Когда все расселись, поднялась женщина лет пятидесяти, красивая, ухоженная, с несколько уставшим лицом, и, попросив у собравшихся (а их было человек тридцать) тишины, сказала:
– Друзья, на правах хозяйки я хотела бы, как всегда, первое слово предоставить своему мужу Александру Васильевичу.
– Дорогие мои, – обратился к ним Александр Васильевич, для большинства из которых он всю жизнь был просто Василичем, – я рад, что вы сегодня здесь. Надеюсь, как и раньше, мы проведем вечер весело, и я очень хочу видеть на ваших лицах улыбки, слышать добрые слова друг к другу, и, конечно же, не вздумайте говорить их в мой адрес. Хотя нет, не скупитесь, не сдерживайте себя, говорите, в этот день мне будет крайне приятно, – и он улыбнулся.
А дальше, обращаясь ко всем и к каждому по имени, взяв, как обычно, на себя роль тамады, он начал шутить и веселить компанию, что никого не удивило. Ведь всю жизнь Василич слыл весельчаком и балагуром, вечным мальчишкой, заставляющим смеяться всех, кто рядом. Правда, сегодня, все это отметили, он был особенно, как никогда, весел – можно сказать, в ударе: много острил, каждому (что удивительно) из собравшихся давал высказаться, признавался в любви, вспоминал забавные истории из их общей юности и просил сидящих в зале тоже поделиться ими со всеми.
Юрку он попросил напомнить, как они в стройотряде впервые пили водку. И Юрка, уже пузатый, шестидесятилетний дядька, в деталях рассказывал об их юношеских экспериментах с алкоголем. Потом встал Герман и поведал, как они с Василичем по выходным лазили в общагу по пожарному шлангу к девушкам и однажды застряли в окне третьего этажа. Все эти истории друзья Василича слышали уже много раз, но по-прежнему они вызывали у них смех.
Далее Василич обратился к одной из сидящих дам:
– Маш, а давай ты не будешь опять говорить, как мы с Толиком пошли за грибами и вернулись через два дня. Знаешь, я до сих пор переживаю, что тогда ты выставила Толика за дверь.
И Маша, конечно же, подробно начала описывать похождения ее мужа с Василичем: и за грибами без грибов, и про совместные командировки в никуда, и про рыбалку без рыбы, и о деловых встречах без партнеров. И все улыбались.
А Василича было уже не остановить.
– Дорогие мои, – продолжал он, – сегодня я должен сделать признание. Я давно хотел это сказать. Я хочу признаться в том, что иногда я не любил вас. Нет, не так – я вас ненавидел.
И, сделав паузу, продолжил:
– Я ненавидел вас за то, что, когда вы приходили к нам в гости, вы уничтожали все, что готовила Катюша, и после ваших посиделок до утра на следующий день в холодильнике не оставалось ни крошки, даже в баночках. А ведь я просил Катю заранее отложить мои любимые оливье и сельдь под шубой. А вы, жируны, пользуясь добротой Катюхи, уничтожали все. И в те моменты я ненавидел вас.
Зная добродушие Василича и гостеприимство его семьи, все улыбались.
– Кстати, я хочу поднять тост за нее, за мою жену, за мою Катеньку, такую нежную, очень-очень красивую и желанную. Единственную. Я очень люблю тебя, моя маленькая. И любить буду всегда.
И все пили за Катю.
– Да вы не стесняйтесь, лопайте, налегайте на еду, что уж там! – продолжал Василич. – Только следите за Серегой – оно нам, конечно, не жалко, но ведь он же опять будет маяться животом... Лучше отсадите его в конец стола. Ты не против, старик? – обратился он к Сереге с улыбкой в голосе.
– Так, а где Славик? – спросил вдруг Василич. – Тань, найди мужа, наверняка, как всегда, он разлегся где-нибудь в укромном местечке. Помните, как он сразу уходил в нашу спальню после двух рюмок и дрых весь вечер?
Скоро под рассказы Василича, под его признания в любви к каждому, друзья расслабились, начали шутить и много-много болтать, вспоминая общую молодость. И всем стало так хорошо и так по-домашнему уютно, как это и случалось обычно в компании с Василичем.
И Серега снова сидел в конце стола, а Славик спал в другой комнате.
Словом, вечер удался.
А когда пришло время расходиться, гости подходили к Кате, женщины обнимали ее и, говоря, что Василич снова, как всегда, удивил их, плакали. А она, даже не пытаясь сдерживать слезы, благодарила за то, что пришли, и каждому дарила диск с записью речи мужа, которую они только что прослушали на его поминках.
(с) Ардени