ГЛАВА 2. ПРЕЛЕСТИ ЖИЗНИ

Утро выдалось таким же промозглым, как и вчера, что, впрочем, нисколько не смутило Исаака Ландтредера. Дождь, туман, холод и сырость, а также, вечно тянущиеся, свинцовые облака помогали мыслям работать значительно лучше, нежели в безоблачную погоду. Кроме того, все те лица, с которыми приходилось ежедневно встречаться и вести некое подобие жизни, становились кислыми и понурыми, запечатанные мертвым молчанием.

Дорога к школе занимала минут двадцать, от силы двадцать пять, однако, все это время, Исаак старался двигаться как можно медленнее, заостряя свое внимание на чем угодно, лишь бы не на «отвратительно тупой, скудной, уродливой сволочи с узкими и темными коридорами ада», или, как он ее называл «ОТСУСУКА». И это была лишь часть долгой, поистине бесконечной, череды слов, достойных самого кошмарного здания в мире. Мысли о школе напоминали рвотный инстинкт, возникающий при виде громадной и теплой кучи человеческих экскрементов, с которой, тонкими струйками, стекают жидкие отходы, перемешанные с блевотиной и чьим-то завтраком. В голове возникали узкие, плохо освещённые коридоры, с выцветающей, иногда облупленной, краской, классы, из которых вечно воняло пластиковыми окнами, дешевым линолеумом, сырыми и прогнившими тряпками, сухим мелом и каким-то особенным ароматом, свойственным лишь им. Он думал о прогнивших туалетах, в которых всегда можно было найти остатки хорошо, а порой и плохо, переваренной пищи, поданной в обоих вариантах. Старых, как мир, коричневых и желтых пятнах, на потрескавшейся, местами разбитой плитке, советских времен, сантехники из которой вечно сочилось зловонное содержимое, полуразбитых грязных окнах, стенах, на которых можно было извечно найти какое-то ругательство или очередной рисунок «новоиспеченных художников». Все это было также естественно, как и наличие самого здания в его теперешнем сознании.

Обучение, а иначе – существование в аду с хорошим числом мерзких тварей, доставляло Исааку чувство «особого восхищения». Каждый день, на всем протяжении шести лет каторги, не приносил абсолютно ничего нового, кроме, как очередных порций физической боли и унижения, презрительных, ненавидящих взглядов, криков, шепотов и насмешек, примитивных кривляний, прозвищ, воровства, порчи имущества и идиотских выходок. С начала прошлого года к ним прибавились еще и споры с завучами, по поводу уроков физкультуры и русского языка, ношения школьной формы и тщательное соблюдения ее устава, с множеством пунктов, написанных самым мелким и нечитабельным шрифтом. Если с последними, Исаак, хоть и не без труда, но справлялся, то первое ненавидел столь же сильно, что и понятие «ОТСУСУКА» с Кудашевко, вместе взятыми. Не смотря на ненависть, возникающую от подобного при таких спорах, Исаак всегда выходил победителем, сохраняя привычное внешнее спокойствие и холодность. Чтобы хоть как-то успокоится, и «спустить пар» он соорудил специальную мишень, с распечатанными портретами тех, кто наносил тяжелейший ущерб его психике. Время от времени, запираясь в своей лаборатории, он кидал в портреты нож, стараясь улучшить свою меткость и убрать лишнюю энергию из головы.

С русским языком проблема была не столь глубока, но и не менее опасна. Учиться приходилось у самой «Валюхи» – демоном средней и старшей школы. Если тебе, по каким-то причинам, не ведомы все тайны и богатства русского языка, поистине самого великого и могучего, ни гнилого «пиндосского», фашистского «прусаковского», развращенного «лягушачьего» (да и всех прочих, на каждый из которых было свое словечко), считай – ты труп. А ежели ты будешь опаздывать на первый урок РУССКОГО ЯЗЫКА – дополнительные задания, внеурочное время в школе и прочие прелести обучения, позволяющие усвоить материал, как следует. Все эти прелести жизни будут твоими вечными спутниками и верными друзьями.

На входе его ожидал черный железный забор, походивший скорее на решетки, с острыми, смотрящими в серое небо, пиками, наверху, грязные, темные окна, крошащиеся панельные стены, скользкое парадное крыльцо, большие деревянные двери, на которые всегда хотелось плюнуть и громаднейшее полотнище: «Добро пожаловать». Проходя под ним, Исаак думал, что следует, как-нибудь, залезть на верх и дополнить эту чудную фразу коротким словечком «Добро пожаловать в ад». А рядом плакат, с уточняющей речью. «Привет уродец, я буду всячески насиловать тебя, в течении нескольких лет и тебе остается только терпеть. Кричи или молчи – мне все равно. Я буду убивать тебя медленно, так, чтобы ты помнил: школа место, где творится волшебство, результатом которого станет твое полное превращение в безропотного, лишенного собственного мнения и индивидуальности, стадного раба».

Дверь со скрипом захлопнулась. «Ну вот я снова в чреве этого долбанного монстра. Сегодня, понедельник, первый урок русского, потом литра. С*ка! А потом еще и физ-ра! Со всеми вчерашними происшествиями я совсем позабыл, о контрольной по «великому и могучему». Сначала тест, они будут считывать вопросы с интерактивной доски, висящей под углом, не дающем ни единого шанса что-то разобрать. Десять секунд – следующий вопрос! И так двадцать или тридцать вопросов. Потом нужно писать какой-то дурацкий текст, расставлять запятые, орфограммы, постоянно что-то подчеркивать и выписывать на полях. А после контрольной – проверка домашнего задания, которое он конечно же не сделал.

–Ну-ну, пошевеливайся, неча уроки прогуливать! – Прогавкала, вахтерша, наглая и пропитая женщина, угадать возраст которой было весьма затруднительно. Пройдя к гардеробу и обнаружив его запертым, Исаак тихо попросил.

– Извините, вы не откроете гардероб?

– На вешалку покладешь! – Грубо и визгливо ответила она, даже не оборачиваясь в его сторону. Женщина держала смартфон и с интересом что-то рассматривала.

– Но… – Исаак хотел лишь сказать, что на вешалке куртку кто-то может взять, однако был прерван.

– Неча уроки прогуливать, бестолочь! Давай, давай пока я за завучем не пошла!

Дикая злость вспыхнула в его мозгу. На одну секунду он готов был схватить, стоящий рядом зонтик, с тонким, как игла, шпилем и метнуть его прямо в голову, а еще лучше – провести некое подобие лоботомии. Гнев прошел столь же быстро, как и появился. Исаак знал, если куртку увидит хоть кто-нибудь из шайки Кудашевко – беды не миновать. Тогда ее придется искать в лучшем случае – лежащей в ближайшей луже, а в худшем – забитой в стоке унитаза, с кучей дерьма наверху.

Сняв с себя куртку, он аккуратно сложил ее в рюкзак и в полном молчании проскользнул мимо, вахтерши, осторожно взглянув в ее телефон, где в агонии бились пара обнаженных тел. «Пошлый скот!».

Пройдя в коридор, он быстрыми шагами направился в левую часть школы, на третий этаж, именно там находился кабинет где проводился русский язык и литература. Подойдя к массивной деревянной двери, Исаак бросил ненавистный взгляд на синюю металлическую табличку: «Мультимедийный кабинет». Рядом зловеще красовалась цифра «40». Кто-то из учеников, шутки ради, придумал легенду, гласящую, что сороковой кабинет – портал в ад, за которым скрывается дополнительный круг ада.

Постояв и помявшись еще пару секунд, Исаак в нерешительности постучал. Не получив никакого ответа, он приоткрыл дверь и увидел множество лиц, склонившихся над тетрадками. «Пишут».

Валентина Федоровна Стрелкова, маленькая, но довольно пухлая женщина, сидела к нему спиной и что-то сосредоточенно заполняла в журнале. Не говоря ни слова, он сделал шаг в кабинет и только хотел сказать: «Извините, можно войти», как Валюха опередила его.

– Проходи Ландтредер, проходи.

Послышалось несколько грубых смешков, напоминавших нечто среднее между гоготом бабуинов и визгом шимпанзе. Валентина Федоровна не придала этому большого значения. Она лишь бросила короткий и пронзительный взгляд в сторону класса, а затем снова опустила взор в журнал.

– Я думаю, Ландтредер, тебе стоит вставать попозже. Ведь контрольная по русскому языку не очень важное мероприятие, тем более, что оно стоит первым уроком в понедельник.

Послышалось еще одна пара смешков и чье-то тонкое хихиканье с задних парт.

– Садись Ландтредер. Минус один бал за контрольную работу. И прежде чем ты пройдешь на свое место – дневник на стол.

Исаак аккуратно достал дневник и положил его на стол перед Валюхой.

– А вы не отвлекайтесь! – Все поспешили уткнуться носами в тетради, или сделать вид, что они занимаются написанием текста.

– Ни даты, ни предмета! Позор Ландтредер! Позор! Сегодня останешься после уроков, заполнять дневник.

– Простите, но…

– Никаких возражений Ландтредер! Получите дополнительное задание, вместо этого теста, который вы, ввиду вашей величественной и несравненной царской особы, изволили пропустить. Касаемо дневника: если вы вдруг улизнете, или попытаетесь найти хоть какую-нибудь отмазку, поверьте, будете ходить ко мне на дополнительные уроки до конца четверти. И еще возьмите, вашу контрольную тетрадь и сделайте выводы, по поводу вашего отвратительнейшего обучения.

Вернув Исааку дневник и тетрадь, она вскочила со стула, и орлиным взором осмотрела весь кабинет.

– Пендюков! В тетради у соседки вы найдете лишь оценку два в журнал и дополнительное задание на дом моего личного приготовления!

Исаак уныло поплелся на свое место, на второй парте первого ряда, у окна.

Справа от него сидела весьма странная, с точки зрения большей части класса, девочка. Необычность ее заключалась в полном отсутствии желания участвовать в различных конкурсах, внеклассных мероприятия, поездках и подготовках к праздникам. Аделия Полонская была тихим и незаметным, практически ни с кем не общающимся, ребенком, получившем кличку «тронутая» или «психичка». Объяснялось это тем, что у девочки было невероятно развитое воображение. Часто она бродила по школе в полном одиночестве, слушая музыку из наушников, которые ей с легкостью удавалось прятать в гриве пышных, длинных волос лунного цвета.

Временами казалось, что Аделия живет лишь в своем воображаемом мире, глубоко в него погруженная и никому не нужная. И все же, ей повезло значительно больше, чем Исааку. Друзей у нее не было, как, собственно, и врагов, ведь все считали ее сумасшедшей. Подстроят мелкую пакость и остановятся. Возиться с какой-то НЕНОРМАЛЬНОЙ, помешанной на невидимых существах, витающих в мозговых каналах и поедающих мысли, или лошадях, с тонкими перепончатыми лапами, из которые струится золотистая жидкость, попив, которую можно потерять человеческий голос и начать понимать языки животных, никому не хотелось.

– Так-так-так-так-так-так-так, так-так-так, так-так-так, так-так-так-так-таки-так, таки-таки-так – протактакала Валюха в особенном исполнении спустя минут за пять до окончания занятия. – Контрольные тетради закрыли! Все, все закрыли! Передаем на первую парту.

Дождавшись пока все ученики выполнят ее требования, она продолжила диалог в своей любимой надменной манере, парируя и летая, словно громадный огнедышащий дракон, считающий своим долгом поджарить кого-нибудь, а после – опустить на самое дно ледяной пещеры презрения.

– Тетради с домашней работой открыли и передали на два… впрочем нет (ее взгляд остановился на первом ряду, а затем упал на Исаака). Первый ряд передает третьему, третий второму, второй первому. Да поживее!

– Ты делал дз? – Тихим шепотом спросила Аделия.

Исаак лишь покачал головой, вспоминая вчерашнее приключение.

– И я нет. – Сокрушенно прошептала она. – Валюха опять после уроков оставит. Давай… если что… вместе сядем.

Исаак снова кивнул. Глядя на свою пустую, слегка помятую тетрадь, он улыбнулся, а затем сунул ее в рюкзак.

– Ландтредер, я не поняла, передаем, передаем!

– К сожалению, у меня нет домашней работы, Валентина Федоровна. – Прохладно ответил он, поднимаясь со своего места и смотря Валюхе прямо в черные глаза.

– Сядьте Ландтредер. – Ее черные паучьи глаза уставились прямо на него. Валюха ненавидела, чтобы кто-то пытался быть с ней на одном уровне. – Ответьте: какова причина вашего самовольного и донельзя отвратительного поведения? – Она подошла ближе, пытаясь сделаться еще выше, что у нее отлично получалось.

– Просто забыл.

– Вы позволяете забывать себе мой предмет! Язык, которому вас обучали с рождения!

– Es ist nicht schwer für mich, andere Sprachen zu sprechen*. Les parents m'ont appris ce qu'ils savaient eux-mêmes!** (*Мне не трудно говорить на другом языке. **Родители научили меня тому, что знали сами). – Ответил Исаак, стараясь держать немецкий, а затем и французский акцент.

Улыбка сползла с лица Валюхи. Других языков, она не знала.

– Меня не интересуют ваши познания в этих языках, как и в других предметах. Вы наглая, самонадеянная и эгоистичная выскочка, возомнившая из себя гения. Для меня вы тупоголовый, ленивый бездарь!

– Очень рад, что именно для вас! – Ответил Исаак, в привычном спокойствии. Тут ему в голову прилетело несколько маленьких кусочков ластика, тут же запутавшиеся в волосах. Послышалось знакомое чванливое хихиканье.

– Выйдите отсюда вон! – Приказала Валюха, сжав руки в замок. Повинуясь ее приказу, Исаак совершенно спокойно вышел за дверь.

– Не надо было тебе с ней так! – Сказала ему Аделия после окончания литературы. – Ты же лучше меня понимаешь, что этим только усугубляешь положение. Что она сказала тебе?

– Остаться на дополнительные занятия. Наверняка к двум часам придумает что-нибудь неожиданное… Я ненавижу ложь! Во всех ее проявлениях.

– Но ты ведь сам солгал насчет домашки. Не верю, что ты действительно забыл.

– Вовсе нет, я действительно забыл. – Ответил Исаак, с натянутой улыбкой. – Людям свойственно забывать.

– Значит что-то, подвигло тебя на это. У тебя руки исцарапаны. – Она попыталась взглянуть на руки по ближе, но Исаак предпочел спрятать их за спину.

– Детектив из тебя не очень. – Несколько холодно отозвался он. –Да и с чего такая забота?

– Просто я думала, что… в общем неважно, я пойду переодеваться.

Оставшись в одиночестве, Исаак принялся рассуждать что будет менее опасно: остаться здесь и пойти на физ-ру, что фактически равносильно смерти (как от Кудашевко с его дружками, так и от учителя) или где-нибудь засесть, чтобы оттянуть бурю на несколько часов вперед. «Не будь этой гре*аной Валюхи, все было бы достаточно просто. Если я прогуляю физ-ру, то добавлю себе лишних проблем и штрафных санкций».

– Вот ты где, гре*анный гаденыш! – Проверещал знакомый поросячий голос Подстилкина. Исаак резко развернулся. Брюхо Подстилкина, казавшееся вблизи гораздо больше, чем оно было на самом деле, выпирало из-под мешковатого свитера словно гигантский бочонок. Прижав Исаака к стенке, своим омерзительным животом, он слащаво пропел.

– Ты покойник, пропердер. Кудашевко обещал, засунуть свою голову в сток унитаза, предварительно нассав в рот. Понял слизняк!

– Отвянь, трусливая свинина, смотри как бы кто-нибудь не распотрошил твое богатство! – С этим словами, он резко кольнул Подстилкина острием циркуля, который всегда носил в кармане, в живот, отчего тот взвизгнул и подался назад.

– Теперь ты точно покойник, урод! До сего момента с тобой нянчились, но теперь берегись. Как бы твоя мамка не стала искать твои кишки в Неве.

Исаак был готов вытащить складной нож, который носил в потайном кармане, и вспороть этой твари жирное брюхо, вырвав все кишки, дабы потом ими же и придушить. В его голове уже блеснуло ослепительное лезвие, с вишневой рукоятью. Удар, еще один! И блюдолиз Подстилков валяется на полу в луже собственной крови. «Не спеши! Рано или поздно он получит по заслугам».

– Я бы посоветовал придержать язык, ублюдок. Будь мы один на один в парке или еще где-нибудь, да хоть на железке, ты не был бы таким опасным и смелым!

Подстилков криво улыбнулся, обнажая залитые шоколадом зубы.

– Сегодня, после Валюхи. Мы будем ждать тебя. Даже не думай улизнуть или кому-нибудь вякнуть.

Сказав это, он харкнул Исааку в лицо, угодив в область живота, и убежал по полупустому коридору. «Жаль, что у меня лишь нож, а не катана. Хотел бы я научится владеть и этим оружием. Головы этих тварей неплохо бы смотрелись над вывеской «Добро пожаловать в ад». Очень неплохо!».

– Где тебя носит, Ландтредер! – Проорал на него Аркадий Филиппович, спустя минут пятнадцать после разговора с Подстилковым. – Пробежишь десять дополнительных кругов!

– Да, но…

– Тридцать отжиманий от пола! Понял! – Прикрикнул он.

Ничего не ответив, Исаак принялся выполнять и этот тупейший приказ. «Бег по кругу, под надзором жирной обезьяны, в патриотической форме». Наравне с этим дополнительные занятия у Валюхи начали казаться сладкими грезами. В конце концов, терпеть унижения от Валюхи, выполняя ее глупые задания, было раз в десять легче, чем находиться в зале с этим ублюдком, да еще и выполнять его тупые требования.

Когда Исаак закончил бегать дополнительные круги (а все это происходило под череду булькающих и шипящих звуков, которые издавали Кудашевко и его банда, время от времени подбегая и обкидывая кучкой кусочков ластика), то бросил взгляд на Филипыча. Тот преспокойно сидел себе за столиком, почесывая свое жирное брюхо, на котором едва сходилась красная олимпийка с орлом, да искоса посматривая них. Их взгляды соединились. Физрук улыбался.

– Убирай свою перхоть, Ландтредер, это тебе не квартира! – Прогоготал он, развалившись в кресле.

– Но они же…

– Сорок отжиманий! Я лично просчитаю! – Поспешно добавил он. Это было слишком! На сегодня с него было достаточно или эта крыса умолкнет или…

– Работай, работай!

Исаак отжался раз тридцать, однако с точки зрения Филипыча эта цифра была вполовину меньше. Кровь приливала к вискам, так словно череп выдавливали изнутри, глаза вылазили из орбит, а руки превратились в два вареных куска мяса на косточке, когда он наконец закончил. «О да, сукин сын, я поработаю так, что ты надолго запомнишь!».

– Достаточно, впредь будешь думать, что вякать!

Упав в изнеможении на пол Исаак чуть не лишился чувств. Сделай он еще одно отжимание и его сердце бы точно разорвалось. Кое-как поднявшись на ноги, он плюхнулся на лавочку, наблюдая за тем, как его несравненные одноклассники играют в волейбол. Кудашевко, взяв в свои громадные ручища, мяч, подал его с такой силой, что звук, возникший во время этого броска, был сравним со свистом артиллерийского снаряда. Исаак едва успел убрать голову.

– Аккуратнее Кудашевко. Мяч то казенный! – Крикнул ему физрук, даже не смотря в сторону Исаака, словно его там и не было.

– Извините, Аркадий Филиппович!

– Что расселся, Ландтредер? Выполняй упражнения, да не как попало! Все у тебя через энное место делается. Нуууу! Даже зарядку нормально сделать не можешь!

Остаток урока, чувствуя себя последним идиотом на Земле, он выполнял дурацкие приказы Филипыча, а минут за пять – поиграл в волейбол, а вернее получил пару раз мячом по голове, который чудом не разбил новые очки (предыдущие Кудашевко размазал по стулу, а затем выкинул в окно с третьего этажа). В раздевалке его несколько раз побили вонючими футболками, что было одним из любимых занятий Кудашевко, хорошенько поиграли кроссовкой, которая в итоге чуть не угодила в голову Филипыча, пришедшего посмотреть на шум. Подстилков, который все это время снимал происходящее на телефон, разом нашел выход из создавшегося положения, заявив, что, сея обувь принадлежит Ландтредеру. Этого оказалось достаточно для очередного похода к директору, где тот, должно быть, уже в сотый раз за нынешний учебный год прочитал любимые нотации, не давая Исааку вставить ни единого слова в свою защиту.

После уроков Кудашевко, в сопровождении всей своей свиты поймал Исаака в коридоре, а затем заставил выйти с ними на улицу и поговорить по душам. Исааку не оставалось ничего кроме, как повиноваться. Выйдя во двор, они прошли к тенистому углу и скрывшись за большим гаражом остановились.

– Встань-ка на шухер, Подстилка, пока мы побазарим с ишаком! – Промычал Кудашевко своим командирским тоном. Как и вчера их было пятеро. «Может этот Ларин и правда не обманул?». Прижав Исаака к гаражу, Борис смачно плюнул ему в лицо, а затем хорошенько размазал, не забывая сдавить челюсть громадной клешней, да так, что зубы захрустели. Публика одобрительно загоготала. Сделав короткий и быстрый удар в живот, Кудашевко отошел на шаг назад, а затем приложил тяжелый ботинок к груди свалившегося Исаака. Исходивший от ботинка запах мог по праву сравниться с вонью от горы трусов и носков, которые никогда не стирали. Наклонившись Борис тихо прошипел.

– Это тебе за вчера, с*кина блевотина! Ты меня понял, е*анный урод!

– Ты только и можешь, как бить в толпе в сопровождении свиты! – Прохрипел Исаак сдавленным голосом. Не успел он договорить, как получил мощную пощечину.

– Завали е*ло, ублюдок! Сейчас буду говорить я, ты меня понял?

Он ударил его еще раз, снова в правую щеку. Все лицо вспыхнуло, с новой силой, да так что в мозгах у Исаака помутилось.

– Не убей его раньше времени! – Смеясь предостерег Костыль, подходя поближе.

– Можешь считать, что ты проживешь еще несколько часов пи*орас! – Свирепо пропыхтел Кудашевко, грозя кулачищем. – Давай Костыль просвети его полностью!

Костыль, в привычной ему манере, подошел, к лежащему на земле Исааку, слегка пнул под зад и тоном властителя всей вселенной проговорил, делая акцент на каждом слове.

– Теперь слушай внимательно. Сегодня ты идешь на свалку, что за твоей гнилой норой, знаешь такую? (Исаак кивнул) Хорошо! Мы будем ждать тебя у левой кучи возле забора, где нам никто не помешает, и ты ответишь за свое (он сымитировал голос Валюхи) отвратительное поведение. Ровно в три, ты меня понял? Если хоть на минуту опоздаешь, пиняй на себя. Обещаю твой гре*анный домик вспыхнет вместе с тобой и твоими б*ядскими предками. Гляди-ка.

С этими словами он, скинул рюкзак со спины и извлек оттуда полуторалитровую бутылку из-под тархуна «Диво», внешне похожую на гранату, с прозрачной жидкостью внутри. Сверху к ней был приделан короткий кусок толстой белой веревки, шедший через пробку внутрь. Внизу, на скотче, прикреплялся тяжелый металлический ободок.

– Не ты один тут химик! У меня таких больше десятка, можем сделать и еще. Механизм проверен, окно разбивает с пятнадцати метров. Уж поверь, до твоего окна долетит спокойно. И не думай стучать, мы проследим, чтобы ты не пошел домой или не вякнул кому-нибудь, точно проследим.

– Одного не понимаю, в вашем поистине гениальном плане, – съязвил Исаака, – отчего же нельзя начать прямо сейчас. Заберете меня от Валюхи, чтобы она добила то, что сегодня останется, завтра утром?

– А то! – ухмыльнулся Костыль. – Сегодня… ты почувствуешь вкус кое-чего интересного, на что нужно время! Слабительному нужно время, чтобы все прошло гладко.

– Вы ненормальные, не удивлюсь что вариант с дрисней придумал именно Кудашевко, а никак не ты или кто-то еще!

– В этом ты прав, гр*банный ишак! – Одобрил Кудашевко, дав крепкий щелбан Исааку в лоб. «Только бы они не вздумали меня обыскать, нож последняя надежда, лучше конечно крепкая дубина или… секунду! Свалка!». – Можешь валить ублюдок, лизать гнилую Валюхину киску!

Пнув его напоследок, а затем хорошенько оплевав, они с громким гоготом удалились. Некоторое время Исаак лежал в пыли, прислонившись больной спиной о гараж и прижав руку к животу. К увечьям он привык, к тому же его нервная система была довольно сильна, а болевой порог высоким. Встав, он сходил умылся, проверил на месте ли нож. Идти сегодня к Валюхи было бы слишком опасно. Задержи она его, беды не миновать, ведь эти придурки сами не понимают во что ввязались. «То, что они идут на свалку мне на руку, осталось лишь проникнуть внутрь и поискать что-нибудь подходящее, иначе они зароют меня там же под забором». Выйдя из туалета, он осторожно прокрался мимо учительской по пустому коридору, свернул на лестницу, ведущую на первый этаж.

– Исаак, что произошло! – Со страхом в голосе произнесла Вероника Николаевна, учитель биологии. Это была не высокая, хрупкая женщина, лет тридцати пяти, с североевропейскими чертами лица и светлыми волосами, которые она завязывала в небольшой пучок. Несмотря на свой возраст издали ее можно было принять за ученицу старших классов.

– Случайно упал, когда выходил на улицу. – Не останавливаясь проговорил Исаак, обходя учительницу. «Этого еще не хватало, сейчас она заподозрит что-то неладное, или, что еще хуже, начнет всем раззванивать». – Я забыл пенал на физике, вот и возвращался. «Ложь во спасение!». Извините, Вероника Николаевна, но сегодня мне нужно прийти домой пораньше, до свидания.

– До свидания. – Недоверчиво ответила она, будто бы раздумывая. С трудом пробившись сквозь толпу малолеток, Исаак вышел в коридор, а затем и из здания школы на свежий воздух. Осмотревшись по сторонам и проверив нет ли нигде опасности он быстрыми шагами направился, по соседней улице. «Придется идти в обход, да и через забор перелазить! И зачем я делаю все это, зачем!».

Пройдя жилые кварталы, он вышел к «железке», а затем и к дороге что вела на самую громадную свалку, которую только знал Исаак.

Насколько ему было известно никаких мусорных отходов там не было, скорее груды металлолома, наполовину засыпанные землей, старые покрышки, ломанные кирпичи и множество больших рытвин с маленьким гнилыми озерцами. Чтобы попасть внутрь, нужно было обязательно перелезать через бетонную стену с колючей проволокой, однако и в ней можно было найти слабое место. Не доходя до подобия КПП, серого обветшалого здания со старыми проржавевшими воротами, он свернул на обочину и, пробираясь сквозь высокую траву и кустарники, подкрался к южной части свалки. У высокой бетонной стены, он нырнул в неглубокую канаву, осторожно прокрался по ней метров тридцать. Найдя знакомое дерево, слегка наклоненное к стене, Исаак вылез из канавы, залез на небольшой пень, а затем прыгнул на сук, с которого перебрался на другой, шедший вверх под углом, прямо над порванной в этом месте колючей проволокой. Предварительно осмотревшись и не заметив ничего подозрительного, Исаак осторожно спрыгнул, на невысокий земляной вал, поросший густым бурьяном. Почва в этом месте была довольно рыхлая. «Теперь надо пройти к западной части, там всегда было что-нибудь интересное». Отряхнувшись, он как зверь направился между кустами, двигаясь в основном по небольшим рвам. Из земли, то тут то там торчал мусор. «Все-таки они здесь что-то зарывают, неудивительно что в жаркие дни отсюда несет всей этой вонью». Сплюнув, он продолжил пусть, все время следя за часами, а также за местностью по которой шел. По слухам, сторожа частенько отпускали больших бойцовых собак на прогулку.

Наконец, добравшись до нужного места, и найдя две земляные кучи, а также еще одну, состоящую из разбитых машин, ненужных холодильников и слегка воняющих покрышек, он остановился. Все было тихо, ни малейшего присутствия хоть кого-нибудь. «Мое оружие должно быть достаточно мощным, но и скрытым. Таким, чтобы можно было легко спрятать под куртку». Заострив внимание на старом шланге от стиральной машины, он взял его и попробовал хорошенько ударить о большой ржавый бак. Звук приятно порадовал, однако использовать шланг только, как хлыст было бы не разумно. Хорошенько порывшись, Исаак нашел моток проволоки, несколько ржавых гвоздей, небольшую алюминиевую пластину, в форме полукруга, короткую стальную трубку и деревянную рукоять от швабры, диаметр которой был чуть больше внутреннего диаметра шланга. «Хорошо, что у меня есть пилка и кусачки на ноже, должно выйти довольно неплохо, не ахти, но хоть что-то для защиты от этого стада». Соорудив некое подобие кистеня, на конце которого находилась стальная трубка, закрытая шлангом и закрепленная с обеих сторон проволокой, поверх трубки, плотно закрепленные шлангом, торчали гвозди. На другом конце располагалась рукоятка. Хорошенько ударив по баку и убедившись в достаточной крепости кистеня, Ландтредер аккуратно сложил его под куртку. «Два сорок пять!».

Обогнув кучи, и подойдя к стене Исаак принялся искать меленькую собачью нору, о которой знал довольно давно, с твердым намерением ее расширить. Найти ее оказалось не сложно, а вот на расчистку ушло несколько больше времени, чем он думал. Так или иначе, но в три часа Исаак, слегка красный от бега, стоял в нужном месте, прислонившись спиной к большому тополю. Кудашевко и все остальные должны были появиться с минуты на минуту. Пять минут, десять… «Это на них не похожи, не верю, что они так глупо пошутили, а может быть они пошли сжигать дом!». Эта мысль по-настоящему напугала Исаака, хоть и уверенности в ней не было. Да Кудашевко любил поколачивать и издеваться над детьми, тряс с некоторых деньги и телефоны, рисовал на стенах разные художества и надписи, мог разбить окно или проткнуть шины автомобилям, конечно на Исаака у него были особенные взгляды, однако они не уходили так далеко. Сжигать дома или убивать кого-нибудь было бы через чур, даже для такой сволочи, как он. Тем более, что все мероприятия и героические походы продумывал Костыль, а он, какой бы тварью не был, понимал где следует остановиться. Бутылка, была больше для страху, чем для каких-то действий. И все же в глубинах сознания – это затишье не предвещало ничего хорошего, тем более что прошло уже двадцать минут.

Чем больше ждал Исаак, тем сильнее становился гнев. Только подумать, он свалил с дополнительных занятий по русскому языку, ради этих подонков, залез на охраняемую свалку, целый час копался в хламе, изготовляя оружие против банды, ничего ни ел и не пил с самого утра, испачкал всю одежду, в который раз ободрал руки и все ради того, чтобы увидеть пустую площадку! «А может это все только игра? Может они сидят и выжидают в кустах пока я сдамся и уйду, чтобы потом предъявит все обвинения и расправиться еще сильней!». Оглядевшись по сторонам, прислушавшись и погуляв вокруг тополя, Исаак убедился, что все это не более, чем глупая подстава, которую они придумали лишь для того чтобы отогнать его от этих дурацких занятий! Достав «кистень», Исаак со злости ударил им о бетонную стену, а затем швырнул куда-то в канаву и выругавшись поплелся домой.