Свидетели последних часов гибели бога утверждали, что он стал более похож на человека. Сущность, составлявшая его бытие, перестала проявляться, лишь остатки – манеры, слова, мимика... жесты... Божественное погибло прежде человеческого, из чего потомки так и не сумели сделать выводов.

     Как часто созданное воспринимается само по себе, тогда как причины и условия, исчезая из истории, исчезают и из творения; влияние случайностей вдруг ослабевает, и бог, творивший из человечьей своей части, возносится к свету, в то время как ещё живая плоть глумливо растаскивается современниками на сплетни, слухи, домыслы – и исчезает. Впрочем, мы до сих пор ещё вливаем формалин в истлевшие жилы и разрядами тщимся заставить гнилое мясо биться, но оно лишь содрогается в конвульсиях. Мы не смеем дышать – думая, конечно, что ЭТО и есть то самое, из которого бог... брал... творил... И не только останки приколоты булавочкой и анатомируются под благоговейные вздохи – сам бог распят словами диссертаций, и многочасовыми вдумчивыми беседами знающих людей завершается его жизнь.

     Но боги не умирают. Я открыла книгу и увидела его живым, лёгким и трепещущим – он снова родился. И если мир – театр...

     Те же и Пушкин.