Vitelly - отсрочка три дня.

GrossJoe - точно такая же отсрочка.

[1]

Две мечты

Видели фильм «Back to the Future Part III» или «Мы из будущего»? Если вы живете в XVIII веке, то вряд ли. Но если в XXI, в году этак 2010-2015, то вполне вероятно. Если, конечно, вы не последний противник фантастики. В общем, если видели эти картины или подобные им, то вас не испугает история Уилсона Купера и его команды.
Готовы к полету? Тогда добро пожаловать на борт «Пиратской бури».

18 сентября 1792
Трактир «Morgenstern», Мюнхен, Бавария

– Знаешь, чего мне не хватает?
– Чего?
– Я всю свою подростковую жизнь и юность провел у бабушки. Она откармливала меня, как поросенка. – Такой эпитет как нельзя кстати подходит Томи Клайву, ударнику «Pirate Storm». Он часто себя так называл, видя в свинье не грязное животное, а существо, которое просто-напросто любит поесть. Как и сам Томи. Он такой толстый, что я порой удивляюсь, как ему настолько ловко удается управляться с барабанами и при этом не сбрасывать вес. – Бабуля кормила меня четыре раза в день, и всегда вкусно и по-разному.
– Так тебе четырехразового питания не хватает? Или бабули? – переспросил Уилсон Купер, наш капитан, лидер и вокалист «Pirate Storm». Статный, предприимчивый, всегда оптимистичный, в прошлой жизни он работал журналистом, но с детства увлекался фантастикой, что, сами понимаете, с журналистикой совместимо, как огонь и вода.
– Ты дослушай сначала! – буркнул Томи. – Знаешь, что любят все бабушки всех внуков на земле? Слушать радио. В частности те передачи, в которых другие бабульки рекламируют новейшие медицинские препараты и таблетки, нормализующие кровообращение. Каждый раз, когда я поглощал бабушкины тефтели, пельмени или пироги, я выслушивал весь этот бред, так как радио висело прямо над кухонной дверью. А наутро, ровно в шесть часов, пробуждался как от страшного сна, потому что на всю квартиру начинал играть гимн Российской Федерации. – И Томи, уже изрядно набравшийся баварского пива, запел: – «Россииия – свящееенная наааша держааава...»
С учетом того, что Томи пел по-русски, некоторые немцы в трактире уставили на нас недоуменные лица. Они не могли разобрать ни слова.
– Я понял тебя, не надо петь, – остановил барабанщика Уилсон, не столько потому, что тот пел ужасно, сколько потому что считал пение в группе своей прерогативой. За исключением (и то, в редких случаях) скрипачки и бэк-вокалистки Джуди Смит.
– Ни черта ты не понял! Я терпеть не мог это грёбанное радио. Оно лишало меня самых желанных снов. Оно портило аппетит. А нет ничего хуже, чем испорченный аппетит во время еды. Но сейчас я жутко скучаю по нему. По радио. Я готов вновь каждое утро слушать гимн Российской Федерации. Готов прижаться к радиоприемнику, целовать его и перебивать вкус пыли бабушкиными блинами.
Томи замолчал, сильно прижав стакан к пухлым губам.
– Я понимаю тебя...
– Какой ты у нас понятливый! – Томи повысил голос. – Ты один не огорчен тем, что мы так далеко от родного дома!
Может, в его обвинении и была истина, но Уилсон сделал вид (или отреагировал совершенно искренне), что это удар ниже пояса.
– Нет, Томи, я огорчен этим фактом так же, как остальные. Как ты, как Джуди, как Майк, Инди, Колин и малыш Тэди.
Малыш Тэди – это ваш покорный слуга. Уилсон называет меня так, потому что я самый младший в команде. Я не в группе, вы не подумайте, я ни на чем не играю. Мне четырнадцать, я всего лишь несмышленый подросток и оказался в компании моей старшей сестры Джуди случайно. Эх, если б не моя любознательность... С другой стороны... Ладно, это не важно.
– А знаешь что! – воскликнул Уилсон после долгой и неловкой паузы. – Давай создадим свое личное радио?
Я вспомнил строчку из песни любимой группы капитана: «I made my own machine», а Томи вытаращил на него круглые глазки.
– Как ты себе это представляешь? Здесь же нет электричества! Или удумал совершить научный переворот раньше времени?
Главное правило нашей команды – не влиять на ход событий. Никаких патентов, никаких деревянных компьютеров, никаких революций. Можно что-нибудь модернизировать, но не более того.
– Нет, конечно! – возмутился Уилсон и отмахнулся рукой. – Мы можем создать нечто, напоминающие радио. Без проводов и чтоб людей оповещало на дальних дистанциях.
Капитан глянул на Томи с намеком.
– Дирижабль?
Уилсон энергично кивнул.
С минуту Томи что-то обдумывал, потом сказал:
– Даже если мы создадим «радио», – он показал пальцами обеих рук кавычки, – как мы сможем быть в курсе всех событий и новостей, находясь в небе?
Сложилось ощущение, что на данный вопрос Уилсон заготовил ответ заранее. Он сказал с лукавой улыбкой:
– Раз мы не можем узнать о новостях первыми, нужно создать новости самим.

18 сентября 1792
Спальные комнаты трактира «Morgenstern», Мюнхен, Бавария

После попойки и танцев улеглись спать все. Сегодня мне налили только одну кружку, но больше я и не требовал. Наверное, еще не дорос до того возраста, когда пиво хочется пить как чай или воду. Не могу сказать, хорошее пиво в Баварии или нет, так как совсем в нем не разбираюсь, зато здешнюю кухню похвалю. Поел я на славу, даже комплимент от толстяка Томи получил. Он и другие уже храпели (кроме Джуди, конечно, – она не расположена к храпу) и видели десятый сон, а мне никак не удавалось погрузиться в царство Морфея. Поэтому я зажег свечу на прикроватной тумбе, достал свой дневник – тонкую тетрадку в черной обложке – и прямо на кровати, лежа, принялся писать.
Это случилось три года назад. Или правильнее сказать – двести двадцать два года вперед. Моя сестра Джуди (настоящее имя – Надя) всю жизнь училась играть на скрипке. Она получила первоклассное музыкальное образование, но связалась с рокерами, которые организовывали подпольные концерты в заброшках. Джуди не раз твердила, что обожает рок, хотя в лице истинной причины ее связи с группой Уилсона я подозреваю то, что Джуди по уши втюрилась в их гитариста Инди Моника (в обоих словах ударение на первый слог). Вообще-то парень он забавный, простой и поговорить есть о чем, но моей сестре не пара. У него одни струны в голове, в то время как Джуди, хоть и будучи скрипачкой, еще помнит об окружающих ее людях и знает, в какой момент нужно отложить смычок. Любимая группа Инди (настоящее имя – Дима) – «Apocalyptica». Его каштановые волосы заплетены в дреды, в которых наверняка водятся вши. Иногда Инди любит носить шотландскую юбку.
Джуди поставила под запрет посещать мне их концерты. Они играли в жанре своеобразного синтеза индастриала и фолк-метала. Сочетание интересное, я слышал несколько их «гаражных» записей, а партия Джуди всегда порождала во мне чувство восторга и гордости за родную сестру. Она запрещала мне, наверное, потому что на их «концертах» собираются кучка алкоголиков и извращенцев, которые сначала напьются, а потом, рассредоточившись по углам, сношаются друг с другом, причем не всегда с противоположным полом. Но в одиннадцать лет я был очень любознательным ребенком. Впрочем, кто в детстве им не был.
В тот вечер, 11 октября 2011 года, Джуди упаковала свою скрипку и отправилась на собственный концерт. Родителям я сказал, что пойду недолго погуляю с Максом, своим приятелем по школе. Я проследил за сестрой и вскоре оказался на заброшенном литейном заводе. Ну, знаете, такие места привлекают всех индустриальных рокеров, а также готов и сталкеров. А еще бомжей, наркоманов, сумасшедших ученых... В огромном помещении, заваленном кирпичами и мусором, ребята соорудили из шлакоблоков что-то, отдаленно напоминающее сцену. В качестве генераторов для подачи энергии в гитары и синтезатор использовались автомобильные аккумуляторы. Все было предусмотрено заранее, на организации подпольных вечеринок Уилсон собаку съел.
До прихода гостей оставалось полтора часа, и ребята могли заняться генеральной репетицией. А я пока, скрытый занавесом теней, имел возможность побродить по пыльным коридорам и цехам. Был риск нарваться на вышеупомянутых бомжей или наркоманов, но судьба избавила меня и от тех, и от других. Зато не обделила третьими... Сумасшедшими учеными (только не смейтесь, я не шучу (о, как бы я хотел, чтобы это оказалось шуткой!)). Они находились в соседнем цехе и разговаривали. Я слышал голоса двоих, но думаю, что их было трое. Третий ходил взад-вперед, и даже пыль, как снег, скрипела под его сапогами. Воображение сразу нарисовало немецкого генерала в черном плаще и со свастикой на плече. Поймите меня правильно – тогда мне было всего одиннадцать лет. Не думайте, немцев я не боюсь, иначе никогда бы не лег спать в немецкой гостинице. Но должен признаться: в дрожь бросает смотреть на немцев восемнадцатого века и знать, что через каких-то сто пятьдесят лет они будут сжигать нас, русских, в крематориях...
– Через пять минут все будет готово, – сказал первый.
Я прижался к косяку, совершенно позабыв о том, что измажу себе плечо.
– Отлично, – довольно произнес второй. – Только что будет, если в главном цехе есть люди? Ну, знаешь, здесь часто любят ошиваться эти чокнутые готы, раскрашенные под вампиров.
В главном цехе... Там Джуди и ребята решили устроить концерт.
– Если там кто-нибудь есть, то считай, что их уже нет. После излучения они исчезнут с лица земли.
В тот момент мое сердце забилось так же дико, как и колокола в церкви напротив моего дома.
– Может, стоит проверить? – спросил первый.
– Иди, проверь. И через три минуты тебя тоже не будет.
Дальше я не слушал. Услышали ли они мой бег, я не знал. Тогда я ни о чем не думал, кроме как о Джуди, но сейчас я уверен, что они ни в коем случае не побежали бы за мной.
– Ты что здесь делаешь?! Я же запретила тебе! – раскричалась на меня Джуди, когда я, сломя голову и запинаясь, влетел в главный цех. Другие члены группы тоже уставились на меня, но не так злобно, как сестра.
– Мы должны... уходить отсюда!.. Немедленно! – глотая воздух большими порциями, требовал я.
– Ты – да! Мы – нет!
– Вы не понимаете! Те мужчины сказали, что после излучения в главном цехе не останется никого живого! Мы исчезнем с лица земли!
Инди хохотнул и дернул шестую струну на гитаре. Томи ударил по бас-бочке. Что, сделали остальные, я не помню. Помню только, что взгляд Джуди стал как у пантеры, у которой отобрали детенышей.
– Если ты сейчас же не вернешься домой, я ударю тебя смычком! – пригрозила Джуди и дернула меня за плечо. – И только посмей потом сказать родителям, что ты не упал! Марш до...
Но договорить она не успела. Зал вдруг посветлел, как будто в нем включили сотню невидимых прожекторов, а воздух стал горячим. Джуди выронила скрипку и закричала. Инди подбежал к ней, обнял, а Томи схватился за барабаны. Басист Майк (Миша) присел. Клавишник Колин (Коля) принялся вертеться, как юла. И только Уилсон (Виктор) не потерял самообладания. Признаться честно, я заплакал. Мое тело затрещало по швам, и в голову вдруг ударила тьма.
Я потерял сознание.
А проснулся уже в восемнадцатом веке, как мы выяснили потом.
...
Черт бы побрал! Меня чуть до смерти не напугал Инди! Оказывается, он уже с минуту стоял над моей койкой и наблюдал, чем я занимаюсь, пока другие спят.
– Со сношением на наших концертах ты перегнул палку, – сказал он, после чего я резко закрыл тетрадь и сел на кровати.
– Да я это... я... для себя только пишу... никому больше...
Но экс-гитарист заставил меня заткнуться:
– Не волнуйся, Тэди. Ты все правильно делаешь. Возможно, твои записи – единственное, что останется после нашей смерти.

6 октября 1792
Наш личный эллинг, Париж, Франция

В эллинге, как всегда, было невыносимо душно, но каждый раз я забывал о телесном дискомфорте, когда глядел снизу вверх на наш дирижабль. Придираясь к словам, можно уточнить, что это не столько дирижабль, сколько модернизированная версия аэростата, изобретенного девять лет назад здесь же, во Франции. Дирижабля, как такового, свет еще не видывал, поэтому наша команда обратилась к кораблестроителям, которые состряпали для нас сигарообразный воздушный шар, впоследствии наполняемый водородом. Также на заказ нам соорудили громаднейшую гондолу, которую сейчас с уверенностью можно назвать нашим домом. Знаете, есть такие фургончики, «дома на колесах»? Так вот у нас есть «дом на воздушном шаре». Ко всему прочему это еще и репетиционная база для «Pirate Storm».
Те, кто хотя бы искоса наблюдал за строительством дирижабля, неустанно твердили: он не полетит. Но Уилсон у нас голова. Как я уже писал, в прошлой жизни он увлекался фантастикой, в частности тем разделом, что с гордостью называется стимпанком. Время, потраченное на чтение пары десятков стимпанковских романов, не прошло даром. Уилсон мало-мальски представлял себе схему и принцип действия парового двигателя, поэтому смог (не без посторонней помощи, конечно) соорудить худо-бедный паровой двигатель. Конструкция получилась грубая и тяжелая, но эффективная. Поэтому, когда створки эллинга открылись и в воздух поднялся аэростат, к которому крепилась удлиненная гондола с установленным на ней паровым двигателем, толпа ахнула и зааплодировала. Мы прославились не только как музыкальная группа, но и как гениальные изобретатели, «по каким-то необъяснимым причинам не желающие патентовать свое изобретение».
– Мы артисты, а не ученые, – официально заявил тогда, год назад, Уилсон. – То, что мы «изобретаем», идет только в помощь нашему творчеству и не более. Аэростат «Pirate Storm» (мы не использовали слово «дирижабль») поможет нам путешествовать по Европе, что позволит людям разных стран наслаждаться нашей музыкой. Ведь мы живем, чтобы делать музыку, и делаем музыку, чтобы жить.
Таким девизом Уилсон всегда заканчивал любой разговор о группе. Он даже песню написал на этот счет. Быть может, в последующих записях я выложу ее текст.
Ох, чуть не забыл! На обеих сторонах воздушного шара золотом вышито «Pirate Storm», в честь названия группы Уилсона.
...
Все, Джуди позвала меня занять место на дирижабле. С минуты на минуту Уилсон прикажет рабочим эллинга отдать швартовы.
Я уже писал это, но думаю, вы не осудите меня слишком строго, если повторюсь. Готовы к полету? Тогда добро пожаловать на борт «Пиратской бури»!

24 ноября 1792
Дирижабль «Пиратская буря», небо над Швейцарским союзом

Наше европейское турне держалось следующего курса: мы вылетели из Парижа, пересекли пролив Па-де-Кале и совершили посадку в дождливом Лондоне. Затем приземлились в Амстердаме, где голландцы устроили нам радушный прием. Подобно выпущенному копью прорезали серпантин побережья и врезались в Копенгаген, королевство Дания. Дальше через Балтийское море и земли современной Германии (в XVIII веке эти земли назывались Пруссией) атаковали своим появлением великий Берлин. Диалект берлинцев во многом отличался от баварского, но наш роялист Колин Стросс по прозвищу Барон смог найти с немцами общий язык. Через пару-тройку дней, благополучно пробороздив небо Дрездена, мы пришвартовали дирижабль над черепичными крышами Праги. Мы гастролировали в Чехии уже в третий раз, но чехи приняли нас как впервой. После Вены остановились в Венеции, но так и не застали родной город Казановы за венецианским карнавалом, на который всей душой хотела попасть Джуди. Но сестра осталась довольна хотя бы тем, что поплавала по Гранд-каналу на гондоле. Один итальянский ловелас даже умудрился поухаживать за Джуди, пока в дело не вмешался Инди.
Отныне наш маршрут лежит в Берн. А потом мы вернемся в Париж, ибо там находится наша личная стоянка для дирижабля.
Контрабасист Майк Дрю, который в прошлой жизни был басистом, лучше всех в команде разбирался в истории Европы и как-то за ужином сообщил мне, что через несколько лет Швейцарский союз распадется, потому что эти и многие другие земли поглотит пожар наполеоновских войн. Поначалу эта весть возбудила в моем сердце огонь, я даже намеривался что-то предпринять, но Майк положил руку мне на плечо и прервал мои крамольные мысли:
– Помни о нашем главном правиле. Помни, кто мы есть на самом деле.
Да, мы всего лишь музыканты. Но музыканты, знающие больше других и способные остановить десятки войн, выпавших на этот век. Мы могли стать не только изобретателями, но и пророками и революционерами. А выбрали скромный и умиротворенный путь творцов, чтобы в эти тяжелые времена дарить людям улыбки и отраду.
Мы не стоим на чьей-либо стороне, кроме как на своей. Не удивлюсь, если через пару лет к нам начнет поступать корреспонденция от разных стран Европы с предложением открыть массовое производство дирижаблей, или того хуже – на нас устроят охоту, как на настоящих пиратов. Не знаю, как этому воздушному волку Уилсону, но мне совершенно не хочется быть вне закона у всего мира.
Идея Уилсона насчет «радио» не потеряла на борту дирижабля своей актуальности. Сразу же, как мы пустились в европейское турне, капитан заперся у себя в каюте и появлялся на глаза лишь когда подкатывало время репетиций – с этим на «Пиратской буре» строго, как в армии. Принимал пищу он тоже в каюте. Колин все гадал, чем же капитан там занимается, на что Томи, полируя тарелки своей ударной установки, загадочно улыбался – мы-то с ним знали, в чем обстоит дело. Вот только, добьется ли Уилсон цели, – оставалось лишь нервно грызть ногти и тешить себя догадками.
Цели он добился. Еще на полпути к Лондону дверь капитанской каюты отворилась, и Уилсон вынес в коридор один за другим несколько моделей нашей «Пиратской бури». Они были точной копией дирижабля, только умещались в раздвинутые на ширину плеч руки. Позвав нас на презентацию своего чудаковатого изобретения, Уилсон задрал подбородок и, закурив свою любимую трубку, выжидающе уставился на Томи, из-за которого и сложился весь сыр-бор.
– Это что? – первым спросил Томи, очевидно, весьма разочарованный увиденным.
– Радио.
– Ты хоть раз видел радио? – наехал на капитана толстяк. – Оно квадратное, с динамиком и антенной. А это... это детские игрушки!
– Я, конечно, мог сделать специально для тебя модель радиоприемника, – начал переубеждать барабанщика Уилсон, – но не думаю, чтобы она смогла уловить ближайшие сигналы. Уж, извини. Хочешь, чтобы радио пело, найди себе другую временную эпоху.
Капитан смачно пыхнул трубкой, и коридор погрузился в смог, как в машинном отделении, где периодически в паровой двигатель подкидывается уголь.
– И как все это справится с возложенной на радио функцией? – поинтересовался Колин, разминая после игры на рояле длинные пальцы.
Уилсон вынул трубку изо рта и тыкнул ее концом в сторону роялиста.
– Первый правильный вопрос за сегодняшний день. Итак. В каждый из этих моделей мы будем впихивать афишу концертов нашего турне и основные новости и продвижения в нашем творчестве. Как только «Буря» будет пролетать над каким-нибудь городом или деревенькой, мы опустимся чуть ниже и пошлем дирижаблик, допустим, на центральную площадь. К дирижаблику мы прикрепим письмо, адресованное мэру или старосте, в котором излагается просьба распространить нашу рекламу среди местных жителей. Таким образом, фанатам – не побоюсь этого слова – будет легче следить за продвижением своих кумиров и знать, куда мы держим курс.
– Легче на душе не стало, – пустился в жалобы Томи. – Бабушка, вернись ко мне!
– А еще можно собирать дополнительную информацию в одном городе, а потом в письменном виде распространять ее в другом.
Идея принадлежала виолончелисту Инди, который в этот момент держал мою сестру за руку. Должно быть, Джуди одним только своим внешним видом подталкивает Инди к творческим выбросам.
– Как журналист, я с одного лишь слуха или сплетни смогу состряпать целый репортаж, – поддержал виолончелиста Уилсон. – А пока летим, я сумею смастерить еще несколько дирижабликов. Малыш Тэди, будешь мне помогать в этом занимательном деле.
– Есть, капитан!
Вот этим, в основном, я и занимался на протяжении всего турне. Первый дирижаблик мы запустили, пролетая над Гаагой – это городок недалеко от Амстердама. Дальше о новостях группы «Pirate Storm» узнали в Шлезвиге, что в королевстве Дания. В Пруссии мы чуть ли не каждые несколько часов пускали дирижаблики то в одну, то в другую деревеньку, и о нашем концерте в Берлине знали тысячи. Благодаря находчивости Уилсона молва о нас распространялась быстрее, чем в XXI веке информация распространяется по Интернету. Команда, в том числе и я, с энтузиазмом поддерживали капитана в его вновь набирающей обороты карьере журналиста. Уилсон один за другим штамповал репортажи и новостные заметки, а Джуди, например, переносила его каракули на бумагу мелким, элегантным курсивом. В этом деле ей помогали Колин, разбирающийся в некоторых диалектах немецкого языка, и Инди, который во время студенческой жизни изучал датский и чешский. Сам Уилсон и Майк в совершенстве владели английским. Один Томи все в отчаянии охал, замечая нашу «возню с игрушками Уилсона». Он считал идею с дирижабликами пустым занятием, не приносящим ничего полезного, кроме «небольшого пиара нашей группы».
– Когда-нибудь тебя вздернут за такую ересь! – причитал он, на что капитан с присущим ему скептицизмом ответил:
– Не волнуйся, в подобном случае ты сможешь составить мне компанию.
«Радио»-дирижаблики навестили также Дрезден, Брно, Триест и Тренто. Последний спустил лично я в малонаселенном Вадуце, что располагается почти на самой границе Швейцарского союза XVIII века и Германии XXI-го. Вместе с последним дирижабликом жителям Вадуца досталось письмо, анонсирующее наш ближайший концерт в Берне.
Чтобы попасть в Берн, нам нужно обогнуть Альпы...
...

Неизвестно когда. Неизвестно где

Похожее чувство я испытывал, когда излучение перенесло нас из главного цеха заброшенного литейного завода в XVIII век. Только тогда мы проснулись в развалинах саксонского замка, сквозь цветастые витражи которого меня обжигали лучи багряного солнца, а здесь я не почувствовал ничего, кроме жуткого, леденящего кровь холода. Будто попал в Хельхейм. Ни солнца, ни тепла. Лишь лед и тьма.
Сейчас я, с головой закутавшись в холодное одеяло, сижу в уцелевшей части нашего дирижабля и попытаюсь вкратце описать произошедшие события. А случилось вот что. Когда дирижабль шатнуло, я жутко перепугался. Но когда в каюту ворвался, пробив стекло иллюминатора, смешанный со снегом ветер, я испугался еще сильней. Только и помню, что чудом сжал в руке тетрадку и рванул из взбесившейся каюты вон. Я бежал по коридору, клонившемуся под сорок пять градусов то вправо, то влево, пока не наткнулся на поднявшего панику Томи. Вместе мы нашла сначала Майка, а затем и остальных. Капитан честно выполнял возложенное на него бремя – стоял у штурвала и пытался вырулить из этого хаоса. Снежная буря вобрала нас в свои щупальца, как плюшевую игрушку в игровом автомате. Было не исключено, что аэростат уже порвался и водород стремительно покидает свою оболочку. Мы теряли высоту, нас качало из стороны в сторону, как ветер – воздушного змея. Мебель валилась и каталась по полу. Джуди паниковала больше всех, в то время как Инди занимался углем в машинном отделении. А потом я потерял равновесие и, ударившись головой обо что-то деревянное и гладкое, лишился сознания.
Когда я проснулся, мне объяснили следующее: выжили все. Только Колин здорово поранил ногу. Снежная буря высосала из нас весь водород, и дирижабль наткнулся на горные хребты Альп. Не знаю, как так получилось, но «Пиратская буря» воткнулась носом именно в вырубленную временем пещеру. Добрая половина дирижабля, расколовшись по швам, оказалась заточена под ледяными сводами, а другая половина, точно тонущий Титаник, застыла снаружи. Я пишу «застыла», потому что ни двери, ни иллюминаторы открыть не удалось – дирижабль завалило снегом, вероятно, низвергнувшегося на нас из-за лавины.
А это значит, что выбраться отсюда мы не сможем.
Вот такая судьба настигла «Пиратскую бурю». Буря пиратская погибла от бури снежной. Остается надеяться, что членов экипажа не подстерегает та же участь.

День 1. Ледяная пещера

Количество проведенных в пещере дней буду обозначать навскидку. Раньше Уилсон мог определять время по своим карманным часам, но при крушении они оторвались от цепочки, и найти их не представилось возможности. В распоряжении имелись солнечные часы и ноктурлабиум, но в ледяной пещере ни солнца, ни звезд нет, поэтому оба этих предмета оказались совершенно бесполезными в сложившейся ситуации.
Мы составили список уцелевшего багажа. Начну с музыкальных инструментов (обычный человек перво-наперво обращает внимание на запасы провизии, женщина – на ребенка, инвалид – на трость или костыль, музыкант – на свой музыкальный инструмент). Полностью уцелели лишь виолончель, контрабас и скрипка. В ударной установке продырявился том-том и погнулся хай-хэт. А вот роялю пришлось туго... Не буду вдаваться в подробности, скажу только о том, как повреждения отразились на практике – несколько пар клавиш звука не издают.
– Смотрите, как символично! – сказал сегодня Колин. – Мы с моим роялем связаны красной ленточкой судьбы. Я повредил ногу, и он не обошелся без ранений.
Джуди ногу Колина промыла и забинтовала. Избегая тяжелых нагрузок, он поправится через пару дней...
Также сохранились капитанские курительная трубка, рупор, гармошка и думбек. А еще, конечно же, его голос, хотя я и застал пару раз Уилсона за легким кашлем. Пройдет, говорил он и принимался рыскать в хламе.
Среди прочего обнаружилось: недельный запас провианта и воды, около тонны угля, книги, поломанная к чертям мебель, сменная одежда для каждого члена экипажа, одеяла, постельное белье и одна модель дирижаблика.
Если максимум через неделю мы отсюда не выберемся, мир никогда больше не услышит о «Pirate Storm».

День 2. Ледяная пещера

Спина наутро (или в другое время суток) болела по-черному, а о сне вообще нельзя сказать ничего положительного. Из тех восьми часов, что обычно я трачу на сон, мне удалось поспать лишь около двух. Остальные шесть просто проворочался, закутавшись в одеяло, – руки-ноги мерзли, и я думал, что еще немного, и они покроются инеем. С остальными вышла та же проблема. Томи и вовсе не выдержал бессонницы и, заметив бурное шевеление, решил окончательно всех «разбудить» – по частям перенес ударную установку в самый центр пещеры и энергично принялся по ней долбить. Разумеется, в ритм. Признаюсь честно: барабанная партия из репертуара «Pirate Storm» подействовала на нас благотворным образом. Джуди и Уилсон даже улыбнулись, вот только искренне ли – я так и не понял.
После обеда – сушеные фрукты и мясо – Майк и Колин развели костер, но долго радость от тепла не продолжалась, потому что буквально через несколько минут дым заполонил всю пещеру, и дышать просто стало нечем. Уилсон сказал об этом заранее, поэтому даже не пытался добиться тепла таким способом. Все, что он смог высказать по поводу неудачи Майка и Колина, это: «Вы бы еще резину в огонь подкинули, для аромата». И продолжил что-то чиркать на бумаге. Я хорошо изучил привычки Уилсона за эти годы и знал, что капитана посетила муза. Поражаюсь, как в нашей ситуации ему удается быть настолько хладнокровным.
(Запись на полях): Если мы не найдем эффективный способ согреться, то в буквальном смысле станем хладнокровными.
Все же стоит отдать Уилсону должное – своим поведением он на все сто процентов подтверждает девиз «Pirate Storm»: мы живем, чтобы делать музыку, и делаем музыку, чтобы жить. Он не отчаялся. Он взялся за перо. Уверен, на листке бумаги скоро появятся ноты или текст новой песни.
...
Уилсон сжег все свои записи и наработки, сделанные сегодня. Я еще никогда не видел его в таком скверном расположении духа. За полчаса он выкурил две трубки.
...
Томи все продолжает барабанить. А в перерывах – ест. Помаленьку, но ест. Из-за этого с ним поссорился Майк (мол, жрешь как свинья) и решил сорвать злобу на своем контрабасе. Но стоило ему взяться за смычок и сыграть пару неполных партий, как он тут же начал причитать по поводу того, что терпеть не может контрабас.
– Верните мне бас-гитару! Верните ее!
Его желание понятно. Он, как и каждый из нас, устал от такой псевдожизни в восемнадцатом веке. Он соскучился по мобильному телефону, телевизору, Интернету, кофеварке, бас-гитаре... Вы много знаете басистов, готовых заменить свой инструмент на классический контрабас? Вот и я знаю только одного, который победил себя и смог с этим смириться. Каждому из нас пришлось с чем-то смириться, каждый чем-то пожертвовал.
И все же я дико надеюсь, что такая жизнь продлиться дольше одной недели. Много дольше...

День 3. Ледяная пещера

Инди удалось прорубить дверь в хвостовой части дирижабля, но после полутора метров плотного снега кочерга, которой и совершался раскоп, наткнулась на непробиваемый лед. Обессилевший и продрогший насквозь Инди разозлился, разломал в щепки туалетную тумбочку той же кочергой и накричал на Джуди, которая попыталась его успокоить. Сестра обиделась и начала донимать меня: одень то, одень это, не сиди на голом льду...
...
Когда я спросил у Томи, зачем он все время стучит по барабанам и тарелкам, в ответ услышал хмурое и резкое:
– Чтобы согреться.
Согреться-то так можно, но энергии при этом сжирается куча. Впрочем, возможно, Томи, как медведь, питается накопленными за долгие годы жировыми отложениями...
...
После тщетной попытки помириться с Джуди, Инди разозлился еще сильней и, как и Майк, принялся мучить свою виолончель. Правда, орать на всю пещеру «Верните мне электрогитару!» он не стал.
Помните, я упоминал, что Инди обожает группу «Apocalyptica»? Так вот сегодня он весь день играл партии этих финнов. Ничего из «Pirate Storm». Уилсон на этот счет промолчал, но по плечу виолончелиста все же не похлопал.
...
Нога Колина не заживает. Совсем наоборот – рана расширилась, и появилось много гноя. Джуди плясала возле Колина как могла, промывала рану, накладывала бинты, но самочувствие роялиста не улучшилось. Похоже, у него начался жар.

День 4. Ледяная пещера

Никогда еще не видел группу в таком разладе. Инди и Майк друг с другом чуть не подрались. Джуди все время заботится о Колине, а на старания Инди угодить ей или помочь не обращает никакого внимания. Уилсон с головой погрузился в себя и испытывает «ломку», потому что табак для трубки кончился. Томи перестал барабанить и теперь, закутавшись в семь шуб, валяется на подстилке в углу пещеры (как бы это странно не звучало, но в самой пещере чуточку теплее, нежели в уцелевшей половине дирижабля).
P.S. я бы написал больше, но пальцы замерзают до изнеможения, а писать в грубых рукавицах, связанных из волокон веревочного троса, не получается.

День 5 или 6 (я потерял счет времени). Все та же ледяная пещера

Никто ни с кем не разговаривает. Инди пытался прорыть проход в другом месте, но добился только того, что снег повалил вовнутрь и заполнил половину оставшегося в живых дирижабля. Томи стонет и просится к бабушке. Не удивительно, ведь он изрядно похудел с момента крушения. Одежда стала на нем великоватой. Лучше Колину не становится. Майк разговаривает сам с собой. Джуди сама не своя. Несколько раз бралась за скрипку, но из-за дрожащих рук не смогла сыграть ничего стоящего. Уилсон ходит взад-вперед и распевается.
Интересно, зачем ему голос, если мы все здесь умрем?..

День какой-то

Несколько дней не брался за дневник. Желания вести записи нет.
Всеобщая апатия.
Еда на исходе.
Периодически разжигаем костер, дышим гарью, но греемся.
У Колина развилась самая настоящая гангрена. Думаю, скоро придется ампутировать ногу.
Инди с Джуди не разговаривают.

День следующий

День запомнился одним эпизодом.
Когда я сидел на холодном полу, прислонившись спиной к ледяному сталагнату, и перечитывал свои предыдущие записи, Джуди вдруг забросила бессмысленную возню со скрипкой, приблизилась к Инди и, схватив его за руку, уверенным шагом повела в самый дальний и темный угол пещеры. Остальные спали (кроме Уилсона, который по-прежнему был занят собственными мыслями) и ничего не заметили. А я заметил возбуждение в глазах сестры; я все понимал. Она действительно отчаялась. Я знаю, что их отношения с Инди еще никогда не заходили так далеко, но сейчас они зашли так лишь от безысходности.
Я и сам уже об этом думал. Возможно, завтра мы умрем, а я так и не побыл с девушкой. Умру одиноким, холодным и голодным девственником. Наверное, подобные мысли недостойны четырнадцатилетнего пацана, но знайте – об этом я думал перед смертью.

Запись следующая

Случилось невообразимое.
Нас всех подозвал к себе лежащий на одеяле, укрытый всем, чем только можно, и истекающий горячим потом Колин. С его ногой стало совсем худо, но он смог выдавить:
– Рояль... Принесите рояль...
Томи сразу же высказался, мол, бредит Барон. Толстяк уже пополз было под одеяло, как увидел, что Уилсон, Инди и Майк направились к разбитому дирижаблю, и спросил:
– Вы куда?
Ответил Уилсон совершенно серьезно:
– Рояль принести. Не поможешь?
Томи махнул исхудавшей рукой и закутался в одеяло.
Джуди наблюдала за всем этим со стороны и, похоже, понимала больше моего.
Ребята перенесли рояль в центр пещеры и поставили его недалеко от ударной установки, на которой раньше так энергично долбил Томи.
– Друзья, послушайте! – воскликнул Уилсон всем нам. Даже Томи высунул мордашку из-под одеяла. – Все эти годы мне было приятно с вами работать. «Pirate Storm» начали свое существование в двадцать первом веке, а закончили – я вынужден это сказать – в восемнадцатом. Теперь скажите мне, многим ли группам такое удалось?
В возникшей тишине никто не ответил. Только Джуди робко покачала головой.
– Ни одной! – продолжил речь капитан, положив руки на талию. – Только на наши головы свалилась такая судьба. И я говорю вам: это не проклятье! Мы добились того, чего никогда не смогут другие. Своей музыкой мы увековечили наши имена на столетия вперед. Вся Европа наслышана о нас. Я знаю, что далеко не все из вас мечтали о такой славе, но выбирать нам не приходилось. Зато, нам позволено выбирать сейчас...
– Между смертью от голода и быстрым самоубийством? Выбираю второе.
Сарказм принадлежал Томи.
– Между финалом пустым и апатичным и финалом, полным жизнью! Команда «Пиратской бури», я спрашиваю вас, как вы хотите закончить свою музыкальную карьеру. Порознь, забившись по холодным углам в ожидании смерти, или так, как достойны уйти из жизни участники группы «Pirate Storm»?
Майк, Инди, Джуди, Колин, я и даже Томи, севший на одеяло, слушали Уилсона и то и дело кивали в ответ. Это происходило на подсознательном уровне, что-то щелкнуло внутри нас. Будто бы в душах каждого из нас зажегся крохотный огонек.
– Колин, готов ли ты плюнуть на боль в ноге и сыграть партию на рояле?
– Да...
– Инди, Майк, Джуди, неужели вы не хотите в последний раз взять свои смычки?
– Хотим.
– Томи, ты ведь первый взялся за музыку после крушения. Не желаешь ли проститься с ударной установкой по достоинству?
Томи поднялся на ноги и, заглянув в глаза Уилсону, отчаянно вздохнул.
– Я буду последней скотиной, если скажу, что нет.
Инди и Джуди радостно обнялись. Майк похлопал Томи по плечу. Колин слегка улыбнулся. А я пустил слезу.
– Тогда я спрашиваю вас, команда «Пиратской бури», каков наш девиз?!
– Мы живем, чтобы делать музыку, и делаем музыку, чтобы жить! – хором ответили мы.
– Так давайте же отыграем наш последний концерт! – Уилсон взмахнул руками в воздухе. – Малыш Тэди, ты будешь нашим единственным слушающим!
– Есть, капитан!
Уже через пару минут я сидел на одеяле и смотрел на «Pirate Storm» в полном составе: Майк с контрабасом, Инди с виолончелью, Джуди со скрипкой, Томи за ударной установкой, Колин за роялем, Уилсон с рупором вместо микрофона. Не знаю, откуда вдруг у всех появилось столько силы, но энергии они излучали вагон. Томи отбил ритм палочками, и музыка полилась, как в фольклорной сказке. Казалось даже, ледяные стены затрещали. Виолончель и контрабас заменяли привычные для уха современного рокера электро- и бас-гитары. Джуди получала мои овации во время соло на скрипке.

Ритмичная бас-бочка отстукивалась в ушах. Клавиши рояля создавали фон, от которого мое сердце замирало и хотело жить.
– Даже в самый последний час не покинет музыка нас! – пел, пуская пар, Уилсон, и я понимал: вот он, конец. Но о таком конце мечтают многие.
– Даааже в самый послееедний час не покииинет музыка нааас! – подпевал я капитану и сестре.
А потом моего плеча коснулась чья-то тяжелая рука.
Я отскочил к «сцене», а ребята прекратили играть и застыли с инструментами, точно статуи. На нас смотрело около дюжины одетых в меховые куртки чужаков, а позади них струился свет. Солнечный, дневной свет. Только в эту минуту я осознал, что нас все-таки откопали.
Вы, наверное, уже поняли, что я пишу эти строки вовсе не в ледяной пещере, а где-нибудь в уютном бревенчатом домике какого-нибудь швейцарца, который пустил нас к своему очагу. Оказывается, жители Вадуца, куда мы оправили последний «радио»-дирижаблик, узнали, что нас подозрительно долго нет в Берне, и, увидев сходившую с гор лавину, подняли тревогу. Добрые швейцарцы собрали поисковый отряд и блуждали по белым равнинам до тех пор, пока не наткнулись на кусок брезента, выглядывающего из-под снега. Копнув глубже, они нашли спущенный аэростат, а за ним – хвостовую часть дирижабля. Спасатели проломили в корпусе дыру, но я, увлекшись музыкой, этого не слышал. Уилсон, который увидел свет первым, решил, что это галлюцинация от холода и голода, поэтому не придал приходу швейцарцев значения.
Но теперь все это не важно. А важно одно – мы спасены, сыты и обогреты.

Запись последняя. Берн, Швейцарский союз

Нас благополучно сопроводили до Берна, где нашелся хороший лекарь, который привел ногу Колина в порядок. Буквально за несколько дней Томи вновь прибавил в весе, хоть еще и не догнал прежнего себя. Джуди публично влепила Инди пощечину и выкрикнула такие слова: «Это было от безысходности! Первый и последний раз!» Думаю, не стоит пояснять, что все это значит. Голос Уилсона, весьма осипший во время заточения в ледяной тюрьме, полностью восстановился. Зато Майк по-прежнему разговаривает сам с собой.
Жители Берна (читай: наши фанаты) решили скинуться нам на поездку до Парижа, за что мы, как и планировали, сыграли для них концерт, аж трижды выйдя на бис. В Париже у нас имеется неплохое сбережение и эллинг, где мы вновь построим новый дирижабль. Я уже обговорил с Уилсоном его название. Как насчет «Пиратского шторма»?..
Готовы к полету? Тогда добро пожаловать на борт!

[2]

Мне хватит
одного прикосновения,
чтобы прочувствовать
десятки
пуль.
PsychoRockNRoll

Ветер ревниво кричит на листья. Плевать: им только достать до земли, совокупиться с нежной почвой.
Ветер надрывно дует в прорехи соломенного кресла. Плевать: лишь бы спину не простудить.
И на сколько хватит ветра?
Ненадолго, - хнычет тишина в дымоходную трубу забегаловки. "Ревущий Фьорд" - тишине не нравится название кирпичного кафе. Она уходит, прикрывшись накидкой из воробьиных перебранок.
- Почему такая красивая девушка грустит в одиночестве? - звонкий голос выписывает пируэты где-то вверху, вне трущоб соломенных кресел.
Сбоку, из чужого измерения, женщина растаскивает стену на фотографии. Один снимок - один кирпич. Фотоаппарат тарахтит обьективом быстрее, чем рот его обладательницы.
- Женская прихоть, вот так сидеть и думать. Присаживайтесь, с меня не станется, - меланхолическая девушка мнет руки ромашке, кидает раздражительные звгляды на галдящий фотоаппарат. "Дура баба, зачем щелкает все подряд?!" - злые букви ссыпаются на пол.
- Спасибо, - парень глазами расстегивает молнии, пуговицы и запонки незнакомки, - как зовут-то вас?
- Грета Вербер.
- Ясно. Приятно познакомиться.
Тишина снова забегает на пару минут. Сидит, умиленно держит за губы то Грету, то парня. А потом с хохотом разбивается вдребезги об Осло-Фьорд, скатывается с черепицы кафе градом вороньих всхлипываний.
- Вы меня не обнимете? Холодно что-то сегодня.
Глаза юноши сияют, даже фотоаппарат умолкает и поворачивается шнобелем в их сторону - украсть на секунду эмоции, позавтракать калорийной радостью.
- Молодой человек, только без энтузиазма. На первый раз вам хватит.
- Простите. Кстати, меня зовут Ян. Кажется, невежливо обнимать девушку, не представившись.
- Главное - обнять. Все остальное приложится.
- Полностью согласен, - на что Ян слышит самодовольное "еще бы" и восхищенно наблюдает за терзаниями хлебной крошки в лапах голубя.
- Кажется, скоро метель, - Ян морщится, настраивая флегматичную английскую атмосферу разговоров о погоде. Атмосфера спиралью из рук, вниз, уносит обрывки фраз чахоточного радио.
- А я люблю метель. Когда глаза заметает белым порохом, только и остается, что шум радиочастот, уносящий в поток сознания.
- Мне иногда кажется, что ничего этого нет: ни Осло, ни фьорда, ни кафе. Даже вас, Ян. Будто радио восемнадцатого века, - Грета выращивает солнечных зайчиков на руке.
- Почему восемнадцатого?
- Потому что тогда его не было.
- Не понимаю, - Ян сочувственно вздыхает.
- А вам и не надо. Просто слушайте меня: девушкам это нужно. - Грета отпечатывает блики солнца на веках, продолжает, - и вправду, скоро метель. Готовьтесь: вам со мной придется ловить сугробы на лету.
- С Гретой хоть на кладбище!
- Вы гений, Ян, просто гений! - радостно хватает юношу за руку и мечтательно, по-детски бормочет, - пойдемте на кладбище Вестре Гровлюнд. Заодно познакомитесь с моими родителями.
- А они... того? Сочувствую.
- Не жалейте мертвых. Лучше живых пожалейте.

На кладбище Вестре Гровлюнд пахнет морем Маяковского. Лазурное, широкое, тянет землю за руки - спать.
На кладбище Вестре Гровлюнд шумит этюдами Айвазовского. Глубокое, как казан, одеяло накидывают сверху на солнце: яркой птице пора замолкать.
Слишком много синевы, чтобы поймать ее глазами. Для одного человека.
- Как много моря. Вот бы искупаться в нем! - восторженно говорит Грета.
- Не здесь. Мертвым не по душе наше веселье.
- Тут нет мертвых: только память о них. Ей плевать на нас, - могильная плита жадно впитывает человеческое тепло.
- Возможно. Но я все же постою.
- Ну и дурак. Простите, не в обиду, - руки пепельного цвета обволакивают Яна, усаживают на плиту, отдающую запахом Греты и свежепойманного снега. - Какой сегодня день недели?
- Вторник, Грета.
- Жаль: я поторопилась. Сестра соизволяет общаться с со мной только по средам.
- Вы же сказали, что тут только память о людях.
- Разве этого недостаточно? Если захотеть, то воспоминания зашевелятся в руках ворохом теплых мыслей.
Холодная каменная щека надгробия прижимается к Грете: если о хозяине могилы помнят, он жив.
- Думаю, вы правы. Хватит одного прикосновения, чтобы узнать чью-ту историю.
- Грустную историю. Чтобы узнать балаганный рассказ, достаточно наговорить кучу слов.
Грета нажимает на кнопку чахоточного портативного радио. То деликатно покашливает, начинает заунывный монолог помех. Девушка вплетается в кружева рваных слов, внимает каждому треску, оханью, посвистыванию старожилы прошлого века.
- Вот видите, Ян! Я же говорила: будете вместе со мной ловить сугробы. Из-за снежных завалов мы не доберемся обратно. Придется переждать метель здесь.
- Плохо. Я хотел напоить вас хорошим глинтвейном.
- Напротив, хорошо. Я познакомлю вас со своим котом. Его зовут Шредингер.
- Почему такое имя?
- Он у меня очень странный: то резвится, как черт, то впадает в мечтательную меланхолию, словно не жилец уже. По-моему, Шредингер - самый обаятельный клабищенский сторож из всех, каких я видела.
- Тогда знакомьте нас.
Янтарные прожекторы только и ждут этой фразы. Огромный шерстяной носок, похожий на кота, галантно сметает лапами шляпу с Яна и еще галантнее повисает на его шее.
- Шредингер и вправду обаятельный, - Ян меланхолично соскабливает миниатюрного тигра с затылка, голос неуверенно перебарывает затяжные кошачьи урчания.
- Я же говорила! Только не нахваливайте его: он слишком умный, чтобы не знать своей цены. Шредингер, сегодня мы с тобой пообщаемся по душам... э... Шредингер?
- Куда делся кот, Грета?
- Не знаю. Он чеширский: приходит, уходит... Я же говорила вам не хвалить его!
- Ну да, уходит... Может его и вовсе нет?
- В смысле?
- В смысле, кота вашего нет: померещился. Как радио в восемнадцатом веке.
- Кажется, вы уже нащупали путь к моему сердцу. Фраза про радио - моя любимая.
Колтуны на небе всегда хнычут. Но сейчас у них истерика: солнце нагло изменяет им снова и снова. Оно уходит на ту сторону покатой Земли, устраивать сцены ревности южным облакам.

- Вот, оказывается, куда меня пуля в лоб закинула…
Распаренные камни мостовой тихо плачут Грете на ухо: слишком тихо, чтобы что-то разобрать.
Распаренные древесные дома злобно скрежещут зубами: слишком громко, чтобы вникать в их злости.
- Так куда меня занесло?! – раздраженный голос Греты удваивается, изгибается и летит по воздуху.
- Кого вы спрашиваете? Стены сегодня молчаливы.
- Видимо вас. Кстати, как вас...
- Ян. А вас закинуло к дому, в котором вы родились. Отсюда начались все тяжкие и легкие жизни Греты Вербер.
- Да, действительно он... Только мне все это кажется очередной галлюцинацией.
- Очередной?
- Ну да. В первой я сидела у Осло-фьорда, потом болтала ногами, сидя на могильных плитах. После, кажется, дотронулась до пули, и реальный мир ударил меня.
- На самом деле, реальный мир ударил вас тогда, когда вы осознали, что никогда не были в Осло и не внимали гудению могил на кладбище.
- И то верно... А быть сумасшедшей, оказывается, весело!
Тени шершавыми языками вылизывают рыхлую мостовую, наступают на Грету и Яна. Толстые клубы дыма и пара стелятся по дороге, замирают в позе "69". Деревянные сваи домов упираются в руки забористой щетиной.
- Мне разонравился этот дом, Ян. Помогите мне одолеть его.
- Лучший способ убить воспоминания - сжечь. Спички есть, огонь есть, вас нет. По-моему, это наибольшая удача.
- А откуда... впрочем, неважно, - полыхающий истребитель врезается в стену дома, откусывает большой шмат древесного сала. Саламандры устаривают веселый шабаш на костях свай и перегородок, задевают теплыми хвостами лицо Греты.
- Ян, это замечательное зрелище.
- Это еще не самое лучшее. Вы поймете, как прекрасно не жить без всяких воспоминаний.
- И все же, мне грустно. Я никогда больше не заполучу фьорд, пахнущий холодом и чайками.
"Плевать" - кричит ветер, вгрызаясь в волосы.
- Нет: больница, пуля в лоб - только галлюцинация. Реальностью определенно был Осло.
- Но его не было, Грета.
- Знаю.
- И вас тоже не было.
- Тоже знаю. Как радио в восемнадцатом веке.
- Простите, не понимаю.
- Плевать. Давайте лучше ловить пожарище за руки.

Голосование до 20-го октября.

Две мечты.
Начало - отличное, очень понравилось. Даже где-то зацарапал в памяти: неплохой ход начинать рассказы вот так.
Язык также неплох, плавный, читаемый.
Приключения начались позже.
Дирижабль, как радио - добро. Герои также расписаны, у каждого своя роль, понравилось, как капитан группы подбадривает команду. Сюжет так себе, если честно, думаю, постарайся автор, вышло бы интересней. Но это всё плюсы, однако самый главный минус - затянутость.
День 1. Ледяная пещера - вот здесь я решил, что началась какая-то хрень. Наверно, автор забухал и давит кнопки носом.
День 2. Ледяная пещера - клянусь Вордом, не реши я проголосовать в дуэли, работа бы осталась недочитанной.
День какой-то - автор, стебёшься?.
Запись следующая - вспоминаю магическую формулу Соберись Тряпка (+10 к силе воли), и... наверно, автор и сам решил, что заскучал. Пошло интереснее - начались диалоги - развитие событий, чудесное спасение.
Как итог: удовольствие через силу.

Работа вторая.

Одним словом: вкусно.
"даже фотоаппарат умолкает и поворачивается шнобелем в их сторону - украсть на секунду эмоции, позавтракать калорийной радостью."
"Грета выращивает солнечных зайчиков на руке. "
"Толстые клубы дыма и пара стелятся по дороге, замирают в позе "69"
"Саламандры устаривают веселый шабаш на костях свай и перегородок".
Ещё были, но эти понравились особенно.
Да, герои... честно, даже не знаю как и сказать про героев. Они есть, и нет одновременно. Автор, вы псих?

Делаю вывод исключительно по ощущениям, по тому, какое удовольствие я получил от прочитанного.
В первом случае плюс на минус даёт минус.
Автора второго хочется увидеть во втором туре (за цифру два я).

1-ое: С первых же строк захотелось пожурить автора за как бе плагиат, но потом желание отпало - ну а почему бы и не написать ещё одну историю о путешествии туда-сюда-обратно? Поэтому - воля ваша, но следует заметить, что я читал большое количество произведений в таком духе и волей-неволей - сравнивал. Тема раскрыта не оригинально, но это полбеды. После того как ваше радио возникло на секунду и тут же погибло - стало очевидно и ясно, как спасутся ваши герои. Штампы везде - и ведение дневника, и запрет на "эффект бабочки", и сентиментальная нотка в конце. Такое ощущение, что не рассказ прочитал, а посмотрел очередной американский шедевр. Ну, это вам в минус. Ну а что касается плюсов - читалось легко, написано просто и понятно, доступным языком - таким обычно детям пишут. Очень похоже на "Ведуна", если честно - и по задумке и по исполнению. Сдаётся мне, вы знакомы с этим произведением) Да и как-то впопыхах всё получилось - тему то развернули - огого. Её бы ещё писать да расписывать, но видимо за нехваткой времени - вам пришлось свернуть карты, а жаль, можно было красиво продолжать) Ну, вот как-то так.

2-ое: В отличие от первого, где автор не стал искать второго дна в заданной теме - вы прямо таки очень ловко извернулись. Смысл-сюжет - это отдельный разговор. Мне он почему-то не стал стольким важен, хоть он и понятен. Однако мне симпатизирует - язык и манера подачи. Не проходит и пары абзацев, как хочется остановиться и прочитать отдельное предложение или словесный оборот лишнию пару-тройку раз. Не буду заниматься цитированием - слишком много получится. Тема, хоть и с необычного ракурса, но всё же раскрыта, и это хорошо) Понравилось, и как уже было сказано - хочется видеть вас во втором туре)

!!! ГОЛОСУЮ ЗА ВТОРОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ !!!

Первая работа - хорошо начиналась,интересно.Но закончилась,может кажется мне ,но как-то обрубано.Я уже настроилась как герои начнут медленно и печально искать спасения,а все так быстро разрешилось - но это с одной стороны.А с другой - хэппи-энд,героев спасла музыка."Музыка - это жизнь","Умирать так с песней" - Понравилось.
Вторая работа -ммм...Целый кладезь интересных образов.Хочется перечитывать и запоминать,чтобы потом цитировать.
На кладбище Вестре Гровлюнд пахнет морем Маяковского. Лазурное, широкое, тянет землю за руки - спать.
На кладбище Вестре Гровлюнд шумит этюдами Айвазовского. Глубокое, как казан, одеяло накидывают сверху на солнце: яркой птице пора замолкать. - прочитала нараспев.Автор точно в душе поэт.С таким воображением нужно писать стихи.Им цены не будет.

Голос отдам за 2-е.Спасибо,было очень вкусно.

Голосую за первую работу.

Пусть она несколько банальна, затянута и с присутствием некоторых штампов. Но все же более понятна и по теме. Лично я читала взахлеб. А оформление как ведение дневника очень понравилось.

Вторая работа - набор непонятных образов и слов. Я ничего не поняла из этого текста. "Язык и манера подача" - меня взбесили. Ну не люблю я это. (как бы субъективно это не звучало).

Первая работа не нова в смысле идеи и хотя написано ровненько, гладко, уступает аналогичным сюжетам. Соглашусь с предыдущими читателями многовато штампов. Определенно не хватило образности, чтобы как во втором творении хотелось перечитывать каждую строчку. Тема, конечно, сложная, интересная, но раскрыта в лоб.

Вторая работа отличается обилием образов, замечательных оборотов, раскрытие темы весьма неординарное, что безусловно плюс. Не смотря на некоторую рваность повествования рассказ кажется цельным, законченным.

Голос за вторую работу.

Первая работа банальна, но все-таки проста и доступна. Написано легко и интересно. Автор хорошо ориентируется в музыкальных терминах (в частности, названия музыкальных инструментов). Тема раскрыта прямо, но автор хоть действительно старался ее раскрыть.
Во второй работе автор пошел хитрым путем, ограничившись парой намеков на раскрытие темы с помощью экивоков главной героини. В тексте много образов, хороший язык, но слишком уж мало действия и всего пара сцен. Но зато хорошо обработано, старательно.
Выбор сложный в плане того, что хоть второе произведение и лучше по многим параметрам, но вот понравилось мне больше первое. У него потенциал масштабнее, что меня и заинтересовало. После долгих моральных терзаний, я отдаю голос все-таки за "Две мечты"

Ну что сказать, ну что сказать...
А начнём-ка мы по порядочку. Первый рассказ... Хм... Сюжет, конечно, дурдомный. Детали и того хуже. Музыкальные гении-полиглоты перемещаются во времени и пространстве из Раши (родины нашей) почему-то в Саксонию, откуда-то берут деньги на пиво, гостиницы, эксклюзивные музыкальные инструменты, пугают прохожих дредами и косухами с острыми заклёпками, с ветерком пересекают границу воюющих государств в охваченный революционным движением Париж, где на радостях без всяких законов физики (прости нас, Циолковский, столько лет промучавшийся со своим цельнометаллическим дирижаблем) собирают из местных запчастей огроменный дирижабль. Дальше лучше! Группа гастролирует галопом по Европам со своим фолк-роком, рекламируя повсюду самих себя и давая концерты песен и плясок народов стран СНГ (читай: баварцы любят русские песни).
Мде. Перечисление городов, кажется, просто здесь для объёма. "Титаник" написан без кавычек (можно руками показать ). Писать про талию мужчины и вовсе не стоило бы. Не звучит. Что ещё? А всё, ругать больше не буду. )) Похвалю за хороший слог, обилие мыслей и деталей. Диалоги понравились наполовину. Почему только наполовину? Всё дело в том, что при хорошей и грамотной подаче диалогов (одна половина) у нас выходит грубоватая и ненатуральная начинка (вторая половина). Местами автор забывает, что пишет "дневник"...
А вообще, что сказать. Мне понравилось. Читать было интересно и не скучно. Комментарий Коллапса стоит вообще проигнорировать. Он в последнее время подрастерял свою былую скромность, стал резким и... даже не знаю... несуразным, что ли. В моём рассказе правильно указал мне на штампы (ну лень мне было возиться над таким вялым сюжетом), но при этом сам же насоветовал кучу штампов. Зачем?.. Кто его поймёт.
В общем, идея с дневником выполнена хорошо, подача есть, и слава богу.

Теперь пару слов о втором... хм... рассказе...
Ничего особенного. Ну вот абсолютно не зацепил. И цитировать не хочется, и перечитывать не тянет. Ну, да, симпатичные найдены образы. Интересные по отдельности. Но всё вместе смешать в кучу - это слабенько, слабенько... Картинка не склеивается совершенно. Понимаю, на этом месте (где могла бы быть наша реклама) автор и задумывал создать карнавал из сменяющих друг друга безумных мыслей. Но реализация, товарищи, не ахти. Что мы видим? Ветер, ветер, фотоаппарат (?) в чьих-то руках, диалог, болтовня, болтовня, перепутанная в персонажах болтовня, кладбище, что-то там в концовке. Ну и всё. Мдааа...
Я скажу так. Каждому слову, каждой фразе, каждому удачному образу должно быть своё место. Если же все места заняты как бы неплохо построенными фразами, которые друг друга нивелируют, получается хаос, смотреть на который неприятно и невкусно.
О раскрытии темы промолчу.

У обоих авторов есть определённый потенциал, и это радует. И там, и там я нашёл что-то любопытненькое, но позитивные эмоции больше оставил первый рассказ. За него и голос.

ГОЛОСОВАНИЕ ЗАКРЫТО.