Праздник, зимний ночной пир, сопровождаемый обязательными застольями, поздравлениями был слышан довольно далеко. Вдали виднелись разноцветные взрывы, что обливали светом оба берега реки, и раздавали карнавалы звуков, что неслись бешеными потоками по всем уголкам гигантского корабля. Льюис в городе. Довольно низко севшее солнце выдавливало из себя нечто похожее на багровую мглу зарева. Со времен самого Герберта, Атлант не видывал таких праздников, причем этот разбросанный, еще многолюдней и распахнутый. Лишь в томных пропастях ночных переулков, погруженных в сон, фонари карали тьму своими неподвижными зрачками.
Оркестр играл громкую музыку-марш. Порой казалось, что стены последней колыбели людей могут рухнуть, но так казалось лишь беженцам. Коренные горожане не боялись, что купол разобьется, они даже привыкли к шуму, ибо стекло это подпитывали звуком. Удивительно, Эйнштейн был прав, после третьей мировой войны люди и впрямь сильно изменились. А точнее те, кто остались. Мир погрузился во тьму, ибо желанию людей не было конца и в один день, мы добрались и до энергии солнца, и в конечно счете погасили его. Свет у людей теперь только механический.
Эх, старый добрый Лондон. Этот город был словно возвышающий и животворящий взмах крыльев в узкой зале классически строгого здания. Несмотря на его полноту, мне всегда казалось, что стены тут двигаются, купол города поднимается, впуская внутрь волны свежего воздуха. Но такого воздуха вне города теперь не найдешь. Я до сих пор не понимаю как же те зомби, что живут за городом, дышат.
Со временем, нам осталось только молиться Льюису.
Этот человек, привыкший притягивать к себе глаза. Губы, сердца, привыкший к тому, что стоит ему бросить взгляд, как поплавок самоуверенности женщин тут же дрогнет, вот уже несколько месяцев никак не мог расшевелить или даже взболтать бесстрастную натуру Анны. Ясно, что сначала ему понравилась эта незамысловатая борьба, лишь бархатистые округлости профиля девушки, но со временем ее безразличие начало задевать его гордость. Из охотника он превратился во вздыхателя. Он ждал чего угодно, дрожь улыбки в глазах, в кончиках ресниц, маленького намека на взаимную симпатию. Со временем любовь превратилась в страсть, вскормленную пустотой ее взгляда.
-Анна, а знаете, я вас вчера видел вечером в Фантазии.
-Джон, только не говорите, что я вам снилась.
-Нет, что вы, я читал книгу, где героиня была точной вашей копией.
-Возможно, ведь многие мужчины вдохновляться моей красотой.
Этот ответ, подкрепленный немного мечтательным и даже испытывающим взглядом, сильно взволновал Джона.
-Автором была женщина.
-Ну так это же еще лучше. Значит, другая женщина признала меня красивой, и вдохновлялась мной. А знаете Джон, я то ведь видела вас вчера.
-Где?
-Вы вроде гуляли с девушкой на берегу.
-Неужели?
Что бы ослабить немного напряженное молчание, Анна сказала что сама бы не прочь прогуляться там. Это был шанс Джона. Мысленно глотнув алкоголя для смелости, он предложил:
-Ну тогда я смею попросить погулять с вами.
-Нет, что вы. Вы же испортите мне все удовольствие.
Джон взглянул на нее томным и печальным взглядом.
-Джон, не поймите меня не правильно, просто вы вечно курите, а мне так трудно дышать, когда вы рядом.
-Ну, тогда я могу гарантировать, что в этот вечер из меня не будет выходить пламя.
Улицы ночного Атланта прекрасны. Старые памятники города о много говорили. Иногда даже было чувство ностальгии по старому Лондону. Где-то толпы фанатиков утверждали, что Льюис скоро спуститься и вселенскому злу придет конец. Где-то толпы нацистов (они все еще не вымерли.), утверждали, что раз они выжили, то значит они арийцы. Улица искренне улыбалась всему происходящему. Джон вроде бы даже услышал, как бьется сердце народа.
А вот и она, а с ней и удары мощного волнения, вместе с мягкостью и нежностью бережного объятия.
-Итак, вы все-таки пойдете?
-Да, но почему вы спрашиваете таким тоном?
-Просто ожидая здесь, видя улыбки людей, я совсем лишился веры, что вы придете.
-Ну а теперь я здесь, и вы все еще без веры?
-Что вы, рядом с вами, мне трудно даже не улыбаться.
Спустя пару лет.
Часы идут медленно и уныло в ожидании. В приемной темнеет, от этого лица кажутся бледнее, раздраженнее, а в глазах обращенных на дверь читалась жаркая мольба. Воспитательница открывает дверь с трогательным равнодушием, смешанным с желанием быть замеченной хоть одним мужчиной. Из двери вываливаются тонны света, и лишь кое где более менее различимы силуэты.
Девочка подбежала к матери. Она подняла свое молодое энергичное лицо, румяные щеки и уставшие глаза и посмотрела на мать. Сейчас на ее лице не читалось никакой усталости от бессонных ночей, проведенных в вечных думах.
-Мама, пойдем домой, может Льюис принес подарки, пока нас не было!
-А какой бы подарок ты хотела?
-Я бы хотела, что бы папа пришел скорее.
Женщина отпустила голову.
-Я бы тоже этого хотела - проговорила она уже шепотом.
-Мама, мама! Смотри! Льюис принес мне заколочку. Она похожа на маленькую девочку с крыльями.
-Милли, ну неужели ты не узнаешь, это же фея.
-Да, точно, помнишь ты мне сказочку про нее рассказывала?
-Конечно. Маленькая фея, что любила путешествия и моря.
-Мам, а дети из садика надо мной сегодня смеялись. Они сказали что между мной и Патриком любовь.
-А почему они так решили?
-Он подарил мне зубную щетку.
-Да? Ну, так это же хорошо, а где она?
-Я оставила ее в садике, боялась что ты тоже будешь смеяться.
-Милая, я никогда не смогу посмеяться над тобой. Лучше скажи мне, ты же не плакала когда они смеялись?
-Я плакала.
-Мили, а хочешь я расскажу тебе историю обо мне?
-Да, конечно хочу.
-Ну, тогда слушай:
Глаза Мили мирно закрывались.
Кладбище Атланта разместили в очень красивом месте. Где то здесь был уже конец купола, так что можно было разглядеть всю темноту изгнанного мира снаружи. Анна подошла ближе к могилке. Руки сами выронили письмо.
«Прости милый, но я больше не могу сюда приходить, угнетенная своими страхами. Я всегда говорила, что если тебе надо уходить, то уходи просто, незамарачиваясь. Но я все еще чувствую твое присутствие, и это не дает мне покоя.
Все говорят, что раны душевные лечит время, как я надеюсь. Эти раны никак не заживают.
Эта боль слишком реальна. Время не может стереть слишком многое.
Помню, как ты очаровывал меня самым простым внутренним светом, наивностью. Но теперь я привязана к тебе жизнью, которую ты оставил позади.
Твоё лицо преследует меня в моих когда-то прекрасных снах.
А твой голос лишил меня разума.
Я слишком благодарна тебе, ведь ты усердно протирал каждую слезу, когда я плакала. Когда ты слышал мои крики, ты просто приходил ко мне, и одни своим присутствием ты прогонял мои страхи. И все эти годы я держала твои руку. И уходя, ты знал, что все-таки ты завоевал меня.
Я пыталась убедить себя что ты все еще рядом, что я не одна, но где то в глубине души я знала что я вечно одна. Растоптанная, несоответствующая, непонятная, я всегда находила выход, даже путем крови и огня. Я здесь, просто, что бы сказать спасибо за то, что был когда-то в моей скупой на слова жизни.
И именно твоя смерть, показала мне, что у жизни будет продолжение.