Одно прекрасное утро... Тишина и спокойствие! Все звуки, как родимые! Так и притягивают к себе душу и слух. Ах! Из этой музыки не убрать ни одной ноты, никакая сила или техника не способны создать столь полную и гармоничную композицию! Лишь в лесу льется она, подобно чистому ручью, протекающему меж гладких камней. Она огибает деревья, задорно веселиться в листве и кустах, задумчиво переливается из тени в тень и… все это так мирно, прекрасно и жизнеутверждающе! Исполнено светом! Вот колышутся малиновые заросли, будто чуть приоткрывая свой маленький секрет – красненькие точки средь сплошной зелени. Вот старательный еж с грибом на спине шуршит ножками, фыркая от усердия, а выше дятел пытается достучаться до своего завтрака. И в воздухе вьется одинокий, сорванный птичьим крылом листочек, который тоже добавляет свою тихую, почти неслышимую партию. Но я то его слышу.
Я каждое утро по этой тропке хожу. Это хорошая тропка. На ней почти никогда не бывает крупных животных, музыка льется легко, хватает и света и тени… в общем, ничто не вмешивается в мою спокойную прогулку. Благостно так бывает: остановишься, впитаешь в себя настроение и как потянешься! Кости трещат, а я трещу от удовольствия. В нос впархивает любимый запах, а грудь наполняет любимый воздух. Воздух моего леса! И что-то так прыгает в сердце, что хочется сию минуту вынуть из-за пазухи гармонь и сыграть этакое задушевное! Не петь, конечно – не моим треклятым, старческим голосом. А просто влиться в этот поток звуков и побыть немного частью леса… деревом? Нет, деревом не хочу. Больно то надо.
Я шел задорной походкой, играючи побалтывая ногами в воздухе, перед тем как опустить на землю. И все меня устраивало. Абсолютно ничего больше от этого утра и не нужно. Дай мне сил и дай мне радость! И я без труда проживу этот день! Одаряй меня этим каждый день! И я буду жить с тобой вечно!
Заприметив небольшой зеленый холмик, я бодро пошагал к нему. Усталости во мне никакой не было, но, увидев хорошее местечко, всегда так хочется посидеть там хоть чуток да пооглядываться. Это же так приятно! Ведь каждое такое место наделено своей загадочной, неповторимой манерой передавать ритмы прекрасного. Дыхание жизни!
Примостившись и вытянув свои старые палки… это я о ногах… как и надобно, я начал глазеть по сторонам.
- Красота-а – прокряхтел я – а это у нас тут что?
Чуть нагнувшись, я приметил грибок. Сделав еще усилие, признал в нем пятнистую поганку.
- У-у ты зараза какая! Сидит тут, ждет, кого бы отравить! Даже от стыда только наполовину краснеешь!
И хотел уже дать ей позорную оплеуху, как вдруг меня всколыхнул какой-то посторонний звук. В мою любимую музыку закрались неуклюжие ноты! Жаль то как…
Но и интересно…
Качнувшись, я ступил на ноги и торопливо посеменил к инородному источнику, даже не подобрав бороду. Поплелась по земле. Что-то там явно странное происходило. Звуки были прерывистые и какие-то визгливые, суетливые… неприятные, в общем.
Подкравшись к кустам, максимально близким от того места, я затаился и вслушался… сначала послышался женский голос:
- Ай… ой, Сережа… да ну аккуратней!
Затем торопливо заладил мужской:
- Сейчас, сейчас… вот, вот…
В изумлении у меня вскочили брови. Ай-ай-ай.
Из чистого любопытства я тихонько раздвинул куст… за ним рос еще один! Не судьба, наверное. Хотя там уже поди при таких делах Потап сидит, проныра…
И все же я позволил себе сместить немного листву второго куста… палатка! Заделанная, как куколка бабочки! Все значит! Не искушаем судьбу. Уходим.
И я пошагал обратно на тропку. Пусть там Потап забавляется – то его территория.
- Сереж… ой, да нет… больно! Вытащи… да вытащи ты фонарик! Не найдем мы так сковородку! Или хотя бы молнию открой!
- Комары поналетят – жалобно отозвался парень.
Я разочарованно оглянулся:
- Тьфу ты! – и отправился гулять дальше.
- Тьфу ты! – словно эхом отдалось секундой позже из-за палатки. Вот и Потап расстроился.
Послышался свистящий звук. Я и успел только глазами проследить, как из-за ближайшего к палатке дерева полетели лапти. Запущены они были чуть криво, чего уж скрывать – Потап не стрелец знатный, но все же угодили в оранжевое полотно.
- Ай! – взвизгнули в палатке.
А тем временем Потап-проныра уже босиком покинул свое укрытие и, раздраженно кряхтя, схватив лапти, убежал обратно. Теперь они весь день там просидят. Будут знать власть нашу! А Потап дальше ждет…
Ну а я пошел назад, на тропку свою.
Эх, понаедут всякие! Тропинку хоженую уже не преодолеть без бедствий! И как некоторые близ городов живут? Совсем дурные, наверное. Банки жестяные да бутылки собирают на досуге. Противно!
И вообще не люблю я людей! Каковы молодцы самоуверенные – в лес приезжают, как к себе домой! Стал бы я чинно по городу расхаживать и ломать что попало? Нет! Рубят деревья даже где-то, мне говорили! Как будто я к ним в хаты лезу и зелень насаждать начинаю! А они нам свое добро насаждают вредители! Ну ничего, до сюда не доберутся. Здесь можно чувствовать себя в полной…
Тут меня бросило в пот. На моей привычной тропке вдруг расселись стаей волки! Они сразу меня и учуяли, и увидели, и, я уверен, решили съесть! Ой, если бы я умел в землю закапываться, я бы сейчас по макушку ушел! Борода бы да волосы им остались! Ох, тварюги…
- Ау! – за волками кто-то вопил, трусливо выглядывая из-за дуба. Лысый, в тряпье каком-то красном… Игнат! Пенек плешивый! Мой вечный враг и соперник – это я их привел! Помнишь, как улей мой уволок!
- Да потерял я его! Пчелы не пожаловали, искусали всего!
- А теперь волки сожрут!
Вот ведь бука какая! Совсем уступать не хочет! И стоит хохочет!
Я решил его умаслить:
- Ну не надо может, а? Отзови друзей. А я тебе малины насобираю! Целых… три улья!
Тот один раз удивленно моргнул, но, похоже, вспомнив, что пришел мстить, начал пуще прежнего трясти спутанной бородой и прыгать от радости:
- Будешь знать! Побегаешь по лесу и образумишься! Тикай, голубчик! Шевели сучками!
С тем и скрылся за деревом!
Но пока что я был целехонький. Присмотрелся к волкам: сидят, глядят. Видимо такие же слабоумные, как Игнат. Со стариками подружился! Дохлые. Кроликов им, наверное, наловил прощелыга. Что же с этой старой коркой делать то будешь?
А с тропки своей так сходить не хочется…
Одна из тварюг злобно рыкнула на меня и остальные тут же сорвались. Я ж всего в полтора раза больше их! С испугу я подскочил, но потом махнул рукой на блохастых:
- А ну вас к Лешему!
И, наловчившись, прыгнул на ближайшее дерево.
- Э-эх! Лишь бы борода в ветках не запуталась!
Быстренько вскарабкавшись, я оттолкнулся от него ногами (эти палки еще на что-то годятся!) и полетел к следующему древесному другу. Руки у меня были слабенькие, поэтому я влетел в него первым делом головой, а уж потом обнял. Но и такому приветствию был рад. Главное, волков перелетел.
Как паук, что плетет паутину, я начал торопливо перебирать всеми конечностями, лишь бы поскорее спуститься. Только мои ступни ударились оземь я тут же побег подальше от стаи, наматывая бороду на руку… как вдруг мне в штанину вцепились зубы!
Мои слова, похоже, зверье восприняло буквально.
- Уйди! Оставь штаны в покое, несчастный!
Не слушался! Впился, держится во все силы и мотается за ногой, как тряпка! Лапы подкашиваются, землю бороздит, скулит, а все равно держит! И что им Игнат на клык положил?
Я с силой рванул ногу, да так, что волчара, бедный, все брюхо о землю стер, и на мгновение оказался впереди. Глаза его жалостливо зыркнули на меня, так что казалось, он держит не мою штанину, а последний кусок колбасы! В следующее мгновение он улетел обратно за спину, где товарищи по стае пытались (уже не понятно, хе-хе) то ли меня сожрать, то ли своего спасти.
С большим удовольствием и добавкой задора я повторил эксперимент, усилив рывок насколько возможно. На этот раз волосатая морда еще меньше времени строила мне глазки. Как я и ожидал, штанина порвалась, и волк обогнал меня локтей на двенадцать!
Пробегая мимо распластавшейся зверюги я, как следует, придавил ей хвост и обернулся посмотреть на побежденную стаю.
- Вот! Хе-хе!
Волки добежали до своего и начали с жалостью тыкать его носами.
- Да живой! Живой! – крикнул я им на прощание и… споткнулся.
Тропка моя к этому моменту уже склонилась, поэтому полетел я со свистом. И еще кто-то неумело насвистывал мне вслед. По звуку было ясно, что это беззубый Игнат:
- Глядай, до дому так доедешь, медокрад проклятый!
И вот отправленный подножкой я катился все ниже и ниже. Бегаю то я будь здоров! Поэтому и скорость кувырков швыряла меня с ног на голову, как будто я скоморох-акробат! Но я им не был… сейчас я больше походил на скомороха, которого великан, как следует, приложил дубиной по заду.
Не прошло и нескольких секунд, как я уже слетел со своей тропинки и спуск мой стремительно возрос. Уж не знаю, куда я катился, но чем ниже шло дело, тем больше шишек цеплялось мне в бороду.
Внезапно кто-то, видимо решив, что это у меня такая забавная утренняя игра, с веселым писком спрыгнул откуда-то сверху и поехал вслед за мной. Через секунду он уже, хохоча и повизгивая, будто домовой, выживший из дому хозяев, нагнал меня, так что мы поравнялись.
Несколько кувырков мне даже удалось глянуть на это диво. Большой, лохматый, оранжевый комок весело подпрыгивал рядом, причем торжественно пища на каждой кочке! Да и катился он, похоже, строго на боку, потому как все это время на меня были выпучены его глазища. Странные такие… удивленные.
Но долго тонуть в их очаровании мне не пришлось. Пара кувырков и мое собственное лицо утонуло в грязи. Я распластался на земле и знаете… даже как-то идти уже никуда не хотелось. Полежать бы. Костям дать отдых… ох, как же болело все! Специально найду улей с пчелами Лешийненавистниками и одену на голову старому подлецу! Уже припоминаю одну королеву, у которой Леший умудрился жало выдернуть, потому что иголки все растерял!
Решив все же не засиживаться в гостях, я поднял голову.
Лохматый комок оказался с двумя ногами. Вот оно что… Зверюшка валялась кверху лапами, как-то нервно подергивая пальцами. В землю она вошла тоже не удачно и сейчас явно не испытывала того восторга…
В ту же секунду, как бы говоря «не сметь сомневаться в моей жизнерадостности», она с хохотом соскочила на ноги, перекатилась пару раз на спине и, визжа, торжественно подпрыгнула. Взъерошившись, она начала по-собачьи отряхиваться, разбрасывая в стороны шишки и палки, что успели пристать к ее оранжевой шерсти. По моему мрачному, старческому лицу тоже пару раз хлестануло, как по морде провинившейся дворняге, что пыталась стащить бублик со стола.
Наконец, распушившись, она, не прекращая шуметь начала скакать вокруг да около, будто радуясь самой себе.
Вот она какая оказывается! Все диву давались, кто видел тварь эту Божью. Вот и мне довелось! Бука воочию! Очистившись и отряхнувшись, она теперь стала не столько лохматая, сколько пушистая. Из-под шерсти виднелись две ножки желудевого цвета, а посередине все этого оранжевого великолепия блистала пара огромных глаз. Они то шарили вокруг, то с интересом всматривались в кусты, то с наслаждением щурились… странное животное. Этакий мягкий репейник. Солнце с лапками.
Многие говорят, ее поймать хотели. Водяные злобные в болото утянуть пытались, оборотни гонялись, простое зверье. И наше племя хитрое ловушки ставило! Да только тщетно все! Она улепетывала так быстро, что и моргнуть не успевали! Только хохот нечеловеческий слышался. И тот не долго. Видно все у нас, что золотого цвета не ловится то ни черта! Раз только помню: угораздило птицу одну горящую…
Любовавшийся беснующейся букой и перебирая народный фольклор, я не заметил приближения опасности. Одна из поганок, что произрастала близ грязевой лужи, в коей я отдыхал, вытянулась на ножке, размахнулась пятнистой шляпкой и дала мне оплеуху.
- Эй! – так трескуче крикнул я, что та с испугу чуть не переломилась – сообщили уже, да? И как у вас, грибов, так быстро получается?
Будто поощряя наказание, с радостным визгом мне на макушку приземлилась бука и тут же отскочила куда-то в сторону. Ее мягкие лапы отпружинили с такой силой, что я почувствовал грязь макушкой.
Глупое существо…
С хлюпающим звуком я выдернул голову из грязи и тут же вскочил, оглядывая все грозной миной. Как и ожидалось, чудо-зверя и след простыл. Ну, ничего, попадется мне еще!
- А ты чего лыбишься?
Не большой любитель я деревьев! Чем лес темней, тем они наглей! Вот и эта зараза состряпала довольную улыбку на своей коре. Рада, что Леший старый под утро проблем набрался! А ведь редко рожи то свои показывают! На те! Сделали исключение!
- А ну хватит радоваться! – рассерженный, я выдрал из бороды несколько шишек и запустил сначала в дерево – И ты там заткнись! – а потом в дятла, что долбился в него.
Затем, запыхавшись, я сделал неосторожный шаг и придавил ежа, который полз явно не по правилам. Поэтому, предварительно обругав, я пнул, уже свернувшийся комок, отправив подальше от своих ног.
- Ну и утречко!
Выдрав еще несколько сучьев и шишек из бороды, я беспомощно обкидал ими дерево, а затем, с охами сжимая пятку, со всей силы бросил последнюю шишку вдогонку ежу. Оттуда послышался крик:
- Ай!
Глаза у меня распахнулись, как у совы. Я узнал этот голос.
- Да что ж ты, Кузьма, делаешь то? Сначала ежика обижаешь, затем в меня шишку бросил!
О-ой… Затороторила Марьюшка.
- Да что ж тут сказать то? Утро ни к черту!
Она выбежала из кустов вся растрепанная, в каких-то зеленых обносках. В одной руке держала мою шишку, в другой: похоже, тоже уже моего ежа.
- Ну что ты его притащила?
- Ну, как что? Не оставлять же…
- Ага! – кивнул я на нее, как на дурнушку – в лесу!
- Ну… да…
Успокоившись, она положила ежа на землю и тот, фыркнув на меня, пошел по своим делам. Причем в ту сторону, в какую я его и отправлял.
- Ну вот… ушел… - прокомментировала Марьюшка.
Я всегда ее только так и называю. Ма-арьюшка. Сколько мы с ней уже живем, а все никак не проходит. Все та же глупенькая Марьюшка. Наивная, а порой смешная. Но любящая.
- Ну и что ты тут, интересно, делаешь? – ворчливо спросил я - Опять зазевалась, поди, пока ягоды собирала? Забредаешь постоянно, куда ни попадя…
И вдруг я смягчился. Не мог я просто так слышать это. Всегда меня такая тоска одолевала, как будто осенью с елок иголки осыпаются. Так уж Марьюшка бывало горько плакала.
- Ну что? Ну что случилось?
Не отвечает. Все хнычет в свое зеленое…
- Да что на тебе одето такое?
- А люди меня поймали!
- Что? – это ж было уму не постижимо! Человек! Да лесное племя!
И тут ее прорвало:
- Ты не поверишь! Они хуже зверей! Там ни только люди были!
- Не только?
- Нет! – она всхлипнула, и звук этот утонул в рукаве ее странных зеленых одежд. Только сейчас я заметил, что они одеты поверх ее привычного платья – Но, в основном, люди! Они как увидели меня, сразу накинулись и окружили! Все в латах да при оружии! Ой, я так испугалась!
Лучше не перебивать. Ей выговорится надобно.
- Они на меня вот… - Марьюшка брезгливо приподняла края обносков – натянули это, посвятили в братство, дали кольцо какое-то магическое и объявили хоббитом! – тут она уж совсем разревелась – шли куда-то, не выпуская из круга, и все повторяли: «теперь вся надежда только на тебя, Фродо, только на тебя!». Как осатанели! И еще… Они дерево срубили!
- Да как они!
- Побежали, покажу!
Она схватила меня за руку, и так мы со всех ног понеслись туда, откуда моя перепачканная Марьюшка выбежала совсем недавно. На ходу она так и не переставала плакать:
- Я говорила о нелюдях! Так вот, там еще Эльфы были…
Она вопрошающе кинула на меня взгляд.
- Не знаю таких…
- Ой, горе. Но эти то ладно! Но орки! Вот они дерево и срубили! Я слышала, как оно кричало от боли! Кричит и кричит, но они его перекрывали! Орали, как безумные: «пока не срубим дерево, оружие нам не доступно!» Но я то знала: не было у него оружия! Я им говорила! А люди кольцо отобрали и успокаивать начали: «Не бойся, Пиппен, энты им отомстят!»
- Этого я недавно видел!
- Но они не пришли! Дерево так и срубили…
И вот я уже сам видел плоды деятельности орков: уродливый пенек с торчащими из середины тонкими кусочками древесной плоти близ озерца. Даже при смерти, они тянутся к солнцу. Рядом, с переломанными ветвями и рассыпанными листьями, лежала крона и ствол. Дерево было не очень большим… но и это потеря.
- Вот, что натворили… - шмыгнула носом Марьюшка и, медленно подойдя к стволу убитого дерева, сначала посидела рядом с ним, заботливо водя рукой по безжизненной коре, а затем забралась на него сверху. Все слезы роняла.
Я молча подошел и просто присел рядом, не в состоянии остановить ее плач:
- Зачем, а? Вот зачем?
Э-эх… надо было ее чем-то отвлечь. Развеселить:
- А кольцо и вправду магическое?
- Не знаю… но когда люди на орков кинулись, я убежала и забыла его выкинуть.
Она протянула злополучное кольцо в маленькой ладошке. Я глянул и тут же вынес вердикт:
- Медяк! Фи-и! – как можно с большим презрением и выражением выдал я, выкинув железяку. Не помогло. И откуда она столько слез берет? – Ну ладно тебе, а. Ну… А то так и в озеро наплачешь, оно больше станет и мы утонем…
Громко протянув «А-а!» Марьюшка разревелась пуще прежнего.
Старый дурак!
Ни чем чувства то обманешь. Тогда я просто вытянул свои старые палки… это я о руках… и обнял ее, как можно теплее и роднее.
Некоторое время мы просто сидели и смотрели на небольшое озеро, на отражавшиеся в нем деревья и самих красавцев, стоявших по берегу как на подбор. Было слышно, как позади ветер грустно и мелодично шуршит листвой, а впереди одним сплошным звуком пролетая над водной гладью подобно огромной птице, как бы дает сопровождение этому перебору.
Спустя некоторое время я почувствовал, как в ногу мне кто-то тычется. Я опустил глаза и увидел пинанного ежа.
- Мстить пришел?
Но, заметив, что на свои иголки он водрузил свежее яблоко, я его понял. Да и глазки у него блестели доброжелательно. Я опустил ладонь и, когда ежик поставил на нее все четыре лапки, перенес его к себе на колени.
- Марьюшка, тебе еж яблоко принес. На, скушай.
Она доверительно глянула сначала на меня, а потом на игольчатого, как будто желая убедиться, что мы ее понимаем. Я то понимал… она аккуратно сняла яблоко с иголок, откусила и ласково ткнула пальцем в носик ежику… значит, он тоже.
- Ничего, Кузя… - выдохнула она и начала рассуждать. У нее всегда так после слез – все обойдется. Кикимора пиявок обещала наловить, подлечишься…
Я лишь согласно промычал в ответ.
Животина устроилась поудобнее и засопела. Иголки ее, как будто даже стали мягкими – я ничуть не чувствовал колкости. Даже начал осторожно водить по ним одной рукой – гладить. Где-то возле энта затих наконец-то дятел, до которого, похоже, дошла весть об утрате. И сам древесный пастух явно сменил недавний узор своей коры на повидавшую ужас мрачность. А в кустах, справа от нас затаился большой, пушистый, оранжевый шар.
Поймать ее, что ли? – подумал я, но тут же отмел эту мысль.
Пусть веселится. Не такая уж ведь она и глупая, как говорят. Наблюдает за нами большими, понимающими глазами. Чувствует, когда лесу плохо. Значит, родимая, наша. Значит, ей тоже немного страшно. Значит, она тоже не хочет, чтобы в лесу снова появились орки.
Моя рука зацепилась за что-то, и я растерянно глянул вниз. В иголках ежа запутался медяк, который я только вот выкинул.
- Что ты притащил?
Я взял кольцо и со всей силы швырнул в озеро. Туда ему и дорога. И оркам всем, и эльфам, и людям…
А как мне быть? Что со мной теперь станется? А то Марио, видимо, съели большие драконоподобные черепахи...
