От танкового корпуса русских не осталось и следа – только стеклянные поля, рыжий песок и воспоминания. «Брахмаширас» остался на поле боя один, Эрих Траурихлиген не слышал вокруг себя ничего, кроме зловещей, смертельной тишины. Баум постарался наславу, выманив за собою все их глупые танки, и теперь путь к городку был открыт – заходи, хоть пешком и без оружия, никто не помешает! Траурихлиген был весьма доволен своей машиной – пара выстрелов и победа в кармане. Ухмыльнувшись, он завёл фантастический двигатель и его гигансткий «паук» поскакал прямо к городу, всё набирая скорость, кроша лапами стеклянные поля, перескакивая через овражки и сгоревшие чёрные остовы подбитых танков. Вскоре он увидел городские строения, окружённые полосами глубоких рвов и «ежей», которые задержат любой танк. Кроме «брахмашираса». Да, они готовы, хорошо укрепились – не приготовились только к тому, что к ним сейчас приедет Эрих Траурихлиген! Годок был неподвижен: оставшиеся в нём люди, чуть живые от страха, прятались в подвалах домов, а на баррикадах остались только солдаты, которым некуда было бежать и нельзя было спрятаться. На баррикады вышел и лейтенант Комаров, покинув райком после того, как полковник Соловьёв улетел на самолёте, который за ними прислали. Суровый полковник на поверку сам оказался трусом, влез в самолёт, скорчив жалкую мину, и исчез, переложив бремя командования на плечи двадцатитрёхлетнего Комарова. Лейтенант засел в окопе, у самого поля, с которого, ревя, неслись к городскому посёлку фашистские танки. Пыль стояла столбом, дышать было почти невозможно, а где-то далеко всё горело, пылало, как сплошная стена огня. В руках Комарова было противотанковое ружьё – он был готов стрелять из него и подбивать танки до тех пор, пока у него не закончатся боеприпасы, или пока вражеская пуля не настигнет его самого. Кроме Комарова в окопе сидели солдаты, призванные в армию из Еленовских Карьеров – разных возрастов, разных профессий, разные люди, которых объединило общее горе. Они так же как и Комаров, ждали врага, сжимая оружие в своих руках.
Лейтенант зорко всматривался в горящий, затянутый пылью и дымом горизонт, чтобы не пропустить первый танк, который войдёт в зону поражения его ружья. Его задержат рвы и укрепления, позволив Комарову прицелиться, выстрелить и подбить вражескую машину. И вдруг, разрезая пыль и дым небывалым корпусом, выдвинулась некая очень странная машина, вовсе непохожая на танк, без гусениц, без пушки… Широко шагая на удивительных и жутких лапах, которых у неё было целых восемь, как у паука, она очень быстро приблизилась, оказавшись перед полосой «ежей», сваренных из железнодорожных рельс.
- Что это такое? – спросил у Комарова один юный солдат, повернув к нему своё испуганное лицо, усаженное подростковыми прыщиками.
- Танк у них такой, наверное… - ответил лейтенант Комаров, который боялся так же, как и этот юный солдат, но не мог никому показать свой страх, чтобы не деморализовать войска. – Оно не пройдёт, мы хорошо укрепили… - негромко прибавил он, надеясь, что эта странная машина не преодолеет рвы…
Сжимая в грязной и потной руке противотанковое ружьё, лейтенант Комаров видел, как чудовище приблизилось к первому рву, ломая лапами «ежи» и баррикады… Недалеко от него стояла пушка «ЗИС-2», но солдаты возле неё почему-то не стреляли в эту штуку, а таращились на неё, как на писаную торбу…
- Стреляй, стреляй в него чего торчишь?? – закричал Комаров, подскочив и схватив за воротник сержанта, который командовал расчётом. – Наводи!! – заорал он наводчику, который таращился так же, как и командир, не моргал даже…
Выпав из ступора, наводчик бешено закрутил ручку, наводя орудие на странного врага… А сержант так и остался торчать, брошенный Комаровым… Комаров прыгнул обратно в окоп, схватив брошенное своё ружьё и пригнулся за бруствер, чтобы в него ничего не угодило, надвинув каску почти на самый нос, он смотрел, как наводчик целится, чтобы непромахнуться… И в тот же миг чудовище широко прыгнуло, перемахнув рвы, и жёстко приземлилось, смяв лапами и «ЗИС-2», и всех солдат, которые находились возле него. По земле под его жуткими, когтистыми ногами потекла кровь растоптанных, а окоп к Комарову скатилась жестоко отрубленная голова. Лейтенант бы побежал отсюда, как ошпаренный, потому что страх съел его с потрохами, но его держал на месте приказ «победить или погибнуть», который Комаров, как настоящий коммунист, всё ещё соблюдал, едва борясь с леденящим кровь страхом. Сжав противотанковое ружьё обеими руками, он попытался прицелиться в невозмутимо шагающее чудовище, которе сминало, давило и убивало всё, на что наступит.
Комаров мог бы отсидеться в пустом окопе, ведь паук прошёл мимо, удаляясь по городским улицам, выворачивая куски асфальта и не переставая убивать, но он всё-таки, выстрелил, видя, как другие выжившие солдаты тоже пытаются стрелять. Комаров был уверен, что попал в фашистскую машину, но его снаряд просто отскочил от её сверкающего бока, даже не поцарапав её. Паук пёр вперёд, широко переступая лапами, он был сделан из чего-то такого, что не могли пробить снаряды, которые отскакивали и отскакивали, высекая ужасные искры. Страшная машина уже вклинилась в город, шла мимо нетронутых артиллерией домов.
- Умри!! Умри!! – солдат выскочил на балкон, на котором сохранились ещё цветочные горшки, вскинул свой ППШ и принялся сурово гвоздить по машине, в чёрные окошки, чтобы разбить их и пристрелить того, кто её вёл.
- Ванька назад, засунься, дурак! – из-за стены на него кричал сержант, опасаясь вылезать чудовищу в пасть, но его голос тонул в рокоте выстрелов.
- Умри!! – Ванька кричал, срывая голос, а паук двинул передней лапой, сбив балкон, и непутёвый Ванька оказался наколот на сверкающий коготь, задёргался, умирая.
- Ай-ай-ай… - покачал головой Эрих Траурихлиген и тут же заставил своё чудовище разорвать беднягу на части и сбросить вниз, на выбитую мостовую.
У русских нет шансов, войска уже вошли в этот городишко, и Эрих Траурихлиген слышал, как его переводчик надрывается, пища в мегафон:
- Русский есть сдаться! Ви – сдаться, ми – вас щадить! Подумать хорошо: если ви не сдаваться – ми вас сжигать! Сдаваться, русский! Ви не иметь танк и пехот! Ви быть мёртв, если не сдаться!
- Та я вам никогда не сдамся, гады! – негромко рыкнул Комаров, и тут же с ужасом увидел, как оставшиеся в живых солдаты выходят, подняв над головами пустые руки. Лейтенант Комаров понял, что Еленовские Карьеры обречены, как и он сам, неудачный горе-командир. Полковник Соловьёв оставил его тут одного, и он теперь за главного, потому что все старшие офицеры убиты. Бросив пртивотанковое ружьё, Комаров выглянул из окопа и увидел, как отовсюду змеюками ползут серые немцы, и их столько, что всё казалось серым.
- Хэндэ! – каркнул один из них в лицо Комарова, и лейтенант послушно подал ему руки. Фашист хищно закрутил их у него за спиной, и лейтенант Комаров едва не вскрикнул от боли – так сильно закрутил.
- Фораус ! – рявкнул он прямо в ухо, и лейтенант Комаров послушно поплёлся «фораус» - туда, куда толкали его и его пленённых солдат.
Лейтенант понял, что их ведут к райкому, а потом один немец кинул в него что-то и грубо рявкнул:
- Кляйден!
Комаров поймал… тряпку какую-то цветастую, принялся мять её в руках.
- Напялить, русиш швайн! – фашист снова рявкнул, наставив пистолет-пулемёт, а лейтенант Комаров понял, что это – женская юбка.
- Давай! – заставлял фашист, и лейтенанту Комарову пришлось натащить эту юбку поверх формы.