9. Надпись на двери
Сильный ветер у меня в доме. Я ухожу, но вижу все, что творится в нём. Я пытаюсь закрыть дверь, но ветер слишком сильный. Он уже полностью проник в мой дом. Для того чтобы её закрыть нужна ещё одна рука. Около дома чужой свет, чужие цветы, чужие животные. Огромные поля, бескрайние просторы, кругом природа. Весь мир тишина, в нём правит покой и безмятежность. Время никуда не идёт, нет дорог и нет лошадей. Только один дом, но снаружи издалека, доносятся сильные крики и стоны. Эти голоса сливаются и расходятся вместе. Они с разных далёких мест, но слышны как один. В моём доме нет стен и острых углов. В моё окно пытаются заглянуть, а в дверь зайти. Мне нужно сесть обратно, чтобы стало чисто. По-прежнему тихо и светло. Кто ходит за мной, не сможет найти дорогу назад, кто повторяет мои слова, больше никогда не родиться. Где-то далеко суета и движение. Здесь один день, и одна ночь. Дальше нужно решить много задач. Тут у каждого маска, на любом лице притворство, за спиной грехи, в ногах страх. Я люблю вас. Нельзя окрасить чёрное в белое, тут каждый цвет истинный. Судьба лежит на пороге моего дома. Ко мне можно прийти только раз. У меня очень большой дом, здесь каждый отец найдёт своего сына. Вокруг не существует вопросов, здесь нет шума и разговоров. Один приговор для каждого, мой дом открыт для смиренных и страждущих.
Прочитав записку, он открыл незапертую дверь, понимая, что сможет узнать правду, только внутри. Как только он зашёл, в магазине зажёгся свет. Оглядывая помещение, он обнаружил, что оно действительно пустое, а не только кажется таким снаружи. Прошло немного времени, прежде чем он увидел человеческую фигуру, сидящую в дальнем конце комнаты. Окружающие предметы стали расплываться, теряя ясность, как раньше на улице, когда он находился в тумане. Пытаясь рассмотреть, кто находился вдали, он осторожно приблизился, но так и не успел этого понять, ориентируясь лишь на знакомый голос.
— Привет Дин — сказал незнакомец.
— Со мной происходят странные вещи последнее время — испуганным и быстрым голосом произнёс он, пряча за спину дрожащие руки — а зрение иногда настолько размыто, что я становлюсь, почти слеп, вы извините, что не могу сохранить спокойствие.
— Так происходит со всеми, кто приходит ко мне, постарайтесь успокоиться — Он был вежлив и относился с пониманием к Дину, это отражалось как в голосе, так и в жестах.
— Я пришел, потому что не раз видел картину, на которой я был нарисован, идентичным было не только лицо, но и одежда в которой я хожу. Я родился в этом городе, и знаю почти всех, кто в нём живёт, так как он небольшой, я знал так же продавца этого магазина, и хоть я вас не вижу, могу сказать, по размытым жестам и голосу, что вы не он.
— Продавец сейчас в Торонто ухаживает за домом и помогает бедным, а магазин давно закрылся. То место где вы сейчас стоите, не имеет ни чего общего с магазином. — Хоть это был и не продавец, голос был сильно знаком Дину — Никто не рисовал эти картины, вы их увидели, потому что находились на распутье, но раз вы разговариваете со мной, то выбор вы уже сделали.
— Но ведь я хотел уйти, когда почти пришёл, я повернул назад обратно к дому.
— К сожалению, вы уже сделали выбор, когда решили прийти сюда, так как каждый делает выбор только один раз, другого не дано. Это очень старый город, если бы вы знали какой, то удивились бы. И не волнуйтесь, сейчас зрение к вам вернётся.
Вновь обретая ясность, предметы постепенно становились целыми, свет различимым, а человек, сидящий в углу, обретал видимость и чёткость. Напротив него сидел Ральф, и он вдруг удивился, что не мог понять этого раньше, ведь ближе его он не знал никого в жизни. Человек, которого он знал с детства, затеял против него какую-то игру, с неизвестной для него целью. Ральф смотрел на него серьёзно, даже строго, и хотя Дину по-прежнему всё это казалось розыгрышем, он признал, что такого взгляда у Ральфа не видел никогда до этого.
— Даже не знаю что думать, радоваться или грустить. — сказал медленно Дин, обдумывая каждое слово.
— Это уже неважно. Помнишь лицевое дерево, с тремя головами. Так много времени прошло, но дерево всегда одно, а лиц много, причём разных, так много что не сосчитать. Однако в твоём конкретном случае всего три. Дерево — это жизнь, а внутри неё три дороги. Ты мог взлететь как голубь, сказав правду, или идти прямо как человек вступив в драку, защищая друга, но ты выбрал путь собаки, решив всё скрыть. Всё в этом мире очень просто, даже самые сложные вещи, очень просты. — Он вздохнул — Всего три дороги, и как бы ты не поступал смысл именно твоей жизни в этих дорогах, так как кроме них твоя жизнь никуда не приведёт, и кроме этих трёх лиц другие ты себе не возьмешь. Вот такие границы. А картины это твоё близкое будущее, о котором ты не знаешь, или далёкое прошлое о котором ты не помнишь. Они тоже никогда не врут, только часто меняются местами.
— Откуда ты об этом знаешь? Почему решил сказать об этом только сейчас?
— Так решил не я, ведь это ты увидел картины, а значит твоё время пришло.
В этот момент Дин попытался вспомнить, что было изображено на картинах, но не смог. Как будто всю информацию о них в его голове стерли, как только она стала важной, ведь он точно знал, что помнил об этом раньше.
10. Открывая двери
Когда проходит один день заканчивается другой, и наступает следующий, который тянет за собой череду ненужных планов, бесцельных переживаний и долгих действий, сплетая в кучу года, подводя к концу жизнь, приходит нужное время, судный день. Неужели смысл жизни человека именно в этом дне, думал Дин осматривая пустую, тусклую комнату, которая становилась более яркой возле Ральфа.
— Слева от тебя находится дверь — продолжил Ральф — откроешь её, и сразу всё станет ясно. Затягивать с этим не советую, как и задавать странных вопросов, у тебя есть время до рассвета. Там дальше много дверей, за каждой дверью стоит следующая, нужно открыть их все, потому что в своё время ты их не открыл, а теперь это необходимо, в противном случае ты очутишься далеко отсюда, а там ты уже ничто не сможешь изменить.
С любопытством подходя к левой части комнаты, Дин вдруг увидел, что на двери весит табличка с надписью: «Всему своё время». Рядом с ней повыше висела картина. На ней был изображён мальчик, играющий в куклы, возле разнообразных качелей и горок. Со всех сторон его окружали деревья и цветы, а находился он на небольшом огороженном поле. Рядом с ним стояла грустная девочка, которую за руку держал чем-то озадаченный мальчик. Это была просто картина, но мальчик, играющий в куклы, почти ожил в его сознании. Он бегал по полю рвал тюльпаны, не любил спать в тихий час и есть суп. Дин не имел ни малейшего представления о том, откуда это знает и так отчётливо видит и решил без промедления зайти внутрь. Но за дверью он вдруг очутился на улице, в теле маленького мальчика, память к нему вернулась, и он понял, что картина это его жизнь. Только став этим мальчиком он вспомнил, что ходил в детский сад некоторое время. Его родители не могли присматривать за ним из-за работы, а более дальние родственники жили слишком далеко, что бы постоянно приезжать к нему. Но после нескольких месяцев мать ушла с работы, чтобы самой присматривать за ним. Беззаботное, весёлое время, оно пролетело так быстро, стирая все воспоминания начисто, но в этот день всё забытое к нему вернулось. Возвращалось чувство лёгкости и радости, вместе с чувством несправедливости и тревоги. Напротив него стояла плачущая девочка, на которую озлобленно кричал наглый мальчишка, и Дин вспомнил, как ему всегда было жалко её, но он стаял в стороне, лишь наблюдая, боясь что-то сделать, чтобы не перевести агрессию на себя. Где-то вдалеке играл Тим любитель пошвырять мяч о стену, и Джулия говорящая с животными, и Ральф странный и немногословный, кажется ничем не интересующийся. В памяти всё закружилось, в голове заплясали воспоминания, появились лица которые со временем куда-то пропали, чувства такие яркие, делающие его жизни другой, интересы и привычки, в сущности мелочи, но то кем он был и что изучал так отличалось, от того кем он стал сегодня. Это помогло ощутить себя живым, взглянуть на себя другими глазами. Грустную девочку, стоящую напротив он мало знал, не общался с ней перед обедом, даже не мог вспомнить её имени, но когда увидел, как она плачет не смог удержаться. Собираясь с мыслями, он взял первый попавшийся камень и кинул в мальчишку, пытаясь прекратить несправедливость, которая так часто будет происходить в будущем. Камень попал прямо в глаз, хулиган, который секунду назад казался наглым и самоуверенным, заплакал и убежал, прикрывая глаз руками. Дин подошёл поближе, видя, что девочка уже не плачет, а осуждающе смотрит на него.
— Как тебя зовут? — спросил Дин, довольно медленно соединяя слова, удивляясь и слишком звонкому голосу.
— Лиза.
— В следующий раз, когда он подойдёт, сделай тоже самое что я сегодня — попытался побыстрее произнести Дин — ты сможешь за себя постоять только выбери камень и брось в него. Девочка посмотрела на Дина, он посмотрел на неё, запоминая её улыбку. Как только она сказала спасибо, всё потемнело на несколько секунд, после чего он опять очутился в комнате перед дверью с картиной. На этот раз на ней был изображён его дом. Оглянувшись, он увидел, что комната совсем маленькая, пустая и только с одной дверью. Не обращая внимание на картину, Дин без промедления зашёл внутрь, оказавшись в гостиной своего дома, в теле 9-летнего мальчика. Перед ним стоял отец, внимательно смотря Дину в глаза, то ли обдумывая вопрос, то ли просто изучая мальчика.
— Где ты был? — всё-таки решил спросить отец.
Вопрос был непременно простой, чего не скажешь о ситуации, в которой находился Дин, ведь он не знал наверняка, что в этом возрасте именно в этот день он делал. Однако день был особенный, в этом он не сомневался, так как хорошо знал своего отца, и видел, что разговор предстоит серьёзный, это можно было понять и по напряжённому голосу, и потому что он разговаривал один, пока мать находилась в другой комнате. Простой вопрос вдруг превратился в сложный, когда он вспомнил, из-за чего отец его задавал. Это, пожалуй, один из немногих случаев, которые он помнил из столь раннего детства. В девять лет он помнил совсем не много, мало задумывался, и размышлял, может, поэтому это беззаботное время забылось так быстро. Каждый день он гулял с друзьями, иногда они приходили к нему домой, иногда они ошивались возле школы, но чаще всего ходили на машинную стоянку возле супермаркета, наблюдая за дорогими автомобилями. Редко встречались особо элитные марки, о которых никто не слышал. Джек любил современные гоночные машины, Дин предпочитал немецкую классику, а Ральф старые спортивные модели. Каждый мечтал в будущем о такой машине, надеясь, что как только они повзрослеют, смогут свободно разъезжать по городу, не особо задумываясь о том, откуда возьмутся деньги. Самый обыкновенный вопрос, на который сложно было найти ответ, но под натиском бело-жёлтых лучей и пыльным запахом покрышек, вспоминался второй понедельник октября. Когда они собрались как всегда, на стоянке, перед тем зайдя в пиццерию, Джек съел аж 4 куска, тогда как мы с Ральфом съедали максимум два. На стоянке впрочем, мы увидели ничем непримечательную картину, трое богатых оставили — кадиллак, порш, и линкольн, четверо деловых — три мерседеса и один бмв, пять нищебродов — фольксваген, опель, акура, и два форда. Стандартное утро, и большинство часто встречающихся владельцев машин, как мы подозревали, работали в супермаркете. Здесь только нехватало пежо с поцорапаной левой боковой дверцей и митсубиси старой сборки, то ли восьмидесятых, то ли начало девяностых годов. Через несколько секунд пока я смотрел вслед уезжавшему мотоциклу, меня одёрнул Джек, самый высокий и плотный среди нас, у него были грубые черты лица, и он редко улыбался. Он проговорил мельком — Дин повернись скорей. Я повернулся, а вместе со мной и Ральф. Что это? — спросил Джек. У меня в голове тогда тоже звучал этот вопрос. Машина доселе нами не виденная, мы не знали марки, значок на машине был подозрительно крупного размера и изображал дерево с опадающими листьями. Светло голубого цвета, она собрала в себе все лучшие качества от других машин. Она одинаково понравилась всем и внешне была идеальна. Как будто она была прислана из будущего, с целью быть лучшей и удовлетворять любой даже самый изощрённый вкус. Первый раз такую вижу — сказал Ральф. Мне почему — то кажется, что её только что изобрели — сказал Дин — так как ничего похожего я никогда не видел. Мы могли и дальше целый день любоваться ею, но Джек заметил, что ключи всё ещё находятся в двери. Не нужно было объяснять, что мы могли сесть в неё и лучше изучить, так как из-за тонированных стёкол всё было скрыто в светло-голубом тумане. Давайте зайдём — предложил Джек. Хозяин может прийти — сказал Ральф и тогда всё плохо закончится. Мы ведь не знаем что это за человек — сказал Дин — но могу предположить, что такие машины просто так не дают простым людям, а может он маньяк или состоит в мафии. Чушь всё это, мне насрать кто он, одна дверца будет открыта, и если мы увидим что кто-то приближается, сможем вовремя уйти — спокойно сказал Джек. Его спокойствие нам, к сожалению, не передавалось, и риск быть пойманными был очень велик, но машина притягивала к себе как магнит, и каждый из нас понимал, что вряд ли когда — нибудь заработает достаточно денег что бы купить её, и любопытство взяло верх. Мы согласились и доверили Джеку открыть дверь. Он, не спеша повернул два раза влево, и дверь сама открылась, что бы предстать пред нами во всей красе. Мы аккуратно зашли, внутрь пропуская, конечно же, первооткрывателя, и наши ожидания оправдались. Все мы смогли сесть впереди, в салоне пахло свежим ароматом леса, поддерживалась средняя температура, и откуда-то сзади шёл лёгкий ветерок, скорей всего стоял кондиционер, так как внутри было теплее, чем на улице, но и одновременно ничуть нежарко. Мягкое сидение, приятное освещение, все были удивлены, и могли здесь жить, но пока мы любовались машиной, Джек завёл её и поехал вперед. Дин тут же это почувствовал, но не смог понять, почему его друг так поступает. Куда ты едешь? — спросил Ральф — мало того что у нас нет прав, нам по девять лет, никто из нас не водил машину, подумай что будет если мы её разобьём. Ничего не будет — сказал спокойным голосом Джек — я читал книгу о вождении, так что заткнитесь. Нас посадят в тюрьму для несовершеннолетних, в лучшем случае, в худшем мы разобьёмся или нас убьёт хозяин машины — сказал Дин. Тем временем Джек уже проехал два поворота и четыре дороги. У меня нет ни времени ни желания с вами разговаривать, учтите если мы разобьёмся то только из-за того что вы задаёте слишком много вопросов. В этот раз Дин впервые почувствовал, что с его другом что-то не так, его голос стал хриплым, а речь грубой, как будто в него кто-то вселился, будто он никогда и не был его другом. Ральф бросился оттаскивать Джека от руля с криком — Жми на тормоз скорей!!! Дин пригнулся видя перед собой две педали нажал на одну но вместо того что бы машине остановится, она поехала вперёд ещё быстрей. А на дороге зажёгся зелёный свет, и бабушка не торопясь переходила дорогу, она немогла идти быстрей, ведь перенесла операцию на позвоночник и шла медленно чуть хромая, а машины стояли, пропуская её, и ждали свой свет. Но одна машина небесно-голубого цвета, не смогла её пропустить, ей суждено было переехать её, вопреки светофору, так же как и мальчику, суждено было нажать вместо тормоза педаль газа.
Дин стоял и понимал, какой ответ должен последовать, но не решался сказать. Он помнил, что в прошлый раз он соврал, сказав, что не был сегодня на стоянке, и ему всё сошло с рук. Тогда они быстро выбежали из машины, посреди дороги, оставив старушку умирать, никто из них даже не вызвал скорую. Они боялись осуждения и наказаний, а ещё родителей и тюрьмы. Тогда Джек уехал из города, но никто из нас после случившегося по нему не скучал. Тогда Дин соврал, очернив себя, покрыв позором свою душу, и его не наказали. Но сейчас чтобы открыть дверь нужно сказать правду.
— Где ты был? — второй раз спросил отец.
— Я был на машинной стоянке возле супермаркета, и играл с друзьями, а потом мы увидели одну интересную и очень красивую машину. Потом из-за любопытства сели в нее, так как водитель забыл забрать ключи, и сам не понимаю, почему Джек решил покататься на ней. Потом Ральф попытался остановить его, а я нажать на тормоз, но в машинах я не разбираюсь, так что нажал не на ту педаль, и сбил человека.
Начался скандал, он всё говорил — разве я учил тебя брать чужое?, или что с тобой будет дальше? Потом он рассказал матери, она тоже начала орать, потом выпила снотворного и пошла к себе в комнату, а отец позвонил в полицию и рассказал всё правду о случившемся. Дальше свет начал тухнуть, он видел яростное лицо отца и разочаровавшееся лицо матери. Затем быстро пролетел сквозь дверь и очутился возле такой же двери, но другой картины. На ней был парень похожий на него, но мощнее, с татуировкой на плече в виде кинжала и лысый. Увидев картину, он посмотрел на своё плечо, и понял, что изменился не только на картине, но и в реальности. Он осмотрел всё тело, и не узнал себя, он, безусловно, стал толще, на ноге появился шрам, и он, кажется, повредил лёгкое, так как иногда с трудом сдерживал кашель. Лицо он увидеть не смог, но проведя рукой по голове, понял, что картина не врёт, он действительно облысел. Дин подумал — человеческие поступки определяют его внешность и здоровье, хотя сам человек этого не замечает. Но сейчас пролетев несколько лет вперед, он отчётливо видел изменения. С одной стороны он стал сильней и мужественней, с другой менее привлекательным. На размышления времени у него не было, он стоял в классе один, рядом с партой своего одноклассника Винса. На ней была мокрая тетрадь, купающаяся в оранжевой луже, вместе с дневником и ручками для письма, а на полу слегка искрились осколки от разбитой бутылки. Он вспомнил, как Ральф рисовал у доски, вспомнил дерево с тремя головами, и одноклассников избивающих его друга. Дин не смог сказать правду тогда, хотя ему было очень жаль друга, но теперь он был готов всё исправить. Ральф вернулся раньше Винса, он шёл медленно, насвистывая, доедая пирожок с грушёвым повидлом.
— Купи, пожалуйста, две булочки, и персиковый сок, если будет — сказал Дин, прикрывая парту с мокрым дневником — а то я завозился с задачей и не успел поесть.
— Но ведь перемена скоро закончится.
— Я скажу, что ты опоздаешь, к тому же урок не начнётся, пока все ученики не прейдут — Дин дал ему деньги — а пока что здесь только я, так что у тебя много времени.
Ральф ушел, и класс вновь стал пустым. Дин посмотрел на доску, на рисунок Ральфа. Дерево стало похоже на Эйфелеву башню с одинаковыми параллельно друг другу растущими ветками, но внутри, там, где должны были быть головы, чернела пустота, она светилась, хотя может это солнце светило лучами в окно. И всё же где-то вдалеке виднелся незнакомый силуэт, пока неясный, как будто только начатый. В класс зашли трое, Дин узнал Винса и двух его дружков. Они над чем-то зло посмеивались, как вдруг Винс увидел свою парту. Все замолчали, а в глазах Винса читалась ярость. Он прикоснулся руками к мокрой тетради, и зарычал, когда понял что она полностью промокла, а потом посмотрел на Дина. Он ожидал этот взгляд, ожидал рычание и ярость в глазах. Он подумал: Время открывать эту дверь, извини, что не сделал этого раньше Ральф.
— Это я сделал, ты правильно подумал, бутылка разбилась случайно, и я извиняюсь перед тобой, хотя это ничего не изменит. Дин сумел закончить предложение, хотя Винс бросился к нему после слов: «Это я сделал». Последовали удары руками в голову, ногой в живот. Дин умело отбивался и даже смог один раз ударить противника по печени, правда после этого к нему подбежали дружки Винса и схватили его за руки. Через несколько секунд ему стало так плохо, что он закричал от боли. Он так и не увидел Ральфа с булочками и соком, но зато отчётливо видел доску с Эйфелевой башней и головой голубя внутри. Потом всё исчезло, и появилась новая дверь с картиной. Двери открывались, менялась его внешность, и оставались шрамы и побои после драк. Ему казалось, что он совершил много ошибок, так как его лицо совсем не напоминало прежнее, изменился даже цвет волос, а тело было пронизано болью от ударов и драк. Так закрывая одну дверь и открывая другую, он исправлял свои ошибки, понимая, что слова — «Вся жизнь промелькнула перед глазами» в этом случае стоит воспринимать буквально. Впереди, однако, была единственная дверь, оказавшаяся без картины. С трудом открывая её, он шагнул внутрь и увидел дерево. Оно располагалось в центре комнаты и росло прямо из пола. Огромное и красивое дерево было единственным предметом, находившимся в комнате, и питало в себе жизнь и делилось ею с Дином. Дереву не нужен был свет, влага и земля, оно шевелило листьями, как бы разговаривая, и в каждом его движении была жизнь. Это было похоже на чудо, ведь он никогда не видел такого прежде, но кое-что казалось ему придуманным, потому что оно было схоже с рисунком Ральфа, только во много раз реальней и красивей. Он старался подойти ближе, но шёл слишком медленно, из-за вывихнутой ноги. Почти приблизившись к дереву, на него напала собака. Чёрная, с большой пастью, маленьким туловищем и лицом из рисунка Ральфа. Резко, прыгнув с пеной у рта, в её глазах читалась ярость, но Дин не мог сопротивляться ей, так как слишком ослаб, проходя через комнаты, а из многочисленных ран текла кровь. Он смирился со своей усталостью, и приготовился к смерти, убеждая себя в её неизбежности. Но собака не убила его, набросившись ему на грудь, она повалила Дина на пол, вцепилась в его ногу, злобно кусая за пятку, отгрызла палец на ноге и ушла прочь. Рваные раны на ноге, были пропитаны кровью, но было вдвойне больно из-за синяков, которые располагались по всему телу Дина. Несмотря на все ушибы, он по-прежнему был в сознании и сохранял чёткое чувство реальности, пытаясь сделать то что не получилось раньше. Поднявшись на ноги, борясь с подгибающимися ногами, и желанием закричать, он двигался к дереву. Медленно приближаясь, всё ближе и ближе он начал различать шёпот, который становился всё слышней. Голос стал понятен и доносился из дерева. Он говорил: — Душа может обрести счастье, только если станет одним целым с богом, так как она является с самого рождения человека его частью, и всю жизнь к этому стремиться. В этом есть смысл жизни человека. Жизнь на земле это испытание, которое проходит душа, находясь в сосуде человеческого тела. Я прихожу к человеку только один раз, что бы напомнить о его грехах, и о том, что его душа может слиться со мной, только если от грехов очиститься, станет светлой и ясной. — Он подошёл к дереву совсем близко и увидел за ним ведро, наполненное чёрной жидкостью, а голос продолжал говорить: — Жизнь — это боль, так как все предметы в этом мире ограниченные и непостоянные. Человек сам виноват в своих страданиях, так как стремится к удовольствию, которому свойственно рано или поздно прекращаться. Вместо созерцания, гармонии и бескорыстной любви, люди разрушают свою душу, очерняя её в борьбе за удовольствие. Однако в жизни каждого человека наступает время, когда всё тайное становится явным, душа становится прозрачной и грязной. Все поступки совершённые человеком и плохие и хорошие ясно отражаются в душе, точно так же как злость или радость на лице человека. Нельзя предать человека и остаться чистым. Ничто не проходит бесследно, человек меняется из того что он выбирает добро или зло. И как бы ни пытался человек скрыть свою сущность, приходит время, когда душа предстаёт перед богом такой же прозрачной, как и при рождении, но не такой же чистой. Чтобы избавиться от грехов, нужно страдать, так как только через страдание человек может увидеть истину. — Взявшись обоими руками за ручки ведра он тщетно пытался поднять его, но оно было слишком тяжёлым, а он был слишком слабым. Вода в ведре была не только чёрной но, безусловно, тёмной и отражала в себе всё чёрное, мрачное и плохое, напоминая о грехах Дина. Стараясь не заглядывать внутрь, он понял, что ведро нельзя поднять, но можно перетащить, аккуратно двигая к яме. Борясь с больной спиной, он двигал ведро, пока не перенёс его к краю ямы. Дерево, однако, продолжало звучать, методично произнося своим тихим голосом: Существует только один бог. Он может творить зло и добро, так как не бывает добра без зла и зла без добра. Он справедлив, хотя и жесток, но жесток настолько сильно, насколько ты грешен. — Но в тот момент, когда Дин вылил содержимое ведра в яму, всё закончилось, голос перестал повторять, дерево перестало жить, оно завяло и ссохлось, постепенно растворяясь в темноте. Свет в комнате потух, звуки перестали слышаться, образуя полную тишину. Дин же почувствовал странную лёгкость, когда увидел дверь напротив себя. Он шёл спокойно и размеренно, спина больше не болела, из ног не сочилась кровь, прошла усталость и страх. Открывая дверь, он очутился на улице. На небе ярко светило солнце, странным ярко-белым светом, слепя привыкшие к темноте глаза. Напротив него, справа и слева, располагались дома, а рядом с ними стояли люди. Где-то совсем близко был и его дом. На этой улице он родился и вырос, и всех этих людей он знал, но пытаясь вспомнить каждого жителя дома по имени, обнаружил возле себя Ральфа.
— Рай и ад, находится не где-то на небесах, а тут на земле, в этом городе. Ведь это старый город, и люди тут старые. Отсюда не уезжают, здесь живут в гармонии, очень давно. Ты в этом городе родился и знаком со всеми, но всё-таки очень плохо знаешь этих людей, но в этом нет твоей вины, или моей. Никто не мог сказать тебе этого раньше, и не показал бы это, пока не прейдет время. Оно одно над нами властно, у него свои законы и свои порядки. Время инструмент в руках бога. А мы ангелы. У каждого человека есть только один ангел, у тебя был я. Смысл жизни ангелов — защищать и направлять человека на правильный путь, смысл жизни человека — служить и помогать богу, смысл жизни бога — создать идеальную жизнь. Теперь ты один из нас, и будешь следить, чтобы новорождённые шли правильным путём.
— То есть я ангел.
— Да, ты смог исправить свои ошибки, успел открыть все двери. Если бы ты этого не сделал, то у тебя не было бы смысла жить дальше.
— А что происходит с остальными, людьми из других городов?
— У них тоже есть своё предназначение, своё время, свои ошибки, свои лица и свой путь, который необходимо пройти. Ты пришёл сюда, а значит должен знать, что мы чтим традиции, и помогаем людям, становится на правильный путь. У нас одна цель, это цель делает нас единым с богом.
Дин слушал внимательно, стараясь запомнить каждое слово. Теперь его жизнь будет совсем другой, не будет ненужных вопросов, и неясных вещей, лишь гармония и долг, который он будет выполнять веками. Что-то треснуло под ногами, и послышался тихий шум. Страшный вопль тысяч живых существ доносился где-то далеко отсюда. Но он не стал задавать вопросы, ведь в его жизни всё уже решено.
