расВ школе меня окрестили Хольгер. Легендарный Хольгер Датчанин.
- Зачем тебе фамилия Магнуссен? – шутили все. – Ты что датский король?
Хольгер Датчанин бумашку нашел
С этой бумажкой покакать пошел
Вскоре смеялась вся ДаниЯ
Этой бумажкой – наждачка была.
Такая вот поэзия. И надо же, когда я поступил в нашу эскадрилью, то попросил комэска взять и Утенка. То есть младшего лейтенанта Дэвида Лайтамеки.
- Разрешите обратиться, господин капитан.
-Разрешаю.
-Можно ли перевести, к нам младлея Дэвида Лайтамеки? Он отличник… и…
-Хм, зачем? В v-24 тоже не помешают отличники. Тем более, что v-24 лучшие.
- Господин капитан, это мой друг с детства. Почти как брат. Его матери, я пообещал присмотреть за ним. Господин капитан…
- Хм… (господин капитан разглаживает усищи). Ну что ж, я организую. Не о чем не беспокойтесь, свободны!
Надо ли говорить, что в эскадрилье потом распевали песенки похлеще, чем про бумажку…
«Топливо, - говорил, чей-то голос в моей голове. – А топливо то, на исходе». Уж не голос ли это того самого Перкеле, которого всуе помянул Утенок?
Я бы еще мог добавить – и боезапас, тю-тю. Почти.
Но я уверенно направил машину к квадрату 18. Это в сторону заката, что мечом рассекает…
Уже не рассекает. Солнце, словно утопало в собственной крови, где-то за Краем Земли, окропив черную кромку леса.
Herovo, как говорят русские. Уже и темнеет.
Но я летел. На неисправной машине. С перебитым радиатором. Летел. И я уже близко.
Держись Утенок, держись младлей.
Я вот иногда думаю. Какое оружие в наших руках? Машина. Красивая. Летает.
У пехотинца есть винтовка, пулемет, ПП «Суоми» в конце концов.
У меня есть несколько тонн алюминия, дерева и разной электронной начинки. Есть пулеметы.
Я могу сбрасывать бомбы. Могу расстреливать людей. Десятками, сотнями людей, пока хватает патронов.
И кто скажет, что самолет это не оружие? Мы рыцари неба, но нет коня, нет копья и меча.
Есть самолет. Почему все забывают, что мы, пилоты, управляем самым смертоносным оружием последней эпохи. Хотя, какие мы рыцари неба?
Я хотел бы быть этим самым пресловутым рыцарем. Рыцарем неба. Но…
Но не могу. Какой же я рыцарь? Это мы расстреливали мирные колонны, доставляющие продовольствие в осадный Ленинград. Это мы расстреливали пехоту и подавляли зенитную артиллерию. Мы…
Я в квадрате 18. Утенок молодец, выдюжил. А ведь прибеднялся…
«Яков» не было по-прежнему. Утенок мчался на восток.
Он уходил от заката…
Я пристроился за ним.
- Третий, я второй, третий, я второй. Русские то где?
Снова шипение в шлемофоне.
- Черт! Ты слышишь меня?
- Второй… А где первый?
Голос слабый. Он что? Ранен?
- Третий. Это второй. Кекконен… Его больше нет… Третий, что с тобой?
- Я выдержу. Я ранен…
- Третий… черт! Утенок держись!!! Мы вытянем. Там есть поляна, совсем рядом. Там хутор. Держись!
- Хольгер… Хольгер Датчанин бумажку нашел… Хо…
- Нет, Утенок, держись!!! Тяни ручку на себя! Утенок…
Проклятая война…
Летом, прошлого года, в соседнюю эскадрилью – v24 – пришел приказ – срочно предоставить четыре «Брюстера» для перелета на аэродром Иммола, чтобы выполнить спецзадание. Что за задание? Секретное, ясное дело.
Меня там не было. Зато был герой войны, лейтенант Винд. Он возглавлял эту миссию.
Получив дополнительные инструкции, четверка «Брюстеров» отбыла в район Таллинна. Там они должны были встретить транспортник «Кондор».
Они его встретили. В сопровождении 30-ти «мессеров».
Наверняка, Винда мучил справедливый вопрос – а мы то зачем?
Курс взяли домой, в Суоми. Однако нижняя кромка облаков все ниже и ниже прижимала самолеты к земле.
Погодка была так себе.
Уже на подлете к аэродрому, а летели прямо над верхушками деревьев, Винд заметил впереди массивные трубы завода местечка Кауко-пяя. «Кондор» летел прямо на эти трубы. Винд заметил, а пилот транспортника в упор их не видел.
Предупредить! Срочно!
Но рация «Брюстера» работала в другом диапазоне частот.
К счастью (а скорее наоборот), «Кондор» успел отвернуть. Потом приземлился в Иммоле. Так как аэродром не был предназначен встречать такие громадины, пилотам пришлось очень энергично тормозить. Сгорел тормозной барабан.
Последовав старой солдатской заповеди, Винд с товарищами сели на другом аэродроме. Подальше от начальства, поближе к кухне.
Потом он узнал, кто был пассажиром «Кондора».
Он рассказал друзьям, а те нам.
В тот ненастный день, к ненастному дню рождения Маннергейма, прилетал сам фюрер. Поздравить, так сказать, с юбилеем – 75 лет, как никак.
Помню, знатная бухаловка была, на зависть всем русским.
И все же… Проклятая война! Почему экипаж «Кондора» все же заметил трубу?
Я один. Я снова один. Где я?
Я лечу на запад, в сторону заката.
На последних каплях топливо.
Кекконен, Утенок… Хакала… Вспомнил. Хакала врезался в самолет врага. Нет, он его не таранил, просто они врезались друг в друга.
В прицеле хвост русской этажерки. Я вижу заднего стрелка.
Кажется, этот самолет называется У-2. Это ночной бомбардировщик.
Я вижу заднего стрелка. Нет не стрелка, я вижу девушку, из-под летного шлема выбиваются светлые кудри.
Снова все замирает. Она целится, она стреляет, она убивает мой «Брюстер». А я пытаюсь, но не могу нажать на гашетку.
А ведь патронов еще полно.
Большевики, капиталисты… хм, фашисты. За этими уродливыми словами стоят просто люди…
Впрочем, мысли прочь?
Я смотрю в ее голубые глаза.
Палец нажимает на гашетку. Трассеры прошивают самолет и он загорается.
Прощай, русская валькирия…
«Яки» появились внезапно.
Я продолжал лететь к закату.
В моих руках оружие.
Может быть «хольгеры» попадают в Вальгалу?..
Закат.
0
