Стоило ли удивляться, что с заданием по математике я не справился. К первому часу ночи в моей тетради красовались семнадцать упражнений к параграфу двадцать, включая те самые, повышенной сложности. Однако, покончив с ними и принявшись за разбор новой темы, я уснул прямо за столом. Проснулся посреди ночи с затекшими руками и ногами. С трудом перебрался на кровать и, не раздеваясь, опять провалился в сон. Разбудил меня Игорь, ткнув в плечо кулаком.
— Че, будильника не слышал? — он навис надо мной черным пятном, загораживая голую лампочку на потолке. — Вставай давай. Сейчас воспиталка придет кровати проверять.
— Встаю, — простонал я.
— Ты че, волосы покрасил, пупсик?
— Чего? Оборзел, малой? — я оттолкнул его, встал и начал торопливо заправлять кровать. — Летом выгорают, а сейчас темные. Понятно?
— Да мне-то че, — буркнул он безразлично и вышел из комнаты.
Че-че. Тебе-то ниче, а я так еще пару раз спалюсь, и начнутся проблемы.
Покончив с кроватью, я подошел к умывальнику и позвал:
— Эй, ты тут? — но ответа не последовало.
Наверно, Надя сейчас где-то далеко. Путешествует, затаившись в чьем-то зеркальце, смотрит концерт или танцует на дискотеке. Интересно, если я позову ее снова, услышит ли? И как громко нужно кричать, чтобы услышала и пришла?
Складывая в сумку учебники и тетради, я придумывал, что скажу Наталье Георгиевне про недоделанное задание. Ни алгебры, ни геометрии в расписании сегодня не стояло, но это не освобождало от встречи с математичкой. Рассчитывать на то, что она благодушно примет мою писанину и отпустит с миром, не стоило. Может, попросить кого-нибудь передать ей тетрадь? А что, вдруг сработает? Кого не жалко заслать к паучихе? Я бы заслал Митьку кудрявого, но этот засранец даже на горшок бесплатно не садится. Можно попросить Дениса, чтобы знал в следующий раз, как переигрывать. Но он, вроде, пацан неплохой. Жалко. Попрошу-ка я кого-нибудь из девчонок. Кто там Надю чучелом обозвал? Зайцева, кажется. Она себе скоро шею сломает на задние парты смотреть. Вот к ней и подкачу.
Довольный, что решение проблемы найдено, я отправился на завтрак и в школу.
Кто бы подумал, что конфликт начнется даже раньше, чем я мог предположить. Не успел появиться в школьном коридоре, как несколько парней из нашего класса зажали меня в углу.
К школьному хулигану Митьке и его шестеркам присоединился Денис — болван с грушей вместо носа.
— Что за цирк был вчера с математичкой? — орал он, шлепая своими варениками. — Она колы прямо в журнал ставила!
— Сидишь, лыбишься, как последняя сволочь, а мы потом за тебя отвечай, да? — Мишка дернул лапой ворот моей рубашки. Пуговица пулей отлетела в сторону.
— Мишань, да че ты ему рубашку мнешь? Ему харю мять надо, — подначивал один из шестерок — вечно сопливый Стас по кличке Таракан.
— Ага, шнобель ему поправь, а то сильно длинный, — не унимался Денис.
Пацаны сыпали вопросами, но ответов не дожидались. Похоже, паучиха в этот раз отличилась особо.
Мое упорное молчание злило их все больше. И вот кто-то осмелился и ткнул меня кулаком в плечо, а потом еще и еще. Не знаю, почему в этот раз я не включил свое обаяние. Частенько это спасало в подобных ситуациях. Во мне проснулось нелепое злое упрямство. Захотелось стать, как они, жить по их правилам и действовать их методами. А проще говоря, захотелось подраться.
Никогда еще меня так не били. Мы катались по полу, как стая бешеных псов. Сначала все удары предназначались мне, но желающих поквитаться было так много, что неизбежно кто-то промахивался. В какой-то момент каждому из нас стало неважно, что явилось причиной драки, и кто чей противник. Мы схлестнулись и перемешались, превратились в сплошной комок остервенелой ярости.
В бешеном исступлении, испытывая все нарастающий восторг, я раздавал удары направо и налево. Защита давно перешла в нападение. Саданув ниже солнечного сплетения рыжему Ваське из параллельного класса, я спешил выбрать новую жертву, но тут же был раздавлен чьей-то мощной тушей. Рамазанов, как дорожный каток, подмял под себя и принялся методично выколачивать дух. Хилые тумаки, которыми я беспорядочно сыпал по этому детине, были как слону дробинки. В отчаянии я схватил его за бока и впился пальцами чуть ниже подмышек, куда мог дотянуться в своем незавидном положении. Рамазанов конвульсивно задергался и завизжал, как баба. Я повалил его на бок и, сунув для верности кулаком в жирную харю, рванул в самую гущу битвы, где заметил Сашку.
Тот оседлал прыщавого Петьку, который был почти на голову выше моего друга, и отчаянно мутузил верзилу деревянной линейкой. Воробей каким-то чудом держался на Петькином загривке, как на необъезженном жеребце во время родео. Оторванный рукав Сашкиной рубахи трепыхался, словно знамя победы.
Он как раз замахнулся для нового удара, как случайный тычок в спину лишил Сашку его шаткого преимущества, и вот он уже лежал на полу, уворачиваясь от размашистых Петькиных затрещин.
Я шагнул на подмогу Воробью, но чья-то рука схватила меня сзади за шиворот. Не задумываясь, я развернулся и саданул со всего размаху по усатой роже. И тут же понял, что это рожа эта, не рожа вовсе, а лицо нашего учителя биологии — Василия Степановича. И лицо это было очень серьезным. Шея вся пошла красными пятнами. Рот Василия Степановича как-то уж очень широко открылся, и словно в замедленной съемке вырвался из этого рта низкий, гортанный вопль, больше похожий на рык разъяренного льва.
— А ну, всем стоять! Стоять, я сказал! — и мы остановились. Постепенно народ начал подниматься, отряхиваться и приводить себя в порядок. Я посмотрел на поле битвы. Оказалось, драка растянулась на половину школьного коридора. За каких-то пять минут мелкая потасовка, центром которой был я, приняла масштабы стихийного бедствия.
Теперь все понуро стояли и слушали речь Василия Степановича о том, какие же мы мерзавцы. Однако мерзавцы эти, утолив жажду крови, переглядывались и улыбались друг другу. В эту минуту мы были в одной банде, все друг друга любили, и отчего-то безумно уважали. Я чувствовал нашу железобетонную сплоченность.
Биолог нес что-то про гуманность, человечность и разумность. Все слова слились в бесконечную нудную песню, которую мозг упорно отказывался переваривать. Наконец Василий Степанович иссяк, и все начали расходиться. Я хотел было отыскать Сашку, но огромная рука учителя вцепилась в мою выше локтя.
— А с тобой, Невинный, мы еще не закончили, — прошипел он у меня над ухом.
Василий Степанович отконвоировал в учительскую, где группа в строгих костюмах, галстуках и капроновых чулках обрушилась на меня лавиной упреков. Наверно, все учителя параллели собрались в этом просторном кабинете. Наталья Георгиевна была в первом ряду. Помедлив секунду, я полез в сумку, достал тетрадь с домашним заданием и протянул ей.
— Вот наглец! — были мне наградой слова математички.
Ситуация накалилась до предела. Наконец один из учителей спросил:
— Вы звонили в Никитский?
— Да, — ответила директриса. — Юрий Михайлович будет с минуты на минуту.
Ну вот, мне конец! Опять новая школа, или даже новый детский дом... Эта мысль мгновенно привела в правильное настроение и помогла сосредоточиться. Нужно сделать все, чтобы им понравиться. И пусть здесь математичка, которая теперь точно поймет, с кем имеет дело, плевать.
Я поправил челку, одновременно вглядываясь в учителей и выявляя их предпочтения. Почувствовал, как синяк под глазом стремительно побледнел. Царапины на шее и носу втянулись, будто их и не было. Я потер руки друг о друга, и ранки на костяшках пальцев мгновенно затянулись. Лицо зарумянилось. Глаза посветлели и увлажнились. Волосы слишком темные. Сейчас бы подошел светло-русый, но такую перемену заметят сразу. Придется оставить как есть, а челку можно укоротить. Я быстро провел рукой, пропуская между пальцами пряди и одновременно втягивая волосы. Наталья Георгиевна злобно фыркнула, но что она могла сказать или сделать? “Посмотрите, он меняет внешность прямо у вас на глазах!” Кто в здравом уме поверит в это?
Я посмотрел на нее, состроил раскаивающуюся мину, захлюпал носом и каждую секунду был готов пустить слезу.
Официальный сайт книги - http://gusareva.wixsite.com/books
