Городской посёлок Еленовские Карьеры будто вымер. Кто успел собрать пожитки и уехать – были уже далеко, а те, кто не успел или не смог – запрятались глубоко в подвалы, сбившись в кучки и дрожа от страха. По радио передавали, что приближаются немцы, которые не оставят здесь камня на камне, и до сих пор живой городок казался вымершим «призраком». Над опустевшими домами поднимался утренний туман, ветерок пускал рябь по поверхности луж на пустых улицах. Люди остались только в райкоме – военные сделали это массивное здание своим штабом, и в просторном кабинете сидели за длинным столом, возле красного советского флага четыре человека. Один из них был мрачно суров – полковник Соловьёв, которого сам Жуков назначил руководить обороной – сидел на тяжёлом стуле, который остался здесь с дореволюционных времён, и глаза его были прикованы к карте. В руках он нервно крутил химический карандаш, а рядом с ним сидел лейтенант Комаров, тоже смотрел в карту, отмечая на ней положение окопов, в которых спрятались готовые к смертельному бою солдаты. Около Комарова ёрзал на скрипучем табурете председатель райкома товарищ Кошкин, нервно шмыгая своим курносым, веснушчатым носом. Он ничего не понимал ни в картах, ни в планах, ни в атаках… Он тут сидел только потому что ему «сверху» запретили эвакуироваться, и приказали «стоять на смерть», то есть, погибать вместе с городом, потому что немцы обязательно захватят его, иначе и быть не может. В углу, за отдельным маленьким столиком, около рации сидел радист, принимая радиограммы, в одних из которых сообщали о поражениях Красной армии, а в других – давали невозможные приказы «победить или погибнуть».
- Ну, и чего вы тут распускаете сопли? – буркнул полковник Соловьёв, оторвав свои свирепые глаза от карты и уставившись на нервного Кошкина, который под столом так шаркал ногами, что оставлял на полу чёрные полосы от своих подошв.
- Я ничего… я так… простыл… - отбоярился Кошкин, шаркая всё громче и громче…
- Вас назначили ко мне парторгом, а вы весь уже сошли на сопли! – рявкнул полковник Соловьёв, шваркнув химический карандаш на стол. – Если вы трус – я вас расстреляю!
- У меня просто насморк… - пролепетал Кошкин, отвернувшись к окну, которое уже закрыли светомаскировочной шторой, чтобы свет в нём с немецких самолётов не заметили.
- Чёрт, - рыкнул Соловьёв, бросив быстрый взгляд на напольные часы, маятник в которых качался с громким тиканьем, кажется, уже лет сто. Массивные стрелки показывали без десяти минут четыре утра… Четыре утра у фашистов – любимое время, и полковник Соловьёв инстнктивно чувствовал, что пройдёт эти последние десять минут тишины, и они нападут…
- Товарищ Комаров! – полковник отвернулся от Кошкина, чтобы не портить себе нервы и напал на лейтенанта. – Ваша диверсионная группа вернулась?
- Никак нет, товарищ полковник, - невесело доложил Комаров, понимая, что группа уже не вернётся никогда, все сроки возвращения истекли вчерашним вечером…
- Чёрт… - угрюмо буркнул Соловьёв. – Вы уверены, что город достаточно укреплён?
- Так точно товарищ полковник! – поспешил доложить Комаров, набрал воздуха, чтобы подробно доложить о готовности…
Как вдруг, где-то за закрытыми окнами, со стороны недалёкого леса, внезапно разразился жуткий грохот, буквально, оглушив, потопив голоса… Пол под ногами задрожал и загудел, из высокго книжного шкафа посыпались книги, кувыркнулся белый фаянсовый бюст Ленина, расколовшись на три острых куска…
- Бомбят… - пискнул Кошкин и полез под стол, потому что с потолка кусками полетела штукатурка вместе с побелкой, и один кусок едва по голове ему не врезал.
- Трус! – полковник Соловьёв рявкнул, полез за пистолетом, и тут же грохнулись на пол старинные часы, перед гибелью своей показав последнее время: без пяти четыре…
- Не бомбят – артиллерия… - выдохнул вместе с набранным воздухом лейтенант Комаров, осознав, что затишье закончилось, и началась буря.
- Всем сидеть, отставить панику! – Соловьёв зарявкал громким голосом, чтобы вразхумить всех и заставить работать. Вскочив, он подбежал к обалдевшему от грохота молоденькому радисту и крикнул ему в ухо, нависнув над душой:
- Чего сидишь, Семенов?? Вызывай!!
- А… д-да… - пролепетал радист Семенов, которому восемнадцать лет исполнилось только позавчера, и его сразу же призвали. – Ворон, Ворон, я – Земля, как слышите меня? – затараторил он в микрофон рации, прижав ладонями наушники к ушам, чтобы грохот канонады не мешал ему.
- Ну? – нетерпеливо осведомился Соловьёв, решив, что Семенов слишком долго вызывает и всё не получает никакого ответа…
- Ничего… - устрашённо прошептал Семенов, повернув к полковнику своё страшно побелевшее лицо. – Нет связи…
- Чёрт! – в который раз рыкнул Соловьёв, а из шкафа вывалилась здоровенная книга, и шваркнулась на пол, подняв пыль.
- Товарищ полковник… - осторожно обратился к нему Комаров, держась подальше, чтобы не попасть под горячую руку. – Нам необходимо эвакуироваться в убежище – они сейчас превратят город в развалины…
- Вы тоже трус?? – страшно взрычал полковник Соловьёв, выхватил пистолет и выстрелил Комарову под ноги, заставив лейтенната отпргынуть. – Или вы слепой?? Они же стреляют мимо – шумят!! Если бы они стреляли в нас – они бы уже всё развалили!! Или вы – идиот??
- Никак нет… - пробормотал в грохоте Комаров, бочком сдвигаясь к дальней стенке, чтобы на него не рухнул качающийся книжный шкаф.
- Ну, чего сидишь – вызвай, не молкни!! – рявкнул Соловьёв радисту, кивнув ему пистолетом, и Семёнов, огорошенный происходящим, снова затараторил:
- Ворон, Ворон, я – Земля…
***
Эрих Траурихлиген спрятал свой «брахмаширас» недалеко от блиндажа – привёл и поставил в вымоину, приказав солдатам закидать паука ветками. Пока они работали, пряча невероятную машину, он спустился под землю, к Фогелю и Шульцу, которые топтались у стола с картой в компании двоих молчаливых солдат-охранников. Он даже не обратил внимание на то, как они все вытянулись – надоело уже, а прошёл к столу и натянул на голову наушники рации.
- Проверка связи, Сокол, я – Босс! Как слышно? – Траурихлиген связался с танком Баума, чтобы выяснить, работает ли связь.
- Отлично слышу! – ответил Баум, устраиваясь поудобнее на своём месте командира.
- Готовы повеселиться? – осведомился у него Траурихлиген – это он бой так называет – «повеселиться».
- Яволь! – согласился майор, не возражая начальнику, хотя сам ничего весёлого в мясорубке не видел. Хоть этот бой и для галочки, как выразился Траурихлиген, но мясорубка тут скоро начнётся отменная.
- Прекрасно! – просиял Траурихлиген. – План вы помните. Начинаем!
Это был сигнал к началу «мясорубки», и Баум почувствовал мурашки в кончиках пальцев. Пушки прекратили стрелять – артподготовка закончилась, пора начинать «мясорубку».
Грохот утих, ввергнув всё вокруг в тишину – в гробовую жуткую, звенящую тишину, которая повисает перед тем, как случится что-то очень плохое. Над широким полем ещё висел холодный туман, и из него медленно, в боевом строю выплывали танки. На их бортах собралась утренняя роса, стекая злыми струйками. Баум, как командир, ехал впереди всех, дав своим танкистам такой приказ:
- Следуйте за мной, а потом – посмотрим!
Хоть бой этот и для галочки – Баум решил, что даст русским сокрушительный бой, не оставив от них камня на камне.
- Прибавить ходу! – негромко приказал он водителю и надвинул шлем, чтобы не пострадала его голова.
- Яволь! – водитель подчинился, нажимая педали.
Сокрушая всё, танки Баума неумолимо рвались к Еленовским Карьерам, где их ждали мины, противотанковые ежи, рвы и солдаты, поклявшиеся умереть за Родину. Баум видел, что навстречу уже спешат русские на своих жестянках, и закрыл заслонку смотрового люка, приготовившись к бою.
- Сокол, я – Босс. К бою готовы? – осведомился по рации Траурихлиген.
- Босс, я – Сокол, к бою готовы! – подтвердил Баум и тут же пустил первый снаряд, взорвав ближайший танк противника.
Наверху свнова началась оголтелая стрельба, и грохот похоронил тишину, потопил в себе все остальные звуки.
Земля тряслась и гудела так, словно разверзся ад или тут, под лесом вырастал настоящий вулкан. Иногда невозможно было удержаться на ногах, и солдаты, выставленные в углах блиндажа, падали на дрожащий бревенчатый пол.
Шульц и переводчик сидели в том углу, где не было солдата, и каждый из них ёжился, когда вблизи от блиндажа ударял снаряд, сотрясая землю, заставляя лампу на столе генерала гаснуть и гудеть. Майор Фогель, в который раз едва устояв на ногах, вернулся к карте, на которую Траурихлиген заставлял его смотреть
- Мне что вас носом уткнуть?? – прорычал Траурихлиген, перекрикивая грохот взрывов. – Что-то долго возятся! Как бы Баум не напортачил!
- Пятнадцать минут всего… - решился уточнить Фогель, взглянув на свои точные часы.
- Много! – рыкнул Траурихлиген, вскакивая из-за стола. – Сейчас, гляну, где они ползают, и тоже пойду, повесеслюсь!
Фогель не покинул бы блиндаж ни за какие коврижки – даже из-под земли слышно было, что снаружи кипит жестокий бой на смерть. Внутри себя, где-то очень глубоко, он понимал, что Траурихлиген совершил непростительную ошибку, не дождавшись Клейста и выступив своими силами, которых явно не достаточно… Он уже приготовился к тому, что русские победят их, и ему придётся застрелиться, чтобы не попасть в плен.
- Бинокль дайте! – громко приказал ему Траурихлиген на ходу, распахивая тяжёлую дверь и впуская внутрь шум и грохот, который раздавался тут повсюду.
Ба-бахх!! – что-то взорвалось прямо здесь, кажется, в нескольких метрах от них, и гвалт проглотил все другие звуки.
- А? – Фогель переспросил, потому что не расслышал ничего из-за взрыва.
- Бэ! Дайте бинокль! – Траурихлиген, буквально, взрычал, замахнувшись стеком на глуховатого Фогеля.
- Яволь! – Фогель поспешил к столу, чтобы схватить бинокль, а Траурихлиген сделал широкий шаг за дверь.
- Аааа, каску, хоть, наденьте… - сам Фогель кроме бинокля схватил каску, надвинув на самый свой нос, чтобы прикрыть голову от шальных пуль и осколков снарядов.
- К чёрту! – Траурихлиген огрызнулся, выйдя наружу в одной фуражке, и резким движением выхватил из рук Фогеля бинокль – едва руку ему не оторвал.
- Спасибо! – рявкнул он, устраиваясь на обрывчике так, что мог видеть всё поле страшного боя, затеянного без разрешения Гитлера. – Пока вы роетесь – можно победить или продуть к чертям!
- Прошу прощения… - проканючил Фогель, выбираясь из блиндажа с такой неохотой, будто на казнь тащился.
Там, снаружи, было страшно – воздух забит чёрным удушливым дымом, наполнен оглушительным гвалтом, рёвом, воем… Фогель невольно пригнулся к сырой земле, потому что прямо над головами кружили самолёты, подбивая друг друга и сбрасывая вниз тяжёлые бомбы. Придерживая руками свою каску, Фогель лёг на пузо и в таком положении пополз, в дыму видя Траурихлигена, который, пригнувшись за вывернутым деревом, поднёс к своим глазам бинокль и уставился на поле, которое было теперь полем боя. Поле просто кишело людьми и машинами – «бой для галочки» начался, быстро превратившись в страшную мясорубку. Войска мчались к городку, оставляя за собою убитых и горящие машины. Небо было всё забито самолётами, свистя, они резали воздух крыльми, сбрасывая бомбы вниз, на несущиеся танки, на бегущих людей. В один танк попали, и машина разлетелась на куски, башня покатилась, разбрызгивая искры и сминая людей, врезалась в земляную груду, заставив комья земли полететь во все стороны. Взорванный танк сейчас же превратился в ревущий пожар и остался позади, потому что уцелевшие продолжали переть, стреляя с огнём и дымом, попадая то в русские Т-34, взрывая их, то просто в землю, оставляя огромные кратеры.
Какой-то отчаянный русский солдатик вдруг рванул вперёд и швырнул связку гранат под танк и тяжёлая машина, подбитая, на всём скаку перевернулась вверх гусеницами, пошла юзом, и застопорилась наворотив вокруг себя груды земли. Солдатик исчез, смятый под ней, а другой танк врезался в этот перевёрнутый и тоже перевернулся, загоревшись. Из люка, крича, выскочил человек, куртка на нём горела, дымилась. Сделав пару судорожных движений, он панически соскочил вниз, на закопчённую землю и тут же упал ничком, догорая.
- Фогель, вы обдумываете будущий отчёт?? – проорал Траурихлиген в ухо Фогеля, перекрикивая грохот боя, а Фогель почти ничего не услышал, потому что ухо у него заложило.
- А? – рявкнул в ответ Фогель, потирая это самое ухо, в котором звенело, будто в колокол били.
- Глухая тетеря… - ругнулся Траурихлиген, пригибаясь, чтобы его не задели осколки от бомбы, которая разорвалась почти что под ними, под обрывом, взорвав вместе с собою танк. – Надо же, вы думаете, что я сдую… От кого, но от вас я этого не ожидал…
Фогель содрогался от грохота и страха – любая бомба могла запросто обрушиться на их головы, где-то неподалёку строчил пулемёт, да и танковые снарялы пролетали, взрываясь вблизи, и заставляя комья земли неприятно ударять в спину.
- Я советую вам спуститься назад… - осторожно произнёс Фогель, всерьёз опасаясь за свою жизнь и за жизнь генерала, который всё смотрел в бинокль и смотрел – на поле, где из-за хаоса, пыли и дыма стало уже почти ничего не разобрать. Бойцы гарнизона «Рейхсваффе» сшиблись с русскими, схватившись насмерть. Убитые и раненые падали в грязь, а живые бежали вперёд, затаптывая их, стреляя в тех, кто бежал им навстречу. Впереди начинались окопы, они очень много их накопали, буквально, изрыли всё, словно кроты. Карл Заммер бежал вперёд, стараясь поменьше вдыхать удушливый дым от догорающего неподалёку танка, а навстречу ему русские скакали русские со штыками против автоматов, а то и просто с голыми руками, сжатыми в кулаки. Крал Заммер привычно стрелял, двигаясь как можно быстрее, чтобы уничтожить побольше врагов, и русские падали ему под ноги, убитые. Заммер перепрыгивал через трупы, опасаясь споткнуться, потому что следом за ним бежали солдаты, буквально дышали в затылок, затаптывая упавших, и если он вдруг упадёт – его тоже могут затоптать, ведь в бою не принято останавливаться и смотреть под ноги.
Карл Заммер бесстрашно запрыгнул в первый попавшийся русский окоп, истребляя всех, кто там сидел. Молоденькие солдатики и опомниться не успели, как были убиты автоматными очередями и их кровь хлынула на землю.
- А-а-а-а!! – очередной солдатик, отчаянно вопя, поскакал к нему, выпятив винтовку штыком вперёд, но Заммер хладнокровно выстрелил, прикончив его в нескольких шагах от себя.
Убитый, солдатик повалился ничком, а Карл Заммер, переступив через его тело, побежал вперёд, ведя за собой своих солдат. Перед ним были мешки с песком, накиданные друг на друга, а на них – новые враги. Эти баррикады просто кишели русскими, как тараканами, они вскидывали свои винтовки, стреляя, когда солдаты Заммера начинали карабкаться вверх. Но у них плохое оружие – после каждого выстрела они мешкали, перезаряжая… Заметив очередную лазейку в виде перезаряжающего врага, Крал Заммер тут же избавился от него очередью из свего МР-38, перепрыгнул через навал мешков, и оказался в городке, столкнувшись с очередной порцией русских. Они бежали, выкрикивая: «За Родину! За Сталина!», а Карл Заммер методично убивал их, прорываясь всё дальше и дальше. Ему было совершенно не жалко этих глупых мальчишек – Заммер стрелял и стрелял, его автомат даже нагрелся… Двое русских не могли разобраться, как стрелять из пулемёта, копались, сидя над ним, бесполезным, а Карл Заммер их тут же убил их, перепрыгнул через упавшие тела и побежал дальше, безжалостно стреляя по окнам домов, из которых высовывались дула русских винтовок.
- А-а-а-а!! – один русский, застреленный, с жутким предсмертным воплем выпал из окна и рухнул на мостовую вниз головой.
Карл Заммер сквозь дым и пыль видел впереди свою цель – низкое кубическое здание с заколоченными окнами, на котором сохранилась вывеска по-русски «Магазин №3». Но там нет никакого магазин – русские превратили его в оружейный склад, который Заммер должен был захватить. Около двери снова же топтались русские, кто-то выстрелил в Заммера из дома, а он, стрельнув в ответ, запрыгнул за первый попавшийся угол, притаившись за ним и высматривая, какого из горе-часовых он убьёт первым, чтобы прорваться к обозначенному складу. Рядом с ним притаились его солдаты, и Заммер быстро отдал им приказ:
- Обойти склад и взять их в клещи!
- Яволь! – солдаты тут же подчинились и скользнули в стороны, продвигаясь к бывшему магазину под градом пуль.
Карл Заммер убил русского, который вдруг вырвался из-за дальнего угла и побежал к нему, нацелив штык в живот, а потом, видя, как его солдаты окружают склад, выскочил из укрытия и прыгнул вперёд, бросив гранату в того врага, который стоял напротив тяжёлой двери. Громыхнул взрыв, убив русского и подпортив дверь, а Заммер рванул туда, чтобы доломать её и ворваться на склад. Ударив кулаком того русского, который пытался ему помешать, Заммер в прыжке навернул ногой подбитую дверь, надеясь на то, что ей этого хватит, чтобы сломаться. Но дверьоказалась прочнее, выстояла, а выживший русский примерился оглушить Заммера по голове прикладом, уже замахнулся, но не успел, пристреленный одним из солдат, которые сомкнули клещи и оказались рядом со своим командиром, уничтожив всех часовых. Пристреленный русский повалился лицом своим к серому небу, а Заммер громко приказал:
- Сломать дверь!
Послушные солдаты потратили на эту работу не больше пяти минут, и дверь, взорванная и искорёженная, с металлическим лязгом обрушилась на бетонный пол бывшего магазина. Ожидая нападения изнутри, Заммер забросил в тёмное чрево магазина гранату, и оказался прав – во взрыве утонули сдавленные вопли. Пригнув голову, спасаясь от разлетающихся остколков, он выждал минут пять, а потом – ворвался во мглу, поливая из автомата впереди себя. Солдаты у него за спиной засветили карманные фонари, рссеяв мрак, и Заммер увидел в неверном свете только трупы. Русские были убиты взрывом гранаты, Заммер переступал через них, чтобы не споткнуться, когда вдруг услышал какое-то нытьё. Повернув голову туда, откуда оно раздавалось, Карл Заммер увидел движение. Тот час же туда были направлены все фонари, и оказалось, что один русский выжил, барахтался в пыли среди выбитых взрывом камней и плаксиво ныл. Карл Заммер решил допросить этого русского, чтобы поскорее найти оружие и доложить генералу о том, что выполнил приказ.
- Схватить! – Заммер заставил широкого рослого солдата схватить этого тщедушного врага за воротник и водворить на ноги. Русский почти что плакал, а лицо его было грязным, всё чем-то перемазано, соплями какими-то, да кровью… Солдат направил луч фонаря прямо в его бесцветные глазки, и он зажмурился, отвернувшись.
- Wo Ihre Waffen bawahrt werden?? – Заммер зарычал, допрашивая, а русский только взроднул и хлюпнул носом, как трусливая девчонка.
Разозлённый молчанием, Заммер хотел влепить проклятому врагу оплеуху, но понял, что виноват он сам: русский не понимает по-немецки.
- Где хранится ваше оружие?? – Заммер повторил вопрос по-русски, надеясь на ответ, однако этот коммунист только плюнул ему в лицо.
- Donnerwetter!! – злобно рыкнул Заммер, вытирая плевок. – Dieses Schwein zu den Teufeln zu erschießen!
Заставив солдат рассрелять русского, Заммер решил сам найти оружие среди всех этих полок, пустых овощных корзин, прилавков и прочей ерунды. Крутясь по бывшему торговому залу и подсобкам, он распахнул очередную дверь и едва не покатился кубарем вниз по крутой лестнице, составленной из высоких, острых ступеней.
- Сюда! – Заммер позвал солдат, чтобы они её осветили, и принялся осторожно спускаться, держа впереди себя автомат – а вдруг русские и там засели??
Подвал был холодным, как подземелье какое-то, воздух сыроватый. Сам Заммер никогда бы не спрятал в таком месте оружие, потому что оно заржавеет от сырости и придёт в негодность, превратившись в груду металлолома. Но русские намного глупее Заммера, и, спустившись, он понял, что не ошибся. Подвал был обширным – наверное, размером с сам магазин или даже больше и весь занят – заставлен, завешен. Винтовками, пистолетами, ящиками с боеприпасами, противогазами, мундирами…
- Рацию! – приказал Заммер солдатам, которые спустились вслед за ним и рассредоточлись по пространству подвала, выискивая в нём притаившихся русских.
- Яволь! – солдат тут же поднёс командиру это средство связи, установив его на деревянный стол, сиротливо торчащий посреди подвала в окружении двух неказистых стульев. За этим столом должны были сидеть русские часовые, охраняя склад, но их здесь не было: сбежали, наверное.
Карл Заммер уселся на один из двух неказистых стульев, надвинул на уши наушники рации и громко заговорил в микрофон, вызвая Траурихлигена:
- Босс, приём, я – Триста Седьмой!
- Босс на связи! – рация ответила писком, и Заммер понял, что за генерала говорил перводчик. Фамилии его он не запомнил, и заглох на миг…
- Босс на связи, говорите, Триста Седьмой! – настаивал переводчик, и Заммер, наконец-то, понял, что Траурихлиген, скорее всего, вышел наверх, чтобы в бинокль посмотреть.
- Скажите герру группенфюреру, что задание выполнено… - без энтузиазма буркнул Заммер этому гражданскому переводчику, который в войне ни зги не понимает, а лезет… Лучше бы уж Шульц ответил, чем этот переводчик…
- Хорошо! – пискнул переводчик, игнорируя устав.
- Конец связи, - Заммер поспешил закончить разговор и откинулся на спинку стула, чтобы отдохнуть.
***
- Медлительные слизни! – оценил Траурихлиген, наблюдая за «боем для галочки» со скукой. – Копаются, как хомяки…
Он ещё хотел сказать что-то Фогелю, который стоял рядом с ним, надвинув каску, но вдруг неподалёку от них в землю с огнём и дымом врубился снаряд, пробив дымящийся кратер, вывернув с корнем старое раскидистое дерево. Со страшным треском оно переломилось, словно спичка, обрушившись в высокую траву, и тут же вспыхнуло, исчезнув в ревущем пламени. Горячие осколки, комья земли, камни, палки – всё это полетело на них смертоносным дождём, заставив обоих залечь за земляные навалы и закрыть головы руками.
- Вот, чёрт… - рыкнул Траурихлиген, увидав, что линзы бинокля расколоты взрывной волной.
- Мне кажется, достаточно динамично… - заметил Фогель, надвигая свою каску ниже на нос. – Думаю, нужно вернуться в блиндаж…
Выернутое дерево догорало возле кратера, а ветерок приносил удушливый дым и жар. Траурихлиген отшвырнул испорченный бинокль и повернул к Фогелю своё перекошенное злостью лицо. Осколок снаряда оставил на его щеке порез, из которого ручейками текла кровь.
- Чёрт! – повторил он, поднимаясь на ноги и смахивая эту кровь со своей щеки кулаком, размазывая её. – Разнесу в щепки городок проклятый! Всё, я вывожу «брахмаширас», надоело этот цирк смотреть! – Траурихлиген уже собрался пойти за своим «пауком», чтобы разбросать все танки «одной левой».
- Смотрите! – закричал вдруг Фогель, заставив Траурихлигена повернуться и посмотреть.
На навал к ним проворно карабкались люди – вооружённые русские в красноармейских гимнастёрках.
- За Родину! – они кричали, их было человек пять, эти русские каким-то чудным образом прорвались через «непобедимую» пехоту Заммера, и громадными прыжками неслись вперёд, пытаясь атаковать их, со своими смехотворными винтовки и старыми пистолетами.
- Смерть фашистам! – крикнул один из них, пальнув, и пуля, просвистев над ухом Фогеля, ушла куда-то вдаль…
- Ай! – Фогель поспешил залечь опять, но Траурихлиген сдёрнул с плеча пистолет-пулемёт и, рыча, принялся отстреливать их очередями.
Русские были обречены – Траурихлиген безжалостно высадил в них магазин, словно мстя за пораненную щёку, и они остались лежать у подножия навала, так и не добравшись до них.
- Идёмте! – Траурихлиген дёрнул залёгшего Фогеля за воротник, подняв его на ноги, и потащил в блиндаж.
Фогель отклеился от земли, весь грязный, потопал за генералом, оступаясь. Он подозревал, что контужен, потому что слышал всё, как сквозь вату… Хотя, это мог быть всего лишь страх. Они уже спускались вниз, когда внезапно один русский выпрыгнул из леса, из-за толстого дуба и тут же напал, собравшись обоих зарезать каким-то кургузым ножичком. Траурихлиген отпихнул Фогеля, и тут же перехватил в полёте перепачканную руку русского. Заломив её так, что враг вскрикнул, он без труда освободил его от ножичка, и швырнул на твёрдую землю, себе под ноги. Русский рычал и пытался встать, но Траурихлиген придавил его к сырой земле тяжёлым сапогом, заставляя барахтаться.
- Ну и хлам, - оценил он его оружие и выкинул ножичек в высокую траву. – Фогель, давайте возьмём его в плен! – предложил он, поднимая русского из травы за ту руку, которую вывихнул ему только что.
Пленный закричал, но голос его потонул в грохоте взрывов – он будто бы рот открыл без звука, а вокруг затряслась земля, потому что очередной снаряд прочертил по небу огненную дугу и взорвался в нескольких десятках метров от них.
- Яволь, - Фогелю пришлось согласиться взять этого чумазого пленника, лишь бы получить возможность вернуться под защиту земли и брёвен, скрывшись от летящих снарядов и шальных пуль. Ему показались вечными те несколь секнуд, пока генерал спускался обратно в блиндаж, таща за собою этого русского, который отбивался, кричал по-русски, но тащился, плача от боли в вывихнутой руке. Когда Траурихлиген запихивал его перед собою в блиндаж – русский заверещал особенно громко, пропустив убийсвенно-высокую ноту, потому что разозлённый генерал, прижав сильнее, его вывихнутую руку сломал. Фогель аж вздрогнул от этого леденящего кровь визга, представив на минуту, что сломалась его собственная рука.
- Закрыть дверь, не стойте, Фогель! – его отрезвил суровый приказ, и Фогель поспешил задраить тяжёлую дверь, отгородив относительно безопасный блиндаж от жуткого внешнего мира.
Жуткий грохот рвущихся снарядов чуть притих, но легче от этого не стало.
- Ой, ваша светлость, - закудахтал Шульц, высунувшись из угла и увидав, что щека генерала сурово рассечена, и на его аристократическом лице может остаться грубый шрам. – Я аптечку принесу…
- На место, Шульц, а то назначу вас начальником штаба вместо Фогеля! – Траурихлиген усадил Шульца на место одним только словом и адъютант поспешил вернуться в угол, к съёжившемуся переводчику.
- А, ваша светлость, - переводчик вспомнил про Заммера и решил доложить, подняв щекастую голову. – Заммер там выполнил какое-то задание…
- Отлично! – ухмыльнулся Траурихлиген. – Я был уверен в том, что он не сдует! Допросить! – тут же приказал он переводчику, шваркнув русского в угол, а солдат-охранник взял его на прицел, мешая последнему «выкинуть коник».
- Яволь! – поспешил подчиниться переводчик, подобрался к побитому пленнику и принялся озлобленно пищать по-русски, требуя от последнего ответов.
Русский или молчал или нёс какую-то чушь… «Колобок» какой-то непонятный и дед какой-то… мороз… Траурихлиген собирался покинуть блиндаж и вывести на поле боя свой «брахмаширас», и направляясь к выходу он услышал от русского эти странные слова: «Колобок» и «Дед Мороз».
- Что есть «Колобок»?? – выбивался из сил красный переводчик, шаркая своими крокодиловыми туфлями, на подошвах которых налипли килограммы чернозёма. И чернозём этот он обтирал о чистый пол блиндажа.
- По сусекам поскреби, по амбарам помети – вот тебе и колобок… - бредил в ответ ему русский, нагло и открыто издеваясь над ним.
В другое время Траурихлиген бы выбил из него правду под пытками, а переводчик получил бы стеком за грязь, но на этот раз им повезло: Траурихлиген хлопнул дверью и исчез за безопасными пределами блиндажа, выйдя под страшное небо, чтобы добраться до своего «брахмашираса».
Машина-паук была спрятана – для неё специально был вырыт окоп, Траурихлиген поставил её туда, а солдаты закидали еловыми ветками, спрятав. Эрих проворно спрыгнул в этот окоп, оказавшись рядом с чудом смертоносной техники, залез в высокую кабину и удобно устроился в мягком кресле с широкими подлокотниками. В кабине было темно и тихо, будто бы паукообразная машина не работала вообще, но Траурихлиген знал, как заставить её ожить. Расстегнув воротник своего полевого кителя, Эрих снял со своей шеи тяжёлый родиевый медальон со сверкающим камнем посередине. Взяв его двумя пальцами, он всунул его в едва земтное гнездо на приборном щитке своей машины, и тот час же словно бы чудо случилось. В кабине вспыхнул свет, заработал кондиционер, ожили индикаторы приборов. «Брахмаширас» работал идеально, и Траурихлиген заставил его подниматься на ноги. Адская машина, издавая страшное шипение, словно бы встала с корточек, распрямив свои блестящие лапы, сбрасывая еловые ветки, которыми была закидана, и быстро зашагала в сторону колхозного поля, которое раскинулось между блиндажом и Еленовскими Карьерами. Дойдя до земляного вала, который защищал блиндаж, «брахмаширас» остановился, будто зверь, который примеривается прыгнуть. Отойдя назад на пару шагов, машина взяла небольшой стремительный разбег, выдирая и расшвыривая земляные комья, а потом – резко оттолкнувшись сразу четырьмя задними лапами – взмыла высоко в воздух в гигантском прыжке, вмиг перемахнула высоченные груды земли и врубилась прямо в засеянное поле, в озимые, сминая зелёные всходы, подняв вокруг себя брызги чернозёма. Оказавшись по ту сторону, Эрих Траурихлиген бросил «брахмаширас» в галоп, машина, совершив три-четыре громадных скачка, пересекла половину поля и там остановилась в гуще всходов. Эрих Траурихлиген выжидал – пускай, они немного подерутся «для галочки», прежде чем он закончит бой с помощью «брахмашираса». Зевая, Траурихлиген просто наблюдал за ними, как они бегают, стреляют, взрывают и погибают для его галочки.
С высоты своей сверхзащищённой кабины, сплав которой не побьёт ни один известный снаряд, Траурихлиген видел, как солдатик, которому было лет семнадцать, оказался окружён пятью русскими. Они травили его как собаку, загоняя в ловушку между глубоким кратером и горящим танком, из которого торчало тело обуглившегося танкиста. Он пятился, но застрял, потому что некуда стало отступать, а русские злобно скалились и говорили непонятные слова:
- Давай, сдавайся в плен, собака!
Приказы командования требовали от него крикнуть «Зиг Хайль!» и рвануть в оголтелый бой не на жизнь, а на смерть… Но русских было в пять раз больше – они убьют его до того, как он успеет сделать первый шаг, поэтому немчик послушно поднял руки, уронив оружие в грязное месиво и сделал на лице собачье выражение, показывая, что драться он не будет.
- Молодец, собака! – рыкнул ему один широкоплечий русский, протянул руку, чтобы схватить его… и вдруг они все начали разбегаться, роняя оружие… Неужели устрашились и отступили перед мощью великого рейха… в его очкастом лице??
Солдатик удивился, позабыв на минуточку о том, что вокруг него рвутся снаряды и летают шальные пули… А потом услышал позади себя металлический лязг. Ощутив животный страх, солдатик обернулся рывком и увидел у себя за спиною блестящего паука, как тот, прошагав, вдруг застопорился в нескольких метрах от него и присел на лапах, издав громкое шипение. На беднягу-солдатика словно ступор какой-то напал… Он застрял на виду, осознав, что русские испугались этой непонятной машины, а вовсе не его. Ба-бахх!! – недалеко разорвалась бомба, и солдатик пришёл в себя и поспешил исчезнуть, припустив к ближнему лесочку… Русские самолёты пытались бомбить паука, пролетали, сбрасывая бомбы, а они падали и рвались повсюду, оглушая, обдавая жаром, осыпая землёй. Солдатик поддался панике, малодушно испугавшись за свою жалкую жизнь и бежал, невменяемо загребая землю своими ногами.
- Ты куда, дезертир?? – откуда-то из тучи жирного дыма возник потрёпанный офицер, зарычал… но тут же был убит очередью из русского пулемёта, и упал ничком прямо в кучу других трупов.
- Ай-ай! – солдатик взвизгнул, отскочив – очередь не зацепила его чудом… но в следующий миг рядом врубилась бомба, превратив в кратер ближайший окоп, солдатика отшвырнуло взрывной волной и обрушило в жидкую грязь на дне другого окопа. Плюхнувшись, он не пострадал, поднял голову, поправляя каску, и тут же столкнулся нос к носу с окровавленным трупом. Кровь стекала с него вниз и смешивалась с грязной водой на дне. Страх задушил его совсем и бедняга заплакал, свернувшись на грязном дне в позе эмбриона.
Бомбардировщики с красными звёздами на крыльях носились туда-сюда, как назойливые мухи, приближаясь с громким жужжанием и кидались бомбами, пробивая кратеры, поднимая столбы земли и рождая дополнительный грохот.
Ба-бахх! – один из них чуть не попал, разорвавшись почти под ногами «брахмашираса», Эрих Траурихлиген почувствовал, как вздрогнула земля, но его кофе оставался в чашечке в полном спокойствии, как на вернаде летним утром. В узкое окошко он видел, как уносится в небо самолёт дб-3, а зам несётся второй, готовый сбросить бомбы ему на голову.
- Бах! – негромко признёс Траурихлиген и нажал на красную кнопку, на имг утопив всё вокруг в погибельном море невыносимого света. Свет уходил, будто таял, становясь тусклее, предметы отбрасывали резкие чёрные тени, а с неба дьявольским дождём падали самолёты, разваливаясь в падении на части, буквально рассыпаясь, разлетаясь… а земли достигла лишь лёгкая ржавая пыль. Эрих Траурихлиген открыл окошки и наблюдал за тем, как эта пыль разлетается, подхваченная ветерком, и летит в сторону Еленовских Карьеров, вокруг которых кипел «отчётный бой для галочки».
А тут, наконец-то, стало тихо и спокойно – никакого движения, ни звука, ничего, даже писка, потому что всё живое было убито залпом «брахмашираса». Замершие танки разваливались от малейшего дуновения, превращаясь в щербатые остовы, а людей вообще не было видно, потому что от них ничего не осталось, даже нельхя сказать, что они погибли – просто исчезли. Эрих Траурихлиген не спеша, допил свой кофе, поставил чашечку перед окошком и откинулся на божественно мягкую спинку нового кресла, чтобы немного отдохнуть в тишине.
Солдатик, съёжившийся на грязном дне окопа, открыл глаза. Он выжил чудом, потому что оказался в глубокой сырой яме, и был благодарен богу за то, что жив. И над ним нежно светит утреннее солнце, а вокруг так тихо… Он не оглох – он слышит, как шумит ветерок, принося запах чего-то сильно горелого, который мешает дышать… Солдатик решил взглянуть вверх… и с ужасом увидел, что на трупе, лежащем под бруствером, горит мундир. Но вокруг так тихо… Солдатик решил, что бой закончен, вокруг безопасно, и полез вверх, цепляясь руками за землю, которая стала какой-то сухой и необычайно твёрдой. Осторожно выбравшись на поверхность, солдатик не без опаски выглянул из ямы и обнаружил, что вокруг него нет земли, а одно только стекло – зелёное, горячее настолько, что даже рукой дотронуться нельзя. Солдатик отдёрнул свою незадачливую ладонь, которая получила ожог через перчатку и позволил себе робко оглядеться… Вокруг произошло что-то страшное, пока он страдал от страха на дне этого развороченного окопа – всё чёрное, как прогорело, стекло это повсюду, а чуть поодаль – скелет, вернее, один закопченный череп торчит из кучки серого пепла… Страх пронзил его, пробрав до косточек и бедняга, не в силах терпеть жуткий стресс, упал в обморок, опять скатившись на дно окопа.
***
Лейтенант Комаров оставался за столом над картой, сидел, как оглушённый и видел, как за городом, над полем, носиятся какие-то страшные сполохи. Перед грозным полковником Соловьевым меленько дребезжал гранёный стакан, а сам полковник тоже сидел, как зачарованный и молчал. Молоденький радист, увидав эти жуткие вспышки, вдруг сорвался с места, перевернув свой стул и умчался куда-то, оголтело вопя что-то про сатану и светопреставление.
- Стоять, дезертир!! – зарычал ему вслед разгневанный Соловьёв и выстрелил пару раз, но не попал.
- Эй, а что это мигает?? – лейтенант Комаров не знал орудия, которое стреляло бы подобным образом, и боялся… только виду не подавал, чтобы полковник не расстрелял и его тоже.
- Свяжитесь со ставкой! Давайте, не сидите!! – полковник Соловьёв вдруг вскочил из-за стола, свернув дребезжащий стакан на пол, напал на лейтенанта Комарова и принялся терзать, буквально, дёргая его за воротник.
- Есть! – отрапортовал Комаров, освободился от скрюченных пальцев полковника и откочевал на место радиста только затем, чтобы хоть что-то делать, потому что ледяной ужас сковывал сознание, навевая суеверия, которым поддался несчастный радист.
Поставив на место его стул, Комаров уселся перед телефоном, взял трубку и принялся громко говорить:
- Ворон, приём, я – Земля…
Земля не могла ответить – проводную связь отрубили, и трубка молчала, словно бы и не трубка телефонная была, а батон какой-нибудь.
- Нет связи… - убитым голосом промямлил Комаров, швырнув заглохшую трубку на стол. – Даже гудков нет…
- Беспроводную давай чего сидишь?? – взрычал Соловьёв, уничтожая стол Комарова ударами своих кулаков. – Резервы нужно подключать, а то засыпимся!
- Товарищ Жуков приказал придержать резервы… - попытался отказаться лейтенант Комаров, которому Жуков сам позвонил и сказал пока не вводить в бой резервные танковые части…
- Я сейчас вас расстреляю!! – Соловьёв страшно завыл Комарову в ухо, оглушая. – Вы что, не видите, что творится??
- Да ладно вам… - прогудел Комаров, отстраняясь от полковника и подвигаясь к рации, которая стояла на другом краю его стола. – Сейчас, вызову Ворона…
Надев наушники, Комаров придвинулся к микрофону и снова громко заговорил:
- Ворон, я – Земля! Приём, Ворон!
- Земля, я – Ворон, приём! – захрипело в наушниках, и Комаров немного ожил, поборов страх и надвигающуюся апатию: ему ответил командир танкового корпуса лейтенант Волков.
- Ворон, вводите резервы!! – полковник Соловьёв загрохотал в микрофон, отпихнув Комарова так, что он чуть не навернулся со стула на пол. Удержавшись, лейтенант Комаров слышал, как Волков-Ворон, пыхтя, отвечает по уставу:
- Есть вводить резервы, я – Ворон, приём, как слышите, Земля?
Майор Баум почти выполнил задание – его танки окружили Еленовские Карьеры, сокрушив сопростивление русских, и готовые в любой момент ворваться в городок. Осталось только переехать через эти рвы, которых тут накопано столько, что яблоку негде упасть…
- Переезжаем! – приказал Баум, взявшись поудобнее за поручень, потому что трясти будет дьявольски.
Водитель взялся за штурвал, осторожно проводя машину через первый ров, как вдруг Баум заметил впереди что-то странное – столбы пыли, движение и сквозь шум двигателя услыша непонятный рёв.
- Стоять, полный назад! – Баум закричал, едва удержавшись от того, чтобы схватить водителя за воротник. Сквозь дым и пыль он разглядел, как из-за рвов, со стороны городка скачками выскаивают русские Т-34, ревя и поднимая тучи пыли. Их было много – кажется, даже больше, чем у него Т-3 и Т-4 вместе взятых, и Баум, не дожидаясь, пока они подъедут настолько близко, что смогут подбивать его корпус, негромко скомандовал:
- Туча, огонь, я – Сокол, приём!
- Есть огонь! – отвечали ему по рации, а голоса уже тонули в грохоте выстрелов и взрывов – танки стреляли, подбивая несущихся на большой скорости врагов, останавливая их на полном скаку.
Баум на миг оглох, потому что с громыхнул выстрелом его собственный танк, послав снаряд, который тут же угодил передний Т-34. Русский танк потонул в огне, а заряжающий Баума уже заталкивал в пушку новый снаряд. Баум приметил цель, наводя орудие, и тут зарявкала рация:
- Сокол, я – Босс! Заставьте их преследовать вас, действуем по плану пять! Действуем по плану пять, заставьте их преследовать вас! Я – Босс! Сокол, приём!
- Но… - Баум осознал, что Траурихлиген всё-таки, решил использовать свой «брахмаширас» и из него само собой вырвалось это неуставное «Но», разозлив генерала до белого каления.
- Не сметь обсуждать! Вперёд, или казню!! – заревел он, забыв от злости уставы. – Баум, вы оглохли??!
- Есть действовать по плану пять! – Баум поспешил согласиться, потому как совсем не хотел быть казнённым… на колу… Траурихлиген обязательно посадит его на кол – в назидение Фогелю, Заммеру, Шульцу… и всем остальным, если он вздумает проявить трусость и ослушаться его.
Выстрелив и уничтожив очередной танк, который целился в него, Баум громко передал приказ генерала:
- Туча, приём, я – Сокол, план пять! Как поняли, Туча, я – Сокол?
- Разворачивай! – приказал он своему водителю, который тут же принялся вертеть штурвал, заставляя тяжёлый Т-4 выписывать вираж, загребя гусеницами землю, поворачиваться и уезжать, выполняя этот пятый план. В смотровое окошко Баум видел, как разворачиваются и удирают остальные его танки, делая вид, что сбегают с поля боя, как приказал Эрих Траурихлиген.
Лейтенант Волков уже приготовился к сметрельному сражению. С немецкими танками, которые напирали на город несокрушимой бронированной армадой… но вдруг развернулись и попёрли назад… Изумлённый непонятным отступлением врага, Волков поборол желание преследовать уезжающие танки и доложил командованию:
- Немцы бегут, как поняли, я – Ворон!
Лейтенант Комаров подозревал, что здесь что-то не так… кажется, им заготовили какую-то ловушку… Он бы приказал Ворону оставить их в покое…
- Товарищ полковник, - сказал он Соловьёву, который нависал над ним и над радистом. – Думаю, это ловушка…
Полковник Соловьёв тоже подозревал ловушку – они прорвались к городу за считанные минуты, а потом вдруг повернули прочь… Он уже хотел приказать никому не рыпаться за ними, но тут свирепо заговорила рация:
- Так, Ворон, я – Константинов(псевдоним Жукова Г.К.) ! Преследовать врага и уничтожить! Преследовать врага и уничтожить! Я – Константинов, Ворон, приём!
- Жуков… - тихонько пробормотал лейтенант Комаров полковнику Соловьёву, осознав, что главнокомандующий решил погнать врага…
- Есть уничтожить! Как поняли, Ворон? – услыхав о Жукове, Соловьёв решил не медлить и заорал в микрофон, требуя от Ворона, чтобы тот срочно выполнил приказ.
- Есть уничтожить! – отозвался этот Ворон, не понимая, что сам идёт в заготовленную ловушку.
- Выполнять! – голосом Жукова приказал Эрих Траурихлиген, довольный тем, что русские просто купились на его Радиофантом, и сами приползут к нему на погибель.
- Голос у него… чужой какой-то… - заметил лейтенант Комаров, который в мирное время закончил консерваторию и услышал в голосе главнокомандующего какие-то незнакомые, пугающие нотки.
- Рация барахлит… - оправдал эти нотки полковник Соловьёв, радуясь, что выполнил приказ главнокомандующего и никого не подвёл.
Лейтенант Волков, узнав, что обороной Еленовских Карьеров командует сам Жуков, решил выполнить приказ главнокомандующего и сказал своему водителю:
- Макар, давай за ними! Слышал, что сказали? Погоним врага!
- Есть! – Макар нажал на газ, заставив танк сорваться с места и рассекать грязное поле, не отставая от бегущих немецких танков. Волков то и дело стрелял по ним, а заряжающий по фамилии Смолкин едва успевал заталкивать в пушку новые снаряды, вспотел уже весь от натуги и подавлял одышку, окрылённый возможной победой.
Эрих Траурихлиген ждал, застопорив свою машину посередине пустынного, выжженного поля, и она, неподвижная, дьявольски сверкала в лучах восходящего солнца. Он толкьо что помог русским отправиться в свою ловушку, притворившись Жуковым и связавшись с ними, зщапустив в эфир ложный приказ от «радиофантома». Это была ещё одна его тактика – безотказная и безответная, потому что русские не могли отличить его фантом от настоящего Жукова и подчинялись, боясь ослушаться главнокомандующего. Они и теперь подчинились, не споря и не спрашивая, однако, всё же, кто-то там зачесался, услыхав его радиофантом. Впервые за всё это время существования радиофантома Эриху ответили:
- Не засоряйте эфир! Я не давал такой приказ! – загрохотал в наушниках чей-то голос, может быть, даже самого настоящего Жукова… Поздно, однако, этот настоящий Жуков зачесался – Трауирхлиген уже видел, как приближается к нему взвод Баума, а за ним эти русские, расшвыривая грязь. Залп «брахмашираса» на таком расстоянии оставит от них только грязный песок и пепел!
- Надо же, я ему эфир засорил… Сейчас сяду в угол и заплачу! – хмыкнул Траурихлиген сам себе, выключив рацию, а когда включил её снова – услышал Баума.
- Босс, я – Сокол, план пять выполняю! План пять выполняю, как поняли, Босс, я – Сокол! – Баум разрывался, докладывая по уставу, а Траурихлиген, взглянув в смотровое окошко, увидел, как по полю, уничтожая последние всходы, двигается танковый взвод «Икс», будто убегая от русских тридцатьчетвёрок, которые наивно преследуют его, выполняя фальшивый приказ Радиофантома.
- Сокол, я – Босс, тактическое отступление, как понял? – заревел Траурихлиген, требуя, чтобы Баум уводил свой взвод «Икс» к лесу, но Баум почему-то не внял, а продолжал тупо переть прямо под смертоносный залп, который Эрих собрался дать из своего «брахмашираса».
Баум, перенервничав, словно заснул, выключился, замерев над радистом, а его послушный водитель ехал вперёд…
- Баум, в стороны, я стреляю! – суровый голос Траурихлигена прогремел для Баума, как раскат грома, потопив в себе грохот взрывов и шум мотора.
На миг он впал в ступор, но тут же «включился», осознав, что должен уводить свой взвод, потому что Траурихлиген обязательно выстрелит, как только вражеские танки приблизятся – и ему всё равно будет, успеет Баум скрыться или не успеет.
- В стороны! В стороны! – Баум отпихнул радиста, вклинившись на его тесное место, и принялся отчаянно кричать в микрофон радиостанции, стараясь кричать сурово, а не пропускать панические петухи. Если его взвод не успеет скрыться с поля этого боя – они погибнут, и виноват в этом бууудет он, потомучто он – медлительный хомяк.
- Давай, едь к лесу! – Баум напал на механика-водителя, который уже развернул танк к лесу и поддал газу, чтобы выполнить приказ командира как можно быстрее. – Сонный сурок! – Баум ругнул его для острастки и полез назад, в командирскую башенку, чтобы посмотреть, есть ли у них шанс спастись или уже всё…
В Бауме поднимался страх – сожжённый дьявольским пауком венгерский городок встал перед глазами… Какой жуткой смертью умерли эти люди, сейчас Баум рискует разделить их судьбу. Отодвинув заслонку, Баум выглянул в узкую щель и увидел, что они уже преодолели поле и въехали на лесную опушку, обламывая подрастающие деревца. Страх немного отступил: он успеет спастись. Испустив вздох облегчения, Баум ощутил вспотевшим носом движение воздуха, осознал, что по его спине бегут ручейки пота, промачивая мундир, что шлем его валяется на полу, под сиденьем механика-водителя, а волосы всклокочены и торчат на голове смешными рогами… Пригладив их кое-как пятернёй, Баум понял: оказавшись под прицелом «брахмашираса», он поддался всепожирающей панике и даже позабыл о своём взводе, боясь лишь собственной страшной смерти. Видя, что танк врубился в лес, слыша треск ломаемых стволов, он взял себя в руки, превратился в командира и принялся связываться со всеми своими танками, стремясь узнать, скрылись они от «брахмашираса» или нет…
***
Немцы вообще не стали драться – они разбежались, как зайцы – кто в лес, кто вообще неизвестно куда. Командир взвода лейтенант Волков удивился…
- Испугались, что ли, товарищ лейтенант? – хихикнул со своего места водитель по имени Макарка, по инерции продвигая танк вперёд… - Эй, гляньте, а? – он вдруг принялся шептать, прильнув к своему перископу, ещё сильнее удивляя лейтенанта Волкова.
- Куда? – Волков даже открыл смотровой люк и уставился в чистое поле через плечо Макарки… И тут же увидел, как прямо перед ними над зелёными всходами озимых одиноко возвышается некое сооружение, ни на что не похожее, не несущее ни единого опознавательного знака. Построенное будто из металла, оно имело несколько узких оконышек, наглухо закрытых абсолютно чёрными стёклами… и зачем вообще поставили посреди поля диковину такую??
- Они этой штуки испугались? – удивился заряжающий Смолкин, который даже покинул своё место и присоседился к Волкову, таращась.
- Смолкин, на место! – ругнул его Волков, подспудно чувствуя, что непонятная постройка таит опасность.
- Есть, - заряжающий вернулся на своё место, пожав плечами, Волков решил отдать приказ возвращаться к Еленовским Карьерам, где кипел страшный бой, но… Сооружение вдруг поднялось из озимых, оказавшись на восьми высоких ногах, словно гигантский паук из неизвестного металла, сверкая в лучах восходящего солнца. Это не просто сооружение – это машина, странная такая и… жуткая одновременно, непонятная… Чёртова таратайка какая-то из страшных баек, которые ходят по местным глухим деревушкам.
- Стоп, стоп, Макарка! – Волков, буквально, заорал, оглушив водителя и испугав его так, что тот навалился на тормоз всем своим весом. Танк ощутимо встряхнуло, гусеницы врезались в мягкий полевой грунт, наворачивая его двумя грудами.
- Что это такое? – удивился Макарка, едва застопорив прущий танк, хлопая своими мальчишескими глазами.
- Я не знаю… - выдавил Волков, который никогда в жизни ничего похожего не видал… Ноги эти… и у чего вообще бывают такие странные ноги??
- Что нам делать? – прошептал Смолкин, будто боялся, что этот сверкающий монстр его услышит…
- Обстрелять! – сурово решил Волков, не собираясь сдаваться. Ясно, что таратайка фашистская – кто ещё мог сделать такую уродину?
- А… каким? – Смолкин не знал, как подбить это чудо, поэтому на всякий случай спросил…
- Подкалиберный давай! – Волков подозревал, что чудище хорошо защищено, поэтому и выбрал для неё подкалиберный, чтобы наверняка пробить.
- Есть! – Смолкин принялся заряжать, а Волков высунулся в люк с красным флажком, замахал им, приказывая взводу остановиться и приготовиться обстрелять таинственную штуковину. Просигнализировав, Волков тут же спрятался назад, опасаясь, как бы в непонятной машине не «заговорил» пулемёт… Но странная штука молчала, будто бы и не была вооружена вообще, а может быть они, там внутри выжидали.
- Баум, отошли? – осведомился по рации Траурихлиген, который всё же не хотел потерять исполнительного Баума.
- Яволь! – ответ майора был лаконичен, а Траурихлиген, кивнув сам себе, проворчал:
- Баум, вы бы могли их сами перебить! Эти микробы до сих пор флажками машут!
Баум там, где-то в лесу замялся, не зная, что ответить, а Траурихлиген решил его помиловать:
- Ладно, не берите в голову, смотрите фейерверк! Сокол, отбой! – примирительно сказал он и отключил связь.
По команде Волкова взвод остановился, танки окружили эту невиданную штуку полукругом, заряжающие, потея, лязгая снарядами, готовили к бою пушки, наводчики крутили прицел.
Эрих Траурихлиген прекрасно видел, как на его чудо техники наводят пушки. Что ж, у них есть пара минут славы, пока их медлительные железяки приготовятся стрелять. «Брахмаширас» стреляет мгновенно, и русские даже не осознают, что уже на прицеле, и обречены вместе со своими банками!
Лейтенант Волков, вытирая со лба пот, слышал, как Смолкин со скрипом и щелчками наводит пушку на эту «таратайку». Видел, как фашистская машина топчется посреди озимых, а из-за её странной кабины выдвигаются какие-то штуковины, вроде бы пушки, только странные такие, без дул, а скакими-то непонятными остриями на концах… Их было всего три, но на конце одного из них жутко собирался шарик странного белого света. Свет становился ярче, напоминал какие-то разряды, которые потрескивали – громко так, жутко… На миг Волков осознал: фашисты не испугались, разбежавшись, они заманили их к этому паукообразному чудищу… И ушли, предоставив ему этот бой.
- Назад… - прошептал Волков водителю. – Назад… - только сейчас заметил он, какое странное поле лежит вокруг них – словно сожжённое, наполненное какими-то страшными чёрными развалюхами…
Водитель принялся разворачивать танк дрожащими руками, но не успел развернуть и полкорпуса, как их накрыло страшной волной…
***
Баум сразу понял, что «брахмаширас» выстрелил – он едва не ослеп от вспышки смертоносного света, зажмурился, но свет больно проникал сквозь веки, сквозь ладони… Он прямо слышал, как затрещала броня его танка, и почувствовал, как возвращается страх – а вдруг адская машина Траурихлигена дострелила до него, и он тоже погибнет, как русские??
- Герр майор! – Баум услышал, как его окрикнул водитель и решил вынырнуть из «пупка» - он всё-таки, командир, а не мышь…
- Да! – раздражённо проскрежетал он, досадуя, что водитель какой-то храбрее, чем он.
- Пожар, герр майор… - заявил водитель, а Баум всполошился, решив, что горит его танк.
- Где?? – Баум не заметил, что несолидно взвизгнул, а водитель показал рукой вперёд и сказал:
- Лес горит, герр майор…
Баум заставил себя посмотреть туда, куда указывал палец водителя, и с ужасом увидел, как верхушки ближних деревьев занялись неумолимым пламенем, которое пожирало их перекидываясь с дерева на дерево.
- Баум, не сидим, к городу езжайте! – рация зарявкала злобным голосом Траурихлигена, который требовал, чтобы оглушённый демоническим выстрелом Баум «подбирал сопли» и снова бросался в бой. – Кстати, я видел ваше «тактическое» отступление – расползались как тараканы, кто в лес, кто по дрова! Я бы вас расстрелял, если бы знал вас чуть похуже!
Баум заглох, проглотив мучительно глупое междометие «А…»…
- Бэ! – Траурихлиген сурово отрезал это несказанное словечко и снова зарявкал:
- Давайте, тащитесь, а то и правда расстреляю!
- Яволь! – Баум отчеканил, отрезвлённый возможной казнью, и принялся сам отдавать приказы по рации:
- Туча, я Сокол, двигаться в направлении семнадцать! Двигаться в направлении семнадцать, я Сокол, приём!
- Сокол, сменю вам позывной на «Слизень» - будете знать! Конец связи! – Траурихлиген ещё разок ругнулся и заглох, а Баум, видя, что водитель подавляет смешки, начал его ругать:
- Лейтенант, вы слышали приказ?? Двигайтесь в направлении семнадцать, или пойдёте под расстрел за невыполнение!
- Яволь! – водитель тут же убрал свою дурную улыбку и завёл мотор, направляя танк прочь из леса в сторону Еленовских Карьеров.