Низкая энтропия - высокая энтропия. Что посередине?
ГЛАВА 14
ЭНТРОПИЯ
Дни летели незаметно. Несмотря на заверения отца, что беспокоиться ему не о чем, Рене, в первое время пребывания в комнатке на верхней ступени пирамиды, чувствовал лёгкое беспокойство и, всё время, прислушивался к себе… Но как ни странно, никаких естественных потребностей и нужд он не испытывал. Более того, если раньше — внизу, если и возникали какие-либо неприятные ощущения… сейчас они полностью исчезли.
Поначалу юноша пребывал в полном восторге от нового состояния, от того, что узнал и ещё узнает! Не раз ему в голову приходило: почему отец и жрец Шер не пользовались секретными знаниями? «Ну-у, кроме главного — бессмертия. Эх, быстрее бы закончилось это заточение!..» — Он подолгу лежал и мечтал, как воспользуется всеми этими премудростями. Как удивит друзей; один будет ворочать многотонные блоки, вытесанные рабами. Интересно, обладает ли он уже левитацией? Проверить это пока не представлялось возможным, да и не на чем…
Однако Рене всё чаще задумывался над тем, кто же он теперь? В кого превращался? Юноша тщательно осмотрел себя и даже, как ему показалось, заглянул внутрь себя. Но никаких изменений не обнаружил. Он — всё тот же Рене.
Однажды он проделал небольшой эксперимент: поднёс ладонь к газовому рожку, который продолжал гореть ровным голубым пламенем (он уже знал, откуда взялся этот огонь — помощники жреца Шера добывали его в болотах Нижнего Египта — и как устроен необычный факел), и резко отдёрнул руку. Показалось, что искусственный огонёк, во много, раз злее обыкновенного… Он долго дул на ожог, пытаясь унять нестерпимую боль, ругая себя за беспечность.
Особенно быстро, почти мгновенно, проносились ночи. Казалось, что не успевал лечь и смежить веки, как его уже будили крики петухов и пение птиц. Да и можно ли назвать сном то состояние, в котором он пребывал?
По-прежнему Рене путешествовал меж звёзд. А те будто ласкали его лучами, отдавая ему своё тепло. Всеми фибрами души, каждой клеточкой юноша впитывал энергию звёзд, чувствуя, что сам превращался в одну из них.
Иногда он попадал в удивительные, странные места, непохожие ни на что, к чему привык. Но утром, от воспоминаний в памяти оставались лишь размытые цветные образы, одурманивающий запах благовоний, и ощущения волшебной сказки.
В один из дней, вернее вечеров, Рене обнаружил над головой почти полную луну. И очень удивился и обрадовался открытию. Полная луна означала конец заточению. Скоро он увидит отца, друзей! Ещё день, два…
Не верилось, что прошёл целый цикл!.. Казалось, что только вчера его поместили сюда. Поместили, как какую-то вещь или сосуд. Да, именно сосуд… Но Рене не обижался, потому что понимал: такова судьба фараона — обязательная процедура посвящения.
Однако время проходило, а в пирамиде никто не появлялся. С ужасом юноша заметил, что око бога Тата закрывалось, и происходило это гораздо быстрее, чем оно открывалось. Недалёк тот день, когда наступит полное затмение. С каждым мгновением Рене чувствовал себя всё хуже. Не было ни одной частички тела, которое не болело, будто внутрь засунули пылающий факел, а голову напичкали раскалёнными угольками.
Особенно мучительно протекали ночи. Каменное ложе уже не казалось мягким и тёплым. Твёрдая поверхность тысячью игл впивалась в его бока, в спину, в затылок. Почти физически юноша ощущал, как холодный камень забирает его энергию, — впитывает тепло его тела.
Рене пробовал проводить ночи сидя, но даже на это у него не оставалось сил. Едва дотягивал до рассвета. Казалось, что в светлое время суток было чуть легче... Днём он сидел, тупо уставившись, остекленевшим взглядом, на стену со значками и письменами, и ничего не понимал. В редкие минуты просветления осознавал, что и его мозг начинает разрушаться, разжижаться.
Рене решился. С трудом встал и вытащил из держателя факел. Огонёк едва выбивался из горелки. Юноша покрутил колёсико на рукоятке, но язычок пламени подрос ненамного. На дрожащих ногах, стал спускаться по крутой лестнице. В голове мелькнуло: вряд ли сумеет подняться…
Наконец юноша достиг основания лестницы и ступил на ровный пол. Свет факела освещал пространство лишь на шаг впереди. Опираясь на стену, медленно побрёл в темноту
Казалось, что идёт уже очень долго, хотя с того момента как очутился в коридоре, прошло всего несколько мгновений. Он едва не стукнулся головой о внезапно вынырнувшую из темноты стену, и понял, что галерея кончилась. Но напрасно он шарил по холодному камню, ощупывая каждую щель, каждый выступ, — рука всюду натыкалась на неприступную твердь. Прохода не было. Факел выпал из его рук.
— От-е-е-ец! — Рене заколотил кулаками по шершавому камню, в кровь разбивая их, и не чувствуя боли. Потом медленно сполз по стене и зарыдал.
Сколько просидел на полу, он не знал. Время потеряло для него своё течение. Всё ещё всхлипывая, поднялся, подобрал чудом не погасший факел и побрёл назад.
Долго юноша стоял у крутой лестницы, ведущую в маленькую комнату. Первая ступенька была выше его колен, остальные, кажется, — не ниже. Так и не решившись на подъём, Рене вновь сел на ступень и, прислонившись плечом к холодному камню, бездумно уставился в темноту.
Вдруг он встрепенулся. В свете, неизвестно отчего колыхнувшегося язычка пламени факела, прислонённого к противоположной стене, в двух шагах от себя, юноша заметил чёрный квадратный провал. В голове промелькнула мысль: внизу пирамиды должен быть выход! Он вскочил. Надежда на спасение придавала ему силы…
Вниз уходила узкая лестница, такая же крутая, что вела на верхний уровень. Но это его не остановило. «Да, конечно, как же я забыл?!» — Но из его головы совершенно выпали слова отца, что внизу пирамиды царство демона Небежда,* и собственные выводы, — нижний уровень — царство мёртвых.
И опять Рене показалось, что спускался уже целую вечность. Он думал, что находился в самом низу… но каково же было его удивление, когда ступив на ровную площадку и подняв голову, увидел, совсем невысоко, светлый квадрат.
На противоположной стороне небольшой площадки — всего в три шага, начиналась ещё одна лестница, ведущая вниз. На этот раз она показалась менее крутой и почти в два раза шире. Но не успел юноша спуститься по ней на несколько ступенек, как огонёк факела мигнул и погас. Его окутала вязкая непроглядная тьма. Вдруг он вспомнил все предупреждения, сказки и мифы об ужасных демонах, змеях, чудовищах… И в тот же миг услышал нарастающие шуршание, будто многотысячная толпа шептала что-то невразумительное, громкое шипение ,и увидел два колышущихся близко расположенных друг к другу красных огонька. Глаза! Он швырнул погасший факел в приближающегося демона, или кто бы это ни был, и не помня себя, бросился вверх.
А очнулся он уже в верхней комнатке. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть… Грудь вздымалась, словно кузнечные меха в мастерской оружейника. Взгляд не отрывался от чёрного узкого прохода. Но там никто не появлялся, и юноша стал успокаиваться. Может, всё это ему только показалось? Что только не почудится в темноте. У страха глаза велики.
Даже без факельного освещения маленькое помещение заливал призрачный ровный свет. Небо ещё не приобрело иссиня-черного цвета, но первые крупные звёзды уже заглядывали в комнатку на вершине пирамиды. Рене вытянулся на своём каменном ложе.
Новое ощущение зародилось где-то в области живота. Что-то горячее разлилось внутри. Горячая волна поползла вверх и скоро достигла головы. И снова всё закружилось в стремительной карусели. Непроизвольно закрылись глаза. Показалось, что он куда-то проваливается. Чувство свободного падения длилось всего несколько мгновений. Вдруг дрожь прошлась по всему телу. Множество маленьких тоненьких иголок впились в руки и ноги. Но боли Рене не испытывал. Наоборот, приятная истома разлилась по телу. Он едва не вскрикнул от удовольствия, будто кто-то его щекотал.
Он смотрел на небо, на котором появлялись всё новые звёзды, образуя знакомые и вовсе незнакомые созвездия, и только теперь начинал осознавать: какое это чудо — звёздное небо! Какое счастье — смотреть на звёздное небо! Все земные чудеса меркли перед этим величием. И ещё он понял: как ничтожно всё, что было до ЭТОГО — в каком хламе жили люди!..
Потом юноша подумал: жаль, что он не птица, что не умеет летать. Тогда бы с лёгкостью покинул ловушку… Мозг пронзила простая мысль: «А почему нет?!» — он встал и воздел руки вверх. Юноша даже не удивился, что от рук исходил голубой свет и они стали прозрачными, словно тончайший папирус, сквозь который просвечивали звёзды.
И тут что-то случилось. Мир перевернулся — опрокинулся. Рене полетел. Он хотел закричать, но крика не получилось. Он скользил меж звёзд без бремени тела. И вдруг всё вокруг залил белый ослепительный свет, и он услышал новый звук — плач младенца.