Раиса Петровна смотрела в чистое окошко на скромный осенний пейзаж. Разглядеть можно было немного: лишь пару берез с обвисшими полуголыми ветвями, бетонный фонарный столб без фонаря и старенькую скамейку. У скамейки не было спинки, и вся она была засыпана жухлыми березовыми листьями.

Две упитанные белые кошки прогуливались вдоль брусчатой дорожки мимо окна, явно ожидая кормежки. Раиса Петровна провожала их безучастным сонным взглядом, не ощущая в себе никаких чувств. Хотя ощущение это ей казалось не совсем естественным, не совсем свойственным ее личности. Как будто кто-то накидал в ее сердце кирпичей и плотно закрыл крышку. С тех пор окружающая действительность перестала вызывать в нем резонансы. Ровное существование, исключающее радость, грусть, боль и любые отклонения от прямой линии эмоционального отупения — теперь ее новая естественная реальность.

Прошлое представлялось мутным темным пятном, будущее — плотной восковой массой, из которой они с другими старушками лепили свечки на продажу. Денег выручали мало, их как раз хватало на дополнительный десерт к полднику в доме престарелых «Полесье».

Название сохранилось с тех еще времен, когда три корпуса и столовая были детским туберкулезным санаторием. Посреди непроходимого леса, нелепо взгромоздившись на холм, стояли потемневшие старенькие одноэтажные домики, похожие на размокшие спичечные коробки.

- Райка, ты уже поднялася? Так рано? - удивленно проворчала всклокоченная соседка Раисы Петровны Тамара, скрипя пружинистой кроватью. У соседки был тяжелый артрит, инвалидность второй группы и заботливый сын. Он регулярно посещал родительницу, привозил лекарства, гостинцы и корм для кошек. Каждый месяц первого числа как штык стоял возле окошка с сумками в обеих руках. Сын Тамары даже не догадывался, как его ждали все остальные жители «Полесья», как предвкушали его появление, фантазировали, как будто их дети наконец освободились от важных дел, работы, болезней, внуков и приехали проведать.

- Да, не спится что-то, - равнодушно ответила Раиса Петровна, - Хочу дождаться. Муж должен приехать.

- Муж?! - усмехнулась Тамара, - Ха-ха, который жеж?

- Вася, какой же еще, - ответила спокойно Раиса Петровна.

- Он ше умер, ты ше говорила ше, - кряхтела Тамара, пытаясь слезть с постели и пригладить седые вихры коротких волос, довольно густо произраставших на старческой розоватой кожице головы. Беззубый рот неприятно шамкал, создавая помехи и шумы, затрудняющие понимание слов.

- Нет, он вчера звонил мне из Свердловска, сказал, командировка закончилась и он за мной выезжает. Заберет сегодня в двенадцать, - продолжая глядеть в окно, металлическим речитативом уверенно говорила Раиса Петровна, прекрасно выговаривая каждый звук.

- Ох ше, хосподи, ты моя дорогая. Свердловска нет давно. На его месте давным-давно Екатеринбург высится, моя ты хорошая. Пойдем-ка умываться, - снисходительно просвещала Тамара упрямую соседку, добравшись до нее и пытаясь оттащить от окна.

- Дура ты неграмотная. Раз он звонил оттуда, значит Свердловск никуда не делся. Деменции у тебя, пойди к докторам таблеток попроси, - не изменившись в лице, пробормотала Раиса Петровна, поправив аккуратно собранные в пучок белые тонкие волосы.

Привычки и замашки генеральской жены проявлялись в каждом ее движении, взгляде, слове. Окружающих ее соседок считала приживалками, персонал — прислугой. И ждала мужа из командировки уже семь лет. Каждое ее утро рождалось из смутной жижи потерянной в памяти путаницы событий, каждый день пролегал через тягостное ожидание мужа из командировки.

Еще две соседки по комнате начали ворочаться в своих постелях, торопясь привести себя в порядок к завтраку. Баба Лена и баба Варя. У каждой их них была целая орава родственников, внуков, племянников, о которых они днями напролет причитали и переживали. Обеим было далеко за девяносто и общих воспоминаний про войну с Гитлером вполне хватало для сравнения прекрасных условий «Полесья» с тем ужасом, через который прошли…

- Ну, мать вашу, вы особачились совсем? - резкий крик бабы Вари из туалета встряхнул утреннюю зевоту в комнате, - Карцер по вам плачет!

Раиса Петровна не шелохнулась, оставшись возле окна в той же позе. Баба Лена бросилась на помощь подруге. В туалете по ржавой трубе сочилась вода, постепенно растекаясь в ржавую лужу на полу. В руках бабы Вари безжизненно висел шнурок с деревянной ручкой, оторвавшийся от бачка. Она им помахивала, намекая на хорошую порку виноватого.

- Это Семка гад, вчера обещал починить, а сам жабухал, - прошамкала из комнаты Тамара.

- Нет, кто-то из вас аккуратно положил шнурок на бачок, вместо того, чтобы притащить сюда нашу администраторшу и макнуть ее в этот бачок, мать вашу, - грозно басила баба Варя, размахивая шнурком, как будто плеткой. Сказывалось ее военное прошлое.

- Администраторша укатила на курорт, отпуск у нее до тридцатого аш, - прошамкала опять Тамара — кладезь новостей, сплетен и интриг «Полесья».

- Мать вашу, матрешкин компот, - грустно заключила баба Варя, швырнув шнурок в стенку с завидной богатырской мощью.

Баба Лена засуетилась, накидала тряпок в ржавую лужу, притащила швабру, нажала ее черенком на курок бачка и направила разговор в мирное русло:

- Девочки, ну ничего, подождем, Семка придет, проспится пару дней и притащится, никуда не денется. Зачем ему нервотрепка.

Завтрак в столовой начался по распорядку ровно в девять. Сорок старушек и пара старичков ели овсянку, размачивали хлеб в какао, делились разнообразием свежих сновидений. Раиса Петровна задумчиво размешивала ложечкой в стакане кофе, приготовленный ей лично. На тонких искривленных подагрой пальцах красовались массивное обручальное кольцо и перстень с огромным синим лазуритом. Своим соседкам она иногда рассказывала «секрет» этого кольца. Подарено оно было вовсе не мужем, а таинственным поклонником, занимавшим какую-то немыслимую должность в главном штабе НКВД. Кольцо было конфисковано у одной графини — родовая реликвия.

Баба Варя наблюдала за рукой Раисы Петровны, игриво улыбаясь остальным соседкам. Громко хмыкнув, она сказала:

- Райка, так кто же тебе брульянты-то энти надарил-то? Расскажи!

Деменции Раисы Петровны были среди старушек поводом развеять скуку и поиграть в воспоминания. Раиса Петровна редко помнила, что рассказывала раньше, а что не рассказывала. Этим нагло пользовались веселые соседки.

- Петр подарил, - гордо и торжественно произнесла Раиса Петровна, продолжая греметь ложечкой.

- Твой любовник что ли? - хихикнула баба Варя.

- Дура ты, не любовник, а поклонник. Он ценил во мне совсем не то, что ты думаешь твоим примитивным умишком. Он уважал, восхищался.

- НКВДешник уважал? Восхищался? Хаха, ну да, я же забыла, это ж были самые честные, самые достойные и благородные рыцари, да, ну конечно… - Саркастически вторила подруге баба Лена.

- Какие же вы дуры, - равнодушно объявила Раиса Петровна и отхлебнула горячий кофе, - Меня сегодня наконец-то от вас заберет Василий, наконец-то…

Ровно в десять столовая закрылась. Две полные медсестры средних лет начали одевать и собирать своих подопечных на улицу. Прогулка — обязательный пункт распорядка. Хромые, больные, колясочники, диабетики и маразматики натягивали пальто и кофты, всовывали опухшие ноги в ботинки и ковыляли толпой к выходу.

Территория «Полесья» ограничивалась старым забором из полуразвалившихся бетонных фрагментов с дырками. Когда-то в былые времена эти фрагменты красили каждый год в розовый цвет. Но теперь краска выцвела, облупилась и приблизилась к серо-бежевому тону цветовой палитры. Унылость забора скрашивали густые заросли лип, дубов и берез, плотно обступивших «Полесье». Вдоль всех трех корпусов проходила одна главная широкая дорожка, выложенная крупными тротуарными плитами и поросшая в промежутках густой зеленью. В щелях дорожки можно было отыскать много лютиков, одуванчиков, крапивы и даже кое-где целебной мать-и-мачехи. Старики ковыляли вдоль дорожки, мило беседуя, кряхтя, шепча и тихо матерясь на стыках плит. Спотыкались рано или поздно все, особенно трудно приходилось колясочникам.

Раиса Петровна вышагивала в полном одиночестве, глядя куда-то за забор в лес. Ее соседки шли все вместе втроем, держась за локоточки и шепчась за спиной генеральши о ее загадочном кольце, тайном поклоннике и муже Васе.

- Забереть ее сення, да, непременно забереть, ха-ха, ну глянем хоть на Ваську-то, - хихикала неуемная баба Варя, толкая в бок бабу Лену.

- А может не Вася заберет, а Петя? Он же тоже огого — рыцарь сердца! - Смеялась в ответ баба Лена.

- Да ну что вы, старые кошелки, на нее взъелись. Бедная баба, ей восемьдесят восемь всего, а памяти нет, здоровья нет, кольца только и остались. Ни Пети, ни Васи давно в живых нету. Побойтеся Бога-то, дуры, - крякнула на них Тамара и отцепилась от компании.

Через некоторое время начал накрапывать дождь. Одна из медсестер, катившая деда-колясочника, громко объявила: «Прогулка закончена, товарищи, все идем домой!»

Раиса Петровна была как раз уже у входа в корпус. Она первая зашла в комнату и легла на кровать. Долго смотрела в облупленный серый потолок, на пыльную люстру, на угол окна, в котором медленно плыли огромные пароходы густых осенних туч...

Соседки вошли только через пол часа. По дороге они еще забрели в медкабинет за таблетками от давления. Заодно на вахте дежурного накатали жалобу на Семку-алкаша и заявку на ремонт бачка в туалете. Боевая баба Варя приписала к заявке одно неприличное словцо, над которым все дружно хохотали, пока шли по коридору в комнату.

- О, Раиса Петровна уже отдыхают, барское отродье, - недобро бросив взгляд на соседку, заметила баба Варя.

- Ну что ты взъелась сегодня на всех, Варь, хватит, - зашипела на нее баба Лена, - Устала она, пусть полежит. А может ей плохо?

Тамара перехватила тревожный взгляд бабы Лены, проковыляла к генеральше и дотронулась до ее лба. Потом схватила руку и отпустила. Та безжизненно упала на пол. Тамара вскрикнула и дотронулась до пульса на шее. Там ничего не ощущалось.

- Врача! Дуры, врача! - истошно сипела Тамара на соседок, брызгая слюной из беззубого рта.

Медсестра неспешно пришла и констатировала смерть. Она вызвала скорую и занесла в журнал время смерти — 12.00.

- Забрал тебя все-таки Вася, - пробормотала Тамара, заботливо укрывая тело одеялом.