Часть 1 - Покой.

Небо неторопливо меняло цвет с темно синего на розоватый. Звезды бледнели, скрываясь от людских глаз. Наступало утро.
Некоторые люди уже успели проснуться и совершали свой обычный утренний ритуал из душа, кофе, бутербродов и просмотра утренних новостей. Но в такой ранний час поднимались немногие: дворники, водители общественного транспорта и тому подобные рабочие, которым по долгу службы необходимо вставать раньше всех.
Прошло несколько часов, и примеру первых проснувшихся последовал весь город. Практически в каждом доме можно было услышать бульканье кипятка в чайнике и шипение яичницы на сковороде. По дорогам все чаще проносились одиночные машины, которые совсем скоро превратятся в стройный поток, а то и пробку. Город скидывал с себя сон и готовился к новому дню своей жизни.
Еще несколько минут и на улицах показались заспанные студенты, а за ними бодрые школьники. Город окончательно проснулся, готовый к новым свершениям и поступкам.
Ближе к полудню утренняя суета улеглась, уступая место дневной рутине. Но для некоторых день так и не успел начаться. В одной из лучших квартир престижного дома кто-то по-прежнему ворочался в постели, пытаясь продлить свой сон. Это был Нико Торус, молодой отпрыск богатой семьи дельцов.
- Какой урод выключил кондиционер? – спросонок пробормотал он, потерев лицо ладонями. – Стоп, я же тут один живу! Сломался что ли? А, ну и черт с ним.
Нико понял, что поспать ему уже не удастся и нехотя поднялся с кровати. Нетвердым шагом он дошел до ванной и включил ледяной душ. Но, подумав, решил не вставать под него целиком, а только подставил под холодные струи голову. Вода отлично смыла остатки крепкого сна и подняла настроение.
Нико быстро вытер голову и пошел на кухню. Там, порывшись пару секунд в холодильнике, взял открытую бутылку игристого вина и надолго припал к ней губами. Не желавший долго торчать на одном месте Нико, через мгновение уже сидел на балконе в удобном креслице, покуривая свои любимые сигареты и обдумывал как провести сегодняшний день.
Отец Нико, Гуно Торус, был уважаемым человеком, в чьих руках находились не малые деньги и связи. И все двадцать три года жизни сына, пытался сделать его своей копией. Рациональным, бережливым, умеренно жестоким с подчиненными и достаточно уважительным с полезными «друзьями». Но, бизнесмен из Нико не выходил. Даже после того, как Торус старший заставил его поступить в престижнейшую городскую академию и получить диплом финансового консультанта. Со дня выпуска прошло больше трех месяцев, а диплом так и валялся в шкафу, а Нико – в кресле. Работать ему не хотелось ни капельки. А любящий отец вместо того, что бы указать сыну на биржу труда, продолжал его содержать. Надеялся, что отпрыск еще одумается.
От размышлений Нико оторвала раздавшаяся трель дверного звонка.
- Кто там? – крикнул Торус младший, даже не вставая с кресла.
- Свои! – донесся приглушенный крик.
- Заходи, не заперто!
Хлопнула входная дверь и на пороге комнаты появился молодой человек, ровесник Нико. Парень был круглолиц, голубоглаз и носил копну светлых волос. Такую, что издали его голову можно было принять за миниатюрный стог сена.
- Здорово, Ларги! – отсалютовал Нико, перегнувшись через кресло. – Проходи.
- И тебе привет, однокашник, - кивнул Ларги, зайдя на балкон. – Чего двери не запираешь?
- А смысл? – небрежно махнул рукой Нико. – Последний раз в этом районе орудовали воры... никогда!
- Да-а? – задумчиво протянул Ларги. – А мне всегда нравился твой телевизор.
- Только попробуй, - усмехнулся Торус. – Мой папаша тебе тут же устроит веселую жизнь. Под городом.
- Эй, да я же пошутил! – всерьез испугался гость. - Не нужен мне твой телевизор и вообще…
- Да расслабься ты, - снова махнул рукой Нико, втягивая в себя табачный дым. – Лучше скажи, какие у нас планы на сегодня.

Прошло пол часа. Ларги и Нико вышли из подъезда и направились к центру города. Идти не далеко, а Нико предпочитал езде пешие прогулки, поэтому машину брать не стали. Ларги что-то оживленно рассказывал другу, активно размахивая руками в такт речи.
Дневное солнце уже успело войти в свою полную силу и как следует прогреть собой город. В такие дни, на жаре травы и листья становились особенно душистыми и пропитывали своим ароматом воздух. В этом районе широкие чистые тротуары. По бокам улицы щедро рассажены деревьями. Между стройного ряда красивых новостроек то и дело попадаются зеленые аллейки или парки. Нико нравилось гулять здесь, вдыхать сладкий воздух, любоваться зеленью. Даже слушать болтуна Ларги.
- Вот, а она мне значит и отвечает, всем ты мол хорош. И красив и умен и чувство юмора есть, но не получиться у нас ничего, - продолжал травить байки Ларги. – Ну я, естественно, спрашиваю почему. А она – слишком много ругаешься. Представляешь? Я ругаюсь! Да я в жизни никому грубого слова не сказал!
- Ага, то-то ты недавно предложил ее папе провалиться. Надо думать, сделал это максимально вежливо, - улыбнулся уголком рта Нико.
- Ну а что такого то? Я ж его не матом покрыл, все-таки, - буркнул Ларги.
- Я тебе не раз говорил, что в приличном обществе это звучит даже хуже, чем мат. И ты прекрасно знаешь почему.
- Да уж знаю.
- Ну тогда какие претензии у тебя к бедной девушке? Ей папаша наверное потом еще всыпал по первое число, за то что она с людьми вроде тебя водится.
- Ладно, проехали. Мы кстати уже пришли, - указал Ларги на вывеску впереди. – Может начнем с партеечки в нарды?
- Там есть нарды?
- А в каком приличном заведении их сейчас нет?
***
С каждым новым бокалом вина играть в нарды становилось интереснее и интереснее. Алкоголь снижал внимательность, приглушал логику, но и возбуждал азарт. С игорных столов то и дело доносились выкрики вроде «Ты когда успел эту фишку со двора вывести?!» или «У тебя кости утяжеленные! Бармен! Принеси нормальные кости. Переигрываем!». Нико и Ларги тихонько хихикали за своим столом. У них таких споров не возникало никогда.
- Ну-ка, ну-ка, - бормотал себе под нос Ларги болтая ладонью с зажатыми в ней костями. – Есть! Еще две фишки выходят из игры. Похоже раунд мой, дружище. Сдаешься?
- Сдаюсь, - легко отступился Нико. – Так и быть коктейль с меня.
Пока Ларги расставлял фишки для очередной партии, Нико направился к барной стойке. В светлом игорном зале был собственный бар с дешевенькими напитками, но большинство игроков предпочитали пройтись в другой конец клуба и купить там что-то действительно качественное. Что бы игра пошла. Так поступил и Нико. Выйдя из игорного зала, он оказался в темном узком помещении с кожаными диванами и киноэкраном. Второе по популярности место в клубе – кинозал. Сегодня кинозал был переполнен как никогда. Показывали часть какой-то крупной киносаги, родившей бесчисленное количество всевозможной литературы, видеоигр и тому подобной мишуры. Очень скоро родилось целое неформальное движение, посвященное этой «Вселенной». Вот сейчас кинозал и был забит довольно странно одетыми людьми. Они постоянно друг с другом перешептывались и прикладывались к бокалам с пивом. Само кино для них было вторично. Еще бы, каждый из них видел его не меньше десятка раз.
Нико попытался аккуратно пройти между рядами, но выпитое дало о себе знать. Он запнулся и автоматически схватил за плечо одного из неформалов.
- Простите, - шепнул ему Нико.
Тот в ответ пробурчал что-то невнятное и отвернулся. Нико разобрал только «испепелю». В любом случае, инцидент был исчерпан и Торус младший пошел дальше.
Третий зал размерами превосходил и игорный, и кино вместе взятые. Здесь проходили концерты популярных музыкантов или просто дискотеки. Нико все эти «танцульки» недолюбливал, но уже успел оценить местный бар.
- Пару лимов, - крикнул он бармену, морщась от громкой музыки.
- Уже ли сам Нико Торус? - раздался звонкий девичий голос сзади.
Нико обернулся.
- Анэт Августо! – воскликнул он. – Сколько лет, сколько зим!
- Две недели и пять дней, - хихикнула девушка. – Чего не звонишь? Испугался моих родителей?
- Девочка моя, - широко улыбнулся Нико. – Что ж у нас за жизнь такая? У всех одна тема – родители, что у Ларги, что у меня, что у тебя! С этим определенно надо что-то делать. В перспективе.
- Не уходи от вопроса, - нахмурилась Анет. – Последний раз когда папа застукал нас вместе он увел тебя, что бы поговорить и с тех пор от тебя ни слуху ни духу. Что он тебе наговорил?
- Пообещал сослать на поверхность, если я тебя хоть пальцем трону, - спокойным тоном доложил Нико.
- И ты поверил? Глупая угроза, такого не может быть.
- Котенок, ты много знаешь про своего отца?
- Ваши лемы, - скучающим тоном заявил бармен, поставив на стойку два стакана.
- Спасибо, - кивнул Нико. – Угощайся, Анэт. Так вот, может ты в это и не веришь, а господин Августо уже давно создал себе репутацию очень жестокого человека. К тому же он имеет влияние на городской суд. И это уже не говоря о том, как он ненавидит моего папашу. Черт, да я иногда думаю, что он следит за мной и ждет пока я дам повод! Мое исчезновение сильно ударило бы по отцу, а он этого ой как хочет.
- У отцов война, у детей любовь, - беспечно заявила Анэт. Нико поглядел на ее стакан. Он был уже почти пуст. – Брось ты, мой папа – страшилка для маленьких детей, только и всего. К тому же его все равно нет дома.
- Это ты к чему? – насторожился Нико.
- Поехали ко мне, я соскучилась.
- М-может лучше ко мне? – неуверенно предложил Торус.
- Не-а, у тебя ванная страшная. Я туда ни за что не войду. Так что допивай свой лем и поехали.
- Ну я, - замялся Нико. Очень хотелось поехать, но останавливал страх перед господином Соми Августо. Да и Ларги ждет. И все-таки.
- Папы точно нет? – переспросил Торус.
- Нет. И не будет еще дней восемь.
- Ну ладно, - махнул рукой Нико. Взял стакан и осушил его парой глотков. – Поехали!

Эта ночь настигла Нико вне дома, но это только радовало. Он лежал, поглаживая прямые темные волосы Анэт, и чувствовал, как сознание плавно заволакивает приятной дымкой сна. Момент засыпания дарит несколько минут забвения, перед тем как в глубинах разума родится сон. Но сновидение так и не пришло. Вместо этого явилось тягучее чувство беспомощности и оцепенение. Нико чувствовал время и даже мог более-менее ясно мыслить, но пошевелиться или просто открыть глаза не выходило. Ощущения можно было сравнить с погружением в воду, связанным по рукам и ногам и с завязанными глазами.
***
Через какое-то время Торус младший наконец сумел вынырнуть из нахлынувшего оцепенения и отрыть глаза. Но реальность очень отличалась от того, что он ожидал увидеть. Перед Нико предстала ярко освещенная комната, от пола до потолка выложенная белой плиткой. Сам он был буквально вмурован в высокое металлическое кресло, окруженное металлическими наростами с прослойкой пластика изнутри. Наросты лежали вокруг кресла. Со стороны это походило на лепестки раскрывшегося бутона, с креслом-пестиком внутри.
Привыкнув к яркому свету, Нико увидел перед собой троих человек в деловых костюмах. У одного из них был планшет с ручкой, у двух других какое-то оружие.
- С возвращением, юноша, - сказал тот, что держал планшет. – Перейдем сразу к делу. Никто из нас не хочет задерживаться в этом неприятном месте. Так что подпишите этот документ и разойдемся кто куда.
- Меня что накачали? – севшим голосом спросил Нико.
- Да, нам пришлось ввести вам один… препарат. Что бы ускорить дело. Вы имели неосторожность проигнорировать предупреждение господина Августо, за что и поплатились. Сочувствую. Прежде чем зададите вопрос, у вас два пути. Подписывать или не подписывать этот документ. О последствиях позже, для начала ознакомьтесь.
Человек протянул Нико планшет. Торус непонимающе уставился на своего пленителя и попробовал поднять руку. Получилось. Куски металла, в которые были закованы его предплечья, оказались не частью кресла, а просто громоздкими наручами. Примерно так же обстояло дело с ногами, бедрами, грудью и шеей.
- Что это? – спросил Нико, так и не взяв планшет.
- Ваш экзокостюм. Что это такое вам объяснят. Но не здесь. А теперь ознакомьтесь с документом. Я не хочу заставлять вас подписывать его не глядя.
Торус наконец взял в руки планшет и принялся читать.

Постановление городского суда № 117-08
Гражданин Нико Торус, 1145 года рождения признан нежелательным для безопасности города и приговаривается к бессрочной ссылке на Твердь. Решение окончательное, обжалованию или опротестовыванию не подлежит.

Старший городской судья Вильфо Нуардис

- Вы что серьезно думаете, что я это подпишу?! – воскликнул Нико отбрасывая планшет. – Что еще за «нежелательный»?!
- Стандартная формулировка для осужденных на ссылку, - бросил человек, подбирая плашет. – А подписать придется. Иначе вас расстреляют прямо здесь и отправят на Твердь ваше тело. Не думайте, что эти вооруженные господа пришли сюда просто у стеночки постоять. Я повторяю свое предложение, Торус, подпишите бумагу и живите дальше.
- На Тверди!
- На Тверди. Вы удивитесь, но даже там можно жить.
- И все из-за девушки, - горько вздохнул Нико, взяв ручку.
- Все беды от женщин, друг мой. Жаль, что вы испытали на себе эту истину так рано. Но не будьте к себе слишком строги, это дело бизнеса. А вы просто оказались не в том месте, не в то время. Анэт была только предлогом.
- Что б вам провалиться! – процедил Нико, черкнув на бумаге роспись.
Пленитель молча взял планшет, дал знак охране и все трое вышли из комнаты. Через мгновение после этого погас свет. Послышался металлический лязг. Лепестки кресла начали смыкаться. Раздался легкий щелчок, и кресло полностью закрылось. Несколько секунд ничего не происходило, а потом Нико понял, что падает.

Часть 2 - Борьба

Послышалось шипение. Пластиковые ставни разъехались в стороны, и мне в глаза снова ударил яркий свет. Кое-как проморгавшись, я посмотрел вперед и оцепенел. В нескольних километрах от меня, на высоте двадцатиэтажного дома висел огромный диск. А на диске покоился весь город. Отсюда даже можно было разглядеть шпиль Башни Заны, наше самое высокое здание. Диск походил собой на сказочные летающие тарелки, только по истине колоссальных размеров. То, что город висит в воздухе, знает каждый школьник, но не многим удается увидеть это со стороны. И то, что я попал в число этих счастливчиков не особого радовало. Нехотя оторвавшись от созерцания города, я опустил взгляд ниже и увидел огромную безжизненную долину. Всюду вокруг до самого горизонта протирались километры земли нездорово серого цвета. Ни травинки, ни деревца, ни лужицы. Вот ты какая Твердь.
- Приветствую тебя на Каменюке, - раздался задорный мужской выкрик сзади.
Я вздрогнул и обернулся. Передо мной стоял высокий крепко сложенный мужчина средних лет, с длинными рыжими волосами и пышными усами. Чем-то он напомнил мне Ларги. Но, что важнее, он был закован в такой же «экзокостюм», что и я и, казалось, совершенно не чувствовал его веса.
- Если ты не понял, Каменюкой я Твердь обзываю, - широко улыбнулся он. – Ладно, прежде всего познакомимся, я Татиан Море По.
- Странное имя, - только и смог пробормотать я. – Татьян море…
- Не-не-не, - замотал головой усатый. – Не Татьян, а Татиан. И-а надо четко произносить. И не море, а Море. Через Э и с ударением на последний слог. Родители большие фантазеры были, знаешь ли. Тебя то как звать, душегубец?
- Нико, - ответил я. – И я не душегубец.
- А, - совсем как я махнул рукой Татиан. – Какая разница? Убийца, вор, политический, все равно конец один. Вот он. Ладно Нико, ты как больше хочешь, что бы я тебя сразу в деревню отвел или посидишь тут, вспомнишь прошлую жизнь, всплакнешь в кулак?
- Да иди ты! – огрызнулся я. – Мне нужно назад в город. Меня сюда отправили по… недоразумению.
- Старый анекдот, - зевнул Татиан.
- Разумеется, - прошептал я, пытаясь подняться.
- Погоди, он у тебя не активирован.
- Чего? – не понял я.
Татиан достал из кармана своего экзокостюма маленький путь с единственной кнопкой и нажал на нее. Костюм вдруг, словно потерял свой вес. Двигаться стало не труднее, чем обычно. Я легко встал и зашагал в сторону летающего диска. Сделав десяток шагов, обернулся. Татиан стоял на том же месте и, скрестив руки на груди, смотрел на меня.
- Спасибо, - сказал я. – Но мне правда нужно идти. Я должен вернуться в город.
- Давай-давай, - не прекращая улыбаться кивнул он. – Ты только учти средняя продолжительность жизни у одиночек на Каменюке – двое суток.
- Провались, - сплюнул я.
Улыбка Татиана стала невыносимо раздражать. Я отвернулся и быстрым шагом пошел дальше, чем спровоцировал хохот у меня за спиной.
- Да ведь я уже провалился, Нико! – крикнул Таиан посмеиваясь. – И знаешь, что самое противное? Ты тоже!
Похоже, я сильно ошибся, посчитав, что до диска всего несколько километров. Прошло уже около трех, если судить по солнцу. И я только-только ступил под тень диска, даром, что шел довольно быстро. Активированный экзокостюм оказался на удивление удобной вещи. За все время моего похода я ни разу не почувствовал и малой усталости. Да и серая земля оказалась довольно жесткой, ровной и не затрудняла ходьбу. Но самое главное, как я и думал, у города есть контакт с поверхностью Тверди. Вдалеке виднелось крупное озеро, от которого вверх к городу тянулись трубы. Странно, а я никогда и не думал, откуда в городе берется вода. Здесь, под диском отовсюду слышалось низкое гудение и легкая вибрация.
- Ты за водой что ли? – прогремело сверху. – Ваши сегодня воду уже брали. Пошел вон!
- Эй, это кто там?! – заорал я, задрав голову. – Сейчас же поднимите меня в город! Я Нико Торус. Вам знакома эта фамилия?
- При попытке приблизиться к городу вы будете расстреляны, - скучающим тоном объявил голос. – У вас есть две минуты что бы покинуть наземную территорию города, в противном случае будет открыт огонь на поражение.
- Спокойно, мы уже уходим, - ответил кто-то, взяв меня за плечо.
Я обернулся. Передо мной стоял не понятно, откуда взявшийся Татиан.
- Пошли отсюда, эти ребята не шутят.
От удивления я не стал даже спорить.
- Ты откуда здесь взялся? – спросил я Татиана, когда мы отошли от города на сотню метров.
- Прилетел, - пожал плечами тот.
- А если серьезно?
- Прилетел, - повторил Татиан и в подтверждение своих слов оторвался от земли и поднялся на высоту человеческого роста. – Рот закрой, пыли наглотаешься, - хохотнул он, смотря на меня сверху вниз.
- Т-ты как это делаешь?
- Очень просто. Сам попробуй.
Я непонимающе моргнул. Опять шутит что ли? Или серьезно? Чувствуя себя полным идиотом, я прыгнул на месте. Костюм завибрировал и я повис в воздухе. От неожиданности меня повело назад и я повалился на спину. Но какая-то невидимая сила по прежнему держала мои ноги в воздухе, поэтому я лежал на земле в нелепой пародии на позу «свечка», с раздражением глядя на вечно довольного Татиана. Через несколько секунд ноги тяжело грохнулись вниз.
- Может объяснишь? – спросил я, поднявшись.
- Если хочешь узнать как эта штука работает, тут я тебе не помощник. Этого по-моему вообще никто из наших не знает, - сказал Татиан, плавно опускаясь. – Но летает, как видишь. Управляться с костюмом не сложно, если приноровиться. Такое ощущение, что он слушается мысли. Может какой-нибудь имплантант или искуственный интеллект или еще что. Не знаю. Но вон, город то ведь как-то в воздухе держится. Почему бы и человеку так не уметь?
- Да уж. А что еще этот экзокостюм умеет?
- Хм… значительно повышает выносливость, реакцию и силу. Чуть снижает болевой порог. Вроде все. Ну ты уже нагулялся? Можно сопроводить тебя в деревню?
- А..?
- Нет, не выйдет. Тут и до тебя многие дураки пытались и после пытаться будут. Да только конец всегда один. На днище этого диска куча огнестрела приварена. Стреляют автоматически при приближении.
- Что ж, веди в свою деревню, - вздохнул я. – Смерть в мои планы не входит. Пережду чуток. Отец все-равно меня вытащит.
- Погоди, - поднял руку Татиан. – Пешком идти слишком долго. Лучше потратим пол часа, что бы научить тебя основам полета и доберемся в десять раз быстрее.

Летать и правда оказалось не сложно. Стоило только сосредоточиться и замирание в воздухе стало таким же обычным делом, как чистка зубов. Чуть сложнее пришлось с регулировкой высоты и собственно передвижением, но в конце-концов далось и это. Наконец, Татиан вынес вердикт «сойдет» и попросил следовать за ним. Мы поднялись вверх метра на три и двинулись прочь от города. Как оказалось, костюм способен развивать довольно большую скорость, как минимум на уровне спортивного автомобиля. Земля внизу превратилась в единое серое пятно, покрытое рябью, в лицо бил холодный пыльный воздух. Вдали виднелось только несколько холмов.
- Что, унылое зрелище? – покричал Татиан.
- Да! А тут везде так?
- Почти. Есть несколько водоемов и даже маленький лесок. Только выглядит он жутковато.
Деревня оказалась маленьким хуторком на пять бревенчатых домов. В них ютилось полтора десятка человек. И каждый из них носил экзокостюм. Эти костюмы начали меня беспокоить. Сликшком уж они хороши, что бы быть просто средством для выживания. Я хотел было спорсить об этом Татиана, но я не решался. Впрочем он и сам довольно скоро начал этот разговор. После довольно скорого знакомства с обитателями «деревни», мы присели на крыльце одного из домов.
- Нико, эти экзокостюмы выданы нам не за красивые глаза. Ну ты сам должен понимать, - начал Татиан неожиданно серьезно. – Ссылка сюда не только наказание преступников, но и обеспечение безопасности города. Видишь холмы? Примерно раз в неделю оттуда прилетают какие-то твари. Похожи на огромных нетопырей с длинными хвостами. Этим хвостом они протыкают жертву насквозь, уносят с собой и… пожирают наверное. Оборонные системы города не могут с ними справиться, слишком верткие, заразы. Что бы защитить о них город нужны мы.
- Погоди-погоди. Ты хочешь сказать, что на Твердь ссылают бороться с какими-то тварями? Что за бред? Почему об этом никто не знает? Стоп, да у нас и оружия никакого нет!
- А ты бы хотел, что бы твоя жизнь зависила от уголовника? – мрачно спросил Татиан. – А оружие есть. У тебя за спиной. Возьмись за ручу и резко дерни.
- Что?
Я завел руку за спину и на уровне лопатки нащупал углубление. Вложил в него ладонь, нащупал что-то вроде рычага, схватился за него и дернул вверх. От костюма отделился небольшой металлический прямоугольник, который пришел в движение и начал изменять свою форму. Через секунду прямоугольник превратился в подобие армейского автомата.
- Новая разработка, в серийное производство еще не вошла. Легкий, скорострельный, самое оно для нетопырей.
- А патроны?
- Завозят из города вместе с провизией и всем остальным. Все-таки не в интересах властей что бы мы тут сдохли раньше времени. Нам это дерево для домов тоже оттуда прислали. Еше вопросы есть?
- Есть. Почему мы собственно должны это делать?
- Очень просто. Наша деревенька находится аккурат между логовом нетопырей и гором. Мы волей-неволей принимаем удар на себя. А отстраиваться в других местах нам не дают.
- Сволочи! – яростно воскликнул я. – Что б им провалиться всем!
- Орать можешь сколько влезет, но в городе ты от этого не окажешься, - резко оборвал меня Татиан. – А раз уж ты здесь и хочешь еще пожить, будешь учиться убивать нетопырей. До следующего нашествия еще есть время, хотя бы стрелять научишься. Иди попрактикуйся на мишенях. Они во-он там.
Как ни странно, к вечеру уже начало выходить попадать по всем мишеням, даже движущимся. Но это все еще пол дела. Когда несешься по воздуху на огромной скорости и палишь по не менее быстым нетопырям, умение увернуться от удара должно быть не хуже, чем меткость.

Когда солнце опустилось, все жители деревни собрались в центре у костра на ужин. Разбившись на маленькие группки, осужденные завели свои обычные, как сказал Татиан, ссыльные беседы. Кто-то спорил где гнездяться нетопыри, в норах или прямо на холмах. Кто-то рассуждал где жили люди до того как появился город. Тут никто не видел множество вариантов. Либо люди спустились с неба, либо вышли из под земли. Предполагать, что людская цивилизация могла зародиться на поверхности Тверди, никто не решался. Твердь почти мертва и, похоже, так было всегда.
- А вот скажи, Нико, - обратился ко мне один из осужденных. Кажется его звали Шикли. – Какие сейчас в моде азартные игры? Ты ведь знаешь, по глазам вижу.
- Ну, нарды, наверное, - неуверенно ответил я.
- Чего? Нарды? – поразился Шикли. – Ничего себе у вас там! Когда я жил в городе, нарды считались игрой для интеллектуалов или снобов. Чего же в ней азартного?
- Многим нравится, - пожал плечами я. – Мы с приятелем частенько в них играли.
- Ну про то, что у тебя в «верхней» жизни было можешь забыть, - невесело усмехнулся Шикли. – Здесь нет нард, вина и баб. Здесь вместо нард – карты, вместо вина – медицинский спирт, а вместо баб… м-да, вот эту проблему пока не решили, но мы над этим работаем. Шучу-шучу, - тут же добавил он, поймав мой красноречивый взгляд.
- Не слушай ты его, Нико, - сказал сидящий тут же Татиан. – На вот лучше попробуй это мясо.
- Островато, но вкусно, - ответил я, попробовав. – Что это?
- Нетопырятина. Как оказалось не только им нас можно есть, но и наоборот. Хе-хе. Но, что самое интересное, у этого мяса есть слабое снотворное действие, представляешь? Мясо-снотворное!
- Ну и зачем ты мне его дал? – спросил я, зевнув.
- Тебе выспаться нужно. Тяжел день был. Иди вон в ту избу и выбери там себе кровать. Спокойной ночи.
- Ага, и тебе, - ответил я, чувствуя, как глаза начинают слипаться.

Следующие несколько дней я провел в тренировках. Летал с другими осужденными над деревней и пытался подстрелить их холостыми патронами. Иногда мы менялись ролями. Эти упражнения давались легко, но в том была большая заслуга экзокостюма. В итоге на кануне атаки я мог делать все то же, что и любой другой. Разве что не настолько быстро и ловко. Мне даже стало это нравиться. Но не настолько, что бы забыть о том, чего я был лишен.
- Завтра у тебя великий день Нико, - торжественно объявил Шикли за очередным ужином. – Ты почувствуешь жизнь!
- Жизнь, - мрачно ухмыльнулся я. Настроения не было никакого –Стоит ли ее чувствовать такую? Жить на самом дне мира, питаться бог знает чем и проливать свою кровь за дело, которое нам навязали. Это что жизнь?
- Неправда твоя, Нико, - ответил за Шикли Татиан. – Как раз это и жизнь. Люди в городе уже давно забыли, что это такое. Их «жизнь» - это просто бесцельное существование, с заученными день ото дня телодвижениями и дедовскими желаниями заработать как можно больше денег и власти. Поверь мне, ощутить жизнь во всем ее великолепии и просто осознать, что ты живешь можно только в бою. Борьба – это жизнь, там где ее нет, не бывает и жизни. И пусть всякие мыслители, философы и святоши скажут хоть миллион красивых слов о борьбе с самим собой или обстоятельствами. Настоящая борьба – это битва с реальной опасностью для своей жизни. Остальное полумеры.
- Следуя твоей логике, что бы жить нужно серьезно рисковать жизнью. Стоит ли оно того? Я лучше просуществую еще лет шестьдесят, чем поживу пять минут и буду убит нетопырем.
- Все так говорят сначала, - кивнул Татиан. – Давай поспорим, что после завтрашней битвы тебе уже не захочется возвращаться в город?
- Что ж, если я ее переживу…

Утром следующего дня, все обитатели деревни вышли за ее пределы и выстроились в шеренги, лицом к холмам. Все ждали, когда в небе появятся первые черные точки, тогда можно будет взлетать.
- Главное не дай им прижать себя к земле, - шепнул Татиан. – Не встанешь.
Наконец на самом горизонте стали вырисовываться первые крылатые монстры. Татиан дал отмашку и шестнадцать человек одновременно взмыли в воздух.
- Выстраиваимся в шахматном порядке! Не разбегаться, пока их не станет слишком много!
«Шахматный» порядок в воздухе немного отличался от своего наземного аналога. Он подразумевал не только ряды друг за другом, но и выше, и ниже друг друга. Со стороны строй мог напомнить куб. Нетопыри приближались. Татиан приказал целиться и стрелять по команде.
Уже можно было услышать шелест многих пар перепончатых крыльев. Я порывался порывался нажать на спусковой крючек и не отпускать его до тех пор пока этот звук не прекратиться. Но остальные вели себя спокойно.
- Пли, - прокричал наконец Татиан.
Из шестнадцати стволов вырвались струи огня и металла. Пули проходили сквозь перепонки крыльев и тела нетопырей. Многие валились на землю, умирали, но их собраться и не думали ослаблять натиск.
- Рассредоточиться!
Отряд полетел врассыпную. Твари, похоже только этого и ждали и начали приследовать своих врагов по одному. Осужденные носились по воздуху спиной вперед, остреливая все прибывающих крылатых чудовищь. Воздух наполнился криками, запахом крови и пороха. Мне на хвост села одна из тварей. Я летел на мксимальной скорости вперед лицом не в силах обернуться. Но бегством не спастись. И раз уж мне так страшно развернуться… Я резко затормозил и нырнул вниз. Нетопырь пролетел надо мной. Я выпустил короткую очередь в брюхо твари и не дожидаясь, пока она повалится вниз полетел дальше. Потом я впервые увидел, как нетопырь нападает хвостом. Один из них, круживший над головой Шикли, просто сложил крылья и начал падать на него, выставив вперед острейший хвост. Но, бывалый Шикли ловко кувырнулся в воздухе, уворачиваясь от хвоста и тут же сделал точный выстрел нетопырю в голову.
- Береги патроны, молодой! – крикнул он мне. Стреляй сначала по крыльям, а там уже целься в голову.
Уже через несколько минут стало ясно, что бой наш. Нетопырей становилось все меньше, а у нас по-прежнему ни одного раненого. Я находился на безопасном участке, и даже стало немного скучно, но тут я заметил, как один из бойцов подает мне знак «нужно пополнить боезапас, прикрой». Я кивнул и проследовал за ним вниз. Боеприпасы были свалены в кучу тут же, на земле. Ссыльный опустился и начал набивать карманы запасными обоймами, а я кружил над ним, отстреливая подлетевших близко нетопырей.
- Не знаю пока насчет жизни, - крикнул я ему вниз. – Но это точно интереснее нард!
Тот крикнул что-то в ответ. Я обернулся. И в следующую секунду мою ногу проткнуло хвостом насквозь. Нетопыри не прощали невнимательности. Костюм в мгновение снова стал кучей тяжеленного металла, я начал падать вниз, утягивая за собой монстра. Он чуть притормозил мое падение, но земля все равно ударила со страшной силой. Похоже это конец. И все из-за Анэт Августо. Но вдруг я понял, что не держу на нее зла, а скорее наоборот, отдал бы все, что бы еще раз ее увидеть. Эта мысль оказалась последней, что я запомнил.

Меня положили в избе, служащей лазаретом и несколько дней выхаживали. На четвертый день «больничного», меня все-таки решил проведать Татиан.
- Здорово, раненый, - весело поприветствовал он. Ну что, я выиграл спор? Признайся.
- Да, пожалуй, - улыбнулся я.
- Это очень здорово, потому что тут… эм, приехали за тобой. Из города. Так что будь другом выйди и пошли их подальше. Их холеные рожи нас раздражают.
Я оперся о плечо Татиана и мы не спеша побрели к выходу. Там меня уже ждали.
- Нико Торус? – спросил человек в военной форме, ярко выделяющийся из толпы осужденных в экзокостюмах.
- Да, - кивнул я.
- Власти города приносят вам свои извинения.
В толпе раздались смешки.
- Все обвинения с вас сняты. Вы можете вернуться в город прямо сейчас.
Смешки становились все громче и чаще. Я тоже усмехнулся, посмотрел военному в глаза и кивнул.
- Я готов.
Все разом замолкли и на меня легло полтора десятка непонимающих взглядов.
- Нико, ты что бросаешь нас? – с какой-то детской обидой в голосе спросил Татиан.
- Здесь не мое место, друг, - ответил я.
- Но ты же говорил, что понял! Зачем тебе это унылое городское существование, если здесь тебя ждет жизнь?!
- Понял, - сказал я, снимая руку с его плеча. – Понял, что вы пытаетесь найти в бою отдушину. И находите, потому что ничего больше нет. Но не только борьба на смерть может дать тебе жизнь. Подстегнуть эмоции и заставить жить может и другое состояние. Любовь. Я возвращаюсь, потому что мне есть к кому возвращаться.
- Мальчишка, - беззлобно хмыкнул Татиан. – Забивший голову романтикой юнец. Пожалуй ты прв, это и правда не твое место. Пока. Но я не удивлюсь, если мы еще увидимся.
- Все может быть. Прощай Татиан.
- Удачи, Нико.

Часть 3 – Покой.

- Ну, что опять с кондицинером? Что б вас нетопырь сожрал! – прорычал Нико Торус вставая. По пути в ванную он начал размышлять, чем бы сегодня заняться. Снова в клуб или просто погулять?..

- Может в города? – спросил отец у друга, зевнул и потянулся.
Я посмотрел на него снизу вверх, тоже потянулся, взял со стола яблоко, и хрустко откусил сочный кус от зеленого бока. Яблоко было вкусное, чуть с кислинкой, и в меру сладкое.
- Нет, - друг отца поерзал в кресле, вздохнул грустно, - в города не хочу, в города – скучно.
- Да, скучно, - согласился отец, а я, тем временем, прошел вдоль высоких книжных полок, встал на цыпочки, пытаясь достать до самого красивого, самого золотистого корешка книги – чуть-чуть роста не хватило.
- Отрок, что ты там ищешь? – заинтересовался друг. Мне тут же стало стыдно, я опустил глаза, виновато улыбнулся и уселся рядом со шкафом на мягкий ворс ковра.
- Ну-ну, что ты его смущаешь, - я знал, что хоть отец и говорит серьезно, но в глубине его бороды явно скрывается добрая усмешка, - сынок, если тебе что-то нужно, ты попроси.
- Угу, - я кивнул, не поднимая глаз, и снова откусил яблоко. Сок брызнул, и одна нечаянная капля, золотясь в солнечных лучах из широкого окна, упала на ковер…

Оплавленная земля крошилась под толстыми рифлеными подошвами, хрустела, как вафля, с изломов поднималась тонкая, как сажа, пыль. Даже через плотно прижатый к лицу универсальный респиратор-противогаз чувствовалась эта пыль, хрустела на зубах, забивала ноздри своим горелым запахом. Тяжело идти, хоть и не в полной амуниции, обоз из нескольких тяжелых БМП медленно ползет позади колонны пехоты, но все равно – тяжело. Солнце жарит, фильтры респиратора подзабились, легкий пластиковый латкомбез липнет к вспотевшей спине – тяжело.
- Колонна, стой! – гремит глухой голос сержанта через маску респиратора, и мы останавливаемся, вся колонна, почти две сотни человек. Все одинаковые: все в латкомбезах, все пропыленные, все с «абаканами» наперевес. – Привал! Шесть часов личного времени! Рекомендую отоспаться.
- А то может уже и не придется, - говорит кто-то рядом со мной. И он прав. Остановка днем, солнце едва-едва за половину небосвода перешло, - это недобрый знак. Да еще и отоспаться. Значит будет ночью бросок, а мы… Мы резерв, а может и не резерв, может и передовые силы.
Я посмотрел вперед, туда, где высились, словно бы оплавленные, черные развалины большого города, светофильтры широких, в половину лица очков, мгновенно притушили яркость солнца над руинами. Что это за город был и не скажешь: может Уфа, может Магнитогорск, а может и еще что-нибудь – сложно узнать по обгорелым остовам, а ориентироваться на сожженной до черноты местности под ярким белым солнцем в прожаренных небесах, я не умею.
- Думаешь там будет? – спросил глухой голос из-за спины. Я обернулся, еще один мой близнец: латкомбез в пыльных пятнах, маска, очки, вот только номерок слева на груди: «26-16А» - Артем.
- Да, наверное там, - киваю, усаживаюсь прямо на землю и добавляю грустно, - наверное там, Артем.
- Как думаешь, вытянем? – Артем усаживается рядом. Он еще с детских пор, с тех времен, когда мы вместе с ним гоняли по дворам, да лазили по деревьям, спрашивал меня о успехе всех затей, всех начинаний. Я почему-то почти всегда угадывал: получится, или же влетит нам обоим от родителей по первое число.
- А куда денемся, - я вздыхаю, провожу пальцем по земле, соскребая с твердой сплавленной корки слой сажи, - давай спать.
О том, что у меня плохое предчувствие, я говорить Артему не хочу.

- А может в картишки перекинемся? – друг весь подбирается в кресле, улыбается широко, и в его длинных пальцах, словно из ниоткуда, появляется колода карт. – Малой, на тебя сдавать? Во что играем? В дурака, в мавра, может пульку распишем? Малой, ты в преферанс обучен?
Мне стыдно, потому как в преферанс я играть не умею, а правила мавра забыл. В дурачка конечно сыграть бы можно, но… Я мотнул головой, и отвернулся.
- Нет, - отец едва не смеется, - с тобой, да в карты? Увольте.
- А что так? – в голосе друга слышится удивление едва ли не граничащее с возмущением.
Я оборачиваюсь, и вижу, как отец примирительно поднимает руки.
- Прости-прости, ничего такого. Просто, не везет мне в карты, - короткий хохоток, - судьба у меня такая.
- Судьба, - друг отца криво ухмыляется, как ни странно, но такая ухмылка ему идет, - Судьба – это интересная штука.
- Да-да, весьма интересная! – подхватывает отец, и было открывает рот, дабы высказать свои мысли, теории, но, под взглядом друга, замолкает, плечи его опадают, и он говорит, - Хотя, кажется, мы об этом уже говорили?
- Да, - соглашается друг, - говорили, и уже не один десяток раз.
- Если не одну сотню.
А вот мне интересно узнать побольше про судьбу, но только спрашивать у них, мне стыдно.

Земля все так же предательски хрустела под ногами - ну слышно же, слышно! Почему же так… Можно было быстро пробежать по черной дорожке тротуара, пробухать тяжелыми подошвами по залитому лунным светом асфальтовому языку, и залечь, вот только… Заметят. Слух у них не очень, а вот на зрение они никогда не жаловались – это я по обучающим фильмам хорошо запомнил. Здоровые, землистого цвета гарпии сидели на искореженной арматуре, как попугаи на насесте, то и дело поворачивая страшные свои гротескные морды то так, то этак, всматривались в ночную хмарь. Пока еще они никого не заметили, и не услышали, но какое-то беспокойство меж ними было. Интересно, где Артем? Или его отправили на левое крыло атаки? Не знаю…
Я, не отрывая спины от стены, оглянулся налево – там стоял такой же как и я солдат, только теперь мы были снаряжены куда как более тяжело, нежели чем днем. Уже не легкие латкомбезы, а тусклые скафы полной защиты с сервоприводами, со встроенными в запястья циркулярными ножами, с датчиками, с детекторами, с затаившимися иглами вдоль позвоночника, что должны в тяжелую минуту вогнать в кровь ударную дозу боевого коктейля из амфетаминов, адреналина и серотонина. Вот только в руках все тот же «абакан», правда кроме рожка к нему, прямо из скафа, тянется лента с патронами, но все же это тот же «абакан» - лучшего пока не имеется.
Я кивнул своему напарнику, сказал тихо в микрофон:
- В высотке гарпии, похоже квартал просматривается.
Напарник не ответил, кивнул. Мне было хорошо видно, чувствительность света в скафе выставлена на максимум.
Сейчас бы выскочить, дать длинную очередь по этим тварям, не жалея патронов, да вот только… Сначала надо распределиться по секторам, предписанным командованием, а потом уже начинать – в этом то и отличия боя в городе и на открытых пространствах. Хотя, по мне так это без разницы: с самого начала надо было пальбу открыть!
Послышалось громкое хлопанье кожистых крыльев, будто парус на ветру мотало. Я облизнул губы и снова выглянул – пара гарпий взмыла в воздух и тяжело, глубоко проваливаясь вниз на каждом замахе, кружили над руинами. Точно, что-то почуяли.
- Уходить надо, - в наушнике голос напарника, - отходим.
- Хорошо, - я кивнул. И мы, таясь в глубоких ночных тенях, заскользили прочь, подальше от гарпий. Вот только горелая земля слишком громко хрустела под толстыми подошвами…
Пронзительный птичий крик взрезал ночь, словно осколок битого стекла плоть, и тут же свист, будто пущенная в спину стрела. Я успел обернуться, вскинуть «абакан», но в прицел тварь уже не поймал – слишком быстрая. Мы вместе с ней повалились на землю, покатились по хрустящей земле, завизжали циркулярные ножи в запястьях, глухо замолотили когтистые лапы по броне скафа. Если бы не сервоприводы и броня, меня бы разорвали в первое мгновение, но сейчас… Медленно, но верно жужжащая сталь ножей приближалась к худому, с остро выделяющимся кадыком, горлу гарпии. Ее гротескная полуженская, полуптичья морда щерилась в адском оскале, глаза зло буравили зеркальное забрало скафа. И вот жужжание ножей будто захлебнулось, стало влажным, на забрало брызнуло черной кровью…
Я еле успел соскочить и посмотреть в темное небо, прежде чем оттуда на нас с напарником стальным дождем посыпались гарпии. Трескуче загрохотал «абакан», гортанные птичьи крики, визг ножей, и где-то вдалеке протяжный ухающий вой просыпающегося нечто…

- Сынок, принеси, пожалуйста, - отец пощелкал пальцами, припоминая слово, - там, на столе… Ну эти, типа шахмат.
- Го? – то ли спросил, то ли подсказал друг.
- Да, го. - подтвердил отец. Я соскочил, припустился к высоким дверям.
- Не-не, в го играть не буду. Скучно, да и предсказуемо это.
- Не без этого. - согласился отец. Он поднялся со своего огромного мягкого кресла у стола, прошелся по комнате, остановился рядом со мной, потрепал по волосам, вздохнул, вернулся к столу, и снова сел, только теперь не в мягкое велюровое кресло, а в плетеное кресло-качалку, оттолкнулся. Полозья кресла размеренно заскрипели. Скрип – туда, скрип- обратно, скрип – туда, скрип…
Друг отца вздохнул, достал из кармана трубку, постучал ею о стол, выбивая пепел, выудил из другого кармана кисет, развязал тесемки, подсыпал чуть табачку в трубку, вдохнул аромат еще не раскуренного курева, снова вздохнул, и только потом сунул трубку в рот и чиркнул спичкой. По комнате поплыл аромат хорошего табака.
- При ребенке бы не курил… - сказал отец, грустно, но настаивать не стал. Он и сам любил, когда рядом курили, может быть он бы и сам курил, но его натура не позволяла иметь вредных привычек – характер.
Я, как всегда промолчал. Табачный дух мне ничуть не мешал, да, к тому же, пока про меня забыли, я снова совершил набег на книжный шкаф, сдернул с полки толстенький фолиант, на корешке которого значилось «Оружие», и, уложив его на пол перед собой, открыл на середине. Со странице на меня смотрело черное жерло пушки, старой пушки – века этак восемнадцатого, литая, толстенькая такая, на дубовом лафете, рядом пирамида из тяжелых ядер.

- Уходи, уходи! – орал я кому-то, хрипя в микрофон, не понимая, что сгорел к чертям уже передатчик, и вообще, вся спина скафа выгорела до дыр, до прорех и сквозит оттого жаром во внутрь, будто в печь попал. Замигал красным индикатор слева, значит скаф на последнем издыхании, сейчас откажет. И тут же в спину разом сотня уколов – прощальный подарок, боевой коктейль и хлопок – части скафа разлетаются в стороны, оставляя меня в легком латкомбезе. А кровь в жилах уже горит, бурлит в венах боевой коктейль, и я бегу, бегу на грани возможного прочь от огня, льющегося из рук демонов словно из стволов огнемета. Жар, дикий жар, снаружи от огня, внутри от кипящей крови, а в руках нет ничего… Струя пламени прямо в лицо, едва успел бухнуться на живот, перекатился, к распластанному телу в оплавившемся скафе, рву с черного скафа гранату, бросаю, а сам, из последних сил, пытаюсь прикрыться тяжелым мертвецом. Взрыв, жаркая волна воздуха, словно огромный мешок с мукой больно и мягко бьет по телу, и я слышу как грохот боя застилает звенящей тишиной контузии, и все вокруг становится таким смазанным, таким медленным и тягучим…
- Боец, боец? Ты как? – голос глухой, выданный на гора из глубин скафа через динамики, меня толкают, и я понимаю – живой. Открываю глаза – все то же, все так же, только больше нет струй огня из когтистых лап демонов, и в голове гудит, и скаф, которым я прикрывался, валяется рядом бесформенной, иссеченной осколками, кучей. А звуки боя уже где-то далеко, там все так же ухает, трещит, воет, вздымается высокими пламенными столбами.
- Живой я… - поднимаюсь, меня мутит, все болит, но сила есть – может еще коктейль не отпустил? Солдат в скафе, что склонился надо мной, кивает, на ноге у него, с шипением, открывается резервная кобура – там куцый, тупорылый «кедр» и два магазина к нему.
- Бери. – голос из динамика скафа хриплый, шипящий, и не понять, то ли дефект динамиков, то ли сам солдат уже поистрепался, легкие подпалил.
- Спасибо, – я вытягиваю из кобуры «кедр», магазины. Кобура, с шипением, закрывается. Солдат идет вперед, туда где гремит, где рокочет бой. А я следом, солдат оглядывается, кивает, говорит все так же хрипло, с сипеньем и шипеньем:
- За мной держись, - я согласно киваю и понимаю – это не дефект динамиков, это у него голос такой.
И мы идем меж развалин, меж черных остовов, меж мертвецов и потрескивающего пламени, хотя чему гореть в городе обглоданном огнем до арматурных костей?

- Есть коньяк, - отец с кресла качалки не встал, все так же размеренно поскрипывали полозья, тихонько тикали красивые часы на полке над камином, в камине тихонько потрескивало пламя, приютившееся на паре полешек, - коньяк будешь?
- Коньяк? – друг, вынул трубку изо рта, задумчиво огладил выбритый до синевы подбородок, проговорил отрешенно - Коньяк. Да, можно бы и коньячку.
- Сынок, принеси, пожалуйста, - отец даже не оглянулся на меня, но кресло, скрипнув, остановилось.
Я, со вздохом, отодвинул книгу, встал, и полез в сервант. Бутылка коньяка стояла высоко, мне пришлось подняться на цыпочки, но все равно – пальцы едва-едва касались дна бутылки.
- Позволь, - друг отца подошел, я посторонился, посмотрел на него снизу вверх. Друг достал бутылку, элегантно прихватил два пузатых бокала за ножки, вернулся к столу, поставил бокалы, сел, и задумчиво уставился на бутылку, хмыкнул. – Хороший коньяк.
- А откуда мне плохой взять? – то ли с сожалением, то ли с грустью сказал отец.
- И не говори, - друг легко распечатал бутылку, разлил коньяк в пузатые бокалы. В комнате, к запаху хорошего табака примешался вкусный шоколадный аромат с терпкой ноткой алкоголя. Очень приятный запах, вкусный.
Друг поймал мой взгляд, передвинул трубку в уголок рта, и спросил у отца:
- Чадо тоже жаждет прильнуть к источнику.
- Мал он еще, - сварливо ответил отец, но тут же сменил гнев на милость. – Хотя плесни ему чуть-чуть, - я не удержался, жадно сглотнул, - на пробу.
- Как скажешь. – ответил друг и подмигнул мне, я тут же опустил взгляд, и почувствовал, как жарко краснеют мои щеки. Друг хохотнул, сказал наигранным тоном: - Стыдлив отрок, сие есть благо.
- Стыдлив? – отец усмехнулся, - Ой ли, ты его плохо знаешь.
- Думаешь? – друг чуть склонил голову на бок, пристально посмотрел на меня. – А мне кажется, что он у нас весьма скромен.
- Когда кажется - тогда крестятся, - ответил отец, друг поперхнулся дымом, посмотрел на отца и рассмеялся, отец тоже пару раз хохотнул. Я улыбнулся.

- Что? – сложно было различить крик однорукого полковника через гул дюз под ногами, через уносящий все звуки ветер, рвущийся в дыры в обшивке боевого флаера, - Что?
- Най…шь Арх…по..а, п…нял… - пытался доораться до меня полковник, сидящий напротив, но ничего у него не получалось.
Я отстегнулся ремни, прижимающие меня к твердой лавке, привинченной к стенке и полу, подался вперед, едва не впечатавшись ухом в лицо полковника и снова заорал:
- Что?
- В штабе найдешь Архипова, понял? – я кивнул, полковник продолжил, - Архипову скажешь, что скоро будет прорыв. Придет… - полковник примолк, может быть это и глупое суеверие, но называть того, кто должен будет прийти по имени – это не к добру, - Скажешь, что придет Он. Все силы, понял, все силы надо! Остальное – чушь!
- Понял! – проорал я, усаживаясь на свое место и пристегиваясь. Вовремя, флаер так тряхнуло, что я прикусил язык, а в кишках будто оборвалось что-то. Послышался дикий вой снаружи, глухой звук удара, флаер бросило в сторону и вниз, и на один короткий миг я увидел в треснутом иллюминаторе нечто крылатое, красное, с фиолетово-синим загривком плазменного пламени. Тут же заухали тяжелы автоматические пушки флаера, пол затрясло, нас прижало перегрузкой – пилот завалил флаер в штопор, уходя от огня противника. Полковник закусил губу, закатил глаза, лицо его будто ввалилось, заострилось – сильно нас вдавило.
Еще один удар по обшивке, как раз за спиной полковника, толстую броню прогнуло во внутрь, не пробило, но… Видимо удар был сильный, полковник обмяк, единственная рука упала и безвольно моталась повинуясь виражам флаера. Можно было надеяться, что старика просто оглушило, но… Я не верил в это. Не высадится он в расположении своей части, не судьба.
Пушки флаера отгрохотали еще с секунду и примолкли, гул дюз под ногами стал ровнее, прекратилась дрожь. Я отстегнулся от скамьи и, придерживаясь за торчащий из стены поручен, проковылял до кабины пилотов. Пилот был один, там, где должен был сидеть второй пилот, ничего не было, даже кресла – только искореженный металл, и огромная дыра впереди, половина стеклянного фонаря кабины снесена. Я согнулся над оставшимся пилотом, заорал тому в ухо:
- Полковник убит, в штаб.
Пилот кивнул, заложил вираж, меня едва не снесло ветром, мы легли на новый курс.

- Итак, - отец раскачивался в кресле, в руке его покоился бокал с коньяком, под потолком недвижно висела тонкая пелена табачного дыма, - как тебе коньяк?
- Амброзия! – друг пронес бокал под носом, вдохнул, и повторил, - Таки амброзия!
- Таки? – отец вопросительно нагнул голову, - а не кажется ли вам, мой добрый друг, что сей акцент вам не к лицу?
- Да что ви говойите, - друг включился в игру, и добавил приподняв брови, - Муня.
- Муня? Какой последний поц сказал вам это имя?
- Таки и поц?
- Да, и скажите ему при встъхече, что сам папа, и если он даже последний поц, то он таки знает кто такой папа, так скажите ему, что папа, сказал, что он поц и не мохочьте мне мозг своими… - отец хитро приподнял бровь смотря на то, как друг, капитулируя, поднимает руки.
- Все-все! Признаю поражение! Никогда не мог я понять этой вашей мелкой склочности.
- Это не мелкая склочность, это баталия, это сражение!
- Буря в стакане, - парировал друг.
- Нет, это шторм в девять баллов с грозами и молниями, это кораблекрушения, это залп тонущих армад, на прощание в низкое пузо грозового неба! Это… - пожевал губами, вздохнул, - Да, это буря в стакане. Зато такая милая буря.
- Вот за это-то вас и не любят.
- Думаешь?
- Знаю.
И снова замолчали. Оба все знали, и оба не хотели вновь идти по уже давно пройденному кругу спора. Громко тикали часы, потрескивал огонь в камине.
- Скучно. - сказал друг.
- Скучно. - подтвердил отец, и отпил из бокала, сморщился и крякнул. Алкоголь, даже хороший, он никогда пить не умел: морщился, крякал, кашлял – натура у него такая.
Я кивнул, отпил из маленького фужерчика, куда друг отца милостиво чуть-чуть набулькал коньяку и для меня. Вкус был и правда отменный, сильный характерный аромат, а вот алкоголь почти не чувствовался, только жаркое тепло, разом согревшее и рот и нутро. Вкусно, и чего отец морщится?
За окном темнело.

Над головой полоснуло белой ветвистой молнией, по ушам ударило трескучим раскатом грома. Не успел бы пригнуться и молнией сожгло бы и скаф, и меня в нем. Я, почти не метясь, нажал на курок, и ствол «абакана» зло огрызнулся куцым пламенем, вдалеке, за пеленой черного дыма, низко взвыло нечеловеческое горло. Не знаю в кого, но все же я попал.
Соскочил, одна рука малость тяжело двигалась – возможно повредило сервомотор, а может и меня в скафе зацепило, просто пока боли еще не почувствовал. Рыбкой прыгнул в темную клубящуюся пелену перед собой, перекатился – не видать ни черта, побежал вперед, сзади загудело, будто динамо машина набирала обороты. На ходу сдернул с разгрузки гранату, бросил через плечо. Затрещал электрический разряд, готовящийся сорваться с неведомой руки мне в спину, и тут же раскатисто ухнула граната, меня бросило вперед, я повалился, черный туман над моей головой разметало клочьями, будто не туман это был, а живое полотнище.
Я не торопился подниматься, лежал и ждал. Нет, даже не ждал – я отдыхал. Несколько часов, несколько часов непрекращающегося боя, разгрузка, почти пустая, пара гранат, пара рожков, лента боезапаса из скафа закончилась уже давно. А еще я противоречу всем теоретическим выкладкам выживания в бою. Единица пехоты в условиях интенсивного боя живет несколько минут, максимум полчаса, а я… Я скосил глаза вниз, там где красным цветом на внутренней стороне забрала светилось время – уже четыре часа. Четыре!
Послышался громкий хруст, размеренный, механичный, а потом тяжеловесные, ухающие раскаты – это свои, танки идут. А они должны были быть на острие атаки. Значит я, как-то, ушел вперед, обогнал их, на свою голову.
Гусеницы крошили спекшуюся землю уже близко, слышно было как гудят мощные двигатели, как зло фыркают дюзы ускорителей, как коротко и зло огрызаются пулеметы. Близко. Сейчас пройдут мимо, и я пойду следом, хватит лезть впереди всех, хватит.
Тяжелый танк вывернул из-за развалин, снеся на ходу уцелевший кирпичный угол здания, медленно развернулась башня, будто нюхом пытаясь учуять врага, грянул оглушающий выстрел, танк качнуло, где то там, впереди, раскатисто отгремело взрывом, по земле прошла дрожь.
Я не вставал.
Танк вывернул на дорогу, скоро покатил вперед, проехал мимо, встал, взрыкнув двигателем, замер. Открылся закопченный люк, из башни высунулась грязная разлохмаченная голова в сбитом на бок танковом шлеме.
- Живой? – заорала голова.
- Живой, - ответил я, поднимаясь, отряхиваясь.
Голова высунулась повыше, так что и плечи показались, на плечах были капитанские погоны.
- С какого подразделения?
- Второй пехотный, - я подошел к танку, задрал голову, смотря в лицо капитана.
- Второй пехотный? – он вытаращился на меня, - Ты что тут делаешь? Вы же… Блин! – капитан нагнулся, заорал в танк, - Он со второго пехотного!
Открылся люк механика, оттуда вынырнул грязный, будто подкопченный солдат, уставился на меня и спросил недоверчиво:
- Второй пехотный?
- Ага.
- Ну ты, паря… Как ты еще. Вас же всех там, на входе… - и солдат замолчал.
- Фигово я. – я нажал на броневой лист скафа, с шипением отодвинулась пластинка на уровне живота – за ней должна была быть аккуратно уложенная патронная лента, но сейчас там было пусто.
- Спинной ранец тоже пустой. – добавил я.
- Ну ты даешь! Ну ты даешь! – не унимался механик, уперев в меня неверящий взгляд.
- Назад иди, - сказал капитан, серьезно, - ты свою боевую задачу уже на два порядка перевыполнил.
И отдал честь, механик оглянулся на него, и тоже приложил ладонь к ушастому танковому шлему.
- Ладно, - только сейчас я почувствовал, как устал, плечи опустились и «абакан» в руках вдруг стал бесконечно тяжелым, - пойду я.
Я развернулся, услышал, как с железным лязгом закрываются люки, как вновь взрыкивают многолошадные двигатели, как хрустко крошится земля под траками танка. Я шел обратно, к своим, шел едва волоча ноги. До прорыва Его в наш мир оставался всего день, и за этот день необходимо было взять под контроль точку выхода – врата, а иначе… Иначе будет очень плохо.

В голове гудел хмель, стало жарко, я даже чуть-чуть вспотел. Отец поставил свой бокал на стол, его друг же наоборот, налил себе по новой, снова вдохнул аромат, блаженно улыбнулся, сказал восторженно:
- Хорош!
- Не то слово, - вздохнул отец, - совершенен.
- Да-да, именно! Совершенен! – прикрыв веки, потянул носом аромат, - А у тебя не найдется пары бутылочек мне про запас?
- Совершенство может быть только в единственном экземпляре, - отец тоже закрыл глаза, раскачиваясь в своем кресле, продолжил задумчиво, - допьешь это совершенство, будет новое, другое, но тоже совершенство.
Друг кивнул, а я не удержался, и спросил:
- Другое совершенство? Как это?
- О, наш юный друг заговорил, - обрадовался друг отца.
- И сразу ляпнул глупость. – сказал отец.
- Позволь я, - друг отпил из бокала, почмокал губами и начал, - представь себе прекрасную юную деву.
- Ну опять ты за свое. – недовольно буркнул отец.
- Да, за свое, но низменные истины понятнее. Итак, представь. Юная, белокурая, снежная красавица – ангел во плоти. И представь, что она – само совершенство. Ну? Представил?
Я задумался и кивнул.
- Молодец! Хороший мальчик. А теперь, - он подался вперед и сказал заговорщицким тоном, - А теперь, мой юный друг, представь себе другую деву. Брюнетка, жаркая, как этот коньяк, страстная, со жгучим взглядом из под черных ресниц, с острыми пальчиками, на них кровавый лак, и шея, тонкая, длинная, с бьющейся жилкой – нежная. Представил?
Какой там представил, я ее увидел! И понял – она прекрасна, она совершенно. Я сухо сглотнул и кивнул. Друг отца широко и искренне улыбнулся:
- Ну вот ты и усвоил урок о совершенстве.
- Пошляк, - сказал из своего кресла отец, - неисправимый пошляк.
- Отнюдь, - друг устроился в кресле поудобнее, затянулся трубкой, выпустил несколько дымных колец, и довершил фразу, - я романтик.
- Ну да… В этом ты толк знаешь.
- Знаю, и тем горжусь!
А я уселся на пол, и влюблено вздохнул, припомнив образ той жаркой брюнетки.

«Резервы будут подтянуты в течении двенадцати часов» - так заявлялось, так было сказано перед атакой. Хорошо знать, что не все зависит от тебя, что через двенадцать часов придут другие, закованные в броню, приедут на гремящих траках гусениц, прилетят на огне дюз, придут и вонзятся в подъеденную первой атакой оборону противника, протиснутся вглубь, до сердца, и убьют… Хорошо, знать, что можно погибнуть с легкой душой и с улыбкой, выполнив свою маленькую боевую задачку. Но так было до того, как началась атака, до того, как врата извергли из себя Его, и свиту Его за ним.
На этот раз апокалипсис был не так добр, как в первые дни, когда с небес сыпался огненный дождь, когда стальная саранча жрала все, до чего дотягивалась – теперь погибло все, все за пределами мертвого города. Огненная стена, огненный шквал сожрал все вокруг, поглотил весь земной шар, оставив одну маленькую черную оспину города в океане гудящего пламени. Погибли резервы, что должны были прийти через двенадцать часов, погибли поселения, где прятались не способные к бою гражданские – все погибло. Остались только те, кто должен был пойти в последнюю атаку на Него, на явившегося на Землю из глубин тартара хозяина тьмы. И уже нельзя погибнуть, зная, что придет кто-то и довершит начатое тобой – нет больше никого, просто нет…
Когда началась атака, я уже не помнил, я ничего не помнил, а часы в скафе выжгло вместе с забралом. Да и сам скаф уже можно было списать в расход. Боекомплект пуст, в руках тяжелый пулемет сорванный с оплавленной громадины танка, от выстрелов отбрасывает назад, руки когда то давно они устали держать рвущееся в бешеной отдаче оружие, потом они болели, а теперь я их не чувствую – будто и нет их. Хотя, может и правда нет? Смотрю и вижу – на месте, держат пулемет, и ноги тоже уже не чувствуют. Идут, сами идут, а я лишь вновь и вновь повторяю про себя приказ «иди». А может быть я уже давно погиб? Может быть это мой личный ад, где я все так же бьюсь, рвусь через пламя, и так будет вечно, день за днем, до скончания времен… Нет! Не хочу!
- Нет! – пытаюсь я закричать вслух, но рот открывается беззвучно, наверное сжег горло, а может… Почему я ничего не слышу? Обдало горячим ветром, слева от меня медленно заваливается на бок стальной остов башни. Она должна скрипеть, металл должен выть, кричать, да в конце то концов, должен был быть слышен взрыв! Я ничего не слышу… Не слышу…
Я кричу, и не слышу себя… и не жалко, уже не жалко.
Сквозь огонь чуть впереди меня несется на реактивной тяге танк, он багрово красный, раскаленный, внутри него уже нет никого живого, просто не может быть – они запеклись, изжарились до хрустящей корочки, а это всего лишь мертвый кусок металла, что рвется вперед в мертвой своей стальной агонии…
Я иду следом, иду по сгоревшим улицам, вижу кого-то, стреляю куда-то, зачем-то падаю, зачем-то поднимаюсь, зачем-то… и снова… и все в звенящей тишине.
Кто-то хватает за плечо, разворачиваюсь – это кто-то живой, это, наверное, человек: лицо в черной корке ожога, в крови, без респиратора. Мне кричат в лицо, а я не слышу, ничего не слышу… Меня бросают, я снова разворачиваюсь и снова иду вперед, как машина, как тот танк – внутри меня уже пусто, душа сгорела в огне.
На мне почему-то больше нет скафа, и в руках у меня «кедр» - я не помню, когда я потерял пулемет, когда распрощался с броней, и мне это безразлично. Мне вообще – все безразлично.
Кто-то бежит на меня, их трое, не вижу кто, перед глазами все плывет. Поднимаю руку, она дрожит, «кедр» выблевывает из себя остатки свинца и умолкает – все. Это был последний магазин. Все трое лежат на земле, один ползет. Я, прохожу рядом, он пытается до меня дотянуться – не может, а у меня нет сил его добить. И…
Вдруг все заканчивается. Я выхожу из огня, из взрывов на пустую площадь, с разрушенным памятником посередине, и мне кажется что тут, на площади, тихо не от того, что я оглох, а просто – тихо. Никого, ни демонов, ни чертей, ни тварей, а только человек на лавочке. Один.
Я иду, я знаю, что он враг, рука сама вытягивает нож – последнее, что у меня осталось. Это должен быть Он, просто больше некому, - это Он, это Дьявол, и я его убью.
- Здравствуй, - звучит у меня в голове, губы человека не шевелятся, он просто смотрит на меня и улыбается, а я иду к нему. Медленно, очень медленно. Тяжело идти, и мыслей никаких нет.
- Здравствуй. – снова голос, и вопрос, глупый, нелепый вопрос, - Ты хочешь убить меня?
Не могу ответить, пусто в голове. Я уже близко, а Он все там же, не двигается, сидит, и все с той же широкой, по-детски наивной улыбкой, смотрит на меня снизу вверх, на меня, на страшного, на обожженного, на искореженного, оплавившегося едва ли не до костей. Я будто вижу себя его глазами. Я подхожу, и коротко, как бандит ночью в темной подворотне, загоняю нож ему в грудь. Глубоко. По рукоятку. Выпускаю нож и сажусь рядом с дьяволом на лавку, а он, обмякнув, валится мне на колени и я сижу, пустой внутри, и глажу не чувствующими, сгоревшими пальцами его черные кудрявые волосы.
Я победил…

- Скучно, - друг отца ставит пустой бокал на стол, рядом кладет трубку, встает, - даже с коньяком скучно.
- Да, - соглашается отец, - очень скучно.
- А может? – друг облизывает губы, - Может быть еще партию? А?
- Не знаю. - отец останавливает мерное раскачивание кресла, встает, смотрит на меня. Долго смотрит, пронзительно, а потом спрашивает: - Сын, ты хочешь еще играть?
И тут я понимаю, что мне тоже очень скучно. Тут можно узнать все, можно сделать все, можно все попробовать – отец позволит, но тут неимоверно скучно. Я встаю с пола, задумчиво подхожу к окну, там темно, как будто черный бархат, на котором лежат маленькие крупинки звезд, свернулись неимоверные завихренные узоры галактик – мироздание, вечность. И она плывет мимо нас, или мы плывем мимо нее – это не имеет значения. Отец небесный, Бог может сделать чтобы было и так и этак.
- Ну? Сынок? – отцу не терпится начать игру по новой, а вот друг его молчит, ждет. Он, наверное, еще помнит, как я ткнул его ножом меж ребер прямо в сердце. Он вообще меня малость побаивается с тех пор, хоть тут он и большой, много выше меня, а я, как маленький ребенок меж них. Да я собственно и хотел стать ребенком – последняя воля у меня такая была, когда кончился Мир. А Рай и Ад – не хотел я туда, ни гимны хвалебные петь, ни, тем более, в котлах вариться. Тупо это, не жизнь это. А хотел я детства, того полузабытого ощущения, когда трава была большая, когда прохладный ветер в листве, когда солнце и заливистый смех на качелях. Отец мне вернул детское тело, но не смог дать того восторга. Скучно.
Оборачиваюсь, смотрю на отца – Бога, на друга его – Дьявола. Они знают все и им скучно, а я… А я хочу еще жить и жизнь эта будет только тогда, когда они начнут очередную партию в Жизнь, в Мир, в борьбу Добра и Зла – им больше нечем заняться, - это единственная игра, что им еще интересна. А я… У меня нет другого шанса на жизнь.
- Ну, что скажешь, Адам? – спрашивает Дьявол.
- Давайте, - я улыбаюсь, - давайте еще одну партию…

Второй рассказ порадовал неимоверно. Придираться ни к чему не буду (не к чему особенно).
За второй

Первый неплох, но сюжет простоват, линеен. Нет отступлений или параллельного сюжета как во втором поэтому в сравнении проигрывает.Над языком тоже можно поработать, много сорняков забивающих текст."Яхотел было спорсить об этом Татиана, но я не решался."

Второй показался мне выше по уровню. Сюжет сложнее, композиция, богатый язык и хорошая динамика батальных сцен. Финал мне понравился.
Напоминает стиль одного местного "старикана" но то лишь, мои мнительные догадки.