Я открываю свои глаза и вижу, как какой-то полный мужчина скалит свои зубы, глядя мне в глаза. Лоб его покрыт мощными градинками пота, короткие усы вздымаются под дыханием, а полные щёки порозовели от лютого гнева. Он был красным и мокрым, как помидор, только что вымытый водой из-под крана. Его тело бешено вздымалось, наряду с тесным пиджаком телесного цвета и белой рубашкой под ним. Всё, что было ниже – загораживал уютненький маленький столик, обклеенный плёнкой коричневого цвета. В руках сеньор Помидор* держал какие-то бумаги, которые хранились в розовато-прозрачной папке, чью прозрачность нарушала лишь небольшая заклёпка белого цвета. Всё было в дыму, словно бы помидор загорелся. Я не чувствовал своего тела, и даже не понимал, где нахожусь. Отдалённо играла музыка. Я хотел осмотреться, но понял – я не хозяин своему телу. Громкая музыка, что ритмами била по сонному мозгу, сотрясала всё моё тело. Я понял. Я хотел спать.

- Мистер. Подпишите…кхм – и тут я заметил на белой рубашке фиолетовый галстук, который, Помидор, бросился поправлять, чувствуя, как он его душит. Красота требует жертв, толстячок, - Подпишите бумаги, заплатите ещё тысячу и мы с вами разойдёмся как в море корабли! – вещал здоровяк, яро пытаясь меня в чём-то убедить. Но я, если говорить честно, даже не мог тогда вспомнить своего имени.

      Я взял ручку, и почувствовал, как моя голова перевешивает тело. Позже, я впечатался в этот деревянный столик, прямо на кипу бумаг. Дальше я ничего не помнил, но на утро проснулся там же, в жутко неудобной позе, но на мне уже лежали бумаги в папке. Только теперь, прозрачность, помимо заклёпки, убивала белая бумажка, на которой было два адреса: Юр. Контора: Паланик двадцать три и земля: Пограничников сорок шесть.

      В мозг моментально врезала музыка, которая уже была очень громкой. Я недовольно завопил, рыская за пультом от аудиосистемы, когда я нашёл его – убавил музыку до допустимых пределов, всё думая, сколько же соседей убивало мою дверь этой ночью. Затем я вновь сел над бумагами, стараясь понять, что произошло до того, как я вновь “включился”.

      Знаете, жить с жуткими провалами в памяти и постоянным расстройствами сна – просто адски. Вы только представьте как трудно человеку, который даже не знает имен своих родителей. Но думаю, чтобы прояснить всю ситуацию, которая создалась вокруг меня – мне стоит перечислить те сведения о себе, которые я ещё помню, ну-с начнём.

      Я - обычный студент, вышедший на каникулы, и учащийся в вузе на некую специальность (название которой, выйдя на каникулы, я, как и все студенты, моментально забыл), подрабатываю расклейщиком разнообразных ярких и бесполезных листовок, дабы хоть как-то оплачивать снимаемое жильё и с трудом питаться. Вечерами, после работы, я сижу и громко слушаю музыку, иногда, смотрю телевизор. Единственное что я знаю о своих провалах в памяти, и бессоннице – они начались этим летом с выходом на каникулы. Дальше я ни черта не помню. Такое ощущение, будто я всё никак не могу отойти с мощной пьянки. И вот, кульминация моей беспамятности – я начинаю вести этот дневник после того как сеньор помидор заявляется ко мне домой и кидается в меня разными документами, чьё содержание такое монотонное и объёмное, что мне лень осилить хотя бы титульный лист.

      Не удивлюсь, если сейчас за мной кредит в несколько миллионов, или этот помидор – мошенник, и я, этой ночью – подписал документы, которые никакой юридической силы иметь не будут, потому что я – не владелец этого жилища. Ибо я даже и понятия не имею, зачем мне нужен этот документ, ведь в первом из них, как кажется, говорится о владении мною земли на улице Пограничников сорок шесть. В конечном счёте, мне остаётся только съездить туда, дабы наконец-то узнать, что находится по тому адресу, а если там не окажется ничего полезного, то я поеду в юридическую контору разбираться с сеньором помидором.

 Слишком гладкий и простой план. В любом случае – сегодня, пожалуй, я возьму выходной. Наскребав деньги из общака, я заметил, что там исчезла та самая солидная тысяча, которую я отводил на отдых вне четырёх стен. И вот, я, сопровождаемый лучами утреннего солнца поехал на участок земли, указанный в документе.

  Собрав все свои вещи в небольшой, лёгкий кожаный чемоданчик – я вышел из дома, надеясь найти водителя, который автостопом довезёт меня прямиком до Паланик двадцать три. Но только мне стоило выйти за порог, как я тут же рванулся обратно, потому что забыл взять с собой розовую папочку, что содержала в себе белые бумаги, с содержанием которых я, в силу своей лени, так и не смог разобраться. После того как я убедился, что все мои вещи собранны – я наконец-то с чистой душой запер свою каморку и начал свой выход из многоквартирного дома.

      Если честно, то в тот момент я даже и не имел понятия, где находится Паланик двадцать три, и даже, очень сильно удивился, узнав о существовании такой улицы на границах моего города. Наверное, не знал, потому что вообще никогда не любил выходить из дома, притом на такие далёкие расстояния, но до этого момента, у меня просто и повода не было.

      Выйдя в подъезд, я сразу же вспомнил, почему я не люблю выходить из дома - потому что между моей квартирой и улицей стоял отвратительный подъезд: поборник грязи и кошачьего содома. В загаженном подъезде, как только я вышел из квартиры – меня чуть не сбила толпа жирных, обезумевших кошек, которые гнались за другой белой кошкой по лестнице. Эти отвратительные кошки гадали в этом подъезде, как ненормальные. Не подумайте, конечно, что я не любитель кошек, но вы только попробуйте простоять в подъезде, где бывает около двух десятка кошек, хотя бы с минуту, и вы сразу же меня поймёте. Да. Стены подъезда источали отвратительный сырой запах, о происхождении которого, я даже не хочу догадываться. На этих же стенах так же присутствовала «наскальная живопись» от первых жителей дома, которому, кстати, насчитывался уже второй десяток. Вдаваться в подробности «живописи» мне не позволяет воспитание, тут-то вы уж извините.

      Я был очень благодарен Господу за то, что я вышел из подъезда живым. Отсюда и начинается моё невероятное путешествие, в которое, вы, наверное, не поверите. Как ни странно, но я заметил, что каждое хорошее приключение всегда начинается с чего-то забытого, например: с забытого чувства осторожности и страха, или же, с отшибленной напрочь памятью. Пройдя через извилки дворов многоквартирных домов – я всё же вышел на главное шоссе города, которое, к счастью, оказалось неподалёку.

      Тут-то и началась моя первая стычка с самой судьбой, ибо я очень долгое время всё никак не мог поймать автомобиль. Мне не везло настолько, что мне казалось, будто я просто неверно выставляю руку, и водители шоссе думают, что я кидаю им знак приветствия, чьего, вы, наверное, догадались. Но нет, кисть руки не была выпрямлена. Я простоял так до вечера, не имея за душой ничего кроме проклятой сотни, с помощью которой я и собирался доехать до Паланик двадцать три. Больше сотни я выделить и не мог. Мне даже сотни было жаль, ведь я, в ожидании машины представлял, как убиваю водителя, а на отложенную на поездку деньгу - покупаю себе варёной лапши, а затем дальше еду на Паланик двадцать три, или же выхожу из машины и кидаюсь на случайных прохожих, чтобы украсть у них деньги на варёную лапшу.

      И наконец, передо мной остановилась белоснежная машина, доселе неизвестной мне марки. Остановилась она как раз в тот момент, когда я уже совсем потерял всякую надежду и засобирался идти домой. Сначала, я даже не поверил в то, что эта машина остановилась ради меня, думая, что она просто припарковалась в ожидании кого-то, и поэтому отвёл голову в сторону, но когда машина очень громко загудела – я был вынужден пойти навстречу к ней, и, к моему удивлению я делал это без удовольствия.

- КОРЕШ! ШЕВЕЛИ БУЛКАМИ! - донеслось из-за тонированных стёкол, при этом, мотор загудел как бешенный, а у меня тут же отпало желание садиться в эту машину, но, вспомнив томные часы ожидания – я всё же потянул белую ручку и сел в автомобиль.

- День добрый, - сажаясь, вымолвил я. Чувствовал я себя ужасно неловко.

- Какой день добрый? Ты чего, с катушек съехал, корефан? Это же я! Дон! – дружески толкнув меня, вымолвил водитель. Я же, в свою очередь, глянул на него: русые волосы, чёрная футболка с изображением известного рок-вокалиста, чёрные водительские очки, и сигарета между зубов, и не узнал в нём никого, но лицо казалось ужасно знакомым и дружественным, от чего у меня тут же пропало ощущение дискомфорта.

- Дон? Чувак, я вообще не помню даже как меня звать, а ты меня так грузишь, хотя лицо твоё мне очень знакомо, - сказал я, смотря на то, как горят лампочки на спидометре.

- Охренеть! Мы друг с другом не разлей вода уже четырнадцать лет! И вот, ты пропадаешь куда-то на месяц, после окончания сессии, а сейчас появляешься, садишься в мою машину и говоришь мне добрый день, пытаясь прикинуться интилегентом?! Нет уж, кореш, я все твои фишки наизусть помню, но эта – самая дичайшая, грёбаный француз!

- Дай мне подумать, пожалуйста, мне сейчас вообще не до этого, - отмазываясь, говорил я. Просто я до сих пор не верил в то, что я с этим человеком знаком, - отвези меня на Паланик двадцать три, я заплачу.

- Паланик двадцать три?! Какие ещё к чёрту деньги, кореш?! Я тебя целый месяц не видел! Что ты там потерял вообще? Это же совсем за городом!– заводя машину, выкрикивал Дон.

- Потом всё объясню.

      Машина тронулась, а я всё больше и больше узнавал в Доне дружественное лицо, казалось, будто память моя прояснялась, но это было совсем не так. Мы уже отъезжали от того квартала, в котором я жил, как вдруг, в моём кармане “запищал” мобильник. Я, корчась как змея, достал его и увидел лишь рекламную рассылку. Всю дорогу, до сего момента, я задавался вопросом – как проверить слова Дона про то что мы крепкие друзья - на достоверность? И я придумал один способ: я заглянул в меню своего мобильного телефона и выяснил название трека, стоящего у меня на звонке, если он действительно очень близкий мне человек – то он обязательно угадает, какая же мелодия у меня там установлена.


- Дон, скажи мне, как называется трек, стоящий у меня на звонке? – допытываясь, спросил я.

- Ясен пень у тебя до сих пор стоит «Where is my mind?»! Я с самого первого дня помню, как ты ходил со мной и орал во всю глотку слова из этой песни. А ты тут проверить меня решил?

- Позвони-ка мне, - после чего Дон полез в карман за своим телефоном.


      Заиграла до жути знакомая и приятная мелодия. Дон угадал. Он определённо мой знакомый, и, скорее всего, мой верный друг, По-крайней мере, глядя на него, мне хочется ему доверять. Мы с ним переглянулись, и я сбросил входящий звонок. Мы проехали ещё немного, как вдруг я понял, что мне стоит всё же ему всё рассказать.


- Дон, я ничего абсолютно не помню о себе. Мне нереально как стрёмно. Вчера ко мне в квартиру наведался какой-то толстый человек, кричал на меня, а на утро у меня бумаги на этот адрес, а ещё до всего этого, я помню, как страдал жуткой бессонницей. Я ничего не понимаю, - откинувшись на спинку сидения, заговорил я.

- Если бы не эта практика – то я бы тебя ещё раньше бы из всего этого дерьма достал. Ничего, не бойся, мы определённо разберёмся, - заговорил Дон.

- А ты то куда ехал, Дон? – спросил я

- Ехал к тебе, после покупки струн для гитары, - закуривая новую сигарету, проговорил Дон.

- А гитара где?

- На заднем сидении, - сказал Дон, и я увидел за своей спиной кучу барахла, и гитару, которая как-то по-особому выделялась среди остального.

      И вот, мы проехали небольшой мостик, отделяющий центр города от окраины, и почти добрались до Паланик двадцать три. Под мостом журчала приятная речушка, которая и была единственной примечательностью вблизи дома под номером двадцать три. И так, в своём приключении я приобрёл немаловажного человека, который мог мне оказаться как близким другом, так и врагом. Во всяком случае, до Паланик двадцать три мы всё же доехали. В глаза сразу же бросилась выжженная трава и кирпичный дом.