День 1

- Слушай, Гектор, ты же знаешь… знаешь, милый? – Майло «покатал» за щеками глоток апельсинового сока.

- Знаю. – Гектор неуклюже поддел вилкой тающий тонкий гренок.

- И что? И ч-т-о-о?

- Что… - Гектор разделил на две половинки томат-гриль, отправил в рот кусок гренки, и за ним, половинку жареного томата.

- Мы же договаривались! Ты сам этого хотел! До сих пор… - Майло понизил голос до шепота. – Мы до сих пор спим на двух половинках. Между нами ничего не было! Если ты… - он рассек свое яйцо «бенедикт», отчего на тарелке расплылась тонкая золотая лужица.

- Не готов я еще, Май. Не готов. – Гектор говорил на английском с сильным испанским акцентом. Но, выговаривал слова довольно четко.   

- За-а-а-чем? З-а-а-чем… - Майло начал заикаться от перенапряжения. Причудливый узор белка «бенедикта» повис в левой стороне его рта. – За-за-за…

- Ну, дай мне еще время. А, Май!? Еще же, сегодня, среда, четверг, пятница. Мы ведь только в субботу уезжаем, так? Или…

- Сегодня уж-ж-е среда! – прошипел Майло. – Завтра четверг! Ты слышишь! – ему было сложно шипеть, шептать и заталкивать в рот разваренное желе «бенедикта».

- Ладно.

- Что, ладно?

- Ладно. Сегодня. Давай.

- Точно? Обещаешь? Я очень хочу, слышишь! Очень! Я порву твой… извини, извини. Я буду нежен, слышишь!? Я понимаю, первый раз, первый… - причудливый узор белка с резким «вс-у-у-пп» исчез в латексных, розовых химическим цветом, губах Майло.

- Окей. Сеголня. – хмуро сказал Гектор.

- Ах ты! Маленькая игривая скотинка! – обрадовался Майло и опрокинул половину стакана апельсинового сока, как будто в подтверждение своей однозначной победы.

***

- Здесь неплохой салат.

- Ты прав, салат хороший.

- У нас дома совсем плохие овощи стали.

- Да, почти нет свежих овощей.

- Все какие-то искусственные.

- Ты прав, все искусственные.

- Вот кофе здесь плохой.

- Да, плохой кофе.

- Какой-то даже пережаренный, что ли. Как думаешь?

- Да, пережаренный.

- Еще сыр…

- Слушай, хватит, а!

- Что, хватит?

- Хватит разводить эту бессмысленную болтовню! Может поговорим?

- Инга, мы разговариваем, разве нет?

- Нет. Пришло время поговорить. Пришло время нам серьезно поговорить. Ты меня понял, Петро? – Инга сделал уже тридцатое движение, намазывая и без того намазанное масло на круглую булочку, с которой равномерно осыпался кунжут рядом с ее трясущейся рукой.

- Инга… я же тебе сказал… ничего не было. Это просто массаж она мне хотела сделать почему-то, - Петро булькнул большим глотком чая, - Понимаешь, я вошел…  

- Просто массаж! Просто массаж… я тебя, - за соседним столиком обернулись, и Инга перешла на какой-то полу рев, продолжая злобно вмазывать уже давно расплывшееся и впитавшееся масло. – Ты стоял перед ней! Стоял перед ней! А твои уродские пл-а-а-в-ки болтались у тебя на щиколотках… гад, мерзость, скотина, ублюдок! Мы приехали сюда, чтобы поправить наши отношения, как ты сказал! Ты только пошел за кремом. Ты только пошел… и эта горничная или кто она там… эта мулатская сучка! Я ей все поотрываю, слышишь! Найду и поотрываю! А ты, ско-ти-н-аааа…. – Инга не выдержала, стараясь не заплакать и от этого заплакала с удвоенной силой.

За соседним столиком уже не оборачивались, в общем-то, хорошо понимая, в чем дело.  

***

- Ты посмотри, что они делают Джун!? – Джэф что-то показал на экране, испещренном мелкими цифрами.

- Что там, дорогой?

- Цены! Цены на сталь. Они растут и растут! Спрашивается, почему тогда в Детройте кризис? Почему, в нашем родном Детройте такой кризис! Почему, я тебя спрашиваю, завод по прокату не нужен! Если, если… если цены на сталь растут! Значит, завод нужен. Нужен! – Джэф в очередной раз перевернул наваленный на тарелку высокой горкой бекон и пододвинул к нему аккуратный «колобок» яичницы.

- Успокойся, дорогой. Ты же знаешь, завод уже десять лет, как не существует. Мы же договаривались…

- Но, Джун! Как я могу сидеть здесь и просто смотреть на эти цифры? Сталь дорожает! Дорожает! Пока мы…

- Слушай, нам Господь не дал детей. Мы столько лет копили деньги на образование нашему сыну, потом копили на искусственное оплодотворение. Но, Господь не дал, ты же знаешь. Мы столько раз это обговаривали. Я устала быть сильной, когда ты все время ноешь. – Джун взяла из тарелки экзотический фрукт с острыми красными «клыками» на шкурке.

- Причем тут наш сын! Я тебе про цены на сталь говорю!

- При том, что мы можем здесь еще десять лет жить на те деньги, которые откладывали. Десять лет! Понимаешь!

- Что я должен понимать, Джун? Что наш сын, которого у нас Господь, как ты говоришь, не то, что не дал, а забрал. Ты слышишь! Забрал! Чтобы на то не сказал твой чертов психоаналитик. Он его ни не дал, а забрал! Все, все из-за твоих операций, слышишь! И, из-за этого чертова американского здравоохранения. – Джэф опрокинул часть горки бекона в «озеро» белка яичницы. - Еще этот Обама! Ты слышала, хочет ввести бесплатную медицину для бедных! Бедных. Мы так все скоро станем бедными. Все!

- Повторяю тебе, - у Джун застряло в зубах несколько черных зернышек от неведомого тропического фрукта. – Повторяю… - она попыталась их вытащить и чуть не отщелкнула зубную вставку, отчего, вместо «повторяю», у нее получилось «пофторя-у-у-у».

- А… - Джэф махну рукой. – И правильно, что мы приехали сюда. Штатам конец, это всем очевидно.

- Все хорошо будет с штатами. Мы приехали сюда, потому, что ты умудрился промотать все деньги мой матери и угробить завод моего отца. – Джун на мгновение стала очень серьезной, даже почти злой. Но, потом, улыбнулась, - Шучу я, дорогой. Я тебя все равно люблю.

- Ага… - Джэф уже не обращал внимания, целиком отдав себя стопке бекона и растекшейся яичнице.

День 2

- Приятные воспоминания? – Майло подмигнул, показывая на сосиску, обернутую в кусок бекона, давшего обильный жирный сок на тарелку Гектора.

- Заткнись. Я больше не буду этого делать.

- Ой, ой, ой! Понимаете! Можно подумать?

- Мне не нравится, я тебе говорю! И не буду больше. Может вообще сегодня уеду без тебя!

- Ну, ну, ну! Хнычешь, как француз, которому луковая косичка попала в велосипедное колесо!

- Пошел ты со своим идиотским юмором! – Гектор «гонялся» вилкой за крошечным грибом, который он непредусмотрительно положил на самую середину тарелки.  

- Ла-д-но, ла-д-но! – Майло намеренно растягивал слова. - Тебе нравился мой юмор, когда мы познакомились в сети.  

- Я женщин люблю. – Гектор хрустнул, перекусив пополам сосиску и принялся сильными движениями пережевывать тугой бекон.

-  Я тоже, когда они хорошо приготовлены! Кстати, слышал?

- Что еще?

- Уборщику какую-то в отеле пырнули. Сегодня ночью. Или не уборщицу… в общем, не только стончики маленькой скотинки Гекти были слышны в нашем отельчике. – Майло лизнул кончики пальцев, на которых остались арбузные сахаринки.   

- Пошел ты! – Гектор продолжил угрюмо дожевывать кусок бекона.  

- Вот, вот. Я сегодня утром ходил плавать. Сам знаешь, после такой ночи… - Майло полуприкрыл глаза, сделал пару глотков молока, а потом высунул язык, демонстрируя белые молочные разводы.  

- И, что?

- Так, что? Ее жандармы увезли. В пакете. Вроде как, шея у нее порезана или еще что-то. Ночью ее кто-то и оприходовал. Кстати, а ты ночью, после нашего водевильчика… где был? Ты вчера так разошелся, дорогой! Ты бы себя видел! – Майло попробовал погладить Гектора по волосатой руке, но тот резко ее отдернул.

- Пошел пр-р-р-очь! – Гектор даже заскрежетал зубами. – Еще раз на людях меня коснешься, я… я…

- Ох, какой ты мавр! Я… я… Что «я», Гекти, дорогой?! Я же тебе все позволю, ты же знаешь!

- Заткнись! Я ночью никуда не уходил, слышишь!

- Уходил, уходил. Как я мог заснуть после такого!

- Замолчи сейчас же, гад!

- А ты меня заткни! – Майло ухмыльнулся и показал на половину недоеденной сосиски, с которой свисали красно-белые «нитки» бекона.

***

- Может, нам коврик в гостиную купить? Ты знаешь, у них коврики такие интересные. Я даже не знаю, из чего они их плетут. Что ли…

- Купи.

- Поможешь выбрать?

- Сам выбери.

- Ладно, ну что ты опять!?

- Поесть дай спокойно.

- Инга, слушай. Ну, зачем ты так? Мы же вчера все обсудили. Мы на отдыхе. Надо отдыхать.

- Идиот. – Инга уже давно доела хлопья с йогуртом и теперь просто скоблила в чашке, отчего на белом стекле оставались еле различимые серые чирки от ложки.

- Слушай, перестань. Мы целый год хотели поехать. Ты знаешь, в прошлом не поехали, твоя тетя болела. Мы остались дома на все рождественские праздники. Я же тоже должен отдыхать. Я все время работаю, а ты…

- Что это значит «а, ты»? Что это значит?! – Инга вытащила ложку и начала непроизвольно бить ей по скатерти, отчего на белом полотне оставались маленькие йогуртовые шлепки.

- Ну… ты не работаешь, посмотрим правде в глаза. Я тебя не осуждаю, ты потеряла ребенка. Ты должна…

- Ты?! Ты потеряла ребенка! Скотина! Что значит это «ты»? Какая же ты скотина! – Инга встала, с силой бросив ложку на стол. Ложка отскочила, сделал причудливый кульбит и приземлилась рядом с тарелкой, ровно в том месте, которое ей было предназначено в соответствие с правилами сервировки.

- Инга, Инга… прости, не ты, а мы! Мы потеряли. Конечно, это мы.

- Нет никаких мы и больше не будет! – Инга бессильно села обратно, закрыла лицо руками и заплакала. – Как же я всех, всех, всех… не-на-ви-жу. Не-на-ви-жу. И тебя, тебя! Гад. Ты такой гад!

- Инга, перестань. Давай сегодня развеемся. Выберем ков… - Инга перестала плакать, отняла руки от лица и посмотрела на Петро стальным невидящим взглядом.

- Робот, ты просто робот! Поэтому твой ребенок умер, еще не родившись. Ты просто робот, и твое семя из машинного масла. Слышишь! Слышишь!

- Инга, Инга! Пожалуйста. Пожалуйста! Я так хочу отдохнуть. Так хочу!

- Хочешь! Хочешь! Вот и отдыхай, скотина. А я возвращаюсь сегодня же! Слышишь, меня, мерзость роботоообразная!

- Инга! Хорошо, давай не будем покупать этот коврик, если ты не хочешь. Я просто хочу, просто хочу, чтобы ты была счастлива со мной. Счастли…

Инга оттолкнула тарелку, в которой одинаково покачнулись шарики брюссельской капусты, и выбежала из зала.

- Постой… - попытался было прокричать Петро, но вместо этого, прочертил причудливый зигзаг вилкой по скатерти.

Он с трудом помнил прошлую ночь. Все эти разборки с Ингой, плохой, механический секс. Видимо, ради которого и были инсценированы эти разборки. Секс вообще у него плохо получался. И так было всегда. Какое-то механическое покачивание, вместо того, что обычно описывают в книгах, показывают в фильмах. Там секс жаркий, бесшабашный и немного слюнявый. Вот таким должен быть секс. Но, не с Ингой, не с Ингой. Ну, а с кем тогда?

Петро смутно вспомнил покачивающиеся темные плотные бедра. Чьи-то, не понятно чьи. Обтянутые, как будто даже не кожей, какой-то резиной. Как будто, через эту привлекательную во всех отношениях «резину», сочится сок какого-то тропического растения, тягучий и теплый. Он гладил этот сок, размазывал его, сок был густым и терпким на вкус.

Ах, этот сок, этот сок… - почти вслух произнес Петро и откусил кусок куриного филе, от чего соус терияки на нем брызнул, попав рядом с йогуртовыми следами Инги.

Вот, так и наш ребеночек. Наш маленький Еремей. – горько подумал Петро. - Вывалился еще до того, как его крошечный скелетик превратился в тельце.

Он вышел из красиво украшенной цветами светлой столовой и пошел вдоль магазинов. Различные коврики, которыми были украшены яркие торговые ряды «улыбались» ему своими круглыми «мордами». 

***

- Долбаные коммунисты! Дол-ба-ны-е! – Джэф показывал какие-то цифры на экране телефона.

- Дорогой, я ничего в этом не понимаю. – Джун предусмотрительно отложила причудливый фрукт с маленькими черными «бусинами», которые вчера чуть не повредили ее зубной протез.

- Что тут понимать? Ты видишь эти котировки! Видишь!

- Дорогой, какие еще котировки!

- Сталь! Какая-то «си-е-версталь» вчера вышла на вторичное ай-пи-о. Теперь опять цены на сталь пошли вниз! Вниз! Как чертов Дональд Дак прыгал со своего чертового трамплина. Вот так же и цены на сталь охренительно резко пошли вниз! Резко! Как чертов Дональд Дак, слышишь! Черт…

- О, Господи, дорогой. А коммунисты тут причем?

- Так, это же эта чертова Россия! Советский, мать его, союз! Ты Рокки-пять смотрела!? Помнишь, этот их идиотский флаг с каким-то смычком и молотком. Вот, эта, черт ее дери…

- Дорогой, Советского Союза уже как почти тридцать лет не существует. Теперь, это «русский федерацион», как они его называют.

- Черт, черт… котировки, куда только идут котировки! Черт, черт…

- Дорогой! Все хорошо.

- Нет, не хорошо! Я должен отправить пару имейлов! Я должен, должен…

- Кому, дорогой? Кому? Отдохни лучше, поешь спокойно.

- Отдохнуть!? Как тут поесть спокойно?! Сраные коммунисты. И все почему! Потому, что котировки на сталь…

- Ладно, иди отправь имейлы дорогой. Ты должен отправить имейлы. Ты должен предупредить. – Джун пересыпала кукурузу в вилке, так и не решившись съесть даже несколько зерен. Вчера ночью она встретилась с лужей крови и теперь никак не могла забыть ее вкус и запах. И не только не хотел забыть, но и не хотела перебивать его пошлым вкусом всякой еды.  

День 3

- Гекти! Гекти! – Майло ел обильно, набивая рот, то маленькими круасанами, то фруктами, то заглатывая целиком тонко нарезанные ломтики свинины, посыпанные пряным зеленым перцем.

- Ну!? – у Гектора были тяжелые синяки под глазами. Он, напротив, ничего не ел, только пытался отхлебывать кофе мелкими глотками.

- Как, ну? Ты сегодня был таким нежным, таким податливым. Что, я решил сделать себе сюрприз. Сюрпризик моей любимой скотинке, в последний вечер нашего отдыха.

- Какой еще сюрприз? – Гектор нетвердо опустил кружку, от чего на белой скатерти образовалось темное некрасивое кольцо.

- Такой. Я хочу… - Майло надкусил кекс с заварным кремом внутри, отчего часть крема вылилась ему на кончики пальцев в виде толстого блестящего «червяка».

- Маленького… маленького…

- Ну? – Гектор немного отвернулся от вида этих пальцев с ровным светло-розовым маникюром, с которых Майло слизал кремового «червяка», видимо нарочно слишком сильно высунув язык.

- Маленького помощника хочу пригласить. Для наших забав, для наших…  

- Чт-о-о-о!? – Гектор, как будто, проснулся ото сна. – Что-о-о!? Не смей! Ты слышишь, не смей!

- Ах, Гекти! Ты мне так нравишься таким! Так нравишься! Ты такой мавр, такой мавр! Я даже подозреваю, что у тебя есть баскская кровь. Твои руки…

- За-мол-чи! – Гектор сильно брякнул чашкой по столу, отчего вокруг тонкого кофейного обода, образовались продолговатые разводы.

- Кстати! – Майло доел все, что у него было на тарелке, перекинул ногу на ногу и поставил перед собой умело сделанный капучино с узором на пенке в виде сердца. – Кстати… горничную кто-то сзади ножом рубанул. Я все узнал. Уже ищут проказника. Скоро опрашивать в отеле всех будут. Так, мой хороший, так! Не ты ли это, скотинка? Я не против, ты мне лучше сразу скажи, чтобы я защищать тебя смог. Ты был со мной, у тебя есть алиби.

Гектор ничего не сказал. Он уставился на Майло кровавым немигающим взглядом, а его правая рука так сильно «втирала» чашку с недопитым кофе в белую скатерть, что на месте круглого пятна и продолговатых всплесков, образовывались размазанные «спирали» и «облака».

День 4

- Ты пойдешь сегодня на пляж? Кажется, погода к полудню испортится?

- Да, я пойду сегодня на пляж. А, ты пойдешь сегодня на пляж?

- Ты знаешь… пока не знаю. Я посмотрю погоду.

- Хорошо, посмотри погоду.

- Да, я посмотрю погоду.

- Посмотри.

- Посмотрю, конечно, и тебе скажу. 

- Мерзавец!

- Инга, что ты такое говоришь!? Я ведь люблю тебя. Мы так хорошо разговаривали…

- Это ты разговором называешь!? Пойдешь на пляж, не пойдешь на пляж, посмотри погоду, не посмотри погоду… так ты себе представляешь разговоры в семье, которая осталась без ребенка!?

- Инга!? Ну, пожалуйста! Нам осталось всего два дня. В субботу вечером мы уезжаем. Пожалуйста…

- Пожалуйста!? Я тебе не должна никаких «пожалуйста». Это ты хотел сюда поехать, а не я. Это тебе, видите ли, нужен был этот отдых, а не мне. Т-е-бе! – Инга механистично отправила в рот кусок омлета с зеленью и проглотила его, даже не переживав. Только, на одном переднем зубе прилип и остался укропный «уголок».

- Инга… - Петро не знал, сказать ей по укроп или лучше промолчать, чтобы и без того не накалять обстановку. Этой ночью он опять плохо спал, уже не по причине отсутствия хорошего секса, а как раз наоборот, его обилия. Ему снились или, скорее, мерещились загорелые части женского тела. В особенности шеи. Изгиб тонкой загорелой шеи! Вот, что он любил в женщинах по-настоящему. Он даже представлял, что если бы у него была свобода действий, то он просто ходил бы по улицам и сильно-сильно целовал в засос понравившиеся ему женские шеи. Даже сейчас, разрезая кусочки сочного манго на аккуратные ломтики, он представлял, что разрезает сочные женские шеи.

- Пошел ты, Петро! Иногда мне кажется, знаешь, что!? Что ты просто вот так накроешь меня своей обслюнявленной подушкой ночью и задушишь! Понял! Я знаю о твоих наклонностях. Почти, как этот… этот голубой прошлой ночью задушил своего дружка во время оргии. Слышал?

- Инга, что ты такое говоришь? – Петро закончил с манго и принялся нарезать на ровные аккуратные ломтики какой-то другой фрукт, названия которого он не знал.

- То и говорю. Отель еще тот. Только ты мог выбрать такой отель. Три дня назад кто-то кого-то из персонала зарезал. Вчера один гомик другого задушил.

- Инга, я тебя умоляю!

- Себя умаляй, Петро! – Инга доела омлет, но кусочек укропа все так же болтался на белом крупном переднем зубе, только чуть-чуть съехав к передней его части. Петро по-прежнему не решил, сказать Инге про укроп или не сказать.

- Вес-таки посмотрю в начале погоду. – он принялся нарезать еще один фрукт на тонкие аккуратные дольки.

- Господи… - Инга встала из-за стола, бросив туго свернутую салфетку, от чего тарелка с аккуратным фруктовым «трафаретом» Петро подскочила и трафарет перестал быть аккуратным, съехав в одну сторону. – Господи, какое же ты ничтожество, Петро! – Инга выбежала из столовой.  

***

- Джун, ты можешь себе такое представить! – Джэф показывал Джун экран телефона, весь покрытый непонятными цифрами и значками. – Ты знаешь, что это!?

- Что же, дорогой? – Джун обильно облила йогуртом свои мюсли, но теперь сомневалась, взяла ли она обезжиренный или обычный.

- Это котировки и тренды автомобильных компаний и производителей комплектующих! Ты видишь, ты видишь! – Джэф почти вплотную поднес экран к лицу Джун, отчего ее многочисленные пигментные пятна на коже сделались фиолетовыми.

- Вижу, дорогой! Убери, пожалуйста, телевон. Слишком близко, дорогой. Кстати, ты не помнишь, я взяла обезжиренный йогурт или обычный?

- Йогурт, йогурт! Ты что, Джун! Ты же видела эти цифры! Если так дело пойдет, весь наш Детройт пойдет к чертовой матери дяди Сэма! К чертовой матери этого чертового Сэма! – Джэф попытался обмокнуть жареный бекон в ванночку с томатной фасолью, но бекон был сильно зажаренным и настолько упругим, что неловко спружинил, выбросив вперед себя томатные брызги, прямо на белую атласную кофту Джун.

- Послушай меня, дорогой. – Джун подняла глаза, едкие, направленные в одну точку, - Послушай меня, дорогой. Если ты не прекратишь пичкать меня этой туфтой во время завтрака, я брошу этот твой телефон в бассейн. А новый ты не купишь, потому что все кредитки у меня. Слава Богу, я никогда не слушала такого идиота, как ты, и все накопленные на образование нашего сына, деньги, оставила на своих счетах. Именно поэтому, ты сейчас сидишь здесь и жрешь, а не спасаешь Детройт от разорения. Ты понял меня, дорогой?

- Понял, Джун. – Джэф виновато потупил взгляд и наклонился к тарелке, больше не решаясь проделывать «купание» бекона в фасолево-томатной ванночке.

- Спасибо, дорогой. Ты всегда меня понимаешь. – Джун решилась, и начала есть мюсли с йогуртом, раздавливая искусственными челюстями, смакуя на языке, столь редкие в этих краях, ягоды голубики.

Вкус этих ягод чем-то напоминал ей вкус крови, только не такой стальной и терпкий, а как будто подслащенный, сдобренный лимонной кислотой и еще чем-то. Вот, только чем же еще? Она не знала, но дала себе обещание определить, когда в следующий раз макнет палец, чтобы попробовать чью-нибудь кровь.

Десять лет спустя

- Филипп, что это такое? – учитель вызвал Филиппа в кабинет и показал папку сочинения с большой размашистой надписью красным фломастером «тема не раскрыта». – Это, что за пародия, Филипп?

- Это не пародия. – Филипп покосился на блюдце с аккуратными треугольника сэндвича, стоящее на учительском столе. Слегка подкопченный грилем хлеб и свисающие края подплавленного сыра, в совокупности с сочинением, вызвали в нем воспоминания детства.

- Тогда, что это!?

- У тебя была тема «питься – здорово». А ты что тут написал? Какие-то детективные страсти вперемежку с гадостью. Ты где вообще этого понабрался?

- Разговоры подслушивал, пока под столами маленький лазил. – Филипп пожал плечами, не в силах что-то придумывать. Он уже десять раз пожалел, что написал все это и, тем более, сдал на проверку. С другой стороны, когда он писал, то чувствовал, что должен кому-то, наконец, все рассказать.

- Давай, иди, переделывай. – строго сказал учитель и неловко швырнул папку «питаться – здорово» на край стола, задев краешек одного сэндвичного треугольника, отчего тот распахнулся, показав, как обильно расплавленный сыр перемешался с салатными листьями и жирной ветчиной.

Учитель, самодовольно причмокнув, показал пальцем на папку и еще раз сказал: - Переделать, Филипп. Тебе на помощь от родителей не рассчитывать, сам знаешь. Так что, должен получить стипендию. Поэтому… - дальше позывы слюноотделения пересилили желание прочитать нерадивому ученику мораль, и учитель просто сказал: - В общем… иди, переделывай.

***

Филипп создал новый документ с названием «питаться – здорово по-настоящему», открыл его и нехотя написал сверху:

Когда я был маленький, я питался в отеле. Завтрак там был всегда включен. Поэтому, никого не интересовала, ест кто-то посторонний или нет. Я быстро набивал рот и в остальное время лазил под столами, пока моя мать работала. Я хочу сказать, что это совсем нездоровое питание, потому что…