело, - сказал я, когда музыка перестала звучать. - Но знаете, в вагоне полно людей, которые не понимают творчества Ill Nino. Они очень устали и хотят побыть в тишине. Позвольте осуществить свои желания. Знаете, я бы тоже с удовольствием послушал свою музыку и дал бы послушать и вам, я бы стольким поделился. Хоть я и старше вас, в альтернативе я разбираюсь не хуже. - Заметано, чувак, - ответил один из парней, улыбаясь мне ясной и светлой улыбкой. - Удачи тебе! - добавил он, когда я вставал. - И вам удачи! Вам нужно группу сколотить и в ней петь! - сказал я, садясь на свое место и вновь одевая цилиндр. Я в голове перебрал теорию осуществленного мной. Парни были коммуникаторами, они посылали свои сообщения людям в вагоне путем громких криков и мобильного телефона. Те две женщины и неприятного вида мужчина представляли из себя реципиентов. Они получали это сообщение. Не по собственной воле, конечно, но получали. И они попытались дать обратную связь. Но обратная связь - эта критика, а она в корне отличается от возмущения, которое не ведет ни к чему, кроме конфликтов. Здоровую критику построить гораздо труднее, чем выкрикнуть что-то вроде "заткнитесь", продолжая наивно себя считать при этом самым умным. Критика состоит из нескольких частей и ее схема выглядит примерно так: " + - + - +" и так далее. Главное начать и закончить плюсом, тогда ваше высказывание примут адекватно. Что это за плюсы и минусы? Позитивные сообщения и негативные. Я сказал ребятам, что они чудесно поют и что с ними весело, затем я перешел на минус, представляющий из себя дискомфорт остальных людей. После этого, чтобы не заканчивать свою речь на негативной ноте, я вновь вернулся к позитивной форме сообщения. Итак, результат: студенты замолчали, а я улыбался и подмигивал тем женщинам, которые даже с наступлением тишины не сняли этих отвратительных выражений со своих лиц.
Итак, вот и добрался я до продолжения. Что могу сказать - хорошая сказка, хотя я и не люблю этот жанр. Но трогает. Прочитал с удовольствием. Не брезгаю и в рейтинг добавить. Очень порадовал юмор по поводу творящегося в квартире бедлама, вызванного нашествием сказрчных существ. Особо тронула сцена про Лауру и паучка Тиратиса. Есть несколько моментов, которые хотелось бы уточнить:
"Они держали в руках огромные сумки, в то время как рядом с ними стоял здоровый рослый мужчина, убравший руки в карманы спортивных штанов и перекидывающий из уголка рта в уголок погрызенную зубочистку. А вот и я. В плаще, цилиндре и легком плаще"
В последнем предложении явное повторение, вызванное, как я понял простой невнимательностью.
"Даже мама говорила мне, что я не пошел в съеденного ею красавца-папу, а получился каким-то несуразным"
На сколько мне известно, самцов после спаривания съедают самки паука Каракурта, за что они и получили свое прозвище - Черная вдова. А также определенные виды птициедов. Но поскольку последние отродясь не плели паутин, и уж тем более, их никак нельзя назвать маленькими (до 15 см наиболее крупные особи) их сразу прорускаем. Остается - каракурт. Если дело происходит в Англии, то он там находится никак не может - среда обитания не та (преимущественно - Австралия и Южная Америка). К тому же, данный вид пауков не приемлет холод, и предпочитает селиться в темных местах (чердаки и подвалы, любители залазить в обувь, с чем связанно большинство случаев укуса). Так что автор, уж продумайте этот вопрос.
"Я хотел поинтересоваться, это у вас играет Ill Nino? - вот она, ожидаемая реакция: все глаза широко открыты и обращены на меня. Я них нету вызова, в них нету злости."
В последнем предложении вы описались, поставив вместо "В" букву "Я"
Это то, что бросилось в глаза. А так, как уже и было мной сказанно выше - очень милая и дорая сказка =)
0
