Судья сурово сдвинул брови и стал зачитывать приговор: «За оскорбление его величества короля Генриха Четвёртого Милостивого приговаривается  Макс Фили рыцарь отвергнутый своим орденом к отрубанию головы…»

- Ваша милость, - подал свой голос подсудимый, ухмыляясь, - как-то некрасиво звучит!

  Зал ахнул и зашумел, как штормовой океан. Адвокат, рыбой, выброшенной  на берег, открывал и закрывал рот, от невыносимой наглости подопечного. Его глаза выпучились, а напудренные волосы зашевелились. Судья опустил лист и воззрился на слишком весёлого парня, закованного в кандалы.

- И как же вы считаете должно это звучать? – спросил он.

- Ну, - задумчиво проговорил Макс, - отрубания, отрубления… а – вот! Путём отделения головы от тела!

- Да?! – скептически произнёс судья и присел. Обмакнув перо в чернильницу, внёс правку и передал писцу. Пока тот скрипел пером, стараясь, как можно быстрее переписать документ, его начальник решил развлечься и вступил в диалог с обвиняемым. – Впрочем, как не пиши, а всё равно звучит скверно! А главное – исход один – смерть.

- Ну – это как сказать! – вся эта история сильно смахивала на фарс. И в данные момент сильно напоминала «Старую, старую сказку». Ему всё время казалось, что вот ещё немного, и он проснётся. Жаль, нельзя было себя ущипнуть, чтобы проверить явь это или нет. Руки сковывали деревянные  колодки, закреплённые на шее. – Вы, ведь, документ на подпись королю понесёте, а он – что? – должен такие перлы читать? Вам же неприятности будут!

- Не знаю, не знаю, - усмехнулся судья, - его величество всегда доверяет моему мнению.

- Что же вы хотите сказать, что Король подписывает важные документы - не глядя? – попытался сыграть на публику преступник. Но публика его юмор явно не оценила, загалдела, завозмущалась, и в него полетели огрызки. Один довольно-таки ощутимо припечатался между лопаток.

- Тише! Тишина в зале! – гаркнул секретарь, успокаивая зрителей.

- Вот, всё и исправили, - миролюбиво произнёс  вершитель закона, приняв лист из рук писца, склонившегося в поклоне, - теперь полный порядочек. Надеюсь, что вы не против того, что я зачитаю финальную часть?

- Отчего же не целиком? - заартачился Макс и дёрнул головой от возмущения так, что давно немытые патлы упали на глаза. Он сдул их одним мощным потоком. – Фух! Вдруг вы ещё где-нибудь накасячили? А мне перед потомками краснеть?!

- Ну, знаете ли, молодой человек! Ваше неуважение к суду просто не имеет границ! – возмутился судья, тряхнув внушительным брюшком, и всё его благодушие, как ветром сдуло.

- А я – протестую! – неожиданно для самого себя вскочил адвокат, изображавший собой всё заседание статую безмолвной скорби.

-  С чего бы это? – рявкнул судья.

-  Мой подопечный имеет право знать - в чём его обвиняют, - сорвался на визг голос защитника.

- Хорошо! – ударил молотком  по столу так, что рукоятка отлетела, - Только лично я считаю, что вы просто затягиваете дело, стремясь уйти от ответственности!

- Интересно! Каким это образом, если казнь всё равно состоится завтра? Ха-ха-ха! – веселился обвиняемый, - У нас с вами ещё полдня впереди!

- Итак, зачитывается обвинение! – сурово произнёс судья и начал всё с начала. Он изредка бросал угрюмые взгляды на этого странного парня в не мене странной одежде. И кому пришло в голову, что он рыцарь? Оборванцем, правда, тоже не назовёшь. Непонятные какие-то синие штаны, теперь изрядно вымазанные от сидения на старой соломе в камере. «Надо будет указать начальнику тюрьмы, чтобы меняли подстилку чаще, а то так и до эпидемии не далеко». Синяя рубаха на сюрко дворян совершенно не похожа – ни завязок, ни пуговиц, а мешок мешком. Правда, какой-то тонкой вязки. Под доспехи явно не пойдёт – слишком тонкая. На груди какой-то странный герб с надписью перечёркнутый наискось. И у кого такой герб? Секретари все книги по геральдике перерыли – ничего похожего не нашли. Но повесить, как простолюдина власти его не решились. Мало ли – что? Государство маленькое, слабое – только войны ещё не хватало! Вдруг он какой-нибудь высокородный отпрыск, слишком вызывающе себя ведёт. А так всё будет соблюдено: оскорбление публичное было – было; голову отрубим, как высшему сословию – отрубим. Всё прекрасно! – Приговаривается к смертной казни путём отсечения головы! Приговор привести в исполнение немедленно!!!

  «И всё-таки - это глупый сон! – думал Макс, шагая под конвоем четырёх стражников. Двое распихивали народ впереди, двое смотрели за тем, чтобы он не удрал. – Идиотский сон! И не могу никак проснуться – жуть, какая. Нет, ну вот зачем, я так много выпил пива вчера с друзьями, а? Теперь снится чёрте что! И, ведь, как всё правдоподобно. Год назад средневековьем интересовался, книжки читал. Теперь вот взяло и аукнулось. Наверное… Горожанки такие импозантные, телесами под полинявшими от времени коричневыми платьями трясут. Мужички пигашами грязь на мостовой толкут.  Всё согласно историческим источникам. Даже вонь от сточных канав весьма натуральна, странно, что до сих пор ещё самого не вывернуло. И конвоиры железными доспехами гремят. И народ по бокам бежит, торопится места на лобном месте занять, чтобы лучше было видно. Ужасный век – ужасные сердца! Мальчишки – сволочи, соревнуются на предмет того, кто удачнее грязью залепит. Руки в колодках совсем затекли. Скорее бы проснуться…»

  От здания администрации, как сказали бы сегодня, до площади, где совершались публичные казни - было недалеко. Узкая и необыкновенно грязная улочка, протянувшаяся между двухэтажных домиков, вывела на просторное место. Слева возвышалась серая стена королевского замка, откуда очень удобно было наблюдать за исполнением приговора, кабы на это было высочайшее желание. Напротив возвышался величественный, но такой же серый, Собор какого-то мученика. Справа была тюрьма, откуда ещё затемно его вывели на суд. А сзади, как бы прячась от глаз людских, на небольшой возвышенности за рядами домов, располагалась  мэрия, где и свершился суд.

  Никакие специальные сооружения воздвигать надобности не было. Подиум был сделан на совесть и всегда ожидал своих клиентов с распростёртыми объятиями палача. Всё было устроено как нельзя рачительно и прочно на века, так сказать. В универсальные крепления можно было установить и колесо, и дыбу и прочие необходимые приспособления. Жаль, что столб для казни еретиков располагался значительно дальше и ближе к собору. Но тут ничего не поделаешь – у инквизиции свои жертвы. Да и от огня, помост бы быстро пришёл в негодность. Сейчас на него двое дюжих подручных торопливо затаскивали плаху. Сам палач, красавец, как с картинки в алом наряде и низко опущенном капюшоне уже стоял во весь свой богатырский рост, одной рукой опираясь на рукоятку огромного топора, и с отрешённым видом медитировал.

«Ну да, лишать жизни человека – это же всегда такая большая психологическая нагрузка! – подумал Макс с сарказмом, потирая руки, наконец-то освобождённые от оков, - Боже! Неужели всё, что случилось со мной не сон?! Вот и не верь после этого в мистику, параллельные миры и прочую хрень…»

  В тот абсолютно ничем не примечательный вечер, Макс поддался на уговоры друзей и завис с ними в баре. Под грохот и скрежет тяжёлого металла они глушили одну кружку за другой, обсуждая всё в подряд, а часто и невпопад. Политика, женщины, работа, тачки, да какая разница, что именно! Главное – хорошая компания и, соответствующее времени и месту, настроение. Надо ведь, когда-нибудь и расслабиться… Белокурая девица принесла очередную партию пенного и забирая опустевшие кружки томно и зазывно улыбнулась, показывая в слишком открытом декольте свои прелести. Но парень только хмыкнул, пялясь. Официантка удалилась, и веселье продолжилось.

  Но, как водится, наступает такой момент, когда естественная нужда требует посещения определённого кабинета. И на ногах ты или нет – значения не имеет, есть друзья. К счастью, а возможно, что и нет, но парень ещё в помощи не нуждался, хотя уже буквально засыпал на ходу.

  Дверь кабинки приветливо открылась. А что делать, если другие места заняты? Пойдёшь туда, где свободно. Шум и разговоры за спиной не умолкали. Кто-то кому-то что-то пытался доказать, но язык его уже слишком заплетался. Издалека прорывались басовитые аккорды. Хлопки, шаги, мат, стук и шум воды… Неожиданно моргнул и погас свет. Снова зажёгся. Шаркнула, раскрываясь, молния . И наконец, освобождение… Макс, покачиваясь, стоял с закрытыми глазами, что-то мыча себе под нос, а тёплая струя …

  Откуда-то донеслись гневные крики, женский визг и отборная брань. «Вот не может народ без драки, - подумал парень, застёгивая джинсы. На мгновение он открыл глаза и попытался сфокусироваться на том, что оказалось перед глазами. Он стоял на толстой балке над каким-то большим залом, ярко освещённым тысячами свечей. А внизу с криками носились какие-то разряженные дамы и кавалеры, с ужасом, глядя на него. Под ним возле какого-то сверкающего стула, очень напоминавшего трон, стоял, гневно вращая глазами, мужик в высоких сапогах и пледе, наброшенном на плечи, с какой-то блестящей штукой на голове и размахивая короткой палкой, старался сорвать с себя одежду… Бред! Или сон? Потряс головой Макс и, потеряв равновесие, полетел вниз. А дальше была темнота.

  Следующим этапом этого реалистичного сна было пробуждение от того, что кто-то тряс его как грушу за плечи и, при этом, ругался на чём свет стоит. Таких обсценных красочных выражений да ещё в таком количестве парень до этого  не знал и даже заслушался. Его при этом, не смутил смрад, царивший вокруг, сумрак, разгоняемый только исключительно косыми лучами солнца, проникавшими через узкую бойницу окна под потолком и холод от сырой соломы под задницей.

  Как оказалось, хранителем древней нецензурной лексики был судебный следователь. Он пришёл узнать, кто он и как посмел покуситься на честь и достоинство  правителя этого достопочтенного и славного королевства? И как - чёрт возьми! – он сумел забраться на эту балку без помощников и подручных средств, если ещё до прихода его королевского величества там никого не было?! Очень быстро поняв, что ничего путного кроме имени и фамилии от него он не добьётся, гость удалился, шарахнув со всей силы обитой железом дверью. Стены ответили на экзекуцию глухим гулом, но выдержали.

  А сон продолжился. Следующим ярким пятном в памяти стал зал суда, который он рассмотрел в подробностях, как предмет  средневекового зодчества. Благо времени на это было предостаточно. Стрельчатые узкие окна с цветными стёклами по верху. Массивные арки поддерживающие потолок. Тяжёлые дубовые двери – «оставь надежду всяк сюда входящий». Длинные скамьи в пять рядов. На них расселась нарядная публика из числа придворных.

  Особая отгороженная короткая лавка для обвиняемого и его защитника. Бросив взгляд на этого тощего испуганного субъекта со взором горящим, Макс как-то сразу проникся благоговением к суду, сумевшему так запугать адвоката.  Если тот только мог, то наверняка, слился бы со стеной. Рядом с ними в почётном карауле выстроились стражники с алебардами. Суровые стражи составляли в своём единстве комичную пару: толстый приземистый угрюмый амбал и длинный и тощий, как жердь старик с мечтательным, как у поэта выражением лица.

   А напротив всего собрания – длинный дубовый стол для судьи, его секретаря, писца. И сбоку отдельные столик и табурет для прокурора. И высокие резные стулья для членов суда. На столе стояли чернильницы и стаканы с гусиными перьями, пачка бумаги и несколько толстенных книг в сафьяновых переплётах, надо полагать – это были своды законов.

  Все четверо уже были на своих местах. И каменные лица не сулили ничего хорошего. Прокурор надменным взором испепелял всех присутствующих. Те на ком он останавливался, смертельно бледнел и отводил взгляд в сторону, прикидываясь ветошью. Члены суда изображали скульптурную группу непричастности. Но, увидев обвиняемого, судья отчего-то добродушно улыбнулся ему и что-то шепнул секретарю. Тот встал, желая объявить о начале заседания. Но не успел.

  Двери вновь распахнулись и по проходу, качаясь из стороны в сторону, как пьяная, а то внезапно приплясывая, напевая что-то заунывное, разбавляемое неожиданным смехом, пошла странная девица. Её платье из дорогой серебристой парчи было изодрано так, что сквозь дыры местами было видно голое тело. Ко всему прочему оно было вымазано неизвестно чем, облеплено соломой и прошлогодними листьями. Светлые волосы давно не мытые были всклокочены, и из этого вороньего гнезда также торчало невесть что. Лицо так же разукрашено нечистотами. Но зато голову венчал пышный венок из полевых цветов, а в руках она держала букет васильков и маков.

  Стражники у дверей даже не попытались остановить это вторжение. Напротив – они шарахнулись от неё в стороны, как от прокажённой. Она же, с невменяемым лицом и совершенно бессмысленным взглядом, прошлась по проходу, полистала книгу на столе, смахнула стопку бумаги на пол. А потом, всунула маковый цветок Максу в щель колодок, а василёк адвокату в волосы. И разбрасывая в разные стороны цветы, удалилась восвояси в глухой тишине.

«Точно – дурной сон!» - решил парень.

  Писец собрал бумагу, а секретарь, откашлявшись, объявил заседание суда открытым.

  Сейчас, стоя у плахи и, слушая объявляемый народу приговор, Макс, не хотел даже вспоминать тот абсурд, который царил в зале суда. Он прислушивался к тому, как кучка мужиков делает ставки на то, в какую сторону скатится голова казнённого. И ставки эти росли с каждой минутой. Даже интересно стало – кто выиграет? Пятеро были за то, что вправо от плахи, семеро за то, что влево и только трое утверждали, что голова останется на месте.

  Торговцы разбавили напряжённую атмосферу. Один лоточник призывно кричал, вздевая руку с леденцом на палочке в форме головы вверх, о том, что его леденцы самые вкусные на свете и помогают справиться с депрессией, поносом и головной болью, а самым лучшим бывает эффект для нежных дам, которых мутит от вида крови! Вобщем: «Покупайте, покупайте! Количество товара ограничено!»  Бойкая бабёнка круглая и румяная, как булочки, которые продавала усердно вещала: «Помяните убиенного красавчика, не отходя от эшафота! И он не забудет замолвить о вас слово на том свете!» Жаль, что невозможно было расслышать других разносчиков из-за гула.

  Но зато рослого горожанина совсем рядом, выкрикнувшего: «Слава нашему герою, восставшему против узурпатора! – было слышно даже слишком хорошо. Он вскочил на край помоста едва не спихнув палача, внезапно растерявшего всю свою презентабельность. - Держись – мы мысленно с тобой! Мы продолжим начатое тобой дело и освободим страну от деспота!» И толпа стала скандировать: «Слава! Слава! Мы с тобой!» Кто-то даже затянул нечто героическое, жаль, что слов не разобрать…

  То ли от нереальности происходящего, то ли в поддержку митингующих, но все охранители правопорядка застыли на месте и глазели, раззявив рты. Священник, пришедший отпустить грехи приговорённому, так же стоял, как чёрный призрак, сжимая серебряный крест в руке.

  В этот самый момент, когда накал страстей на площади был готов перелиться через край допустимого, его величество король соизволил собственными глазами увидеть отмщение и показался во всём своём великолепии на стене. Цветастая свита ярким облачком обрамляла хозяина страны. И возмутилась неслыханному произволу, царящему внизу. Раздался какой-то непередаваемый словами вопль. И стража, вдруг вспомнив о своих прямых обязанностях, взбодрилась и рванулась усмирять бунт. В ход пошли алебарды и плётки. Народ заволновался, освобождая дорогу. Но, как водится, досталось «на орехи» совершенно не тем, кто был виноват. Подавление возмущения было выполнено на уровне «Алисы в стране чудес». А оратор и его товарищи благополучно смылись.

  Макс смотрел на всё происходящее, как сторонний наблюдатель. Он отметил тот факт, что несанкционированные митинги опасны, прежде всего, для ротозеев, а не для организаторов. Суровая правда жизни! Наконец, порядок был восстановлен, зрители заняли свои места. И действо продолжилось.

  Священник, сделав благостно-сострадательное лицо, что-то забубнил над ухом, грубо поставленного на колени, иномирянина. И парень, почему-то только сейчас, начал осознавать, как он попал! Под ногами бурым несмываемым пятном выделялось характерное огромное пятно, пропитавшей доски, крови. Да и от дубовой плахи не розами пахло. Перед глазами всё поплыло, качаясь как в мареве. Все звуки смешались и отдалились. И слышно стало только учащённое биение собственного обезумевшего сердца. Губ коснулся холодный металл. Прозвучало торжественное: «Аmen!». Голова легла на склизкое дерево…

  И тут совсем рядом раздалось, как из-под воды заунывное пение:

                                               Нежная фиалка у меня в саду.

                                               От меня не прячься -

                                               Я тебя найду…

  И тихий странный смех, как зале суда. Потом, чья-то рука погладила его по голове. Девичий голос возмущённо заявил:

- Я же тебе подарила цветок в знак своего расположения! Как ты посмел от меня сбежать? – и звонкая пощёчина смела его голову с предложенного ей пьедестала. Макс здорово приложился об пол, с ужасом услышав при этом над собой, - Я БЕРУ ЕГО В МУЖЬЯ!

  Народ воспринял это известие неоднозначно. Вначале притих так, что стало слышно, как жужжат мухи на плахе. Потом со звоном в дубовый чурбак врезался топор палача, едва не расколов его надвое. За ним прозвучал вмиг осипший голос священника:

- Хорошо ли ты обдумала своё решение, дочь моя?

- А то! Даже фату припасла, святой отец!

- Вот же, дрянь! – донеслось с крепостной стены.

- Мамочки! Хорошо-то как! – возопила от восторга какая-то женщина в толпе.

  Её восторг был всеми принят почти единодушно. Люди загалдели. В воздух взлетели чепчики и береты. Только букмекер сердито ворчал от неудовольствия и боком, боком попытался смыться. Правда его отловили игроки… Оживились, приунывшие, было, торговцы, выкрикивая славу своим товарам уже по поводу предстоящего венчания. А Макс сидел, потирая горевшую щёку, и бестолково таращился на продолжающийся фарс.

  Его подняли и потащили куда-то. Оказалось, что в храм. Там девица потребовала ускорить церемонию. На молчание жениха на вопрос: «Готов ли ты взять в жёны Офелию, дочь Полония?», священник отреагировал своеобразно. Правильно, ведь, что молчание – знак согласия? Объявил их мужем и женой. И, сопровождаемые толпой никак не желавшей оставить своих любимчиков, они двинулись в неизвестном направлении.