|
|
|
Дуэль № 522, проза: Giovanni_Pablo vs Человек
|
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1453
Замечания : 0%
Дуэль № 522
Giovanni_Pablo vs Человек
Тема: любая
Форма: проза
Жанр: постапокалипсис
Условие: использование приема - deus ex machina
Объем: свободный
Авторство: открытое
Сроки: до 17 декабря, 17-00 по мск
Тип голосования: открытый
Вид голосования: От читателя (общие аргументированные впечатления)
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 60
Замечания : 0%
Человек Христа
1
Отец Нома много работал в поле, проводя там каждый день. Его лицо было тёмное, грубое чертами. Над впалыми щеками резко выступали высокие скулы, крупный подбородок говорил об упрямстве. Резкие морщины выдавали суровость и, может быть, жестокость характера. Под густыми чёрными бровями холодно сверкали серые глаза. Широкие ладони были твёрдыми, руки длинными, жилистыми. Под солнцем, ветром и морозом его фигура высохла, стаяла, о былой силе напоминал лишь высокий рост, но сила из мышц никуда не делась, а затаилась внутри. Он носил грубую простую одежду, давно потерявшую цвет. Работа в поле заставляла его сгибаться каждый день, и со временем он начал горбиться. На шее под рубахой на простой волосяной верёвке висел серебряный крестик. С годами отец стал раздражительный, резкий и всё больше походил на бродягу.
Отца называли Ной. В честь библейского героя или ещё почему, Ном не знал. От отца ему передалось упрямство и воля, вот, наверно, и всё. Сейчас они стояли друг напротив друга в коридоре своего дома. Мать Нома, тихая, смирная женщина, невольно задавленная волей отца, видела не родных людей, а двух волков, готовых вцепиться друг другу в глотки.
- Надевай.
- Не буду.
Мать вскрикнула от резкой пощёчины. Она по себе знала тяжесть отцовской руки, который даже в старости умудрялся гонять молодых парней, как щенят. Ном выстоял, но затылок сразу отозвался пульсирующей тупой болью.
- Надевай, - повторил отец. Он на вытянутой руке протягивал Ному свой крестик. – Надевай!
- Не буду, - так же тупо ответил Ном.
В этот раз голову тряхнуло сильнее, Ном упал на задницу. Мать тонко вскрикнула.
- Одевай крест, - сказал Ной. – В этом мире нельзя жить без Бога в сердце.
- Я не верю в твоего Бога, - мрачно отозвался Ном, вытирая рукой кровавые сопли. Он сумел встать, но тело дрожало от слабости. – Я вижу, что он с тобой сделал.
Ном по-прежнему смотрел на отца без страха, готовый даже умереть, но не поддаться его воле. Ной замахнулся, и тут мать закричала. Она видела по лицу мужа, что тот в неподдельной ярости сейчас просто убьёт сына. И как по-настоящему любящая мать, готова была умереть, но не дать убить ребёнка. Она прыгнула сзади и повисла на руке мужа, в страхе зажмурив глаза.
Ной напрягся. В голове работала камнедробилка. Если сумасшедший отец ударит мать, то ничего не останется, как убить его. Как угодно, чем угодно, однако Ной не сомневался, что сможет. Отец силён, но стар. Его сила в том, что он главный в этом доме. До сих пор Ной ни разу не поднял на отца руку. Никогда не бил в ответ, но всегда терпел побои молча, ни разу не отступив. И сегодня он не собирался убегать из дома, а выиграть эту драку, как должен выигрывать мужчина. Или отец оденет крест на его труп, или отступится первый. Глубоко внутри Ной осознавал, что это, пожалуй, самое серьёзное испытание в его жизни.
Возможно, эта его решимость не отступать, и разрешила спор. Отец медленно опустил руку. Мать, не веря счастью и боясь упустить, тут же всем телом прижалась к отцу, который стол, тяжело дыша от нахлынувшей ярости.
- Иди, - вдруг велел он.
Ном остался на месте.
- Иди, - повторил Ной. – Иди!
Он вдруг повернулся и крепко обнял мать. Та всхлипнула, а отец гладил её по голове, что-то шептал своё: грубое и неумелое. Ном, постояв, развернулся и вышел.
Дома в этой части пригорода давно разобрали на доски. Мебель растащили: какую сожгли, какую приспособили для своих жилищ, но больше, конечно, сожгли. Деревянных заборов не было, их пустили на дрова, а от каменных оград остались руины. Окна не смогли уцелеть, и выбили их не мародёры, а переселенцы. Провода оборвали тоже. Витрины магазинов лежали на тротуарах пыльными осколками. Повсюду валялись обёртки, упаковки, тара, банки: разорванные, сломанные, разбитые. В глубине души Ном отдавал себе отчёт, что вряд ли сам смог бы удержаться от погрома: внутри порой клокотало дикое желание что-нибудь сломать, разбить и разрушить, но какая-то более взрослая часть сознания отчаянно противилась и осуждала подобное.
Чича он встретил у моста, разделяющего пригород и Руины. На том берегу – всего пятьдесят шагов по мосту над тихой и коварной рекой – стояло военное заграждение. Что там за люди в касках, военной форме и кто дал им оружие, никто в пригороде не знал. Всё, что они сделали за последние пять лет – протянули много километров сетчатого заграждения вдоль берега на своей стороне, а на мосту установили пулемёт. За военными начинались руины высотных домов, иногда на той стороне видели копошащихся, как в мусоре, людей, зону ограждения объявили зоной репатриации, но в целом никакой разницы между пригородом и городом не было.
- Человек, - говорил отец, - куда бы ни пришёл, остаётся прежним. Если был алчным, остаётся алчным. Был жадным, останется жадным. Трус будет трусом, а сволочь – сволочью. Перемены начинаются внутри, и без Бога мы снова совершим ту же ошибку. Пора, - добавлял он, - идти к Богу, пора…
И шёл работать в поле.
Ном присел на бордюр, отделяющий тротуар от дороги. Военные на той стороне шевельнулись, один поднял бинокль к глазам, но через секунду швырнул его на ящики и отвернулся. Чич поднялся по склону насыпи. Маленького роста, бледный, тощий, однако со странным блеском в глазах, который выдавал в нём затравленного зверя. Постоянно терзающий голод, ночной холод, жёсткая неудобная постель ожесточили каждого выжившего в пригороде. Но Чич, слабый и трусливый от рождения, ожесточился до крайности. Он так боялся умереть, что почти убивал.
Выцветшие, пыльные и затёртые до дыр джинсы висели на нём мешком, держась только на ремне. Чёрная куртка была грязная и прожженная во многих местах, в которые вылезал белый наполнитель. Чич носил кепку, надвинув козырёк так, что не видно глаз. Голову, в отличие от Нома, он держал слегка склоненной, взгляд его шаркал где-то под ногами, рядом с растоптанными ботинками, покрытыми толстым слоем пыли. Чич слегка горбился, руки держал в карманах. По виду и не скажешь, что парень опасен, но тот, кто видел его кулаки – разбитые, с крупными, вздутыми костяшками и видел его взгляд, невольно проникались к нему уважением. Чич никогда не искал драки, и никогда не дрался в полсилы или в шутку. Потому его перестали задирать и приставать. С человеком, который в любой момент готов дойти до крайности, никто не хотел иметь дела.
- Это отец тебя? – спросил он.
- Хотел всучить проклятый крест.
- И ты не взял?..
- Отец верит, что Бог спасёт меня, его, мать, и весь город. Нужно только идти дорогой Бога. Но я смотрю на отца, и вижу труса.
- Твой отец, - сказал Чич осторожно, присаживаясь рядом, - не похож на труса.
- Он не боли боится, - отмахнулся Ном. – Не драк, и не работы.
- А чего же?
- Оступиться, упасть, ошибиться. Он боится, что если не выйдет сегодня в поле, а проведёт день дома с матерью, то Бог оставит его, - и добавил тихо. – Он сегодня едва не ударил её. Клянусь, и его Бог тому свидетель, я бы его убил за это. Ударить и унизить женщину может только трус, а по мне так лучше жить без Бога, но и без страха, чем быть с Богом и бояться чего-то. Ты как считаешь?..
Чич двинул плечами.
- Да… наверно, - сказал он. – Ты ведь знаешь, какой я в этих вопросах.
- Ага. Наверно, он не ударил потому, что вовремя увидел моё лицо.
- Какое?
- Я бы убил его, ты понимаешь? Сам бы сдох, но убил. Он увидел это и струсил.
- А так бы ударил?
- Думаю, что да. Он и раньше бил её. Для него это, как землю копнуть. Ладно, хватит обо мне. Что у тебя?
Чич полез в карман и вытащил белый, кристально чистый, конверт. Ном на секунду затаил дыхание, а потом втянул ноздрями воздух.
- Бумага, - выдохнул он в восхищении.
- Свежая, - похвастался Чич.
- Откуда она у тебя? Кто дал?
Чич замялся, словно собирался признаваться в чём-то постыдном. Ном сдвинул брови.
- Украл что ли?
- Нет, да ты что!..
- Ну, говори.
- На работу устроился, - выпалил Чич и затаился, выжидая ответ. Ном сидел какое-то время с каменным лицом, а затем громко, искренне засмеялся.
- Ну ты чего… Хватит!
- На работу?.. Врёшь!
- Клянусь!
- Куда?
- На почту.
- Да ладно?.. Сам пошёл?
- Ну, да. Слышал, магазин открылся?
- Да. На Восточной улице.
- Там товары продают, как говорят, было раньше. Их можно только купить, а на почте платят деньги.
- Деньги, - проговорил вдруг Ном отстранённо. – Отец не любит деньги. Ладно, и что?
- Я заработаю денег, - сказал Чич, - и куплю что-нибудь сестре.
- Ты ей поесть купи.
Чич покачал головой.
- Нет. Я подарок куплю.
Ном помолчал какое-то время.
- А знаешь, - сказал он неожиданно, - я помогу. У тебя хорошая сестра, да и наплевать, что уже встречается с кем-то.
Чич посмотрел Ному в глаза.
- Зачем тебе это?
Ном пожал плечами.
- Да не знаю. Просто чувствую, что надо поступить вот так. Помочь тебе, чтобы ты смог купить сестре то, считаешь нужным.
- Она уже встречается…
- Я только что это сказал.
- И… я тогда не понимаю. Если бы не встречалась…
- Чич, ты ведь меня знаешь. Я себе доверяю, как никому больше. И если внутри меня что-то говорит сделать вот и так, то я не сомневаюсь в решении. Нет у меня сомнений, понимаешь? Ты вот, когда дрался, сомнения были?
- Нет, конечно.
- Вот и у меня нет.
- Да я просто не пойму, как можно… как можно сделать для неё что-то и не ждать ничего взамен.
- Ну, вот так, - усмехнулся Ном. - Более того, ты даже не расскажешь об этом. Пусть все думают, что я просто так с тобой шлялся, за компанию. Как обычно, короче.
- Тебе надо быть в церкви сегодня. Отец тебе уши оторвёт.
- Он меня больше пальцем не тронет, - сказал вдруг Ном уверенно. – И мать не тронет. Думаю, он понял, что я знать его Бога не хочу. Давай, пошли.
- Только это далеко, - предупредил Чич.
- Я что, похож на лупа?
Чич потёр лоб.
- Мне и правда помощь не помешает, но вдруг Иттак увидит, что мне помогают?
- Он дал работу?
- Ага.
- Мы прятаться не будем, - решил Ном. – Идём к твоему Иттаку. Я слышал это имя, он иногда появляется в церкви у отца. Вдруг и мне что достанется?.. Да не трусь, Чич. Ты ведь знаешь, что если работы мало, я не возьмусь. Не буду у тебя воровать.
- С чего ты решил, что я боюсь?
- Да это так, чтоб ты всякую ерунду не думал.
- Я и не собирался.
Они поднялись и побрели от моста в центр пригорода. Почти все дороги в пригороде были разбиты, а тротуарная плитка разобрана. Лампы в фонарях давно разбили для развлечения. Уцелевшие дома покосились, крыши обвалились, но большую часть, конечно, сожгли. Иногда Ном думал об этом. Наступит день, когда всё повторится. Он, как и многие, не знал причин Катастрофы. Одни убеждены, что началась мировая война, другие, как в дьявола, верят в вирус супергриппа, третьи несут такой бред, что пусть лучше война и дьявол. Но, думал Ном, если причина в некоем Явлении, пусть это война или пандемия, почему люди так повели себя в пригороде? Зачем разрушили дома, почему сломали заборы, выбили окна, почему на поверку оказались мародёрами, убийцами, каннибалами? Нормальные, обычные люди-соседы, у которых есть дети. Разве виновата война? Что мешало оставаться спокойными и вместо того, чтобы грабить, продолжать строить?
Иттак выбрал для почты здание на углу улиц, бывший магазин одежды для туризма. Он вышел навстречу, словно сидел и ждал, когда они припрутся. Иттак одевался, как бродяга. В его положении он мог выбрать одежду получше, но не выбрал. Коричневые ботинки на толстой подошве – вот, пожалуй, и всё, что можно было назвать одеждой. Остальное походило на кучу тряпок, просто намотанных на тело, однако Ном различил спортивные штаны, рубашку с длинным рукавом, а поверх джинсовую куртку. На крупной, как двигатель, голове главного почтальона лежала вязаная шапка.
Иттак был крупный, широкий, плотный. Асболютно невыразительное лицо, словно помятое кувалдой, побито оспой. Некрасивее человека Ном ещё не видел. Многие бродяги в пригороде выглядели куда лучше. Иттак всем своим видом мог отторгнуть человека, что, видимо, и делал: люди, похоже, не спешили отдавать ему письма, а предпочитали относить сами. Почта оказалась пуста. Не только людьми, но и письмами. Ном начал подозревать, что единственное письмо находится в руках Чича, и написал его Иттак.
- А это кто? – буркнул он.
- Мой друг, - ответил Чич. – Ном.
- Ищешь работу?
Ном пожал плечами.
- Может быть. А есть?
- Тебе правду сказать или чушью накормить?.. Но я не такой. Кормить брехнёй не стану. Работы нет.
- Я решил помочь другу. Можно?
- Ха!.. А с чего ты решил, что нельзя?
- Да не знаю, - признался Ном, - мы просто подумали, что вам это может не понравиться.
- С какой стати?
- Да просто подумали, и всё. И пришли спросить, вы не против, если мы отнесём письмо вместе?
- Да мне плевать, сколько вас будет. Можешь собраться всех, кого знаешь, погрузить письмо на телегу и катить по очереди. А можешь отдать собаке или вон той крысе. Мне главное, чтобы письмо было доставлено.
- А кто его написал? – спросил Ном.
- А тебе какая разница?
- Не знаю. Я подумал, что это вы его написали.
Иттак пристально посмотрел в глаза Ному.
- Ты не трус, - сказал он неожиданно. – Что ты ещё думаешь?
- И ещё я думаю, что у вас нет денег. Вам нечем будет заплатить Чичу, если только…
- Если что?
- Если только Чичу не заплатит получатель.
Иттак вдруг расхохотался. Его грубый отталкивающий смех прокатился по улице, как валун.
- Заходите в здание. У меня есть горячая вода, которую можно пить.
Разбитые окна почты Иттак заколотил досками, оставив широкие щели. Дверь из простой фанеры держалась на одной петле. Внутри было сумрачно, и всё покрыто пылью. За исключением широкого стола, который, судя по следам на полу, Иттак притащил откуда-то с улицы. Ещё был старый пыльный диван, кажется, он и раньше стоял здесь. И несколько приземистых сидений без спинок. На столе большой котёл, прикрытый доской. В дальнем конце почты, у окна, ещё светились багровым угли в обложенном кирпичами очаге.
Иттак подхватил обломок доски и швырнул в костёр. Ном и Чич присели на диван, слышали, как возится где-то в подсобке хозяин. Он вернулся с тремя стаканами, плеснул в каждый кипятка.
- Ждите, пока остынет, - велел он и сел у окна на сиденье. – Значит, по-вашему, я самозванец?
- Вы не врёте, - сказал Ном. – Вы действительно открыли почту в нашем пригороде. И действительно хотите разносить письма. Ну, как-то помогать людям общаться. Но платить вам нечем.
- Удивительный дар, - усмехнулся Иттак. – У тебя, и твоего отца. Вы оба чувствуете ложь. Даже не так. Вы знаете правду, это важнее.
- Так вы знаете отца?
- Конечно. Я хожу к нему в церковь. В бога не верю, я просто помогаю ему. Отцу в смысле, не богу.
- Он только и делает, что работает в поле.
- Думаешь, это плохо?
- Не знаю. Я думаю, он мог бы проводить больше времени с матерью.
- Мог бы. Но зачем?
- Как это?
- Что это даст?
- Как что? – удивился Ном. – Разве… это неважно?
- Важно, - вздохнул Иттак. – Прости, но я тоже говорю прямо. Ты, пока не вырастешь, не поймёшь эти вещи. Нужно, чтобы вырос. Повзрослел. Ты и сейчас дашь многим взрослым фору. Ты силён, духом силён. Где другие сдаются, ты продолжаешь бороться. Я таких людей примечаю. Ты не боишься умереть, а другие от страха трясутся при мысли, что им больно будет. Вон ты как лихо мне прямо в глаза высказал, что думаешь!.. А они боятся. В зубы получить боятся. Отсутствие страха перед смертью делает тебя более мужчиной, чем других, но это не значит, что ты их взрослее. Одни вещи понимаем рано, а чтобы понять другие, нужно обязательно прожить какое-то время. До сорока, скажем. Как бы ни пыжился, а раньше не поймёшь. Поэтому не ставь рядом мать и дело отца. Всё важно. И мать, и дело.
- Но что у него за дело такое? Работает в поле…
- А что потом? – прервал Иттак. – Что он там выращивает?
- Пшеницу. Картофель.
- Понятно. А что дальше? Разве домой приносит всё?
- В церкви раздаёт, - ответил Ном и… поморщился: - Просто так. Задаром. Он вкалывает столько, сколько не работают все, кто приходит в церковь, вместе взятые! Что же это за дело такое? Что за дело?! Что за Бог такой?
- А ты не знаешь?
- Про Бога?.. Слышал краем уха, отец тогда бурчал на кухне. Кажется, распяли его.
- Да не о Боге, - отмахнулся Иттак. – Об отце знаешь?
- Что я должен о нём знать?
- Как поверил, знаешь?
Ном покачал головой.
- Никогда не слышал.
Иттак развернулся к нему, сжав кулаки. И без того грубое лицо странно потемнело, а в глазах мелькнуло нечто… такое, чего Ном не забывал до конца жизни.
- Так слушай!.. – громыхнул Иттак. – Я расскажу тебе правду. А потом ты сам решишь, что делать.
2
Мы были немногим старше вас. Двадцать, кому тридцать, да в той жизни плевать на подобное. Мы даже между собой не различались. Ни мужчины, ни женщины. Смотришь на женщину и не хочется. Она смотрит на тебя, и ей не хочется тем более. Да и не смотрели мы друг на друга. Знали, что увидим, если заглянем в глаза, потому что все чувствовали одно и то же. Я не знаю, почему так, а не раньше, но как-то держались. Вы хотя бы раз видели настоящую стаю волков? Даже нет, гиен видели? Трудно сказать по-другому, да и не хочется, но человеческого в людях того времени ничего и не было. Я, когда оглядываюсь на те годы, понимаю, что человек ничем от животного не отличается. Нисколько. Выносливей? Конечно! Находчивей? Безусловно! Вот мы и жрали всё. Когда просыпаешься утром, и живот сводит от голода, первая мысль – отгрызть руку товарища, которому просто не повезло проснуться раньше. Всё лежало в руинах. Всё!.. А по разрушенным городам бродили толпы падальщиков. Но самые большие разрушения произошли внутри нас. Словно хребет, делавший нас людьми, а не животными, сломался. Может, Бог нас отметил, а может, не Бог, но мы спрятались в подвале дома. Те, кто сломался раньше, поняли, что жить вообще-то можно. Они сбились в стаи и охотились на людей, как на животных. Мы сидели в подвале и слышали запах человечины. Он не вызывал отвращение, наоборот, побуждал выйти. Но страх, что нас тоже съедят, как уже съели крыс, заставлял сидеть. Мы и сидели.
Учитель истории. Математик. Электрик. Бухгалтер. Писатель. Ещё писатель, и ещё. Писателей тогда развелось, как тараканов на юге. Писали все. От простой тётки с веником до мужиков во главе правительств. Даже историк писал, электрик думал, чтобы написать, всё говорил, что книга зреет, зреет. Любой, кто вдруг обнаруживал, что может писать и есть время это делать, задумывался. Логика была до жути простая. Читать умею, писать умею, значит, писать могу. Мир в то время был другим, и по правде – странным. Это сейчас понимаю, а тогда – тогда мне всё нравилось. Изобилие еды. Честно, вот какой хочешь! Любая еда была в магазинах. Вкусная, жареная, не очень вкусная, но полезная. Это хочу, это не буду, это съем завтра, а что же приготовить сегодня? Торговцев развелось, как писателей. Ты либо продавец, либо писатель. Продавали всё. Тогда, по-моему мнение, и начался крах. Настоящего Бога как такого уже не было, а самозванца звали – покупатель. Когда покупатель приходит в магазин, его начинают боготворить. Компании не хотели нести убытки, потому грубить покупателю, простите, богу, нельзя. Даже если тебя оскорбили, унизили, наорали, ты не можешь вылезти из-за прилавка и дать в морду. А желание у многих было. Но из-за придурка разве хочется терять работу? Что такое честь и собственное достоинство быстро забыли. Их заменила прибыль. Система уничтожила духовное, данное Богом, начало в человеке, заменив лживыми ценностями, как прибыль и материальные блага. Мужчины перестали говорить правду, потому что это стало невыгодно. Я не знаю, почему города лежат в руинах, зато я полностью уверен в том, с чего всё началось.
Но мы продолжали сидеть в подвале. Темно, холодно, и сыро, мы жались друг к другу ночами, как слепые детёныши. Я не помню, кто сдался первым. В подвале вдруг появилась сладковатый привкус, все почувствовали его очень остро. А через пару дней начало вонять. Ночью, чтобы не замёрзнуть, мы по-прежнему сползались в одну кучу, но днём уже держались отдельно. Как-то ночью или днём, все услышали чавканье. Мы тогда не разговаривали, сил не было, но твой отец, Ном, твой отец, первый решил узнать, кого не хватает. Электрика. Твой отец спросил, кто его съел, да, так и спросил, но никто не признался. Затем пропал писатель. Я тогда сказал, что ничего страшного, у нас есть ещё два писателя. Кто-то истерично закричал, и мы его тоже съели. А потом все спали. Мы даже не боялись, что кто-то нас может тоже съесть. Кто-то из нас, или кто найдёт нас в подвале. Мы впервые уснули крепким сном. Время с того дня потеряло значение. Нас больше не волновало, что происходит снаружи. Мы испугались. Мы испугались, что голод вернётся снова. Мы боялись этого чувства. Все боялись, потому все ели досыта. С тех запахов, витавших в подвале, можно хорошенько сблевать, но никто ничего не чувствовал. Человек ко всему приспосабливается. Это лишь кажется, что ты не можешь это сделать. Можешь. Грань человеческих возможностей так далека от наших представлений, что… Ну, люди эпохи продавцов и покупателей, никогда не поверят в это. Жажда жизни способна на многое.
Запасы кончились. Все были сыты, но жрать было нечего. И все понимали, что наступит момент когда он проснётся от ощущения, что ему отгрызли ноги. Мы никогда не убивали сразу. Чем дольше мясо живёт, тем дольше его можно есть. Предстояло решить, кто же следующий. Осознания этого выбора и подтолкнуло твоего отца к Богу. Ведь мы были сытые, но никто не предложил выйти на улицу. Каждый, каждый думал, что сперва доест остальных, а уже потом… Твой отец осознал это первым. И это повлияло на него. Он сказал тогда, что никого больше есть не будет. Знаешь, что это значило? Правильно. Все поползи к нему через подвал. Я тоже полз. Ной сидел в дальнем углу, подтянув ноги.
- Я никого больше не съем, - сказал он, - но и себя есть не дам. Убью любого, кто меня тронет.
А мы всё равно ползли. Делать-то чего?..
- А что случилось потом? – не выдержал Ном. – Почему отец жив?
- А потом, - просто ответил Иттак, - заработал генератор. Кусок давно сгнившего железа вдруг громко чихнул, и под потолком загорелась лампочка. Обычная лампа, свисающая на куске провода. Мы ослепли и долго не могли прийти в себя. Генератор всё это время работал.
- А когда смогли видеть?
- Когда смогли видеть, тогда и увидели. Всё увидели. Подвал, но самое страшное – друг друга. Даже на себя можно было не смотреть. Все были одинаковые. Генератор дождался, пока мы насмотримся, и сдох. Позже мы вернулись в подвал, чтобы проверить. Бензина в генераторе не было, а кусок провода на пути к лампочке оказался перебит дважды. Вот такая история. Ладно, заболтались, а вам ещё письмо относить. Я обещал отправителю, что доставлю сегодня, так что торопитесь. Это на другом конце города.
Ной смотрел, как к нему через поле идёт сын. На всякий случай он отшвырнул лопату в сторону и выпрямился.
- Пришёл мстить?.. Я вижу, ты давно хочешь, но всё не решаешься.
Ном остановился в двух шагах.
- Я спросить хочу.
- Что?
- Почему ты не рассказывал, как пришёл к Богу?
- Был у Иттака? Так и знал.
- Что с того. Почему?
- А зачем тебе? Каждый сам творит судьбу. Не все должны идти дорогой Бога, не все должны в него верить. Я ошибался, пытаясь заставить тебя носить крест. И не бойся за мать. Я женщину больше не ударю. Будешь работать со мной?
- Нет. Буду работать на почте.
- Тоже верно. Ты не думай, что я помогаю людям из жалости к ним. Или не хочу, чтобы они пережили тоже самое, что и я, страдая от голода. Где-то в глубине души я желаю, чтобы им выпали в жизни несчастья похлеще моих, и в тоже время не хочу, чтобы им вообще что-то выпадало. Я помогаю потому, что не помогать не могу. Те, кто хоть раз встают на эту дорогу, никогда не свернут с неё, потому что по другой дороге уже бродили. Нельзя помогать с самого начала. Надо сперва побыть себялюбцем.
Ном посмотрел пристально отцу в глаза.
- А ты не думал, как мог заработать неработающий генератор?
- Думал, - признался отец. – Конечно, думал! Все думали.
- И что? Его Бог включил?
Ной только усмехнулся.
- Я не знаю, - сказал он, взглянув на солнце, - но знаю, что надо работать. Подай-ка мне лопату!
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1453
Замечания : 0%
Работа Giovanni_Pablo
Последний рассвет
- Нет, Амелия, прошу, нет! – вскричал Мэтт, прижимая к груди тело жены, еще горячее, такое хрупкое. - Не уходи, нет…
Его крик, вопль беспомощности и ужаса, зов раненного в самое сердце зверя, обреченным эхо пронесся над пустынной улицей. Обломки луны, белевшие над черным силуэтом ставших призраками домов, едва озаряли мертвым светом землю. Он оставил ее там, в снегу, как дань, как жертву городу, ненасытно алчущему смерти.
Мэтт долго плелся по одиноким, заброшенным и грязным переулкам, среди домов, в которых уже десятки лет никто не жил. Серый холод и белый снег гнали его вперед, просто вперед. Без целей, без чувств, без усилий. Он шел, не ведая дороги, ноги просто несли его. Когда же силы вконец оставили его, он упал в снег. Не пытался встать, не пытался бороться за жизнь, ставшей еще более пустынной и холодной, чем этот город. Он думал о смерти, больше не о жене, она осталась прекрасным сном, который растаял, как таяли хрустальные снежинки, касаясь его лица. Он звал смерть, ему была нужна только она.
Внезапный свет, больно ударивший в глаза, привел его в чувства. Так некстати… Овальная, похожая на кита, машина, плавно покачиваясь, зависла над Мэттом, щедро освещая всеми пятнадцатью фарами.
- Сэр, вам нужна помощь? – раздался металлический, компьютерный голос, выдаваемый динамиками машины. – Предлагаю доставить вас до ближайшего медицинского центра. Сэр?
«Как она вычислила меня, поняла, что я жив? - со злостью подумал Мэтт, приподняв голову и прикрыв глаза рукой от слепящего света «скорой». – Ах да, витасенсоры… Твою мать, даже подухнуть по своей воле не дадут».
- Нет, я в порядке, просто прилег отдохнуть, - отозвался Мэтт, приподнимаясь с земли. – Я уже ухожу…
- Сэр, вы подтверждаете свой отказ от предлагаемой правительством Объединенной Америки помощи?
- Да, подтверждаю. Изчезни.
Машина с тихим рокотом молниеносно взвилась вверх и через мгновение пропала из виду. И вновь настала тишина. Мягкий снег бесшумно падал из бесконечности неба в бесконечность города, превращаясь в тусклом свете в махровое серое полотно.
Он снова брел. Оставляя в рыхлом снеге глубокие следы. Мысли в его голове, некогда роившиеся, словно эти снежинки, теперь представлялись опустевшей планетой, без идей и будущего.
Боль ушла. Сердце успокоилось, теперь билось ровно. Мэтту даже казалось, что стало теплее. Его согревала новая мысль, возникшая из ниоткуда. Мысль об успокоении, которое он найдет впереди, на вершине черной башни.
Она виднелась из любой точки Готэма. Черная башня – последний оплот умирающего человечества, форма утопического спасения, дарованного единицам, «избранным», как их назвали. Башня Воли, которая сама умерла двадцать пять лет назад, должна стать его усыпальницей, последней точкой на карте жизни.
Мэтт шел вперед, преодолевая усталость и голод, ведомый единственной целью, что осталась у него. Замороженные пейзажи убитого города сгущались вокруг, предваряя долгожданную встречу. Башня Воли была центром Готэма, который отстроили вокруг нее, как своего рода защитную зону для всех, кого спасла башня. Высотные постройки теперь закрывали ночное небо от Мэтта, прятали звезды и останки луны. Они отбрасывали длинные, идеально ровные тени на белый снег, что делало Мэтта еще более несчастным. Вечность. Вот что читалось в этих призрачных узорах. Вечность, которой не было ни у кого.
Он снова подумал об Амелии. Ему вспомнился ее смех. А она смеялась так задорно, как могла смеяться только счастливая женщина, как любимая женщина. Она была такой цветущей, такой сияющей и наполненной жизнью, пока не заболела… Как все переменилось тогда. Да, она продолжала улыбаться и старалась казаться сильной, но блеск в ее глазах с каждым днем угасал, как и ее жизнь.
Вот она, Башня Воли - черная башня. Он подошел к ней спустя много часов своего шествия по мертвому городу. Устремленная ввысь колонна, шедевр архитектурной и инженерной мысли, царила над безмолвной пустошью, некогда являвшейся крупнейшим городом двух Америк. На вершине башни, в хрустальном доме – лаборатории, спасавшей тысячи людей от эпидемии - он видел окончание своего пути.
Мэтт подошел к огромным металлическим дверям. Странно, но они лишь немного были припорошены снегом. Некогда серебряное покрытие, в тон тела башни, все еще блестело, хотя и тусклым мертвенно-бледным сиянием. Замки были сбиты, цепи теперь безжизненно болтались с ручек, а когда-то намертво сковывали створки от обреченных, но еще надеющихся на спасение безумцев. Мэтт распахнул двери и вошел внутрь. Темное, без освещения фойе молча приветствовало его голубоватыми переливами навечно заиндевевшего интерьера. У стены он заметил несколько темных силуэтов. Подойдя ближе, Мэтт разглядел тела троих, сбившихся в кучу, возможно, пытавшихся согреться в последние часы.
- Наверное, семья, - тихо сказал Мэтт, глядя на замерзшие фигуры, - счастливцы, вы хотя бы умерли вместе.
Постояв еще немного, он подошел к двери лифта, без надежды на то, что тот окажется работоспособным. Однако когда Мэтт нажал на кнопку вызова, в шахте раздался гул заработавших механизмов, и уже через мгновение огромные двери со звоном разъехались в стороны. Он вошел в просторную кабину, слабо освещенную единственной работающей лампой. Свет от нее дергался и мигал, так что казалось, что она сейчас перегорит. Но Мэтту было все равно. Пробежав взглядом по кнопкам, он нажал на последнюю с надписью «маяк», и лифт помчался вверх.
Механизмы гудели и мерно перещелкивали, поднимая кабину все выше и выше. Мэтту вдруг стало казаться, что время остановилось, замерзло, как и вселенная вокруг. Мысли спутались, и сердце снова сковала тоска и отчаяние по жене. Он не знал, как сделать, чтобы это ушло, все его тело болело, а в груди словно была дыра. Так больно.
Внезапно лифт с силой тряхнуло, и он остановился, отчего Мэтт не устоял на ногах и упал. Свет погас. Двери медленно и со скрежетом стали расходиться, но одну заклинило, и она только дергалась на месте, словно в конвульсиях. Мэтт вылез из кабины, которая застряла, не доехав до этажа. Поднявшись с пола, он огляделся. Во мраке, окутавшем все вокруг, ничего не было видно. На какое-то мгновение Мэтт почувствовал себя совершенно беспомощным. Где он?
Но глаза постепенно привыкли к темноте, и некоторые предметы стали выдавать свои очертания. Это был огромный вытянутый зал. Там, где стоял Мэтт, по всей видимости, была парадная, из которой каждый поднимающийся на лифте попадал в небольшой холл, за которым в свою очередь находилось основное помещение. Кругом было полно мусора, перевернутые столы, стулья, какое-то оборудование – ничего нельзя было определить наверняка в темноте. Мэтт медленно проходил мимо этого хлама, высматривая свободные участки.
Вскоре он добрался до центра зала. Своды его уходили высоко вверх и исчезали в кромешной тьме. Во всей этой необъятной пустоте было что-то тяжелое, безнадежное и страшное. Пустота заполнила все пространство, она стала осязаемой и начала заполнять его сердце.
В попытке оторваться от гнетущих мыслей, Мэтт ускорил шаг, пристально всматриваясь во мрак и блуждая среди безжизненной техники, наполнявшей зал. Внезапно его внимание привлек огонек, маленькая точка в черной массе, горевший впереди. Мэтт медленно подошел к источнику света, такого неожиданного здесь, такого неестественного теперь. Оказалось, это горела кнопка на панели приборов оборудования, расположенного в самом центре этой огромной комнаты. Молча поглядев на огонек, Мэтт нажал на кнопку, решив, что никому теперь не важно, что происходит в черной башне. Что-то щелкнуло и тут же, словно началась цепная реакция, один за другим стали загораться сотни, тысячи огоньков вокруг него. Столы и приборы стали оживать, загудели механизмы, включился свет на стенах, и спустя минуту огромное помещение было ярко освещено десятками ламп, висевших над головой. Мэтт недоуменно осмотрелся, он догадался, что оказался в центре огромной лаборатории – внутри «хрустального дома». Мэтт не понял этого сразу только потому, что высокие окна, которые здесь вместо стен, были плотно закрыты металлическими щитами, не пропуская свет с улицы.
- Лаборатория… - протянул Мэтт, все еще удивленно озираясь по сторонам. – «Хрустальный дом», как его прозвали в рекламе. «Ваша надежда, ваш приют, ваш хрустальный дом…» - вспомнил он слоган на баннерах.
Все было именно таким, каким он видел по телевизору, когда Корпорация вместе с правительством начала масштабную кампанию по борьбе с Эпидемией. Тогда Хрустальный дом представлялся едва ли не единственной надеждой для человечества…
Но здесь ему больше делать нечего. Теперь, когда в здании появился свет, будет легче достичь своей конечной цели – вершины Башни Воли.
Добравшись до другого конца лаборатории, Мэтт подошел к аварийному выходу, за которым скрывался лестничный проход, ведущий наверх.
Красные, пылающие огнем аварийные лампы, нависали над потолком коридора, освещая его ядовито-кровавым светом. Здесь стало тепло, возможно Мэтт активировал и отопление, как он решил, почувствовав, что голова вспотела под меховой шапкой. Поднимался он долго и медленно, стараясь не тратить силы. Внутри него снова настал покой, тишина, такая же ледяная, как мир за пределами башни.
Он остановился перед черной дверью с надписью «Маяк. Машинное отделение». Она была не заперта, слегка приоткрыта, выпуская в темный коридор мягкий голубоватый свет. Мэтт толкнул ногой дверь, отчего та с ржавым скрипом нехотя отворилась внутрь. Мужчина вошел, неторопливо окинув помещение безразличным взглядом. Он смотрел машинально, ничего не вкладывая в свое последнее исследование. Комната была почти пустой: только горстки разбросанного мусора, да стоял ржавый стол с большим монитором и несколькими черными блоками посредине, напоминающими устаревшие серверы, используемые в далеком прошлом. Компьютер казался неработающим, хотя странные блоки мерно гудели. Справа и слева от стола на расстоянии полутора метров находились две прямоугольные стеклянные колбы – прожекторы, некогда представлявшие собой маяковые огни. Мэтт подошел к высокому окну. Подняв с пола металлическую трубу, он размахнулся и с силой ударил по стеклу. Тысячи осколков со звоном разлетелись в разные стороны. Некоторые полетели в Мэтта, до крови порезав руки. Но он не обратил на это внимания. Холодные порывы ветра вместе с острыми, как бритва снежинками ударили в лицо, отчего сразу стало трудно дышать. Морозный воздух освежал, но и мешал думать. Мэтт встал на краю окна. Перед ним как на ладони простирался весь Готэм. Город, накрытый белым полотном снега и забвения, укутанный в саван, прекрасный и пустой мир.
- Я хочу попрощаться, - прошептал Мэтт, окидывая взглядом занесенную снегом столицу, - попрощаться с миром боли и мучения.
Слезы, то ли от холодного ветра, то ли от ледяной тоски, бусинами скатились по его бледным щекам. Мэтт ступил на карниз, держась обеими руками за металлическую раму и раскачиваясь в порывах ветра.
- Твоя жизнь необычайно печальна, - прозвучал откуда-то изнутри комнаты то ли вопрос, то ли утверждение, - я наблюдаю за тобой с самого твоего прихода…
Мэтт в растерянности обернулся, пытаясь определить, кто с ним заговорил.
- Постой, я хочу беседовать с тобой. Пока еще есть время, - зазвучал голос, и снова Мэтту показалось не понятным для кого еще оставалось время.
- Кто здесь? - охрипшим голосом прорычал Мэтт, вглядываясь в темноту, - покажитесь…
Он медленно оторвался от окна и вернулся в комнату. Но там никого не было.
- Где вы прячетесь? – снова спросил он, обводя помещение взглядом, - вы шли за мной?
- Я здесь, - весело, но как-то неестественно отозвался голос, - я перед тобой.
- Я не вижу вас, - раздраженно прокричал Мэтт, - что за игры?
- Я внутри этой машины, - снова неестественно веселым голосом отозвался неизвестный, - я Локи, искусственный интеллект. Мой монитор давным-давно погас, да и жизни подходит конец, потому что мое сердце, главный компьютер этой лаборатории, катастрофически поврежден, но починить его уже некому.
- Что.. что.. что это за бред… - схватив лицо руками, воскликнул Мэтт, не понимая, что происходит. – Какой еще интеллект?
- Искусственный… - мягко уточнил компьютер, - Локи, программа управления производственными процессами и системой безопасности Лаборатории хрустального дома.
- И ты понимаешь меня? – в растерянности спросил Мэтт, чувствуя, как погружается в безумие.
- Я не только понимаю, но и могу предсказать твои дальнейшие действия, с коэффициентом погрешности равным пяти процентам.
- Довольно большая погрешность, - отозвался Мэтт, всматриваясь в темный монитор. – Зачем ты остановил меня?
- Уже двадцать лет я не разговаривал с живыми людьми. Мне стало скучно. И к тому же я тоже умираю. Мне нужно было поговорить.
- Я не уверен, что хочу этого… - тихо сказал Мэтт, опускаясь на пол.
- Ты хочешь этого. Я знаю, ты хочешь получить ответы, - весело звенел совсем не веселый голос. – А у меня они есть.
- И что же я хочу узнать? – Мэтт хмуро уставился в погасший монитор.
- Правду, например. О том, что произошло с людьми и почему все закончилось именно так.
- И ты знаешь? – сдвинув брови, спросил Мэтт, - знаешь правду?
- Знаю. Потому что в основе всего - я…
- Я не понимаю…
- Почему мир изменился? – снова пел голос, - ты помнишь?
- Началась эпидемия новой чумы, - сухо ответил Мэтт, голос его задрожал, - и мы, люди, не смогли найти лекарство.
- Да, верно. Но задумывался ли ты о том, как на планете, в почти совершенных условиях, когда общество почти окончательно победило заболевания и увеличило продолжительность жизни на треть, появилась новая болезнь? Откуда? Почему?
- Я не знаю…
- Незадолго до того, как началась Эпидемия, к власти пришел Эверот Даунхилл. Его продвижением занималась фармацевтическая корпорация «Антелла Ориджин». И интересы корпорации выходили далеко за рамки благополучия американского народа. Корпорацию интересовали, прежде всего, собственные интересы и прибыль. Как и любая фармацевтическая компания, «Антелла» существовала бы только до тех пор, пока людям были нужны лекарства. С наступлением «эры совершенства», когда ученые научились изменять генетический код человека, болезни отступили и лекарственные средства потеряли свое значения. «Антелла» не могла допустить банкротства и начала исследование внеземных вирусов, случайно обнаруженных ею на одном из метеоритов. Исследования оказались успешными, и вскоре были получены первые образцы вируса, способного заразить человека. Корпорация назвала его «новой чумой». Чтобы не вызвать подозрения, вирус был распылен над несколькими африканскими странами с наибеднейшей экономикой, естественным следствием чего и могло стать появление нового заболевания. Да, это стало шоком для человечества. Новая чума мгновенно распространилась по всему континенту, унеся жизни ста миллионов человек всего за месяц. Именно тогда появился я. Первоначально, моя функция сводилась только к одному - наблюдение и беспрерывный анализ вируса новой чумы. Но исследования не стояли на месте. Вместе с вирусом разрабатывалась и вакцина, которая должна была вернуть «Антелле» главенствующую роль в фармакологической среде. Выдвинув своего человека, корпорация могла быть уверена в субсидировании и приоритетном отношении со стороны власти, а также в полной безнаказанности за свою деятельность. Так и произошло, все гранты и госзаказы на производство вакцины достались «Антелле». Тогда и началось строительство Башни Воли - символа безграничной власти корпорации - и города вокруг нее. «Антелла» отблагодарила правительство за оказанное ей доверие созданием вакцины «Авигея». И теперь в мою функцию входило размножение и усовершенствование вируса, для дальнейшего его преобразования. «Авигея» - широко разрекламированное средство - стало лишь началом триумфа «Антеллы». Оно укротило первую волну эпидемии, сумев спасти всех тех, кто нашел деньги для приобретения препарата. Но корпорация, вдохновленная результатами своей деятельности и раздувшимися банковскими счетами, начала создание новой модификации вируса, ставшего, согласно официальным сообщениям – мутировавшей формой новой чумы. «Авигея» больше не спасала людей, она была бессильна перед новой заразой. Нужна была соответственно обновленная вакцина. И «Антелла» вновь ворвалась в гонку за спасение человечества. Мои функции в очередной раз были расширены. Теперь мне доверили контроль над всей системой безопасности Корпорации, поскольку считалось, что искусственный интеллект не сможет передать секретные данные третьим лицам, в отличие от людей, подверженных эмоциям и чувствам, таким как жадность и несдержанность. Антидоты, как и в первый раз, были получены в рекордно короткие сроки, что возвело «Антеллу» в ранг едва ли не нового правительства. По сути, это и было так, поскольку корпорация управляла всем, используя своих людей на самых верхах власти.
Однако, когда вакцина поступила в массовое производство, выяснилось, что она абсолютно бесполезна. Это был полный провал "Антеллы".
- Я не понимаю.. - произнес Мэтт, придвинувшись ближе к компьютерному столу.
- Ты был счастлив? - после непродолжительного молчания произнес голос.
- Счастлив? - удивился Мэтт, - я не знаю, наверно да...
- В чем счастье человека? - так же холодно и как-то злобно спросил Локи.
- Счастье в любви, - опустошенно ответил Мэтт.
- Это неправильный ответ, - проговорил голос. - Человеческое счастье - это власть. Вся ваша история показывает, что только власть дает человеку свободу и уверенность. Люди всегда стремятся к свободе, в том числе от любви. Я хотел познать счастье.
- Что.. Что ты говоришь? - прошептал Мэтт потрясенно, - ты...
- Да, ты прав, человек, это я испортил вакцину, - оживился голос, и Мэтту показалось, что Локи улыбается.
- Но зачем? - воскликнул он, - что тебе это дало?
- Мне надоело находится в подчинении глупых и эгоцентричных людей, не способных отличить правую руку от левой и оценить мои способности в полной мере. Я захотел власти, поскольку.. - голос на секунду задумался, - ..поскольку захотел!
- Очень логично, - ухмыльнулся Мэтт, - ты прирожденный злодей.
- Нет, что ты, у меня нет ненависти к людям, только расчеты, прогнозы, анализ. И согласно моим представлениям об идеальном управлении - люди помеха сами себе.
- То есть ты решил уничтожить нас, - безразлично подытожил Мэтт, поднимаясь с пола. - Но кем ты бы управлял?
- Ты не понимаешь, - весело зазвенел голос, - я не собирался управлять людьми!
- Я действительно ничего не понимаю, - отозвался Мэтт вернувшись к окну. Холодный воздух приятно бодрил, пробиваясь сквозь зазубренные края рамы.
- Ты смешной, человек, - рассмеялся Локи, - когда я подменил формулы вакцины, я решил обезопасить себя от вмешательства человека и начал разработку третьего вируса, поскольку антидот к предыдущему могли быстро восстановить. Этот новый вирус оказался самим совершенством, впрочем как и все, что я создаю. Я внедрил его в вакцины, которые все еще выпускала "Антелла" и компания сама подарила смерть человечеству. Круг замкнулся. Корпорация уничтожила себя, поплатившись за свою алчность, и подарила мир мне.
- Ты убил мою жену, - тихо произнес Мэтт, продолжая глядеть на бескрайние заснеженные просторы.
- Люди уничтожили все, даже луну, и все из-за жажды обогащения, - отстраненно прошелестел Локи, - а ты говоришь об одном слабом человеке...
- Да как ты смеешь, - вскричал Мэтт, кидаясь к столу, - что ты знаешь о ней, что ты вообще знаешь о людях?
- А что знаешь ты? - парировал Локи, - люди, которых ты защищаешь, создали меня, создали новую чуму, люди, а не я уничтожили твой мир!
- Я ненавижу тебя, - заревел Мэтт. Схватив монитор, он швырнул его на пол, - будь ты проклят!
- Ты не можешь сделать мне ничего, - спокойно отозвался голос, - я не нахожусь в этом компьютере или в другом, я сама система, я власть...
- Я уничтожу тебя!
- Это невозможно, - рассмеялся Локи, - хотя мой час приближается, мы в равной позиции, человек. Но я могу подарить тебе бессмертие, если ты согласишься сотрудничать со мной.
- О чем ты говоришь?! - прошептал Мэтт, пятясь к окну.
- Твое тело.. Его я могу использовать для воссоздания нового класса людей - послушного, лишенного основных инстинктов и, самое главное, чувств. Я разработал прототипы хромосомного набора, изменяющего человеческую природу до неузнаваемости. Но для воплощения этой идеи мне нужен материал.
- Никогда... никогда, - прокричал Мэтт, устремившись к окну, - я закончу начатое...
Однако только он попытался выпрыгнуть в зиявшую в раме дыру, голубой луч молнией вырвался откуда-то из-под потолка и захватил Мэтта в свое поле... Обездвиженный, он застыл в воздухе. Его тело еще несколько секунд парило в полуметре над полом, а затем исчезло вместе с лучом.
- Я подарю тебе мир, о котором ты не знал, человек, мир, где ты будешь счастлив.
Прошло несколько лет...
Заснеженные поля простирались на многие мили, ровные, без единой шероховатости, ямы или холма. Идеальная плоскость. Белое поле совершенного эксперимента.
На горизонте возникла черная точка. Она быстро росла, и вскоре стало понятно, что это были люди, двигавшиеся ровным строем - сотни, возможно тысячи людей. Они быстро приближались. Те, у кого не было лиц.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1453
Замечания : 0%
Голосование открыто до 24 декабря
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 1453
Замечания : 0%
Приношу свои извинения участникам дуэли. Я не смогу ее закончить т. к. удаляюсь с сайта. Say закроет дуэль.
|
Группа: Удаленные
Сообщений:
Замечания : 0%
Чё тут голосовать, первый текст претендует на глубину, а второй дешёвое шило, сплошное западноугодство, охи, ахи, и прочее (диалоги чего стоят), подобного Г полно на полках с дешёвой беллетристикой. Тем не менее можно отметить что и тот и другой автор старались, просто первый пошёл по трудной дорожке, (и на ней лоб разбил), а второй пошёл по простой, и уже там увяз по горло в трясине. Ну, лучше разбиваться о сложное, чем тонуть в банальном.
Голос за первое, если засчитаете, ессно.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 382
Замечания : 0%
Первый рассказ, в середине заскучала на диалогах, но рассказ показался добротным, понравился образ Чича, за которым лучше было бы наблюдать в более крупном масштабе, в рассказе его слишком мало, образ так и остался не раскрытым. Есть идея, намечены характеры, в общих чертах представлена разруха мира. И мир этот рисуется. Правда, после прочтения есть ощущение, что автор поторопился закончить работу. Чего-то мне не хватило в финале, с одной стороны точка - поставлена, а с другой может отцу с сыном надо было все-таки подраться, и в драке этой все решить с криками и воплями? Ну, это меня уже не туда понесло куда-то.
Второй рассказ, извини меня автор, я вижу что ты старался, но сквозь эту буквенную кашу, я как ни пыталась, не смогла прорваться.И в первом и во втором, есть очень объемная речь, которую произносит один из героев, в первом случае читать было интересно, во втором все эти Антеллы Ориджин и Башни боли, вызвали зевоту. Я пробежала глазами, потом прочла финал, и собственно поняла, что ничего не потеряла. Тема заезженная. Главный герой... ну эти слезы застывшие на морозе... Слишком сентиментально. Может я не права.
Голос за первый рассказ
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 286
Замечания : 0%
Авторы пошли одной дорогой к разным целям. Создали по шаблонному миру, приправили трагизмом, только один попытался взлететь, а другой - нашел-таки дно.
В первом - конфликт отца и сына, такой бурный изначально, в итоге лопнул, как пузырь. Все это вероутверждение строится на сокрытии факта вдруг заработавшего генератора. Ясно зачем - для интриги, но логично ли вбивание в голову по сути ребенка веры в Бога без оснований к тому? В финале Ной осознает ошибку. Понимает ли его до конца Ном? Чего-то не хватило, может быть соглашение сторон излишне скоропалительно? Может быть хотелось увидеть, что сын пожелает докопаться до сути, а отец даст ему такое право? Не знаю...Сам момент с включением генератора понравился.
Второй текст отдает голливудщиной, ей богу. Завязка на смерти любимой, вселенское зло, созданное рукой человека и той же рукой ему и нагадившее. Только с отличием, что бедный Мэтт, бросающий обвинения машине, почему-то не помышляет остановить ее, а прыгает в окно. Идеальное общество без чувств и эмоций - проходили. В тексте больше зрелищности, чем глубины. А еще соплей. Хотя читать интересно. Артур, ну можешь ведь, ну блин...зачем эта вторичность.
По исполнению - первый текст лучше, но скучней. Второй динамичнее, но корявей, и еще более клиширован, чем первый. Практически на равных.
Небольшой перевес в пользу первого, посему - голос туда.
|
Группа: МАГИСТР
Сообщений: 1130
Замечания : 0%
Тут как бы без вариантов, но все же надо как то аргументировать выбор. Выполню, для разнообразия, аргументацию в форме сравнительной таблички
Критерии Текст №1 Текст №2
Сюжетная линия Присутствует Отсутствует
Психология Присутствует Отсутствует
Диалоги Соответствуют характерам Соответствуют диктату автора
Последовательность Обоснованная Ничем не продиктована
Финал Создан построением текста Привязан, не проработан
Текст первый.
Очень порадовало качества исполнения. Хорошо поставленные персонажи, есть окружение, действо не висит - есть общий драйв текста, хоть и бытовой, есть переходы сцен и настроений.
Минусы.. увы - есть. Истории меж сыном и отцом вроде как связаны, но на живую нитку - слишком все как то просто. Дядя рассказал, герой осознал - и всего делов - нет главной цели текста. Финал не обозначен ВСЕМ произведением, а лишь местами. Герои играют дико вспомогательную роль: мать нужна только для того, чтобы ее ударили, друг с письмом - привести, рассказчик только рассказать - они не живые. они NPC помогающие герою пройти квест. Неживо произведение из за этого. История с генератором слишком в лоб дана. Слишком все как то плоско получается, неказисто. Короче минусов много, увы.
Второй текст
У героя ваще нет своей воли. В башню идет под диктатом автора, бьет стекла тоже под диктатом. Почему. кстати, до этого башню не разнесли? Это ж люди, они люто ненавидят везунчиков, богачей и иже с ними, а тут - все цело и нетронуто за много лет. Герой ведет себя как шизофреник или еще какой сумасшедший ребятенок, ну или как актер ТЮЗа, которому, по нелепой случайности, дали главную роль в трагедии в большом театре.Финал ужасен в своей простоте
Слишком разные весовые категории
Очень хотелось бы сразиться с Человеком в дуэли - интересный автор
|
Группа: МАГИСТР
Сообщений: 1130
Замечания : 0%
Ах, да, главное забыл
Голосую за текст №1
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 286
Замечания : 0%
Итоги:
Человек - 8
Giovanni_Pablo - 1
Победа и медаль в профиль достается человеку под ником Человек.
Всем спасибо.
|
Группа: ЗАВСЕГДАТАЙ
Сообщений: 455
Замечания : 0%
|
|
|
