#1 Мир наизнанку
- Он тебе обязательно понравится! - чуть ли не задыхаясь говорила Сиара, перебивая саму себя. - Он восхитительный! Его длинные волосы, его горящие страстью к жизни глаза! Ах! Он прекрасен! - она тянула подругу за руку изо всех сил, перепрыгивая сразу через несколько ступенек каменной винтовой лестницы. Лиора, тянувшаяся за ней, постоянно спотыкалась и чуть ли не на четвереньках ползла за сошедшей с ума от любви девушкой. - Он такой внимательный, он всегда меня слушает! А его одежды! Я никогда не видела, чтобы в этом городе кто-нибудь еще так одевался! С такой же элегантностью, строгостью и… сексуальностью!
- Сиара, подожди! - Лиора остановилась, снимая туфли на длинном каблуке. Набойки так и желали отлететь от них, постоянно ударяясь о камни ступенек, - ты мне так ноги сломаешь!
- Но мне так не терпится вас познакомить! - все на таких же возбужденных нотах продолжала девушка в коротеньком платьице, - я хочу чтоб ты увидела, какой он потрясающий!
- Я увижу, обязательно, - наслаждалась недолгой остановкой Лиора. - Никуда он не денется, ничто с ним не случится, а вот я себе точно что-нибудь разобью!
Сиара не слышала:
- Он, он, он прекрасен! Я так по нему соскучилась, хотя и не видела его всего половину этого ужасного дня! Но сейчас он его раскрасит! Ах, он так чудесно раскрашивает красками своих слов минуты моей жизни… - мечтательно глядя куда-то вверх, девушка сложила руки на груди, а ее милое личико расплылось в яркой, искренней улыбке…
…Я вам не понравлюсь. Если вы в своем уме - вы начнете меня ненавидеть с первой встречи. Я сразу предупрежу вас о том, что я самый недостойный, самый подлый и злой человек в мире, собранном из грязи, лжи и кривых зеркал. Я ношу длинные волосы, чтобы люди не сразу видели мои глаза. Полные холодной ненависти глаза. Этот взгляд прорвется вам сквозь одежду, он полностью обнажит вас передо мной и острыми иглами ворвется в вашу ничего не подозревающую душу. Каждое ваше слово - это целая картина для меня. Из этих картин я соберу целое полотно уже спустя несколько минут нашего с вами разговора. И я буду стоять перед стенами, где изображена во всех подробностях ваша голая, ничем не прикрытая душа. Я буду вглядываться в вашу сущность, выискивая каждое уродство на сознании и царапая ножом там, где еще не зажили раны прожитых вами дней. Я буду упиваться соком ваших страданий, пока не высосу все до конца, пока не превращу в гротескные уродства даже те части вашей души, которые могли бы показаться красивыми. И наевшись вашей болью досыта, я снова одену цилиндр с длинными полями, укутаю свое уродливое лицо в шарф, одену неприметный черный плащ и невидимкой растворюсь в серой толпе таких же уродов, как и вы. Стук моих каблуков выпадет из вашего внимания уже спустя считанные секунды и вы будете жалеть о том, что вы прослушали мое предупреждение:
Я говорил, что я вам не понравлюсь.
Сиара продолжала бежать впереди, пока ее не столь воодушевленная подруга плелась сзади. По холодным камням она шагала на носочках, держа туфли в одной руке, а другой придерживая длинное платье.
- А еще, а еще он настоящий герой! Я же рассказывала, как мы познакомились?!
- Да, - недовольно буркнула Лиора, уже зная эту историю наизусть.
- О! Как это было романтично! - Сиара снова остановилась, мечтательно глядя в потолок, но наблюдая перед глазами картину прожитого ею дня.
Утро, карета, Маркиз де Легуин, как всегда встречавший ее с букетом алых роз, дорога, бал, его взгляд, на дне которого пламенем преисподней горела страсть. Она жгла его изнутри, не оставляя ничего прежнего от самого молодого представителя элиты города Готнорда. Он не танцевал, он лишь смотрел на Сиару в пышном платье и видел невероятной красоты картины с ее обнаженным образом. Он знал, что такое внимание не воспринимается всерьез, он знал, как она над ним смеялась с подругами. Слухи уходят куда дальше, чем наш собственный голос. Но сегодня все должно было перевернуться, он заставит ее воспринимать себя всерьез. Ее, Сиару, кружащуюся в нежности своего танца.
Из зала они вышли, когда уже сгустилась ночь. Красивейший юноша, взяв Сиару под руку, проводил ее до кареты и сел рядом с ней, велев кучеру двигаться туда, куда он с ним договорился.
- Куда же ты решил меня отвести в столь поздний час? - сияя спросила Сиара, не сводя глаз со своего спутника.
- Это сюрприз, - неуверенно улыбаясь буркнул Маркиз, отводя взгляд от ее глаз в сторону окна. Темную улицу освещал лишь тусклый свет тех таверн, которые еще не закрылись. Фонари на этой улице никто не зажег сегодня.
Маркиз все еще помнил предсмертный стон фонарщика.
- Вы, как джентльмен, должны мне все рассказать, - этот взгляд - Сиара подняла брови и полными детской невинности глазами посмотрела на Маркиза, осмелившегося всего лишь на миг снова повернуть к ней свой взор. Знала ли она, как далеко такой взгляд способен проникнуть в душу? Как легко такая чистота способна осветить всю грязь на чужой душе?
Маркиз поспешил перевести глаза - его взор скользнул по шее, украшенной тонкой золотой цепочкой, опустился на грудь, сдавленную корсетом и сердце снова забилось чаще, прогоняя прочь всплывшее вдруг желание отступить.
- А Вы, как истинная леди, должны проявить немного терпения.
Карета остановилась. Казалось, что она просто повисла в темноте - не было видно ни мощенной дороги, ни бульвара, ни домов рядом - мрак черной жижей вылился на поверхность всего, что тут было.
- Выходите, - рука Маркиза, которую он протягивал Сиаре, уже тряслась от нетерпения, но девушка, с любопытством вглядываясь в темноту в ожидании романтичного чуда, не заметила этой дрожи и спокойно спустилась вниз. Каблуки коснулись бульвара, хоть как-то развеяв тишину спящего города. - Следуйте за мной, - Маркиз начинал выдавать свое нетерпение, он не мог больше спокойно смотреть на Сиару, сияющую в абсолютной темноте. Крепко схватив ее за руку, юноша потянул девушку туда, где тьма вообще не даст им вздохнуть.
- Что вы…
- Молчи! - удар в лицо повалил Сиару на камни, забрызгав их капельками крови. Осколки света от свечи в карете еще доходили до сюда, и отразились блеском на ее ране. - Я слишком долго ждал, я не могу больше терпеть! - треск платья, глухие звуки ударов, сдавленные вздохи вместо криков - разбивая девушке губы, Маркиз зажал ей рот рукой.
Лоскуты одежды разлетались во все стороны. Запутавшийся в десятках платьев Легуин начинал злится еще сильнее, его удары приносили еще больше боли, его движения становились еще грубее, а сердечко Сиары наливалось еще большим страхом и неосознанием происходящего. Он! Маркиз! Маркиз самой богатой семьи в Готнорде! Он - убийца и насильник?!
- Да, - внезапно кто-то ответил в слух на ее мысли.
Маркиз тут же одернул руку с губ Сиары и потянулся за револьвером. Он дорожил своей репутацией, он был готов платить всеми смертными грехами за молчание свидетелей. Девушка не могла кричать от страха и боли, парализовавшей все ее измученной тело. Мрачная тень, нависшая над ними, показалась ей тенью ангела.
Выстрел.
Еще один выстрел.
Люди, спящие за этими тонкими стенами слышали и крики Сиары, и крики Маркиза, и выстрелы, но ни один из этих трущобных крыс никогда в жизни не осмелится выйти на эти звуки.
Еще один выстрел.
Все мимо - тень даже не пошевелилась! Неужели руки Маркиза, подскочившего на ноги настолько сильно тряслись?!
Сиара уже почувствовала неприятный и одновременно манящий запах серы, исходящий от длинного плаща незнакомца. Он, совершив грациозный прыжок вперед, внезапно оказался за спиной маркиза, обхватив его шею своими длинными, тонкими пальцами. На секунду оба мужчины так и застыли, а взор незнакомца остановился на лежащей в разорванном платье и собственной крови девушке. Сиара почувствовала в его глазах надежду на сохранение собственной чести, этот взгляд пронизал ее насквозь, спасая и вытягивая из бездны отчаяния.
Но это лишь миг. В следующее мгновение незнакомец развернулся к девушке спиной, чтобы она не видела гибели своего возлюбленного. Сдавленный крик. Хруст. И обмякшее тело Маркиза словно тряпичная кукла сползло на землю. Без жестокости, без смакования убийства. Он взял на душу самый страшный грех ради ее спасения.
- Меня зовут Рузвельт, - бросил незнакомец, быстро собрав с устеленной кровью земли самый большие лоскуты ткани, чтобы прикрыть девушке грудь и обнаженные части тела. Его глаза видели во мраке лучше, чем глаза кого-либо.
- Меня…
- Неважно, - Рузвельт поднял уже теряющую сознание девушку на руки. Она почувствовала себя невероятно легкой, находясь в его власти, она не больше ничего не боялась, когда он, почти летя над землей, нес ее обратно в карету. Под взор ошеломленного кучера, незнакомец положил ее на мягкие кресла, укрыв израненное тело лежащим там пледом. В следующий же миг Рузвельт оказался около кучера. Ему хватило трех слов, чтобы тот понял всю власть нежданного гостя. Карета тронулось, и все перед глазами Сиары застелила радужная темнота бессознания.
Она знала, что из власти дьявола ее сильными руками вытащил ангел. Настоящий ангел. Самый чистый и прекрасный ангел.
Я не понимал их. Никогда. Почему свои грязные дела обязательно делать под покровом ночи? Даже днем, самым ярким днем, который только может быть, никто из них не остановит преступление, не протянет руку тому, кто истекает кровью. Даже днем любое ваше зло сойдет вам с рук.
Единственное объяснение - в ночном мраке и тишине ваша собственная совесть ничего не заподозрит.
- А Вы, как истинная леди, должны проявить немного терпения, - услышал внезапно я. Ненависть и жесткость, прыснувшая с уст Маркиза под вуалью вежливости, не могла остаться незамеченной. Перед глазами, обращенными к звездному небу, тут же возникла картина, ужаснувшая бы кого угодно - у девушки не было рук, чтобы она не смогла сопротивляться, ее лицо было разбито настолько сильно, чтобы она не смогла кричать. Только терпеть. Терпеть боль и унижение, которые не вынес бы даже я.
Карета. Протягивая дрожащую руку прекраснейшей девушке из нее выходит юноша и ведет ее под покров ночи, где его совесть будет молчать. Я мог пропустить мимо это зло, но душа моя требовала упоения его собственной болью. Если бы кто-то мог видеть мои мысли, то перед ним бы предстало тоже самое, что я видел секунду назад.
Только на месте девушки был бы этот ублюдок.
Я не спешил. Пусть за последние секунды жизни он совершит такое количество грехов, что его жалкая душонка будет гореть в аду несколько тысячелетий.
"Он! Маркиз! Маркиз самой богатой семьи в Готнорде! Он - убийца и насильник?!" - когда в голове лишь одна мысль, обостренная болью, ее чертовски легко услышать. Словно ее произносит в слух хор из тысячи голосов. Такие мысли громче вашей речи.
- Да, - сказал я.
Через секунду в меня выстрелили.
"Не попал!" - подумала девушка, но она ошибалась. Острая, горячая пуля вонзилась мне прямо в грудь. Вторая попала в живот. Такой чудовищной боли я не ощущал уже очень давно, но ей я казался живым и здоровым. Что ж, пускай, все могут заблуждаться.
Я легко шагнул за спину этому неуклюжему уроду, своими холодными некрасивыми руками я обхватил его тонкую шею, заставив его сдавленно вздохнуть. Стоит ли ей видеть то, что сейчас произойдет? Я взглянул на девушку. По ее нежным щекам тонкими, изящными линиями текла кровь. Она спускалась на грациозную шею, к ее обнаженной груди, так быстро вздымавшейся и опускавшейся. Она все еще пробовала прикрыть обнаженное тело лоскутами порванного платья, но я все равно видел ее стройные ноги, ее изящный изгиб талии. Она была застывшей музыкой в мире шума и гама.
Она никогда не прочитает в моем взгляде, как я чертовски хотел в тот момент продолжить дело Маркиза Де Легуина.
Я остановил время. Она не должна знать того, что сейчас произойдет. Когда останавливаешь момент, на мир обрушивается не тишина, нет. А настающая какофония звуков, что зависли в этой секунде. Но сейчас по пространству растекся лишь ее стон. Ее, такой уязвимой и нежной.
- Что за… - я позволил Легуину вырваться. Он тут же наставил на меня свой чертов револьвер. Я схватил его под локоть и заломил руку под углом, который даже невозможно представить. Оружие выпало из его обмякших пальцев, а кровь потекла на изломы серых камней.
Маркиз опустился на колени. Я наслаждался его перебивающими друг друга мольбами "не убивай меня", я бы слушал эти стоны бесконечно, но желание покончить с ним раз и навсегда не давало мне возможности потерпеть. Я схватил его лицо и большими пальцами выдавил оба глаза. Мощным рыком сломал челюсть и пробил его тупую голову мощным ударом его же собственного револьвера. Легуин окончательно завалился на землю, рядом с собственной жертвой, все еще продолжая дышать, захлебываясь кровью.
Я мог погрузится в покой лишь в тот момент, когда вокруг меня была боль и отчаяние.
Я высадил по пуле в каждое колено этого недоноска и, бросив оружие на землю, сел рядом, доставая из кармана плаща сигарету. Боль не позволяла ему сказать ни слова, но я и не любил долгих речей - никто из умиравших еще не сказал ничего оригинального - ноты их стонов и криков были куда разнообразнее и интереснее.
Когда я докурил и затушил окурок о его щеку, Маркиз был уже мертв. Я взял его размякшее, пронизанное мучениями и агонией тело и, повернувшись к Сиаре спиной, запустил время вновь. Что-то не давало мне впустить в ее душу ту злость, которую я обнажил перед ее бывшим возлюбленным. Пускай она считает, тот умер быстро и без мучений.
От перелома шеи. Я не видел в ее душе ни одной картины, наполненной грязью и презрением. Я не хочу играть большую роль в этом мире, я могу уничтожать души, но не менять их.
Я поднял Сиару на руки, даже удивившись тому, какое наслаждение я испытывал, касаясь ее кожи. Скорее всего, я наслаждался ее ранами. Положив девушку в карету, я, разорвавшись на куски, оказался около ошеломленного кучера. Из его разинутого рта я не хотел слышать ни слова, мне нужно было его вывести из ступора, не слушая чрезмерно предсказуемых фраз.
- Слушай сюда, - я поднес к его лицу кулак, - сейчас ты нас повезешь на самый север Готнорда, - я раскрыл ладонь. На ней лежал палец Маркиза, - или я тебя разорву на такие же мелкие кусочки, как и твоего хозяина.
Страх - самый надежный рычаг управления людьми. Кучер, как я и ожидал, в полном молчанье довез нас до моего поместья. По моему приказу он остался ждать меня у ворот, пока я заносил в дом потерявшую сознание Сиару и даже почему-то обрадовался, когда я возвращался, словно я должен был вернуть ему какой-то долг за доставку. Что ж, я верну.
- Молчание и бездействие - вот два греха, которые забыли занести в библию, - снова тот же разинутый от удивления рот. И пуля в голове. Тело кучера свалилось к ногам черных лошадей, что везли карету.
- Он так обо мне заботился, - вздыхая, повторяла Сиара, - он не отходил от меня ни на миг! Он всегда был рядом!
Вокруг меня было лишь тоже самое пламя, что горело и в моем слабом теле. Обжигая руки, я открыл створку клетки, в которой пахло тухлятиной и мертвечиной. Где то в самом углу, в собственной рвоте и крови забилось существо, ставшее уже совсем непохожим на человека - с его костей от жара кругом стекала кожа, давно потерявшая прежние свойства.
- Эй ты, - крикнул я, с отвращением глядя на жалкое существо перед собой. - Вылезай.
- Но… - услышал я долгий, напуганный хрип в ответ, - меня сегодня уже…
- Мне до твоих проблем дела нет. Вылезай, я не хочу пачкаться.
Существо выползло на четвереньках и сжалось у меня в ногах, начиная молить о пощаде. Самое неприятное, что мне все-таки нужно было прикоснуться к этой рухляди - я поставил ногу ему на лопатку, тут же скользнув по стекающей вниз коже. Щелчок пальцами - и вот мы уже в окружении приятной прохлады ночного ветра. Вокруг меня - мрак все той же ночи и сотни акров моей земли. В ногах - средних лет мужчина, одетый в один из моих костюмов.
- Мое тело… - шептал он.
- Да. Твое тело. А теперь иди за мной, Леон. Ты теперь снова жив, - не оборачиваясь я шагнул в сторону дома, пока самый лучший из живших на земле врачей, осматривая свои руки, шагал за мной.
- Теперь она - твоя забота, - сказал я, заталкивая его в комнату с лежащей на кушетке Сиарой. - Ты получишь награду, если с ней все будет хорошо.
Леон покорно кивнул. У меня дома были все лекарства, которые могли ему пригодится, так что он, не задавая лишних вопросов, тут же принялся за обрабатывание ее ран, пока я смотрел на то, как восстанавливается тело самого загадочного человека, что я встречал. Через закрытые глаза и неподвижные губы я не мог разглядеть всего того, что видел в других. Мне нужно было ее услышать, мне нужно было столкнуться с ней взгядом, чтобы убедится - абсолютно все люди ничтожны.
- Как ты? - поинтересовался я, когда Сиара сидела у огромного окна в своей комнате глядя на то, как по стеклу спускаются капли дождя. Он укутал город в непроницаемую серую дымку.
- Я скучаю… - слезы. По ее щекам снова текли слезы. Как и в первый раз, когда я ее увидел. В отражении этих слез я видел не ее боль, я видел нечто другое. И никак не мог понять - что же это?
- По кому ты можешь скучать? Я могу тебя к нему отвезти.
- По Маркизу.
Я не поверил бы, если б в этих словах не увидел картину того самого юноши, который истекал передо мной кровью. В этих словах он был красив, он гордо держал спину и так беззлобно улыбался с полотна ее фантазий. Он не был тем отражением зла, что я в нем увидел.
- Но он же… - никогда еще не было такого, что мне было нечего сказать. Я знал мысли людей, я знал мысли ангелов, знал мысли богов и дьяволов, но ничто не походило на мысли Сиары.
- Я его любила. Он был замечательным - дарил цветы, водил на балы, всегда за мной ухаживал. За ним я чувствовала себя в безопасности, пускай он и хотел взять больше, чем я могла ему дать. Может быть, это мои ошибки привели к тому случаю…
Я молча сел рядом, рассматривая Сиару, словно какую-то диковинку. Она спускала свои длинные темные волосы на лицо, пряча зеленые, сверкающие от слез глаза. По ее нежным щекам продолжали течь слезы, но на собственном изображении вся ее человеческая красота не имела никакого значения - она была слишком мала перед мраком, ее окружившим. На собственной картине Сиара, не выполнив ожиданий тех огромных людей, что нависли над ней, сидела на земле в полном одиночестве, сияя на фоне окружавших ее отбросов чуть видным блеском печали.
- Стоит ли мне извинится за то, что я его убил? - может хотя бы по отношению к себе я увижу грязь и порок?
- Ты поступил как настоящий герой! - Сиара повернула ко мне свои большие, сверкающие глаза, - я чрезвычайно тебе благодарна! Ты не мог поступить иначе!
Правда. Когда люди говорят о своих чувствах, они забывают, что такое правда. Но и тут - изображение героя, а не убийцы и садиста, никто никогда не видел меня таким, даже когда я искренне пытался кому-то помочь. А помогал я лишь тогда, когда не разочаровывался в людях сразу. Я разочаровался лишь потом.
- Я тебя не понимаю… Маркиз Де Легуин хотел причинить тебе боль.
- Это было его ошибкой. Все люди ошибаются. Всех людей можно простить.
- Ты готова простить и его?
Я знал ответ. Я никогда не думал, что я смогу предугадать такое, никогда не думал, что слово "да" в данном случае будет единственным, что я мог услышать. Люди не прощают. Никто при мне ничего не прощал. Даже бог не прощает.
Я оставил Сиару дома. Маркиз при нападении сломал ей ногу и девушке нужно было еще отлеживаться. Ее хрупкое тело не было готово ко встрече с таким ублюдком. За лечение ее ран, кстати, кое-кто должен был получить от меня награду. Как мы и договорились, Леон ждал меня на кладбище, прячась в плащ от яростных порывов ветра, что срывали с деревьев последнюю листву. Под ногами хрустели листья, мне нравилось гасить в них последнюю жизнь, разбивая на тысячи маленьких, огненного цвета осколков. Лето, такое хрупкое перед осенним мором, больше не могло сопротивляться. Жалкие попытки деревьев цвести, а солнца проглядывать сквозь толстый слой туч, меня лишь умиляли.
- Леон, - обратился я, когда врач вскочил передо мной на ноги. - Я благодарен тебе за проделанную работу.
Он улыбнулся. Его толстые щеки закрыли ему глазенки в момент этой отвратительной ухмылки, обнажившей желтые, кривые зубы. В нем читалось лишь самодовольство от покорности, которую он ко мне проявил. Какой жалкий памятник собственному рабству.
- Я рад, сер.
- Следуй за мной. Я знаю, как сладко поддаваться грехам и готов тебе это позволить за твою помощь.
Топча листву, лежащую на тропинке, я подвел Леона к склепу, с упоением успевая читать имена на потрескавшихся надгробных плитах. Скольких же людей я отсюда знал. Дверь открылась с невыносимым скрипом, впуская нас в совсем иной по атмосфере мир - щелчком пальцев я зажег десятки свечей, уже расставленных мною повсюду. Их дрожащий, желтый свет, обрушившись со всех сторон на тело девушки, наполнил ее кожу живым блеском. Она лежала на закрытой крышке огромного, укутанного паутиной гроба. Абсолютно обнаженная, совсем недавно убитая точным ударом ножа в шею. Ее идеальное тело не пострадало от гибели, и еще не успело пострадать от гнили, которую только собиралась накинуть на нее смерть.
Леон взглянул на нее раскрыв глаза на столько широко, насколько ему позволял жир на лице.
- Ты специально убивал болеющих девушек, ради насилия над ними. Если ты был готов продать душу за такое при жизни, я думаю что это - лучшая для тебя награда, - не дожидаясь ответа, я вышел на улицу, захлопнув дверь. Там меня встретил ледяной ветер и мелкий, моросящий дождь.
Опираясь на дверь спиной, я уставился на два креста рядом со склепом. Эти люди никогда не знали друг друга при жизни. Волоча одинокое существование они умерли с разрывом в десятилетие. Но сейчас они тянулись друг к другу. Покосившиеся кресты почти соприкасались, показывая, что близость они познали лишь в аду. Я закурил, слушая стоны Леона, доносящиеся из склепа. С каждой затяжкой грех на его душе становился еще тяжелее, с каждой фикцией он падал еще ниже в пламя преисподней. Я ждал момента, когда он дойдет до предела, бросил окурок на землю, затушив все искры ногой, достал револьвер и, широко распахнув дверь, ворвался в его приют извращения.
- Тебе оставалось гореть десять лет, идиот. Всего десять лет за все твои убийства, - ужас. Это самая прекрасная картина, которую можно увидеть в глазах. Особенно приятно, когда на этой картине - я.
- И… и… - Леон принялся застегивать штаны, будто бы я ничего не видел.
Чужая слепота не прощает совершенных грехов.
- Теперь тебе гореть в аду еще две сотни лет, недоносок, - сразу после того, как я нажал на курок, я исчез.
- Я помню, как он мной восхищался! Ни один мужчина не говорил мне таких слов!
- Что же он тебе такого наговорил? - нехотя спросила Лиора, зная, что ее подруга будет рассказывать ей про восхищение словами Рузвельта до тех пор, пока она все-таки не задаст этот вопрос.
- Он не врал мне, что я ангел. Он не использовал таких банальных слов! Он мне всегда говорил, что я не с небес, и так сильно этому поражался, в то время как остальные мужчины повторяли слово "ангел" до тошноты часто! Он говорил, что я лучшая из людей! Что я чиста, что на мне нет ни одного греха! И говорил это так… так искренне, так честно, таким тоном… я и сама в это поверила!
Сиара не могла быть абсолютно чистой. В ее душе должны были быть уродливые картины, которые уже покрыты пылью времени и забвения. Никто еще не мог так долго скрывать от меня истины, кроме ангелов. Оттого я перенесся туда, где меня быть не должно - передо мной в самые облака упиралась огромная башня из серых камней. Украшенная барельефами из икон и колоннами, которые на плечах держали самые могущественные мира святых, она являла собой самое прекрасное воплощение небесного мастерства, скрытого от глаз людей.
И якобы от моих глаз, которые я опускал как можно ниже, проходя мимо ангелов, кружащих вокруг и стоящих на страже. Отводя от себя их взоры, я прошел внутрь, оказавшись в круглом зале, потолок которого уходил настолько высоко наверх, что его успевал окутать мрак, сравнимый с мраком ночных небес. И свечи, висящие там между книжных полок, походили отсюда на звезды.
Несколько часов я провел в поисках нужных книг, надеясь остаться незамеченным до того момента, как я сам этого не захочу. Мною были прочитаны тысячи страниц на всех ангельских языках, но ни в одной из них я не нашел нужного мне имени. Я равнодушно пролистывал записи про себя, ложь про моих врагов и друзей, я знал наизусть почти все, что открывал, и как только я понял бессмысленность всего происходящего, злость, закипевшая во мне, привела к появлению двух теней за моей спиной. Через мгновение они приняли форму двух мужчин, чьи плечи были шире моих вдвое. Я почувствовал тяжелую руку одного из них у себя на плече.
- Тебе не место здесь, - услышал я чужие слова. В картине говоривший со мной стоял на коленях, уткнувшись лицом в пол. Он не видел ничего вокруг себя. В нем была лишь покорность, а оттуда - абсолютная чистота. Все грехи, совершенные им, брал на себя другой.
- Единственному мыслящему тут не место? - улыбнулся я, до сих пор стоя к ним спиной. Я и без того чудесно знал все черты их идеальных лиц.
- Смеешь ли ты снова противится воле всевышнего, желая узреть его гнев?
- Смею, - я повернулся. Страх в их голубых глазах, пожалуй, самое желанное мое видение.
- Место свое ты должен знать. Так прими его.
Резким движением я одернул руку с плеча. Уставился в пол, пряча лицо за длинными темными волосами. Пусть за их прядями не будут видны движения моих губ.
- А знаете ли вы свое место?
- Наше место выбрано, - ответили они все тем же покорным тоном. Увлекшись мечтаниями о своей высокой цели, эти двое даже не заметили, как я, схватив их за руки, обрушил вниз всю башню. Полки проносились мимо нас, за ними - куски стен, облака, земля. Под нашими ногами провернулись десятки городов, затем - сотни оттенков мрака, и вот наконец мы втроем упали на раскаленную до красна землю.
Лишь я один устоял на ногах.
- Не ведаешь ты, что делаешь! - закричали они, поднимаясь. Как же они заблуждались - я чудесно знал, что я делал.
- Ведаю.
По моему велению раскрылись все клетки, что висели над нами. Через мгновение белые лоскуты ткани испачкала кровь принятых ими тел - на этих двоих обрушились изуродованные души. Спустя сотни лет гниения здесь они превратились в настоящих чудовищ, жаждущих плоти точно так же, как и мщения за свои страдания.
Вот он - страх в невинных голубых глазах, вот оно желание отвернуться от Бога и глянуть на мир своими глазами.
- Нас не истребить подобными агониями! - закричали они, отбиваясь от бесчисленного количества истерзанных душ.
- Зато вам, уроды, будет так же больно, как и мне.
Я не услышал ответа на свою реплику - через мгновение я уже был в другом месте.
- Сейчас ты наконец-то его увидишь, - Сиара, уже приготовив ключи, остановилась около толстой деревянной двери. Раскрасневшаяся от долгого подъема в комнату Рузвельта, она с трудом дышала. На ее лице сияла искренняя улыбка, которой наконец-то заразилась и Лиора, начиная завидовать счастью подруги.
- Милый, я пришла! - прокричала Сиара, приоткрывая дверь. Звон ее сладкого голоса отразился эхом от пустых стен кабинета Рузвельта, освещенного лишь парой свечей. - Дорогой, что случилось? - радостное волнение начинало перерастать в страх - из пустой комнаты, где некогда стояла дорогая мебель, доносился запах гари, а пустоту, помимо блеска свечей, заполняло красное сияние, по цвету сравнимое с кровью.
- Рузвельт! Рузвельт! Где ты?!
"Как не во время!" думал я, судорожно выцарапывая ножом на стене последние слова заклинаний. Свежие царапины я забрызгивал кровью, стекавшей по рукам, груди, шее, лицу. Кровь моментально застывала, соприкасаясь с высеченными мною знаками, и только в некоторых местах она длинными полосами струилась к полу.
- Сиара! - закричал я, выбегая ей на встречу. В черном костюме, который я сам на себе порвал на лоскуты, весь в крови и с огромным ножом в руке, я вызвал неподдельный ужас в ее глазах. Страх так сильно исказил ее лицо, что я не сразу узнал ту, кого принял за ангела.
Девушка тут же бросилась ко мне. Несмотря на свой страх, несмотря на мое явное помутнение рассудка. Она знала, что я мог ее убить, проткнуть ножом ее хрупкое тело и забрызгать изуродованную комнату еще большим количеством крови. Но другое знание затуманило ход ее мыслей и заставило обнять мое истерзанное тело - я нуждался в помощи. И это ей казалось куда важнее той опасности, что я представлял сейчас.
- Сиара, ты должна была придти позже! Убирайся прочь! Они найдут нас! - Лиора, пытавшаяся какое-то время удержать подругу, уже шагнула за порог, в ее глазах я видел картину, в которой девушка, закрывшись каменными стенами, скрывалась от дьявольского пламени, сияющего кругом. Она никого не хотела пускать в свое убежище, глядя из него на агонии горящих людей. Какая же это знакомая картина…
- Но Рузвельт! Что происходит?! Я хочу помочь тебе! Расскажи!
- Я не Рузвельт! - оттолкнул я от себя девушку, тут же кинувшись к стене, чтобы завершить заклинание. - Мое имя Люцифер, Светоч, Сатана, Дьявол, Бес, Астарта, Абадонн, Вельзевул, Дагон, Князь тьмы… у меня десятки, сотни имен! Убирайся! Ради своего же спасения, убирайся!
- Рузвельт, милый, что ты такое говоришь… - девушка попробовала взять меня за руку, но я с силой ее оттолкнул. Еще никогда причинение боли не наносило мне таких мук. Я выпустил крылья, окончательно порвавшие мои одежды, я зажег пламя в глазах, чтобы доказать ей, кто я такой.
- Я говорю правду, - прорычал я. - И если ты требуешь объяснений происходящего, то скажу лишь пару слов: из всех зверей, что я держу в аду, из всех ангелов, чье лицемерие не знает границ, из всех моих воплощений - человек - самое страшное что есть в этом мире. Я никого не боюсь так сильно, как людей. Я презираю вас, я ненавижу то, что внутри вас, я ненавижу то, каким вы видите этот мир, я ненавижу то, что вы с ним делаете, ибо знаю наперед, к чему это приведет. Но ты, - я уронил нож, вставая на колено в своем истинном обличии перед Сиарой. - Но ты - видишь этот мир наизнанку! Я думал ты ангел, но твое имя не упоминалось не в одной из их книг! Ты открываешь то, что не могли открыть дьяволы и ангелы все эти века! Ты открываешь в людях нечто светлое, даже в самых их грязных поступках! Ты способна прощать грехи, ты способна понимать! Твой взгляд - противоположен взгляду богов и ангелов! И знаешь что? Твои глаза, твои глаза способны создать рай!
Сиара подняла брови, не отходя от меня не на шаг, не смотря даже на то, что температура моего тела могла ее обжечь даже отсюда.
- Создать рай? - переспросила она.
- Рая нет, Сиара. Никто по сей день не заслужил в него попасть. Ты - должна быть той единственной, ради которой его создадут ангелы. До этого дня они бросали все человеческие души мне, все до единой, чтобы у них у самих не было работы. И только ради тебя у всех умерших появится надежда не переживать ту боль, которой они натерпелись при жизни!
- Но… но что происходит сейчас? - Сиара коснулась рукой моей раскаленной щеки. Для меня ее ладонь была обжигающе холодной.
- Эти письмена… они спрячут тебя от ангелов.
- Спрячут?
Я не мог больше ничего объяснять. Тело, в котором сейчас горела моя душа, уже разрывалось на части. В ней почти не осталось жизни, почти не осталось крови, почти не осталось сил.
- Они, - задыхаясь произнес я, - изо всех сил попытаются выбить из тебя признание в грехах, которые ты не совершала. И будут пытать до тех пор, пока ты не совершишь один из них…
- Ты говоришь про…
- Самоубийство, Сиара. Они вынудят. Им не нужен рай, им не нужны люди, они превратят в грязь даже такую как ты. Потому ты должна бежать! Я знаю, что они следят за тобой, я знаю, что они скоро придут, беги как можно дальше, я вернусь за тобой и приведу сюда, я найду способ сохранить твою жизнь…
- Зачем? - девушка крепко прижала мое тело к себе, измазав платье кровью, обжигая руки, но делая все, чтобы дать мне больше сил. - Убей меня сейчас!
- Если я сам забираю души, то они попадают в ад. Зачем тебе это?
- В аду есть ты…
Горящие глаза начинали гаснуть под силой слез. Закрыв веки, я вытолкнул Сиару за дверь, громко ее захлопнув и закрыв на засов. Я приведу ее сюда позже, а сейчас пускай бежит, пускай даст ангелам ложный след. Я подбежал к окну, дождавшись того, как Сиара сядет в карету и прикажет кучеру вести ее как можно дальше.
Я чувствовал, что небеса развергаются…
(А тут делаем паузу и быстренько ищем в аудиозаписях контакта трек Red - Already Over и дочитываем произведение под него xD)
Рузвельт сидел на вершине собственной башни, свесив ноги вниз. За его спиной возвышалось гротескное изваяние каменной горгульи. Под его стопами, в сотнях метрах ниже, кипела жизнь. Люди, словно сотни насекомых, копошились на узких улочках, ютились в крошечных квартирах, занимались делами, результат которых все равно превратится в прах. Его подхватит ветер, развеет по всей земле, разнесет почти невидимые крупицы сделанных дел по горам, лесам, морям и океанам. И никто больше не пожалеет твою душу, которая будет гнить в аду. В пламене сигареты Рузвельт видел свой дом, отслеживал все души умерших, что приходят к нему на агонии.
Он больше сотни лет пытал себя ожиданием увидеть светящуюся душу Сиары. Каждый день он осматривал новобранцев, холодным голосом приказывая им испытывать такую боль, которой боялся сам Но ни в ком из них он не узнавал ту, которую ждал, проклиная себя за то, что захлопнул перед ней дверь. Уже через десять минут он потерял с ней связь. Через мгновение он уже стоял на том месте, где Сиара пропала, но нашел там лишь нескольких ангелов, встретивших его чудовищной яростью. Он превратил в руины половину города в тот день, выкрикивая ее имя каждую секунду. Он бросился к вратам рая. Он стоял на облаках, заливая их кровью и отбиваясь от бесчисленного количества рабов Господа. Один против полчища, весь в крови и невыносимой боли, впервые за множество лет он посетил небеса, ввергнув их в пламя, несравнимое даже с бывшими войнами. Но даже там, в огне, облаках и обрывках крыльев он ее не нашел…
Что сейчас с Сиарой? Неужели ради нее одной был создан рай, или ангелы, наградив ее бессмертием, бросили ее в заточение? Или они до сих пор рвут на осколки ее нежную душу? За множество лет ни одно из причин ее исчезновения не оправдалось, и Рузвельт верил, что взгляд Сиары все-таки открыл рай, где она нежится в безмятежном покое и красоте, забыв даже думать о романе с дьяволом.
Он верил, что тот мир, который она видела вокруг себя, стал для нее реальным. Мир наизнанку.
