Ленивый ветерок, гулявший в этот летний полдень, заглянул в открытое окно на третьем этаже. Всколыхнув занавески, он сдул лежавшие на столе исписанные листы и рассыпал их по комнате. Довольный своей проказой, ветер вылетел на улицу и отправился в своё бесконечное путешествие.
Но листы никто не спешил поднимать. Сидевшая на диване девушка задумчиво, не отрываясь, смотрела в окно. Она выглядела уставшей. Бледное лицо, покрасневшие глаза и руки, нервно комкавшие платок, выдавали ночь, проведённую без сна. А исписанные, скомканные листы говорили о том, что всю ночь она пыталась писать, но безуспешно.
Девушка нахмурилась. У неё ничего не выходило, когда её заставляли писать. Вот и сейчас. Сколько бы раз она не пробовала, все попытки иссякали после первых двух строк.
Она студентка литературного института. И что с того? Она даже не может написать миниатюру «на злобу дня», как говорил один из её педагогов.
«Это бесполезно ,- пронеслось у неё в голове- по-моему мне давно пора было бросить глупые попытки стать писателем. Никому не нужен такой писатель, который пишет о том мире, который он хотел бы видеть, а не тот, что есть на самом деле. Мне нужно уйти из института, поступить на юридический факультет и стать каким-нибудь чёртовым адвокатом!»
Девушка встала и подошла к окну. «Я бы так много хотела сказать всем, но разве мне хватит слов описать всё то, что в душе?»
Резко зазвонил валявшийся на столе мобильник. Девушка вздрогнула, резко повернула голову. Затем медленно подошла и взяла телефон:
- Привет.
- Привет, Глос. Как дела?
- Нормально. Ты как?
- Замечательно, я безумно счастлива. Представляешь, тот парень, про которого я тебе рассказывала, он пригласил меня на свидание сегодня!!!
- О, ну я рада за тебя…
- Ха, спасибо, милая моя! Но ты не волнуйся, я про тебя не забыла. Этот парень прихватит с собой друга, а я обещала взять тебя с собой, ты довольна?!
Этого ещё не хватало…
- Спасибо, конечно за беспокойство, но я не могу…
- Так. Я не желаю ничего слышать! Собирайся, встречаемся через час на остановке.
- Нет, я не могу…
Но на другом конце бросили трубку.
Глосоли (так звали девушку, в честь песни одной исландской группы) грустно окинула взглядом комнату.
Она терпеть не могла этих взбалмошных выходок своей подруги, но другой у неё не было. Пришлось покориться.
Одевшись и вскинув на плечо свою сумку, Глосоли отправилась на остановку. Было жарко и очень душно. От раскалённого асфальта шёл пар, а листья деревьев повисли некрасивыми зелёными тряпками.
Ждать пришлось минут 15, пока из-за угла не выскочила Ума. Она спешила изо всех сил, увязая каблуками в горячем асфальте. Ума как всегда разоделась в пух и прах.
- Ой, Глос, ты не могла одеться поинтересней?
- Извини, Ума, но я не собираюсь развлекать твоих дружков…
- А никто и не просил. Просто сделай мину подружелюбней и пошли.

«Огромная пропасть. Чёрная бездонная пропасть между нами. Неужели они не замечают этого? Я не смогу скрывать это вечно. Я не хочу это скрывать…»

Каждый раз, когда легкомысленная подруга затаскивала её в кафе на очередное свидание, Глосоли испытывала глубокое чувство тоски и непонимания. Ей хотелось писать, но делать это при подруге и её кавалерах было глупо. Они никогда её не поймут.
Глосоли смотрела в окно. Солнце, такое беспощадное в полдень, клонилось к закату, отражаясь красными бликами в окнах машин и квартир. Становилось прохладней.
Больше всего Глосоли хотелось пройтись по улице, прогуляться по набережной. Её любимое место на мосту. Ей так нравилось наблюдать, как река перекатывала свои ленивые воды. Ей всегда хотелось стать частью чего-то единого и гармоничного, как капля воды растворяется в океане. Но почему же терялась связь с чем-то таким близким и дорогим среди людей?
Солнце же, всё ближе опускаясь к горизонту, отбрасывало красные лучи.
Почему-то они насторожили Глосоли, пробудили смутное чувство тревоги. Не выдержав, Глосоли распрощалась с подругой и вышла.
Но на мосту чувство тревоги возросло ещё больше. Река угрожающе перекатывала свои тёмные волны.
Напряжение застыло в воздухе, липкой тьмой опутывая город и сердца людей. Теперь всё заставляло сердце бешено биться: красные плакаты, красные цветы. Глосоли обернулась. Красный цвет давил, стучался в висках, преследовал. Глосоли видела его во всём. Красные машины, красные лица…красное зарево и оглушительный грохот, обрушившийся с небес…

Хьёрн внимательно осмотрел свой новый мундир и вычищенные до блеска сапоги. Мельком глянув на своё отражение, он, уверенно отбивая ритм, вышел из комнаты.
Его повысили до командира. И бремя ответственности за судьбы собратьев всё сильнее давило на плечи.
Слишком долго он мечтал стать частью чего-то сильного, единого. Что ж, с волнением в крови он ощущал себя этой частью.
Будучи ребёнком, он презирал, порой ненавидел многих вокруг себя за слабость, отсутствие характера и высшей цели, для которой стоило жить. Он считал себя избранным, одним из немногих тысяч, призванных изменить, перевернуть мир. Юнцом его приняли в организацию, с тех пор Хьёрн не видел своих родных. Своё время, свою жизнь он посвятил служению цели, поэтому в его сердце больше не было места эмоциям и чувствам. Он сверхчеловек, способный на всё.

Заседание командования организации началось. Последнее собрание накануне действий. Хьёрн внутренне трепетал, ощущая всю силу и мощь, что слышались в голосе главнокомандующего. План был просчитан до мелочей, ошибок быть не могло.
Организация уже давно простёрла свои щупальца по всему, опутав весь мир своей паутиной. Правительство давно стало марионеточным. Но пора было сорвать, наконец, маски и заканчивать спектакль. Операция начиналась завтра…

Беспрерывный бег. Сначала по улицам пылающего, сотрясаемого от ударов города. Город стонал и бился в предсмертной агонии, ощущая каждой клеточкой своего бетонного тела, что это конец.
Наступили сумерки, озаряемые отблесками гигантских костров и взрывами, разрывающими вечернюю тишину. Тысячи человек бежали, подгоняемые животным страхом. Если бы не этот звериный страх, все бы они давно упали, рыдая и задыхаясь от ужаса. Но этот безумный страх гнал взбесившееся стадо вперёд.
Глосоли чувствовала их страх. Она сама бежала вместе с ними, не разбирая дороги. Она слышала их надсадное дыхание, захлёбывающиеся истерические крики. Кто-то не выдержал, рухнул. Никто не помог подняться. Звери спасались…

Хьёрн не спал в эту ночь. Он сидел, откинувшись на стуле и уперев взгляд в серую стену. В его голове проносились тысячи мыслей: эпизоды из детства, карты, заученные наизусть действия. Иногда как будто в тумане всплывали лица родных. Хьёрн отгонял эти мысли прочь. Не мог он тратить свои силы на то, от чего давно отрёкся.
Завтра всё решится. Завтра мы изменим мир. Завтра день нашего триумфа. Я знаю, какое будет завтра. Пусть оно, наконец, нагрянет…

Ночь упала внезапно. Как хищная птица накрыла всё своим чёрным крылом. Звёзд не было видно. Повсюду слышались стоны, всхлипы, разговоры полушёпотом. Каждый страшился заговорить в полный голос, боялся нарушить роковую тишину.
Лес, в котором обезумевшие люди решили спасти свои души, превратился в тёмное царство, нарушаемое только поскрипыванием ветвей, хрустом ломаемых веток и испуганным шёпотом. Глосоли шла по лесу, в её остекленевшем взоре застыла боль, испуг и страшная тоска.
Несколько раз на пути попадались деревушки, но не один из них не решился зайти. Люди боялись друг друга. Люди ждали рассвета, который должен был рассеять их страх, который бы сказал, что всё это было кошмаром, что ничего не было, что всё хорошо. Но рассвет не спешил, ночь брала власть в свои тёмные руки…

Хьёрн стоял на дороге. Холодное пламя в глазах, сжатые губы, нахмуренные брови. Он смотрел на тёмную громадину леса. За его спиной дёргался в предсмертной судороге, озаряемый тысячью пожаров, город.
Да, они разрушили его. Часть операция выполнена. Он сам уверился в этом, пройдя по пылающим улицам города. На его пути попалось два трупа. Мужчина и женщина. Оба расстреляны. Изменения начались. Оставлять в живых здоровых женщин, остальных уничтожать. Да, искусство вредно для организации…Хьёрн был с этим согласен…

Очнулась она на рассвете. Поднялась и побрела дальше. Внезапно остановилась, поражённая догадкой. А вдруг они живы? Родители, Ума, знакомые?
И эта последняя надежда придала Глосоли сил. Нужно найти их! Боже мой, я всё отдам, всё сделаю, чтобы найти их!
Лай собак, треск, громкие голоса и выстрелы заставили Глосоли замереть на месте…

…Нам дали задание: найти беженцев. Необходимых для различных нужд организации оставить и отвезти в острог. Перемены продолжаются…

Хьёрн и с десяток бойцов прочёсывали лес. По следам отправили собак.
На их пути встречалось много людей, много помешенных. Сумасшедших расстреливали, не раздумывая. Расстреливали больных, немощных, инвалидов, стариков. На месте казни оставляли красные флажки для следующего отряда, который должен был захоронить трупы в общей могиле.
Работа продвигалась быстро, люди даже не пытались прятаться. Да и куда скроешься от тонкого нюха собаки? Хьёрн рассчитывал закончить выполнение задания к вечеру…

« Я увидел её тогда в лесу. Нет. Сначала я почувствовал что-то странное в груди, что-то, что мешало мне спокойно дышать, а моему сердцу биться ровно. Я увидел её. Я увидел отражение своей души в её глазах. Души. Которую, я думал, что потерял. Но она жила во мне под толщей жестокости и слепой веры. Я никогда её не забуду…»

Сначала Глосоли нашли собаки. Они лаяли, рычали и угрожающе скалились, зовя своих хозяев. Глосоли, как завороженная, смотрела на этих жестоких прислужников дьявола. Она смотрела в их красные, налитые кровью глаза и не находила там души…

Они увидели девчонку в кольце собак. Она не пыталась бежать, не кричала, стояла и смотрела.
Завидев хозяев, собаки перестали бесноваться и отбежали в сторону. Но она, казалось, не заметила этого. Смотрела куда-то в сторону остекленевшим взором. Хьёрн смотрел на неё.
Двое из его подчинённых подошли к ней и что-то отрывисто бросили ей в лицо. Не реагирует. Один из солдат размахнулся. Удар. Голова девчонки дёрнулась, из носа потекла кровь. Внутри у Хьёрна что-то болезненно сжалось. Не реагирует.
Хьёрн, ступая как можно увереннее, подошёл.
- командир, она помешена.
Хьёрн пристально вгляделся в лицо девушки. Мысленно он просил её поднять голову, посмотреть на него. Он не знал почему, но это было необходимо. Ему казалось, что без этого мимолётного взгляда он не сможет жить дальше.
Услышала. Подняла взор. Зелёные глаза. Хьёрн увидел в тёмно-зелёном омуте себя…
- Нет, она не помешена. А вы получите выговор за нарушение дисциплины.

Бесконечный поток слёз. Опухшие и покрасневшие от выплаканного горя глаза. Непрерывные всхлипы, стенания, стоны. И, кажется, сам ветер обезумел. Он выл, метался, врывался в комнату с голыми стенами через маленькое окно под потолком.
Ощущение тупой, ноющей боли в сердце. Глосоли сидела, уткнувшись в колени.
Их посадили в эти камеры, казалось, вечность назад. Женщины не переставали рыдать, плакать, стенать.
Глосоли не слышала их, не слышала их криков боли, потому что её сердце было разорвано в клочья. Ощущение дикой пустоты и невыносимой боли лишало Глосоли сил, но не разума. Её душа разорвалась на тысячи кровоточащих кусков, которых больше не собрать вместе…

«Получил новое задание. Проверить всех арестантов на болезни. Больных, религиозных фанатиков, людей искусства предать смерти…»

Хьёрн шёл по коридору, от стен которого эхом отражался стук его сапог.
Проверили уже больше двух сотен женщин. Больше 50 были больны. Ещё несколько сошли с ума прямо на допросе. Все были расстреляны…

« Я видел лицо одной из этих женщин. Она потеряла рассудок во время пыток. Внутри у меня всё перевернулось, и я чуть было не выдал своих чувств. Мне пришлось застрелить её, не было выхода. За миг до выстрела она посмотрела на меня совершенно осмысленно. Но поздно. Щелчок. Выстрел. Мне стало страшно…»

Глосоли по-прежнему сидела, уткнувшись в колени, когда в коридоре послышались глухие шаги. Женщины как по команде затихли, лишь изредка слышались приглушённые всхлипывания.
Ключ повернулся в замке. Лязг открываемой двери. « В колонну по одному на выход,» бесстрастно бросил надзиратель.
Женщины онемели. Каждая из них инстинктивно почувствовали, что это возможно конец.
Глосоли резко вскинула голову, и, хотя внутри у неё что-то оборвалось, она первая встала в колонну. Её отчаянно смелый поступок придал мужества остальным…

«Каков он конец? Каково там? Может там бесконечная боль? Нет, не может быть. Только бы не пустота, только бы не пустота…»

…первая. Нет. Сжалось проклятое сердце, казалось бы, сделанное из металла. Нет. Он не так силён, как думал. И почему она пробудила в нём те чувства, которые он так старательно пытался убить в себе? Вдруг всплыло лицо матери…прости меня…люблю…

Хьёрн сидел у себя в комнате. Его голова бессильно упала на грудь.
« Завтра утром. Они расстреляют её…Глосоли…такое красивое имя…зачем она пела сегодня на допросе?!.. зачем, зачем??!.. зачем она растопила мою ледяную душу?.. её песня…она не боялась, сильная…она подписала себе смертный приговор…»
Лицо Хьёрна исказилось в болезненной судороге. Внезапно он вскинул голову.
« 5 часов…ещё есть время…»
Хьёрн схватил бумагу, ручку.
« Мама, гореть мне в аду…пусть, хотя бы она будет жить…жить за меня…»

Глосоли лежала на койке в одиночной камере.
« Я бросила вызов…нужно отвечать за свои слова…но, боже мой, как страшно, мне страшно умирать…»
Едва слышный шорох. Под дверью лежала записка.
« Сегодня в 9:30 беги. Дверь будет открыта. По коридору направо. Патруля не будет. Выйдешь из здания, дальше налево по просёлочной дороге 8 километров. Найди отряд сопротивления. Убегайте на север. Садитесь на корабль, уезжайте за море. Поверь мне. Меня нельзя простить, но я всё равно прошу, прости…»

Протокол следствия:
« В 9:28 в нескольких метров от острога прогремел взрыв, в результате которого произошло возгорание. В 9:46 пламя удалось локализовать. Пострадавших нет».

Хьёрн сидел за письменным столом в своей комнате, уронив голову на руки.
« Успела…она успела…я боялся, что она не поверит…я видел, как она ушла…я закрыл дверь её камеры, чтобы мой план не раскрылся раньше, чем я того хотел...я сделал всё, что мог…»
Хьёрн поднял голову. Его рука отодвинула ящик стола и достала тёмный, тяжёлый предмет. В свете настольной лампы лежал револьвер. Хьёрн взял его в руки и подошёл к окну.
« Звёзды…как долго я не видел вас…простите, если оскорблю вас этим зрелищем, но вы холодны, а я нет…хотя, я скоро тоже стану таким же холодным…мир, прости, я ухожу с тобой…мама, прости, что не говорил тебе, что люблю…Глосоли…прости, но я люблю, люблю тебя всей душой и всем сердцем…»
Хьёрн приставил револьвер к виску.
« Как же страшно умирать…не думал, что это так страшно…Боже, прости, что не верил... прощай…»
Ночную тишину разорвал выстрел.

На берег одна за другой накатывала холодная волна. Холодные серые камни, чёрные скалы вдали. И такое же холодное серое небо над головой.
Такое же серое сердце и холодная-холодная душа. Глосоли? Нет…я уже больше не Глосоли…я теперь никто…
Поверхность вдали стала краснеть.
« Рассвет…для меня теперь всегда ночь...»
Красное солнце показалось из-за горизонта.
« Красное…моя кровь раньше была такой, теперь она серая…»
Новый мир вставал во весь рост.
« Я ухожу в новый день с прошлой тоской…всё никогда не будет прежним…всё прошло…так почему же капают эти настырные слёзы?»
Глосоли прижала ладони к лицу.
« Прощаю тебя…»