|
|
|
Блиц- дуэль №30
|
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 595
Замечания : 0%
Блиц дуэль №30
проза
craft vs Volchek
жанр: детектив
объем: 10 000 - 20 000 знаков
сроки написания: до 27.07.14, 23:40
вид голосования: от читателя
авторство: открытое
тема:
КОПИЯ
дополнительное условие: никаких клонов
дополнительные обсуждения запрещены
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 595
Замечания : 0%
Секундант дуэли - shana_mage
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 595
Замечания : 0%
[1] Volchek
Последняя картина
«Позвольте представить вам маленький уездный городок. Все тут как и положено любому из тысяч подобных городков, все на своих местах. Есть пожарная станция, есть городская больница, щедрой горстью по неведомому архитектурному замыслу брошена горсть маленьких, в четыре улицы и в три этажа поселков, есть пара церквей, чуть-чуть детских садов, пара школ, где не так давно появились классы информатики с толстохвостыми атавизмами кинескопных мониторов.
Но не о том речь. Есть в этом маленьком городке краеведческий музей, где хранятся-пылятся шашки, буденовки, прялки там всякие и прочий древний хлам. Все там, как обычно, как и везде, вот только… Есть один зал, где меж застекленных шкафов с коллекциями бабочек, значков и кто его еще разберет какой рухляди на стенах развешаны полотна. Картины как картины – обычные, уездные: коптят черным дымом черные же трубы черных же заводов, чумазые портреты передовиков производства, пара местных же пейзаже, но… Что это? О, что за столпотворение у одного из полотен, которое и не разглядеть то через всю эту толпу? Нет – это не презентация. Такое столпотворение тут было и вчера, и неделю назад, и даже десятилетие! И каждый день – разные, новые люди, да все приезжие, да все издалека, даже иностранцы попадаются.
«Что же это за картина?» - спросит меня проницательный читатель, и я отвечу – это гениальное полотно кисти провинциального художника, учителя местной маленькой, плохо отапливаемой художественной школы. Картина Петра Владимировича Атяпкина, как ни прискорбно, ныне покойного. Сколь бы удивительно это ни было, но прочие картины в этом зале, все эти токаря, шахтеры, заводы – все они тоже принадлежат кисти того же художника, все того же П.В. Атяпкина. Последнее, завершающее его жизнь, полотно – вот оно то сакральное, истинное, что…»
Олег хмыкнул, критически глянул на написанное начало статьи. Пафос и пустота, пустота и пафос и больше ничего. Да и что он, начинающий искусствовед, может написать дальше? Да – гениальное полотно, вот только… Он конечно же помнил те выкладки, что читал в антологии, помнит как там было написано: «бунтарская и в то же время гармоничная техника мазка, сплетение древней, как мир, школы реализма с кубизмом Пикассо, примитивизмом Малевича и сюрреалистической школой Сальвадора Дали» - вроде так написано было. Солянка какая то. А он сам что может сказать, своими словами написать? Что? Да он даже картины этой в живую не видел! Что он сможет рассказать своего, не придуманного, если не видел структуры полотна, мазка этого?
- Может съездить? – вслух подумал Олег.
Не так, чтобы очень далеко выходило? Час на электричке, минут двадцать автобусом. Можно даже сейчас собраться да поехать, вот прямо сейчас. Сказать шефу, что для статьи, взять «командировочные и стартануть.
Он выглянул сквозь приоткрытые жалюзи офиса в окно – моросит. Куда по такой погоде? Но нет, уже зародилось желание слинять из офиса пораньше, зуд прям в мозгах! И все будет честно, все будет без нарушений и по правилам.
Через полтора часа он шагнул из полупустого автобуса на остановку, что так и называлась: «администрация2. Как и полагается для уездного города тут была трибуна-памятник Ленину, чаша фонтана в окружении лавочек и елей, а там, чуть в отдалении, начиналась аллея героям с вечным огнем и мавзолеем.
Краеведческий музей, опять же, как полагается, находился здесь же, в здании администрации.
Олег прошел в темное фойе, с каменным выражением на лице и пропуском «Вестника культуры» в руке прошел мимо сухонькой старушки, что продавала билеты.
- Билет берите, - голос режущий, вредный, писклявый и с басовыми нотками одновременно. Где таких только находят?
- Простите, может быть вы неправильно поняли. Я журналист, - он ткнул ей под нос пропуск, - собираюсь написать статью про ваш музей. Я по работе.
- И что?
- И ничего, - он вздохнул, достал из кармана деньги.
- Так бы и сразу, - она улыбнулась, показав во всю ширину вставную челюсть, - проходи, милай, проходи.
- А билет? Будьте любезны.
- А на кой он тебе? – и она, не скрываясь, ссыпала деньги в ящик стола, - ты на билет смотреть приехал, аль на искусство?
- С-с-спас-сибо! – протянул он и прошел в музей.
Тут все было так, как он себе и представлял: шашки революционеров, прялки, отржавевшие до толщины фольги «ППШ и иже с ними. Были тут и те самые значки и монеты и прочая муть мелкозернистая, да плюс чучела животных. Он неспешно прошагал до главного выставочного зала, где вопреки его статье у гениального полотна стоял лишь один ценитель. Был он бородат, пузат, при очках на носу картошкой и с блокнотом.
Почему-то при нем Олегу не хотелось приступать к рассмотрению картины, поэтому он медленно и неспешно побрел вдоль прочих полотен Атяпкина. Как и писал: портреты передовиков , пейзажные зарисовки, пара натюрмортов ширпотребных, будто перерисованных с коробок конфет. Все написано вполне умело, уверенно, согласно канонов реализма – до абсолюта традиционно. Олег припомнил про особую технику мазка, и при рассмотрении следующего полотна с особым тщанием присмотрелся к текстуре, неровностям, что дали беличьи кисти (а Атяпкин писал именно беличьими и только ими, был у него такой пунктик). Мазки, как мазки, вполне себе традиционные, правильные. Разве что можно отметить старательность чрезмерную: там где обычный художник схалтурит, мазнет как удобно, особенно на стыках цветов, там Атяпкин все с тем же тщанием выводил мазок по форме, по объему – истинный трудоголик! Наверное жил по принципу: «ни дня без рисунка, ни дня без мазка».
Картины были холодные, неприятные. Атяпкин вкладывал в них тонны труда, но ни грамма души.
Пузан вздохнул, почесал но под дужкой очков, взмахом закрыл блокнот и побрел к выходу. Олег проводил его взглядом и только потом подошел к цели своего путешествия.
Если взять и просто этак впопыхах бросить взгляд на картину – еще один «ребенок» из большой семьи, еще одно творение, на котором даже росписи ставить не надо – все и так видно, но…
Олег пригляделся. Мазок. Так же щепетильно, так же упорно, но вот тут, к примеру, смазано, тут смешались цвета, а тут даже наоборот – вогнутый объем вместо пузато-округлого выпячивания. Это не ошибка – это задумка! Да и там, где поначалу казались помарки, смешения – там тоже задумка1 Переплетение объемов, связывание тонкой нитью, пуповиной всего, что написано на полотне. Это не персонажи, не отдельные объекты, что «влегли» в холст, в картину – это переплетение, это единое целое, умелое, талантливое, и вправду гениальное!
Олег бросился к другим полотнам, стал искать истово. Где? Где оно? Оно должно быть1
Он полз вдоль картин, он тщательно, будто ищейка, осматривал, обнюхивал, едва ли на вкус не пробовал холсты. Тщетно, все тщетно, будто Атяпкин всю жизнь копил, нарабатывал опыт, набивал руку, для своего последнего творения.
- Милай, - та самая сухонькая старушка, что так и не дала ему билет, - закрываемся мы.
- Уже? Так рано? – глянул на часы, брови поползли вверх.
Всю дорогу до дома он думал, пока шел до подъезда, поднимался вверх по лестнице, позабыв о лифте, он размышлял, и даже потом, когда бухнулся на диван перед телевизором, мыли его не отпускали.
Возможно это влияние его учеников? Возможно, на закате жизни, с ним случилось какое-то потрясение и он переосмыслил себя, как художника, как человека? Только как тут найдешь следы, когда столько лет, столько десятилетий прошло! Но так… так не бывает, так не бывает, чтобы насквозь деревянный художник, что как кадровый офицер, у которого все по уставу и подстрижено и покрашено, чтобы такой человек написал такое вот, да так запросто, с ходу! Так не бывает, так не бывает без огромной жизненной заковыки!
Олег соскочил с дивана, бросился к компьютеру, забил в окно поисковика: «Петр Владимирович Атяпкин биография». Пролистал ненужные ссылки, по которым уже гулял, когда подбирал информацию по полотну, нашел статью по истории жизни художника. Открыл. Он не знал, на что надеялся, не верил, что вот так с ходу найдет информацию, что сразу даст ответы на все вопросы, но так хотелось надеяться… Ничего, совершенно ничего. Жизнь заурядная, до абсолюта, до невозможности прямолинейная, красивая: родился, учился, служил, женился, учился на художника, дети какие-то, жена умерла, преподавал, рисовал, какую-то награду урвал, снова учил, помер – абсолют, абсолют скуки. Ни любовниц, ни войны, ни тяжелой болезни. Даже жена у него умерла, когда он был в отъезде, на слете художников, да и задержался он там, так что схоронили благоверную без него. Олег задумался, погрыз с секунду ноготь большого пальца, еще раз глянул на статью. Вот1 Вот оно! На похоронах жены Атяпкина присутствовали ученики мастера. Да и вообще – на протяжении всей статьи это: учил, преподавал, а он – он дурак! Ученики! Надо найти, кто из них в люди выбился. Не может быть, чтобы у мастера такого и не было ни одного поднявшегося, взлетевшего.
Стал искать и не нашел! Не нашел! Ни один не поднялся, ни один не вырос, ни один… Так, пара тройка выставок все того же местного масштаба, куда обыватели ходят, чтобы самим себе доказать, что близки к искусству. Хотя… Чего можно ожидать от столь загнанного в рамки учителя? Никакой свободы, ни шага влево, ни шага вправо – кого он мог выучить, взрастить? Толпу посредственностей с хорошо поставленными умелыми руками.
Но все же он выписал тех двоих, что устраивали выставки. Надо заехать, надо пообщаться.
- Материал, - шеф стоял у стола, смотрел куда-то в сторону, вытянутая его рука ожидала распечатанных листов.
- Здравствуйте, Андрей Викторович, - Олег помолчал, надеясь на ответную любезность, но после секундной паузы ему пришлось продолжить, - я вчера ездил в музей и… Андрей Викторович, понимаете, эта картина настолько отличается от всего того, что было написано Атяпкиным!
- Я в курсе. Материал.
- Мне кажется, что нельзя, так нельзя писать про это произведение, вот так, ну как все пишут, что там у него, - зачастил Олег.
- Мне нужна статья. Статья для людей нашего города, - он многозначительно посмотрел на Олега, в глаза его просящие посмотрел, спросил, - Ты правда, что ли, в музей ездил?
- Да.
- И что?
- Эта техника. Эти объемы. Это его рука, я вижу, никакого сомнения! Но это…
- Понять хочешь?
- Да. Очень.
- Такс… - вздохнул, посмотрел на потолок, будто было там написано что, языком поцокал, - день тебе даю. Статью завтра. Ясно?
- Конечно.
- Ну что, Мегре, лети.
- Спсибо, - скомкано ответил Олег, и чуть не опрометью бросился мимо шефа к выходу.
Погода сегодня опять не радовала. Лужи, после вчерашнего, да с прибавлением сегодняшнего, крепко разрослись, ветерок опять же, окреп, охамел и просто внаглую цеплялся за полы тонкого плаща Олега, рвал из рук старенький, с гнутыми спицами, зонт. Олег шел против ветра, против брызг и капель холодных, шагал прямо по лужам, прямо по грязи. Вот она – школа, та самая, плохо отапливаемая, маленькая.
Оказалась она не такой уж маленькой, разрослась с тех пор, когда Атяпкин тут вдалбливал основы ИЗО местным детишкам. Да и с отоплением получше стало – вон пристрой котельной. Обидно конечно, придется править в статье, добавлять какие-то детали – лениво, неинтересно.
Олег захлопнул за собой дверь школы, сложил зонт, отряхнулся и, козырнув пропуском, нагло прошагал по длинному коридору до кабинета директора. Прочитал табличку, постучал, вошел:
- Валентин Игоревич, здравствуйте! Я из «Вестника культуры», хотелось бы задать вам несколько вопросов.
Валентин Игоревич – старый, усталый, сухонький и будто даже горбатый старичок, поднял на него мутный взгляд свой, спросил устало, - про детей или про Атяпкина?
- Про Атяпкина, - чуть оторопел Олег.
- Про предпосылки к написанию последней картины?
- Да, - кивнул медленно.
- Я его, Олег, помню, - вздохнул, - Сам у него учился. Был у меня талант, наверное, а после него не стало. Вышел весь. Он же чугунный был, монументальный. Отклонение от нормы – расстрел, вызов родителей, чуть не отчисление, - грустно улыбнулся, - я ведь пытался «побунтарствовать», да… Пригрозили исключением, ремня мне прописали – вот весь талант и вышел.
- А вы…
- Когда учился? Давно конечно, еще когда только-только Атяпкина поставили. Но потом он не изменился. Я ж тут бывал частенько. Пока завучем в нашей общеобразовательной был, да и потом, по партийной линии, там плакаты, транспаранты – все через него. Человек очень ко времени подходил, монументальная бесталантщина – это тогда целью было. Искусство должно быть понятным, должно быть для народа, должно… Да что я вам рассказываю, вы же статью для нашего города писать будете, сами понимаете.
- Нда… - он вспомнил, что говорил ему шеф. И правда, некрасиво получается. Искусство быдла, про искусство для быдла – жуть.
- Ладно, тогда бы вы мне не могли подсказать адреса вот этих двух личностей, - он достал из кармана бумажку, положил на стол, - учились тут.
- Так-так, - взял листок, вытянул руку перед собой, прочитал, щурясь, - Вестермайер и Корчагин. Да-да, знаю я этих двух обормотов. Как в анекдоте: Иванов да Сидоров.
- В смысле?
- Фамилии у них такие настоящие. Ладно. Один на Гольца, дом шесть – там частный, второй на проспекте Победы…
- Простите, а не осталось набросков каких? – вспомнил Олег, - Что-нибудь, что Атяпкин не успел закончить.
- Горы! Уймы! Половина подвала забита – стопки! В музей хотели отдать, отказались. У него же какой принцип был: «ни дня без рисунка»!
- Я, почему-то, так и думал.
- Рад за вас, значит что-то смыслите, а не профанируете.
- Спасибо, я тогда пойду.
- Извините, Олег, а может все таки что-нибудь про детей напишем? А то родители наседают, выставки там организовывать, еще что, а бюджет, - он пожал плечами, - а так хоть у вас… Можно?
Олег посмотрел на этого жалкого, хоть и сильного духом, человека, на горбатость его затюканную, неприродную, сказал:
- Я с шефом переговорю. Постараюсь, - и добавил зачем-то, - очень.
- Спасибо.
Ближе было дойти до Вестермайера. Жил он в своем доме, по Гольца, дойти до него было не так просто – все же частный сектор, все же грязь, дорога распаханная пробуксовками, лужи доколенные, да еще дворовые собаки лаем пугают, с цепей рвутся. Дом Вестермайера можно было отличить от прочих сразу: кованные ворота, забор высокий с красного кирпича с пиками наверху, крыша дома, что за забором видна, крыта дорогой черепицей – не бедствует Вестермайер.
Олег взошел на бетонную дорожку, что была залита перед домом художника, нажал на домофона, через пару секунд услышал:
- Кто? – голос басовитый, слащавый, сразу представился хозяин. Этакий с брюшком, с двумя-тремя подбородками, руки, что окорока, но услужливый к высшим, и беспощадный к низшим.
- Журналист. «Вестник культуры».
- Заходите, - пиликнул магнитный замок, и Олег прошел на территорию.
Все тут было богато, все тут было красиво – отдельный мир с белыми беседками, с пальмочками в кадках, с дорожками мощеными, чуть поодаль, меж живописно ухоженных деревьев виднелся гамак, под навесом кресло качалка.
Из дома вышел хозяин – большой, с увесистым пивным животиком, руки большие, тяжелые, волосатые, ну и три подбородка в придачу.
- Вы по поводу портрета мера? Так не готов еще, хотя… Какой там не готов, осталось то, тут мазнуть, там чуть подвести – можно фотографировать. Это, простите, в каком номере будет? Да что я спрашиваю, - по всему видно было, что Вестермайер воспринял Олега за «высшего» и потому будет всячески пытаться услужить. Тут главное поддерживать, с «волны» не сойти, - одна просьба только. Вы, пожалуйста, когда статью в номер давать будете, укажите, что де Вестермайер Иван Маркович проживает там-то и там-то и связаться с ним…
- Портрет где? – перебил его Олег.
- Ой, простите, что ж я вас на улице, да в такую погоду! Нижайше, просто нижайше прошу прощения, - он потешно раскланялся, да что там потешно – умело! По всему видно – тренировался, и тренировался именно для того, чтобы потешно, чтобы за щечку его потрепал кто из сильных мира сего, да сказал: «ну, душка!».
Они прошли в огромные хоромы Вестермайера, прошли по залитому светом коридору, по одну сторону которого вереницей огромные окна, по другую – целая портретная галерея. Почти всех можно узнать: бывшие и нынешние руководители, бизнесмены местные, представители администрации. Портреты монументальные – по заветам Атяпкина.
Вошли в огромную студию, где кругом были мольберты, живописно, именно живописно, не по случаю, а специально, были наброшены драпировки.
- Вот, прошу-прошу. Да, кое-что, - он сдернул с портрета холстину. Законченное произведение, ничего он тут дописывать уже не будет – цену набивает, - кое-что еще надо подправить, добавить толику живости что ли. Ну вы же меня понимаете.
- Конечно, - кивнул уверенно. Олег склонил голову чуть на бок, посмотрел пристально на портрет, спросил, - А знаете, вы переняли все лучшее у вашего учителя.
- Да, Петр Владимирович, - скорбно приложил руку к груди, глаза опустил, - мир праху, был великим человеком! Да, таких художников взрастил! Таких… Мастер! Классик, живой… простите, не то. Современник же был, а все же – классик!
- Да-да, я в курсе. Вот только… Нет тут сходства с его последней работой. Ну вы помните, как она… ну как?
- А, ну что вы, то было гениальное произведение! Он к этому всю жизнь шел. Это полотно у него постоянно под рукой было. Осмысливал его. Великого таланта был человек! Великого!
- И что же, всю жизнь писал?
- Да. Штрих за штрихом. Знаете, даже до того доходило, что пыль на нем скапливалась, а потом как придет озарение, и он дальше – мазок положит, в сторону отойдет, и снова пылится.
- Да, великого таланта человек!
- Согласен с вами, целиком и полностью! – поддержал его Вестермайер.
- Ладно, спасибо, мне пора, - Олег протянул руку.
- А сфотографировать?
- Это, простите, не ко мне, фотограф потом подойдет. Я про общую концепцию материал подготовлю.
- А, ну хорошо. Вы только не забудьте там адрес, данные…
- Конечно-конечно.
Корчагин жил в шикарном доме, где в основном проживали представители элиты. Вот правда дверь у него не соответствовала всем прочим дорогим да лакированным. Старая, деревянная, обшарпанная да рассохшаяся.
Олег нажал на звонок. Тишина. Нажал еще, и стал давить долго и упорно, не отпуская кнопки, да еще и ногой по двери присовокупил.
- Иду я, иду, - голос пропитой, прокуренный. Дверь открылась. Заросший мужик, патлы свалявшиеся, рожа худая, майка вытянутая, треники с дырявыми коленками, фонит добротным перегаром и еще чем-то кислым, - Ну, че надо?
- Вы, простите, Корчагин?
- Ну я? Чего? Должен что ли?
- Нет, ничего не должны. Вы же художник, да?
- От слова худо. Ты к делу.
- Можно посмотреть ваши полотна.
- Заходи. Если что надо, продам. Ты сам кто будешь?
Они прошли в квартиру. Грязная, убитая, обои отвалившиеся полосками висят, половички скудные до дыр протерты, вместо кровати топчан какой-то самодельный, телевизора нет, радио с кухни шепеляво шуршит. Воняет.
- Я из «Вестника культуры», корреспондент.
- Жаль. Покупать не будешь. Слушай, а может можно мне за содействие аванс какой выписать?
- У нас не…
- Ясно. Ну что ты там хотел посмотреть? Вон, смотри.
У стены стоял целый строй картин – одна к другой, плашмя приложенные. Десятки! Если не сотня. Корчагин увидел удивление в глазах Олега, сказал пренебрежительно:
- Наштамповал. За это и квартиру дали. Премия, в честь октября.
- Понимаю, - Олег подошел к картинам, попросил, - Свет можно включить?
- Не вопрос, - щелкнул выключатель, загорелась вполнакала тусклая желтая лампочка.
Олег смотрел картины, одну за другой, и видел, что Корчагин ненавидел себя за штамповку эту, презирал себя, пытался добавить, изменить что-то, научиться, но не мог уже перешагнуть через себя, через поставленную Атяпкиным «зону» сознания.
- А можно поинтересоваться. Что вы можете сказать о Петре Владимировиче?
- Про Тяпку? – он сплюнул прямо на пол, - Тварь, жизнь мне испоганил. Он же мне мозги сломал. Что не так, что как за… что бл… курить есть?
- Простите, я не…
- А! – махнул рукой, - Гад этот Атяпкин, столько душ детских переломал.
- А картина его последняя?
- А вот это… это да. Я смотрел когда, ну потом то есть, уже в музее… Я же там все облазил, с лупой рассматривал. Он, он писал, да и че? Не помню я что ли эту его холстину, видал, она у него постоянно висела. Набор, форма для детского творчества: колобки, деревья, морды, лица, пеньки – все только для того, чтобы основные нужные формы изучить.
- Говорят, он в процессе там подрисовывал что-то, может он что-то осознавал, учился…
- Да что он там подрисовывал? Классику свою выправлял. Дотошный был, таланта ноль – трудолюбия тонны! Правил и все. Я же знаю.
- Хорошо, спасибо.
- Друг, а может это, - он оттопырил большой палец и мизинец, - по маленькой? Ну чтоб не одному? У меня есть.
- Я, простите…
- Понятно. Да я и не в обиде, понимаю.
Олег снова вернулся в музей. Оставалось минут пятнадцать до закрытия. Он сразу, с ходу, отдал деньги бабульке билетерше, прошел к картине, уставился на нее. Его рука, Атяпкина, не спутаешь, но не мог он таких вещей творить со своим детищем! Издеваться так не мог над монументальным реализмом – его бы наизнанку вывернуло, блеванул бы он желчью, кровью, собой самим, а тут.
- Милай, ну что ты ходишь, что ходишь? Скокмо можно на мазюку эту смотреть? – бабулька стояла в дверях с ведром и со шваброй, - Домой иди, пора мне полы дравить. Дравить пора, понимаешь?
- Бабушка, милая, можно я еще посмотрю.
- А че смотреть то? Мазня и есть мазня.
- Вы… вы наверное просто не понимаете, - он говорил устало, грустно, но ругаться не хотел, - это шедевр. Это гениальное произведение. Это искусство. Тут у вас во всем музее только это и искусство.
- Мазня, - махнула она рукой.
- Это единственное гениальное произведение человека! Я не знаю как ему это удалось, но он открыл в себе гений! Пожалуйста, постарайтесь уважать это посл…
- Тьфу ты! Пойдем-ка. Да что встав то! Пшли1
Олег пошел следом за бабкой. Та провела его в служебное помещение, оттуда в подвал, где был длинный коридор и куча дверей. Она остановилась у одной из дверей, достала ключ, открыла, щелкнула выключателем.
- Вона, смотри Тяпкина своего. Вона-вона, тама, вишь7
Олег подошел к картине, уставился. Никаких сомнений – Петр Владимирович Атяпкин. Его стиль, его штрих, его дотошность, его абсолютная дубовость.
- А то? Там?
- Я тада уборщицей в художке была. Он та, художник большой де, я все просила, научи, да научи, а он, что ты – гордый. Уборщицу еще учить. Говорит: «вот те холстина, сдеся азы, учися». Я и училась. А потом он на меня разорался, я его кисточки раз взяла, вой поднял, раскричавси! Забидел, сильно забидел. Отомстить захотела. Взяла и свою картинку замест его поставила, а он возьми да и помри. Тут и налетело, картины значит все сразу похватали: «достояние! Художник!». Вот так.
- Так что же вы… - он не мог найти слов, - Вам же надо было творить, авторство же надо заявить было.
- Мне то что? Пущай человек знаменитым будет. Пущай. Все ж не плохой человек был, детишек учил.
- Материал, - шеф протянул руку.
- Вот, - Олег протянул распечатанные листки.
Шеф взял распечатки, пробежал глазами, нахмурился.
- Это выдержки, голые выдержки. Твое только вступление.
- Да.
- Чем занимался вчера.
- Узнал.
- Все?
- Да.
- Еще в музей поедешь?
- Да, - сказал уверенно.
- Привет бабе Клаве.
- Вы знаете? – удивился, чуть не закричал.
- А тебя поздравляю. Теперь ты штатный.
- Спасибо.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 595
Замечания : 0%
[2] craft
Копия
- Танатос? Что ещё за Танатос? – девушка, с неестественно ровными чертами лица, нахмурила брови, - Что это за имя такое?
- Это в честь бога древнего, - уточнил её собеседник, - Бога смерти, кажется.
Они оба были заключёнными. Оба в одиночных камерах. Планета была малонаселённой, и тюрьмы под стать – чёрный короб без дверей и окон, сделанный из какого-то производственного материала. Да и какое дело заключённому до того из чего сделана его камера? Они не видели друг друга, но тонкие стены хорошо пропускали звук, а охрану явно не интересовали их разговоры.
- Отлично. Меня будет судить мутантка с манией величия, промытыми мозгами и именем из старых сказок, - девушка села у стены, пытаясь выбрать позу поудобнее, - Ещё и мужским именем.
- Ты ненавидишь пост-хуманов? – удивлённо спросил её собеседник, - И это спустя сто с лишним лет с начала генетической революции?
Девушка замялась, предчувствуя неудобный разговор.
- Нет. Я просто их побаиваюсь. Вдруг они предвзяты к нормальным людям?
- А ты из нормальных?
- Конечно я из…
Её прервал грохот открывающихся камер. Вернее будет сказать – поднимающихся. Стены и потолок разом вспорхнули вверх, осыпав каждого из узников добрым слоем песка.
- Подсудимые. Пройдите в зал суда, - раздался голос, исходивший сразу со всех сторон.
Приказ пройти был весьма условным. Узников подняло в воздух телекинетическим полем и перенесли на несколько десятков метров – прямо в импровизированный зал суда, до этого бывший, кажется, столовой.
Девушка впервые увидела своего брата по несчастью и почувствовала яркую волну стыда – он был «мутом», пост-хуманом или уродцем, если уж быть точнее. Человеческие формы смешались с животными, руки заканчивались небольшими когтями, коричневый волосяной покров и вытянутая медвежья морда дополняли образ человека-зверя. Однако взгляд был уставшим, и ничем не выражал звериных наклонностей.
Их поместили в импровизированные камеры с решетками, собранными наспех из блоко-ботов прямо в зале суда. Почему они сразу поняли, что наспех? Блоко-боты не успели сменить пигментацию – их явно нагнали с каких-то других частей здания. Только решётки были ни к чему - будто бы узники могли быть опасными. Мутант то был силён, но с Судьями шутки плохи. Их физическая и, главное, ментально-телекинетическая сила является одним из основных гарантов спокойствия Сектора 37.
- Подсудимые, встаньте! – приказ отдала, как и прошлый раз Судья Танатос, только теперь её можно было наконец-то рассмотреть – это была исполинского роста и необычно худых пропорций женщина. Внешний вид Судьи внушал как уважение и страх, так и первобытную неприязнь – слишком искусственные формы, словно лепили из пластилина и лепили наспех. Даже мутанты всегда ставили перед собой целью улучшение и украшение тела человеческого, но не Судьи. Судьи – это уже что-то не «нечеловеческое», а «сверхчеловеческое».
- Рабочий класса пять. Вид – постхуманистический, поколение пост-десятое. Возраст – тридцать два земных года. Ваше сокращённое имя Теодор. В базе данных нет вашего полного имени, только номер, в дальнейшем Судья будет использовать ваше сокращённое имя. Возражения по проведению процесса?
- Отсутствуют.
- Рабочий класса десять. Вид – хомо сапиенс сапиенс сапиенс. Возраст – двадцать девять земных лет. Сокращённое имя – Талмиера, полное имя - Толмачёва Екатерина Викторовна-Ольговна. Ваш класс подразумевает свободную деятельность, уточните ваш род деятельности, и выберите имя для обращения.
- Домохозяйка. Сокращённое имя.
- Возражения по проведению процесса?
- Отсутствуют.
- Начинается судебный процесс номер семьдесят шесть, дробь три дзетта по обвинению Теодора и Талмиеры в предумышленном убийстве рабочего класса пять, вид – хомо сапиенс сапиенс сапиенс. Возраст – двадцать восемь земных лет. Сокращённо имя – Киан, полное имя – Толмачёв Иннокентий Сергеевич-Алисович. В дальнейшем – Киан. Согласно статье пятьсот первой – «Убийство Человека». Подсудимые, вам ясна статья, личность потерпевшего и обвинение?
* * *
«Экзекуция из формальных слов», как назвал бы её Теодор, длилась больше земного часа. Им зачитывали номера файлов свидетельств, дату убийства, местонахождение останков и ещё около тысячи ненужных никому фактов. И после каждого слова их спрашивали про «возражения» - ловушку судебной бюрократии. Ведь если они согласятся – начнутся разбирательства по факту, и уродливый металлический голос Судьи будет перечислять факты и отвергать, или же подтверждать их возражения. Но подтверждение – это нонсенс, такого не бывает. «Это её игра, и мы тут лишь немые куклы» - думал Теодор, «и не дай бог сказать ей хоть слово против без аргументации, срыв судебного заседания карается термической обработкой. К чёрту. Буду молчать».
«Почему я? Боже, почему!? Почему они обвиняют меня в смерти моего мужа? Моего Киана, моего любимого Киана» - думала Талмиера. Она смогла взять себя в руки лишь спустя пару дней после смерти мужа, как её сразу арестовали. И сейчас страх и истерика вновь накрыли её с головой. Но стоит лишь издать звук вне протокола, или не успеть согласиться с оглашаемыми фактами - срыв судебного заседания карается термической обработкой.
- Теодор, вам предоставляется слово в защиту, - судья наконец, огласила бесконечный список материалов, и дала слово подсудимым.
- Я не виновен, Судья Танатос. У меня были дружеские отношения с погибшим, мы работали вместе на горнодобывающей фабрике, и были знакомы больше пяти земных лет. В защиту прошу принять файлы видеозаписей из архива следяще-охранной фирмы за последние пять земных лет, где вы сможете увидеть, что мы проводили огромное время с погибшим вместе и даже перевелись в один забой, чтобы работать более эффективно. В день убийства я видел Киана в баре после чего он отправился домой к жене, а я в рабочее общежитие. Всё это так же должно быть на видеозаписях следяще-охранной фирмы. С женой погибшего не знаком и никогда не виделся. Файлы видеозаписей за семь лет моей работы так же тому подтверждением.
- Ваша аргументация принята к рассмотрению Теодор, сядьте.
- Талмиера, вам предоставляется слово в защиту.
- Я не виновна, Судья Танатос. Я не могла этого сделать, я же… он же мой муж, - её голос задрожал, - Я уехала с ним на эту чёртову планету, в пыль и гарь, тут даже солнца не видно, одни фонари на улицах. Детей тут не заведёшь, досуга никакого – только ретрансляторная Интрасеть Сектора и ничего больше. Киан ещё в бар иногда ходил, но я не пью, даже синтетиков не пью, мне ещё ребёнка рожать…
Талмиера замедлила и без того неровную речь. Её руки задрожали, губы скривились, прекрасное лицо перекосила гримаса боли. Талмиера согнулась и глухо зарыдала.
- Талмиера, ваша аргументация не принята к рассмотрению.
- Я пять лет не выходила из дома! – сжав кулаки прокричала подсудимая, - Я угробила свою молодость потому что любила Киана! А вам наплевать ведь, да? Вам важно найти козла отпущения!
- Талмиера, - Талми! – пршипел на неё из-за решётки Теодор, - Прекрати сейчас же.
Девушка прервалась на полуслове, сделала несколько глубоких вздохов и сквозь зубы прошипела:
- Видеозаписи. Моя аргументация – видеозаписи. Я была дома когда убили Киана.
- Ваша аргументация принята к рассмотрению.
* * *
На дворе был 2177 год нашей эры. Со времени нахождения ключа к управляемым генетическим мутациям прошло сто лет. Со времени встречи с первыми иноземными разумными существами – восемьдесят восемь. Включение солнечной системы в секторальную федерацию разумных рас галактики млечного пути (сокращённо – С.Ф.Р.Р.Г.М.П., но никто не любит аббревиатуры, особенно такие) – восемьдесят лет. Колонизация солнечной системы – семьдесят. Колонизация ещё трёх ближайших систем с планетами – шестьдесят. И вот уже шестьдесят лет все четыре солнечные системы живут под управлением федерации, и строгим контролем над преступностью при неусыпным надзоре Судей.
Судья третьего класса Танатос пребывала в задумчивости. Постоянная видеосъёмка на всех планетах, станциях и астероидах Сектора 37 была основой судебного торжества и сокращения преступности до бесконечно малых масштабов. Шутка ли, но за ста миллиардами жителей Сектора следили менее десяти тысяч Судей. А ведь они объединили в себе исполнительную, законодательную и судебные власти. Однако прецеденты случались, и Судьи тут же отправлялись на место в специальных сверхмассивных челноках, позволявших совершать прыжки по системам за кратчайшие сроки и вершить правосудие.
И сейчас судья Танатос, пребывала в задумчивости. И в своём челноке.
Убийство казалось простым лишь на первый взгляд. Информация поступила из проверенного источника - супруга нашла себе любовника, подговорила его и он прикончил надоедливого жениха. Но не тут то было. Видеозаписи давали слишком много противоречия. Танатос усмехнулась, бродя взглядом по сотне голографических мониторов, которые плотной полусферой висели в воздухе перед ней. Годы видеозаписей с тысяч видеокамер мелькали с огромной скоростью, но усовершенствованный человек на то и пост-хуман, что бы делать невозможное для простых смертных.
Видеозаписи говорили, что лгут все. Супруга погибшего покидала семейное гнёздышко – кубической формы двухэтажный барак. Мутант Теодор часто ссорился и дрался с Кианом, - доходило до переломов с обоих сторон. Хилый на вид человек за пять лет настолько наловчился отпрыгивать от тумаков Теодора, и бить того всем, что попадётся под руку, что последнее время их драки уже походили на равные поединки – страдали обе стороны.
Так что лгали оба. Но Талмиера покидала дом исключительно в хозяйственных целях, а мутант действительно дружил с погибшим. И после каждой драки они шли в бар и упивались там до бессознательного состояния.
Однако врал и источник, что само по себе было странно – информация легко проверяемая, и выяснить связь двух людей достаточно просто – однако её не было. Подсудимые не встречались вплоть до заключения, а значит и сговора быть не могло.
Три года видеозаписей исследованы. И ничего. Впереди ещё два – Танатос размяла затёкшие суставы, поёрзала в кресле и вздохнув, продолжила осмотр аргументации. Даже сверхлюдям ничто человеческое не чуждо.
* * *
- Как ты? – после первых слушаний они долго молчали, и тишину решился прервать Теодор.
- Тяжело.
- Ты правда думаешь, что я убил Киана?
- Нет.
- Почему?
- Это был донос. Сам слышал, что анализа видеозаписей не было. Значит на нас донесли, и это послужило обвинением. Я Киана не убивала, но если посадили и меня, то подозревают наш заговор.
- Но мы даже не знакомы
- Именно. Это судилище с самого начала полный бред.
Между камерами вновь повисла тишина. Её нарушал лишь неспешный шум колёс патрулирующих роботов, собранных сразу после первого заседания. Сначала их сторожили люди, но потом, видимо, нашлись лишние блоко-боты и из них наспех собрали охрану для заключённых.
Тишину вновь нарушил Теодор:
- Значит есть кто-то, кто донёс на нас обоих. Кто это мог быть, как думаешь?
- Понятия не имею. Я не общалась ни с кем на этой чёртовой планете.
Вновь прошумел охранный робот. Талмиера, встала и прошлась по камере. Мыслей не было – одно опустошение, как моральное так и физическое.
- Извини. Я не хотела оскорбить тебя. Я не знала, что ты из пост-хуманов.
Теодор усмехнулся:
- Ничего страшного. Я же заметил, что ты тоже не совсем «чистая».
- Это чистая косметика и не более, - обиженно пробурчала Талмиера.
- С изменением форм костей и полной сменой кожного покрова?
- Я не собираюсь слушать претензии от какого-то медвежьерожего уродца, - вспыхнула девушка.
- Я, между прочим, родился таким. И не правил своё лицо в угоду обычной похоти.
- И что? Давно пора вас, уродцев, засунуть в концлагерь подальше от нормальных людей.
- От таких нормальных как ты? Ты от рождения хоть одну черту лица сохранила? Знаешь, как у нас называют таких восковых красавиц?
Девушка насупилась и пробормотала что-то, Теодор не расслышал и продолжил наступление:
- Знаешь? Барби. Так вас называют. Потому что вы безмозглые куклы, не имеющие кроме внешности ничего. Думаешь Киан не рассказывал про тебя? Что ты тупая как пробка, что он хочет сбежать от тебя подальше, что вот только закончит контракт и бросит тебя к чертям.
Медвежье лицо вытянулось и глаза засверкали. Он вскочил с полу и подошёл в упор к стене.
- Так может вот в чём дело? Ты узнала это и прикончила его по тихому?
Талмиера сжала кулачки и прокричала в сторону Теодора:
- Не смей обвинять меня в этом, урод! Хочешь свалить на меня свою вину? Киан и мне рассказывал про тебя кое-что. Что ты тупое зверьё, и понимаешь только язык силы. Что таких как ты надо держать в зоопарках как и всех других животных с Земли. И что, что вы говорить умеете? Мартышки тоже вот штаны носить умеют!
Пост-хуман зарычал и врезал кулаками по стене.
В коридоре тут же зашумели колёса робота, раздался пронзительный свист и Теодор, заскулив, рухнул на пол, хватаясь за уши.
- Так тебе и надо, - злобно прошипела Талмиера.
* * *
Судья Танатос покинула свой челнок в связи с сигналом от заключённых. Классификация «нарушение покоя». Вроде бы ничего страшного, блоко-ботов она настроила на мгновенную реакцию, но лучше было проверить.
Трёхметровое тело быстрыми шагами сокращало пространство до камер, продолжая мысленно распутывать дело.
Тело было найдено неподалёку от спальных кварталов. Вернее, его остатки. Подозрение могло пасть на диких животных, если бы они существовали в пределах этой шахтовой планеты. Но диких животных на планете не водилось, а значит это было делом рук человеческих.
Затем пришла информация о сговоре подозреваемых с целью убийства. Информация из достоверного источника, однако информация сама по себе недостоверная. Значило ли это, что источник необходимо вызвать в этот же суд или она что-то упускает.
Бот сигнализировал о пресечении попыток нарушения покоя и Танатос сбавила шаг. Может быть стоило и прекратить путь, да вернуться на челнок.
Она как раз раздумывала над этим когда заметила человека возле проходной.
Её челнок был приземлён во внутреннем дворе центрального здания горнодобывающего комплекса номер 9, где и работал погибший. Сейчас была глубокая ночь, однако кто-то явно шёл к проходной.
Судья замерла и настроила зуммирование в органах зрения. Так. Это человек. Костюм рабочего. Может по делам? Хотя производство точно закрыто. Стоп. Лицо явно растерянное. Лицо! Это же погибший Киан.
Танатос выпрямила руки в сторону бредущего человека. Тот замер, словно кто-то позвал его по имени и спустя мгновение взмыл над землёй, перемахнул через забор и оказался прямиком в руках Судьи. Её холодный взгляд не предвещал ничего хорошего. Дело начинало попахивать генетическим преступлением. И это было очень плохо. В подконтрольном ей участке не должно быть таких преступлений. Не уследила, не заметила.
* * *
- Срочное судебное заседание, - провозгласила Танатос и узники тут же перенеслись в камеры заключения судебного зала. Или судебной столовой, если быть точнее.
- В связи с новейшими фактами данное судебное заседание дополняется следующей статьёй под номером пятьсот девять– «Клонирование».
Талмиера задрожала при виде Киана. Живого Киана. Словно настоящий, но всё же его копия. Его поместили в камеру с другой стороны зала и он растерянно оглядывался по сторонам, словно не понимал кто он и где находится. Он встретился пару раз взглядом с Тамлиерой, но явно не узнавал её.
«Неужели клонирование.» - не верил своим глазам Теодор. Клонирование было запрещено во всей галактике и считалось страшнейшим преступлением против природы. Он помнил митинги, помнил девизы «никаких клонов». И это его пугало.
- Подсудимая Талмиера. Встаньте. Вам знаком данный человек?
- Да. Это Киан. Мой погибший муж.
- Вам известно почему он жив?
- Нет.
- Вы отрицаете свою причастность к незаконному клонированию? Статья предусматривает смертную казнь Талмиера.
- Я ничего не знаю! – голос Талмиеры вздрогнул.
- Суду известно о том что операции по изменению внешнего вида, которые вы провели, были незаконны и проводились без лицензии. Вы должны немедленно сообщить адрес подпольной клиники где вам сделали эти операции, иначе суду придётся использовать способы термической обработки для определения адреса.
Теодор взревел:
- Не смей! Она же сказала, что ничего не знает!
Его горло тут же сдавила невидимая рука правосудия.
- Срыв судебного заседания недопустим, - металлический голос Танатос сорвался на крик.
Киан, до этого мгновения безмолвный, тоже сорвался:
- Стойте! Хватит! Я не Киан! Я вообще не понимаю, как я здесь очутился.
- Молчать! – Судья начала терять контроль над процессом и это выводило её из себя.
- Пошла ты, - прохрипел Теодор, пытаясь разжать невидимые руки на своём горле.
- Судебное заседание прерывается. Теодору назначена термическая обработка.
* * *
Теодор лежал, прикованный к столу. Раскалённый шип приближался к его правой руке и он уже чувствовал жар. Страх постепенно сменялся ужасом. Он не видел Судью, но слышал её голос, вычитывающий очередное судебное постановление:
- Согласно статье триста восьмой «Неуважение к суду», назначается термическая обработка подсудимого Теодора. Дополнительная информация, поступившая во время обработки считается аргументами и подлежит использованию в суде. Теодор, вы хотите что-нибудь сказать перед началом?
- Что твоя рожа страшнее галактической войны, - его слова сорвались в крик, и комнату наполнил запах палёного мяса.
- Таня! Таня, что ты творишь!
Мужчина почувствовал, что запахло горелым и тут же примчался в комнату дочери. Как и ожидалось – ребёнок был причиной всех бед.
- Таня блин, ты зачем мой паяльник опять взяла, фу ну и вонь, - он вырвал из детской руки паяльник, рывком поднял девочку на ноги и посмотрел ей в лицо.
- Ты опять устроила расследование с пристрастием?
- Да, - тихо проговорила девочка.
- Что на этот раз?
- У меня нарушение. Кто-то сделал копию Киана.
- И ты решила пытать плюшевого медведя?
- А вдруг это он. Или барби, или… - девочка замолкла увидев выражение лица отца.
- Я так вижу ты и зал суда из лего собрала.
- Ну да.
- Успокойся пожалуйста. Я случайно наступил на твою куклу и вчера купил такую же. И сколько можно повторять, что паяльник не игрушка, Таня ну!
От сурового тона отца девочка была готова расплакаться.
- Ладно. Давай только без слёз. Твой новый Киан не клон, он правда в другой одежде и зовут его кажется иначе, но лицо точно такое же. Давай сейчас принесу упаковку из-под него, может там ещё что интересного осталось. Только не плачь. Хорошо?
- Хорошо.
- И больше никаких пыток, - донеслось уже из коридора.
- Хорошо, пап, - крикнула вслед Таня и повернулась к залу суда.
- Подсудимые встаньте. Объявляется амнистия и компенсация за ошибки судебного следствия.
На лицах узников была смесь боли и радости. Кажется, всё закончилось.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 897
Замечания : 0%
Голосование открыто до 3 августа.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 897
Замечания : 0%
В связи с количеством голосов, голосование продлевается до 11 августа.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 148
Замечания : 0%
Я составлю малюсенький отзыв на основании личностных впечатлений от прочтенного.
Последняя картина.
Что-то не то. То ли со стилем своим к эксперименту приступил, то ли жанр не твой. С первых строк навеяло гогольщиной - это даже не плохо, это даже комплимент. легко не затейлево, как говорится "...и что за диво?.. Издалёка,...".
Но затем отметнулось повествование и загрубело, из милого, к грубому, современному, даже осевремененному. Думаю, место рассказчика не удачно подобрано, очень он какой-то не то чтобы не к месту, не то чтобы выделяется, мешает что ли тексту, зато дает интересный момент перехода к фокалу. По ощущениям - будто кнопочку нажал и включился инструмент. Хотя, по мне, рассказчик словно раскалывает повествование на двое: привязывает к фокалу и параллельно рисует мир, они будто сами по себе, раздельно существуют. Хотя в иных моментах, например, когда мыслит Олег про картину - не вполне ясно рассказчик ли диктует ход мысли или же они Олега - они уже слились. "Находка" гениальности кому принадлежит, чья это оценка - возникла у меня путаница, по канонам жанра-Олега, а читаешь, думаешь - неа, воля рассказчика. В голове аж старик-вопрос проковылял: насколько автор должен давать свободу героям?
Кстати, пару слов о сюжете. журналисту дали задание написать статью о картине. Художник её написавший весьма посредственный с тонной холодных, голодных художественных работ, где прослеживалась лишь кропотливая техника рисования, но никак не душа. Но несмотря на это у рисовальщика есть один гениальный пейзаж (что ли). Причем техника написания этой картины (последней) и гениальна и проста, а где то даже халтурка, что задает шедевру неизъяснимую стройность. Ну т.е. полный антипод всего творчества художника. И вот задел основной интриги. Причем, по написанному произведению вполне можно провести легенькую аналогию с нашим сайтом, с нами (пишущими). Я думаю даже, что он (волк) нечто подобное и подкинул в рассказ - чувствуется (могу и обмануть себя) в моментах рассуждениях о картине, о творчестве, в беседах с художниками...
Развязка - для меня оказалась неожиданной и на первый взгляд халтурой. Но если поразмышлять, жаль интригу разрушать, да и вопросы мои тут будут лишними. Рассказ не восхваляет благодетели, не толкает к поиску их, лишь намекает, что человек не способен меняться. А хочется верить, что автор не к такому толкал. Ведь изначально рассуждение толкало в более романтичную идею: но для меня оказалось её трудно сформулировать в читаемый вид и не нашел я доказательств в тексте ей. Ещё хочется выделить пару мыслей от прочтенного: если человек вкладывает в творчество бессердечный труд - то результат труда будет холодным, даже не смотря на потрясающую технику и глыбу труда. Гений, вроде, приводит к гармонии антиподы, соединяет то, что не способно ужиться вместе.
Если вернуться к теме секунданта - копия, то волк откровенно поиронизировал (от слова ирония).
И, да, после волчека нужно немножечкко остыть, дабы не предвзятей быть ко второму дуэлянту.
|
Группа: МАГИСТР
Сообщений: 822
Замечания : 0%
В результате административной реформы в 1920-х уезд, как административная категория был упразднён.
Автор говорит об уездном городке,значит действие картины уводит нас до 20 годов.
Но простим автору эту маленькую промашку, компенсированную интересным рассказом.
В нем все на месте, читал с удовольствием. Вначале Гоголем дохнуло.
Дальше меньше. Циничная ирония с покровительственным тоном постепенно ушла.
Должен сказать, что "исход" расказа мне понравился. Хотя он был и предсказуем. Слишком мало ресурсов для детектива, мало персонажей. Круг подозреваемых в подлоге не так широк.
а то, что последняя работа не была кисти знаменитого художника, было понятно с первого прикида.
Не выкрутил автор сюжет наизнанку.
Второй рассказ тоже хорош, но почему-то о тянет говорить больше о первом. Послушал я свой внутренний голос и решил отдать предпочтение первому.
|
Группа: Удаленные
Сообщений:
Замечания : 0%
Очень понравился рассказ craft.(предыдущий-да простит меня автор показался менее интересным)
Яркая сюжетная линия,очень правдоподобно описанная реальность мира будущего,живые персонажи.Финал очень неожиданный,и за это основной плюс.(Я то по прочтении думала что это очередной киберпанк,а тут оказывается детки балуются) В общем голос за рассказ craft
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 148
Замечания : 0%
От предвзятости трудно избавиться и невольно идет сравнение с ранее прочитанным текстом.
Опять же, я вполне антагонистичен понятию объективности, (а порою даже адекватности)  Но речь не об этом.
Копия.
Из недр рассказа автор извергает лавину пепельной (сгоревшей, бездыханной, молчаливой, глухонемой, ненужной...) информации: про постхуманов, мутантов, другую планету, телепатию и пр... Не преподносит интриги, не выглядит, как нечто гармоническое, а напротив, как оправдание, перед читателем, а то и вовсе не трудится над погодой при плавании читателя по волнам абзацев. Если уж так сравнивать - и погоды нет при плавании по произведению. Пустой, альбомный лист перед глазами, даже не туман - извините за резкость, но я и так постарался выразиться помягче. Наивный рассказ. Над ним очень много поработать нужно было б. Подредактировать, подумать... Работы много предстоит над этим рассказом, чтобы сделать его симпатичным. Хочу отметить, что фантазия летает у автора, парит. Фантастика - какой же это привлекательный жанр!
Автору нужно больше практиковаться, несколько окаменеть в своем стиле. Поэтому я просто почитаю. Постараюсь, продраться через джунгли наивности... Тяжесть, я дочитаю до конца, с насилием над собою.
К сюжету: парочка узников - обвиняются в убийстве Иннокентия. Один - жена, другой заключенный - лучший друг. Далее выстраивается интрига - так, как из них убийство никто не совершал, то кто? А, главное, Ватсон, о мотивации нет и речи... Хочу обратить внимание, что мне понравилось, как двое узников из друзей постепенно в пылу перебранки превратились чуть ли не во врагов. Для меня самый яркий момент из всего произведения. Кто убийца - точно никто не догадается! Там замес, говорю же, у автора фантазия парит - и это хорошо!
Голос более зрелой работе Волчека.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 897
Замечания : 0%
Волчок.
Последняя картина.
Ну, интересно, чо.
Некоторые моменты показались высосанными из пальца, но всё же.
Конечно, эмоций не вызывает и заново попялиться, как на ту картину уборщицы, желания не возникает, но написано неплохо.
Крафт.
Копия.
Слишком много информации о мире для такого маленького рассказана. Для понятия общей картины и смысла она не нужна.
Мнение Талмиеры насчёт "убить всех евреев" и дальнейшая ссора кажется неоправданной, не аргументированной и вообще, не её мнением. Будто им кто-то эти слова спецом вложил в механические уста. И заставил плясать без их желания.
Ну, концовка неожиданная, хоть и смазанная. Условие "никаких клонов" почти выполнено! %)
Голос мой... Трудно выбирать, оба рассказа не впечатлили. Но второй как-то оригинальнее, мир интересней. С другой стороны, исполнение и персонажи лучше у первого. Однако второй более яркий и сильнее отложился в памяти. Голос за Крафта.
craft vs Volchek
3:2
Благодарю участников и голосовавших. Поздравляю Крафта и прошу выдать ему полагающуюся медаль.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 595
Замечания : 0%
|
|
|
