Моя первая жена носила пёстрые юбки в пол и целомудренность. Она танцевала для меня на рассвете и пёстрые юбки затмевали для меня солнце. И мы любили друг друга как только любят двое утром. Но я порвал и сжёг её юбки и обхаял её целомудренность, и она больше никогда и никому не танцует так, как танцевала мне на рассвете. Так я оставил её.
Моя вторая жена носила спокойствие и две тяжёлые пшеничные косы. Она заплетала их каждое утро и каждое утро была спокойна. И мы любили друг друга со всей страстью покоя. Как любят двое перед полуднем. Но я обрезал её косы и втоптал их в золу, и разбил её спокойствие, и больше она не заплетает косы и никогда не бывает спокойна, как была спокойна тогда, со мной перед полуднем. Так я оставил её.
Моя третья жена была колдуньей с севера и знала разные языки. Она говорила для меня на семи языках и готовила для меня настои из семи трав, чтобы я никогда её не оставил. И мы любили друг друга, как любят двое в северный полдень. Но я отнял у неё язык и развеял по снегу её травы - и забыл её, но она не может меня забыть. И больше она не говорит и не может ворожить так, как она ворожила для меня в северный полдень. И я оставил её.
Моя четвёртая жена продавала жизнь и смеялась над нею. Мы смеялись вместе и были счастливы, она говорила мне и я понимал её, я говорил ей, и она понимала меня. И мы любили друг друга так как только могут любить двое ранним вечером. Но я превратил её смех в слёзы и украл у неё хороший кусок лучшей жизни. Теперь она не продаёт жизнь и не смеётся над ней. Она говорит, но я не хочу понимать. Я говорю, но не хочу, чтобы она понимала так, как понимала меня ранним вечером. И так я оставил её.
Моя пятая жена была нежной и кроткой и писала нежные, глупые стихи. Она писала мне тысячи стихов, один нежнее другого, а я писал ей в ответ - один глупее другого. И я любил её за её нежность и кротость так, как только может любить человек в сумерки. Но я растоптал её стихи и заставил её быть злой и грубой. И больше она не кроткая и не нежная и не пишет стихи, которые она писала мне в сумерки. Так я оставил и её.
Моя шестая жена видела будущее и любила меня так, что подарила мне дочь. И я принял её дар и был благодарен за него. А моя жена смотрела в будущее и никогда не улыбалась мне. Но мы любили друг друга так, как только могут любить двое поздним вечером. А потом я разрушил будущее и оставил нашу дочь. И больше моя жена не смотрит в будущее и не дарит мне детей. И не любит меня так, как мы любили друг друга в темноте позднего вечера. И тогда настала ночь.
И я отправился на высокую гору, хотя мне не светила ни одна звезда, встал на вершину и там спросил: - Отчего я делаю всё это? Почему я творю это зло? Кто я? Я ли бич карающий, наказующий перст бога? Я ли хищник, ненасытный зверь, в чьей природе охота и убийство? Я ли проклятье сниспосланное дьяволом? Я ли тьма и разрушение хаоса? Я ли предреченное и неизбежное? Я ли семя взошедшее многими ростками? И был мне ответ: - Да просто ты мудак.
Это не аллегория ли случайно ввиду сравнения с этапами жизненого пути (утро, день, вечер)? Мне понравилась ваша зарисовка. Конец смешной, но если честно ожидала нечто более философское услышать.
Конец безумно повеселил (в хорошем смысле этого слова). Написано вполне интересно, любопытны некоторые образы, а вот часть их них правда совсем непонятна, но сделаю скидку автору, сославшись на возможный недостаток собственной эрудиции. Хотя вот образ колдуньи с севера вообще в голове не уложился, так как по идее у них там большая проблем с травами – просто Сибирь или нечто подобное (во имя избежания национальной привязки) подошло бы сюда намного лучше. Напоследок советую внимательно перечитать и восполнить недостающие знаки препинания.
0
