Затягиваюсь сигаретой и начинаю кашлять. Но получается уже лучше, дым не дерет горло. Голова немного кружится и появляется слабость в ногах. Ощущение приятное, расслабление и опустошение. Мне тридцать лет и только несколько дней назад я начал курить.

Теперь я понял, почему люди курят. Это медитация. Возможность минутку побыть наедине с собой в слишком большом мире. Кислородное голодание мозга убирает лишний шум, остается только важное. Сигаретный дым будто уменьшает скорость воспроизведения, и мысли следуют выбранному направлению, а не мечутся в голове как некормленные мартышки в клетке.

А еще зажженная сигарета привносит в жизнь некоторую определенность – ты совершенно точно знаешь, что в следующую минуту в твоей жизни ничего неожиданного и плохого не произойдет. Можно расслабиться.

Я втягиваю в себя дым и в очередной раз думаю о том, с чего начать эту историю.

 

Я умер, когда мне было четыре года…

Как вам такое начало? По-моему эффектно

Я рос болезненным ребенком и половину учебного года мать проводила со мной в больничных палатах неврологического отделения. В четыре года прямо в палате неврологического отделения больницы по непонятной причине мое сердце остановилось. Примчавшийся дежурный врач сделал массаж сердца и запустил его, но три минуты я был мертв. Впоследствии, во время приступов рефлексии не раз проскакивала мысль – а не трехминутное ли кислородное голодание мозга в далеком детстве стало причиной моих внутренних терзаний во взрослой жизни. Нормальная человеческая реакция, всегда ведь хочется найти объективное оправдание бардаку в жизни.

С некоторым трудом доживя до семи лет, я пошел в школу.

Я был физически крепок, хорошо одевался и лучше всех в классе учился – в первые школьные годы этого достаточно для успеха среди одноклассников. До старших классов я был уважаем и популярен. Сладкое воспоминание детства – две лучшие девочки в классе (лучшие – значит модно одетые и болтливые), забивают из-за меня стрелу после уроков на пустыре за школой и под восторженные крики зрителей устраивают словесную разборку, быстро переходящую в таскание друг друга за волосы. На следующий день вся школа говорила об этом, а я устало закатывал глаза, всем своим видом показывая, что я конечно хорош, но это уж слишком.

Беда пришла в старших классах – подростковая угревая сыпь на лице. Из милого мальчика как-то внезапно я превратился в прыщавого подростка. Я по-прежнему был лучшим в учебе, но к этому возрасту параметры успешности существенно сдвинулись, и теперь, чтоб оставаться в топе школьного рейтинга, приходилось стыдиться и каяться перед менее способными одноклассниками за хорошие оценки. Попытки казаться крутым самцом сказались на результатах – к концу учебы я скатился, и только благодаря протекции матери, учителя русского языка и литературы, получил аттестат с отличием.

Встал первый в жизни выбор – куда поступать. Мать хотела, чтобы в жизни я пошел по дороге романтической, занялся чем-нибудь увлекательным, творческим, желательно связанным с путешествиями и открытиями. Она видела меня в пыли археологических раскопок в Южной Америке, спасающим вымирающие виды дельфинов в Тихом океане или помогающим голодающим в центральной Африке. Отец, человек простой, не читавший тонны страниц приключенческой литературы, на семейном совете голосовал за профессию стоматолога.

Я же принял решение самостоятельно и пошел по пути наименьшего сопротивления – сдать экзамены на юридический факультет показалось проще, да и риска в жизни с такой специальностью меньше. Так я поступил в не самый плохой юридический ВУЗ в Москве.