Глава 12

На следующий день у меня созрел план. Нужно только дождаться подходящего момента, чтобы поговорить с ней, но случай не подворачивался. На уроке биологии к нам пришла Вероника Степановна — большеротая и порывистая женщина с неухоженными волосами. Она преподавала рисование и черчение, а по совместительству была художественным руководителем школьного театра. В этот раз Вероника Степановна приглашала поучаствовать в новогоднем спектакле. Воробей шёпотом прокомментировал, что каждый год средние классы вынуждены показывать унылый спектакль для мелочи из начальных. 
— Кто желает участвовать? — с энтузиазмом спросила Вероника Степановна. 
Несколько рук взметнулось в воздух, среди них была и Надя. Девочки захихикали: 
— Ты-то куда, Ступакова? 
Надя руки не опустила, а лишь через плечо презрительно оглядела обидчиц. 
— Ступакова, а ты себе резиночки для волос из трусов выдергиваешь? 
Рука Нади медленно поползла к голове. Наш курятник загудел от удовольствия. 
— Девочки, девочки, успокойтесь! Я приглашаю всех желающих, каждому найдется задание. Приходите завтра в актовый зал после уроков. Будем распределять роли для новогоднего утренника. Дедом Морозом будет Семенов Сергей. А роль Снегурочки пока вакантна, — Вероника Степановна заулыбалась во всю ширь своего немаленького рта. 
Девчонки зашушукались: “Семенов будет!” 
— Мальчики, обязательно приходите тоже. Нам нужны Волк и Медведь. 
— А баран вам не нужен? Тут есть пара кандидатов. 
— Или свинья... — подхватил сосед Рамазанова. 
— Так, тишина на уроке! — повысил голос строгий и всегда угрюмый биолог. — Вероника Степановна, спасибо за объявление. Пожалуй, стоит продолжить урок. 
На перемене весь женский состав обсуждал “Сереженьку”. Волны любви, как пёстрые ленты, расползались от их компании. Нашел бы этого парня — пожал ему руку, честное слово! Вдруг тема разговора переменилась. 
— А Ступакова-то у нас в актрисы собралась! 
— Да ее детям показывать нельзя! 
— Ну что вы, девочки, может, в новогоднем спектакле надо сыграть чучело. 
— Да-да, кто-то ведь должен исполнять самую ответственную роль, — загалдела компания. — Ей и гримироваться не надо! 
Раздался взрыв хохота. Но Надя и бровью не повела. Открыв тетрадь, она принялась рисовать. 
— Сань, слушай, а че за проблемы со Ступаковой? Чем она всем насолила? — решил выяснить я. 
— Да кто с ней общаться будет после того, что она сделала? Она же ненормальная. У нее давно кукушечку сорвало. 
— В смысле? Что она сделала? 
— Ну, с девчонками она давно не ладит. Я уж и не помню, чего они там не поделили в самом начале. В общем, Вика с Оксанкой как-то решили над ней прикольнуться. Заперли ее после физры в раздевалке, той, что подальше, на втором этаже. Ну, и оставили ее там… на ночь, короче, оставили. 
— Ага… 
— Да не говори! На самом деле, сами виноваты. В этих бабских терках не разберешься, кто прав, кто виноват. Ну вот, Ступакова просидела в раздевалке где-то до полуночи, может и дольше. Родители ее уже милицию вызвали. Они тут всю школу на уши поставили. А эта хоть бы закричала или в дверь стучала. Нет, она там своими делишками занималась… Когда дверь в раздевалку открыли, она стены разрисовывала, — Воробей покачал головой для убедительности. — Тимон, ты бы видел эти рисунки… 
— И что там? 
— Блин, такой жести в жизни не видел… Там даже милиционера на входе поставили, чтобы дети не смотрели. Только мы с пацанами по пожарной лестнице забрались и через окно подглядели. 
— Ну, так что там было? 
— Да полный капец там был, вот что! Она всех девчонок нарисовала… 
Воробей выпучил глаза и выпалил: 
— Мертвыми… 
— Мертвыми? 
— Ну, вот так… Помню, Вику она нарисовала с веревкой на горле и языком… И все, как настоящие… Жесть, короче! 
— А она точно этих девчонок рисовала? 
— Да, конечно! Ты знаешь, как она рисует?! 
— Да, видел уже… — буркнул я. 
— Эта Ступакова ненормальная! Что у нее там в голове творится?... Ее тогда чуть из школы не выгнали. 
— Ну, никто не заставлял запирать ее в раздевалке… 
— Да про это даже не вспомнили потом. Ее родоки извинялись, извинялись… ремонт в раздевалке сделали за свой счет. Кое-как замяли. Если бы отец Вики узнал... 
Начался урок, и больше я о Наде не спрашивал. 
Весь день я порывался осуществить свой план, но осмелился подойти к ней, только когда закончился последний урок. 
— Нам надо поговорить. 
— Думаешь, стоит? 
— Да, — я протянул ей альбом. Надя молча спрятала его в сумку. 
— Не понимаю, зачем ты мне его дала. Рисунки, кажется, хорошие, но меня это не интересует, — сказал я небрежно и громко, чтобы слышал класс. 
— Я в этом не разбираюсь, — продолжал я. — Не знаю, что ты там себе нафантазировала... В общем, это была неплохая попытка обратить на себя внимание. Но, знаешь, ты мне не очень нравишься... — теперь уже все, кто был в классе, с интересом наблюдали устроенное мной бесплатное представление. 
Надя выглядела так, словно ее ударили. Пятна заалели на шее и щеках. Мне стало ужасно, невыносимо стыдно! Нельзя так обижать, но это был единственный способ отпугнуть упрямую девчонку навсегда. И тогда я нанес последний, самый гнусный удар: 
— Эй, ну, ты не расстраивайся. Я не виноват, что ты в меня... 
— Что!? — слезы брызнули из ее глаз. — Ты дурак! — Она рванула прочь. Я спокойно посмотрел ей вслед и оглядел присутствующих. Все таращились на меня. Хмыкнув, я закинул на плечо сумку и ушел из класса. 
Я готов был умереть, провалиться в ад и гореть там вечно. 
После этого позорного разговора я промаялся весь вечер. Чувство стыда жгло и разъедало изнутри. Мутило, как после удара под дых. Я без толку блуждал по холодному заснеженному парку, тому самому, где две недели назад увидел Надю в хлопьях падающего снега. Она казалась такой нежной, ранимой... С тех пор снег шел каждый день, и весь парк превратился в огромный сугроб. Лишь расчищенные дорожки чернели местами. 
Я все размышлял и прокручивал в голове события, связанные с Надей. Почему она все еще учится в этой школе? Неужели нельзя перевестись? Девчонку отторгают, словно чужеродный орган. А она каждый день возвращается в класс, как на битву. И я со своими объявлением... Гадство! 
Ведь, она наверняка надеялась на меня. Во всяком случае, вряд ли ожидала, что я тут же приму условия игры класса. А я повел себя, как полная скотина! И это после того, как она неделю не отходила от моей постели. Ведь именно ее сострадание и непонятно откуда взявшиеся дружеские чувства насытили меня и вернули в сознание. Но в конце концов, разве не о ней я забочусь? 
Я очутился на краю дорожки, потоптался немного, оставляя вмятины на снегу. Потом нагнулся, зачерпнул колючего снега и смял его в твердую ледышку. Бросок, в который я вложил все раздражение и злость, заставил снежок улететь куда-то в темноту парковых деревьев, за пределы светового круга, созданного последним фонарем. 
В самом деле, ну почему я должен волноваться за нее? Пусть волнуются родители. У нее они есть, в отличие от некоторых. А если нужен друг, то я меньше всего подхожу для этой роли. Волки с овцами не дружат. Она решила, что все знает! Удивить хотела, дурёха. Что она может знать, если я и сам-то не до конца знаю? Наверное, думает, я супермен какой-нибудь, и весело мне от всего этого. 
А знает она, как больно, когда творится эта чертовщина? 
Что я, случается, не могу себя контролировать? 
Знает про голод, нестерпимый, изнуряющий… 
Что я могу высосать жизненные силы из человека? Опустошить его?! Убить! 
Я пнул урну, и та со стоном перевернулась. 
Она думает, что несчастна, одинока. А я бы с радостью поменялся с ней местами, просто чтобы стать нормальным. Чтоб как все стать! 
Мне-то где искать ответы на вопросы? Кто-нибудь объяснял, что со мной происходит? Почему я такой? У неё, по крайней мере, есть кого спрашивать. Есть родители, учителя. Да она может просто пойти в библиотеку, взять учебник физиологии и разобраться, что у нее внутри, и как это работает. А мне никто не расскажет, как работает мой организм. Про таких, как я, ни в одной серьезной книге не написано. 
В прошлом году всем детдомовским делали флюорографию. Врач сказал, что у меня отличные здоровые легкие. То есть ему мои легкие показались вполне нормальными, такими же, как у всех людей. И сердце есть. Во всяком случае, я слышу, как оно бьется. А еще я чувствую, какой оно формы, какого цвета, размера, плотности... И вот это точно не нормально! Ведь не может обычный человек чувствовать цвет своих глаз или форму носа... Он чувствует, есть глаза и нос, но формы и цвета не чувствует. Я это выяснял. А я, чрет возьми, ощущаю каждый волос на теле! Покажите хоть одну книгу, где об этом пишут! 
Все, что я читал о существах, питающихся энергией, лишь нелепые страшилки и откровенный бред. Если кому-то хочется называть меня демоном, пожалуйста! Вот только в преисподнюю спускаться не доводилось, и с сатаной мы за ручку не здоровались. Копыт и хвоста нет. Младенцев по ночам я не ворую и юных дев во сне не растлеваю. Хотя, если какой-нибудь юной деве приспичит меня растлить, я, пожалуй, не откажусь. Быть хранителем кладов и сокровищ тоже было бы неплохо! Но нет, увы… Сплошные домыслы и суеверия. 
А про энергию я вообще молчу! Никто из людей даже приблизительно не представляет, каким я вижу этот мир. То, что для меня абсолютно реально, к чему я могу прикоснуться, почувствовать запах, увидеть цвет, ощутить вкус — для людей просто не существует. Иногда кажется, что я сумасшедший, все придумал, а на самом деле никакой энергии нет. Вот только не придумал я... Иначе эта дура не заметила бы, как я меняюсь. Дотошная такая! 
Она человек, вот и пусть ищет помощи у людей. Хватит с меня. Пора возвращаться в Никитский. 
Я вышел из парка и спешным шагом направился по уже знакомому проспекту. Навстречу попалась лишь пара прохожих. Ранний мороз всех разогнал по домам. 
Пустынные улицы настораживали. 
Вдруг что-то мелькнуло в зеркальной витрине. Я остановился и огляделся. Никого. Бродячие собаки, и те попрятались. Я ругнулся и пошел дальше, ускорив шаг. 
Улицы Зауральска уныло смотрели темными окнами домов. Антураж прямо для депрессивного клипа. Я уже начал представлять мрачного вокалиста в косухе, как краем глаза опять заметил какое-то движение. 
Я остановился и пару минут разглядывал модельные туфли, зимние сапоги и резиновые шлепанцы, отражающиеся в зеркалах. Я изучил витрину вдоль и поперек, но так и не увидел ничего подозрительного. 
Я собрался продолжить путь, как вдруг совершенно ясно увидел в одном из зеркал Надю. Секунду она презрительно смотрела на меня, а потом растворилась в воздухе. 
Дико озираясь по сторонам, я ничего не мог понять — Нади нигде не было. Как она сумела так быстро убежать? Улица прямая — дома один за другим в ряд, тротуар и сразу проезжая часть — здесь негде спрятаться. Нет ни кустов, ни деревьев, ларьки — и те далеко. До ближайшей подворотни метров пятьдесят, не меньше. И потом, она не убегала, а просто растворилась... 
В следующую секунду уже сам себе не верил. Должно быть, галлюцинации. До чего доводят глупые мысли о всяких девчонках! Стало не по себе и я побежал, не глядя больше по сторонам. Детский дом совсем близко. Вот оно — обледенелое крыльцо, а за ним светлый холл, и Юрий Михайлович поливает свою герань, беседуя о чем-то с поварихой Верочкой.

Официальный сайт книги - http://gusareva.wix.com/books