Я как сейчас помню свои маленькие пальчики ловко нажимавшие на тугую пружину магазина. Пропихивая внутрь патрон за патроном, я смешно семенила за папочкой с высунутым от усердия языком. Та ещё картина, которую дополняла моя грязная чумазая рожица, застиранное белое короткое платье под огромным бронежилетом, и избитые стоптанные башмаки не по размеру.
Вокруг нас свистели пули, что-то взрывалось, падали тела. Горячие гильзы норовили обжечь мои голые ноги и руки или закатиться под стёртую подошву, но … я была самым счастливым человеком во вселенной.
*     *     *
Мне было пять лет, когда после смерти матери мой отец принял решение наняться рабочим в одну из колоний. Благо вакансия инженера имелась, да и надоело нам жить впроголодь. Целый год мы колесили по Новому Вавилону, подрабатывая то на одной буровой, то на другой. Такая жизнь конечно была не сахар, но платили хорошо, да и люди нам попадались неплохие. Я, так вообще была в центре внимания. Ну а как вы хотели? Единственный ребёнок на планете. По крайней мере так мне тогда казалось.
Даже начала помогать отцу. Ну там ключ какой поднести, маслёнку, ветошь, руки протереть или приготовить перекусить. Он даже стал оттаивать и снова улыбаться, проводить со мной всё свободное время. Раньше-то всё было по-другому.
Папа очень тяжело перенёс смерть мамы, тяжелее меня. Наверное, всё дело было в том, что я верила, что мамочка стала маленькой звёздочкой на небосводе и постоянно наблюдает за нами (я даже иногда махала ей рукой), а он … взрослые они в такие глупости не верят.
Всё было хорошо, пока Новый Вавилон не захватили индерпен..., дерпенден..., индепен..., – тьфу, что за слово такое?! В общем, эти сектанты уже пару лет, прибирали одну за другой все планеты сектора, наплевав на Федеральное правительство. В мгновении ока всё изменилось. Круглоголовые, так все вокруг меня называли ин-де-пен-дентов (вот всё-таки выговорила!!), перебрасывали на поверхность свои войска намереваясь обустроиться здесь надолго. Представителям Федерации они приказали убраться в течении трёх суток, выделив им один док для швартовки межпланетных кораблей. Помню его красивое название – Сахарный пик.
Паника была страшная, вот только мы с папулечкой к сладкому оказались не допущены. Сектанты не захотели за просто так отпускать рабочих с буровых. Новых то потом, днём с огнём не сыщешь. Некоторые работяги попытались пробиться к Сахарному пику с боем, но куда там. Помню как я плакала когда по кабельному показали Малыша Сэма, нашего соседа, изрешечённого пулями Круглоголовых. Добряк не дошёл до дока целый квартал. Были и другие.
Тем временем индепер … сектанты установили двенадцатичасовой рабочий день, зарплату сократили в шесть раз (рабский труд, да и только), а у отца потребовали сдать меня в приют к монашкам. Чтобы от работы не отвлекала. Видела я этих крыс в балахонах, ручки вместе, речи ласковые, а глаза то злые-злые.
Я папуле сразу заявила, что сбегу к чёртовой матери (нет, я тогда таких слов ещё не знала, то есть знала, но при папе ни-ни), но он сказал, что ни за что не оставит меня. Отец куда-то ушел, прихватив все наши денежки и весь нехитрый скарб, который мы нажили за год. Даже моего фиолетового мишку утащил.
Вернулся, с огромным вонючим рюкзаком, в котором лежало пару бронежилетов, огромный ржавый пулемёт, поцарапанная штурмовая винтовка и много-много блестящих цилиндриков. Я тогда ещё не знала, что это патроны, в играх то про них ничего не говорят. Жми на кнопочки и дёргай рычажки в своё удовольствие.
Целый день, он паял и пилил, проделывал странные манипуляции с пулемётом, собирал что-то из обрезков труб, с кем-то созванивался и ругался. А ранним утром разбудив меня ни свет, ни заря, нахлобучил поверх маминого платья тяжеленный бронежилет, сунул в руки брезентовую сумочку с патронами, пластиковыми магазинами и строго наказал следовать за ним, находясь постоянно за его спиной.
На себя, папуля, тоже вздел странную конструкцию, да ещё и шлем, похожий на морду пустынного енота, во множестве водившихся вокруг буровых. Ням-ням. Маленьких енотиков, когда хотелось кушать, я отлавливала, свежевала и жарила на костре до вкусной корочки.
Вокруг туда-сюда сновали вооружённые до зубов патрули Круглоголовых. Почти час мы потратили на ползание по подворотням и тёмным углам, добираясь до выхода из Рабочего квартала.  Именно после него и начиналась Пьяная Набережная, одолев которую мы оказались бы в Квартале Вдов, а там уже рукой подать и до Сахарного Пика. Маршрут у нас наклёвывался как в плохонькой компьютерной игре, вот только здесь жизнь под баком с мусором не найдёшь и головой аптечки из стены не выбьешь.
Папуля с кем-то созвонился, начался какой-то отсчёт, а затем воздух потряс взрыв. И ещё один. Завыла тревога, сектанты забегали туда-сюда и мы, воспользовавшись суматохой, со всех ног бросились к выходу из квартала. По дороге, из подворотен и окон, к нам выпрыгивали такие же работяги как мы, некоторые были вооружены, другие тащили в котомках своё барахло. Тогда я не понимала слово диверсия, но именно её мой отец и устроил, чтобы прорваться в доки.
В нас почти сразу стали стрелять и люди вокруг стали спотыкаться и падать. Так странно, они не кричали, а падали молча. Хотя возможно я просто была оглушена взрывами и грохотом папиного пулемёта.
Отец двигался вперёд и без остановки нажимал на спусковой крючок. Круглоголовые в своих прозрачных шлемах и дыхательных масках гибли, разбрызгивая кровь во все стороны. Валились словно мешки с песком на мостовую, морали выбеленные солнцем стены. Нам пока везло и Пьяная Набережная со своими оранжевыми зданиями и стеклянными витринами осталась позади. Я даже не знала, что папуля умеет так метко стрелять.
Впервые в отца попали возле памятника Первым колонистам. Это уродство от скульптуры, состоящие из треугольников, овалов и тянущихся куда-тол рук (мне лично она напоминала многоножку с которой я дружила в нашей прошлой квартире пока на неё не наступил папуля), располагалось точнёхонько посередине Квартала Вдов. Здания здесь были выкрашены в ярко зелёный цвет контрастирующий с тёмно-синим океаном плескавшимся о волноломы слева от нас. Здесь всегда было много народу, но не сейчас.
Мой самый родной человек словно натолкнулся на невидимую стену, взмахнул руками и опустился на правое колено. Пулемёт на ремне вокруг шеи больно ударил отца по груди лязгнув о металл защитного панциря.
Я уткнулась в его плечо, даже в этот момент ощущая счастье. Мы были вместе, в смертельной опасности, но вместе! Пули поднимали фонтанчики пыли у нас под ногами, а я всё равно не променяла бы этот момент ни на что другое.
Потрепав меня по волосам, папуля, громко выдохнул, встал на ноги и вынув из сумочки на поясе обрезки труб обмотанных синей изолентой, начал расшвыривать их вокруг. Густой дым заполнил пространство площади и скрыл памятник колонистам и нас, от нападающих. Я закашлялась и вцепилась руками в пояс отца. Самое ужасное было потерять его в этой пелене.
Мы снова быстро двигались, и он снова стрелял. В какой-то момент я поняла, что мы остались одни и больше никто не выжил. Бежавшие за нами люди остались позади, распластавшись мёртвыми телами на мостовой, и только … Знаете, мне впервые стало страшно, но ненадолго.
Отец отшвырнул в сторону захлебнувшийся пулемёт и передвинул из-за спины на грудь штурмовую винтовку. Она не гудела как Горбатый кит, которого я видела пару лет назад в аквапарке, охая и ахая на мамулиных руках, а коротко гавкала как злобный пёс наших старых соседей.
В папу снова попали. Тяжёлая пуля сорвала наплечник справа, подняв в воздух россыпь рубиновых капелек. Я почувствовала солоноватый вкус на губах. Теперь моя помощь была необходима - блестящие цилиндрики мелькали в моих руках, я даже не обратила внимание на то, что стёрла пальчики в кровь. Один магазин, второй, третий ...
Когда до выхода из Квартала Вдов оставалось совсем немного и мы даже увидели ступеньки лестницы ведущей в доки, дорогу нам преградила огромная угловатая машина с длинной пушкой нелепо торчащей из цилиндрической надстройки. Отец оттолкнул меня за рекламную тумбу и бросился к броневику, башня которого поворачивалась в нашу сторону. Достав из-за пазухе пару обрезков труб замотанных красной лентой, он одну за другой бросил их под днище машины.
Взрыв был так силен, что у меня слёзы брызнули из глаз, а отца швырнуло в стену соседнего дома. Броневик подпрыгнул, перевернулся в воздухе и упал на крышу, разбрасывая вокруг искры и стеля по тротуару жирный, марающий мостовую дым.
На этот раз папуля бы не поднялся без моей помощи. Медленно, мы стали подниматься по лестнице, оставляя за собой цепочку расползающихся жирных кровавых капель. Нет, я была в порядке. Ранен был отец.
Нам кто-то стрелял вслед и пару пуль чиркнув по моему бронежилету разорвали его. Металлические пластины теперь торчали у меня на спине норовя выпасть. Увидев это, отец, схватил меня на руки и побежал. Я даже не знала, что он так может, ведь мы еле-ели поднялись по лестнице. Скрипя плотно сжатыми зубами он выбрасывал ноги вперёд. Перед нами развернулась посадочная полоса во всей красе, вот только мы опоздали. Корабли медленно, словно в замедленной съёмке поднимались в небо.
Точнее почти опоздали. Один маленький, серенький грузовичок поднимал трап, подготавливаясь к старту. Позади раздавались крики и взглянув через отцовское плечо, я увидела с десяток Круглоголовых с оружием. Они стреляли в нас, но отец словно сказочный герой нёсся вперёд оставляя за собой след из крови. Собственными глазами, я видела как две пули угодили ему в спину. Но он даже не вздрогнул, только поглубже вздохнул и в последнем усилии бросил меня в закрывающийся люк.
Я оказалась в руках приятно пахнущей женщины с вьющимися светлыми волосами, которая прижав меня к груди жалостливо выглядывая в щель захлопывающегося люка. Смотрела женщина на замершего внизу на коленях, отца быстро уменьшавшегося в размерах.
Ну уж нет, фигушки! – сказала я себе, оттолкнув тётку в сторону одной рукой и другой сняв с головы сумку с патронами и магазинами. Дочь инженера же! Я сунула котомку в колёса запирающего механизма люка ... от чего он завизжал, затрещал и даже немного задымился. После сильного щелчка створка поползла в обратную сторону, а автоматическая система начала сажать корабль на посадочную полосу. Ну не полетишь же в космос с открытой калиткой?
- А ну подняли папулю на борт! Иначе я за себя не отвечаю! - заверещала я так громко, как не кричала никогда ни до, ни после в своей жизни, притопнув маленькой ножкой.
Уже через минуту отца затащили в чрево корабля, который набирая скорость устремился в космос. Круглоголовые так и замерли с поднятыми вверх головами на посадочной полосе, а я прижалась к груди обливающегося кровью папули, счастливая только от того, что мы снова вместе.
*     *     *
Наверное, собираетесь меня пожалеть? Зря. Отец мой выжил. Он был страшным врединой и смерть постояла-постояла возле его койки в лазарете … да и пошла по своим делам. Он прожил ещё двадцать пять лет, увидел как я закончила школу, потом институт, насовершала кучу глупостей, вышла замуж и даже успел понянчить внуков.
До конца жизни у меня не было человека ближе чем отец, а он так и остался простым инженером ужасно хмурящимся когда окружающие вокруг начинали шептаться, показывать на него пальцем и говорить:
- Смотрите! Смотрите! Это тот самый инженер!
- Что за инженер? 
- Ну, тот, который с Нового Вавилона! Единственный, уцелевший из двухсот работяг, сумевший бежать с шестилетней дочерью под мышкой и выживший после десятка пулевых ранений!